Текст книги "Верховные судороги"

Автор книги: Кристофер Тэйлор Бакли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Глава 12

– А почему задавать этот вопрос должен именно я? – не без язвительности осведомился сенатор Пебблмахер от великого штата Невада в самом начале предварявшего третий день слушаний совещания, на котором присутствовало с полдюжины удрученных членов комитета.

Два дня Декстер посылал на поле битвы сенаторов своей армии, и все они возвращались назад, скуля и повизгивая. Хэнратти (штат Массачусетс) попытался поставить Пеппер в вину ее атеизм, и получил спокойный ответ: «Знаете, сенатор, если бы Благой Господь на глазах у вас, девятилетнего, ухлопал молнией вашу маму, вы, возможно, почувствовали бы то же самое». После чего Хэнратти получил столько писем, содержавших угрозу убить его, что пребывал теперь под охраной Секретной службы и проводил каждую ночь на новом месте.

Бускаран из Делавэра – и сам бывший когда-то судьей – попытался поймать Пеппер на незнании технических тонкостей и добился только того, что она уличила его в неправильном изложении формулировки дела «„Креативные кожаные изделия Лигина“ против ПСКС». (Люди Хейдена предусмотрительно включили ее в составленный ими том наставлений.)

Хармукян из Висконсина пожелал узнать, воспользовалась ли бы Пеппер, рассматривая дело «„Мороженая щука Гретхен“ против „Пиленого льда Милуоки“», правом передачи такового в суд высшей инстанции. Пеппер процитировала три прецедента (один из них восходил аж к 1956 году), в которых суд отказывался вмешиваться в дела подобного рода на том основании, что тухлая рыба – вещь слишком омерзительная, чтобы даже помышлять о ней.

– Я всего лишь подумал, – ответил сенатору Пебблмахеру Декстер, постаравшись добавить в свой голос нотку великодушия, – что тебе было бы приятно свалить ее. Она уже еле держится на ногах.

– А чего ж тогда ты ее сам не свалишь? – с подозрением поинтересовался Пебблмахер.

– Я держу себя в резерве, – ответил Декстер.

– Что у нас тут, по-твоему, происходит – Арденнское сражение?

– Вот именно, – встрял в разговор Мармелли из великого штата Айдахо. – Когда, интересно узнать, в бой вступишь ты,Декстер?

– Всему свое время, – ответил Декстер. – Всему свое время. Люди, люди. Перестаньте. Мы же должны выступать единым фронтом. – И он снова воззвал к Пебблмахеру: – Послушай, Джимбо, дело-то беспроигрышное. Ее папаша, можно считать, уговорил Джека Руби пристрелить Освальда.

– Ради всего святого, Декстер, в шестьдесят третьем она еще даже и не родилась.К ней-то это какое имеет отношение?

– Я о ее личной причастности и не говорю, – ответил Декстер. – Но в целом эта история… попахивает гнильцой. И потом, ее мать. Убита молнией? Тебе не кажется, что уж больно гладко у нее все получается? Мои Всадники отыскали человека, который уверяет, что был в машине «скорой помощи», доставившей ее мамашу в больницу, так этот человек готов поклясться, что в дороге она была еще жива.

– И что это доказывает? – поинтересовался Пебблмахер и вызывающе скрестил на груди руки.

Декстер понизил голос:

– Ну, по нашим сведениям, они… прикончили ее уже в больнице.

Пебблмахер фыркнул:

– Ты хочешь раздуть из этого целое дело? Милости прошу.

Декстер пожал плечами:

– Ну, как знаешь, Джимбо. Я почему-то думал, что ты с нами заодно. Так что, есть желающие?

С полдюжины сенаторов молча смотрели на своего председателя.

– Ладно, хорошо. Но я считаю, что мы упускаем отличную возможность.

И Декстер обратился к сенатору от великого штата Флорида Рамос-и-Гуальтапо.

– Сильвия, – сказал он. – Попробуй взять ее на пункте о регулировании торговли. Вчера, отвечая Фрицу насчет «Файнхард против Муна», она ступила на очень тонкий лед. Я просто слышал, как он под ней потрескивал.

