Текст книги "Верховные судороги"

Автор книги: Кристофер Тэйлор Бакли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Глава 29

– О боже, боже, боже… боже, – с мрачным надрывом проскандировал Криспус, когда Пеппер пересказала ему все, что узнала от агента Лодато. – Ну почему вы решили, что эти пятьдесят пять галлонов извивающихся червей следует вывалить именно на мою голову?

– А кому еще я могла об этом рассказать? – удивилась Пеппер.

– Кому еще? Кому еще? Да хоть вашему милому дружку, например. Председателю Верховного суда. Кто, как не он, призвал эти громы на нашу голову? Вот ему и расскажите. Я-то тут при чем? Нет уж, у-воль-те.

– Ему я рассказать не могу.

– Это почему же?

– Потому что он способен что-нибудь сделать,понимаете? Что-нибудь… неразумное.

– Между тем как я всего лишь схвачусь за голову и зарыдаю?

– Прошу вас, Криспи, помогите мне выпутаться из этой истории. Как я должна поступить?

– Ну, я бы на вашем месте никогда больше не прикасался к кнопке «Send».

– Большое спасибо. Очень дельный совет.

– Да не дергайтесь вы так. – Криспус поморщился, постучал пальцами по гладкой поверхности своего письменного стола. – Давайте подумаем – как поступил бы на вашем месте Хаммурапи?

– Поотрубал бы всем головы – и дело с концом. Вы мне это советуете?

– Назовем это запасным вариантом.

Теперь во взгляде его читалась, так, во всяком случае, решила Пеппер, смесь сожаления и упрека. И она вдруг вспомнила – впервые – о том, как Майк Харо неловко переминался в ее кабинете с ноги на ногу, как он попытался, без особой надежды на успех, пригласить ее в свой винный погреб. А следом явилась непрошеная мысль: какими бы дарованиями ты ни обладала, умение обращаться с мужчинами к числу их не принадлежит. В конце концов, разве не приняла ты брачное предложение, побудительной причиной которого была всего-навсего премьера телевизионного шоу? Пеппер смотрела на Криспуса и думала: что, и ты туда же? Между тем он что-то говорил ей:

– …И, как мне представляется, сейчас самое время спросить у вас, так ли уж разумно вы поступили, запрыгнув в спальный мешок нашего шефа?

– Я не «запрыгивала» в его «спальный мешок». Хотя «разумным» мое поведение тоже не назовешь, согласна. Видите ли, Криспи, такие вещи просто-напросто случаются. Сами собой.

– «Такие вещи просто-напросто случаются» – это, возможно, удачнейшая из интеллектуальных и философских уверток, до которых человечество додумалось за время, прошедшее с тех пор, как Понтий Пилат умыл руки, – сообщил Криспус.

– И вполне практичная, признайте.

– О-хо-хо-хо-хо.

– А это что такое?

– Скорбное стенание. Такое тоже порой случается. Ну ладно, – вздохнул он, – этот Рубикон мы, я думаю, перешли. А заодно в него и пописали.

– Принято.

– Как, скорее всего, поступил бы наш шеф, получив эту информацию? Даже если забыть о вашем умении обращаться с компьютером, она, вообще-то говоря, представляет брата Харо в весьма невыгодном для него свете. А с другой стороны, совершая это деяние, он находился под вполне понятным впечатлением вашей надменной рекомендации поцеловать вас в заднее место, которая, несомненно, не окупала его стараний оправдать ваше достойное – если позволите – всяческого сожаления голосование по «Суэйлу».

– Знаете, мне на это в высшей степени наплевать. Я понимаю, почему он так разозлился. По моим представлениям, строчить друг на друга доносы судьям не к лицу, однако понять его я могу. Ну да и бог с ним. Вопрос в другом – что мне делать теперь? Если шеф узнает о том, что выяснило ФБР, он взорвется почище ядерной бомбы. Деклан к таким штучкам относится очень серьезно. В том, что касается этики, он зануда, каких мало.

Криспус, поразмыслив, сказал:

– Насколько я понимаю, шеф первым делом обрушится на брата Харо. – Он взял со стола обличительный документ, помахал им перед собой. – Признаться, я с превеликим удовольствием послушал бы, как брат Харо объясняет свой поступок. Правда, он настолько умен, что какое-нибудь объяснение всенепременно придумает. Ну, хорошо, вы показываете эти бумажки шефу, он взвивается, что твой вертолет, к потолку, прошибает его, берет нашего последнего самурая за грудки, – и все это происходит, пока к нашей станции приближается тяжело груженный состав. – Криспус многозначительно взглянул на Пеппер. – Вам следует спросить себя: будет ли это тем, как выражается ваш мистер Шекспир, высоким воздаяньем, которого все мы столь жаждем?

