Текст книги "Шаман"

Автор книги: Кристофер Зухер Сташеф (Сташефф)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

Глава 21

– Неужели конца не будет этим вспаханным полям? – проворчал Лукойо, глядя на необъятные просторы, покрытые зеленеющими всходами. Трое спутников только их и видели с тех пор, как отплыли из Кашало. Они бы, наверное, долго гадали, кто обработал и засеял эти поля, если бы пару раз не проплыли мимо деревенек, состоявших из глинобитных домишек под черепичными крышами, если бы не видели на полях фигурок крестьян, орудовавших мотыгами. День клонился к вечеру, и крестьяне потянулись домой, забросив мотыги на плечи. Оказываясь поблизости от берега, крестьяне замечали путешественников, улыбались, махали руками. Лукойо махал рукой в ответ, хотя и несколько нерешительно – он сам не мог понять, стоит ли этот делать.

– Всегда отвечай добром на добро, Лукойо. – И Огерн тоже замахал рукой стоявшим на берегу людям, широко, пусть и не совсем искренне, улыбаясь.

Немного погодя впереди показалась еще одна деревня. Почти к самой воде спускалось вспаханное поле. Крестьяне замахали путешественникам руками, потом стали подзывать их к берегу.

Улыбка Огерна угасла. Он спросил Гракхинокса:

– Ты ведь бродил по округе, пока ждал нас, правда?

– Бродил, – кивнул дверг.

– Знаешь что-нибудь про этих людей?

Гракхинокс пожал плечами.

– Если они похожи на тех, кто живет поближе к городу, то они с городом торгуют. Те, которые жили близко, бежали, когда стали наступать ваньяры – кто мог, тот бежал. Многих изловили.

Огерн не стал спрашивать, что сделали с пойманными, это он и так знал.

– А этих не поймали, и они не бежали, – завершил свою мысль Гракхинокс.

– Это потому, что мы плывем на восток, а ваньяры наступали с севера. Как думаешь, можно доверять эти людям?

К берегу бежали женщины, они размахивали руками и что-то кричали. Многие из них были молоды и раздеты до пояса. Лукойо, глядя на них, задышал с присвистом.

– С виду вроде бы мирные, – пробурчал Гракхинокс. – Да и не слыхал я ничего дурного про деревни, которые обеспечивают Кашало едой.

А девушки на берегу зазывали путешественников вовсю: виляли бедрами, улыбались. Зазвучали барабаны и дудки.

– Ой, ну, конечно, они мирные! – вырвалось у Лукойо. – Кузнец, тут мы наверняка будем в безопасности, да и не только в безопасности, а еще лучше! Давайте тут переночуем!

– В безопасности? Как бы нам ее тут не лишиться! А тебе вечно хочется чего-нибудь лишиться! Уж по меньшей мере собственной добродетели! – выговорившись, Огерн развернул каноэ к берегу. – Но, похоже, они не опасны.

– Вот именно! – вожделенно вымолвил Лукойо.

– Если они замыслят против нас что-нибудь дурное, мы их без труда одолеем.

– Но зачем ты так говоришь? – возмутился Лукойо. – Одолеть их – это же одно удовольствие!

– Он что, всегда говорит загадками? – прогрохотал Гракхинокс.

– Только когда хочет, чтобы его правильно поняли, – отшутился Огерн.

Как только нос каноэ увяз в прибрежном иле, с десяток пар рук дружно вытянули его на берег. Добрая половина этих рук принадлежала женщинам. Лукойо выпрыгнул на берег, радостно крича. Женщины ответили ему радостным воркованием, обступили его, принялись гладить его плечи, прижимать к его ладоням свои. Лукойо совсем развеселился, а женщины радостно рассмеялись.

Гракхинокс одарил прелестниц суровым взглядом.

– Я, пожалуй, на время исчезну, кузнец. Буду нужен – зови.