Сенатор Рамос-и-Гуальтапо ответила председателю Митчеллу полным сомнения взглядом.

– А я почему-то никакого треска не слышала.

– Я считаю, – сказал Декстер и нетерпеливо пристукнул карандашом по столу, – что в вопросах торговли между штатами она чувствует себя неуверенно.

– И все-таки ты-то когда собираешься взяться за нее, Декстер? – поинтересовалась Сильвия.

– Да.

– Да.

– Не беспокойтесь, – спокойно ответил он. – У меня найдутся вопросы к судье Картрайт. О да. О да. Да.

– Какие, например?

– Всему свое время.

– До сих пор ты сидел тише мыши, – сказал сенатор Блоггвелл от великого штата Миссисипи. – Только глазки ей строил.

Сенаторы забормотали. Умение бормотать есть одно из самых высоких сенаторских искусств.

– Ты позволил ей проехаться трактором по Гарриетт, – сказал сенатор Манксдзен от великого, но не так чтобы очень обширного штата Род-Айленд. – Гусеничным.

– Гарриетт Шиммерман крепка, как танковая броня, – ответил Митчелл. – Ей моя помощь не требовалась.

– Да? – удивился сенатор Эзратти от великого – временами – штата Северная Каролина. – Поэтому я и застал ее рыдающей в гардеробной?

– Нет-нет-нет-нет, – сказал Декстер. – Это она из-за собачки. У ее собачки обнаружили рак. Лейкемию. В общем, какую-то смертельную собачью болезнь.

– Собачка заболела еще на прошлой неделе.

– Ну, может, у нее рецидив случился. Послушайте, люди. Можете не сомневаться, я покажу Картрайт где раки зимуют. Пока же не думаю, что мы чего-то добьемся, если…

– Если ты скажешь нам, какой вопрос собираешься ей задать? – подхватила сенатор Рамос-и-Гуальтапо.

– Нет, Сильвия. Если мы будем сообщать всем и каждому о нашей стратегии, – ответил Декстер. – Нам следует выступать единым фронтом. А Картрайт заставляет нас бежать во все стороны сразу.

– Знаешь, господин председатель, – сказал сенатор Мюрфельдоркен от великого, но довольно бесполезного штата Северная Дакота, – если у тебя не найдется чем ее прищучить, я проголосую за нее, так и знай.

Сенаторы снова забормотали – самым замечательным образом.

Декстер покачал головой.

– Боб, это так… не по-товарищески.

– Может, взглянешь на мою почту? – поинтересовался Мюрфельдоркен. – Я дверь офиса открыть не могу, столько ее навалено в коридоре. А прошлой ночью мне пришло по Сети такое количество писем, что у меня браузер квакнулся. Я не собираюсь совершать из-за нее харакири. По мне, она вполне хороша. И если хочешь знать правду, так она мне даже нравится.

– Да.

– Да.

– Боб, – произнес Митчелл, – как можно голосовать за эту…

Он едва не сказал «бабу», но, встретившись с гневным взглядом Сильвии, осекся.

– …телевизионную пустышку? На мой взгляд, это идет вразрез со всеми священными принципами, которых мы поклялись придерживаться. Господи. Неужели ты не понимаешь, что наш комитет – единственное, что стоит между Верховным судом Соединенных Штатов и…

– И чем? – поинтересовалась Сильвия.

– И посредственностью.

– Мне она посредственностью не кажется.

– Мне тоже.

– Люди. Люди.Давайте проделаем несколько дыхательных упражнений и…

И тем не менее на третий день посвященных кандидатуре Картрайт слушаний стало окончательно ясно, что ветер дует не в паруса сенатского Комитета по вопросам судоустройства, а в направлении прямо противоположном. Те из сенаторов, что осмеливались задавать судье Картрайт даже умеренно язвительные вопросы, немедля получали письма, в которых их грозились убить – указывался даже калибр пули, которая будет при этом использована. Всем было ясно как божий день: народ хочет видеть Пеппер в Верховном суде. Даже рейтинг президента Вандердампа и тот немного подрос – почти на десять пунктов.

«Похоже, – сухо отметила „Файнэншл таймс“, – президенту Вандердампу удалось, наконец, совершить шаг, свидетельствующий о политической проницательности, – совершить, скорее всего, по оплошности».

