Текст книги "Ловушка для потерянной души(СИ)"
Автор книги: Ксения Герцик (Гаврилова)
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
– Вот как? – вскинул тот брови, изучая мой наряд. Я невольно одернул край широкой рубахи, но тут же взял себя в руки. Выпрямил спину и с вызовом глянул ему в глаза.
– Вы сомневаетесь? – протягиваю вперед руку с перстнем рода.
– Свободен, – впился взглядом в кольцо чиновник, отправляя служку, прочь из кабинета.
Я не дожидаясь приглашения, уселся в удобное кресло со светлой обивкой. С удовольствием заметил, как скривился чиновник при виде растекающейся по ткани грязи с моей одежды.
– Сообщите в столицу о моем прибытии в этот город. – Наливаю себе горячего чая в кружку, что видимо была приготовлена для хозяина. Оглядываю кабинет. Неплохо для такого убогого города. Все в дереве редких пород, позолота бьет в глаза. Множество книг в стеклянном шкафу во всю стену. Недешевое удовольствие.
– Ваше высочество, – наконец опомнился чиновник, поправляя съехавшие на кончик носа очки. – Как такое произошло? Я незамедлительно сообщу миссару, что вы нашлись!
– Что? – я подавился чаем, пролив его на штаны. Даже жгучее чувство голода пропало. Сердце подпрыгнуло к самому горлу.
– Вот, напишите, пожалуйста, все, что с вами произошло для расследования, а я пока доложу. – Не замечая моего приступа паники, он выложил письменные принадлежности.
– Не надо никому докладывать! – вскинулся я. – Дайте мне денег и предоставьте дом с круглосуточной охраной!
– Но как же... – замер мужчина, отирая пот со лба. – Миссар...
– Не надо миссара! – срываюсь на крик, стукнув кулаком по столу.
– Хорошо, ваше высочество, – справился с собой он и опустился в кресло напротив. Что-то изменилось в его взгляде. Меня это насторожило. – Пишите тогда. Тут форменное заявление на подтверждение личности, Протокол нападения...
– Вы хотите, что бы я писал сам? – вздергиваю брови, глядя на чиновника.
– Но... – замялся он. – Это обязательная процедура.
– Потом, – отмахиваюсь от него. – Сейчас мне нужны деньги и дом. А с бумагами сами разберитесь.
– Прошу прощения, – он снова поднялся. – Но я настаиваю. Заполните форму.
– Не буду! – отталкиваю от себя бумаги, разлив чернила. Я столько пережил, через столько прошел. Еще и миссар здесь, совсем рядом. Мне нужно в безопасное место, под охрану. Только дам денег серому в знак благодарности и забуду все это, как страшный сон.
Но чиновник не спешил выполнять мои требования. Стоит напротив, сложил руки на массивной груди и постукивает по плечу пухлыми пальцами.
– В чем дело? – тоже встаю, а то шея скоро заболит смотреть на него.
– Прошу прощения, принц, но меня мучают сомнения. – Сощурил он и без того маленькие глазки.
– Какие еще сомнения? – ставлю чашку с ароматным и таким желанным чаем обратно на стол, пытаясь скрыть, как дрожат руки.
– Сами подумайте, – вздохнул он. – Неизвестный человек с кольцом императорской семьи. В таком печальном виде. Еще от встречи с миссаром отказываетесь и требуете денег. – Начал перечислять он, меряя кабинет шагами.
– К чему вы клоните? – прервал я его размышления.
– А к тому, что только господин миссар может подтвердить вашу личность. – Качает головой. – Поймите мое замешательство. Почему же вы, если действительно являетесь принцем, отказываетесь?
– У меня на то свои причины! – вскидываюсь, встаю, едва не опрокинув поднос с чаем.
– У меня тоже, ваше высочество, – хватает меня за руки, стягивает кольцо с моего пальца. Единственное подтверждение моего статуса.
– Отдайте! Оно мое! – голос предательски сел. Вместо уверенного заявления получился невнятный писк.
– Правда? И как давно? День, два? – хмыкнул он, опуская в кресло. – Пошел прочь отсюда, пока в застенки не загремел за измену! – рыкнул он, ударив по столу. Чайник жалобно звякнул. Я вздрогнул, глядя на то, как мой шанс на спасение тает на глазах.
