Текст книги "Верховные судороги"

Автор книги: Кристофер Тэйлор Бакли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– «Фретте». Ну оченьдорогая. – И Грейдон положил ладонь на плечо Пеппер. – Можете ничего мне не говорить. Давайте просто напьемся до изумления.

Она, хлюпая носом, рассмеялась.

– Простите, мистер Кленнденнинн. Я не… не понимаю, что на меня нашло. Сейчас пройдет.

И слезы тут же брызнули снова.

– Право же, вы совершенно спокойно можете называть меня Грейдоном. Хотя, должен признаться, мне нравится слышать от молодых людей «мистер Кленнденнинн». На самом деле моя англофилия распространяется – но это строго entre nous [94]94
  Между нами (фр.).


[Закрыть]– до самых постыдных пределов. Втайне я жажду услышать обращение сэрГрейдон Кленнденнинн. Королева почтила меня орденом Подвязки – за исключительные et ceteras. [95]95
  И прочее, и прочее (лат.).


[Закрыть]Однако здесьименоваться «сэром» не положено. И зря, если хотите знать мое мнение. Конечно, я получил «медаль Свободы». [96]96
  «Президентская медаль Свободы» – высшая награда США для гражданских лиц, вручаемая (с 1945 года) за существенный вклад в обеспечение безопасности страны, а также за достижения в общественной и культурной жизни.


[Закрыть]От Никсона. – Он хмыкнул довольно мрачно. – Но это все-таки не совсем то же самое, что быть «сэром Грейдоном», верно? Впрочем, довольно о моих почетных званиях. Так чем же вызваны эти потоки, этот фонтан скорби?

– Я все испортила, все, – пролепетала Пеппер.

– Признание столь чистосердечное в Вашингтоне удается услышать далеко не каждый день.

– В суде меня все ненавидят. ФБР проводит там расследование – из-за меня. И оно вызвало всеобщую ненависть к председателю. А у него своих бед хватает. Из-за меня началось движение в пользу принятия поправки к Конституции. Я же все время голосую за преступников…

– Не говоря уж о том, что вы строите председателю глазки поверх спагетти.

– Я… вы и об этом читали?

– О да. Вы обратились в главную тему разговоров. Я был вчера у Бинки Слокума, так мы там ни о чем другом почти и не говорили.

Пеппер застонала.

– Ну хорошо, – сказал он, – вспомните слова Оскара Уайльда. Хуже пересудов о тебе может быть только их отсутствие. Переживать период адаптации приходится большинству судей. В этом нет ничего необычного. Хотя, должен вам сказать, как правило, он складывается не так… как бы это обозначить…

– Трагично.

– Скорее трагикомично. Шекспир.

– Да знаю я, – огрызнулась Пеппер. – Почему все считают техасский выговор признаком безграмотности?

– Имеются прецеденты. Все верно – вас же назвали в честь одной из его героинь, не так ли? Нет, «трагичным» я бы происходящее не назвал. Хотя в этом городе трагедия иногда бывает комичной и vice versa. [97]97
  Наоборот (лат.).


[Закрыть]Но скажите, вы пришли ко мне за советом или ради моих по праву прославленных мартини? Или ради сырных шариков? Хороши, не правда ли?

– Вы мудрый человек, – сказала, высморкавшись в салфетку от «Фретте», Пеппер. – А мне сейчас необходима мудрость.

– Мою я уже израсходовал. Как и все прочее. Только, прошу вас, не говорите об этом клиентам «Корпорации Грейдона Кленнденнинна». Иначе вы лишите нас прибылей и очень сильно огорчите совет директоров. Человеку, знаете ли, свойственно выдыхаться. Ему необходимо пополнять чем-то силы. А мне уже очень давно не представлялась возможность сделать это. Я годы и годы… двигаюсь по инерции. Годы весьма прибыльные. Но я все думаю – а чего ради? Семьи, которой я мог бы завещать мое состояние, у меня нет. Почему я работаю как каторжный, да еще и в возрасте столь преклонном? Чтобы оставить что-то фонду моего имени? Нет, думаю, лишь для того, чтобы забыть о скуке и гольфе. Послушайте, – он похлопал Пеппер по руке, – все уладится. Вы же знаете, я не полез бы в эту историю, если б не думал, что вы сможете продержаться до свистка. Вы мне понравились с самого начала. Но я ведь предупредил вас: этотбык может и покалечить.