После того как недовольные и обиженные участники описанного нами совещания покинули кабинет сенатора Митчелла, он вызвал своего начальника штаба, человека по фамилии Пиккерилл.

– Вы не помните, чем русские прикончили своего бывшего кагэбэшника? Радиоактивным ядом? А у нас его, случаем, нет? Несколько капель в ее графин с водой… Мы на грани катастрофы. От Всадников что-нибудь слышно?

– Кое-что есть, но… это мелочь.

Декстер молился о том, чтобы в самую последнюю минуту в руках у него оказалось по-настоящему смертоносное оружие, однако Черные Всадники возвращались после своих трудов, подвывая, визжа и испуская жалобное ржание, – с пустыми руками. Пеппер Картрайт не делала абортов; среди мужчин, когда-либо назначавших ей свидания, ни один не носил фамилию бен Ладен; она никогда не распространяла листовок с призывами к свержению правительства США; не нюхала кокаин; не прибегала к расистским эпитетам. Во время заключительных эпизодов фильма «Убить пересмешника» она шмыгала носом. Был один краткий миг головокружительной надежды, когда Всадники установили, что домашняя работница Картрайт и Биксби – никарагуанка, но и эта надежда оказалась жестоко раздавленной, поскольку тут же выяснилось, что они самым законным образом предоставили ей средства, позволяющие получить «зеленую карту», а там и гражданство.

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Декстер.

– В последний год школьной учебы она и еще одна девица смазали туалетное сиденье их директрисы кремом для бритья.

Какое-то время Декстер молча смотрел на своего начальника штаба, потом сказал:

– Да, это, конечно, тот самый кол, которым мы сможем пронзить ее сердце.

– Простите, сенатор. Мы продолжаем искать.

В итоге, перед самым началом последнего дня посвященных Картрайт слушаний, сенатор Декстер Митчелл обнаружил, что стоит на трамплине для прыжков в воду, а далеко внизу под ним расстилается бассейн, из которого кто-то спустил воду.

– С добрым утром! – легонько постучав по столу ручкой председательского молотка, начал он. – Сенатор Рамос-и-Гуальтапо, можете задавать свидетелю вопросы.

Сильвия послушно задала судье Картрайт вопрос – чисто технический, касающийся применимости пункта Конституции о регулировании торговли.

– Ну что же, сенатор, – начала Пеппер, – как вам известно, в девятьсот восьмидесятых суд разошелся по этому вопросу во мнениях и отменил собственное постановление по делу «Гарсиа против Транспортного управления Сан-Антонио»…

Сильвия с понимающим видом кивала и время от времени злобно поглядывала на Декстера. Декстер же думал: «Я даже в „Соседях мистера Роджерса“ видел эпизоды более агрессивные. Спросила бы уж заодно, по какому рецепту она готовит ананасовый торт».

Выслушав ответ Пеппер, Сильвия произнесла:

– Спасибо, судья Картрайт, у меня больше нет вопросов.

И вот теперь уже точно настал черед Декстера Митчелла. Впоследствии об этом моменте строились догадки самые разные. Все взгляды обратились к сенатору. Обычно он этим ощущением упивался. Но не сегодня.

Даже Терри, его супруга, подруга его студенческих лет, спутница жизни, которой он доверял все тайны своего сердца, любовница, лучший друг и мать его привлекательных детей, даже она сказала ему этим утром над тарелкой измельченных пшеничных хлопьев:

– Надеюсь, ты не собираешься поставить себя в дурацкое положение из-за судьи Картрайт?

Собираешься? Собираешься?Человека с набитым пшеничными хлопьями ртом лишают дара связной речи – и кто? Его собственная жена! «Да, радость моя, – хотелось ему ответить, – занятно, что ты заговорила об этом. Я целую ночь промаялся, „собираясь“ с мыслями о том, как бы мне получше выставить себя на национальном телевидении окончательным идиотом. У тебя никаких идей нет? Может, мне высморкаться в галстук сенатора Тронкмайера? Как по-твоему, это поставит меня в положение достаточно дурацкое? Или лучше завести с ней разговор о праве на равную защиту законом, а в самый разгар его пердынуть так, что и термоядерную бомбу завидки возьмут?»

