Текст книги "Шаман"

Глава 2

– Прежде, чем создать человечество, – начал свой рассказ Манало, – Творец создал более древний род – улинов. Он создал их из четырех стихий – Земли, Воздуха, Огня и Воды, взятых неравными частями, но так, чтобы хватило для сотворения магических созданий, наилучшим образом подходивших для того мира, который простер перед ними Творец. Каждому мужчине-улину Творец дал свой разум, а каждой улинской женщине – свой. И он не стал принуждать их благодарить себя или прославлять. Улины оказались просто-таки созданными для радости и удовольствий, вот они и стали прославлять эти самые удовольствия.

– Это было ошибкой, – сказал кто-то из мужчин.

Но Манало покачал головой:

– Творец ошибок не делает, хотя людям так может показаться. А уж улинам, конечно, кажется, что ошибка Творца – это создание людей.

– Но тогда они могут бросить вызов Творцу!

– Не больше, чем вы, ведь и вы тоже – каждый – рождаетесь со своим разумом, и неплохо бы вам об этом помнить. О да, нам улины кажутся гигантами, способными творить чудеса, гигантами в сто раз сильнее любого из нас. Они умнее, и по сравнению с нами у них обострены все чувства, но ум сам по себе – это еще не мудрость, а обостренные чувства – не озарение.

– Но улины бессмертны, – возразила какая-то женщина.

Манало кивнул:

– Сами по себе они умереть не могут. Не может убить их и смертный. Но вот друг друга они убивают, потому-то их и осталось так мало. Они готовы получать от жизни все, даже за счет других.

Старуха покачала головой, бормоча:

– Неужто им радостей не хватало без того, чтобы друг дружку не убивать!

– Хватало. Они могли добывать себе пропитание из самих стихий. Им не надо было трудиться. Хотя они и ели земные плоды, но делали это не от нужды, а ради удовольствия. Охотились, собирали плоды и ягоды тоже только для веселья, но еще они любили драться!

– И самым главным бойцом у них был Маркоблин! – взволнованно выкрикнул какой-то мальчишка.

Манало кивнул.

– Маркоблин лучше всех владел мечом и копьем, он был сильнее всех, кроме разве что кузнеца-чародея Аграпакса – ну а Аграпакса драки, конечно же, не интересовали.

– Но Маркоблин мог заставить его драться! – настаивал мальчишка.

Манало покачал головой.

– Заставить Аграпакса было невозможно, ибо оружие делал он и ни один воин не решался портить с ним отношения. У тех же, с кем такое случалось, мечи во время схваток крошились на мелкие кусочки, и воины погибали. Но Маркоблин мог убивать других, и многие улины не решались отказать ему, если он что-то приказывал.

– Не решались? – нахмурился мальчишка. – А разве он не правил всеми по-настоящему?

– Никем из улинов нельзя править, – цедя слова, отвечал Манало. – Нельзя, каким бы ты ни был великим бойцом, потому что все улины умеют колдовать, а вот владеть колдовством и оружием одинаково было дано не всем. Маркоблин колдун был неважнецкий, поэтому он опасался тех, кто мог побороть его колдовством.

– Значит, он не был королем улинов? – уточнил один из мужчин.

– Нет, не был, но если кого и считать королем улинов, то только его. Но на самом деле он не мог повелевать теми, кто не хотел этого сам. Многие улины вообще не желали сражаться и сопротивлялись Маркоблину с помощью колдовства или объединялись против него в отряды.

– Но он собрал своих людей, – не унимался мужчина.

– Он собрал своих людей, – подтвердил мудрец. – И главным из тех, кого он собрал, был Улаган. Оружием он владел не так ловко, как Маркоблин, да тут и дивиться нечему – таких было большинство. Удивительно другое – как Улаган остался в живых.

По хижине пробежал нервный смех.

– Ну, так Улаган же был хоть куда.

– Хоть куда, это точно – умением злиться и мстительностью, – кивнул Манало.

– И отряд Маркоблина подрался с другим отрядом?

– Точно, – согласился Манало. – И многие погибли и с той, и с другой стороны, и победа не досталась никому, ибо там, где шайка Маркоблина брала оружием, их противники побеждали колдовством. В конце концов враги разошлись, оставив на поле боя горы трупов. Да, на этом все сражения и закончились.

– А Ломаллин был помощником Харнона, верно?

– Нет, он был одним из тех колдунов, которые отразили атаки шайки Маркоблина.

– Вот тогда-то и началась вражда между Улаганом и Ломаллином? – поинтересовалась женщина.

– Нет, на ту пору вражда уже существовала, да это и не важно. Улаган с самого начала враждовал почти со всеми улинами.