Огерн только успел обернуться, чтобы возразить, а дверга уже след простыл. Значит, он разговаривал, зарывшись в песок под лодкой. Но выяснить, действительно ли это так, Огерну не удалось, потому что его окружило несколько женщин. Он как бы оказался в море рук. Руки касались его, гладили, ласкали. Огерн ужаснулся тому, что почувствовал возбуждение, тому, что хватал женщин за запястья более страстно, чем хотел бы. В конце концов он совладал с собой и выдавил, широко улыбнувшись:

– Простите меня, милые женщины, но дело в том, что я женатый мужчина.

Женщины нахмурились, покачали головой. Вид у них был несколько ошарашенный. Тогда Огерн постарался повторить то же самое с помощью нескольких слов, выученных в Кашало. На этот раз женщины поняли его, запрокинули головы, сложили губы в букву «о» и отступили, но ненамного – всего лишь для того, чтобы дать дорогу женщине постарше.

– Твоя жена никогда ничего не узнает, чужеземец, – сказала женщина на кашальском языке, с ужасным выговором, правда, но довольно разборчиво.

Старуха была одета скромно. И грудь, и плечи у нее были закрыты, и юбка доходила до лодыжек. «Положение или скромность? – задумался Огерн. – А может быть, таковы ее вкусы»?

– В нашем племени, – сказал Огерн, – так не приятно, бабушка.

Он понадеялся на то, что, назвав женщину бабушкой, он оказал ей честь – в его роду это было именно так.

– Бабушка – это верно, но, кроме этого, я – жрица Лабина, – отвечала старуха.

– А я Огерн, простой охотник, – поклонился старухе Огерн, не обращая внимания на нехороший взгляд, брошенный на него Лукойо. – Не хотелось бы выказывать неуважение, жрица, но я должен жить так, как меня научили.

– Что ж, мы никогда ни к чему не принуждаем человека, – проговорила Лабина и махнула девушкам рукой.

Те с сожалением отступили от Огерна, но тут же переключились на Лукойо. Многие из них были такого же роста, как он, а некоторые повыше. Они окружили полуэльфа, но вот их круг на миг расступился, и Огерн увидел, что Лукойо целуется с одной из девушек. Желание вспыхнуло в нем с новой силой.

Лабина заметила это.

– Не стоит тебе так строго придерживаться законов своего племени, молодой человек. Ты – наш гость и должен узнать наши обычаи.

– Я не против, но вот этого… вот этого никак не могу.

Огерн сказал это так, словно каждое слово из него вытягивали щипцами. Он понимал, хотя вряд ли бы смог кому-то объяснить это словами, что, раздели он ложе с доступной женщиной, и он перестанет быть самим собой. Сейчас ему требовалась вся сила духа, которой он только располагал – сейчас когда его окружали совершенно чужие люди.

К Лабине подошел старик – ну, не совсем старик, а мужчина постарше, чем крестьяне, – стройный не по годам, хотя волосы и борода у него были белыми как снег.

– Ты глядишь на нашу простую деревушку так, молодой человек, словно это что-то новое и диковинное. Ты разве прежде не видал крестьянских жилищ?

– Нет, не видал, – покачал головой Огерн. – И мой друг тоже не видал. Я охотник, а моя жена собирала ягоды в лесу, покуда я охотился. Друг же мой кочевник. Народ из его пламени следовал за большими стадами диких быков. Мы поклоняемся богам охоты, но превыше всех ставим Ломаллина – защитника людей.

– Я не слыхала о Ломаллине, – нахмурилась Лабина. – А богинь вы никаких не почитаете?

– Почитаем, и притом многих. И больше всего Рахани.

Старуха покачала головой:

– Я про такую и не слыхала.

Почему-то Огерну стало не по себе. Он успокоил себя тем, что тут все же почитали эту богиню, но, может быть, под другим именем.

– Она подруга Ломаллина, его соратница в бою и советчица.

– Но не любовница? – сдвинул брови старик.

– Нет. У Ломаллина нет ни любовницы, ни жены.

Лабина, явно потрясенная, содрогнулась.

– Бог без подруги! Как это безнравственно! Как дурно! Как преступно!

– Ломаллин – волшебник, – пояснил Огерн. – И к тому же вынужден был стать воителем.

