Текст книги "Верховные судороги"

Автор книги: Кристофер Тэйлор Бакли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Глава 10

– У Картрайт возникли кое-какие новые, как бы это выразиться, обстоятельства, – по телефону сообщил президенту Грейдон Кленнденнинн.

– Слушаю, – настороженно ответил президент. Он провел на своем посту время достаточно долгое для того, чтобы понять: слово «обстоятельства» синонимично фразе «случилось нечто поистине страшное».

– Ее муж – продюсер их общего телешоу – уведомил Картрайт, что, если она уйдет из его передачи, он предъявит ей иск за нарушение договора.

Эта неожиданная и странная новость заставила президента Вандердампа задуматься. Он смотрел на полированную поверхность своего стола, изготовленного из обшивки боевого фрегата восемнадцатого столетия. Во флоте президент служил на авианосце. И порой этот стол казался ему полетной палубой, на которую нескончаемой чередой валятся подбитые, горящие боевые самолеты. Бам, бам, бам.А его обязанность – побыстрее отремонтировать их и снова отправить в полет.

– Да, – наконец сказал он. – Господи ты боже мой.

– Вот именно, – согласился Грейдон.

– Ему следовало усыпать ее путь лепестками роз. Делать ей массаж шеи. Говорить приятные слова, что-нибудь вроде «радость моя, я так горжусь тобой». А кстати, что он собой представляет, этот фрукт?

– Да кто ж его знает. Помните, что сказал Толстой о несчастливых семьях?

– Грейдон, – сказал президент, – прекратите.

– По-моему, Толстой сказал, что каждая из них совершенно уникальна. Я с этим джентльменом – если такое слово применимо к мистеру Биксби – незнаком, но, по всему судя, ему просто не хочется остаться без его телезвезды. Насколько я понимаю, она придает тому, что он делает, особый класс. Прочие его шоу ничем особенным не блещут. Самоубийцы, толстяки. Хотя кто может сказать, что является искусством, а что не является?

– Хейдену эта новость уже известна? – спросил президент, нажимая одновременно на кнопку, с помощью которой он вызывал главу своего персонала.

– Я хотел сначала сообщить ее вам. Если говорить начистоту, боюсь, что, услышав о ней, Хейден сунет голову в духовку первой попавшейся газовой плиты. Вы же знаете, он относится к вашей кандидатке без всякого энтузиазма.

Дверь Овального кабинета отворилась. Вошел Хейден Корк.

– Сэр?

Президент, нажав на телефонном аппарате кнопку громкой связи, сказал:

– Грейдон, будьте добры, расскажите Хейдену то, что вы рассказали мне.

Когда Грейдон закончил, Хейден Корк испустил прочувствованный вздох, – примерно такой же звук издает перед самой кончиной выбросившийся на берег реки лосось.

– Итак, – сказал, обращаясь к обоим своим помощникам, президент, – какие возможности у нас имеются?

– Она сказала, что готова снять свою кандидатуру, – сообщил Грейдон.

– Да? Ну и прекрасно. Прекрасно, – воскликнул Хейден, внезапно ожив, как все тот же лосось, но возвращенный в реку. – В таком случае я позвоню ей, скажу, как все мы признательны ей за…

– Минутку, – сказал президент. – Не спешите. Мы выбрали курс, так уж давайте за него и держаться. Что сказали ей вы,Грейдон?

– Что я ничего не решаю, что передам вам ее предложение.

– Господин президент, – сказал Хейден. – Я действительно считаю, что самое лучшее для нас – принять ее на редкость благородное предложение, пока эта новость не попала в газеты и…

– Сядьте, Хейден.

– Сэр…

– Сядьте. Грейдон, какое впечатление осталось у вас от разговора с ней?

– Мне показалось, что она старается не падать духом. Но при этом немного испугана. И не могу сказать, что виню ее за это. Однако предложение ее было искренним.

– И прекрасно. Она честна. Разумна. В наше время найти человека, готового отказаться от того, что ему предлагают, очень не просто. Скромность – утраченное искусство.

