Текст книги "Чародей поневоле. Возвращение Короля Коболда"
Автор книги: Кристофер Зухер Сташеф (Сташефф)
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)
– Сделать ее? – уставился на него Род. – Разумеется, будь у меня мастерская и…
– Нет, нет! – улыбнулся Туан. – Я не знаю этих заклинаний, но у тебя есть ведьмин мох, и ты чародей! Чего тебе еще нужно?
– Как? – сглотнул Род. – Ведьмы и колдуны делают существ из этой штуки?
– Да, да! Разве ты не знаешь? Живых существ, маленьких существ, вроде мышей.
Недостающая часть головоломки Грамария со щелчком встала на свое место в голове Рода.
– Э, скажи-ка, как они проделывают этот фокус?
– Да просто смотрят на комок этой штуки, и он становится тем, что они хотят.
Род медленно кивнул головой.
– Очень ловко. Оч-чень ловко. Единственный зазор в этом плане, что это не мой стиль колдовства.
Туан сник.
– Ты не обрабатываешь ведьмин мох? Тогда как же нам быть?.. Все же то крайне странно, что ты не знаешь об этом.
– Отнюдь, – возразил Том. – Очень плохой отдел инструктажа.
– А, заткнись, – пробурчал Род. – Есть другие способы достать мышь.
Он сложил руки рупором у рта и тихо позвал:
– Гвен! Эй, Гвен!
Прямо перед его носом на ниточке упал паучок.
– Е-твое! Не делай этого, девочка!
– Насекомое! – прошептал Том и замахнулся, чтобы прихлопнуть его.
Род ткнул его в солнечное сплетение.
– Поосторожнее, Том. Раздавишь паука, и ждет тебя, знаешь ли, несчастье, а именно – я!
Он подставил ладонь под паучка и очень нежно погладил его пальцем.
– Ну, во всяком случае, ты выбрала не «черную вдову» [29]. Если подумать, ты самый хорошенький паучок, какого я когда-либо видел.
Паучок запрыгал у него на ладони.
– Слушай, милая, мне нужна мышь, чтобы привести сюда того часового. Ты справишься с этим?
Паучок потерял четкость формы, растекся и превратился в мышь.
Она спрыгнула с его ладони и шмыгнула к углу.
– О, нет, не ты! – Род прыгнул и накрыл ее ладонью, а затем очень осторожно поднял. – Извини меня, милая, на тебя могут наступить, и если с тобой что-нибудь случится, я буду совершенно раздавлен.
Он поцеловал ее в нос и услышал, как Том давится за его спиной от смеха. Мышка завертелась в экстазе.
– Нет, – сказал Род, проводя пальцем по ее спине и ущипнув за хвост. – Ты должна сделать мне вместо этого другую из той кляксы ведьминого мха. Как по-твоему, ты сможешь справиться с этим, миленькая?
Мышка кивнула, повернулась и пристально посмотрела на ведьмин мох.
Клякса медленно сжалась, выпустила побег хвоста, вырастила на верхнем конце усики, изменила цвет на коричневый – и со стены сползла мышь.
Том сглотнул и перекрестился.
Род нахмурился.
– А я думал, что ты атеист.
– Не в такие минуты, мастер.
Мышь из ведьминого мха шмыгнула за угол.
Большой Том достал кинжал, держа его за лезвие, и поднял тяжелую рукоять, словно дубину.
Храп за углом с кряканьем прекратился.
– Ааа! Кусать меня, гадина ползучая!
Табурет часового со стуком упал.
Он дважды топнул, промахнувшись, затем ожидавшие услышали топот бегущего человека.
Том напрягся.
Мышка выскочила из-за угла.
Часовой появился следом за ней, ругаясь, ноги его поскользнулись на повороте. Он поднял голову, увидел Тома и имел как раз достаточно времени, чтобы ужаснуться, прежде чем рукоять кинжала Тома угодила ему с громким стуком в основание черепа.
Род испустил вздох облегчения.
– Наконец-то.
Часовой изящно свалился в поджидавшие его объятия Туана. Юный аристократ, усмехаясь, посмотрел на Рода.
– Кто сражается бок о бок с чародеем, побеждает, – сказал он.
– И все же это был весьма жалкий трюк, – упрямо заявил Род.
Том содрогнулся и вытащил из сумки длинную черную нить.
– Нет, она не удержит его, – запротестовал Туан.