– А-а-а… – Старуха немного успокоилась. – Значит, он найдет себе спутницу жизни, как только займет соответствующее положение. Ну, хватит разговаривать о богах. Вид у тебя, молодой человек, такой, словно ты сильно проголодался. – Она взяла Огерна за руку, и они со стариком улыбнулись. – Пошли. – И Лабина повела Огерна прочь от берега.

– А какую же богиню почитаете вы? – поинтересовался Огерн, когда они шли по деревне. Почему-то из разговора Огерн понял, что главная у этих людей именно богиня.

– Мы почитаем Алику, Великую мать, – отвечала старуха. – Алику и всех ее детей.

Огерн нахмурил брови.

– Я ничего не знаю об Алике. Расскажи мне о ней.

– Мы почитаем две ее ипостаси – юную и зрелую.

– А! – Огерн обрадованно кивнул, решив, что речь идет о двух знакомых ему божествах, объединенных в одно. – Девственница и мать?

Старик хохотнул, не раскрывая рта, а Лабина ответила:

– Мы не почитаем в богине девственницу, мы поклоняемся молодой женщине, у которой множество любовников.

Огерн постарался скрыть изумление.

– И множество детей?

– Да, хотя мы не чтим ее как богиню любви, мы чтим как мать. Она вскармливает детей молоком из своей неистощимой груди, а затем дает им плоды, произрастающие на земле.

– И еще Лечит своих детей и утешает их?

При этих словах Огерна старик задумчиво сдвинул брови, а старуха нерешительно проговорила:

– Должна бы, наверно. Безусловно, она – источник всяческой доброты, и все ее малые дети держатся около нее.

– И если мы поклоняемся ей всем сердцем, он дарует нам хорошие урожаи, – добавил старик.

Огерн посмотрел в ту сторону, где за деревней простирались зеленые поля, тянувшиеся до самого горизонта. Вспомнил свою лесную деревушку и ту дань, которую они собирали с окрестных лесов, – немного ягод и плодов, да еще кое-какие коренья.

– Но если у вас не будет хорошего урожая, – заметил Огерн, – вы умрете.

– Это верно, – кивнул старик. – Урожай – это для нас все, молодой человек!

Затем Огерн окинул взглядом деревню и понял, что тут живет намного больше народа, чем в его поселении на опушке леса.

– Да, я вижу, вас тут много, но вы все равно не можете съедать все, что выращиваете.

– Точно, – усмехнулась Лабина. – поэтому-то мы кое-что продаем, а для себя приобретаем разные нужные вещи. – И она махнула рукой. – Посмотри, какие наряды на наших женщинах, посмотри, из каких чудесных тканей они скроены! Посмотри, каким редким и дорогим деревом отделаны двери наших домов! За ужином попробуешь тонких вин из дальних стран, плодов и специй, которые не растут в наших краях!

– И уж конечно, все это не с ваших полей!

– Не с наших, но мы отдаем излишки зерна торговцам из Кашало, а они дают нам драгоценные камни, и специи, и прочие редкие продукты.

Огерн удивился: как это ему раньше не пришло в голову поинтересоваться, откуда в Кашало берутся продукты? Конечно, можно было сообразить, что такое количество народа не прокормить одной лишь речной рыбой, да даже и той, что вылавливали в двух морях! Да и зерна в море не вырастить. Но тут возникла еще одна возможность, не слишком приятная. Огерн понимал, что следом за роскошью из Кашало идут и убеждения горожан.

– Я должен предупредить вас, – проговорил он осторожно, – о том, что в Кашало растет число верующих в багряного бога Улагана.

– Да? – искренне заинтересовалась Лабина. – Но почему ты нас об этом предупреждаешь?

– Потому, – сказал Огерн, – что, если все кашальцы обратятся к Улагану и станут жить согласно его законам, они смогут отбирать у вас силой то, что теперь выторговывают.

Лабина запрокинула голову и весело рассмеялась:

– Ой, да брось ты! Ты любитель сгущать краски, молодой человек. Я это поняла в тот же миг, как только тебя увидела.

– Кашало есть Кашало, – усмехнулся старик. – У них там много всяких богов. Знаешь, парень, спасибо тебе, конечно, за предупреждение, только я сильно сомневаюсь, чтобы Багряный мог вытеснить всех других богов из такого большого города.