– Вы... – хриплю. – Вы что себе позволяете?! – повышаю голос, но грозным он от этого не стал. Скорее наоборот выдает всю степень моего испуга.
– Стража! – поморщился он. В кабинет вернулись те самые служки, что встретились у входа. – Уберите этого отсюда. – махнул рукой.
– Подождите! – я дернулся было к нему, но меня перехватили стражники и, будто не замечая сопротивления, потащили прочь. – Стойте! Это ошибка! Верните кольцо! Я принц! Я будущий император!
– Гуляй отсюда, император, – хохотнул один из стражников и столкнул с лестницы вниз. У самой мостовой меня подхватил на руки серый. Злые слезы застилали глаза.
Нищие со злорадством наблюдали за моим унижение. Вон как скалятся, усмехаются стражники у дверей, вновь занимая свой пост. Серый говорит что-то, но я не слышу. Тащит меня прочь. Вокруг опять грязь и дождь начинается.
Серому не смог признаться. Отчего-то стало стыдно за свою глупость и безграмотность. Возможно, заполни я форму и все сложилось бы иначе, но... Я не умею ни писать, ни читать. Никогда не считал это важным умение. Хотя, чего стыдиться? Зачем мне марать руки, если есть те, кто могут сделать это вместо меня. Тем не менее, не смог. Промолчал. Казалось, узнай он и непременно во мне разочаруется. Что-то меняется в этом мире. Я стыжусь перед каким-то сумасшедшим бродягой.
Настолько задумался о себе, будущем и несправедливости жизни, что не заметил, как нас окружили нищие, которых видел на ступенях. А я только начал представлять с каким удовольствием отдам приказ о казни того чиновника и стражников.
Грязные люди обступили нас, преграждая выход. Смотрели, как на грязь под ногами. Я попытался было высказать им все, поставить на место, но серый меня остановил. Неприятно было, что даже он против меня. Но решил подождать, посмотреть, что из этого выйдет.
Нас привели в какой-то дом. Точнее не так. В развалины. Домом это было назвать нельзя. Толпа грязных людей со злыми глазами. Снова прячусь за спину серого. Страшно. А он будто и не замечает этих взглядов. Смело идет вперед, смотрит на них. А я хочу убежать. Неважно куда, но подальше. Меня опять оскорбляют. Злюсь, но молчу. Не могу понять, почему серый их слушает. Зачем мы вообще сюда пришли? Почему не в гостиницу? Или даже самый захудалый постоялый двор мне подойдет. Я потерплю денек. Но серый будто не понимает этого. Злюсь еще сильнее. Отброс, который водится с отбросами. Вон, улыбается даже. Не выдерживаю и выбегаю на улицу.
Сильный дождь заливает глаза. Накидываю тонкий капюшон. Холодно. Одежда моментально промокла насквозь. Ну и ладно. Заворачиваю за угол, что бы меня не увидели, сажусь на холодные камни обрушенной стены. Пусть себе остается с этими грязными недолюдьми.
– Заболеешь, – равнодушный, но ставший привычным за эти дни голос серого. Кошусь на него. Сидит рядом, смотрит на пустую стену напротив, будто что-то интересное там увидел.
– Ну и пусть, – стараюсь ответить с достоинством, не сорваться на позорный крик.
– И умрешь, – продолжает он.
– Ну и пусть! – не удержался. Злость вырвалась наружу. Он издевается надо мной. Это все чья-то глупая шутка! Как я, принц, мог оказаться в подобном месте?! Среди таких вот людей, которые со мной не то что говорить, даже смотреть не должны в мою сторону. Выговариваю ему все, что накипело, кричу, вкладывая все отчаяние в голос.
– Твое дело, – обжог он меня колючим взглядом. Впервые я увидел в них хоть что-то, кроме равнодушия. Стало еще обиднее. Он даже не кричал в ответ. Лишь задавал вопросы. Те, на которые у меня не было ответа. Я даже не задумывался над ними все это время.
Серый так же незаметно, как появился – исчез. Лишь темный силуэт сквозь пелену дождя мелькнул на углу дома. В душе заметались сомнения. Я понимаю, что он прав. Но... да плевать на все эти "но", не хочу оставаться один. Он прав. Без этих отбросов нам не выжить. И я в очередной раз должен смириться, склонить голову. Ненавижу.