Единственным ответом Тома была ухмылка.
– Леска? – поднял бровь Род.
– Еще лучше, – ответил Том, опускаясь на колени и начиная пеленать часового. – Плетеный синтетический паучий шелк.
– И всем этим мы обязаны тебе, – сказал Род, гладя мышку у себя на руке.
Та завертела носом, а затем нырнула между пуговиц его камзола.
Род придушил смешок, накрыв бугорок у себя на камзоле.
– Эй, поосторожнее, щекотно же!
Часовой между тем с кляпом во рту был аккуратно спеленут в ком Томом, и удерживался он на месте несколькими витками нитки.
– Где мы его спрячем? – прошептал Туан.
– Под рукой нет ни одного удобного места, – проворчал Том, высунув язык, пока завязывал гордиев узел.
– Эй! – Род похлопал бугорок, двинувшийся к низу от пряжки его пояса. – Прекрати это!
– Вон, на той стене есть подставка для факела, – показал Туан.
– В самый раз, – проворчал Том, подняв беспомощного часового и закрепив одну из петель нити на подставке.
Род покачал головой.
– А что если кто-нибудь пройдет этой дорогой? Мы не можем оставить его тут подвешенным.
Он сунул руку в камзол и оторвал мышку от исследовательского путешествия по его грудной клетке.
– Слушай, детка, ты знаешь, что такое искривление пространства?
Мышка выкатила глаза и дернула усиками, а затем твердо покачала головой.
– А как насчет, э… кармана времени?
Мышка энергично кивнула, затем мышиная мордочка сосредоточенно сморщилась и… часовой исчез.
Туан выпучил глаза, челюсть у него отвисла.
Большой Том поджал губы, затем живо промолвил:
– А… да! Ну, давайте тогда действовать дальше.
Род усмехнулся, поставил мышку на пол, развернул ее и легонько хлопнул по спине.
– Сгинь, пропади, заколдованный зверь, но оставайся поблизости, ты можешь понадобиться.
Мышка скрылась с прощальным писком через плечо.
– Не сомневаюсь, что Пересмешник будет спать там, где была комната Туана, – прошептал Том. – А его приспешники, будем надеяться, находятся неподалеку.
– А не может ли один из них оказаться бодрствующим? – прошептал Туан. – Или, может быть, поставлен начальником караула?
Том медленно повернулся, глядя на Туана со странным выражением лица. Он поднял бровь, взглянув на Рода:
– Хороший человек, – сказал он, – и хорошая догадка, – затем: – Следуйте за мной, – и, повернувшись, пошел прочь.
Им пришлось обойти только одного часового между собой и пивным залом.
Само помещение, как всегда, пещероподобное и грязное, было освещено только огнем очага и несколькими чадящими факелами. Этого, однако, хватало, чтобы разглядеть большую каменную лестницу, прорезавшую себе путь по противоположной стене с грацией, которой противоречили ее истертые ступени и сломанные перила.
Выше лестницы в зал выступала галерея. Дверные проемы вдоль нее вели в личные комнаты.
Рядом с очагом сидел в огромном кресле, развалясь и храпя, широкоплечий человек с лицом, как топор. Еще двое караульных сутулились по обеим сторонам двери в центре балкона.
– Неважное положение, – заключил Большой Том, ныряя обратно в коридор. – Тут их на одного больше, чем нас, и они настолько далеко друг от друга, что двое наверняка поднимут тревогу, пока мы выводим из строя остальных.
– Не говоря уже о мусорной свалке в виде освещенного зала, который нам придется пересечь, прежде чем мы доберемся до них, – добавил Род.
– Мы можем проползти под столами и табуретами, а тот, что у подножия лестницы, наверняка скоро уснет, он все время клюет носом.
– Это снимет беспокойство о двух внизу, но как насчет пары на балконе?
– На это, – сказал Туан, – ответит мое скромное искусство в обращении с пращей.
Он вытащил клок кожи с обернутыми вокруг нее двумя сыромятными ремнями.
– Как ты научился этому искусству? – проворчал Том, пока Туан разматывал ремешки. – Это же оружие крестьянина, а не игрушка лордика.
Во взгляде, брошенном Туаном на Тома, сквозило презрение.
– Рыцарь должен обучиться умению владеть любым оружием, Большой Том.
Род нахмурился.
