Текст книги "Ловушка для потерянной души(СИ)"

Никто.

Бесконечная равнина золотистого песка с редкими клочками сухой травы и невысоких деревьев. Ее край пропадает далеко за горизонтом, сливается с серебристой лентой реки. Она берет начало в горах на западе, извивается, словно змея, пробивает себе путь в трещинах обожженной земли, касается холодными водами стен крепости на границе песков и чахлого леса, откуда вывела нас дорога.

Высокие стены покрыты белесым налетом, словно давно забытой серой пылью земель изгоев. Узкие бойницы окон чернеют ровными провалами, как дыры в изъеденной временем ткани. Бросает широкую тень на вытоптанную сотнями ног землю стоянки войск. Все стремятся спрятаться в ней от палящего солнца.

– Жара, – выдохнул рядом Тощий. Развалился на узкой полоске сочной травы у самого берега реки.

– Да, лучше уж, когда холодно, – кивнул Старый, оттирая пот со лба.

– Долго мы тут торчать будем? – снова Тощий. Будто я знаю то, что неизвестно им. Пожимаю плечами, смотрю на далекий горизонт, который едва угадывается за сотнями шлемов людей и серыми куполами наспех поставленных палаток. Проглядывает иногда, дрожит горячим маревом, создавая причудливые танцы миражей.

– Уже несколько отрядов ушли, может и нам повезет? – шмыгнул носом Мелкий.

Многотысячное войско медленно распадалось на небольшие группы по две-три сотни человек, растекалось по условной линии границы, пропадало то в спасительной тени леса, то таяло в мареве песков. А мы, как и говорил воин-надсмотрщик, по-прежнему жаримся на раскаленной поверхности у крепости. Даже отдыхом это не назовешь, больше похоже на пытку. Множество людей на небольшом клочке отрытого пространства под палящим солнцем. Кто-то прячется в тени стен крепости, кто-то, как мы, развалился у самой кромки неширокой бурной реки. В палатки заходить страшно, воздух там обжигает сильнее, чем солнце.

Самое страшное даже не жара. А запах пота и давно не мытых тел. Сколько нас не загоняли в реку, а он все равно витает в воздухе. Въелся в плотную кожу доспехов, пропитал саму землю и душит.

– Нас так мало осталось, – почесал затылок один из нашего ара. Я мало общаюсь с другими, рядом все чаще те трое, что шли рядом в неровном строю.

– Так все разбежались, один ты тупишь, – оскалился Тощий, глядя на него. Нас от силы около тысячи осталось. Сидим, как мухи на стекле, довольствуемся подачкам остатков еды из крепости по утрам и вечерам.

– Ну да, заливай, – отмахнулся воин, здоровый мужчина с мясистым лицом, изъеденным рытвинами оспы. – Мобильные отряды на месте, я проверял недавно. Сидят в тех кустах. А по пустыне далеко не утопаешь.

Щурюсь на море золотого песка. Вчера еще двое распрощались с жизнью. Решили в полумраке подступающей ночи уйти по равнине. Смерть догнала их в сотне шагов от стоянки, ударила в спину длинной стрелой со стен крепости.

– Это не правильно, – вздыхаю, оглядывая уставших людей. Даже торговцы, что как привязанные следовали за колонной, скрылись в спасительной темноте прохода за стеной крепости. Не вылезают, предпочитая развлекать командиров, поглядывают на живое море из высоких окон, из-за мощных зубцов стены. Оттуда часто вечерами слышится музыка. Их мир теперь еще дальше от нашего, спрятался за мощными стенами.

– Что не правильно? – стянул шлем Тощий, набрал в него воды, обливает распаренное тело, скинув доспехи.

– Все это не правильно. – Качаю головой. – Почему так странно? Почему никто из вас не хочет защищать свой дом? Я не отсюда, а потому считаю эту войну не своей, но вы...

– А что нам защищать? Мы не живем, а выживаем. – Зло ударил кулаком по песку Старый. – Даже если выживем, мало урожая будет, по осени придется залезать в еще большие долги, что бы просто выжить. А там и до ранговых земель недалеко. Вот и все. Самое ценное в нашей жизни – это мы сами. А потому и платить приходится своей свободой. А там, откуда ты не так?