О, как Огерну хотелось разделить их уверенность!

Он оглянулся, вдруг поняв, что Лукойо-то совсем исчез. Тревога охватила Огерна.

– Где мой друг? – взволнованно спросил он.

– Он ушел с девушками, – ответила Лабина. – Они его не обидят, не бойся. А ты с ним увидишься за ужином.

– Не обидят? – изумленно воскликнул Огерн, обернувшись к старухе жрице. – Но что они будут с ним делать?

– Они пытаются подражать Алике, – объяснил старик, заговорщицки улыбаясь. – Ее юной ипостаси.

– Они бы и тебя ублажили, – сказала Огерну Лабина. – У нас множество хижин, которые на самом деле не что иное, как маленькие святилища юной богини. Пойдем, я покажу тебе. – И она взяла Огерна за руку.

Но Огерн отдернул руку, как только почувствовал, что в нем вспыхнуло желание.

– Я должен увидеть моего друга.

– Но ведь он взрослый мужчина, – сердито нахмурился старик. – Он может и сам о себе позаботиться.

– Вот в этом я сильно сомневаюсь. Где он?

Лабина сурово глянула на Огерна, но тут вдруг неподалеку послышался хрипловатый смех. Лабина показала палкой на большую хижину:

– Он там, только не входи, а не то напугаешь его. Дай-ка я сама погляжу, как он там объезжает наших кобылок. – Старуха вошла в хижину и тут же вернулась. – Он уже совершил первый заезд и принимает ванну. Можешь войти и поговорить с ним, молодой человек.

Огерн решительно шагнул в хижину, отшвырнув в сторону занавеску. Тревога сковала его сердце ледяным холодом. Внутри хижины царил полумрак. Посреди стоял большой котел, выложенный черепицей и наполненный водой. Вокруг горели светильники. От воды исходил приятный аромат. В котле нежился Лукойо. Он был обнажен и лежал, откинув голову на живот одной из девушек, стоявшей около котла. Та поднесла к губам Лукойо чашу с вином, а другая натирала его грудь и плечи маслом, а еще двое плескались вместе с Лукойо в котле. Одна из них приподняла ногу полуэльфа и втирала в нее благовонное масло, которое при этом пенилось.

Огерн снова ощутил прилив желания. Он остолбенел и стоял, не в силах противиться этому чувству.

Лукойо в полном восторге оторвался от чаши с вином и увидел Огерна, стоявшего с выпученными глазами.

– Охотник! Добро пожаловать! Тебя тут ждет богатая добыча! Где же тебя носило так долго? Девочки, вы что же, не звали сюда моего друга?

– Нет, не звали, потому что с ним разговаривали жрец и жрица, – ответила за всех женщина постарше.

По возрасту она вполне могла бы быть матерью десятка детей, однако сохранила стройную и гибкую фигуру. Она подошла к Огерну. На ней Из одежды была всего лишь неширокая полоска шелка на бедрах, завязанная нетугим узлом. Конец ткани свисал до коленей.

– Добро пожаловать к нам, красавец чужеземец, – проворковала женщина. Коснувшись рукой крепких мышц на груди Огерна, она прошептала: – Добро пожаловать, мы рады тебе!

– Да-да, сильный и красивый чужеземец, – дохнула другая женщина в ухо Огерну. – Пойдем! Тебе нужно смыть с себя дорожную пыль!

Огерну стало страшно за себя, но даже теперь он старался соблюдать приличия.

– Благодарю вас, милые красавицы, – выдавил он. – Но я зашел только для того, чтобы удостовериться, что с моим другом все в порядке. А теперь мне пора. Мне нужно еще поговорить с вашей жрицей.

С этими словами кузнец развернулся и, не обращая внимания на горестные вздохи и стоны женщин, покачиваясь, вышел из хижины. Сгущались сумерки, да вдобавок глаза Огерна, видимо, налились кровью, отчего он шел как бы сквозь красноватый туман. Но все же он с горем пополам добрел до берега и бросился в прибрежные волны, радуясь тому, что они холодят кожу и успокаивают любовный трепет. И все же желание не покинуло его окончательно. Огерн нырял прямо в белеющие барашками волны, представляя, как соленая морская вода очищает его тело и душу. Он ни за что не изменит Рил! Ни за что!