– Я не знал, что это было частью стандартного кодекса.
– Не было и нет, – признался Туан, – но таковы правила моего отца и мои, как вы видите. Оба этих негодяя будут измерять свой рост на холодном камне допрежь поймут, что их сразило.
– Не сомневаюсь, – мрачно согласился Род. – Ладно, поехали, я возьму того, что у очага.
– Нет, – поправил его Большой Том, – ты возьмешь того, что у лестницы.
– Вот как? Какая-то особая причина?
– Да, – по-волчьи оскалился Том. – Тот, что в большом кресле, и есть тот самый приспешник, которого предвидел Туан, и именно тот, что засадил меня в тюрягу. То моя добыча, мастер.
Род посмотрел Тому в глаза и почувствовал, как зловещий холодок пополз у него по спине.
– Ладно, мясник, – пробормотал он, – только помни, эти люди пока не для резания.
– Пусть каждый хоронит своих покойников по своему вкусу и обычаю, – процитировал Том. – Ступай, займись своими мертвецами и предоставь моих мне.
Они упали на животы и поползли по-пластунски, каждый к своему собственному противнику. Для Рода это была вечность, состоящая из ножек столов и табуретов с массой остатков пищи между ними и постоянного страха, что один из них может добраться до своего места раньше и заскучает.
Раздался громкий с отдачей треск.
Род замер. Один из них ступил неосторожно.
С миг стояла тишина, затем голос окликнул:
– Что сие было?
Потом:
– Эй, ты там! Эгберт! Проснись, пьянчуга, и следи за лестницей, кою караулишь!
– А? Чо? Чо такое? – пробормотал невнятный голос поближе.
– Что там вас смутило? – пробормотал более глухой раздраженный голос у очага. – Дважды вы будили меня по пустякам.
Возникло молчание.
Затем первый голос произнес:
– Был шум, капитан, своего рода стук между столов.
– Стук, он говорит! – проворчал капитан. – Крыса, наверное, убирает остатки, ничего более! И ты будишь меня из-за этого? Сделай сие еще раз, и ты впрямь услышишь громкий стук по твоей голове.
Затем этот же голос проворчал про себя:
– Стук, понимаешь ли! Проклятый стук!
Потом снова наступила тишина, затем приглушенное клацанье, когда один из часовых беспокойно переместил свой вес.
Род испустил вздох облегчения – медленный и беззвучный. Он ждал, когда часовой опять начнет храпеть.
Затем он вновь ужом пополз вперед до тех пор, пока не улегся под ближайшим к лестнице столом.
Казалось, что время остановилось.
От очага раздался пронзительный свист и стук, когда Том перевернул табурет, под которым прятался.
Род прыгнул на своего противника. Уголком глаза он видел вскочившего на ноги Туана, неясную дугу его пращи, затем Род врезался в часового, вогнав кулак ему в поддых и сжав горло левой рукой.
Тот сложился пополам. Род слегка рубанул ребром ладони по основанию черепа, как раз под железной шапкой, и часовой обмяк.
Он поднял голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как осел часовой на балконе. Другой извивался на камнях, стиснув руки на горле.
Род поднялся по лестнице в пять прыжков. Он нанес часовому скуловорот в челюсть. Глаза у того закатились – отключился он моментально.
Гортань у него была перекошена, зрелище малопривлекательное. Но в этом ему повезло, будь это прямое попадание, его трахея была бы уничтожена.
Его спутнику не достало такого везения – камень пробил ему лоб. Кровь залила все его лицо и лужей растекалась по полу.
– Прости меня, старина, – прошептал Туан, когда узрел дело рук своих.
Род никогда не видел лицо юноши таким мрачным.
– Рок войны, Туан, – прошептал он.
– Да, – согласился Туан. – И будь он равен мне, я мог бы тут же забыть об этом. Но человеку моей крови полагается защищать крестьян, а не убивать их.
Род посмотрел на невеселое лицо юноши и подумал, что именно такие люди, как Логайры, давали аристократии то малое оправдание, которое она имела.
Том бросил один лишь взгляд и с грозным выражением лица отвернулся связать оставшегося.
Был только один убитый; капитан и карауливший лестницу лежали, надежно скрученные черной нитью Тома.
Том поднялся, сердито глядя на Туана.