– Не знаю, – пожимаю плечами. Кажется, что действительно не так. Иначе. – Не помню.

– Странный ты, – вздыхает рядом Тощий.

– Ты уже говорил, – усмехаюсь, завороженно глядя на очередной мираж горизонта в свете закатного солнца. Он темной полосой расползается все шире.

– У меня даже внутри все трясется от этой жары, – пожаловался Мелкий, прижимая руки к груди.

Прислушиваюсь к себе. Странная вибрация добралась и до моего сердца, кажется, сама земля дрожит, рвет на неравные порции вдох. А полоса миража все ближе, уже закрыла собой весь горизонт и разрастается темной массой, поднимает вокруг себя тучи золотого песка. Медленно поднимаюсь, чувствую, как холодеют руки от страшной догадки. Не хочу верить.

– Это не от жары, – выдыхаю, глядя на стальной блеск приближающейся лавины.

– Что это? – проследил за моим взглядом Мелкий, щурится на солнце.

– Наша смерть, – тихий шепот Тощего рядом показался оглушительным в наступившей тишине. Все, кто были рядом, обернулись к горизонту.

Подтверждая наши страхи, взвыли тревожно трубы крепости. От этого звука стало еще страшнее, замерло сердце. Вздрогнуло, заволновалось живое море под стенами. Распалось на широкие волны, которые сталкивались друг с другом, смешивались в кучу, закричали тысячей голосов. Бросились к спасительной кромке леса, пропадали в редких зарослях сухих кустов, что бы встретить свою смерть под клинками воинов врага, который подкрался со спины, вырезает остатки карательных отрядов. Отхлынули испуганно, кинулись к высоким стенам, где медленно, царапая землю, ползли тяжелые створки ворот, не желая давать надежду на спасение.

А я стою не в силах и шага сделать, смотрю на приближающуюся лавину. Все сильнее дрожит земля от ударов сотен копыт лошадей, звенит воздух от далекого звона доспехов всадников. Звучат отовсюду команды тех, кто еще считает себя командирами. Пытаются собрать воедино безумную толпу, которая убивает сама себя, топчет маленький шанс надежды под собственными ногами. Вот какой он, настоящий страх. Лишает воли, убивает мысли и надежду.

– В воду, – толкаю застывших рядом солдат. Немного, всего десяток тех, кто еще не успел поддаться общей панике, не рванули к лесу или к стенам, не растворились в обезумевшей толпе.

– Что? – Мелкий не в силах оторвать взгляд от приближающихся всадников.

– В воду! – толкаю его изо всех сил. Он падает на мелководье, поднимая тучу брызг.

Это послужило командой для остальных. Сорвались с места, сбрасывая тяжелые жилеты доспехов и шлемы, что предательски ярко сияют на солнце.

Длинное мгновение ледяных объятий воды, глушит крики, закрывает от мира темной мутью поднятого ила. Течение бьет в лицо, толкает к стенам крепости. Выныриваю, слепну от яркого солнца.

Живая волна отхлынула от стен крепости, откатилась к реке. Их сносило течением, выбивало землю из-под ног скользкими камнями, дарило быструю смерть под сапогами других.

Едва достаю ногами до дна. Гребу против течения, ближе к противоположному берегу, цепляюсь руками за мокрые камни, стараюсь удержаться, не попасть в ту давку, что шумит за спиной всего в паре сотен метров. Пальцы соскальзывают, накрывает волной бурного течения, захлебываюсь, теряюсь под водой.

– Не спи! – кто-то выдернул меня из объятий ледяной воды, бросил на камни.

Киваю благодарно, смутно различаю Старого. Совсем рядом Тощий, Мелкий и еще пара человек, что были с нами у реки, первыми бросились в воду. Мы должны выбраться. Совсем близко спасительный лес, где ветви кустов нависают над водой, создают живой коридор.

Сердце вздрогнуло, так знакомо, как после предупреждений Линсан. Застываю на миг, хватаю время, прижимаю к себе. Оглядываюсь, скольжу по лицам, искаженным ужасом. Пытаюсь поймать опасность, но она ускользает, не хочет показываться.