Срываюсь с места, догоняю серого, хватаю за руку, боясь потерять.
– Прости, – говорю тихо, боясь, что он услышит. Но на душе становится легче. Не услышал. И ладно. Так лучше. Еще никто не слышал от меня таких слов. И произносить их было очень непривычно и неприятно.
Тьяра Ка Тор.
Дочь рода наместников третьего полного ранга ныне бесполезных земель.
Смазанные тени темных кустов пролетают мимо, разлетается размытая дорога веером грязных брызг под копытами коня. Ветер бьет в лицо, толкает в грудь, стремиться вырвать из седла. Острые капли дождя ледяными иглами жалят кожу. Глаза застилают слезы обиды, жалости к себе. Если бы отец не умер, если бы мать была жива... Столько этих если накопилось, что не счесть. Есть ли смысл о чем-то жалеть? Прошлого не изменишь, но в моих руках будущее. Я буду выбирать его сама. Никто не посмеет больше мне указывать. Наложница? Я? Дочь знатного рода? Тетя сошла с ума. Никогда не будет этого.
За очередным поворотом извилистой дороги показались темные стены города. Сердце на миг остановилось. Тонкий ручеек людей становился все короче, втягивался в темноту открытых ворот, виляли, пропадая в ней повозки. А небо все темнее, укрывается тяжелыми тучами, спускается все ниже.
Не успеваю. Сжав зубы, бью пятками в бока лошади. Совсем немного осталось. Я должна успеть. Если не сейчас, то до утра ждать нет смысла, меня догонят. Только за этими мрачными стенами у меня есть шанс. Сердце бешено колотится в груди, не могу разобрать в его стуке, есть ли сзади погоня, а обернуться нельзя. Тогда точно полечу в грязь и переломаю ноги. Хорошо, если бы это была шея. Тогда и мучиться не надо. Недавно я всерьез рассматривала смерть, как один из возможных выходов. Но теперь я четко вижу другой путь. Ну и что, что одна. Устроюсь как-нибудь. Многие приезжают в города, находят работу и живут. Чем я хуже? Главное осмотреться и нос не воротить.
В последний момент успеваю проскочить меж створками закрывающейся решетки ворот. Гулко стучат по мостовой копыта, ежусь от черных провалов бойниц в длинном коридоре стены, кажется, что оттуда смотрит кто-то, щупает неприятным взглядом.
Замираю на небольшом пятачке свободного пространства у ворот. Смотрю, как растекается в разные стороны толпа тех, кто так же, как я, в последний момент успел войти в город. Они пропадают в темных бесконечных улицах, все дальше унося громкое эхо стука копыт и скрипа старых телег, растворяются в сером тумане, что стелется по земле.
Плотнее запахиваю плащ. Бесконечные осенние дожди выматывают не хуже длительной скачки. Высокие дома из камня с деревянными пристройками обнимают широкий проспект со всех сторон, греют лужи ярким светом запотевших окон. Неровные кубики мостовой, кажется, подрагивают от мелкой мороси, словно волны на широкой реке дороги. Она стрелой уходит далеко вперед, касается своим далеким узким краем горизонта. Красиво. Никогда не была в больших городах. Мне и соседнее село казалось столицей. А тут такое. Одни эти дороги чего стоят. Нет привычного грязного болота, идешь, не боясь оставить где-нибудь сапоги. Телеги проезжают, когда у нас, напротив окон одна уже по брюхо утонула в этой серой жиже.
Поначалу вздрагиваю от собственных громких шагов на пустой улице, морщусь от оглушающего цокота копыт лошади по мостовой. Я успела в последний миг. Еще бы немного и ворота закрыли. Я не жалею. Жизнь у меня одна, а все сидела дома, не подозревая какой он, мир. Постепенно широкие улицы и проспекты сменились узкими переулками и темными подворотнями. Теперь яркий свет окон был виден лишь тонкой полоской, что выбивалась из-под плотно закрытых ставен. Ноги все чаще проваливались в ямы, полные грязи. Я заблудилась в этом бесконечном каменном лабиринте.
– Добрый вечер, – холодная сталь обожгла кожу у горла. Вздрагиваю, но хватает ума не дернуться. Чья-то рука шарит по моему поясу. Вот упал на землю кинжал, утонул в очередной мутной луже.