– А потом, значит, дрались между собой только те улины, которым драки нравились? – спросил еще один мальчишка.

– Да, но это нравилось многим. Казалось, что для мужчин-улинов нет высшего счастья, как только схватиться в поединке.

– И еще заняться любовью, – проворчала старуха, – но не жениться.

Манало пожал плечами.

– Улинские женщины не хотели замуж, им не нужны были охотники, которые добывали бы для них дичь, не нужны защитники: улинские женщины были такими же сильными, как их мужчины.

– Но не такими кровожадными, – напомнила Манало старуха.

– Но не такими кровожадными, верно, – признал Манало. – Хотя и они время от времени наслаждались потасовками. На самом деле те немногие из них, которые еще живы, – это те, которым драки нравились больше всего или, наоборот, меньше всего.

– И с мужчинами то же самое? – спросил старик.

Манало кивнул.

– Ломаллин умеет драться, и неплохо, но не получает от этого радости. Улаган обожает сражения и ненавидит проигрывать, и его радует боль его жертв.

Люди поежились, некоторые стали оборачиваться, словно хотели посмотреть, нет ли где-нибудь поблизости гневного божества.

– А разве улинским женщинам не нужна была защита от такого, как он? – спросила другая старушка.

Манало пожал плечами.

– Некоторым – да, некоторым – нет. Несомненно, любая улинская женщина могла продержаться достаточно долго для того, чтобы успеть позвать на помощь, а если поблизости не было мужчин, то несколько женщин вполне бы пересилили такого, как Улаган.

Народ в хижине изумленно и восторженно зашептался: все дивились силе улинских женщин.

– Так что улинские женщины никогда не совокуплялись с тем, кто был им не по нраву, – подвел черту под этой темой Манало. – Но сказать так – значит ничего не сказать, ибо мало кто был улинским женщинам не по нраву.

Народ снова зашептался: женщины неодобрительно, мужчины восхищенно.

– Но если они совокуплялись так часто, – удивилась молодая женщина, – почему же тогда улинов осталось так мало?

– Все дело в колдовстве, – отвечал ей Манало. – Улинские женщины могли зачать или не зачать детей по собственному желанию.

Тут уж с восхищением и завистью зашептались женщины: они о таком раньше и не слыхивали. Мардона нахмурилась:

– Вот никогда не слыхала такого про улинов!

– А о них вообще мало что известно, – согласился Манало. – Известно то, что знает Ломаллин, и то, что он может поведать тем, кто воистину готов отдать ему свои сердца.

– И ты один из таких?

– Да, и потому я иду туда, куда мне велит Ломаллин.

– Но раз дело в колдовстве, – встрял молодой мужчина, – наверное, и мужчины могли повелевать тем, быть ребенку или нет?

– Могли, потому-то детей рождалось очень мало – они появлялись только тогда, когда этого желали оба родителя, а мало у кого из улинов возникали родительские чувства. У тех же, кто такие чувства испытывал, они удовлетворялись очень быстро – в особенности же потому, что улинская пара очень скоро понимала: дети привязывают их или к дому, или к самим себе. Вдруг выяснялось, что они не могут больше бродить, где пожелают, предаваться любовным играм, когда захотят, проводить бесконечные часы в кругу друзей, бездельничая за болтовней и вином. Короче говоря, им приходилось думать сначала не о себе, а о детях, а такое мало кому из улинов было по сердцу.

– Значит, они были слишком самовлюбленные! – возмущенно воскликнула одна из матерей, потому что ее детишки уже беспокойно поглядывали и на нее, и на своего отца.

– Да, они были очень самовлюбленные, поэтому браки среди улинов происходили редко, хотя любовных историй было множество.

– Но все ненадолго, – фыркнула старуха.

– Да, не больше нескольких недель, а бывало, что всего и одну ночь. Хотя иногда – очень редко – связи длились по нескольку лет, так что все-таки некоторое количество маленьких улинов появлялось на свет, чтобы занять места умерших.

– Неужели драк и убийств было так много? – спросил один из мальчиков, широко распахнув глаза.

– О, этого хватало, можешь не сомневаться, – с горечью покачал головой Манало. – Улины убивали друг дружку во гневе, из-за мести, убивали ради того, чтобы выяснить, кто из них сильнее, кто удачливее. Они убивали друг друга в играх, которые вдруг переставали быть играми, – но дело не только в убийстве улинами друг друга. Некоторые из них погибали, охотясь на гигантских зверей в незапамятные времена, а некоторые просто уставали от жизни. Она так прискучивала им, казалась такой бесцельной, что они убивали сами себя.