–  По-моему,она великолепна, – продолжала, не отрывая глаз от газеты, Терри.

– Спасибо, что сообщила мне об этом, радость моя.

– Пожалуйста, – ответила, так и не взглянув на него, Терри.

– Судья Картрайт, – начал Декстер Митчелл, слегка наклонясь над столом и глядя Пеппер в лицо. За ее спиной сидел Грейдон Кленнденнинн, походивший сегодня на каменного льва с лестницы публичной библиотеки. Сидел дедушка Пеппер, шериф Джи-Джи. Все эти три дня он, скрестив на груди руки, грозно взирал на членов комитета по судоустройству: «Вот только троньте мою девочку, я вам всем кишки выпущу». Рядом с ним сидела эта его мексиканка. А за ней преподобный Роско. «Интересно у вас получилось с Руби, преподобный… Нет, – одернул себя Декстер. – В это лучше не суйся».

Декстер откашлялся.

– Судья Картрайт, вы… вы, должно быть, сильно удивились, когда президент Вандердамп выдвинул вашу кандидатуру на этот пост.

– Это вопрос, сенатор, или констатация вопиюще самоочевидного факта?

[Смех в зале.]

– Ха-ха, – покивал Декстер, – вы совершенно правы. Да, да, полагаю, что правы. Потому что человек, находящийся в вашем… положении, то есть исполняющий вашу нынешнюю работу, как правило… то есть я хочу сказать…

– Давайте я помогу вам выпутаться, сенатор, – прервала его Пеппер. – Телефонный звонок президента оглушил меня, точно гром с ясного неба. Признаю со всей откровенностью. Но мы ведь, кажется, выяснили это еще в первые пять минут слушаний.

[Смех в зале.]

– Да, да. Вы совершенно правы, судья…

– Для того чтобы напрашиватьсяна эту работу, – Пеппер прищурилась с лукавством, полный смысл которого был понятен только ей и Декстеру (не считая, разумеется, президента, Грейдона Кленнденнинна и Хейдена Корка), – нужен человек, у которого «кохонес» [46]46
  Вульгарное испанское «cojones» – «яйца».


[Закрыть]намного больше моих.

И этот момент слушаний по поводу кандидатуры Картрайт также породил в дальнейшем серьезные разнотолки. Многие недоумевали, почему сенатор Митчелл даже не попросил объяснить ему значение слова «кохонес». Он лишь поежился и, слегка заикаясь, сообщил:

– Су-судья, с моей точки зрения, вы проделали, отвечая на вопросы нашего комитета, о-очень серьезную и даже великолепную работу.

Пеппер, не спуская с него бесстрастного взгляда, сказала:

– Вы очень добры, сэр.

– Некоторые из членов комитета, – продолжал Декстер, – хотели бы спросить у вас… задать вам кое-какие вопросы, относительно… э-э… далекого прошлого.

Пеппер прищурилась.

– Однако мы решили, что комитет не будет вдаваться, если можно так выразиться, в эти материи.

И тут лицо Декстера Митчелла изменилось, внезапно и пугающе, озарившись выражением победительного великодушия, – примерно такое же появляется на лице человека, только что надумавшего одним росчерком пера отказаться от всего своего состояния.

– Да, – лучезарно улыбнулся Митчелл. – И если я вправе высказать мое личное мнение, это решение было правильным.

Члены комитета, приоткрыв рты, смотрели на своего председателя.

– Как человек, возглавляющий наш высокий комитет, я целиком и полностью уверен, что никаких достойныхрезультатов мы, вступив на этот путь, получить не смогли бы. Нет, нет. И потому, судья, я рад – действительно, очень рад, – сказать… объявить прямо здесь и сейчас, без дальнейших проволочек, что, согласно коллективному мнению комитета, ваша кандидатура будет, скорее всего…

Декстер выдержал паузу, походившую на повисшего в небе, на восходящих потоках теплого воздуха, яркого бумажного змея.

– …я бы даже сказал, почти наверняка одобрена им.