– Господин президент, – сказал Хейден. – Конечно, ей сейчас нелегко. Однако сенатские слушания – испытание достаточно жестокое и без такого рода добавок. Особенно если учесть, чем она пригрозила сенатору Митчеллу, когда тот пригласил ее к себе.

– И правильно сделала, что пригрозила. Мне и самому давно уже хочется забить микрофон в глотку Декстера Митчелла. Грейдон?

– Что же, сэр, положение не из легких. Хейден прав – журналисты набросятся на эту новость, точно голодные волки. Однако, при всем при том, Картрайт нравится мне все больше. Она – настоящая боевая машина.

Из трубки до Грейдона донесся тихий стон Хейдена.

– Я не вижу причин, – сказал президент, – по которым мы должны наказывать ее за то, что муж у нее – козел.Нет. Нет. Позвоните ей. Прямо сейчас. И скажите, что мы на ее стороне. Во всем. Скажите, – и президент бросил на Хейдена полный значения взгляд, – что на ее стороне весь Белый дом. Да, так и скажите. От моего имени.

– Хорошо, сэр. – И Грейдон положил трубку.

– Так, – произнес президент. – Хейден.

– Да, сэр, – печально откликнулся глава президентского персонала.

– Я думаю, что нам следует побольше узнать об этом… муже.

– Но, сэр, – взмолился Хейден, – мы же не станем… нет, сэр. Прошу вас.

– ФБР ведь уже изучило его прошлое – во всех подробностях, так?

– Так, сэр, однако…

– Хейден, – улыбнулся президент. – Время колебаний закончилось. [38]38
  Президент цитирует известные слова премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер, с которыми она обратилась в 1990-м, когда Саддам Хусейн вторгся в Кувейт, к другому президенту, Джорджу Г. У. Бушу. Буш также без промедления вторгся в Кувейт и прогнал оттуда Саддама. Миссис Тэтчер имела особый подход к мужчинам. (Прим. авт.)


[Закрыть]

Под вечер того же дня Грейдон и Хейден встретились в клубе «Ретрополитен», где Пеппер, которой предстояло прилететь из Нью-Йорка, должна была в последний раз встретиться с «коллегией душегубов». Хейден приветствовал Грейдона саркастическим:

– Большое спасибо. Вы здорово помогли мне при утреннем разговоре с шефом.

– А что я мог сказать? – пожал плечами Грейдон. – Я как-то уже привык к ее лицу.

– Все это кончится слезами, – сказал Хейден. – Или кровью. Митчелл раскалился добела.

– Декстер Митчелл – лошадиная задница, – сказал Грейдон, – но не дурак. Он знает, какой у нее рейтинг. Народ хочет, чтобы она заседала в суде.

– Вот уж не думал, что вы такой популист, – сказал Хейден.

– А я и не популист. Однако толпе стоит время от времени бросать кусок, которого она жаждет. Это ее успокаивает.

– Беру мои слова обратно. Вам ведь известно, о чем попросил меня шеф, не так ли?

– Я бы на вашем месте приготовился к тому, чтобы со всевозможной искренностью взглянуть в глаза членов большого жюри и сказать: «Я действительно не понимаю, о чем говорит специальный прокурор [39]39
  Специальный прокурор – внешний по отношению к исполнительной власти юрист, назначаемый генеральным прокурором или конгрессом для расследования ее неправомерных действий.


[Закрыть]».

– Спасибо. А самому специальному прокурору я что скажу?

– Ну, – произнес, улыбнувшись совершенно как Чеширский Кот, Грейдон, – что-нибудь да придумаете. А если не придумаете, я буду навещать вас по воскресеньям в тюрьме. Приносить вам круассаны и напильники.

Подставные сенаторы один за другим занимали места за комитетским столом. Вскоре появилась, опоздав всего на пятнадцать минут, и Пеппер. Выглядела она так, точно день этот дался ей нелегко. Грейдон тепло поздоровался с ней, Хейден ограничился коротким рукопожатием и кивком.

– И я тоже рада вас видеть, – негромко сказала Пеппер.