Некоторое время Пеппер молча смотрела на него. Потом взяла два листка, аккуратно сложила их, разорвала в мелкие клочья и бросила в мусорную корзину.

– На какой-то миг, – сказал Криспус, – мне показалось, что вы собираетесь поупражняться в искусстве оригами.

– Заткнитесь, ладно? – ответила уже направившаяся к двери его кабинета Пеппер.

– С тех пор как вы здесь появились, – продолжал он, – одно событие следует за другим. Создается впечатление, что на наш маленький храм правосудия снисходит и укореняется в самом его основании некая чужеродная энергия. Скажите, вы, случаем, не ведьма? Не суккуб, посланный Сатаной, чтобы приблизить скончание времен?

Пеппер пожала плечами:

– Я бы на вашем месте такой возможности не исключала.

– Тридцать секунд, господин президент.

– Спасибо.

На этот раз президент голосовые связки не разминал.

– Десять секунд…

– Добрый вечер. Я…

И больше никаких слов из уст президента не изошло. Пауза тянулась и тянулась, находившиеся в Овальном кабинете люди – даже агенты Секретной службы, – обменивались тревожными взглядами. После треволнений, выпавших на долю президента в последние дни, ожидать можно было чего угодно: нервного расстройства, удара… Один из техников, разнервничавшись, проверил работу «телесуфлера». Там все было исправно.

Прошло семь секунд, а это целая вечность, если речь идет о президенте США, молча сидящем перед телезрителями планеты, число которых оценивается в миллиард человек. Молчание это очень скоро прозвали так: «Семь секунд в ноябре». [105]105
  Отсылка к книге (по которой был снят одноименный фильм) «Семь дней в мае», рассказывавшей о попытке военных захватить власть в США, – возможность, которая, с учетом недавних действий гражданскогоправительства этой страны, выглядит не такой уж и зловещей. (Прим. авт.)


[Закрыть]

Президент задумчиво смотрел куда-то в сторону, не на «телесуфлер».

Стоявший несколько в стороне от Вандердампа Хейден Корк выглядел окостеневшим от ужаса. Мысль в голове его осталась только одна: не вызвать ли доктора Хьюза, личного врача президента?

И наконец вечность подошла к концу – президент мягко улыбнулся и сказал:

– Давайте начнем сначала. Положение, в котором мы с вами оказались, похоже черт знает на что, не так ли?

И в этот миг Хейден Корк вдруг сообразил: «Боже милостивый, он импровизирует!»

– И я готов признать, что в этом есть доля моей вины, – продолжал президент, произнося слова, которых на экране «телесуфлера» не было и быть не могло.

Грейдон Кленнденнинн подпихнул Хейдена локтем: «Что он делает, черт его побери?»

Хейден устало пожал плечами, словно говоря: «Не знаю. Понятия не имею. Но, поскольку я все равно собираюсь повеситься, как только закончится передача, оно уже и не важно».

– После того как конгресс принял поправку об ограничении срока президентского правления, – говорил между тем президент, – я разозлился и решил баллотироваться вторично. Я сделал это из принципа, поскольку считаю, что мелкая политическая месть не должна служить основанием для изменения Конституции. Я просто хотел подчеркнуть это. Победы на выборах я не ожидал. И вот что в итоге вышло. Какими бы причинами это ни объяснялось, но вы избрали меня на второй срок.

А между тем законодательные собрания тридцати восьми штатов ратифицировали поправку – с впечатляющей, должен сказать, быстротой. И теперь она, обретя силу закона, не позволяет мне остаться в Белом доме на второй срок.

В результате мы оказались в ситуации весьма… американской по духу. Куда ни кинь, везде клин. И вопрос стоит так: в каком направлении нам теперь двигаться? В каком… направлении нам двигаться?

Ну так вот, последние несколько дней я консультировался со множеством очень умных людей. С учеными, занимающимися конституционным правом, с экспертами, с бывшими министрами юстиции и генеральными прокурорами, назовите любое имя, и оно почти наверняка окажется принадлежащим человеку, с которым я уже успел переговорить. Сходятся все они практически только в одном – ситуация хрен знает… ситуация неимоверно запутанная. Стало быть, необходимо подумать о том, как ее распутать. В настоящий момент нам необходима хоть какая-то ясность. Ясность. Столько ясности, сколько мы сможем заполучить.