Замерли на берегу всадники, привстав на стременах, сжимают в руках тугие луки. Медленно разжимают пальцы, отпуская тетиву. Срываются острые жала стрел, блестят в ярком солнце, целят в мутную воду. Время вырывается из рук, летит, словно стрела, рвет мир вокруг громкими криками.

– Под воду! – кричу, но не надеюсь, что кто-то услышит. А черная туча уже закрыла собой небо, спрятало яркое солнце, приближается смертельной тенью.

Жадно глотаю воздух. Снова холодные объятия воды, утаскивают на дно вязким илом, сносят течением. Бьюсь спиной о камни, хватаюсь за них руками изо всех сил, прижимаюсь спиной, используя, как щит, задыхаюсь от упругих струй, что бьют в лицо. Легкие горят огнем, кричат о том, что бы сделать вдох. Терплю, до черноты в глазах сжимаю веки и сцепляю зубы. Мгновения кажутся вечностью. Скользят пальцы по склизким камням.

Нет больше сил. Тянусь за временем, оно снова не слушается, касается пальцев, словно дразнит, замедляет мое сердце ненадолго и снова крутит бешеные вихри. Наконец хватаю его, выныриваю, среди тех, кто услышал мой крик. Оглядываюсь на всадников, которые мечутся вдоль берега, выбирают жертвы, ведут прицельную стрельбу по тем, кто пережил первый залп. Они уже совсем близко, щурятся от бликов воды.

– Под воду, – снова выпускаю время, хрипло кричу, не боюсь, что услышат с берега, слишком много смерти вокруг, она громче любого крика.

Темно в глазах, немеют пальцы, сводит тело судорогой напряжения, давит на горло невозможность вдоха. Царапает камень стрела, совсем близко, задевает руку, обжигая болью. Я обязательно выживу. Не может быть иначе.

Аррианлис Ван Сахэ.

Наследный принц империи Сантор.

Старые стены давят со всех сторон, пляшет горячее марево на зубцах раскаленных камней. Все вокруг похоже на мираж. Сам воздух дрожит от солнца, плавится песок внизу, шуршит постоянно под сотнями ног солдат. С высоты стен они кажутся муравьями. Ползают туда-сюда, делают что-то, сверкают шлемами, смотрят в узкие окна-бойницы, мечтая о их прохладе. Отсюда чувствую удушающий смрад. Страшно представить, во что могла превратиться крепости, разреши я впустить их за стены.

Здесь все не так, как во дворце. Нет больше шепота ветра, который дразнит моим именем. Нет холодного блеска позолоты и темных углов, где так просто спрятаться. Прямые, как стрела коридоры, ровные прямоугольники комнат. Постепенно поддаюсь всеобщей уверенности в этих стенах. Глажу грубые камни, часами стоя на площадке над воротами, смотрю по сторонам, впитываю в себя этот бесконечный простор. Манит своим холодным блеском серебристая лента реки.

Все меньше шума, расходятся командиры, уводят за собой людей, уменьшают живое море под стенами. Подтверждают слухи о том, что война в этот раз пройдет стороной. Отпускает сердце тревога. Здесь так здорово, что даже душа дрожит. Улыбаюсь, прижимаю руки к груди, смотрю на очередной мираж на далеком горизонте. Он черной линией расползается в стороны, закрывает собой безжалостное солнце. От восторга дух перехватывает. Тяну руки к миске с прохладным чаем. Даже он подрагивает, все сильнее, уже разбегается маленькими волнами, облизывает края посудины.

– Миссар, – останавливаю руку, смотрю на чарку, слежу за столь реальным миражом далекой темной волны.

– Мой принц, – он поднимается по узкой лестнице на стену. Как всегда в доспехах. Черным пятном рушит золотую сказку. Склоняет голову и замирает. Смотрит завороженно на круги в миске с чаем.

– Вам тоже это кажется странным? – касаюсь пальцами посудины. А дрожь все сильнее, уже добралась до толстых стен.

Он не ответил, подошел стремительно к стене, перевесился через край, впился взглядом в горизонт, где все отчетливее видна черная лавина ночной тени. Только странно, что она идет от солнца. Но чего только не бывает в этих местах. Я привык к миражам.