– Мне очень жаль, что ваш муж пытается поднять шум, – сказал Грейдон. – Но, как я уже говорил вам утром по телефону, президент полностью на вашей стороне.

И он подчеркнуто добавил:

– И мистер Корк тоже.

Хейден поджал губы.

– У вас усталый вид, – сказал Грейдон. – Ну что, готовы?

– Да, – без энтузиазма ответила Пеппер.

Несколько часов Хейден и прочие осыпали ее вопросами – о неприкосновенности частной жизни, о межштатной торговле, о правомерности использования Восьмой поправки [40]40
  Восьмая поправка – принятая в 1919 году поправка к Конституции США, установившая в стране сухой закон.


[Закрыть]в деле «Мискимин против „Инконтинентал Эйрлайнс“». [41]41
  Мискимин была пассажиркой самолета, который три дня, включая и Рождество, продержали на взлетной полосе чикагского аэропорта О'Хэйр. В конце концов она сама подняла самолет в воздух (пока пилоты играли в нарды с пассажирами первого класса) и довела его до Омахи. (Прим. авт.)


[Закрыть]Затем Хейден, откашлявшись, произнес:

– А теперь, судья Картрайт, не могли бы вы сообщить нам ваше мнение о том, следует ли учитывать обстоятельства личной жизни человека, принимая решение о его – или ее – пригодности для высокого государственного поста?

Несколько секунд Пеппер молча смотрела на него, затем сказала:

– Видите ли, сенатор, это, надо полагать, зависит от поста, не так ли?

– То есть?

– Представим себе, что некая гипотетическая личность оказывается членом «Аль-Каиды», или торговцем оружием, или проституткой. Думаю, это обстоятельство следовало бы учесть, если бы ее выдвигали на пост члена Верховного суда, или Государственного секретаря, или на какой-то другой в этом роде. Однако, если бы она баллотировалась, ну, скажем, в сенат, я назвала бы столь нечестивое прошлое лишним доводом в ее пользу.

«Сенаторы» прыснули.

Хейден покачал головой:

– Вы действительно собираетесь сказать это на слушаниях?

– Не знаю, Корки, – ответила Пеппер и зевнула. – Пока я хочу лишь одного – чтобы этот день поскорее закончился, понимаете?

– Не могли бы вы не называть меня так? – покраснев, попросил Хейден.

– Я вовсе не хотела обидеть вас. Мой мозгоправ говорит, что я таким образом защищаюсь от неуверенности в себе.

У Хейдена округлились глаза.

– Вы… вы сказали «мозгоправ»?

– Ну да, психиатр. Знаете, человек, который помогает тебе навести порядок на твоем чердаке.

– Вы хотите сказать, что находитесь под наблюдением психиатра?

– Конечно. Как и все, кто живет в Нью-Йорке. А здесь разве не так – столько переживаний и прочее?

Хейден лихорадочно перелистывал страницы:

– Я не… не помню, чтобы это было в вопроснике. Но ведь вы не включили эти сведения в вашу…

Пеппер изобразила скромную улыбку:

– Нет, сэр, не включила. Это вроде как дело глубоко личное.

– Боже милостивый, – пролепетал Хейден. – Но это же…

– Просто я не хотела добавлять вам новые хлопоты. А насчет обращения к мозгоправу – мне в общем-то выбирать особо не приходилось.

– Что значит «не приходилось»? – просипел Хейден.

– Ну, понимаете, – Пеппер пожала плечами, – мне более-менее приказали подыскать себе такого.

–  Приказали?Кто? – вытаращил глаза Хейден.

– А те, которые в психушке работали. Они меня только на этом условии через месяц и выпустили. Вместо положенных шести.

– Шести? – пролепетал Хейден.

– Нет, шрамов-то почти и не видно, – сказала Пеппер и подняла перед собой руки, чтобы показать ему запястья. – Во всяком случае, когда я ношу браслеты. Ребята, у вас ни у кого с собой валиума нет? А то я так торопилась, что свой дома забыла.

Грейдон, поднявшись из кресла, сказал:

– Предлагаю устроить перерыв. Вы не составите мне компанию, судья?