– Да, верно. Предупредили.

Пеппер, глаза которой были теперь сухи, как мартини в ее руке, отпила его, дабы джин довершил свое дело. Они поговорили немного о политике и выборах. Ощущая, как к ней возвращается спокойствие, Пеппер указала пальцем на фотографию молодого человека и спросила:

– Кто это?

– Мой сын.

– А чем он занимается?

– Его убили во Вьетнаме. Вскоре после того, как был сделан этот снимок.

– Простите. Я не…

– Ну откуда же вам было знать? Его звали Эвереттом. Жена хотела назвать мальчика Грейдоном, но я сказал: «Оставим это имя для следующего поколения». Солдаты его части – он служил в войсках специального назначения, в «зеленых беретах», – поддразнивали мальчика из-за его имени. Солдаты бывают безжалостными. А имя Эверетт в армии, полагаю, встречается нечасто.

– А его мать…

– Умерла. Нево Вьетнаме, – он допил свой мартини, – хотя и Вьетнам сыграл в этом определенную роль. Ну вот, с моим семейным альбомом вы ознакомились. Знаете что? Сегодня ведь воскресенье. Давайте выпьем еще по одной.

– Мне нужно идти, – ответила Пеппер. – У меня горы работы.

Но Грейдон уже нажал, призывая дворецкого, кнопку звонка.

– Останьтесь, прошу вас. Если, конечно, у вас с председателем не…

–  Нет,дело не в этом, – сказала Пеппер.

– Вот и хорошо. К тому же если вы сейчас вернетесь к работе, так снова состряпаете что-нибудь неудобоваримое.

– Знаете что? Поцелуйте меня в…

–  Ну вот,вы меня поняли, – ухмыльнулся Грейдон. – А, Джордж, нам бы еще по бокалу того же, прозрачного, если можно. И от сырных шариков Аннабеллы мы бы тоже не отказались. Похоже, у судьи Картрайт они пользуются особым успехом.

Пеппер, сообразив вдруг, что уплела все, лежавшее на тарелке, покраснела, а затем рассмеялась.

Глава 25

В тысячный (или уже в двухтысячный?) раз за время его политической карьеры Дональд Вандердамп сидел в «артистической», размышляя – на этот раз – о превратностях судьбы, которая привела его сюда, в то время как его огайское существо всеми своими фибрами стремилось к возвращению на Вапаконета-лейн. Он думал об ощущении, которое оставляет в ладони медленно натягиваемая лайковая перчатка, о спортивных туфлях, облегающих ступни совершенно как туфли балетные, о погромыхивании шаров, катящихся по полированного дерева дорожкам, о грохоте валящихся кеглей и вновь устанавливающей их машинки, о торжествующих выкриках «Страйк!» и стонах разочарования, о маслянистом запашке попкорна, о горячих жареных сосисках и шипящих гамбургерах, от которых наполняется слюной рот, о ледяном пиве, о внуках, которые льнут к деду, пока тот объясняет им, как подсчитываются очки… Если загробный рай существует, он именно так и выглядит, верно? Человеку следует самому создавать и сохранять свой хор небесных архангелов. Пока же он сидит здесь, по другую – совсем по другую – сторону от рая, готовясь выйти на сцену и вступить в открытые дебаты с бывшим сенатором Декстером Митчеллом, а ныне президентом Любштилем, оспаривая награду, которая ему, Дональду Вандердампу, вовсе не нужна. Как, дивился он, дело дошло до этого?

Менеджер его кампании продолжал что-то говорить. Может, послушать его? Но зачем? Ну хотя бы из вежливости.

– Верно, – сказал президент. – Это хороший довод.

– Простите, сэр? – переспросил менеджер кампании.

– То, о чем вы сейчас говорили. Полностью с вами согласен. Я постараюсь выжать из этого довода все что можно.

– Да, – неуверенно произнес менеджер. – Хотя, возможно, «Пресоша» вам лучше не трогать. Это может вызвать вопросы насчет Картрайт – ну, вы понимаете. Так вот, по поводу минирования границ. Соотношение его сторонников и противников…

Президент, мгновенно насторожившись, сказал:

– Чарли.

– Я знаю, сэр, однако…

– Меня это соотношение не интересует.

