Текст книги "Верховные судороги"

Автор книги: Кристофер Тэйлор Бакли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Глава 32

ПОЯВЛЕНИЕ КАРТРАЙТ У СМЕРТНОГО ЛОЖА КЛЕННДЕННИННА ОТБРАСЫВАЕТ МРАЧНУЮ ТЕНЬ НА ДЕЛО, И БЕЗ ТОГО ОСЛОЖНЕННОЕ ТРЕБОВАНИЯМИ О ЕЕ ВЫВОДЕ ИЗ СОСТАВА СУДА

Среди тех заголовков, что появились в последующие дни, этотбыл один из самых умеренных.

Состоявшиеся на Арлингтонском кладбище похороны выглядели событием государственного значения. На них присутствовали: президент, все члены его кабинета (за вычетом одного, неизменно оставляемого в Белом доме на случай внезапного ядерного нападения) и – по настоянию Деклана – все девять членов Верховного суда.

Особенно бросалось в глаза присутствие Декстера Митчелла. Один из телекомментаторов прошептал в микрофон, что происходящее напоминает ему сцену похорон из «Крестного отца». Уж не подойдет ли, когда послышатся удары приколачивающих крышку гроба молотков, Благгер Форкморган к Хейдену Корку, чтобы условиться с ним о «встрече на нейтральной почве»?

Со времени смерти Грейдона Пеппер с Декланом не разговаривала. Правильнее сказать, Деклан не разговаривал с Пеппер. Роль посредника между ними исполнял Криспус.

Часы тикали, приближая день инаугурации, и времени на прекращение огня у армий Митчелла и Вандердампа уже не оставалось. Грейдона Кленнденнинна сменил на его последнем посту Филипп «Флип» Сойер, маститый знаток апелляционного права, работавший некогда в одной с Грейдоном адвокатской фирме, – бывший заместитель министра юстиции, общепризнанный Маттерхорн непредвзятости. Он позволил себе лишь одно публичное выступление, сказав, что не видит необходимости в составлении нового резюме дела и собирается начать с того места, на котором остановился мистер Кленнденнинн.

«Команда Митчелла» также выступала с успокоительными заявлениями, производя под их покровом лихорадочные маневры. Тело Грейдона Кленнденнинна еще не довезли до «Похоронного бюро Голера», что на Висконсин-авеню, а Благгер Форкморган уже подал в суд ходатайство об отсрочке слушания. Он сделал это из расчета на присущую Вандердампу любовь к упорядоченности; ненавистный душе этого уроженца Огайо хаос нарастал с каждым днем, что вполне могло побудить президента поднять руки вверх и уйти в отставку, прихватив с собой – в высших интересах страны – и вице-президента Шмидца. Кроме того, Форкморган направил повестки с вызовом в суд: а) президенту Вандердампу; б) Хейдену Корку; в) судье Пеппер Картрайт; г) находившимся у смертного ложа Грейдона агентам Секретной службы и д) всему персоналу отделения интенсивной терапии. Цель этого деяния состояла в том, чтобы – как выразился Форкморган – установить «истинный масштаб обсуждений ex parte, касавшихся дела „Митчелл против Вандердампа“». Президент Вандердамп, услышав это, попросил Хейдена Корка: «Посмотрите в Конституции, могу я отдать приказ о казни без суда и следствия?»

Выступая на посвященной этому развитию событий пресс-конференции, Благгер Форкморган сказал, что, как ни сожалеет он о том, что ему пришлось сделать, Картрайт по-прежнему отказывается выйти из числа судей, рассматривающих дело «Митчелл против Вандердампа». Цель у него была самая простая – создать впечатление сколь возможно большей предвзятости Пеппер. И он своего добился. Согласно проводившимся почти ежедневно опросам, 80 процентов граждан страны ожидали, что судья Картрайт отдаст свой голос Вандердампу. Аппаратчики Митчелла, ухватившись за эту цифру, рассылали по разнообразным телешоу своих агентов, дабы те визгливо требовали ее импичмента.

Пока же, продолжал Форкморган, «важнейшим обстоятельством является то, что выяснение упомянутого масштаба позволит нам выявить размах и содержание совершенно недопустимых собеседований, проводившихся обвиняемым и судьей». Разумеется, «обвиняемым» президент ни в каком смысле не был, однако само это слово обладало симпатичным криминальным оттенком.

А тут еще медсестра отделения интенсивной терапии, видевшая, как Пеппер обнималась с президентом и главой персонала Белого дома, поведала об этих объятиях репортеру. После чего Пеппер, президент и Хейден Корк, не сговариваясь, пришли к выводу о том, что ждать, когда кто-то ухватится за последние слова Грейдона и пустит их в розничную продажу, осталось уже недолго.

