Текст книги "Ловцы снов (СИ)"

Автор книги: Ксения Ангел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

Глава 19

Бог дает ей другое тело – мол, одевайся,

Подбирай свои сопли и уходи

В. Полозкова

В коридоре пахло сыростью и гнилью. На истрескавшейся плитке пола темнели пятна разлитого кем-то кофе, из разбитого окна тянуло апрельским воздухом – отрезвляющим, свежим. На грязном подоконнике кучками скопился не попавший в банку пепел. Не замечая этого, Гоша держался за подоконник руками и с виноватым видом смотрел в окно. А я старательно сдерживала себя, чтобы его не ударить.

Егор стоял у лестницы и не спускал с меня взгляда. Гоша изредка на него косился, но сразу отворачивался, делая вид, что его нисколько не интересует моя охрана.

– Ну? – наконец, не выдержала я, тщетно прождав несколько минут его оправданий. Хотя что может оправдать предательство? Благая цель? Ха!

– Я подумал… они сказали… – промямлил Гоша и замолчал.

– Кто – они? И что сказали? Давай по существу!

Злость закипала медленно, поднимая со дна души мелкие пузырьки раздражения. Они выплескивались из меня едкими словами и рваными выдохами. И надо бы себя контролировать, но… не получалось. Совсем. Я оглянулась на Егора в поисках поддержки, он покачал головой, и я несколько раз глубоко вдохнула. Похоже, не такие уж мы и разные. Зато получается друг друга успокоить.

– Я услышал, что отец напал на тебя, – тихо сказал Гоша и потупился. – В совете смеялись, что нельзя верить донору дикого, что скорее всего ты сама… Ты знаешь, отца там все любят…

Почти все.

– Он бы выпутался, как всегда. Перевернул бы факты, как ему удобно, и избежал суда. А потом вернулся бы и убил… ну тебя…

– И ты постарался, чтобы я выжила, – съязвила я. – Какая забота!

– Не только ты. Ходят слухи, что папа… экспериментирует… со снами. – Он поднял на меня робкий взгляд и вздохнул. – Мне снится… всякое. И я боюсь.

– Что снится? – нахмурилась я.

– Кто-то приходит ко мне в сны. Говорит… Побуждает делать… плохое. Иногда мне кажется, я с ума схожу.

– И этот кто-то…

– У него нет лица, – признался Гоша. – Вернее, оно… спрятано под капюшоном.

Приехали… Это что ж получается? К Гоше приходит мой личный маньяк? Или же он сам – маньяк, а все это выдумывает, чтобы замести следы?

– И что он хочет от тебя? – спросила я глухим, шелестящим голосом. Дышать стало тяжело, воздух царапал горло на входе. И от накативших эмоций замутило. Я не заметила, как Егор оказался рядом, поддержал. Чем заставил Гошу несколько смутиться.

– Я не помню… всего. Иногда он убеждает, что я избранный, что мне суждено вершить великие дела. Но я думаю, он просто издевается, потому что… – Он замолчал и улыбнулся как-то виновато, с горечью. – Ну какой из меня избранный?

И в самом деле, какой? Однако мания величия – болезнь, умеющая убеждать. И верить Гоше нельзя, однако… любопытство. Оно, поговаривают, убило кошку, но когда меня останавливали кошачьи трупы? К тому же, шанса понять, что же Гоша чувствует на самом деле, может больше и не представиться. Пока рядом Егор, нужно ловить момент. Играть. Провоцировать. Хитрить. Эту способность я прокачала еще в юности. Стрикса обмануть непросто, однако возможно. Стрикс мыслит категориями эмоций, но эмоцию ведь можно и подделать. Нужно лишь научиться актерскому мастерству.

– Ко мне он тоже приходит, – сказала я тихо и взгляд опустила в пол. Заставила себя вспомнить. Холодная поверхность металлического стола, жесткость стальных наручников, стыдливая память под опытными руками ментального хирурга. Омерзение.

Рука Егора с силой впилась в плечо, но я отрешилась от боли. И когда подняла на Гошу взгляд, глазам было горячо от накативших слез.