– У меня ничего нет, – едва справляюсь с непослушным голосом. Нервно всхрапывает и дергает за повод лошадь. Кинжал царапает кожу, по ключице бежит горячая струйка крови.
– Не рыпайся, если жить хочешь. – Жмурюсь, даже дышу через раз. Выпускаю из онемевших пальцев повод. Жесткие пальцы щупают карманы, забирают то немногое, что удалось взять с собой на первое время. Из глаз снова текут слезы, едва сдерживаю всхлип. Жизнь дороже. Скорей бы все закончилось.
Пропал ледяной холод лезвия у горла, застучали подковы моего коня где-то позади, растворяясь в шорохах ночного города. Ноги подкосились, падаю на мостовую, не обращая внимание на холод и боль в содранных коленках. Изо всех сил тру глаза, пытаюсь прогнать предательские слезы, а они все текут, сколько ни моргай. Расплывается темными кругами переулок, стекает с растрепанных волос вода, смешивается со слезами. Шарю по лужам, ищу свой кинжал. Он единственное, что осталось от отца. Но и здесь не везет. Сбиваю пальцы, ломаю ногти, ковыряясь в вязкой грязи среди расползающихся камней мостовой. А его все нет, словно и не было никогда. Как в болотной жиже. Прекрасное наваждение новизны пропало. Ненавижу этот город. Ненавижу свою жизнь.
Никто.
После этого разговора Арри ничего не говорил. Только смотрел по сторонам, жался ко мне и старался не подходить близко к остальным жителям дома. Как ни странно на нас никто не нападал, не приставал с лишними вопросами, просто приняли, как есть. Мы стали лишь еще одним моментом в жизни странного убежища, где каждый живет со своими страхами, надеждами, мечтами и воспоминаниями, которые стараются забыть.
Долго не удавалось уснуть. Вглядываюсь в лица ребят, смотрю на совсем маленьких, которые жадно провожают глазами каждый кусок черствого хлеба. Еду здесь делили поровну. Каждому одинаковые горбушки. И не важно, какой ты, большой или маленький, заработал сегодня или нет. Все в этом доме общее, все равны.
Завтрака не было. Хитрый сказал, что голодные лучше работают. В чем-то можно с ним согласиться, но это была не жадность и не принцип, просто есть было нечего. Все надеялись, что сегодня, ближе к вечеру удастся хоть что-то заработать, а значит и поесть.
– Новенький, на выход, – прервал наши сборы жесткий голос лысого от входа. Вздрагиваю, переглядываюсь с парнями. Почему я? Что не так? Арри поднялся со своего матраца, встревожено глядя мне в след.
Едва перешагнув за порог нового дома, получаю сильный удар под ребра. От неожиданности падаю. Следующий удар ногой, выбивает воздух из груди. Хриплю, стараясь встать.
– Не сопротивляйся лучше, – наклоняется ко мне лысый, поднимая за подбородок лицо. – Я же говорил, что с тобой поработать надо. Ты и так не красавец, но после пары ударов совсем жалким станешь. Денег больше.
С удивление смотрю на него. Рядом стоит тот вчерашний здоровяк, разминая руки. С трудом поднимаюсь на колени, скольжу взглядом вокруг, ищу что-то, чем можно защититься. На крыльце стоят ребята, смотрят с жалостью. Хитрый держит вырывающегося Арри, заломив ему руки за спину.
Опять пропускаю удар, засмотревшись на Арри. В этот раз по лицу. В глазах темнеет, кажется, что трещит челюсть, выталкивая зубы. Рот наполнился кровью. Падаю на четвереньки, трясу головой. От следующего удара пытаюсь закрыться руками, но здоровяк перехватывает запястья, заламывает за спину, толкает коленом в спину. Опять падаю, лицом в жидкую грязь. Теперь что-то хрустнуло в носу. Кровь шумит в ушах. Кто-то хватает меня за шею, трудно дышать. Хриплю, царапая пальцами мощную руку.
– Перестаньте же! – отчаянный крик Арри.
– Хватит, – голос лысого. Хватка пропадает. С жадностью глотаю воздух. Каждый вздох дается с трудом и болью. По лицу течет грязь и кровь из разбитого носа. Вытираю рукавом, задираю голову наверх.
– Ты как? – чьи-то ноги рядом. Поднимаю глаза. Хитрый и Красавчик. – Не обижайся, так лучше будет.