Да, и есть еще один пункт, в котором сходятся все эти умные головы, и вот какой: вероятно, имеет смысл обратиться к учреждению, которое, в определенном смысле, для разрешения таких ситуаций и придумано…

Сидевшая у телевизора Пеппер закрыла глаза.

Президент вздохнул:

– К Верховному суду. Высокому суду уже приходилось решать вопросы, связанные с президентскими выборами. И значит, мы будем не первыми, кто обратится к нему по такому поводу.

Однако я понимаю, понимаю, что это ход не самый удачный… Следует ли просить девятерых человек о том, чтобы они приняли окончательное решение, когда более сорока миллионов других людей уже взяли на себя труд проголосовать?

И потому, – продолжал президент, – я подумал: а почему бы мне не подать в отставку? Отказаться от поста президента, вернуться домой, в… Огайо, – последнее слово он произнес едва ли не с любовной тоской, – передав власть вице-президенту Шмидцу, который станет, как то и прописано в Конституции, президентом страны. Таким, во всяком случае, был мой замысел.

Выяснилось, однако, что и это нашу проблему окончательно не решит. Поскольку, когда я обратился с таким предложением к сенатору Митчеллу, его представители заявили, что их оно не устраивает. Насколько я понимаю, соответствующие объяснения вы еще услышите от него самого, думаю, однако, что не пойду против истины, если сформулирую его позицию так: Митчелл считает, что президентом должен стать он. За неимением другого.

В итоге ситуация так и осталась неразрешенной. Во всяком случае, если я попрощаюсь с вами и отправлюсь домой, ее это не разрешит.

Таково, мои дорогие соотечественники, положение, в котором мы ныне находимся. Я лишь хотел, чтобы вы знали о нем. И хотел сказать вам, что прилагаю все усилия к тому, чтобы найти выход из него. Я их действительно прилагаю. Однако, что бы в дальнейшем ни произошло, не считайте Америку безнадежной. Она по-прежнему остается великой страной. Просто сейчас в ней кое-что запуталось.

Спокойной ночи. Простите, что прервал ваши любимые телешоу. Да благословит вас Бог.

– Хреносос! – бесновался Декстер. – Распродолбаный хренососущий хреносос…

Они смотрели телевизионное обращение президента к стране в номере, который был снят – из стратегических соображений – в отеле «Хэй-Адамс», стоящем через улицу от Белого дома. Идея, принадлежавшая Басси, состояла в том, чтобы подать сигнал: «Мы уже здесь, а 20 января переедем напротив. Никуда вы от нас не денетесь».

Басси, Благгер Форкморган и прочие штабные офицеры «команды Митчелла» не мешали сенатору пускать пену изо рта. Кое-кому из них происходящее напоминало сцену одержимости бесами из фильма «Изгоняющий дьявола». Был миг, когда всем показалось, что сейчас Декстер прошибет ногой экран телевизора, стоившего, вне всяких сомнений, отнюдь не дешево.

– …хреноусосанный…

После нескольких мгновений ошарашенного молчания, наступившего, когда президент заявил о своей готовности подать в отставку, Басси пробормотал: «Нас отхерачили, Декс». Язык, на котором изъяснялись в этом командном пункте, возвышенным никто не назвал бы.

Благгер, не обращая внимания на бившие Декстера судороги, размеренным тоном спросил у Басси:

– Тебе не показалось, что он импровизировал? По-моему, он не читал заранее написанный текст.

– Так или иначе, у нас появились серьезные проблемы, – ответил Басси.

– Да. Но дело суду рассмотреть все же придется. – И он взглянул на часы. Именно в эту минуту курьер должен был входить в управление суда с папкой, содержавшей резюме иска «Митчелл против Вандердампа».

– …распрозадолбаный…

– Он еще долго будет продолжать в этом духе? – спросил Благгер.

– Декс? – окликнул Митчелла Басси. – Декс? Сенатор?

– Что? – спросил, тут же перестав пускать пену изо рта, Декстер.

– Ты не хочешь вернуться к работе? Мы должны что-то ответить ему. На крыше ждут телевизионщики.

Несколько телекомпаний держали на крыше отеля свои кабинки, используя Белый дом как задник, на фоне которого брались интервью. Задник в данном случае особенно уместный.