Легкий трепет радости прокатился по залу, и эфирные волны мгновенно распространили его по всей стране. Страна в этот миг вдохнула и выдохнула, как один человек, огромное счастливое «аааах» понеслось от одного сияющего океана к другому, покрывая попутно рябью поля янтарной пшеницы.

– Впрочем, – внезапно посуровев, произнес Декстер, – это не означает, что я не питаю определенных…

«Аааах» притормозилось, опасливо повиснув над Великими равнинами.

– …назовем их… если позволите… ну, опасений, что ли…

Поля янтарной пшеницы затрепетали.

Декстер говорил теперь с великой серьезностью, да и вообще походил на памятник ему самому, изваянный Дэниелом Честером Френчем. [47]47
  Френч Дэниел Честер (1850–1931) – американский скульптор-монументалист, изваявший, в частности, знаменитый памятник Линкольну, который стоит в носящем имя этого президента мемориальном комплексе.


[Закрыть]

– Разумеется, на мне лежит немалая ответственность, как недолгосрочная, так и историческая… однако выпадают мгновения – и сейчас, вне всяких сомнений, наступило одно из них, в которые лидер, чтобы остаться таковым, должен идти засвоими последователями. И потому позвольте мне, как лидеру, первым заявить, что я буду голосовать завашу кандидатуру.

Зал взорвался аплодисментами. Члены комитета, большая часть которых бросала на своего теперь уж наверняка недолгосрочного «лидера» испепеляющие взгляды, начали один за другим присоединяться к ним.

Глава 13

Кандидатура Пеппер была одобрена сенатским Комитетом по судоустройству (18 – за, 1 воздержался) и сенатом в целом (91 – за, 7 против, 2 воздержались).

Грейдон Кленнденнинн благодушно принимал поздравления с победой, роняя намеки на то, что Пеппер с самого начала была его идеей. Рейтинг президента Вандердампа вырос еще на несколько пунктов. Хейден Корк, получая комплименты по поводу его роли в этой истории, натужно улыбался и переводил разговор на другую тему.

Декстер Митчелл, появившись в телешоу «Привет прессе», мужественно заявил, что бывают времена, когда человек должен «отважно признать волю народа и двигаться дальше». Он даже процитировал одного из вождей французской революции 1848 года Александра Ледрю-Роллена, заявившего (без тени иронии): «Народ пошел в этомнаправлении. Я просто обязан идти за ним. Ибо я – его вождь».

Декстер Митчелл храбрился, однако чувствовал себя униженным. Члены его комитета посматривали на своего председателя с нескрываемой неприязнью. В комитетской гардеробной что-то такое бормотали (образцовым сенаторским бормотком) о необходимости «обновить руководство». Ночами он, в очередной раз не справившись с исполнением супружеского долга, лежал без сна и скрипел зубами. Как, дивился он, дело дошло до такого позора? Три десятилетия исправного, неукоснительного, а иногда и блестящего служения обществу – и все ради того, чтобы тебя превзошла и перещеголяла какая-то выскочка – телевизионный судья из Техаса? Где же справедливость? – спрашивал Декстер Митчелл у потолочных богов.

Спустя несколько дней он получил некоторое удовлетворение (пусть и постыдное), прочитав в «Вашингтон пост» о том, что брак судьи Картрайт, похоже, разваливается.

«Пресс-служба назначенной членом Верховного суда, но еще не вступившей в должность Пеппер Картрайт сообщает, что она и ее муж, продюсер Бадди Биксби, „по-дружески расстаются“ после семи лет супружества».

По счастью, в газеты попали не все подробности.

Пеппер, когда она вернулась из Вашингтона с победой, не терпелось помириться и снова съехаться с Бадди, однако, добравшись до двери своей квартиры, она обнаружила, что ключ ее больше к замку этой двери не подходит. Когда же она позвонила мужу по сотовому и спросила, в чем дело, он сухо уведомил Пеппер, что она здесь больше не живет.

– О чем ты говоришь, Бадди? – спросила она, нетерпеливо постукивая носком ковбойского сапога по мраморному полу коридора. – Это наш дом.Нельзя же просто взять и сменить в нем замки. Что с тобой?

– Ты, может быть, забыла об этом, – холодно ответил Бадди, – но квартира оформлена на мое имя. Впрочем, ты всегда с трудом запоминала содержание некоторых документов. Тех же контрактов с работодателем.