– Я лишь хочу сказать…

– Чарли. Пусть даже все граждане – мужчины, женщины и дети – Техаса, Нью-Мексико, Аризоны, Калифорнии, да хоть Гуама, выскажутся в пользу минирования треклятой границы с Мексикой, мне на это наплевать. В Конституции Соединенных Штатов большими неоновыми буквами прописано, что отдельный штат не может проводить собственную внешнюю политику. Тут просто-напросто нечего обсуждать.

– Возможно, и так, сэр, однако законодательные собрания четырех штатов того и гляди…

– Сваляют дурака.

– Согласен. Я предлагаю только одно… небольшая тактическая двусмысленность позволила бы нам сильно продвинуться в…

– Тактическая двусмысленность? Чарли. Так вот какого мнения вы держитесь на мой счет?

– Нет, сэр. И никогда не держался.

– Я благодарен вам за то, что вы для меня делаете, Чарли. Правда. Я понимаю, это очень необычная кампания.

– Выйдя на сцену, вы должны подойти друг к другу, встретиться в самой ее середке, обменяться рукопожатиями и разойтись по своим трибункам. Мы уже дали ясно понять его людям, что объятия и хлопки по спине для нас нежелательны, однако я им не доверяю. Поэтому, когда будете пожимать ему руку, постарайтесь сделать так, чтобы он не смог дотянуться до вашего плеча.

– А может, мне поцеловать его? – сказал президент. – В губы. Наши языки растают, встретившись друг с другом, наши тела соприкоснутся, сольются в единое целое, воспаряя…

Чарли вытаращил глаза.

– Я прочитал это в одной книжке, когда мне было пятнадцать лет, – пояснил президент Вандердамп. – В шпионском романе. Не из лучших. Однако в то время это описание показалось мне самым сексуальным и эротичным, какое только можно себе представить. А сейчас, господи боже, невозможно включить телевизор и не увидеть при этом переплетенные тела. Я люблю нашу страну, Чарли, но мне тревожно за нее. То, что видят теперь молодые люди… Ну ладно, – улыбнулся он. – Я постараюсь воздержаться от проявлений безумной, страстной любви к президенту Любштилю.

– Сэр?

– Да?

– Если честно, в этой кампании все идет как-то через задницу. Я ничего не могу в ней понять. Но, чем бы она ни закончилась, я хочу сказать, что работать с вами – большая честь. Вы порядочный человек.

– Спасибо, Чарли, – улыбнулся президент. – Если меня все-таки изберут, что маловероятно, я обращу это в лозунг моего правления. «Порядочный человек».

Один из его помощников отворил дверь:

– Можно начинать, господин президент.

Президент Вандердамп встал, застегнул пиджак, поправил галстук.

– К бою готов. Так полагалось рапортовать в военном флоте. Конечно, то были всего лишь учения, но у меня от этих слов всегда мурашки бежали по коже. «К бою готов»…

– Да, и еще…

– Мм?

– Насчет «Нимица». Может быть, лучше избегать…

–  Так точно,Чарли, – сказал президент.

– Я знала, что все закончится десертом, – сказала Пеппер. – Человек не может жить на одних entrée. [98]98
  Первое блюдо (фр.).


[Закрыть]

Разговор происходил в отеле. В хорошем, но стоящем в изрядном удалении от Туманного дна. [99]99
  Туманное дно – название места (бывшего болота), на котором построено здание Государственного департамента.


[Закрыть]Пеппер, размер личного капитала которой раз в двадцать превышал размер Декланова, забронировала номер с помощью своей кредитной карточки. В отеле они появились по отдельности, с промежутком в полчаса, чтобы никто не увидел их вместе. Для такого рода скрытности имелась веская причина: фотографы, вдохновленные статейкой об их уютном обеде в «Силе прецедента», установили дежурство у квартиры Деклана в Калораме и у Пепперовой, на Коннектикут-авеню, неподалеку от зоопарка, надеясь заснять их выходящими ранним утром – может быть, держащимися за ручки или прихлебывающими из одной чашки пенистый капучино.

– Тебе все это кажется… нечистым? – спросила Пеппер.

– Точное слово я подобрать не могу, – ответил Деклан. – Однако ощущение странное.

– И у меня тоже. Ладно, может, достанем наши большие судейские блокноты и проанализируем его?

– Дело не в том, что мне не хочется быть здесь, – сказал, глядя в окно, Деклан. – Хочется, да еще как.