И они с Пеппер вышли, оставив всех прочих взирать друг на друга в испуганном остолбенении. Грейдон провел Пеппер в гостиную с укрытыми книжными полками стенами, усадил ее в кожаное кресло и уселся в такое же сам.

– Знаете, юная леди, – сказал он, – вас следовало бы высечь.

– Уже высекли, – ответила Пеппер. – И не один раз. Я просто хотела немного расшевелить эту публику. А то Корки до того уж напрягся, что я испугалась, как бы его собственный галстук не придушил.

Появился клубный служитель.

– Двойной мартини, Гектор, спасибо, – сказал Грейдон. – А вам, леди?

– Текилу, чистую. И пива. Бутылку, с лаймом.

Гектора ее заказ, похоже, позабавил.

– Думаю, со времен администрации Джонсона такого заказа здесь никто не делал, – сказал Грейдон. – Ну-с, Пеппер. Как вы полагаете, удастся вам усидеть до свистка? [42]42
  На родео – продержаться на спине быка полных восемь секунд. (Прим. авт.).


[Закрыть]

Пеппер, услышав этот вопрос, улыбнулась:

– Вы что же, и на родео заглядывали?

– Заглядывал. Примерно за сто лет до вашего рождения.

– Вы меня удивляете, Грейдон. На посетителя родео вы совсем не похожи.

– Когда я был мальчиком, мы проводили лето в Вайоминге. Почему вы улыбаетесь?

– Я узнала, что лето можно «проводить», только когда попала на Восток, в школу. Значит, Запад вам знаком.

– Мой дед протянул туда железную дорогу, – ответил Грейдон, неторопливо помешивая мартини указательным пальцем.

– О, – откликнулась Пеппер. – Это сильно.

– Что касается родео, – сказал Грейдон, – я до моего свистка досидел. А вы только-только забираетесь на быка.

– Что же, придется надеть носки разных цветов. [43]43
  У выступающих на родео девушек-ковбоев это считается хорошей приметой. (Прим. авт.).


[Закрыть]

Старик улыбнулся:

– Ну и хорошо. Но только держитесь покрепче. Вам достался бык, который может и покалечить.

Глава 11

В первое утро посвященных Картрайт слушаний сенатор Декстер Митчелл выглядел блестящим образцом сенатора: щеголевато одетым, улыбающимся, с лицом выражавшим готовность смело взяться за решение самых сложных проблем, какие поставит перед ним нынешний день. Он выглядел… исторической фигурой. А часто ли можно было сказать о Декстере Митчелле, что он выглядит хотя бы пригодным для своей роли?

Объективы телекамер провожали его, пока он поднимался на подиум и переходил от коллеги к коллеге, пожимая руки, обмениваясь приветствиями или шутками, задумчиво кивая, то собирая лоб в складки, то ослепительно улыбаясь. Как бы вы к нему ни относились, нельзя было не признать одно: выдержки этому человеку не занимать. И камерам он безусловно нравился.

Что и не ускользнуло от внимания Бадди Биксби, который наблюдал за происходившим по телевизору.

Как правило, супруг или супруга кандидата сидит на слушаниях прямо за его спиной. И опять-таки как правило, этого члена семьи кандидата представляют девятнадцати сенаторам, коим на него в высшей степени наплевать, – и тем не менее они удостаивают его короткой благосклонной улыбки. Но не сегодня.

По нью-йоркскому офису Бадди была исподволь пущена утка насчет того, что мистер Биксби не присоединится в Вашингтоне к жене по причине «воспаления внутреннего уха». На самом-то деле все уши Бадди – внутренние, внешние и средние – пребывали в полном порядке. Правда же состояла в том, что Бадди предпочитал не высовываться, а причиной тому был странный, чрезвычайно неприятный визит, нанесенный ему под вечер в пятницу.

Он находился у себя в квартире и самым невинным образом готовился поехать в свой коннектикутский загородный дом – в одиночку, поскольку Пеппер так и сидела в ее идиотском отеле, продолжая злиться и, скорее всего, списывая на его карточку «Амэкс» чудовищные расходы, – когда снизу позвонил швейцар, сообщивший Бадди, что к нему пришли «два джентльмена из ФБР».