Пеппер тяжело вздохнула:

– А, так ты все еще не угомонился на этот счет? Что же ты в суд на меня не подал?

– Собирался. Пока ты не натравила на меня фэбээровцев.

– А теперь ты о чем?

– Ой, ой, ха-ха-ха. Она ничегошеньки об этом не знает.

– Ни малейшего понятия не имею. Послушай, мне нужно войти в мою квартиру. Я, кроме всего прочего, писать хочу.

– За углом есть кофейня. А в ней уборная.

И Бадди бросил трубку.

По дороге в кофейню Пеппер, кипя от злости и ругаясь про себя на чем свет стоит, позвонила Хейдену Корку.

– Вам что-нибудь известно о фэбээровцах, которые посетили моего мужа и припугнули его? У него из-за этого зуб на меня вырос величиной с Гватемалу.

Последовала долгая пауза, затем Хейден сказал:

– Я не располагаю прямыми сведениями о чем-либо подобном.

– Это что же, «нет» на вашингтонском диалекте? – спросила Пеппер.

– Это все, что я могу сказать, – ответил Хейден. – И примите мои поздравления с решением сената. Президент очень доволен. Он с нетерпением ожидает вашей присяги.

И Хейден положил трубку.

Чувствуя, как к лицу ее приливает кровь, Пеппер набрала номер Грейдона Кленнденнинна, и ее связали с ним, уже пребывавшим за пределами страны – на борту летевшего в Токио самолета.

– Дорогая моя, – медоточиво произнес он, – человек, знающий то, чего ему знать не следует, никогда не досидит в этом городе до свистка. Примите мои наитеплейшие поздравления.

И тоже положил трубку.

Пеппер набрала номер Бадди, тот не ответил. Она оставила ему сообщение: «Я кое-кому позвонила. Никто ничего не говорит, но похоже, что-то и вправду произошло. Но, чем бы оно ни было, я к нему никакого отношения не имею. Тебе придется поверить мне на слово. Так или иначе, я надеюсь, что все у нас не закончится таким вот образом – обменом телефонными сообщениями».

На следующее утро Пеппер, проведшую неспокойную ночь в позе человеческого зародыша, разбудил стук в дверь ее гостиничного номера. Она, решив, что пришла горничная, открыла дверь и увидела перед собой мужчину, в котором мгновенно признала судебного курьера. Курьер, неловко поеживаясь, вручил ей два больших конверта – один с документами о разводе, другой – также с документами, но связанными с иском по поводу нарушения условий контракта.

Пеппер, приняв от курьера конверты, сказала: «Подождите» – и ушла в номер. А вернувшись, протянула ему двадцатидолларовую бумажку.

– Что это? – спросил он.

– Чаевые, – ответила Пеппер.

– Зачем?

– Потом узнаете.

Два дня спустя «Нью-Йорк пост» сообщила, что судья Картрайт дала, в знак благодарности, «на чай» судебному курьеру. Заметка об этом была озаглавлена «СОВОКУПИТЕЛЬНЫЙ ИСК».

Понимая, что Бадди так или иначе даст газетчикам знать о том, что обратился в суд, Пеппер решила оставить последний удар за собой.

Декстер Митчелл сидел за столом своего кабинета, мрачно размышляя о будущем, которое у него, как у председателя Комитета по вопросам судоустройства, долгосрочной определенности явно не имело. Вошла секретарша, сообщившая, что ему звонит мистер Бадди Биксби. Мысли Декстера заскакали наперегонки. Зачем он звонит? Если для того, чтобы сообщить нечто, способное угробить кандидатуру его супруги, так с этим он малость запоздал. Не без опаски, но и с любопытством Декстер снял с аппарата трубку.

– Сенатор Митчелл, я хотел бы сделать вам одно предложение.

– Предложение? – отозвался Декстер. – А поточнее нельзя?

– Не по телефону. Мы не могли бы встретиться где-нибудь без свидетелей? Думаю, в нынешней ситуации они нам ни к чему.