– Сволочи! – бросается на них Арри, неумело, наотмашь бьет руками по лицу, колотит кулаками в грудь.
– Успокойся, породистый, – отталкивает его Хитрый так, что парень падает и еще метр скользит по грязи, затормозив только у стены. Со злостью смотрит на местных, вытирая злые слезы.
– Заканчивайте, – резко прерывает разборку лысый. – На работу пора.
Ребята помогают мне подняться, отряхивают налипшую грязь. Вытираю лицо какой-то тряпкой, размазываю кровь по лицу еще сильнее. Красавчик уводит Арри в дом, а Хитрый тянет меня за собой. Снова вокруг подворотни и узкие безлюдные улочки. Постепенно выбираемся из трущоб, идем вдоль высоких заборов богатых домов. Рыжий умело обходит посты стражи, просачивается в узкие закутки, которые и улицами назвать сложно. Пару раз едва успеваю отпрыгнуть от потока нечистот, что жители домов выливают прямо из окон.
К тому моменту, как мы вышли к площади, вид у меня был пугающий. Даже некоторые нищие шарахались прочь, затыкали нос руками, делали странные знаки в воздухе. Хитрый сказал, что демонов отпугивают.
– Садись, – указал он мне на ступени местного дома управления. – Сегодня ты вместо Красавчика будешь. Помни, лицо несчастное, голос тихий, в глаза заглядывай, желательно подвывать что-то. Неважно что, они все равно не слушают. Главное – эффект! – подмигнул мне, доставая из дырявой сумки грязный плащ. Накинул себе на плечи, расправляя, что бы все пятна и дыры были лучше видны. Подобрал с мостовой комок грязи, растер по рукам и мазнул щеки, растрепал и без того торчащие в разные стороны волосы и сел рядом со мной.
– И что теперь? – оглядываю пустую площадь. Ступени и ближайшие закоулки заполнялись другими такими же, как и мы. Люди брели отовсюду, кто прихрамывал, кто стонал. Толи в роль вживался, толи действительно плохо.
– Ждем. – Пожал он плечами. – Как только кто появится – лови. Тянешь руки, но одежды не касайся, они этого не любят, ударить могут. И главное не забывай подвывать. У тебя должно получиться. Видишь, как другие косятся? – оглядываю соседей. Действительно смотрят. Оценивающе, некоторые даже завистливо. – Ты у нас красавец. Давай работать, – дернул он меня за рукав, мотнув головой в сторону подъехавших всадников.
Трое мужчин в синих мундирах, с какими блестящими штуками и цепочками на груди. Они лихо разрезали поток людей, который постепенно заполнял площадь. Завороженно смотрю на них. Красиво. Черные кони с длинными гривами тоже все в каких-то штуках, позвякивают, блестят на выглядывающем сквозь тучи солнце.
Всадники остановились у нашего крыльца, спешиваясь. Сняли шлемы в виде морд каких-то неизвестных мне животных с кисточками на затылке. На поясе у каждого меч и кинжал. Рукоять и гарда сверкают россыпью драгоценных камней, ослепляя.
– За лошадьми пригляди, – кинул монетку Хитрому один из них. Парень ловко поймал ее и кивнул, пересаживаясь ближе к началу лестницы, цепко глядя в толпу. – Капюшон-то сними, – напомнил он мне, проползая мимо.
Стягиваю капюшон, но поздно. Всадники уже прошли мимо, не удостоив меня и взглядом. Другие такой оплошности не допустили. Подползают к ним, едва касаясь грязными руками черных плащей, бубнят что-то. Вот уже три монетки покатились по ступеням, вызвав шевеление в рядах нищих. Вскоре началась почти настоящая драка за небольшие кругляшки, что затерялись в этой свалке. Не сдержавшись, морщусь. Мерзко на душе. Хитрый недовольно качает головой.