Джентльмены? Господи, да они выглядели, как персонажи «Клана Сопрано». Вежливые – очень вежливые – слишком вежливые. А когда вооруженные люди проявляют, беседуя с тобой, подчеркнутую вежливость, это здорово действует на нервы.

Возможно, они пришли в неудобное для него время? Им не хотелось бы показаться назойливыми. Судя по этой сумке, мистер Биксби, вы собираетесь куда-то уехать. Покидаете город? Или даже страну? Так вот, мистер Биксби, в ходе изучения прошлого вашей жены, судьи Картрайт, кстати, каждый сотрудник нашего бюро – большой, очень большой поклонник вашего шоу. М-м, спасибо.Да, так вот, в ходе этого изучения обнаружились один-два момента, на которые вы, как мы надеемся, возможно, смогли бы пролить некоторый свет. К слову сказать, сэр, речь идет отнюдь не о расследовании, посвященном непосредственно вам. Однако, если в какой-то из моментов нашего разговора вы сочтете необходимым, чтобы при нем присутствовал ваш адвокат, такое право за вами безусловно сохраняется. Адвокат? Да нет, все в порядке, просто не могли бы вы сказать мне, в чем дело-то?Сэр, во время рутинного просмотра ваших интернетовских записей… Интернетовских записей? Ничего себе! Интернетовских записей. Какого хера… извините, я хотел сказать: кто дал вам право копаться в моих интернетовских записях?Сэр, вы совершенно уверены в том, что вам не было бы удобнее, если бы при этом разговоре присутствовал ваш адвокат, сэр? Да. То есть нет. То есть… вы просто… объясните мне, в чем дело, ладно?Видите ли, сэр, судя по этим записям, вы заказывали через Интернет кубинские сигары. Иисус, на хер, Христос, ребята, вы меня чуть до инфаркта не довели.И эти записи, сэр, охватывают период в восемь лет. Сигары! Господи, я думал, вы мне сейчас финансирование «Аль-Каиды» пришьете! Ха! Шучу.Однако «ребята» не смеялись. Просто смотрели на него, бесстрастно, как и положено агентам ФБР. Мистер Биксби, заказ контрабанды через Интернет и последующее ее получение – дело вовсе не шуточное. С формальной точки зрения это преступление, и довольно тяжкое. Тяжкое? Ребята, парни, о чем вы? Какие-то сигары…Совершенно верно, сэр. Кубинские сигары. Запрещенные Законом о торговле с врагом, Кодекс США, раздел 50-106. А вследствие неоднократного и последовательного нарушения вами этого федерального закона вам могут предъявить обвинение в причастности к осуществляемому в настоящее время преступному заговору. Заговору? Ребята…Впрочем, решения такого рода принимаются Генеральным прокурором США, не нами. Но погодите, сигары…Кроме того, поскольку вы, покупая сигары через Интернет, расплачивались с помощью… да, судя по этим документам, в большинстве таких транзакций вы использовали карточку «Американ экспресс»… вы подлежите обвинению в мошенничестве с использованием средств телефонной связи. Но…Нет, пока об этом речь не идет. Мы пришли лишь для того, чтобы уведомить вас, полуофициально, так сказать, что, если генеральный прокурор примет решение о продолжении расследования, мы будем обязаны завести на вас дело. Что завести? Дело? Что значит «завести дело»?Видите ли, сэр, это просто стандартная процедура, с выполнения которой начинается расследование любого уголовного преступления. Уголовного? Да вы с ума сошли, ребята! Это же полная…Спасибо, что уделили нам время, сэр. Да, кстати, вы не дадите нам номер телефона, по которому мы сможем связываться с вами? Круглосуточно.

Ко времени их ухода Бадди уже купался в поту, сердце его стучало, как отбойный молоток, а руки тряслись. Он набрал сотовый номер Пеппер. Та, естественно, не ответила, поскольку разговаривать с ним больше не желала. И Бадди оставил ей сообщение, состоявшее из одного слова. [44]44
  Пять букв, первая «п», последняя «а». (Прим. авт.).