– То было хорошо сделано, – проворчал он. – Ты вывел из строя двоих из них и сумел пощадить одного, ты лихой боец. А что до одного убитого, то не скорби о нем, ты едва ли мог получить время для лучшего прицеливания.
Лицо Туана стало озадаченным от смущения. Он не мог, по справедливости, возражать против манеры Тома, и все же как-то не по себе получать отеческий совет и прощение от крестьянина.
Род дал ему выход.
– Ты спал там? – Он ткнул большим пальцем в сторону двери, охранявшейся часовыми.
Вопрос пробился сквозь рассеянность Туана, юноша обернулся, посмотрел и кивнул.
– Ну, значит, здесь и будет Пересмешник. – Род посмотрел на Тома. – Капитан внизу был одним из личных кадров Пересмешника?
– Да.
– Значит, остаются еще двое. Каковы шансы, что оба находятся в этих комнатах, по обе стороны от комнаты Пересмешника? – Когда Том потянул себя за нижнюю губу и кивнул, Род продолжил: – Значит, по одному на каждого из нас. Вы, ребята, берите приспешников, а я Пересмешника.
Он повернулся к двери. На плечо ему упала мясистая рука Тома.
– Это как же так? – проворчал крестьянин. – Как это Пересмешник стал твоей добычей, а не моей?
Род усмехнулся.
– Я человек, стоящий посередине, помнишь? Кроме того, какой у тебя пояс?
– Коричневый, – признался Том.
– А у Пересмешника?
– Черный, – неохотно ответил Том. – Пятый дан.
– У меня черный, восьмой дан. Ты берешь приспешника.
– Что это за болтовня о поясах? – нахмурился Туан.
– Просто спор о юрисдикции, не беспокойся об этом. – Род повернулся к центральной двери.
Большой Том снова схватил его за руку.
– Мастер, – и на этот раз он, похоже, употреблял это выражение всерьез. – Когда с этим будет покончено, ты должен научить меня.
– Да, разумеется, все, что угодно. Ты у меня получишь диплом колледжа, только давай покончим с этим, идет?
– Спасибо, – усмехнулся Том, – но у меня уже есть диплом доктора.
Род сделал переоценку, затем уставился на него.
– Чего?
– Теологии.
Род кивнул.
– Это укладывается. Слушай, ты ведь не выдвинул каких-нибудь новых атеистических теорий, а?
– Мастер, – обиженно запротестовал Том. – Как можно доказывать или опровергать существование нематериального существа посредством материальных данных? Это-то и есть врожденное противоречие…
– Господа, – вмешался с сарказмом Туан. – Мне крайне неприятно перебивать столь ученую беседу, но Пересмешник ждет и может вскоре проснуться.
– А? О! Ах, да! – Род повернулся к двери. – Увидимся через пять минут, Большой Том.
– Да, мы должны продолжить беседу, – ухмыльнулся Большой Том и повернул к двери напротив.
Род приоткрыл свою дверь, напрягая руки.
Она заскрипела. Она застонала. Она завизжала. Она подала формальный протест.
Род бросился вперед, времени у него было в самый раз, чтобы сообразить, что Пересмешник заботливо оставил дверные петли несмазанными в качестве примитивной, но очень эффективной системы сигнализации, прежде чем тот завизжал «караул!» и вскочил с постели, нанося рубящие удары ладонями.
Род блокировал удар сверху и сделал выпад в солнечное сплетение. Его рука была умело отражена, визг Пересмешника «на помощь!» пронзил ему уши.
У Рода как раз достало времени, чтобы оценить юмор ситуации: черный пояс зовет на помощь, прежде чем увидел удар ноги, направленный ему в пах.
Он отпрыгнул, а Пересмешник ринулся следом за ним. На этот раз удар прошел.
Род покатился по полу, корчась от боли.
Он увидел ногу, нацелившуюся ему в челюсть, и сумел как раз достаточно отвернуть голову: удар пришелся ему по левой стороне черепа.
Он увидел россыпь красных звездочек, пылающих на черном фоне, и бешено затряс головой, пытаясь прояснить ее.
Сквозь звон в ушах он услышал еще один визг, неожиданно оборвавшийся, затем глухой стук, потом рев Большого Тома.
– За пращу, Туан! На этот визг сбегутся охранники!
Затем великан склонился над ним, приблизив лицо:
– Сильно ли ранен, мастер?
Род никогда и не предполагал, что пивным перегаром и луком может так хорошо пахнуть.