В мозгу Декстера сработала тревожная сигнализация, однако услышанное его заинтриговало. И он сказал Биксби, что поедет завтра экспрессом «Акела» из Вашингтона в Стамфорд, штат Коннектикут, – последний вагон, последнее место.

На следующий день – через минуту после того, как поезд остановился на Пенсильванском вокзале Нью-Йорка, – Бадди Биксби опустился в соседнее с занимаемым сенатором Митчеллом кресло.

– Совсем как в шпионском фильме, а? – сказал он.

– Чем могу быть полезен? – осведомился Декстер.

– Видите ли, кроме «Шестого зала суда», у меня, как у продюсера, имеется в работе еще несколько телешоу, – сообщил Бадди.

– Ну да, – ответил Декстер. – Про людей, которые сигают с мостов и обжираются до смерти.

Бадди усмехнулся:

– Верно, однако эти штуки приносят деньги, которые нужны мне для шоу высокого класса.

– Мистер Биксби, через тридцать пять минут я сойду в Стамфорде. Не перейти ли нам к сути вашего вопроса?

– Разумеется. Вам никогда не хотелось появиться на экранах телевизоров, сенатор?

Декстер удивленно уставился на него:

– Я то и дело на них появляюсь. Совсем недавно, к примеру. Возможно, вы меня видели. Вместе с вашей женой.

– Нет. Появиться в вашем собственномшоу.

– Какого, собственно, рода? – спросил Декстер, стараясь не показать, насколько он заинтересован. – С мостов я не прыгаю. И пятисот фунтов веса мне никогда не набрать.

– Я совсем не об этом, сенатор. Вы не хотели бы стать президентом Соединенных Штатов?

– Пробовал, – сухо ответил Декстер. – И не один раз.

– На сей раз вы им станете. Без конференции в Айове и первичных выборов в Нью-Гэмпшире. И вам не придется ни детишек, ни чьи-либо задницы целовать. Даже притворяться, что вас волнует Ближний Восток, и то не придется…

– Мистер Биксби, меня действительноволнуют проблемы Ближнего Востока.

– Ну и прекрасно. Кого-то же они должны волновать, верно? Послушайте, я за вами давно уже наблюдаю. Вы рождены для этой роли. В вас есть какая-то невероятная… властность.И выглядите вы как самый настоящий президент.

– Благодарю вас. Всегда приятно услышать, что ты похож на кого-то настоящего. Так вы хотите, чтобы я сыграл у вас президента, так?

– Точно.

– Это что-то вроде «Западного крыла»? [48]48
  «Западное крыло» – популярный телесериал о либеральном, то и дело пускающем слезу президенте США и его либеральном, столь же часто пускающем слезы персонале; основан на романе «Пускай свобода плачет». (Прим. авт.)


[Закрыть]

– Ага. Только без всяких слез. Жесткое шоу. С яйцами. И сексуальное.Возбуждающее. Первую леди будет играть Рамона Альвилар.

– Вот как? – сказал Декстер. – Я видел ее в этом… как его… Она действительно…

– Возбуждает? О да, тут уж вы мне поверьте, – усмехнулся Бадди. – За время нашего с ней разговора я кончил три раза подряд.

Выражение, появившееся на лице сенатора Митчелла, сказало Бадди, что такого рода фразочки в его, сенатора, присутствии неуместны. И Бадди пожал плечами:

– Фигура речи, не более. Но знаете, что заставило ее принять мое предложение?

– Нет, – ответил Декстер. – Не знаю.

– Я сказал ей, что думаю пригласить на роль президента вас.

– О. Вот как.

– Она большущаяваша поклонница.

– Замечательно. Передайте ей, что и я большущий ее поклонник. Но знаете, мистер Биксби…

– Бадди. Прошу вас.

– У меня уже есть работа. И хорошая.

– Это я понимаю – и ценю, – сказал Бадди. – И уважаю. Но я бы сказал так: если вы в данный период вашей жизни считаете, что полностью реализовали себя, что вам ничего больше доказывать не нужно, что не осталось вершин, на которые вы могли бы взобраться, что ж… я пожму вам руку, поблагодарю за то, что вы уделили мне время, и выметусь отсюда. Я так понимаю, человек, который достиг вашего положения, всегда может, уйдя в отставку, заработать пару долларов в какой-нибудь из лоббистских компаний К-стрит, верно? А с другой стороны, если вы готовы взяться за дело, до крайности волнующее и классное, я уж не говорю о сумасшедших деньгах, которые оно может принести, тогда… подумайте.