– Это он, – с уверенностью сказал Гоша. – Отец.

Я покачала головой.

– Зачем это Виктору? Сам подумай, если бы я ему мешала, он бы просто убил. Как остальных. Мучить тебя – вообще бесчеловечно. К тому же, мотива нет.

– Он просто псих!

– Виктор-то? Сам в это веришь?

Молчание. Замешательство минутное, и мне оно видится изощренной ложью, сценкой, разыгранной лично для меня. Тень задумчивости на некрасивом, забрызганном красными пятнами лице выглядит спланированной. И если так, то актер из Гоши действительно неплохой.

– Я… не знаю…

– Он твой отец, – не сдавалась я. – Каким бы он ни был, Виктор заботился о тебе. Любил…

Ложь. И фальшь слышна даже мне, уверенность в глупости сложно сыграть. Палец Егора успокаивающе скользит по плечу, и даже в этом жесте я чувствую упрек: оступилась. И, чтобы хоть как-то исправить ситуацию, поспешно добавляю:

– Старался любить.

– Я думал, он любил тебя, – хмурится Гоша, в его словах скользит не завуалированная обида. Обида на меня. Обида – неплохой мотив. Сильный.

– Я тоже, – говорю примирительно, хотя понимаю: это ничего не исправит. Если Гоша – убийца и, тем более, если нет. – Ошибалась.

– То есть ты веришь, что это он… убивал? – воодушевился он.

Я покачала головой.

– Нет. Не верю. Неумение любить не делает человека убийцей. Ты должен помочь ему, Жорж. Ради себя и ради матери.

– Ей без него лучше! – резко огрызнулся он, подался вперед, вскинулся, будто готовился к нападению. И Егор прижал меня к груди, защищая.

– Так это месть? – не сдавалась я. – Слишком жестоко, тебе не кажется, судить за равнодушие?

– Не лезь в нашу семью! – рявкнул он, и я вздрогнула. Буквально влипла в Егора, и испуг выплеснулся наружу, как вода из переполненной банки. Гоша подался вперед, впитывая его, словно губка. На лице застыло выражение блаженства, омерзительное, дикое.

– Тронешь ее, убью, – спокойно сказал Егор, и Гоша очнулся. Отшатнулся в ужасе. А затем бросился к лестнице, и через секунду его и след простыл.

– Похоже, ничего не вышло, – констатировала я факт, и из горла вырвался нервный смешок.

Меня трясло, остатки испуга выходили истерикой. Мир вокруг казался жутко недружелюбным, даже враждебным. Не хватало еще паранойи.

– Возьми, – сказала я Егору. – Все равно пропадает.

Когда я предлагаю, он всегда смотрит недоверчиво, словно пытается уличить в подвохе. И хмурится. Хочется протянуть руку и разгладить складку между бровей, хотя она ему, бесспорно, идет. Сдерживаюсь то ли из невесть откуда взявшейся робости, то ли от нежелания разрушить момент. Таких моментов в моей жизни было немного – по пальцам можно пересчитать. Хотелось добавить к списку еще один. Жар в груди душит, мешает дышать. Или это всплеск фона донора? Впрочем, какая разница… Подумаю потом.

Секунды тянутся жвачкой, прежде чем Егор принимает предложение. Когда он касается моей ладони, из груди у меня вырывается глухой стон. Как же все-таки тяжело быть донором. Чувствовать, проживать каждый момент, будто ходишь по острому лезвию босиком. И понимать: ты ни черта больше не контролируешь.

В глотке безбожно скребется неведомое колючее животное, глаза щипает от едва сдерживаемых слез, и, когда Егор сочувственно гладит меня по плечу, они все же прорываются. Сползают по щекам крупными каплями.

– Не раскисай, – неуверенно звучит то ли совет, то ли попытка успокоить.

Не буду. От этого моя жизнь зависит. Я остервенело размазываю слезы по щекам. Я не сдамся. Не дождется гадский маньяк!

– Нужно найти Глинского, – говорю зло, и Егор кивает.

– Найдем.

– Эй, голубки, – окликнула нас Ольга, наполовину высунувшись из дверного проема. – Вы закончили? Надоело тут торчать.