Мимо нас проходили люди. Поначалу разглядывать их казалось интересно, но потом надоело. Они для меня превратились в один сплошной поток одинаковых лиц в яркой одежде. Некоторые шипели сквозь зубы, бросая монеты, некоторые пинали или даже наступали на пальцы, когда тянешься за деньгами. Мысли медленно ворочались в голове. Неужели люди на самом деле такие? Почему-то обидно. Смотрю на нищих, которые уже и на людей-то не похожи. Сидят, все в грязи, переглядываются, готовые за монетку убить соседа. И им такая жизнь кажется правильной. Понимаю, другого выхода может и нет, но... Мне казалось, что человек в любой ситуации должен оставаться человеком, а не становиться таким вот... Я все реже протягиваю руки, пальцы болят. Мне их за полдня уже трижды отдавили тяжелыми сапогами. Уже и притворяться не надо, они и так дрожат. Ко всему прочему снова начался дождь. Многие нищие разбежались, заметив, что людей на площади все меньше. Мы же с Хитрым продолжали сидеть. Он следит за лошадьми, отрабатывая плату, я продолжаю попрошайничать.
– Куда он вчера пошел? – смутно знакомый голос откуда-то сверху. Холодный и почему-то вызывающий страх. Поднимаю голову, слегка сдвигая капюшон. Один из тех всадников. На его груди больше всего блестящих штуковин и кисточка на шлеме больше похожа на конский хвост, длиннее, чем у остальных.
– Откуда же нам знать, миссар, – развел руками один из охранников на входе. По спине у меня побежал холодок. Сердце забилось чаще. – Они вроде с нищими общались. А дальше пошли куда-то.
– Они? – переспрашивает миссар.
– Ну да, он с кем-то был. Но лица не видели, под капюшоном скрывался. – Закивал стражник.
– Эй, Никто, – толкнул меня в бок Хитрый. – Не надо так откровенно пялиться и слушать. Они не любят. Сиди с опущенной головой и не выделяйся.
– Хорошо, – киваю, исподлобья продолжаю наблюдать за разговором. Миссара не разглядеть. Другие всадники закрывают. Слышу лишь голос и часть костюма видна. Что тогда, в подвале, что сейчас лица не видно. Может, я ошибаюсь? И не он это вовсе? Мало ли миссаров в этом городе и стране. Ведь это вроде как должность, не может он быть один единственный. Но голос похож, мороз по коже.
Он еще пару минут разговаривал о чем-то со стражниками, а затем начал спускаться. От испуга вжимаю голову в плечи и жмурю глаза, стараясь раствориться, слиться с этими ступенями, стать одной из статуй у входа. Понимаю, что узнать не может, а все равно страшно. Гулкие шаги все ближе, сердце колотиться в груди все громче. Но, вроде все стихло. Не слышно больше шагов, зазвенели доспехи, слышу, как переступают ногами лошади, цокая подковами по мостовой. Несмело открываю глаза, что бы осмотреться. Взгляд натыкается на чьи-то сапоги прямо у моих ног. Вздрагиваю.
– Эй, – тот самый голос. Дрожащей рукой натягиваю капюшон еще ниже на лицо.
– К тебе обращаются, – громкий щелчок хлыста по ступеням совсем рядом со мной. Шарахаюсь от неожиданности, чуть не падаю.
– Да? – сглатывая колючий комок в горле.
– Парня вчера не видели? Молодой, высокий, стройный, с длинными темными волосами, чуть раскосыми глазами. – Ни тени эмоций в голосе. – Он вчера тут был, около полудня, потом ушел после ссоры со стражей.
– Не знаю, – голос предательски дрожит, боюсь поднять глаза.
– Не видели, значит, – больше обращаясь сам к себе протянул он. – Увидишь такого, скажи этим ребятам на входе. Оплата будет соответствующая. И остальным своим передай. – К моим ногам упала монета. Такой еще не встречалось. Большая, ровная, круглая и толстая, золотого цвета. Несмело поднимаю ее, сжимая в кулак.
– Хорошо, – киваю.
Ему мой ответ был безразличен. Он уже был возле своих спутников, переговариваясь о чем-то. Только сейчас позволяю себе немного приоткрыть лицо, что бы разглядеть миссара. Теперь сомнений не осталось. Это тот самый человек, который хотел спалить нас в подвале.
– Ты в следующий раз кланяйся, дубина, – отвесил мне подзатыльник Хитрый, закрывая обзор на всадников. Вскакиваю, пытаясь рассмотреть, поймать, хоть издали. Но они уже вскочили на коней, успеваю заметить лишь спину и длинные темные волосы, собранные в хвост у того, кто в центре. Так и не удалось узнать его лица.