В зале судейских совещаний веяло таким холодом, что оставалось лишь удивляться – почему это ни у одного судьи не идет изо рта парок.

Пеппер, как самая младшая из членов суда, вошла в зал последней и, закрыв за собой дверь, постояла у нее, ожидая, не попросит ли кто-нибудь из судей налить ему кофе. Обычно Сильвио с большим удовольствием требовал от нее этой лакейской услуги, – но не сегодня. Направляясь к своему месту, Пеппер прошла мимо Деклана и ощутила запашок мяты. «О господи», – подумала она, – хотя, с другой стороны, кто решился бы сейчас бросить в него камень? Она и сама с удовольствием приложилась бы сегодня к бутылке.

Председатель начал с изложения нескольких успокоительных административных и хозяйственных вопросов, а покончив с ними, глубоко и приметно вздохнул и сказал:

– Думаю, прежде чем мы займемся всем этим, будет правильным спросить, не имеется ли у кого-либо из вас замечаний… общего характера.

Все молчали. Большая часть судей смотрела в стол – с таким вниманием, точно на его поверхность проецировался хороший кинофильм.

– Я думаю, мы могли бы… по крайней мере… – начал наконец Мо Готбаум: так медленно, как если бы слова его были ведрами с водой, которые он вытягивал одно за другим из глубокого колодца, – обсудить вопрос об отводе судьи.

Сказанное им секунду-другую повисело в воздухе. Затем Мо добавил тоном более живым:

– Я понимаю, что такое решение может быть только личным. И вовсе не имел в виду какое-либо принуждение. Однако при прочих равных условиях для всех нас имело бы смысл, по крайней мере, обсудить этот вопрос… как таковой.

– Кто-нибудь видел статью в «Юридическом вестнике»? – решился наконец открыть рот и Сильвио.

Вопрос его породил молчание осязаемо неловкое, поскольку статью, написанную деканом юридического факультета Фордэмского университета – alma materПеппер (о боже, боже), – читали все. Озаглавлена она была так: «Самоотвод сейчас или импичмент несколько позже?»

– Я читала ее, – сказала Пеппер.

– Да? – с нехарактерной для него краткостью отозвался Сильвио. – Ага. Ну тогда…

Душераздирающее молчание.

– Шеф, вы позволите мне сказать несколько слов? – спросила Пеппер у Деклана.

– Конечно.

– Во-первых, – сказала она, – я хочу извиниться перед вами. Я сделала то, что сделала, потому что считала себя обязанной поехать туда. Что касается объятий, каждый, кому случалось оказаться вблизи смертного ложа, знает, как это… происходит. Никакого обмена приветствиями между заговорщиками там не было.

– Да, но то было отнюдь не простое смертное ложе, – брюзгливо отметил судья Харо.

– Я в курсе, Майк, – ответила Пеппер. – Есть и еще кое-что, о чем вам, по-моему, следует знать. Перед тем как испустить дух, мистер Кленнденнинн спросил: «Мы победили?»

Судьи просто смотрели на нее. Никто не произнес ни слова. В конце концов Пэги Плимптон спросила:

– Кто-нибудь мистеру Кленнденнинну ответил?

– Пока я пыталась придумать, что сказать, он умер.

Послышался рокот – низкий рокот, показавшийся поначалу звуком, с каким втягивают воздух пораженные бронхитом легкие, но быстро проявивший истинную свою природу: то был смех. Он исходил от судьи Криспуса, исходил из самой глубины его существа, как лава исходит из вулкана. Плечи Криспуса содрогались, в глазах его стояли слезы, руки стискивали край совещательного стола.

– Я, аха… ахаааа… простите, простите. Это вовсе не… хаааа-хааа-хаааааа. Я просто… хааааа…

Рутинерша смотрела на него, как смотрит истовая прихожанка на епископа, пукнувшего во время чтения Нагорной проповеди. Несколько финальных содроганий – и Криспус вытер платком глаза.

– Прошу прощения, – сказал он. – Я просто…

Засим последовало новое извержение, по завершении коего Криспусу удалось выдавить:

– Простите. Простите.

Наступило молчание, нарушаемое лишь тиканьем старинных часов.

– Я думаю… – начал председатель суда.

– Вы позволите? – перебила его Пеппер.

Деклан молча повел ладонью: говорите.