– Объявляй тревогу! – резко обернулся к солдату, который прятался в тени одного из зубцов, лениво подпирая древко копья собственной головой. – Быстро! – схватил его за доспехи, встряхнул, как щенка.

– Что происходит? – не могу оторвать взгляда от темной лавины, которая все больше закрывает собой золото песков.

– Закрыть ворота! – миссар игнорирует меня, пропал в одном из узких проходов лестницы башни. Провожаю его взглядом, сердце заныло от неясной тревоги. Вторя ему, завыли протяжно трубы. Заволновалось живое море голов под стенами.

– Миссар! – понимаю, что мираж вовсе не является обманом зрения. Он не может заставить стены дрожать, не будет поднимать тучи пыли, что закрывают солнце. Бегу по узкой лестнице следом за ним, спотыкаюсь в темноте хода после яркого неба.

– Ваше высочество, – ловит меня в самом низу у выхода во двор. Натыкаюсь на холод его доспехов. – Идите в свои покои. – сжимает мои плечи, кивает ближайшим солдатам, приказывая охранять меня.

– Но почему вы закрываете ворота? – оборачиваюсь к стене, оттуда слышится нестройный крик отчаяния множества людей. – Они мои солдаты! Мой народ! – скидываю с плеч руки охраны.

– Их слишком много. Они создадут затор в воротах. Мы просто не успеем их закрыть. Они – стадо, испуганное до ужаса. Будут топтать друг друга и нас с вами. Мы сдадимся без боя, если не закроем ворота! – оттолкнул меня от себя. – Это было ваше желание, не пускать их за стены.

– Но они же люди, – он ударил меня моими же словами. Я был против того, что бы пустить такое количество воинов за стены, боялся их вони и шума. Я верил в то, что войны не будет. Опускаю безвольно руки, смотрю на яркую линию прохода ворот, которая с каждым мигом все уже, погружает коридор в темноту. Скрипит, опускаясь, решетка, отрезает последнюю надежду на спасение тем, кто остался снаружи.

– Уведите его высочество, – зло бросает Саркалу, который вынырнул из одного из коридоров.

– Я командую крепостью! – моя последняя попытка изменить хоть что-то, вырываюсь из крепкого захвата Саркала, тороплюсь к воротам.– Я приказываю открыть ворота!

Мое эхо заметалось в замкнутом круге внутреннего двора крепости. Вздрогнули воины, что только опустили решетку, закрепили тяжелые цепи у стены. Отступили на шаг, переглядываются.

– Только посмейте. – Обжег холодом голос миссара, блеснула сталь клинка у горла одного из воинов. – Кто даже подойдет к воротам – умрет. – Из ниоткуда появились воины его личного отряда с такими же холодными лицами, закрыли собой проход к воротам, положили руки на рукояти мечей.

– Ваше высочество, идемте, – потянул меня за руку Саркал.

А я не в силах отвести взгляд от спокойного лица миссара. Все громче и отчаяннее крики за стенами, дрожит земля под ногами. Меня тащат, прячут за толстыми стенами, которые скрывают голоса, но я слышу, они звучат в моей голове.

– Мы умрем? – подкрадываюсь к узкому окну, боюсь выглянуть и вместе с тем очень хочу этого. Вид из окна захватывает лишь часть открытого пространства перед воротами.

– Я не знаю, ваше высочество, – встает рядом Саркал, закрывает собой окно, не дает увидеть. – Но ваши люди постараются не допустить этого.

– Отойди, – толкаю его в грудь. Эти слова ранят. Мои люди. Те, кем я брезговал, сейчас умирают под клинками и стрелами, совсем рядом. Под высокой стеной, что пока спасает мне жизнь.

– Не стоит ваше высочество. – Качает головой, стоит по-прежнему передо мной.

– Я должен увидеть. – Поднимаю на него взгляд. Спрятались слезы, которые застилали глаза. Прогоняю страх, это возможно, пока я не там, внизу. У меня еще есть время и надежда. А у них – нет.

– Отойди, – холодный голос миссара за спиной. Но не оборачиваюсь. Сейчас он пугает меньше криков под стеной. – Он должен знать, как дорого стоят его решения.