– Со мной все в порядке, – выдохнул он. – Удар пришелся немного не по центру, слава небесам!
– Ты можешь встать?
– Через минуту. Однако Гвен, возможно, будет временно разочарована. Как ты это сделал, Большой Том?
– Поймал его ногу на взмахе, – усмехнулся Большой Том. – И подбросил его ввысь, а потом провел апперкот допрежь он приземлился.
Род недоверчиво уставился на него.
– Чего?
– Апперкот. В поддых.
Род перекатился, подобрал под себя колени, в изумлении покачал головой.
– «Апперкот вырубает черный пояс». Зовите репортеров.
Снаружи раздался крик, внезапно оборвавшийся.
Род вскинул голову, прислушиваясь. Затем он с трудом поднялся на ноги, все еще прижимая руки к паху, и только что не выпал из двери, игнорируя озабоченные протесты Большого Тома.
На каменном полу пивного зала лежали три тела.
Туан стоял на перилах балкона, туго натянув в руках пращу, плотно стиснув челюсти, с выражением холодного ужаса в глазах.
– Сперва появился один, – монотонно сказал он, – потом второй, потом третий. Первых двух я отправил к праотцам, допрежь они могли закричать, но на третьем я запоздал.
Туан повернулся спиной к залу. Через минуту он произнес медленно и твердо:
– Не нравятся мне эти убийства.
Глаза его прояснились.
– Так, – кивнул Род, охнув, когда короткий спазм тошноты заставил его вцепиться в перила. – Никакому человеку, стоящему звания человека, не нравится это, Туан. Не позволяй этому тревожить тебя. Это война.
– О, я убивал раньше. – Губы Туана сжались. – Но убивать людей, которые три дня назад пили за мое здоровье!
Род кивнул, закрыв глаза.
– Я знаю. Но если ты лелеешь какую-нибудь надежду быть королем, Туан, или даже хорошим герцогом, ты должен научиться не позволять этому беспокоить тебя.
Он поднял взгляд на юношу.
– Кроме того, помни, они бы убили тебя, если бы смогли.
Том вышел на балкон, неся скрученного Пересмешника, словно младенца, на руках.
Он быстро оглядел пивной зал, лицо его посуровело.
– Новые убитые? – Он отвернулся, осторожно положил Пересмешника рядом с распростертыми телами его приспешников и вздохнул. – Но таковы уж времена и моды!
Он нагнулся, чтобы заняться связыванием одного из приспешников – высокого, тощего человека-скелета со шрамом там, где ему полагалось иметь ухо, – сувенир на память о королевском правосудии.
Род посмотрел и кивнул: Пересмешник хорошо выбрал себе соучастников. Они имели причину ненавидеть монарха. Род медленно выпрямился, содрогнувшись от боли.
Туан взглянул на него.
– Тебе следует присесть отдохнуть, Род Гэллоуглас.
Род сделал быстрый резкий вздох и замотал головой.
– Это просто боль. Не лучше ли нам сволочь этих вниз, в тюрьму?
В глазах Туана сверкнул огонек.
– Нет, свяжите их и держите здесь. У меня есть для них применение.
Род нахмурился.
– Что ты имеешь в виду под применением?
– Не спрашивай, мастер, – поднял руку Большой Том. – Если Туан нуждается в них, то предоставь их ему. Этот малыш знает свое дело, я никогда не видывал и лишь редко слышал о человеке, который мог бы так управлять толпой.
Он повернулся и спрыгнул вниз по лестнице, проверил павших на сердцебиение, связал одного, все еще живого, и уволок их всех под балкон. Затем он подхватил их капитана у очага и перекинул его через плечо.
– Том! – окликнул Туан, и великан поднял взгляд.
– Принеси тот рог, что висит над каминной полкой, и барабан рядом с ним!
Том кивнул и снял с гвоздя помятый, закрученный спиралью охотничий рог и забрал один из грубых барабанов – ничего больше, чем пустой бочонок с натянутыми с обеих сторон шкурами, – с его места на каминной полке.
Род нахмурился, сбитый с толку.
– Для чего тебе понадобились барабан и горн?
Туан усмехнулся.
– Умеешь играть на роге?
– Ну я не совсем чтобы подходил для первого кресла в оркестре филармонии, но…
– Сумеешь, – заявил Туан с искрящимися глазами.