– Я понимаю, что решение о самоотводе должна принять я сама, и хочу поблагодарить Мо, напомнившего мне об этом. Однако никакого обсуждения ex parteне было. И в этих обстоятельствах я предоставляю вам решить, вправе ли я голосовать по «Митчеллу». – Она встала. – Я подчинюсь любому решению, какое вы примете.

– Нет-нет, – сказал Деклан и звучно прихлопнул ладонью по столу. – Так у нас дела не делаются.

– У вас есть идея получше?

– Это ваше решение. И не просите, чтобы мы приняли его за вас. Возьмите ответственность на себя. Речь идет о вашейсовести. О вашей чистоте. А подтвердить их наличие простым голосованием никто не может.

Пеппер еще составляла мысленно ответ на эту тираду, когда судья Харо негромко, но очень отчетливо осведомился:

– Применимо ли в данном случае слово «чистота»?

Пеппер резко повернулась к нему.

– Знаете, Майк, – ровным тоном произнесла она, – я давно уже хочу сказать вам кое-что. А именно: поцелуйте меня в жопу.

Насколько нам известно, за всю историю Верховного суда такиеслова в его совещательном зале еще ни разу не произносились. Все словно окаменели. Председатель суда взирал на Пеппер с ледяным презрением.

– Я буду у себя, – сообщила, беря со стола бумаги, Пеппер. – Когда проголосуете, уведомьте меня о результате.

Пеппер погрузилась в цепенящие разум мелочи: переписала черновик уже просроченного заключения, проверила точность его ссылок и даже пересмотрела еще не оплаченные ею счета, – всем этим она занималась, пока не начала ощущать себя подобием зомби. Взглянув наконец на часы, она обнаружила, что прошло почти сто двадцать минут. Долго же они голосуют. Или эта задержка предвещает события более грозные? Может быть, коллеги составляют петицию, призывающую ее к добровольной отставке? А то и статьи постановления об импичменте? Нет, сказала она себе, вспомни университетский курс конституционного права – такими делами занимается конгресс.

В конце концов кто-то постучался в дверь кабинета. Пеппер подняла на нее взгляд, ожидая увидеть Криспуса, присланного в ней в качестве скорбного вестника. «Я пытался отстоять вас, девочка моя, но без толку: они считают, что самое правильное для вас – подать в отставку…» Но нет, в дверь вошел Деклан, выглядевший не то пьяным, не то секунду назад получившим звучную оплеуху.

– Выглядишь препаршиво, – сказала она.

Деклан опустился в стоявшее напротив ее стола кресло.

– Как ты? – спросила Пеппер.

– Как ты и сказала – препаршиво.

– Ты снова?..

– Да нет, пропустил рюмочку перед совещанием, вот и все. Я, наверное, мог бы сейчас и бутылку высосать, но, боюсь, не поможет.

Молчание.

– Ну так что, вы решили, что мне среди вас не место? – спросила Пеппер.

– Нет. Дело не в этом.

– А в чем? Вид у тебя такой, точно тебе гигантский броненосец ползадницы откусил.

– Криспус мне все рассказал.

– О чем?

– О ФБР. И о Харо.

– Черт, он не должен был это делать.

– Не знаю с чего и начать. Поэтому начну с извинений.

– Извинениями мне здесь никто не обязан.

– Я поговорил с Майком. С глазу на глаз.

– По-твоему, это было разумно – в разгар нашей дурацкой бури?

– Речь идет о принципах, Пеппер.

– Проклятье, да меня уже тошнит от принципов. Вандердамп баллотировался из принципа, и посмотри, чего он добился. Страна того и гляди взорвется. А обязанности детонаторов взвалили на нас. Принципы. От них-то все наши беды и происходят. Я не желаю ничего больше слышать о принципах.

Как ему следует отнестись к этой декларации, Деклан, похоже, не знал.

– Так что же имел сказать мистер Чистота? – спросила Пеппер.

– Не многое.

– Он мог просто-напросто отпереться от всего. Доказательства-то я уничтожила.

– Доказательства ты уничтожаешь так же умело, как пользуешься нашим «Интранетом». Криспус вытащил обрывки из мусорной корзины и склеил их заново.

– Ах он, скользкий…

– Я показал листок Майку. И вот эта часть нашей беседы доставила мне огромноеудовольствие. Он, как то и следует, побледнел. Начал лепетать что-то о гестаповской тактике и процессуальном праве. Очень мне хотелось попросить его подать в отставку.

– Мера немного драконовская, ты не находишь?

– Драконт [114]114
  Драконт – один из древнейших законодателей античной Греции, составивший в 621 году до н. э. первый ее свод законов, столь суровых, что они породили крылатое выражение «драконовские меры».