– Что ж, значит, они были ничуть не лучше нас! – возмущенно вскричала еще одна старуха. – Это, конечно, если ты правду говоришь, только я про такое прежде не слыхивала, Учитель!

– Так узнай от меня, ибо так говорит Ломаллин, а он здесь с самого начала и все видел своими глазами.

– Но как же они тогда смеют называть себя богами? – возмутилась старуха.

– Они и не называют – богами их назвали люди, – возразил Манало и укоризненно поднял большой палец. – Не обманывайтесь! Улины – не боги! Бог один, Творец! Улины – старшая раса, раса более рослая и сильная, это верно. Улины умеют колдовать и вызывать несчастья, бедствия. Но они всего лишь существа, похожие на вас, только сильнее, намного сильнее, и все же они только создания, а не Творцы! Они не боги!

Большинство из сидящих в хижине изумленно, не мигая, смотрели на Манало. Вот уж чего-чего, а это они точно слышали впервые! Кое-кто даже нахмурился и смотрел на Учителя недоверчиво, однако вслух своих сомнений не высказывал.

Что до Огерна, то он особых различий не видел. Какая разница между сверхлюдьми и недобогами?

И, как будто прочитав мысли Огерна, Манало бесхитростно проговорил:

– Боги не умирают. Их нельзя убить. Улинов можно.

– Но их убивали улины, – возразила какая-то женщина, – а не люди.

Манало кивнул.

– Верно. Поначалу улинов было много, но шли века, и их становилось все меньше и меньше, и даже тем из них, кто в молодости радовался жизни, тому лет эдак в тысячу жизнь может прискучить и показаться однообразной.

– Но разве можно хотеть умереть? – вырвалось у девчушки.

– Через тысячу лет, когда рядом нет детишек и некому развеять твою тоску? – ласково улыбнулся девчушке Манало. – Да.

Но маленькая девочка, судя по всему, ему не поверила.

– Но большинство-то улинов все таки полегло на войне, верно? – подал голос Огерн.

– На войне, это верно. Хотя каждый третий из улинов уже был мертв к тому времени, когда началась война. На Земле стали появляться новые создания: эльфы, гномы, дверги и люди, которые были очень похожи на улинов, хотя во всем им уступали. Улины поняли, что Творец создал новую расу – не таких великанов, как они, зато более склонную плодиться и размножаться. Люди походили на улинов внешне, но не умели колдовать. Вернее, они могли этому научиться, но не рождались с таким даром.

В одном углу медленно, понимающе кивнула Мардона, в другом – Чалук.

– Но зачем Творцу понадобилось создавать эльфов, когда в мире уже были существа намного лучше них? – изумился юноша. – И зачем, когда он создал эльфов, ему понадобилось создавать еще гномов, двергов и нас?

– Эти же вопросы мучили и улинов, – отозвался Манало и погрозил пальцем. – Не думайте, что тот, кто сильнее, кто живет дольше, кто выше ростом, лучше! Улины слишком загордились. В своей гордыне они отреклись от Творца. Из-за самовлюбленности они не желали иметь детей. На самом деле, мало кто из улинов любил кого-нибудь больше себя самого. Разве это значит «лучше»?

– Нет! – хором прокричали несколько женщин.

Большинство мужчин согласно закивали головами, однако юноша, задавший вопрос, неуверенно переглядывался со своими сверстниками.

Манало объяснил:

– Улины были древней расой, они умели творить чудеса – и ломались любые преграды, и у существ разного рода-племени рождалось потомство, но рождалось безо всякой любви.

Люди изумленно и осуждающе зашептались, а один мужчина спросил:

– Вот так-то Улаган и породил своих чудовищ, да? Всех этих гоблинов, троллей, ламий и сфинксов?

– И еще множество других – их слишком много и не стоит перечислять, – перебил его Манало и с отвращением добавил: – О, эти несчастные создания, которые и не хотели появляться на свет! А их бедные родители, которых вынуждали совокупляться против их воли! Но Улаган черпает радость из чужой боли и тоски и продолжает создавать чудовищ, невзирая на то, что сами чудовища уже способны производить на свет себе подобных. Никогда не ходите одни по лесу, слышите, молодежь! Не знаешь заранее, когда приспешники Улагана пойдут рыскать в поисках новых жертв – живых игрушек для своего жестокого повелителя.

Хижина огласилась возмущенным гомоном. Многие ежились от отвращения. Один из молодых людей выкрикнул:

– Только для этого мы и созданы: для того чтобы стать игрушками богов?