Большой Том взбежал по лестнице с помощником Пересмешника на одном плече и трубой и барабаном на другом.
Он бросил инструменты и положил связанного к его товарищам.
Затем он выпрямился, уперев кулаки в бока, и ухмыльнулся.
– Здорово, мастеры! Что велишь сделать с ними, лордик?
– Ты возьмешь барабан и, когда я дам знать, повесишь этих четверых на перилах, но не за шею. То намного больше к нашей чести, что мы взяли их живыми.
Род вскинул бровь.
– Надеюсь, это не старый анекдот о том, что мы мол достаточно могущественны, чтобы быть милостивыми?
Он не услышал ответа, потому что Том принялся бить в барабан. Помещение наполнил тенорный рокот.
Род поднял рог.
Туан ухмыльнулся, вскочил на перила и встал, широко расставив ноги и сложив руки на груди.
– Созови их, мастер Гэллоуглас, – крикнул он.
Род поднес к губам мундштук и заиграл «побудку».
Она звучала довольно странно на охотничьем роге, но произвела свое действие. Прежде чем он добрался до половины второго куплета, зал наполнился нищими, грабителями, хромыми, однорукими, ворами, карманниками и убийцами.
Их ропот, прибой и ветер перед штормом наполнили зал, как контрапункт к рогу и барабану. Они были спросонья, с осоловелыми глазами, с отуманенными мозгами, швыряющие друг другу тысячу недоверчивых вопросов, с потрясением и испугом увидевшие Туана, брошенного в тюрьму, стоящим высоко и гордо в зале, из которого он был изгнан.
Ему полагалось страшиться их, ему полагалось страшиться возврата, а уж если он вернулся, то следовало это сделать как тать в ночи, украдкой и тайком.
И все же он стоял свободно у них на глазах, созвав их к себе горном и барабаном – а где же Пересмешник?
Они были потрясены и больше, чем малость, испуганы. Люди, которых никогда не учили мыслить, теперь столкнулись с немыслимым.
Род закончил тушем и резко оторвал трубу от губ, завертев ее сверкающим кругом и завершив тем, что раструб ее уперся ему в бедро.
Большой Том дал барабану последнее заключительное «бум».
Туан повел рукой в сторону Тома и начал очень тихо щелкать пальцами. Барабан снова заговорил – рокочуще, настойчиво, но очень тихо.
Род поднял взгляд на Туана, который усмехался, уперев руки в бока, ни дать, ни взять царственный эльф, вернувшийся в свое королевство. Он посмотрел на зрителей, потрясенных и исполненных страха, пялившихся, разинув рты, на повелительную, командную фигуру над ними.
Род вынужден был признать, что это был отличный способ начать речь.
Туан вскинул руки, и зал затих за исключением мерного рокота барабана Большого Тома.
– Вы прогнали меня! – крикнул Туан.
Толпа съежилась, бормоча, полная страха.
– Прогнали, выбросили вон! – воскликнул Туан. – Вы отвратили от меня глаза свои, отвернулись от меня, думали никогда больше не смотреть на меня!
Ропот усилился, начал принимать угрюмый отчаянный оттенок.
– Разве не был я изгнан? – вопросил Туан, а затем: – Молчать!
И, как по волшебству, зал затих.
Он низвел на толпу обвиняющий перст и прорычал:
– Разве не был я изгнан?
На этот раз нашлись некоторые, пробормотавшие:
– Да.
– Разве не так?
Хор «да» усилился.
– Разве не так?
– Да, – прокатилось над головами толпы.
– Разве вы не называли меня предателем?
– Да, – снова проворчала толпа.
– И все же, вот я, стою здесь, – прокричал Туан. – Сильный и свободный, и снова хозяин Дома Хлодвига!
Никто этого не оспаривал.
– А где настоящие предатели, которые увидели бы всех вас разорванными в клочья в безнадежной битве? Предатели, которые превратили Дом Хлодвига в тюрьму в мое отсутствие? Где они теперь, чтобы оспаривать мое главенство?
Он положил руки на бедра, в то время как толпа пустила этот вопрос по рядам, а Том быстро привязал десятифутовую нить к путам Пересмешника, а другой ее конец привязал к столбу перил.
Когда ропот «где?» и «Пересмешник» начал усиливаться, он обслужил таким же образом троих приспешников.