Саркал морщится, но сдается под нашими взглядами, отходит от окна. Подхожу медленно, касаюсь узкого подоконника, впиваюсь в него пальцами. Криков почти нет. Ровная пустыня золотого песка в алом свете закатного солнца. Сотни людей, лежат на раскаленной земле, дрожат миражами. Еще тлеют недогоревшие костры, покачиваются от ветра пустые палатки, которым удалось устоять.

Земля такая темная, насквозь пропитана чужой смертью, ее несмело касается вода, смешивается с кровью, оставляет бурые отметины на светлых камнях крепости.

– Смотрите, мой принц, – холодная рука миссара на плече. Сильнее сжимаю камни подоконника. – Это ваш народ. Те, кто умер лишь потому, что вам было противно находиться с ними за одной стеной.

– Вы приказали закрыть ворота. – Отворачиваюсь от страшной картины заката. – Это ваша вина.

– Правда? – впервые вижу улыбку на его лице. Она еще страшнее, кажется, сама смерть улыбается тебе с равнодушного лица.

Салих. Торговец мыслями.

Свободный человек, не имеющий ранга.

Такого не ожидал даже я. Множество писем, тайных посланий с намеками и бессмыслицей повествования, которые прятали страшную правду. Я теряю хватку, путаюсь в собственных мыслях.

Война хороша, когда ходит рядом, но не хватает за руки. А сейчас она совсем близко, за стенами, прячется в кустах подступающего леса, блестит острыми наконечниками стрел, звенит клинками. До сих пор дрожит что-то внутри, словно порванная струна. Эта дрожь прервала очередное выступление, сбила с ритма сердца всех, кто сейчас молча поглядывает на темный горизонт. Что принесет с собой завтрашний день?

– Салих, что делать будем? – остановился рядом Ракс, смотрит, как и я на небо, боится близкого рассвета. Степные воины Хариса любят солнце, посвящают ему свои победы и приносят жертвы чужих жизней.

– Выбираться, друг мой, – вздыхаю, складываю в руке клочок послания, прикручиваю к тонкой стреле. Если кто-то заметит – вздернут у ворот, или же вовсе скинут в бурное течение реки прямо на камни. – Харис нам должен.

– А если не послушают? Не найдут стрелу? – хмурится сильнее, смотрит на яркие пятна костров у реки.

– А ты сделай так, что бы нашли, – оборачиваюсь зло. Единственный маг в крепости. Пусть не самый сильный и талантливый, но тот, кто обладает недоступными силами и знаниями.

– Тогда подожди, – склоняет голову, всматривается сильнее в темную полосу леса. Она, как граница, густые заросли у реки, куда не долетают стрелы. И смотришь туда, ждешь, когда кто-то ступит на раскаленное золото песка, приближая твою смерть. Повожу плечами. В последнее время смерть пугает меня все больше. Возможно оттого, что сейчас она действительно близко.

Один из костров мелькнул на мгновение ярче, чем другие, потянулся яркими сполохами к небу, пытается затмить собой яркие звезды.

– Пускай стрелу к тому костру, – напряженный, будто не живой голос Ракса. Пугаюсь даже. – Быстрее. – Шипит на меня. Натягиваю тетиву непослушными пальцами, прицеливаюсь, боясь промахнуться.

– Уважаемый Салих, – словно шепот северного ветра голос за спиной. Срывается стрела, режет пальцы, пропадает в темноте ночи.

– Господин миссар? – оборачиваюсь, прячу лук за спиной, как ребенок. – Мы тут...

– Шпионим? – улыбается. Ему доставляет удовольствие война. Чем больше смерти, тем живее он становится.

– Тренируемся в прицельной стрельбе по врагу, – улыбаюсь в ответ. Ракс прячет улыбку рукой.

– Харисцы выпустят вас из крепости? – подходит вплотную, отводит взгляд в последний момент, когда мое сердце почти остановилось, смотрит в темноту окна.

– Нет, что вы, – качаю головой. – Я лишь смиренный слуга империи. Какие странности вы говорите.