– Улинов, – поправил его Манало, – и хотя многие из них думали, что все так и есть, некоторые решили, что новый род – люди – создан для того, чтобы угрожать им, или для того, чтобы занять их место, когда все улины друг дружку перебьют. Они думали, что люди не умеют управлять деторождением…

– А разве мы это умеем? – язвительно поинтересовалась пожилая женщина.

Кое-кто захихикал, но на них зашикали.

– Я говорил не о желании совокупляться, – уточнил Манало, – а о желании иметь детей. На самом деле улины довольно быстро поняли, что людям недоступно зачинать детей по собственному желанию…

– Тут они не ошиблись, – насмешливо проговорила женщина.

– Не ошиблись, но желание людей иметь детей превыше совокупления и зачатия. – Взгляд Манало устремился к сидевшим неподалеку от него детишкам. – Улины даже в мыслях не держали, что люди способны кого-то любить больше, чем самих себя, – для них это было чуждо, непонятно. Даже те из улинов, которые хотели иметь детей, которые родили их и вырастили, даже они давно утратили такое желание. А вот иметь детей от женщин из людского рода – то было совсем иное дело, ведь эти женщины безропотно сносили все и их было легко бросить.

– Чтобы это понять, не надо быть богом!

– Ты уверена? – Манало устремил на женщину пристальный взгляд. – Разве это люди из вашего рода придумали, что можно бросить женщину с ребенком, и пусть она сама возится с ним, как знает? Или они научились этому от тех, кого называли богами?

Женщина нахмурилась.

– Пожалуй, я начинаю верить тебе – улины не боги, они по подлости переплюнут любого из наших мужчин.

– А может, и женщин? – печально усмехнулся Манало. – Ведь улинские женщины тоже играли с людскими мужчинами, как с игрушками. Они не получали от совокупления с ними большого наслаждения – ведь они были ростом не выше улинских детишек.

– Но зачем же тогда им вообще были нужны людские мужчины? – робко спросила другая женщина.

– Потому, что улинских мужчин воспитание детей больше не интересовало, – объяснил Манало. – Нет, то есть они готовы были признать их своими – вот только лишь бы не заботиться ни о детях, ни об их матерях. Правда, довольно часто они находили мужчин-людей, которые считали честью взять в жены женщину с ребенком-полукровкой. Иметь ребенка – наполовину улина считалось выгодно и полезно для собственных детей.

На это никто ничего не сказал, но все принялись неловко переглядываться. Наконец какая-то старуха проворчала:

– А богини не ревновали?

– Еще как ревновали и пытались отомстить улинам-мужчинам.

– Но ведь это же, наверное, было очень опасно! – выдохнула старуха.

– Очень, поэтому чаще всего улинские женщины обрушивали свою месть на тех людских женщин, которые возлежали с мужчинами-улинами, или нарочно отнимали у людских женщин мужей. Однако чаще всего улинские женщины вымещали свою злобу на детях от таких союзов.

– Так и родились ульгарлы, – прошептал древний старик.

– Да, так родились ульгарлы, – подтвердил Манало. – И вот почему многие из них стремились под защиту отцов, невзирая на то, что за это они должны были исполнять любое повеление своих защитников. Ульгарлы – верные и полезные слуги, ибо они, будучи полукровками, все равно вполовину выше любого из людей, вполовину сильнее. Многие из них рождаются с колдовским даром. А если нет, то учатся колдовству легко и с желанием.

Все поежились при мысли о мстительных и опасных сверхлюдях.

– Но почему ульгарлы такие злые? – спросила молодая женщина.

– Потому что они ненавидят вас за то, что вы свободны, а они – нет, – вздохнул Манало. – Те, которых забрали к себе отцы-улины, а делали они это зачастую только ради того, чтобы позлить своих сородичей или бывших любовниц, – те, которые выросли среди улинов, были презираемы, унижаемы, вечно служили предметом для женских насмешек – о да, вот эти выросли жутко злобными и только ждут не дождутся, на ком бы сорвать свою ненависть и злость.

– Но бывают же и хорошие ульгарлы! – не сдержавшись, выкрикнул какой-то парень.

– О, некоторым из ульгарлов была суждена более счастливая доля, – не стал спорить Манало, – ибо, вырастая среди людей, они окружены почетом. Если же их растят улинские матери, то они растут счастливо, но вырастают избалованными, испорченными. Но таких мало, очень мало.

– У ульгарлов могут рождаться дети от людских женщин, верно? – требовательно спросила одна из девушек.

– Дети рождаться могут, – согласно кивнул Манало, – хотя я еще не слыхал ни об одном из ульгарлов, который бы удосужился жениться или осмелился сделать это без разрешения отца.