Декстер глянул в окно и увидел свое отраженное стеклом лицо. Красивое лицо, подумал он и немного наклонил голову набок. Да. И самое что ни на есть президентское. Да. Да.

– Вы затеяли это назло вашей жене? – спросил он.

– Ну, – Бадди пожал плечами, – не без того. Хотя и деньгами тут пахнет немалыми.

В огромной мраморной уборной безумно дорогого номера люкс, из окон которого открывался великолепный вид на мемориал Джорджа Вашингтона, рвало назначенную членом Верховного суда, но еще не вступившую в эту должность Пеппер Картрайт.

У двери ванной переминались с ноги на ногу Джи-Джи и Хуанита.

–  Amor, – говорила Хуанита, – por favor, abre la puerta. [49]49
  Любовь моя, ну пожалуйста, открой дверь (исп.).


[Закрыть]

Из-за двери донеслось глухое мычание вроде того, какое можно услышать в зоопарке, в отделе морских млекопитающих, когда близится время кормежки.

– С тобой все в порядке, милая?

Этот вопрос, довольно бессмысленный, надо признать, задал Джи-Джи.

– Конечно, не все, – ответила ему Хуанита.

Джи-Джи извлек из кармашка золотые часы на цепочке, взглянул на них:

– Может, мне в Белый дом позвонить?

–  Si. [50]50
  Да (исп.).


[Закрыть]Позвони.

– И что я им скажу?

– Что она заболела.

– Не могу же я сказать президенту Соединенных Штатов, что она с толчком обнимается. Это неприлично.

– Скажи, что она съела что-то не то.

Пеппер, которой их разговор был хорошо слышен, сказала:

– Все нормально. Дайте мне пару… – за чем последовал новый наводящий на мысль о морских просторах звук.

Конечно, ей пришлось пройти к этой минуте через многое, почти исчерпав пожизненные запасы адреналина. Несколькими часами раньше, когда она лежала без сна, обливаясь по́том на 800-долларовой простыне и глядя на дисплей цифровых часов, ей вдруг пришло в голову, что обратной дороги у нее нет. Новый рабочий кабинет ее размещался в здании, которое выглядело так, точно его перенесли сюда с Акрополя. Пеппер преследовали сны, в которых за ней захлопывались огромные бронзовые двери и она, обернувшись, видела какие-то фигуры в плащах с капюшонами, заваривавшие, демонически хихикая, эти двери автогеном. Она вгляделась в голубоватую воду унитаза. «Здесь даже вода в толчке выглядит дорогой». А между тем президент Соединенных Штатов и представители мировой прессы, теряя терпение, ждут ее в Овальном кабинете.

«Ох, девочка, – подумала она, с трудом поднявшись на ноги и взглянув на отражавшийся в зеркале уборной кошмар. – Какого черта ты в это ввязалась?»

– Как ты насчет глотка бурбона? – спросил из-за двери Джи-Джи.

–  No seas tonto, [51]51
  Не дури (исп).


[Закрыть]Джи-Джи. Что она, будет на президента бурбоном дышать?

– Я ж не предлагаю ей всю бутылку выдуть.

Пеппер распахнула дверь уборной – бледная, но собранная.

– Ладно, – отдуваясь, сказала она. – За дело.

Хуанита загнала ее обратно в уборную, принесла туда щетку для волос, губную помаду и прочее. Джи-Джи, пожав плечами, проглотил бурбон сам.

Присяга, которую собственнолично принял у Пеппер Председатель Верховного суда Хардвизер, прошла достаточно гладко. Готовясь к ней, Пеппер прополоскала рот, потратив едва ли не литр предназначенной для этого жидкости, и теперь пахла, как засеянное мятой поле. Собственно, и от председателя суда тоже попахивало мятой. После принятия присяги состоялся приятный завтрак в узком кругу, по завершении коего президент Вандердамп подарил Хуаните свою столовую карточку, предварительно на ней расписавшись.