– Слышишь? Ты чего дерешься? – растерянно потирает спину Хитрый, поднимаясь с мокрых ступеней.
– Извини, – не помню, как так получилось, слишком уж хотелось разглядеть этого миссара.
– Тебе повезло, что он нас за людей не держит. А то бы мигом голову снес за такое обращение, – продолжал бубнить рыжий. – Ты к людям должен обращаться "господин" или "госпожа" и при этом кланяться не забывай. А то помрешь быстро. Они не терпят такого обращения от швали вроде нас.
– Я запомню, – киваю, провожая всадников взглядом. Они скрылись за одним из поворотов улиц. В голове все еще звенел этот холодный голос. Они ищут Арри. И ведь обязательно найдут, не сомневаюсь в этом. Тут остается только вопрос времени.
– Идем домой. Народу нет совсем. А заболеем, так лекарства не на что купить, – потянул меня прочь от ступеней Хитрый.
Аррианлис Ван Сахэ.
Наследный принц империи Сантор.
Есть хотелось сильно. Желудок, казалось, прилип к позвоночнику и шевелится, скручивается внутри. Даже голова закружилась. Того, что дали вчера было очень мало. Как можно наесться одной коркой отсыревшего несвежего хлеба с привкусом плесени? До сих пор передергивает от мыслей о том, что и сегодня придется это есть. Но есть хотелось все сильнее. Постепенно я пришел к мысли, что и такая еда подойдет, лишь бы избавиться от этого мерзкого чувства.
Рядом на матрасе мирно посапывал мелкий. Он единственный, кто не ходил на работы из-за возраста. Сложно было найти ему подходящую одежду, а выпускать в одной рубашке на улицу не решались, боялись, что заболеет. Сомневаюсь в этом. Крысы они и есть крысы. До сих пор в глазах темнеет, как вспомню, как утром били серого. Ненавижу их. Кулаки сжались от злости.
Я блуждал взглядом по пустому дому. В тишине отчетливо слышалось завывание пустого желудка. Как бы дотянуть до вечера? Хотя мелкий сказал, что ужин не обязательно будет. Бывает и такое, что пару дней на одной воде сидят. Меня передернуло. Как можно сидеть на воде? Врут они все. Сам вчера видел, как Хитрый доставал еду. Там еще одна буханка была. А чем дольше лежит, тем сильнее портится. Плесень ждать не будет. Зачем беречь хлеб? Что бы его потом выкинуть? Бред.
Оглядываюсь по сторонам. Малой спит, Красавчик ушел куда-то, приказал тихо сидеть. Тоже мне, командир нашелся. Ноги сами привели меня к той яме, что служила здесь погребом. Отодвигаю в сторону доски, заглядываю внутрь. Так и есть. Достаю дрожащими от нетерпения руками небольшой сверток. Разворачиваю, вдыхая такой простой, но удивительно волшебный запах хлеба. Оглядываюсь по сторонам. Тут уже отрезано немножко. Никто ведь не заметит, если я отломлю еще кусочек? Рот наполнился вязкой слюной. Отрываю первый небольшой кусок и запихиваю в рот. Живот довольно урчит, требует еще. Буре еще, совсем немного. Не забываю прислушиваться. А то вдруг кто придет. Мелкий может проснуться, да и Красавчик обещал вернуться.
Тянусь за следующим кусочком и замираю. В руках лишь потрепанная ткань, с которой на пол сыплются крошки. Ни одного кусочка не осталось. Сердце в груди подпрыгнуло. Бросаю тряпку обратно в нору и судорожно задвигаю обратно крышку, накрывая брезентом. Оглядываюсь по сторонам. Тихоня по-прежнему спит. Отползаю обратно к стене, сворачиваюсь на матрасе в комок и закрываю глаза. Надо сделать вид, что сплю. Тогда никто ничего не заметит и не докажет. Мало ли куда могла деваться эта корка, тут крысы тоже есть. Если что свалю все на них.
А чувство голода снова напомнило о себе. Как же мало было хлеба. Никто не заметит. Даже я не наелся, а уж о том, что бы делить на всех и речи не могло быть. Жмурю глаза, представляя себя в родной спальне. Вдох – выдох. Треск камина, шум ветра за окном. Вдох-выдох. Негромкие разговоры стражи за дверью. Все хорошо.