– О-о, я ему отвечу. Хреносос! – И Декстер устремил яростный взгляд на телевизор, у которого кто-то уже отключил звук. На экране один из ведущих политической программы беседовал с другим. Глаза у обоих были влажные.

– Плачут они, а? Вы только посмотрите на них! Суки дешевые!Вы что, не поняли? Все это было разыграно! Все его сраное выступление!

– Может, дать ему успокоительного? – предложил Басси Благгер.

– Он нужен мне бодрым. Это из него энергия прет. Просто ее необходимо слегка обуздать.

– Да уж, энергии его хватило бы и для освещения Кливленда, – сказал Благгер, вставая и берясь за пальто. – Ладно, мне завтра утром в суде выступать. Басси?

– Да?

– Не позволяй ему называть президента Соединенных Штатов хренососом по национальному телевидению.

Басси устало кивнул.

Глава 30

– Итак, – кривовато улыбнулся председатель суда Хардвизер, – принимаем мы к рассмотрению это дело?

Вопрос вызвал коллективный смешок – явление редкое – у сидевших вокруг совещательного стола судей.

– Я не собираюсь произносить перед вами речи, – продолжал он. – Но позвольте мне высказать то, что, как я полагаю, вертится у каждого из вас в голове. В шестидесятых годах – время для некоторых из вас памятное – я был, разумеется, слишком молод или чрезмерно интеллектуален для того, чтобы обращать внимание на…

Новые смешки. Пеппер оставалось только дивиться тому, каким спокойным и уверенным в себе выглядит Деклан; у самой у нее ощутимо посасывало под ложечкой. За время работы в суде она потеряла восемь фунтов. Может быть, кто-то уже написал книгу «Верховное средство избавления от лишнего веса»? Деклан между тем продолжал:

– …Участники антивоенных демонстраций, когда полиция надвигалась на них с дубинками, имели обыкновение скандировать: «Мир смотрит на нас».

– С дубинками? – простонал судья Сантамария.

– С жезлами, с битами, с тросточками. Хоть с дирижерскими палочками, Сильвио. Я, собственно, хотел пообещать вам следующее: я постараюсь сделать все, что в моих силах. В последние несколько месяцев я вел себя несколько иначе и прошу у вас прощения за это. Вы заслуживаете лучшего. Наш суд заслуживает лучшего. Однако, как его председатель, я имею определенные обязанности, и одна из них, по моим представлениям, состоит в том, чтобы напомнить всем нам: любая новая утечка информации, в особенности информации, связанной с делом «Митчелл против Вандердампа», приведет к последствиям самым губительным. Катастрофическим. Мы – члены Верховного суда. Так давайте же и вести себя как, – он слабо улыбнулся, – существа верховные.

– Спасибо, судья Хардвизер, – сказал Криспус.

– У кого-нибудь есть что к этому добавить? – спросил председатель суда.

– У меня, – шаловливо объявил Сильвио. – Я думаю, что нам следует начать с молитвы. Может быть, выпрочитаете ее, Мо?

Судья Готбаум улыбнулся:

– Я уже пробовал читать их, Сил. Молился о том, чтобы «Бритоголовые» одолели «Майами». [106]106
  Речь, по-видимому, идет о спортивных командах. (Прим. авт.)


[Закрыть] Похоже, Бог все-таки умер.

– Странно, а я молился за «Майами» и выиграл двадцать баксов, – сообщил Сильвио. – И по-моему, Бог велик.

– Звучит очень знакомо. Ну да, конечно, – именно эти слова они и произносят, когда направляют самолеты на здания и побивают камнями женщин. Как там в оригинале? Allahu…

– Жаль, что Благой Форкморган не на нашей стороне, – вмешалась Пэги Плимптон, не позволив шутливой перепалке Мо и Сильвио перерасти, как это обычно бывало, в полновесный джихад.

– Да уж, ему эта работка пришлась бы в самую пору, – не без некоторой язвительности подтвердил судья Якоби.

– Как и Кленнденнинну, – сказал судья Харо.

– Ну хорошо, – весело, но с подчеркнутой властностью произнес Деклан, – если добавить вам нечего, давайте на этом и закончим. Благодарю вас, достопочтенные.

Покидая вместе с Пеппер зал совещаний, он прошептал: «Quis…»

– Удачи тебе и всем нам, – сказала Пеппер. – То, что нас ожидает, – это полная жуть.

– Я человек неверующий, однако готов попросить Сильвио, чтобы он помолился за меня.

– Послушай, Дек, насчет утечки… – начала Пеппер.

– Мм?

– От ФБР что-нибудь слышно?