– Нет ничего более сексуального, чем делить ложе с законоведом. Я вся дрожу.

Деклан вдруг побледнел.

– Что? – спросила Пеппер.

– Тони как-то сказала мне то же самое. И я не смог… – щеки его приобрели новый оттенок: красный, – ничего не смог.

– Милый, она была лесбиянкой. Я бы на твоем месте сильно себя не корила.

– Может, и вправду стоит все проанализировать. А вдруг нас ожидает настоящее открытие?

– Думаю, оно ожидает нас под одеялом. Малыш?

– Да?

– Может быть, ты все-таки снимешь пальто? А то мне начинает казаться, что я собираюсь заняться этим с эксгибиционистом.

– Хорошая мысль. Господи, Пеп. – И он прочувствованно вздохнул.

– Ты пальто-то снимай, снимай. Вот так. А как насчет пиджака? Умница…

– Всего полгода назад я состоял в счастливом браке.

Пеппер слегка повращала глазами:

– В браке – да. В счастливом? Следует обдумать. Но не перебраться ли нам из прошлого в настоящее?

– Прости. Я иногда бываю черт знает каким бестактным. Ты где предпочитаешь находиться – наверху или внизу?

Пеппер окинула его насмешливо-удивленным взглядом:

– Мы же с тобой не в летнем лагере и не места на многоярусной койке выбираем. Послушай меня, шеф, мы взрослые люди, коллеги, мы обнаружили, что нас тянет друг к другу. Мы никому не изменяем, поскольку наши супруги – и мой, и твоя, – подали на развод. Мы оба гетеросексуальны…

– А это что должно означать?

– Это констатация факта, имеющая назначением установить между мной и твоей предыдущей партнершей различие, каковое облегчит для тебя… о, иди сюда… начальную эротическую игру… мм… да… и стимулирует… мммм… сти… му… ли… рует… твои чувства таким образом, что ты… о да…да… видишь, ты еще не забыл, как доставить девушке радость… ох… таким образом, что ты… дальше… забыла… о да… да… oyez…

– Ты сказала oyez?

– О да.

Глава 26

– Послевкусие у меня осталось совсем неплохое, – сказал Декстер Басси Скрампу, который катил из Мемфиса в Литтл-Рок с ним и еще полудюжиной обслуживавших его избирательную кампанию людей в «Экспрессе свободы», автобусе, ставшем на время этой кампании их официальным домом на колесах.

– Еще бы. Ты был великолепен. Другое дело, что положение у нас сложилось необычное. Наскакивать на человека, который отвечает тебе: «И отлично, не голосуйте за меня, да и дело с концом», – очень не просто. Ты хорош в обороне, энергичен. Вот, правда, если кто-то опять поднимет вопрос о Колумбии, а поднимут его обязательно, тебе, пожалуй, не стоит повторять «пошлите туда „Нимиц“». Эта фраза немного приелась. Ну и насчет минирования границы я тоже не уверен. Может, лучше спустить его на тормозах.

Декстер покачал головой:

– Нет-нет-нет. Нет. Цифры, Басс, цифры. Восемьдесят процентов. Подавляющее большинство населения приграничных штатов хочет, чтобы границы были заминированы. Федеральное правительство этих людей подвело. Правительство, не способное охранять границы своей страны? Люди рассержены. Им хочется услышать «бум-бум!». Увидеть, как по воздуху летят мексикашки. Можно ли считать это решение совершенным? Нет. Способна ли демократия навести порядок? Ни в коем случае. Однако уже пришло время покончить с напыщенными философскими рассуждениями, спуститься с Акрополя и заняться настоящим делом. Техас, Нью-Мексико, Аризона, Калифорния. Сложи-ка все вместе, что получится? Девяносто голосов выборщиков. Из необходимых для победы двухсот семидесяти. Кто я такой, чтобы говорить достойным, тяжко трудящимся, почтенным – законным– жителям этих штатов: «Бросьте! Забудьте об этом. Деваться некуда, вам придется жить рядом с миллионамииммигрантов, которые протыриваются через границу вашей страны, топчут ваши лужайки, срут на ваши клумбы, рожают детей в ваших больницах, посылают своих недоносков в ваши школы ради бесплатных уроков английского, врезаются в ваши еще не застрахованные машины». Ну уж нет! До минирования границ дело все равно никогда не дойдет, так почему бы мне за него и не высказаться? На халяву-то?