Туан дал ропоту нарасти и усилиться, затем, как раз когда он достиг своего пика, подал знак Тому.
Том с Родом перебросили связанных через перила, где они и повисли по двое по обе стороны от Туана. Пересмешник пришел в сознание, он начал извиваться и брыкаться на конце своей веревки.
Зал наполнился потрясенным молчанием.
Туан усмехнулся и сложил руки на груди.
Толпа зарычала, словно один огромный дикий зверь, и бросилась вперед.
Передние ряды принялись подпрыгивать, пытаясь достать болтающиеся ноги.
Непристойные эпитеты, проклятия Пересмешнику и его приспешникам так и летели из огромного зала.
– Вот! – крикнул Туан и вскинул руки, толпа замолкла. – Вот предатели, воры, отнявшие у вас свободы, что я добыл для вас!
Большой Том усмехнулся, не сводя горящих глаз с молодого лорда, раскачиваясь в ритм со словами юноши.
Ибо воистину, паренек сейчас казался футов двенадцати ростом.
– Разве вы не родились без всяких хозяев? – крикнул Туан.
– Да! – проревела ему толпа.
– Вы родились для воли, – прогремел Туан. – Верно, свободы быть вне закона и нищенствовать, но рожденные свободными!
Затем:
– Разве вы не родились дикими? – практически провизжал он.
– Да! – завизжала в ответ толпа. – Да, да, да!
– Разве я украл у вас вашу свободу?
– Нет, нет!
Кривобокий горбун с повязкой на глазу крикнул:
– Нет, Туан, ты дал нам больше свободы!
Толпа утвердительно зашумела.
Туан снова скрестил руки, улыбаясь, давая одобрительным крикам идти своим чередом.
Когда они только-только прошли свой зенит, он снова вскинул руки и прокричал:
– Говорил я вам?
Воцарилось молчание.
– Говорил я вам, что вы должны иметь мое разрешение на ночь любви?
– Нет! – заревели они в ответ, оба пола, для разнообразия объединившись.
– И никогда не скажу!
Они закричали:
– Ура!
Туан улыбнулся и почти застенчиво склонил голову в знак благодарности.
– И все же, – Голос Туана упал на низкий, угрюмый, гневный регистр. Он нагнулся вперед, размахивая перед зрителями стиснутыми кулаками. – Когда я вернулся в ваши коридоры сей темной вечерней порой, что я обнаружил?
Голос его поднялся, усиливаясь.
– Вы позволили этим подлым негодяям похитить все, что я дал вам!
Толпа зарычала.
Туан махнул левой рукой. Том ударил в барабан с такой силой, что оборвал толпу.
– Нет, больше того, – воскликнул Туан. Его указательный палец тыкал в толпу, глаза искали индивидуальные лица. Его голос стал теперь холодным и размеренным. – Я обнаружил, что в своей подлой трусости вы позволили им украсть даже ту свободу, с которой вы родились!
Толпа зароптала, испуганно и неуверенно. Передние ряды шарахнулись назад.
– Даже свое прирожденное право вы позволили украсть у вас!
Ропот обернулся волной страха от презрения, звучавшего в серебряном языке.
– Вы позволили им отнять у вас даже право на постельную свободу!
Он взмахнул рукой, снова ударил барабан.
– И вы называете себя мужами, – засмеялся Туан резким пронзительным смехом.
Волна ропота пошла теперь на него мрачными, протестующими голосами:
– Мы – мужи! – крикнул кто-то, и толпа подхватила: – Мы мужи! Мы мужи! Мы мужи!
– Да! – завизжал одноглазый горбун. – Только дай нам сих болтающихся негодяев, что ограбили нас, Туан, и мы докажем, что мы – мужи! Мы разорвем их на части, сдерем с них кожу! Мы не оставим и унции мяса висеть на их костях! Мы переломаем даже их кости и вытащим костный мозг.
Толпа кровожадно завыла.
Туан выпрямился и сложил руки на груди, мрачно улыбаясь. Толпа увидела его, ее рев стих до ворчания с оттенком вины, затем раскололся на очаги угрюмого шепота и умолк.
– Разве это мужество? – почти спокойно произнес Туан. – Нет!
Он выбросил руку вперед, тыкая, обвиняя.
– Я видел стаи собак, могущих еще лучше выполнить эту работу!
По толпе пробежал ропот, становясь все более сердитым, все более и более.