Деклан поджал губы.

– Ни писка, ни шороха. Похоже, наше хваленое Федеральное бюро расследований с треском провалилось. И для меня это большое разочарование, особенно после ушатов грязи, которые на меня вывалили за то, что я попросил их заняться расследованием. Вот уж не думал, что им будет так сложно… Некомпетентность. В наше время, куда ни плюнь, попадешь в некомпетентность.

– Уверена, они сделали все, что в их силах, – сказала Пеппер, стараясь не встречаться с ним взглядом.

– Остается надеяться, что с ловлей террористов они справляются лучше. Слушай, Пеп?

На лице его появилось смущенное, мальчишеское выражение.

– Да, Дек?

– Я…

– Продолжай, продолжай. Я сегодня некусачая.

– Я вот подумал… пока все не закончилось, может быть, нам лучше…

– На время забыть о половой жизни?

– Нынче утром у моего дома толклось человек тридцать репортеров и фотографов. Безумие. Очень может быть, что они скрытно следят за нами.

– Я понимаю. Хотя мне это дастся не легко.

Деклан застенчиво пролепетал:

– Я-то уж точно буду скучать по нашим… нашим… небольшим…

– Перепихам, ты это хочешь сказать.

Он покраснел:

– Я называю это иначе.

– Да, конечно. – И она целомудренно чмокнула его в щеку. – Ладно, попробую сублимировать мою неудовлетворенную похоть в блестящие выступления в зале суда. Там и увидимся, шеф.

И она добавила, уже в спину уходившему Деклану:

– Если тебя совсем припечет, забеги как-нибудь в мой кабинет. Заскакивать на меня, на лежачую, ты уже научился, посмотрим, удастся ли тебе продержаться восемь секунд до свистка в стоячей позиции.

В жизни своей Пеппер не видела, чтобы человек так багровел. Председатель Верховного суда припустил по коридору, точно перепуганный краб. Пеппер рассмеялась. Впервые за долгое время ею овладело настроение легкое, почти легкомысленное. Впрочем, надолго его не хватило. В кабинете ее ожидало телефонное сообщение: «Пожалуйста, перезвони, это срочно. Бадди».

Срочно или не срочно, но Пеппер перезвонила. Не могли бы они выпить где-нибудь вместе? Ему не хочется обсуждать все по телефону. Он показался ей каким-то смирным, не похожим на обычного шумливого, попыхивающего сигарой Бадди.

– Хорошо, – сказала Пеппер. – Тут есть одно такое местечко, называется «Казенный пирог».

И, не удержавшись, добавила:

– В нем ты будешь чувствовать себя как дома.

Бадди ждал ее в той же, как это ни странно, кабинке, в которой она беседовала с агентом Лодато. Едва Пеппер уселась напротив него, как подошел официант, поприветствовавший ее:

– Судья Картрайт! Рад видеть вас снова.

– Я вижу, ты тут завсегдатаем стала, – сказал Бадди, когда официант отошел, чтобы принести ему пива, а Пеппер кофе.

– Ага, – ответила она. – Я тут горькую пью. Мы же все в Верховном суде – запойные пьяницы.

– Выглядишь ты фантастически.

– Бадди?

– Да?

– Давай обойдемся без этой херни, ладно?

Он кивнул:

– Ладно.

– О чем ты хотел поговорить? У меня сейчас довольно туго со временем.

– Понимаю. Господи, – он нервно хихикнул, – наверное, это здорово напрягает.

– Что да, то да.

– Удачи тебе.

– Спасибо.

Пеппер подождала немного, надеясь, что Бадди перейдет к делу. Он не перешел. И она спросила:

– Так о чем ты хотел поговорить, – о нашем разводе или о твоем иске по поводу нарушения контракта? Потому что я ни о том ни о другом говорить не хочу. Платить шестьсот пятьдесят в час дяденькам, с которыми я это обсуждаю, дело, конечно, веселое, но оно быстро утомляет.

Он произнес – с натугой, выкладывая каждое слово, точно железобетонный блок:

– Я хочу извиниться перед тобой.

Пеппер молча смотрела на него.

– Ну и? – спросил Бадди.

– Не знаю, что и сказать. По-моему, я ни разу не слышала, как ты соединяешь эти слова в законченное предложение.

– Я не шучу, – серьезно сказал он.

– С недавних пор, не знаю отчего, утратил ты всю свою веселость. [107]107
  Слегка переиначенная цитата из «Гамлета», II,2. (перевод Л. Кронеберга).