[Закрыть]

Пеппер, увидевшая это сообщение спустя пару часов, даже испугалась немного, однако затем отнесла его на счет общей истеричности Бадди, – а может, он просто бурбона перебрал? – и вернулась к своим штудиям. В последовавшие за этим дни ее раз за разом приятно удивляло то обстоятельство, что судебный курьер, который должен был принести уведомление об иске, предъявленном ей мужем вследствие нарушения условий договора, в дверь ее номера так и не постучал. Возможно, тот телефонный выпад дал Бадди необходимую разрядку, и он одумался. А тем временем…

…Бадди, наблюдая из Нью-Йорка за происходившим, обнаружил, что очарован сенатором Декстером Митчеллом. Разумеется, он знал от Пеппер, что сенатор – Враг Номер Один, главное препятствие, стоящее между нею и местом в Верховном суде. Разумеется, Бадди и раньше видел его фотографии и телерепортажи о нем. Однако до сих пор он как-то не понимал, насколько… насколько идеальнойвнешностью обладает этот малый.

Декстер Митчелл завершил тур рукопожатий и похлопываний по спине, добравшись до того края подиума, на котором сидели сенаторы совсем уже незначительные. А добравшись, он, вместо того чтобы вернуться к своему месту в середине стола, спустился в зал заседаний и направился прямиком к Пеппер, которая как раз усаживалась за покрытый зеленым сукном столик – лицом к инквизиторам.

За ее спиной сидели: Грейдон Кленнденнинн – благообразный, облаченный в костюм в тонкую полоску старик, от которого так и веяло спокойствием, уверенностью, безмятежностью; Джи-Джи – галстук «боло» и белый лоб человека, проведшего жизнь, прикрываясь шляпой от палящего солнца; за ним Хуанита – приятнейшая представительница нескольких культур сразу; а за ней преподобный Роско в его фирменных, украшенных распятиями сапогах из белой лакированной кожи и с переплетенной в лиловый сафьян Библией на коленях – вид он старался сохранять спокойный, но все же немного поерзывал.

– Да не волнуйся ты так, папа, – заметив это, ласково успокоила его Пеппер. – В дело Руби они не полезут. Я им не позволю.

Сенатор Декстер Митчелл приблизился к Пеппер, и глаза его засветились, точно галогенные фары.

– Судья Картрайт, – исполненным добродушия тоном произнес он, – позвольте мне от имени комитета сказать вам: добро пожаловать. А это, надо полагать, члены вашей дружной семьи?

– Я ее крестный отец, – сухо сообщил Грейдон.

– Декстер Митчелл. Вы все должны гордиться ею. Все. Да. Гордиться. Преподобный Роско, сэр. Добро пожаловать в Вашингтон, добро пожаловать.

Когда черед дошел до Джи-Джи, Митчелл протянул ему руку с таким видом, точно ссужал на краткий срок некую сумму.

За всем этим наблюдали камеры.

– Весьма необычно, – сказал телекомментатор. – Весьма. Прежде Митчелл с помоста не спускался и рук никому не пожимал. Я, во всяком случае, ни разу такого не видел. О чем это нам говорит, Боб?

– Я думаю, Джим, это говорит нам о том, что сенатор Митчелл понимает: в сегодняшнем деле необходимо соблюдать осторожность. Большую осторожность. Многие считают, что с предыдущими двумя кандидатами Митчелл и члены его комитета позволили себе лишнее. А как вы знаете, опросы общественного мнения показывают, что в пользу судьи Картрайт высказывается поразительное большинство нашего населения. Людям нравится эта леди. К тому же она часто появляется на телеэкране, поэтому многим кажется, что они хорошо ее знают, и это тоже большой плюс.

– Эти опросы, Боб, – что они говорят нам о нас самих, ну, то есть как о нации?

– Думаю, они прежде всего говорят, что мы достигли – к добру или к худу – такого положения: примелькайтесь на телевидении, и вас сочтут обладающим всеми качествами, необходимыми для того, чтобы стать членом Верховного суда.

– Что же, для нас с вами это новость скорее хорошая, верно?