– Встать! – удар ногой в живот. Вскрикиваю скорее от неожиданности, чем от боли. Сажусь, кручу головой, не понимая, что происходит. Рядом стоят Красавчик и малой. Мальчишка горько плачет, потирая попу. Тоже получил от этого недоаристократа?
– Что ты себе позволяешь? – встаю, с вызовом глядя на него. Какое он право имеет других бить?
– Ты съел? – кидает к моим ногам тряпку в которую еще недавно был завернул хлеб. – Признавайся, уродец патлатый, – толкает меня в грудь. Врезаюсь спиной в стену, воздух вышибает из легких.
– Сдурел? – злюсь, делаю шаг вперед, тоже толкаю его. – Ты у этого спроси, – киваю на мелкого. – Он сожрал, пока я спал.
– Это не я, – заныл мелкий, размазывая слезы по грязному лицу. – Я знаю, что нельзя. Нам тогда всем есть нечего будет.
– Врешь, – заявляю я, тем не менее, отступаю подальше от разозленного Красавчика. Подумаешь, съел. Что в этом такого? Сегодня придут вечером, принесут еще.
– Я не вру, – в очередной раз вытер глаза малыш и зло посмотрел на меня, сжимая маленькие кулачки. – Я не трогал хлеб! – в животе у него громко заурчало.
– А Тихоня-то не врет, – перевел на меня злой взгляд Красавчик. Я нервно сглотнул.
– Ну, я, я съел! Доволен? И что? – надоело! Все надоело! Почему я должен отчитываться перед этими отбросами за какой-то кусок хлеба?! – Что теперь, спрашиваю? – снова толкаю его в грудь.
– А сейчас, – он ударил меня по лицу так сильно, что я упал на пол. В глазах потемнело. Из глаз брызнули слезы, даже не от боли, а от обиды. Никто никогда и пальцем меня не трогал. – Сейчас я буду тебя бить до тех пор, пока из твоего желудка не выйдет все то, что ты украл! – Он кинулся на меня с кулаками.
Успеваю поставить ему подножку. Он, нелепо взмахнув руками, тоже падает, прямо на меня. Мы вместе катимся по полу. Я изо всех сил бью его ногами. Кричу. Люди здесь сумасшедшие. Он укусил меня за ухо. Горячая кровь потекла по лицу, забираясь в волосы.
Никто.
Мне начинает казаться, что небо этого мира всегда укрыто серыми облаками. Они медленно ползут, перекатываются, переплетаются друг с другом, рисуя причудливые узоры. Мелкий дождь, словно чьи-то горькие слезы, льется с них, пытается смыть всю ту грязь, что царит вокруг. Идем осторожно. Воды так много, что придорожные стоки переполнены, того и гляди потекут реки нечистот по дорогам. То там, то тут зловонные лужи. Я уже почти не обращаю внимания на этот запах. Наверное, привычка выработалась. Народу все меньше. Мы, не скрываясь, идем по улицам, стражи не видно. Никому не охота в такую погоду вылезать. Впереди меж других, таких же перекошенных зданий показался наш дом. Жаль, второй раз иду и не могу запомнить дорогу. Слишком много поворотов, да и, кажется, они специально каждый раз ведут меня по-разному. Не доверяют? Путают специально? Может быть. Какой-то шум и крики из дома заставили отвлечься от мыслей. Мы с Хитрым переглянулись и не сговариваясь бросились к дверям.
– Красавчик, что творишь?! – первым среагировал Хитрый, оттаскивая товарища от завывающего Арри. Я с удивление смотрю на множество проступающих синяков на лицах обоих и кровь, в которой измазан Арри. Рядом стоит и горько плачем Тихоня.
– Пусти меня, старший, – отмахнулся от него Красавчик, но рыжий надежно схватил его за шиворот. Так, что даже послышался треск рвущейся ткани.
– Что происходит? – выхожу вперед и на всякий случай встаю между Арри и Красавчиком.
– Ты у своего друга спроси, – шипит он, но уже не вырывается из захвата Хитрого.
– Арри? – поворачиваюсь к нему. Тот отряхивает грязь с одежды и вытирает кровь с лица.
– Что? – вскидывает голову, обжигая меня взглядом. – Он на меня первым напал. – Удивленно перевожу взгляд на Красавчика. Тот только скалится, глядя на кровь, что по-прежнему течет по волосам Арри.