Подошел, с распечаткой в руке, один из помощников Декстера:

– Пятнадцать минут назад Миннесота ратифицировала поправку об ограничении срока!

– Отлично. Отличнаяновость! Сколько их уже набралось? Двадцать пять?

– Двадцать шесть. Осталось всего лишь восемь.

Декстер задумался. Потом попросил дать ему возможность переговорить с Басси наедине.

– Звякни Биллу Бигли, – сказал он. – Пусть он обзвонит лидеров сенатского большинства и спикеров палат Род-Айленда, Делавэра, Вайоминга, Орегона. А, ладно – пусть позвонит во все восемь штатов. И пусть скажет им: через день после того, как администрация Митчелла приступит к работе, на дверях Белого дома снова появится табличка «ОТКРЫТО ДЛЯ БИЗНЕСА». Пусть пообещает им все, чего они хотят. Плотины, фермы электрических угрей, исследовательский институт, который позволит, наконец, выяснить, сколько белых мышей можно разместить на заднице голливудского актера, Музей гигиенических прокладок – все что угодно. Но только, Басс, скажи Билли: поправка нужна нам сейчас. Не после выборов. Сегодня.Завтра. А еще лучше – вчера.

– Сейчас сделаю, – сказал, откидывая крышку сотового, Басси.

– Басс, – укоризненно произнес Декстер. – Мы же не семейство фон Трапп. Не надо кричать об этом с горной вершины. И еще – обещание исходит неот меня. Какое слово английского языка прекраснее всех прочих?

– Поебон?

– Ладно, тогда второе по красоте. Осмотрительность, Басс. Ну-ка, давай, по слогам: ос-мо-три-тель-ность.

–  Декс.Это же мое второе имя.

– Твое второе имя Эллрод, Басс. Но ты звони, звони.

Глава 27

ВЕРХОВНАЯ СУМЯТИЦА: СУД РАЗВАЛИВАЕТСЯ ПОД БРЕМЕНЕМ УТЕЧКИ ИНФОРМАЦИИ, РАССЛЕДОВАНИЯ ФБР, А ТЕПЕРЬ ЕЩЕ И МЕЖСУДЕБНОГО РОМАНА

–  Внутрисудебного, разумеется, – сказал Пеппер Деклан. – Ползучая безграмотность. И это так называемая «газета высоких стандартов».

Заголовок на первой странице – отнюдь не то место, в котором Председатель Верховного суда мечтает обнаружить свое имя, проснувшись поутру. В третьем абзаце статьи говорилось, что доверие общества к Верховному суду как государственному институту «резко» падает. Статья завершалась более чем предсказуемым упоминанием о quis custodiet.

К полудню председатель суда получил от судьи Сантамарии памятную записку, такую же пылкую, как его знаменитые особые мнения.

Горестные размышления привели меня, и не меня одного, к выводу о том, что при нынешнем положении дел лучшее, что Вы можете сделать для суда, – это подать в отставку с поста его председателя, откровенно и честно признав для блага всех нас, и не в последнюю очередь для блага страны, что возникшие в последнее время обстоятельства превозмогли Вашу способность справляться с ними.

Мои чувства в этом отношении никак не связаны – скажу прямо – с безнравственностью Вашего недавнего решения, которое позволяет оправдать, более того, принять однополые браки (о чем сказано уже достаточно), с мерзостностью, неотъемлемой от решений по делу «Суэйл», а теперь и «Пистер». Однако настойчивость, которую Вы проявили, призвав ФБР для разбирательства того, чему надлежало остаться делом чисто семейным… окончательно подорвала мою веру в Вас и окутала тошнотворного оттенка пеленой наш благородный (в прошлом и, будем надеяться, в будущем) институт. А теперь еще и открытая, вопиюще внебрачная связь с коллегой? Какие новые сюрпризы запланировали Вы для нас? Оргии? Вакханалии? Экстатические неистовства в Большом зале? Да есть ли у Вас, Деклан, совесть, в конце-то концов?

Бог да охранит Высокочтимый Верховный суд Соединенных Штатов Америки.

Искренне Ваш,

Сильвио Сантамария, член Верховного суда.

– По-моему, Сильвио прошел мимо истинного его призвания, – сказал Деклан после того, как зачитал это послание Пеппер. – Призвания Великого инквизитора.