Сенатор Митчелл предпочитал постукивать по комитетскому столу ручкой, а не головкой председательского молотка, показывая тем самым, что к власти своей относится легко и просто. Теперь он предложил судье Картрайт зачитать ее вступительную речь.

– Благодарю вас, сенатор Митчелл, – сказала она. – У меня нет вступительной речи.

– Нет?

– Я лишь хотела бы поблагодарить президента за большую – хоть и не вполне понятную – честь, которую он мне оказал, выдвинув мою кандидатуру на столь значительный пост. И поблагодарить комитет за то, что он согласился ее рассмотреть.

Ботокс, которым была пропитана кожа на лице Декстера Митчелла, начал обращаться в подобие студня.

– У вас не имеется речи? Это весьма необычно, судья.

– Я знаю, сэр. Но, насколько я понимаю, к настоящей минуте довольно большому числу людей известно, кто я и что здесь делаю. И потому не вижу смысла тратить ваше время, распространяясь о моих изумительных достоинствах.

[Смех в зале.]

– Впрочем, я хотела бы представить вам членов моей семьи. Это они сидят за моей спиной. Вот это мой папа, Роско Картрайт. Вы могли видеть его по телевизору. Он очень популярен в наших краях. Это мой дедушка, Джи-Джи Картрайт, когда-то он был в тех же краях представителем закона. А это моя, в некотором смысле, бабушка, Хуанита Васкес. Эти трое вырастили меня, и потому, если вам не нравится то, что вы сейчас видите, обращайтесь с претензиями к ним.[Смех в зале.] Я могла бы произнести вступительную речь, посвященную ихизумительным достоинствам, но, думаю, будет правильнее, если вы просто начнете понемногу делать из меня шашлык. Сколько я понимаю, уголь и шампуры у вас уже заготовлены.

[Смех в зале.]

Прошло всего пятнадцать секунд, а она уже успела перехватить инициативу. Проклятье. Продолжай улыбаться.

– Ну что же, судья, это действительновесьма необычно…

– Сенатор, – улыбнулась Пеппер, – при всем должном уважении к вам, необычной является вся этадурацкая история.

[Вспышка смеха.]

– А теперь, с разрешения комитета, – продолжила Пеппер, наклоняясь и опуская руку под свой столик, – я хотела бы вручить ему протоколы всех проведенных мной судебных заседаний.

И она поставила на зеленое сукно коробку с DVD, содержащими эпизоды «Шестого зала суда».

[Одна волна смеха за другой.]

А, черт, скажи же что-нибудь.

– Думаю, я вправе сказать от имени всего комитета, – произнес, лучезарно улыбаясь, сенатор Митчелл, – что он никогда не предполагал изучать подобным образом протоколы проведенных кандидатом заседаний.

[Смех в зале.]

«Слава богу, – подумал Митчелл. – Ладно. Хорошо. Так держать…»

– Я всего лишь хотела облегчить работу комитета, – сообщила Пеппер. – Могу ли я со всем уважением попросить комитет о том, чтобы он, ссылаясь на какое-либо из моих выдающихся судебных решений, говорил просто: «Сезон такой-то, эпизод такой-то» – ну и так далее?

[Смех в зале.]

– Комитет с благодарностью принимает ваше предложение, – ответил, до боли напрягая челюстно-лицевые мышцы, Митчелл. – Так не могли бы мы…

– Приступить к перестрелке? – ухмыльнулась Пеппер. – Разумеется. Первый выстрел за вами, сэр.

Самосохранения ради Митчелл поручил пролить первую кровь сенатору от великого штата Нью-Джерси Гарриетт Шиммерман. Пусть лучше две бабы потаскают друг дружку за волосы, решил он.

Сенатор Шиммерман дурой отнюдь не была. Поручение Митчелла никакого удовольствия ей не доставило. Ее офис уже начал получать, и в количествах, прежде невиданных, обычные и электронные письма и звонки избирателей – некоторые даже являлись с личными визитами, – суть всего этого сводилась к тому, что она просто обязана проголосовать за судью Картрайт.