– Закончили, – твердо ответил за меня Егор. – Больше нам здесь нечего делать.

– Отлично, – удовлетворенно кивнула она и выскользнула в коридор. Аккуратно прикрыла дверь, подошла к нам, ни капли не стесняясь моего раздрая. Впрочем, Ольга никогда тактом не отличалась. – У нас, кажется, еще одно убийство.

Новость вышибла из головы мысли о жалости к себе. Выжгла напрочь. Мы с Егором уставились на Ольгу в ожидании, и она не стала нас мучить.

– Слон звонил, – поведала Егору, который, по всей видимости, прекрасно понимал, кто такой этот «Слон». – Его донора нашли сегодня днем. Он не мог дозвониться до мальчика двое суток, и вот…

– Мертв, – констатировал Егор. Выпустил мою руку и запустил пальцы в волосы. Казался при этом растерянным и злым. Сложно держать себя в руках, когда вокруг все рушится, а привычная жизнь катится в пропасть. – Как?

– Слон не знает, – спокойно ответила Ольга. – Однако его мальчик ходил еще к одному стриксу. Из совета. Угадай, к кому?

– Алмазов? – предположил он, а я покачала головой. Внезапная догадка ослепила, словно молния.

– Нет, – сказала я глухо. – Это был Игорь, верно? Игорь Глинский…

– Именно, – подтвердила Ольга.

– Думаешь, его хотели переселить, как тебя – в Алису? – нахмурился Егор.

– Вполне возможно. Если убийца ищет способ перепрыгнуть, он вначале проверит свою теорию несколько раз. Я бы проверила. И убедилась, что механизм работает, как часы, прежде чем самой… И, похоже, метод дал сбой, а это значит…

– Он убьет снова.

Слова Ольги прозвучали слишком буднично, даже безразлично. Однако смятение она скрыть не смогла, сложила руки на груди в защитной позе, и сама как будто замерла в ожидании удара.

– Мне нужно проверить свою теорию, – сказала я Егору. – Завтра. Если я ошиблась, у нас ничего нет.

И это скверно. Это возвращает нас практически в начало – к вороху несвязанных между собой сведений и мотиву, который не к кому привязать.

– Проверим, – кивнул Егор, хотя в тоне его послышалась безнадежность.

Дверь в зал эзотерических практик с шумом распахнулась, и оттуда появилась рассерженная Мышь. Она нарочито громко захлопнула эту самую дверь и уперла руки в бока.

– Шушукаетесь, – выдохнула экспрессивно. – А я там одна с Андрюшей воюю, значит! Пытаюсь выяснить что-то о ваших убитых, а заодно выслушиваю его нытье.

– Леся… – вздохнула я. Посмотрела на нее – растрепанную, взвинченную, до зубового скрежета честную. Она не оставила меня после ошеломляющего признания, несмотря на то, что я вселилась в тело ее подружки. Помогала, чем могла, поддерживала. Только вот… теперь я точно была уверена: дружить со мной опасно. Особенно тем, кто выходит гулять в осознанный сон. – Думаю, тебе стоит забыть обо всем этом. И не лезть больше. Так будет лучше.

– Для кого это? – ехидно поинтересовалась Мышь, прожигая меня взглядом. – Для тебя, что ли? Стоит тут зареванная и командует. То же мне, принцесса нашлась!

– Яна права, – поддержал меня Егор. – Мы не знаем, с кем имеем дело, потому не сможем защитить.

– И не узнаете, – кивнула Леся. – Без меня. Забыли? Я мозг операции, а мозгом так просто не жертвуют. А если жертвуют, – она удостоила меня пристальным взглядом, от которого коже стало горячо, – то умирают.

– Алисы нет, – напомнила я на всякий случай в очередной попытке образумить. – Она погибла.

– И я хочу найти того, кто ее убил. – Она помолчала немного, затем сунула руки в широкие карманы бесформенных брюк. – Она была моей лучшей подругой, мы с детства вместе. Ты-то должна понимать. Ты бы тоже сделала это для Светы.