Когда возбуждение немного унялось, он выбрался на берег и постоял там, дав последним лучам заходящего солнца высушить его кожу. Затем, когда совсем стемнело, Огерн отправился к деревне. По пути он останавливался и заводил разговоры с каждым встречным, стараясь непринужденной болтовней отвлечь себя от воспоминаний о том, что увидел в хижине. Мимо шла привлекательная молодая женщина, однако Огерн не обратил на нее внимания. В это время он толковал с двумя мужчинами о погоде, урожаях и о тонкостях крестьянского труда. Но как только мужчины ушли, женщина тут же оказалась рядом с Огерном и вопросила:

– Неужели тебя так интересует крестьянский труд? Ты же охотник!

– Интересует, представь себе. Это ново для меня! – чистосердечно признался Огерн. – Мне ужасно хочется узнавать как можно больше нового.

Женщина шагнула ближе.

– А я бы многому могла научить тебя – такому, чего ты еще не знаешь.

Огерн напрягся. Казалось, каждый клочок его кожи пульсировал. Он ответил женщине с улыбкой, которой не поверил и сам.

– Спасибо тебе за твою доброту, но не думаю, что все, о чем ты говоришь, так уж ново для меня. Моя жена умерла всего несколько месяцев назад, и в душе у меня все еще траур.

– О! – Призывность мигом слетела с женщины, как будто ее и не было. Она отшатнулась. – Прости! Я же не знала!

– Ты не могла этого знать, – покачал головой Огерн, немного успокоившись. – Наверное, мой друг Лукойо не успел сказать тебе об этом.

– Конечно, как он мог успеть, ему некогда было, – уже более уверенно проговорила женщина и снова приблизилась к Огерну. – Однако печаль можно унять. Все, что сломано внутри человека, может быть излечено снаружи. – И снова облако вожделения окутало женщину, заклубилось вокруг нее, подобно полотну тончайшего шелка. – И если ты жаждешь успокоения, то можешь не сомневаться – я дам тебе его.

Огерн вымученно улыбнулся.

– Ты очень добра.

– Именно к доброте я и стремлюсь, – выдохнула женщина. – Ибо пример мне показала Алика. Так что, охотник, имей в виду: если отправишься на поиски добычи, меня легко найти.

Она одарила Огерна сладострастным взглядом, развернулась и пошла прочь, покачивая бедрами.

Довольно долго Огерн смотрел ей вслед, затем с большим трудом отвел взгляд, глубоко, судорожно вдохнул и безмолвно взмолился покровителям загробной жизни. Даже мертвая, Рил ухитрилась спасти его.

Когда же жители деревни собрались на ужин, Огерн с удивлением обнаружил, что женщины поглядывают на него чуть ли не с уважением, хотя было видно, что за уважением все же прячется вожделение. А некоторые из мужчин говорили Огерну:

– Плохо отказываться от предложений утешить тебя в твоей печали, чужеземец. Однако мы не можем винить тебя за то, что ты хранишь верность.

А старый жрец сказал Огерну вот что:

– У тебя есть сила воли, которая подобает каждому мужчине, о охотник! И все же я прошу тебя отбросить ее. Пора оплакивать жену давно миновала.

Огерн задумался, заглянул себе в душу и понял, что жрец не прав.

Однако женщины продолжали мучить его, вызывая в нем неодолимую страсть, они то и дело прикасались к нему то рукой, то плечом, то крепкой грудью – как бы случайно, от каждого такого прикосновения Огерн загорался. Ему нестерпимо хотелось, чтобы ужин как можно скорее завершился.

Старый жрец усадил гостя за стол на почетное место, рядом с Лабиной. Теперь на старухе были богатые одежды, из-за чего она выглядела куда более похожей на жрицу, нежели днем.