– С добрым утром, судья Картрайт, – начала она, изо всех сил стараясь, чтобы голос ее звучал как голос воспитательницы детского сада, а не легендарной «Железной девы из Ньюарка», отправившей два десятка мафиози созерцать до скончания их дней потолки тюремных камер – по двадцать три часа в сутки, поскольку камеры находились в тюрьмах наистрожайшего режима. – Вы далеко не один раз публично заявляли, что не считаете себя достаточно компетентной для того, чтобы заседать в Верховном суде. – Сенатор Шиммерман улыбнулась и произвела ладонью жест, говоривший: «помогите мне во всем разобраться». – И я хочу понять… следует ли нам не согласиться с вами на этот счет?

– Нет, мэм, не следует. Я от моих заявлений не отказываюсь. Хоть и понимаю, что в Вашингтоне это не принято. [Хохот в зале.]

Сенатор Шиммерман продолжала улыбаться.

– Да, ну что же, добро пожаловать в наш городок, судья, – сказала она. – А не могли бы вы рассказать комитету о вашей судейской философии?

– В общих чертах она сводится к тому, чтобы поддерживать порядок в зале суда. Добиваться, чтобы каждый, кто в нем присутствует, выполнял существующие правила. Наказывать порок и оправдывать невиновных. Примерно так. Вы не хотели бы сразу перейти к делу «Роу против Уэйда»?

– Я… э-э… – Сенатор Шиммерман скосилась на Декстера, сидевшего со словно примерзшей к лицу улыбкой.

– Я просмотрела стенограммы последнего десятка примерно слушаний, посвященных кандидатам на место в Верховном суде, – сообщила Пеппер, – так в них все практически к этому делу и сводится.

Сенатор Шиммерман обиженно выпрямилась в кресле:

– О нет. Далеко не все. Думаю, нашему комитету захочется услышать ваши мнения по целому ряду вопросов.

Пеппер пожала плечами, всем своим видом показывая, что слова сенатора ее не убедили:

– Ладно, как скажете. Я всего лишь пытаюсь сэкономить время. Если хотите, мы можем разговаривать, пока рак на горе не свистнет, о первоначальном умысле и строгой конструктивности, действенности Конституции, судейском темпераменте, роли суда в противоположность роли законодательной власти – о чем угодно и обо всем остальном. Буду только рада. Я провела последнюю пару недель, набивая голову ответами на предположительные вопросы, полученными мной от мистера Хейдена Корка и его команды.

Хейден, смотревший вместе с президентом телевизор, закрыл глаза и беззвучно застонал. Президент расплылся в улыбке.

– То есть Белый дом указывал вам, что вы должны говорить? – спросила сенатор Шиммерман.

– Черт, ну конечно. Мне выдали целые тома инструкций. Грудутомов. Я чувствовала себя школьницей на распродаже учебников. Чтобы перетаскивать эти книги с места на место, мне потребовался вильчатый погрузчик. Так или иначе, ответы я заучила. Хотя должна предупредить вас, сенатор, скучны они неимоверно. По-моему, главное их назначение – заставить каждого, кто смотрит наши слушания по телевизору, потянуться к пульту и сказать: «Разбудите меня, когда они опять обнаружат на банке из-под коки лобковые волосы». [45]45
  Ссылка на приключившуюся во время одного из аналогичных слушаний неприятность, на которой нам лучше не останавливаться. (Прим. авт.)


[Закрыть]Но если вам охота играть по такимправилам, сенатор, пожалуйста. Это ваше родео.

Грейдон Кленнденнинн улыбнулся.

Сенатор Шиммерман открыла рот, однако издать хоть какой-нибудь звук не смогла. Выглядела она в точности как человек, которому съездили по физиономии мороженой треской.

Сидевший в Овальном кабинете президент Вандердамп замурлыкал от удовольствия.

– Это наша девочка, Хейден, – сказал он и прихлопнул ладонью по столу.

Хейден промолчал.

Девятнадцать сенаторов молча таращились на кандидатку в члены Верховного суда.

– Ну так что, – улыбнулась Пеппер, – вопросы у кого-нибудь имеются?