Крыть было нечем. Потому я просто кивнула. Ее выбор, и придется его уважать. В конце концов, нас всех связывает именно месть. Желание наказать ублюдка. Я не верила во вселенскую справедливость, однако люди могут сами установить ее, нужно лишь приложить усилия.

А уже гораздо позже, в машине, по дороге в квартиру Егора я впервые за последнее время поняла, что слова о Свете не причиняют боли. И стало мучительно горько от осознания: я ее отпустила. Перевернула страницу. Освободилась.

Осталось немного – наказать ее убийцу.

Ночью я почти не спала. Ворочалась в огромной, бескрайней почти кровати и смотрела в окно на небо, затянутое облаками. Ни одной звезды, ни проблеска света. Порой я слышала шорох за дверью – Егор, похоже, тоже не спал. Однако выходить не стала, иногда человек должен справиться сам. Пусть и только с бессонницей.

Утро выдалось хмурым и влажным. Мрачным. И мрачность разливалась по углам большой и светлой квартиры, застаивалась болотным сумраком в углах. Дождь оставлял липкие следы на стеклах, деревья во дворе приуныли, опустили набухшие почками ветви к покрытым легким налетом весенней травы клумбам. Сам двор выглядел пустынным, заполненным лишь гладкими спинами припаркованных машин.

Я приняла душ, кое-как уложила волосы, переоделась и вышла в гостиную, где Егор пил кофе за столом и лениво водил пальцем по экрану смартфона.

– Выспалась? – Показалось, в вопросе прозвучал упрек.

Я покачала головой.

– Почти не спала.

– Оля выяснила кое-что о погибшем доноре, – буднично поведал он, не поднимая глаз. – Тимур Каланский, двадцать два года, студент пятого курса столичного вуза, заочник, был помешан на экстремальном туризме и ролевках. Жил с девушкой, что примечательно, к миру стриксов отношения не имевшей. Свою природу от нее скрывал, с практиками осознанных сновидений незнаком. Единственное, что связывает его с делом – погибший Игорь Глинский.

– Что говорит его девушка?

Я плеснула в чашку кофе, приправив внушительной порцией сливок, и присела рядом. Егор пожал плечами.

– Она в шоке. Утверждает, что проблем со здоровьем у Тимура никогда не было, более того, он всегда был в первых рядах в своей тусовке, если высота – то максимальная, если приключения – чем экстремальнее, тем лучше. На этой почве они с подругой имели проблемы, и она всегда боялась, если Тимур и погибнет, то точно не в собственной постели…

– Слон рассказал о нем? Насколько Тимур был силен как донор?

– Средняя сила, – пожал плечами Егор. – Диким редко везет с самородками, обычно их отхватывают люди из совета – они могут предложить больше плюшек, да и с защитой посерьезнее.

– Да уж, – хмыкнула я. – Как-то плохо получается у совета защищать.

– Я почти уверен, что сила донора влияет на результат эксперимента. Возможно, убийца как раз и проверяет эту теорию. Если так, то Глинский скорее всего не выжил, и нам некого искать.

– Не знаю… Вернее, не думаю, что здесь только это. Возможно, на качество результата влияет еще что-то. Света была очень сильным донором, я не встречала настолько эмоционально открытых людей. Можно было не задумываться о безопасности – она сама умела остановить, когда чувствовала: хватит. Восстанавливалась невероятно быстро. И все равно погибла.

– Думаешь, убийца ищет идеальный способ? Беспроигрышный?

– Уверена в этом. В любом случае, кроме Игоря, у нас пока нет зацепок. Виктор в жопе, Гоша мутит, Морозко стремный до ужаса, а мы в опале. Будем бездействовать, рискуем стать следующими. От меня маньяк явно не отвяжется, а ты со мной возишься, следовательно, мешаешь. Уберут тебя, никто не спасет меня от ловушки во сне.

– Хорошо, – согласился Егор, – но, если теория с Глинским не подтвердится, нам нужен будет новый план.

– На выходных и обсудим. Когда будем подальше отсюда.