– Надеюсь, что это не так, – впился взглядом в мою душу. Вздох застрял в горле. – Я в очередной раз прошу об услуге, господин Салих. Вы же не откажете мне в такой малости?

– Что... Что надо? – кошусь на Ракса, он сжимает нож в руках, примеривается к незащищенной шее миссара.

– Я отпущу вас. Но вы возьмете с собой людей из крепости, тех, кого я скажу. Незаметно выведете со своими артистами и охраной. – Отводит взгляд. Давлюсь вдохом, круги черноты плывут перед глазами.

– Но могут заметить. Мы встречались раньше. Если будет много народу, могут и не пропустить, – вмешался Ракс. – У них требование, не больше двенадцати человек охраны.

– Вывести нужно всего двоих. А значит, кому-то из вашей охраны придется умереть здесь. – Снова он решает судьбы других. Вот так просто ставит крест на чьей-то жизни. – Выберете сами или это сделаю я.

Никто.

Горячий воздух обжигает горло, заставляет затаивать дыхание, что бы научиться дышать. Снова хрипит и булькает в груди от воды, как тогда в лесу от собственной крови. Густые, низкие разлапистые ветки закрывают небо, прячут узкую полоску мокрого песка у самой воды.

– Нам удалось, – так же, как я, хрипит Тощий, откидывает налипшие волосы с лица. Сейчас он выглядит еще более устрашающе. Бледная кожа, почти синюшная, черные тени под глазами стали глубже.

Улыбаюсь в ответ, храню дыхание, боюсь, снова скрутит кашлем. Тогда темнеет перед глазами, и снова вокруг вода. Дергаю онемевшими пальцами тесьму на вороте, освобождая горло. Оглядываюсь по сторонам. Нас девять. Тех, кому удалось плыть против течения смерти. Лежим, смотрим сквозь паутину гибких ветвей на темное небо.

Ночи здесь быстрые, только моргнешь, а уже темно вокруг, как будто кто-то свечи гасит. Вместе с темнотой приходит холод. Он понемногу спускается с неба, убивает дневной жар, забирается в трещины сухой почвы. И уже почти не помнишь, каково это, изнывать от палящего солнца, кутаешься в плащ, ждешь рассвета, что бы согреться.

Мы шли по реке до тех пор, пока было возможно. Чем темнее, тем коварнее она становилась. Сливались камни с водой, бросались под ноги, стряхивали пальцы, обламывая ногти. И тогда подхватывало бурное течение, стремясь похоронить на дне, унести туда, где теперь множество таких же потерянных душ в вечной темноте. В ушах до сих пор шумит от криков, не слышно мира из-за них.

– Почему? – первым отдышался Мелкий, сел, едва угадывается его силуэт в темноте. Голос глухой, словно треснул, как земля от вечной жары. – Почему они закрыли ворота? – оборачивается к остальным, смотрит темными провалами глаз в наши лица.– Почему не отправили всадников, что бы задержать харисцев?

– Они тоже хотят жить, – отворачиваюсь, снова смотрю на небо. Так много звезд, они сияют, словно бриллианты, так близко, что можно дотянуться рукой.

Кроме меня не ответил никто, каждый сейчас мысленно там, на небольшом клочке открытого пространства перед широкими воротами крепости, они оказались слишком малы для нас и тех, кто остался под стенами.

– Вот тебе и ответ, почему мы не хотим умирать за свою страну, – такой же хриплый голос Старого.

– Давайте мы потом об этом поговорим, – незнакомый голос. Один из тех, кто смог выбраться вместе с нами. – Что дальше делать будем?

– Я собираюсь спать, – пробубнил Мелкий, забираясь в кусты, подальше от воды.

– Сам думай, – отмахнулся Тощий, последовал примеру товарища, зашумел ветками кустарника.

– Мы подумаем об этом завтра, – киваю мудрости своих новых друзей по несчастью. Тоже тянусь к гибким ветвям, помогая себе приподняться. Отползаю дальше, что бы вода не облизывала и без того ледяные ноги.