[Закрыть]

– Прошу тебя, Пеппер, давай без Шекспира. Я для него не в настроении.

– Что-нибудь случилось? – теперь уже с тревогой спросила Пеппер. – Надеюсь, у тебя не обнаружили рак или еще что?

– Нет, ничего похожего.

– И ты явился сюда просто ради того, чтобы извиниться, или у тебя есть на уме что-то еще?

– Почему у меня непременно должно быть что-то на уме?

– Потому что я тебя знаю, Бадди.

– Я собираюсь отозвать иск о нарушении контракта.

– Я же сказала: об этом я говорить не хочу.

– И заявление о разводе тоже.

Вот тут он ее и впрямь удивил.

– А это что еще значит?

– Это значит, что я готов простить и забыть.

– Уж и не знаю, с какой стороны к этому заявлению подступиться, – сказала Пеппер после паузы столь долгой, что в нее поместилась бы геологическая эпоха.

– Я много думал, – сказал Бадди. – Возможно, и ты тоже.

– Нет, Бадди, не думала. Я была слишком занята, чтобы думать.

– Неплохо. Хорошая получилась бы реплика.

– Для чего?

– Не знаю, вдруг мы с тобой когда-нибудь затеем новое шоу.

– Бадди, – усмехнулась Пеппер, – ты хоть представляешь, до какой степени ты виден насквозь? Врачу, чтобы обследовать тебя, даже томограф не потребуется.

– Ладно, может быть, мои реакции и были, вероятно, не слишком совершенными.

– А вот этои вправду хорошая реплика. «Может быть, мои реакции и были, вероятно, не слишком совершенными». Ты уверен, что не учился на юридическом? Ну, говори же, Бадди, дружок. Что ты пытаешься мне сказать?

– Я хочу, чтобы ты вернулась, Пеп.

Пеппер округлила глаза:

– С чего это вдруг? Нет, серьезно. Начнем с того, что по-настоящему ты меня никогда не хотел. Женитьба на мне была для тебя просто коммерческой сделкой.

– Ну уж нет.

Пеппер протянула через стол руки, сжала большими и указательными пальцами запястья Бадди:

– Посмотри мне в глаза и скажи, что ты любил меня. Действительно, любил.

– Конечно любил.

Она разжала пальцы, усмехнулась.

– Это был домодельный детектор лжи, дорогой, и видит бог, проверку ты не прошел.

– Я научусь, Пеп. Всему. Я хочу, чтобы ты вернулась.

– Нет, малыш, не хочешь. Я думаю, – это не критический выпад, честно, с ними мы уже покончили, – я действительно так думаю: единственное, что наделяет тебя чувством собственной реальности, – это телевидение. Думаю, что реальный мир возникает для тебя, как и для многих из тех, кто появляется на пятидесятидвухдюймовом плазменном экране, лишь по понедельникам, в восемь вечера. Разве не так?

– Ужасная мысль.

– Возможно. Но именно она пришла мне в голову, когда ты не впустил меня в нашу квартиру. Что, кстати сказать, было не очень красиво.

– А науськивать на меня ФБР – это было оченькрасиво?

– Какое ФБР, о чем ты?

Бадди рассказал ей о визите двух мужчин, о кубинских сигарах и Интернете.

– Мне об этом ничего не известно, – сказала Пеппер.

– Ах-ах-ах.

– Честно говоря, меня не волнует, веришь ты мне или нет. Однако факт остается фактом. Ладно, малыш, мне пора. У нас там конституционный кризис заваривается. Ну и работка мне досталась. – Она усмехнулась. – Ты не напомнишь мне – с какой стати я за нее взялась?

– Вопрос не ко мне.

Пеппер встала. Бадди тоже.

– И все-таки иск насчет нарушения контракта я отзову.

– Дело твое, – пожала плечами Пеппер. – А вот через развод нам так или иначе пройти, я думаю, придется.

И она протянула ему руку:

– Как бы там ни было, мне хотелось бы и дальше называть тебя «дружком».

Бадди с пару секунд молча смотрел на нее, потом улыбнулся и сказал:

– Ходатайство принимается, – и пожал ей руку.

Она направилась к выходу из бара, однако Бадди окликнул ее:

– Послушай, Пеп.

Она обернулась:

– Что?

– «Верховный суд». Отличный получился бы сериал.

– «Сидят девять старых пердунов в мантиях и перебрасываются записками»? Не знаю, – улыбнулась Пеппер. – По-моему, это несколько скучновато.