– А по-моему, – ответила она, – из всего этого следует – кроме того, что мы с тобой суть обреченные на адское пламя прелюбодеи, – только одно: утечка сведений о «Суэйле» – его рук дело. Подумай сам. Сильвио представляет себе Утопию так: ФБР ломится в каждую дверь, из-за которой слышится треск вскрываемой пачки презервативов. Почему же он так распаляется из-за вполне законного расследования ФБР? Да и меня он ненавидит всем своим нутром. За то, что я вообще появилась в суде. За «Суэйла». За то, что осадила его во время судейского совещания. Это точно он.

– Нет, – сказал Деклан, – в твоем силлогизме имеется некий нераспределенный средний член. Какой именно, я пока сказать не могу. Сильвио же не единственный, кто взвился из-за моего обращения в «гестапо». Одна только Пэги не выступила с пламенной речью на этот счет, да и то лишь потому, что ее ничем не проймешь. Пэги присуща истинная невозмутимость янки Новой Англии. Даже если начнется конец света, они всего-навсего глянут в небо и скажут: «Кажется, дождь собирается».

Он опустил взгляд на письмо Сильвио:

– Интересно, как скоро эта штука попадет на первые страницы газет?

– Если она туда попадет, – сказала Пеппер, – это окончательно докажет, что за утечкой стоит он. Ладно, шеф, что дальше?

– Ну, – сказал Председатель Верховного суда, – я бы с удовольствием расквасил его большой, толстый иезуитский нос. Но, поскольку на учебу в университете он зарабатывал, выступая на профессиональном ринге, да и весит фунтов на пятьдесят больше меня, не уверен, что это правильное решение. Ладно, за работу. Прилежание – враг печали.

– Ларошфуко или магнитик с холодильника?

– Уильям Ф. Бакли младший. [100]100
  Наверное, стоит отметить, что это отец автора (1925–2008).


[Закрыть]

За четыре месяца до ноябрьских всеобщих выборов президент Вандердамп обнаружил, что популярность его растет, и запаниковал. Теперь он отставал от лидера – Декстера Митчелла – всего на восемь очков.

– Что за чертовщина происходит с этими дурацкими цифрами, Чарли? – спросил он.

– Да как вам сказать, сэр, – ответил уже успевший привыкнуть к силлогистическим беседам со своим клиентом Чарли, – похоже, людям нравится, как ясно и определенно вы говорите о вашем нежелании оказаться переизбранным. Они понимают, что вы сражаетесь за принцип. И им это представляется интересным. Необычным.

– Ну хорошо, что предлагаете вы? – резко спросил президент.

– По поводу чего, сэр?

– По поводу цифр. Как мы могли бы – должен же существовать какой-то способ… сбить их. И чтобы наверняка.

Чарли изумленно спросил:

– Вы хотите, чтобы показатели вашей популярности пошли… вниз?

– Ну, я определенно не хочу, чтобы они шли вверх. При таких темпах я приду к дню выборов ноздря в ноздрю с президентом Любштилем.

То была дилемма, которая не давала обычно наслаждавшемуся крепким сном президенту спать по ночам. С одной стороны, мысль о том, что Декстер Митчелл и вправду станет президентом США, была для него нестерпимой. С другой – и мысль о новых четырех годах в… нагоняла на Дональда Вандердампа желание принять такую снотворную таблетку, которая была бы всем таблеткам таблетка, однако ребята из национальной безопасности сказали ему, что перед тем, как сделать это, он обязан предупредить их, дабы при возникновении критической ситуации они не тратили время на попытки разбудить его, а могли бы сразу обратиться к вице-президенту.

Чарли грустно покивал. Взгляд его стал задумчивым.

– Не знаю, сэр. Может быть, вам стоит притвориться, что вы хотите победить? Мы могли бы провести в средствах массовой информации массированную кампанию на тему опытности и лежащей на руле твердой руки. Возможно, она внушит людям мысль, что на самом-то деле… впрочем, нет. – Лицо Чарли посветлело. – Нет. Я понял. Да. Объявите о полной реорганизации кампании. Увольте меня. Увольте всю верхушку.

– С какой стати? Вы отлично справляетесь с вашим делом, особенно если учесть, какую задачу вам приходится решать.