[Закрыть]изображен на фризе Большого зала – ты, наверное, заметила.

– Еще бы. Рядом с Моисеем и Десятью заповедями, в которых его борода закрывает все «Не». Тебе, кстати, следовало бы что-то сделать с этим. Так чем все закончилось?

– Закончилось тем, что я обязал его извиниться перед тобой на совещании суда, оно начнется через пятнадцать минут. За попытку запятнать твою чистоту. А затем ему придется предложить тебе отказаться от самоотвода. И насколько я могу судить, все остальные его поддержат. Что касается утечки информации и ФБР, об этом ничего больше сказано не будет, никем и никому. Тебе же придется извиниться перед ним– за предложение поцеловать тебя в жопу.

– Чисто сработано, шеф, – сказала Пеппер. – Очень чисто.

– Да, – ответил Деклан. – Я тоже так думаю.

Голосуя по делу «Митчелл против Вандердампа», судьи разделились поровну: 4:4. И решающим вновь оказался голос самого младшего из них. Голосованию предшествовала оживленная и пылкая дискуссия. Как правило, председатель суда «дебатов» не одобрял, предпочитая переводить судейские разногласия на почву более спокойную – в сферу письменных заключений и ссылок на прецеденты. «Девять старых пердунов перебрасываются записками». Однако данныйслучай был необычным, и Деклан, полагая, что некоторое количество персональных стычек сможет разрядить обстановку, таковые допустил.

Четверо судей, высказавшихся в пользу Митчелла, опирались на довод (формальный), согласно которому поправка вступила в силу довыборов и потому избрание Вандердампа было незаконным. Четверо других, проголосовавших за то, чтобы позволить Вандердампу занять пост президента на второй срок, исходили из принципа более широкого, а именно из того, что его избрал, поправка там или не поправка, народ – тот самый, который «Мы, народ». [115]115
  «Мы, народ…» – первые слова преамбулы Конституции США.


[Закрыть]Эти же четверо были полностью согласны с последними (во многих смыслах) словами Грейдена Кленнденнинна о том, что Двадцать вторая поправка была «направлена в будущее».

Страсти накалились не на шутку. Несколько раз было даже произнесено слово «проклятье»; кое-кто стучал кулаком по столу; кое-кто тонко намекал на неподобающие мотивы своих противников; председателю суда несколько раз пришлось произнести такие слова, как «Ну, перестаньте» и «Прошу вас». В какой-то момент Криспус, склонившись к Пеппер, прошептал: «Это будет почище чемпионата мира по рестлингу».

– Сильвио, – сказал, к примеру, судья Готбаум, – ты полностью искажаешь слова Бернстайна. [116]116
  Напечатанная в «Фордэмском ревю» статья Ричарда Бернстайна «Спящий просыпается», посвященная исследованию Двадцать седьмой поправки: «Статья V устанавливает единственное ограничение для типов предлагаемых поправок: „ни один штат без его согласия не может быть лишен равного с другими голоса в Сенате“». (Прим. авт.)


[Закрыть]

– Ничего я, черт меня подери, не «искажаю».

– Ну так, к твоему сведению, перед нами законная, черт ее подери, конституционная поправка. Конгресс есть окончательное выражение воли «народа». Он обладает преимущественным правом легитимности и потому может отменять все – даже результаты выборов.

– Я согласна с Мо, – заявила Рутинерша Рут. – Здесь работает в точности тот же принцип, что и при судейском надзоре. Мы снова возвращаемся к «Марбери». И если вам угодно ссылаться на судебную практику, так загляните в статью Билла Тринора в «Стэнфордском правовом ревю». [117]117
  «Судебный надзор до „Марбери“», 58 Stan. L. Rev.455. (2005). (Прим. авт.)


[Закрыть]При рассмотрении «Марбери» судья Маршалл сказал: «У нас правит закон, а не люди». Поправка, принятая на основании «Мы, народ» и с использованием конституционного процесса, обладает законным преимуществом перед результатами любых выборов.

– Ты произносишь слова «результаты выборов» так, точно речь идет о какой-то абстракции!

– Ничего подобного.

– Да уж какое там «ничего».

– Ну хорошо, – в конце концов произнес председатель суда. – Думаю, мы охватили все аспекты проблемы.

– Кто охватил, – фыркнул Сильвио, – а кто и прошляпил.

– Чушь!

– Хорошо, – повторил Деклан. – Всем спасибо.

И наступило тяжкое безмолвие, подобное тому, что повисает над полем сражения, когда смолкают пушки.