– А такой ребенок уже будет человеком?

– Ребенок от ульгарла – нет. Его не спутаешь с человеческим ребенком. Все равно дети получаются слишком рослые. Вот внука или правнука ульгарла уже вполне можно принять за человека. Это будет высокий и очень сильный человек – но человек!

У Огерна по коже побежали мурашки – так много взглядов сразу устремилось к нему.

– А разве вы все знаете своих предков? – требовательно вопросил Манало. – Сын сына в конце концов всегда мало похож на своего предка. Так что любой из вас может вести свой род от ульгарла.

Люди закашлялись, принялись прочищать горло, от Огерна все отвернулись. Соплеменники старались не глазеть друг на дружку, и каждый надеялся, что никто не пялится на него. Огерн довольно улыбнулся и мысленно поблагодарил мудреца.

– Как это ни смешно, но в каком-то смысле ульгарлы – телохранители улинов, – продолжил свою мысль Манало. – Это они придают улинам уверенность в том, что их род никогда не вымрет, что он будет жить до тех пор, пока по земле ходят люди. Вы – их жертвы, предмет их ненависти – носите в себе залог того, что от улинов на земле хоть что-то останется.

– Не хочешь же ты сказать, что боги вымирают! – в ужасе выкрикнул Чалук.

– Увы, это так, – негромко проговорил Манало. – Они в ярости убивали друг друга, накладывали на себя руки, когда жизнь становилась для них нестерпима, но больше всего они погибали в войнах. Теперь их осталась жалкая горстка, может быть, пятьдесят, не более, но многие из них презирают людей, а некоторые – и других улинов.

– А Ломаллин и Улаган у них самые главные? – спросил чей-то голос.

Манало пожал плечами.

– Пожалуй, они всего лишь самые могущественные из тех, кого заботит судьба смертных. И если у Ломаллина власти больше, чем у других, то это потому, что он сострадает людям, заботится об их благополучии – на это направлена вся его сила. А если у Улагана власти больше, чем у других, то это потому, что он так хочет. – Манало медленно и печально покачал головой. – О, не заблуждайтесь. Улины вымирают, а смертных становится все больше.

– Вот за это они нас и ненавидят? – спросил юноша, а сидевшая рядом с ним девушка поежилась.

– Да, – подтвердил Манало. – Многие из уцелевших улинов смотрят на людей с ненавистью и завистью. Им ни до кого нет дела – только до себя, до своих радостей, а для многих из них самая большая радость – месть людям.

– Только за то, что мы существуем? – дрожащим голосом спросила молодая женщина.

– Да, только за это, – кивнул Манало.

– Но как же Ломаллин? – удивилась другая женщина. – Его-то точно не интересуют только собственные радости?

– Его интересует его дело, – вздохнул Манало. – Людям очень повезло, что наградой для него, смыслом его жизни является счастье и процветание человечества.

– Значит, он убьет Улагана? – вмешался еще один молодой парень, широко открыв глаза.

Манало пожал плечами.

– Нарочно – вряд ли, но, если вопрос встанет так: убить или быть убитым – я думаю, Ломаллин не растеряется.

– Значит, другие улины для него все-таки более важны, чем мы, – расстроенно проговорила женщина, окруженная детьми.

– Конечно, – ответил Манало. – А вы как думали?

– Разве он не относится к нам так, будто бы мы – его дета?

– Нет, – покачал головой Манало, – потому что не он вас создал… вернее, он создал немногих, да и те ульгарлы. Нет, он смотрит на вас, как на тех, кто нуждается в его защите, вы – не из его рода.

– Значит, мы его зверюшки, – расстроенно прошептала женщина.

– Думаю, больше, чем ты думаешь, – отозвался Манало. – Помните же, улины – не боги, а Ломаллин – никак не Творец. И если он благосклонен к человечеству, то только потому, что он так хочет, а не потому что должен быть таким.

– Ты утверждаешь, что они не боги, – вступил в разговор Огерн, – но у них такая огромная власть, от них зависят наши судьбы!

– И ты туда же, Огерн? – грустно покачал головой Манало, оперся о посох и встал. Потерев спину, он пожаловался: – В моем возрасте нельзя так долго сидеть, скрестив ноги. Давайте-ка, друзья, расходиться. Пора спать. Мне завтра вставать до зари, а с восходом надо уже быть в дороге.

Ему ответил хор недовольных голосов, однако Манало был непреклонен, и в конце концов недовольство сменилось множеством пожеланий счастливого пути. Наконец Огерн проводил к выходу последних соплеменников и отвел Манало к постели у очага в большой хижине.