Только Огерн успел усесться, как появился Лукойо, которого вели под руки две хохочущие девицы. Полуэльф отпускал шуточки и непрерывно целовался то с одной, то с другой. На нем был килт из тех, в каких здесь ходили крестьяне, голову полуэльфа украшал цветочный венок. Девушки опустили его на место рядом с Огерном. Тот стал гадать, сильно ли пьян его дружок, однако Лукойо устремил на него совершенно чистый, хотя и рассеянный взгляд. Казалось, у него просто приподнятое настроение и он не верит своему счастью.

– А-а-а, кузнец! – воскликнул Лукойо. – Надеюсь, ты так же приятно провел вечер, как я?

– В своем роде да, – осторожно ответил Огерн. – Признаться, мне все больше и больше нравится узнавать новое о богах и людях, Лукойо.

– Мне тоже, – кивнул Лукойо и, обернувшись, принялся пожирать глазами очаровательную прелестницу. – Да, нынче я узнал очень, очень много нового, Огерн, и это доставило мне величайшее наслаждение.

Как ни странно, Огерну показалось, что Лукойо говорит совершенно искренне. Кузнец задумался: уж не больше ли Лукойо видит, чем говорит, и не лучший ли он мастер на двусмысленности, чем сам Огерн.

Вдруг Лукойо резко повернул голову и встретился взглядом с Огерном.

– Парни говорят мне, что ты сбрендил, Огерн. – Лицо полуэльфа стало участливым. – Что случилось? Что мучает тебя?

Непривычно тронутый такой заботой, Огерн мягко улыбнулся и ответил другу:

– Они так говорят, Лукойо, только потому, что я отказываюсь от прелестей здешних женщин.

– Ну, тогда они правы – ты действительно сбрендил! – Взгляд Лукойо стал еще более сочувственным. – Может быть, их жрица подскажет нам, как излечить этот твой недуг, пока дело не зашло слишком далеко.

Огерн почувствовал искушение посмеяться над неожиданной серьезностью своего товарища, но он только прикрыл глаза и покачал головой.

– Я всего лишь тоскую. Тоскую по моей покойной жене, Лукойо. Я думал, что сумею развеять тоску во время налета на Байлео, потом искал забытья в схватке с клайя, потом – в обороне Кашало, но теперь вижу, что все же не до конца избавился от своей печали.

– Что ж, все равно это своего рода сумасшествие, – заключил полуэльф. – Правда, твои чувства по силе сродни переполняющей меня ненависти, поэтому я способен понять тебя. Но женщины говорили мне, Огерн, будто бы их богиня – прекрасная целительница. Она исцеляет и тело, и душу. Честное слово, я уже готов поверить, что последовательницы ее культа способны даже меня исцелить от сжигающей мою душу желчности!

Огерн изумленно смотрел на Лукойо.

– О, надеюсь, что это так и будет! Буду молиться об этом!

– Помолись, и скажу тебе «спасибо», – без тени насмешки проговорил Лукойо. – Так что… если боги предлагают тебе исцеление, соглашайся, Огерн. Отказываться дурно, очень дурно!

Довольно долго Огерн пристально смотрел в глаза товарища, потом медленно кивнул:

– Ты прав, Лукойо, это было бы действительно дурно. Да, если эта богиня действительно способна утешить мое сердце, я приму ее услуги.

Лукойо облегченно улыбнулся и хлопнул друга по плечу.

– Ну ладно, что-то мы с тобой рассерьезничались! Нужно повеселиться! – Он обернулся, в руке его тут же оказался наполненный до краев кубок, который он незамедлительно передал Огерну. – Выпей! Давай радоваться, ведь мы живы!

Огерн расслабился – вполне достаточно для того, чтобы выпить вместе с Лукойо. Он не напился допьяна, но как бы помягчел душой. Он отведал понемногу каждого блюда, с удовольствием полюбовался быстрыми, легкими танцами мужчин и женщин. Как только ужин закончился, к Огерну тут же устремилось с десяток женщин, жаждущих отвести его в свой храм, но кузнец вежливо отказался и отправился в небольшую хижину, отведенную гостям. Он не отказался от веселья, он не отказался от радостей жизни, но пока что он все же не мог погрузиться в эти радости с головой.

Так что… богиня умудрилась застать его врасплох, явившись ему во сне.