– Это станет жестом отчаяния! – ответил Чарли, оживившийся к этой минуте так, как он не оживлялся уже многие месяцы. – Сигналом о том, что вы хотите победить.И считаете, что кампания идет не по тому пути, который…

– Забудьте об этом, Чарли. Хотя идея недурна.

Чарли вздохнул.

– Что ж, мы могли бы обнародовать перечень инициатив, с которыми вы собираетесь выступить, отбывая второй срок. Обычную болтовню на тему «с первого же дня моего правления» и прочее. Глядишь, людям и покажется, что вы помышляете о втором сроке.

– Все и без того знают, что у меня на этот срок задумано.

– Ну да. «Того же самого, но побольше». Это уже красуется на наклейках для бамперов. Волнующая картина. – И Чарли поднял перед собой раскрытые ладони. – Честно говоря, сэр, я не знаю, что вам посоветовать. Если вы действительно хотите проиграть, думаю, вам пора обратиться из лидера в политикана.

Президент Вандердамп взглянул в окно:

– Сколько еще штатов должны ратифицировать поправку?

– Три. Теннесси, Небраска, Техас.

Президент кивнул:

– Похоже, дело с ней подвигается быстро, с поправкой-то.

– Это профессиональные политики, сэр, и они сражаются за жирный кус. Рядовым гражданам вы нравитесь – по крайней мере, если судить по опросам. Возможно, вам, в конце концов, волноваться-то и не о чем. Если ее ратифицируют к дню выборов, вы, даже победив на них, вступить в должность не сможете. Я не знаток конституционного права, однако поправка к Конституции есть поправка к Конституции. И если вы не сможете остаться президентом на второй срок, значит, остаться президентом на второй срок вы не сможете.

Президент Вандердамп вздохнул:

– Да. Но это решение не очень изящное.

Декстер Митчелл тоже оказался в положении, которое обычным не назовешь.

Его жена, Терри, кое-как справилась с разочарованием, вызванным потерей maisonetteна Пятой авеню. Ну и то обстоятельство, что ее муж боролся ныне за право стать следующим президентом Соединенных Штатов, также ее внимания не миновало. Денег в доме катастрофически не хватало, однако Терри дала мужу понять – через третьих лиц, – что готова присоединиться к его избирательной кампании. До этого времени официальным объяснением ее отсутствия были туманные «проблемы со здоровьем». Да, по правде сказать, никто в ней особо и не нуждался: с самого первого дня рядом с Декстером маячила в качестве ее суррогата Рамона Альвилар, и публика только радовалась, когда этот лакомый кусочек сочного мяса выходил вслед за кандидатом в президенты на сцену. Кое-какие предвыборные действия предпринимались и засценой: у «Нимица», если можно так выразиться, работы прибавилось – будь здоров. Ну, это дело житейское, бывает. Главная сложность заключалась теперь для Декстера в том, как объяснить спутнице жизни, подруге его детства, матери его детей, что ее присутствие в избирательной кампании таким уж желательным не назовешь. Сами понимаете, тут требовалась определенная деликатность.

– Ты, собственно, о чем говоришь, Декстер? – спросила Терри (разговор велся по телефону). – Ты не хочешь,чтобы я была рядом с тобой?

– Нет, милая. Нет-нет. Нет. Ничего подобного. Послушай, это же не я решаю. Басс и его люди, они считают, что все должно идти так, как шло. Рамона обязана своей популярностью нашему шоу. Она привлекает латиносов, и правых, и левых. Наши показатели набирают…

– Декстер. Я твоя жена.

– Ну верно. Верно. Однако Басс и его люди, они говорят, что публика привыкла видеть меня с Рамоной. И, милая, давай не будем забывать – твое отсутствие в тот момент, когда я объявил о намерении участвовать в выборах, – это же была не мояидея. Ну ладно, не будем о прошлом. Суть в том, что все идет отлично и лучше этому не мешать. Сейчас самое главное – рейтинги. И Рамона помогает их повышать.

– Рамона – твоя телевизионная жена. А я – настоящая.