– Судья Картрайт? – произнес Деклан. – Вам слово.

Глава 33

5-4: ВЕРХОВНЫЙ СУД ОТВЕРГАЕТ ИСК МИТЧЕЛЛА, РАСЧИЩАЯ ДЛЯ ВАНДЕРДАМПА ПУТЬ КО ВТОРОМУ СРОКУ

Составляя от имени большинства проект решения по делу «Митчелл против Вандердампа», судья Картрайт писала: «Высказываясь в пользу президента, мы всего лишь применяем принцип суверенитета народа, составляющий основу нашего подлинноосновополагающего документа: „Мы исходим из той самоочевидной истины, что… если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и формах организации власти, которые, как ему представляется, наилучшим образом обеспечат людям безопасность и счастье“». [118]118
  Перевод О. А. Жидкова.


[Закрыть]

Деклану она сказала:

– Когда становится совсем уж туго, перепуганные до смерти люди хватаются за цитаты из Декларации независимости.

– Что ж, это не худшее из прикрытий, – ответил Деклан. Сам он проголосовал за Митчелла (хоть и зажал при этом нос), избавив тем самым Пеппер от публичных поношений за то, что она сыграла на руку «нашему главному женолюбу», как теперь именовали в средствах массовой информации Председателя Верховного суда США. – И знаешь, Пеп, то, что ты написала, – это, в каком-то смысле, твоя собственная декларация независимости.

Перед зданием суда состоялось несколько демонстраций, призывавших к импичменту Пеппер, на нее дождем сыпались письма с угрозами смерти. Она и Рутинерша Рут (также проголосовавшая за Митчелла) даже вступили по этому поводу в своего рода соревнование – спорили на деньги о том, в чьей ежедневной почте угроз окажется больше и к кому из них приставят больше охранников.

Сколь ни спорным было это решение, все понимали, что спорным оказалось бы и любое другое.К тому же кризис наконец миновал, а это позволило людям вздохнуть с облегчением. И хотя несколько сенаторов осудили, бия ногами в пол, «имперский характер судопроизводства», конгресс, как целое, об импичменте даже не заговаривал.

Меньше чем через час после того, как суд обнародовал свое решение, президент Вандердамп обратился с экранов телевизоров к народу Америки. Он поблагодарил суд и сообщил, что уходит в отставку, каковая «вступит в силу девятнадцатого января» – то есть за день до инаугурации. Сменить его предстояло вице-президенту Шмидцу, который прямо на следующий же день должен был снова принести на глазах у всей страны присягу, дабы занять пост, который суд признал законно принадлежащим президенту Вандердампу. Таким образом, Шмидц становился первым в истории президентом, присягавшим два дня подряд.

А через несколько часов после обращения Вандердампа на экранах телевизоров появились, рука об руку, спикер палаты представителей и лидер сенатского большинства, принадлежавшие, кстати сказать, к разным политическим партиям, – появились, чтобы призвать законодательное собрание страны к отмене Двадцать восьмой поправки. Большинство членов конгресса тут же принялось на все лады расхваливать этот шаг; ожидалось, что соответствующий законопроект пройдет в нем на ура и в самом скором времени будет передан штатам для ратификации. Тому имелась простая практическая причина: лидер большинства собирался через четыре года выставить свою кандидатуру на пост президента, и его вовсе не утешала мысль о том, что, победив ценой огромных усилий на выборах, он окажется лишенным даже возможности помышлять о втором сроке. Демократия имеет свои недостатки, однако она умеет исправлять их самостоятельно.

19 января вице-президент Шмидц принес присягу, которую принял член Верховного суда Криспус Галавантер, его старый друг и партнер по гольфу. Криспус был в эти дни человеком весьма и весьма занятым. Еще через несколько недель он официально зарегистрировал супружеский союз Пеппер Картрайт и Деклана Хардвизера – место, в коем производилась эта скромная церемония, «осталось неназванным». Невесту вел под венец ее дедушка.

Терри Митчелл развелась с Декстером и вышла замуж за нью-йоркского торговца недвижимостью, специальность которого составляли квартиры на Пятой авеню. Декстер поступил на работу в одну из фирм К-стрит и теперь вытягивает из своих прежних коллег субсидии для железных дорог.

Весной состоялся показ дебютных серий новой телевизионной драмы Бадди Биксби «Primera Dama Desesperada», [119]119
  «Отчаяние первой леди» (исп).


[Закрыть]главную роль в которой исполнила Рамона Альвилар. Рецензии она получила и такие, и этакие, зато рейтинги – фантастические.