Теперь решение посетить родственников выглядело еще привлекательнее. Не то, что я верила в волшебное спасение бегством, но хотелось побыть подальше отсюда. В городе творится беспредел, и мы не знаем, как на это повлиять. Более того: дадут ли повлиять. Совет и его интриги еще никто не отменял.

До самого вечера мы с Егором просидели в квартире, питаясь остатками еды из холодильника, прячась от мороси и мрака улиц. А под вечер, когда город нацепил бусы горящих фонарей, покинули условно безопасное убежище.

Торговый центр в северной части города не пользовался особой популярностью. Поблизости не было станции метро, вокруг толпились старые хрущевки, а к стенам центра липли железными боками сигаретные ларьки. У ларьков по вечерам крутился местный сброд. Еще не упадок, но близко к этому.

Однако, считалось, что именно здесь находился лучший в городе каток. И именно сюда по пятницам тайно приезжал успешный бизнесмен Игорь Глинский.

Я узнала об этом случайно.

Мы напились. Не очень сильно, но… Был день рождения Виктора, фуршет на террасе, холод собачий – не мудрено, в конце ноября-то. Не знаю, кому пришла идея сделать праздник на свежем воздухе, скорее всего той бестолковой дамочке из отдела кадров, которую уволили спустя месяц. Все мерзли и грелись вином и горячим глинтвейном. Игорь был очень любезен и принес мне плед из подсобки. Мы разговорились, в миру он оказался весьма приятным мужчиной, увлеченный работой и без памяти любящий взрослеющего сына. Я поинтересовалась, тяжело ли не сорваться и не взять лишнего, все-таки подросток в доме – это бесконтрольные эмоции и море экспрессии. Игорь признался, что тревожит его не это, а боязнь признаться семье в своем не очень-то мужском увлечении. Оказалось, что в детстве он просто обожал фигурное катание и даже посещал кружок, а сейчас, имея бизнес и семью, может позволить себе любимое хобби лишь раз в неделю. Пятничными вечерами, ссылаясь на совещания и еженедельные летучки, он уезжал из офиса и проводил время на катке.

Хотелось надеяться, что он не мертв и сегодня тоже здесь будет. И что мне удастся узнать его среди десятков людей, снующих на коньках по льду… Затея из разряда «так себе», но других зацепок у нас все равно нет. К тому же, я сама первым делом нагрянула в любимый салон, возможно, и Игорь приедет сюда в надежде окунуться в старую и такую привычную жизнь. Если мы не ошиблись, конечно, и он не погиб в результате эксперимента убийцы, а вся моя теория не является лишь бредом больного воображения.

– Я туда не пойду, – решительно заявил Егор, не доходя пару шагов до кассы. Выглядел при этом отчего-то сконфуженным. – На лед, в смысле. Тут подожду.

Я ответила удивленным взглядом и пожала плечами, как пожелаешь, мол.

– Если Глинский жив, вряд ли быстрее обнаружится, когда его начнут искать толпами, – попытался оправдаться он, но я улыбнулась и бросила через плечо:

– Ну будем подвергать тебя испытанию катком.

В раздевалке было шумно. Многолюдно. Воняло потом и хлоркой. На соседней скамейке излишне громко щебетала по телефону хиповатого вида девушка с полу-лысой головой и серьгой в брови. Она чувствовала себя довольно вольно и размахивала ногой в коньке так, что чуть не лишила конечности проходящего рядом очкарика.

Я крепко зашнуровала коньки и протиснулась к выходу на лед. А теперь, Яна, призови на помощь все свое везение, если оно у тебя еще осталось.

На удивление на катке было не так много людей. Влюбленная парочка, увлеченная больше друг другом, чем процессом. Профессиональная фигуристка, тренирующаяся перед выступлением. Трое детей-погодков. Белобрысый подросток в свитере с высоким воротом, нелепо хватающийся за бортик в попытках удержаться. И грузная женщина в объемном балахоне, неким чудом заехавшая в центр катка и махающая руками, пытаясь таким образом вернуться обратно. В ее глазах застыл страх вперемешку с мольбой. Мольба, по всей видимости, была обращена к богу или какой-то иной высшей силе, надоумившей ее вообще во все это ввязаться.