– Поосторожнее! – призвал Род Туана. – Ты добьешься, что они разорвут на части нас!
– Не бойся, – сказал Туан, не сводя глаз с толпы. – Пусть еще немного побесятся.
Ропот резко возрос, то тут, то там кричал какой-нибудь нищий, раздавались гневные выкрики, махали кулаками Туану, стоящему на балконе.
Туан снова вскинул руки, крикнув:
– Но я говорю, что вы – мужи!
Толпа притихла, уставясь на него.
– Есть другие, оболгавшие вас, но я зову вас мужами! – Затем он перевел взгляд с лица на лицо. – И кто возразит мне?
Миг они молчали, затем кто-то крикнул:
– Никто, Туан!
И другой добавил:
– Никто!
– Никто! – закричало еще несколько, и:
– Никто! – присоединялись многие до тех пор, пока вся толпа не заорала:
– Никто!
– Докажете ли вы, что вы – мужи? – крикнул Туан.
– Да! – зарычала толпа.
– Вы будете драться? – взвыл Туан, сжимая кулаки.
– Да! – зарычала толпа.
Рука Туана рванулась вниз на уровень пояса, ладонями к полу, с раздвинутыми пальцами.
Толпа стихла.
Его голос стал тихим, напевным:
– Вы родились для грязи и струпьев болезни!
– Да! – пробормотали они.
– Вы родились для пота и для боли от труда!
– Да!
– Вы родились для урчания пустых животов и тоски по дому!
– Да!
– Кто наполнил ваши животы? Кто дал вам крышу над головой в этом самом доме?
– Ты!
– Кто дал вам крепость?
– Ты!
– Кто?
– Ты!
– Скажите мне имя!
– Туан Логайр! – завизжали они.
– Да! – Руки Логайра снова поднялись, он стоял, пригнувшись, с горящими глазами. – Из юдоли вывел вас я. Но кто дал вам ее при рождении? Кто давил вас от столетия к столетию, от отца к сыну, век за веком со времени наших самых отдаленных праотцов?
Толпа неуверенно забормотала.
– Крестьяне?
– Нет!
– Не солдаты ли?
– Да! – зарычали они, снова оживляясь.
– Кто командует солдатами?
– Знать!
Род содрогнулся от ненависти, вложенной ими в это слово.
– Да, то была знать! – крикнул Туан, выбрасывая вперед кулак, и толпа завыла.
Он дал попарить несколько минут шуму и гаму, а затем снова вскинул руки.
Потом его руки опять упали на уровень пояса, он принял стойку.
– Кто? – вопросил он, и барабан позади него зарокотал. – Кто единственный из всех высокородных принял вашу сторону? Кто дал вам пищу, когда вы желали ее, услышав нашу просьбу? Кто послал вам судей, чтобы дать вам правосудие вместо вельможного произвола?
Его кулак взметнулся вверх, потянув за собой все тело.
– Королева!
– Королева! – словно эхо подхватили они.
– Она закрывает уши перед вельможами, чтобы они могли слышать ваши крики!
– Да!
– Она лила слезы по вам!
– Да!
– И все же, – крикнул горбун, – она прогнала тебя, наш Туан Логайр!
Туан кисло улыбнулся.
– Прогнала? Или послала к вам? – Он вскинул руки вверх, и они заревели, словно лавина. – Именно королева отдала вам обратно ваше прирожденное право!
– Да!
– Вы мужи?
– Да!
– Вы будете драться?
– Будем! Будем драться!
– Вы будете драться с вельможами?
– Да!
– Вы будете драться за королеву?
– Да!
– Вы будете драться с вельможами за нашу королеву Катарину?
– Да! Да, да, да!
Тут шум толпы перекрыл все, люди прыгали и кричали, мужчины хватали женщин и кружили их.
– Есть у вас оружие? – крикнул Туан.
– Да! – взметнулись вверх, сверкая, тысячи кинжалов.
– Разбирайте свои заплечные мешки, набивайте их сухарями! Выносите их из сего дома через южные ворота города! Королева даст вам пищу, даст вам шатры! Так бегите же все на юг по главному большаку до Бреденской равнины, чтобы дождаться там вельмож! Ступайте совершить это! – кричал он. – Вперед за королеву!
– За королеву!
Туан махнул рукой, барабан забил часто и громко.
– Охотничий сигнал! – бросил Туан в сторону Рода.