Темнота вокруг стала еще более непроглядной. Не разобрать, где явь, а где сон. Кручусь в ней, хватаю мысленно неясные тени, которые шепчут что-то, зовут еще глубже, туда, где нет ничего, кажется даже темноты. Почти сдаюсь под их напором. Снова тот писк над самым ухом, мерно отсчитывает удары моего сердца. Медленно открываю глаза, словно не помню, как это, смотреть. Слушаю необычную для сияющего мира тишину, где есть лишь писк моего сердца. Мне надоело ждать. Нет ничего вокруг. Пытаюсь позвать кого-то, знаю, что непременно рядом кто-то есть. Но как услышать того, у кого нет голоса? Только хрип из горла и более частый писк над ухом. Даже тела своего не чувствую.

Пропадают неясные тени, все тише испуганный писк сердца над головой. Снова темнота и чьи-то голоса. Они, как друзья Линсан, крутятся рядом, а не поймать взглядом, не разобрать шепота.

– Проснись, – удалось выхватить слово из общего гула.

Держусь за него. Рассеивается темнота. Все ярче мир под закрытыми веками, слепит солнечным светом, зовет разноголосым пением неизвестных птиц.

– Эй, – реальный толчок под ребра, напоминает о том, что все же есть два мира, тех в которых я живу, и один из них нуждается во мне больше, зовет громче.

– Уже утро? – натыкаюсь головой на один из широких листьев, ежусь от скатившейся с него за шиворот воды.

– Все тебя ждут, – кивнул Мелкий. Его голос теперь другой, пропала из него прежняя жизнь.

– Зачем? – смотрю на восемь пар так похожих между собой темных глаз с разных лиц.

– Куда мы пойдем? – ерзает на месте тот, кто еще вчера беспокоился о будущем.

– Я не знаю. А вы как думаете? – удивляюсь тому, что все эти люди ждут именно моего ответа. Они знают жизнь дольше меня.

– Я за тобой пойду, – качает головой крупный мужчина с некрасивым щербатым лицом и носом-картошкой. Еще недавно над ним беззаботно подшучивал Тощий на берегу реки у стоянки. – Ты благословлен небесами.

– Я? – хотелось бы засмеяться ему в лицо, но сдерживаюсь. Вся моя жизнь здесь – проклятие. Ловушка для потерянной души.

– Ты вывел нас. Я видел. Ты будто знал, когда надо прятаться, предугадывал каждый выстрел. Боги помогают тебе. Мы живы только благодаря тебе и твоим приказам. – Возразил моему взгляду он.

– Мне всего лишь хотелось выжить, – качаю головой. Они приняли мои игры со временем за волю небес. Как и говорила Линсан, люди странные, верят в то, что придумывают сами.

– Мы тоже хотим жить, именно поэтому пойдем за тобой. Смерть обходит тебя стороной. А если догонит, значит, так оно и должно быть. Мы умерли еще вчера. – Положил мне руку на плечо Старый. А я опускаю голову, прячу боль в глазах. Моя смерть всегда рядом, ей не нужно догонять.

Наклоняюсь к воде, черпаю израненными ладонями, обливаю лицо. От солнца оно горит, сжимается кожа, даже моргать неприятно. Восемь человек, капля жизни в огромном море, которое осталось гнить у крепости. Выжил ли еще кто-нибудь? Должны были. Оглядываю напряженные лица тех, кто ждет моего решения. Забавно. Всегда хотелось, что бы помогли мне, направили и подсказали, а получилось наоборот. Вот она, моя новая жизнь в ожидании скорого конца существования. Как и думалось раньше, она не отпускает ни на миг, окружает со всех сторон людьми и привязывает чужими судьбами.

– Мы можем вернуться? – вздыхаю, поняв, что никто не собирается давать мне подсказок.

– Можем, – кивнул Тощий, – нас там встретят виселицей. Небось, уже веревки крутят.

– Почему? – удивился Мелкий.

– Мы дезертиры. Те, кто без приказа к отступлению вернется. Ясное дело, что по голове не погладят, – подтвердил догадки Тощего Старый. На каждом из нас уже петля, висит, невидимая глазу, сияет лишь для зорких глаз магов. Я не верю в эти метки. Не чувствую их, но другие верят. Видимо, похожи на ту печать, что носила Тьяра, только с большей свободой воли. Не убивает, не заставляет, а сияет клеймом добровольного рабства.