Я закрыла глаза. Ступила на лед. И отпустила бортик.

Не могу сказать, что хорошо каталась. В детстве, помню, несколько раз с мамой, в школьные годы с одноклассником, который решил устроить мне романтическое свидание. Он еще так смешно чихал и от этого падал, а я смеялась… И в тот вечер с Игорем. Мы сбежали с корпоратива и приехали сюда. Помнится, тут никого не было в тот вечер, и все пространство было в нашем распоряжении. Игорь хвалил мое умение стоять на льду, называл меня «изящной леди» и так забавно краснел.

Я ему нравилась. Сильно. Настолько сильно, что он даже не считал нужным это скрывать. Впрочем, тогда я ограничилась лишь флиртом. И не жалела об этом.

Алиса, похоже, кататься умела. Тело отозвалось с легкостью, рефлексы сработали, и я легко заскользила по гладкой поверхности. Несколько кругов около бортика, чтобы убедиться, что коварное субтильное тело Алисы не откажет в самый неподходящий момент и не опрокинет на жесткий лед. На четвертом круге я поняла, что наслаждаюсь. Словно кто-то подмешал в воздух разбавленную свободу, и она вдыхалась, задерживаясь где-то в крови.

Было хорошо. Вольно. Настолько, что я забыла, для чего пришла. Впрочем, среди желающих насладиться фигурным катанием я не увидела никого, кто бы хоть как-то ассоциировался с Игорем. Не в полную же даму его сунули! Хотя с маньяка станется…

В общем, я каталась. Пока в меня не врезался на полном ходу тип в свитере, и я не рухнула, сильно ударившись коленом.

– Я… вы… – проблеял подросток и подал мне руку. – Простите великодушно!

Помощь я приняла. И помогла ему доехать до бортика, а то ведь опрокинется снова и еще кого-то уронит. Безбожно ныла коленка. Тип в свитере судорожно схватился за бортик, выдохнул с облегчением и повернулся ко мне.

– Спасибо.

– Не за что, – отмахнулась я, потирая ушибленное место. Синяк будет наверняка. Главное, чтобы не распухло, и я могла передвигаться. Не хотелось бы отменять визит к семье… – Вы бы инструктора взяли, быстрее бы дело пошло.

– Видимо, придется, – вздохнул белобрысый тип, застенчиво улыбнулся и покраснел. Вот только малолетних поклонников мне не хватало… – А вы замечательно держитесь на льду.

– Не так, как она, – я кивнула на фигуристку, как раз завершающую сложную фигуру.

– Но и не так, как та леди, – усмехнулся молодой человек в сторону тучной дамы, которая достигла, наконец, выхода и с победным видом скрылась в раздевалке.

– У вас очень изящные движения, – похвалил он и потупился. – Для любителя.

Да ну нафиг…

Я смотрела на него в упор. Худой. Высокий. Неприлично высокий – я едва до плеча ему доставала. Волосы того самого натурального оттенка, которого тщетно пытались добиться клиентки в моем салоне. Увы, подобный блонд получается только у боженьки. Уши оттопыренные. И горят от смущения еще сильнее, чем щеки. И возраст… лет семнадцать, не больше.

– Игорь?

Это был выстрел в пустоту. Проверка. Интуиция, слушать которую я привыкла.

Он вскинулся, ответил мне испуганным взглядом. Неуверенно покачал головой, а потом спросил осторожно:

– Алиса?

Конечно, он же посещал клуб Морозко, а значит, видел рыжую не раз. И мне бы подыграть, улыбнуться, увлечь его разговором, только… не в этот раз. В этот раз скрывать уж точно не стоит. И корчить из себя кого-то другого. Потому что сейчас мы с ним в одной лодке, и она стремительно идет ко дну.

– Яна, – поправила его. И добавила, чтобы уже точно расставить все точки над “i”: – Валевская.

Краска с его лица сползла мгновенно. От растерянности он дернулся, поскользнулся, и мне снова пришлось его спасать, хватая за руку.

– Яна умерла, – зачем-то сказал он и запнулся, понимая, видимо, что сморозил глупость.

– Как и ты. Не хочешь это обсудить?