– И опять-таки верно. Очень верно.Никто и не спорит. Послушай, малыш, все это только до выборов. – И он добавил – с воодушевлением, фальшивость которого просто-напросто резала слух: – Милая, ты же ненавидишьизбирательные кампании. Во время последней тебя приходилось чуть ли не волоком на сцену вытаскивать. Вот и относись к происходящему как к подарку. Да жены других политиков на убийство пошли бы, чтобы раздобыть какой-нибудь суррогат вроде Рамоны, который ишачил бы за них. Слушай, малыш, мне пора. Я должен выступить на съезде НСА. Этихлюдей держать в ожидании нельзя. Нет-нет. Вооружены до зубов! Ха-ха. Перезвоню при первой же возможности. Да, кстати, те мужики из Секретной службы, которых к тебе приставили, гоняй их в хвост и в гриву – по магазинам, в химчистку. Роскошно, а? Пока, милая. Люблю. Поцелуй от меня малышей.

И Декстер, опасаясь, что сотовый зазвонит снова, перебросил его помощнику. «Впереди минное поле, – думал он, направляясь в кольце помощников и агентов Секретной службы к подиуму, – это тебе не минирование границы с Мексикой».Впрочем, услышав шумок, который создавали две тысячи ожидавших его появления членов Национальной стрелковой ассоциации, Митчелл ощутил, как по жилам его заструился чистый адреналин. «Сконцентрируйся, – сказал он себе. – Сконцентрируйся. Сначала нужно провести мяч в зону защиты, а уж потом можно будет заняться вопросами второстепенными».Возможно, он проявил некоторую… да… неосторожность,пообещав Рамоне… «Но, Бог ты мой, такой бабец! Однако могут возникнуть осложнения… А, ладно, она же все понимает. Конечно. Дашь ей хорошее… в послы ее! Точно. Может, даже в Мексику. Угомонила же она тех латиносов, когда они разорались по поводу минирования границ… Да, тут она оказалась на высоте… взять те же интервью, в которых она говорила, что не во всем со мной согласна. Да. В Мексику. Или в Никарагуа, куда-нибудь туда. Ладно, Декс. Сконцентрируйся. Сконцентрируйся. НСА. Господи Иисусе, постой-постой… Техас. Техас голосует завтра насчет поправки.Огромный оружейный штат. ОРУЖЕЙНЫЙ. Отменно. А мои ребята устроили мне сегодня выступление перед НСА? Здорово сработали, молодцы. Хорошо. Сосредоточься. Оружие. Все мы любим оружие. Оно такое… американское. Но давайте все-таки договоримся: с оружием необходимо быть поосторожней. Тот мелкий инцидент в торговом центре Орландо… журналисты назвали его бойней – слово, по-моему, слишком сильное, и все-таки, чуть большее усердие при проверке прошлого тех, кто покупает оружие, нам, пожалуй, не помешает, верно? Тот малый провел последние шесть лет в тюремной психиатрической больнице. Разве можно было продавать ему оружие, да еще такое? Мне, пожалуйста, биг-мак, большую жареную картошку и револьвер 38-го калибра. Что ж, любое явление следует рассматривать с двух сторон. И в данном случае главная состоит в том, что… не оружие убивает людей… Людей убивают пули… Да. Без пуль… Хотя, если смотреть в самый корень, людей убиваютлюди. Кто виноват – оружие или человек, который наводит его на другого человека?.. Да, точно. Почему бы нам в таком случае не отменить заодно илюдей?»

– Леди и джентльмены, вы знали его как сенатора Декстера Митчелла, председателя сенатского Комитета по вопросам судоустройства. Вы знали его как президента Митчелла Любшторма из популярнейшего сериала «Пресош». Вскоре вы узнаете его как президента Соединенных Штатов. Поприветствуем…

Ах, как я это люблю.

Кто-то крикнул из зала:

– Отправьте туда «Нимиц»!

Ты все понял правильно, друг.

Пеппер сидела в своем кабинете, мрачно глядя на экран телевизора. Вообще говоря, просмотр дневных программ не был у членов Верховного суда рутинным обыкновением, однако этабыла из тех, которые действительно «следует посмотреть». Пеппер наблюдала за голосованием законодательного собрания штата Техас.

Многомудрый Техас откладывал голосование по поправке об ограничении срока президентства до момента, в который стало ясно: он-то, Техас, и окажется штатом, определившим исход ее ратификации. И без того уже острый интерес Пеппер к этому голосованию еще и обострился после того, как Джи-Джи, который перестал разговаривать с ней из-за «Суэйла», оказался введенным губернатором Техаса в состав сената, заняв до окончания выборного срока место сенатора, пойманного на том, что принадлежащая ему компания грузовых перевозок контрабандой доставляла в страну мексиканцев.