Текст книги "Жизнь с моей сестрой Мадонной"

Автор книги: Кристофер Чикконе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

10 апреля 1985 года состоялось открытие турне «The Virgin Tour» в театре «Парамаунт» в Сиэтле, штат Вашингтон. В тот вечер я нервничал куда больше, чем сестра. Мы много раз репетировали переодевание, засекая время по часам. Но на концерте все происходит совсем не так. Я ужасно переживал из-за того, что Мадонна должна переодеться с моей помощью за считанные секунды.

После «Everybody» она выбегает за кулисы.

Она вся мокрая от пота и тяжело дышит.

Я вытираю ее полотенцем.

Она стоит неподвижно, пока я снимаю с нее украшения, топик, юбку и вытаскиваю ленточку из волос.

Мадонна наклоняется сделать глоток воды. Поскольку каждая секунда на счету, я в это время проверяю, чтобы бахрома на ее костюме была в порядке.

Я помогаю сестре одеться: черный топ, черный жилет с бахромой, юбка, длинные черные перчатки.

– Что за черт, Кристофер! Ты не вывернул мизинец! Черт бы тебя побрал, кусок дерьма! – бушует она.

Я замираю в ужасе.

– Поторопись, обалдуй, или я уволю тебя прямо сей час! – кричит Мадонна.

Я открываю рот, но сразу же закрываю.

Ей нужно вернуться на сцену через пятьдесят секунд.

Я поправляю бахрому на ее юбке.

Мадонна обувает ботинки, наклоняется, и один из крючков на ее топе отлетает.

Вместо того чтобы пришивать крючок, я хватаю булавку и закалываю топ – так, чтобы она этого не заметила. – Черт бы тебя побрал, Кристофер! Не могу поверить, что ты такой растяпа! – продолжает кричать Мадонна.

И вот она снова на сцене, поет и танцует, словно ничего не произошло.

Я остаюсь в павильоне, чуть не плача. Я не могу больше так работать. Я изо всех сил стараюсь, но в ответ получаю только оскорбления. Я не могу этого выносить.

Я слышу аплодисменты, радостные крики и знаю, что она сейчас будет здесь, и начнутся новые крики и оскорбления. Мне хочется убежать из театра и никогда больше сюда не возвращаться.

Но потом я из костюмера становлюсь братом. Я понимаю, что не могу бросить сестру. Я думаю о толпах поклонников, о славе, о том давлении, какое она испытывает, тысячи людей собрались посмотреть на нее, в ее крови бушует адреналин, она одновременно думает о пятнадцати разных вещах. Пятнадцать песен, пятнадцать танцевальных номеров, тексты, движения, голос, прическа, макияж. И все это – плюс продажи билетов, зарплата команды, удовлетворение слушателей – целиком зависит от нее.

И в этот момент я понимаю, что Мадонна не лгала, когда говорила, что я ей нужен, потому что это действительно так. Я – единственный человек, на которого она может положиться, на котором можно, когда нагрузка становится невыносимой, отыграться. Только я это выдержу, потому что я ее брат и чувствую свою ответственность за нее.

Я собираюсь с силами и понимаю, что готов вынести все оскорбления и скандалы. Я не уйду, потому что сейчас, в разгар шоу, моя сестра наиболее уязвима. Я хочу быть рядом с ней, потому что она – моя сестра. Она ввела меня в свой безумный, прекрасный мир, и я ценю каждое мгновение, проведенное рядом с ней.

Впрочем, мое позитивное настроение мгновенно исчезает, когда со сцены приносится Мадонна, вопя на ходу, что у нее расстегнулся топ. Она срывает его, видит булавку, и начинается скандал.

Я слушаю поток оскорблений, и мне вспоминается, как в детстве отец скоблил нам языки мылом за единственное слово на букву «F». Сегодня он поостерегся бы подходить к Мадонне с мылом.

Я смеюсь над собой и продолжаю одевать Мадонну. Во время каждого шоу я стараюсь не обращать внимания на оскорбления, крики и вопли. Моя задача – подготовить костюм и быстро одеть сестру. Я сосредоточиваюсь на работе и игнорирую ее крики, если только они не касаются костюмов. Я научился молчать и не реагировать, что бы ни происходило в гримерке.

В этом отношении турне стало проверкой для нас обоих. Мадонна никогда еще не была в длительном турне, а я никогда не работал костюмером. То, что она попросила меня, совершенно неопытного человека, одевать ее во время первого турне, доказывает, насколько сильно она мне доверяет.

По-моему, и опытному костюмеру было бы сложно одевать Мадонну во время турне «The Virgin Tour». Даже если бы ему и доводилось работать со звездами раньше, в тот момент очень немногие звезды переодевались в ходе концертов так часто. И не думаю, что кто-нибудь из них потел так сильно.

Необходимость стирать пот с тела Мадонны – порой даже с ее груди – доставляла мне массу неудобств. Тем не менее, во время каждой перемены костюмов я делал это, потому что она нуждалась во мне, и потому что это было частью моей работы.

Итак, я вытираю Мадонну, одеваю ее, проверяю состояние прически и макияжа и выпускаю на сцену. Когда она возвращается за кулисы – особенно после первого отделения – я всегда говорю, как здорово она выступает, как прекрасно выглядит, как нравится слушателям. И она возвращается на сцену счастливой.

Когда шоу заканчивается, я закутываю ее в полотенце и провожаю в машину. Машина уносит ее в отель. Я еду в автобусе с остальными участниками шоу, у которых не было времени переодеться.

Когда мы приезжаем в отель, я начинаю ходить из номера в номер. Это самая неприятная часть моей работы. Я должен собрать все костюмы и отдать их в химчистку, чтобы они были готовы к следующему концерту.

Затем я захожу к сестре, мы вспоминаем шоу и обсуждаем, как все прошло. Она рассказывает, что, по ее мнению, не удалось, а что было так, как нужно. Мадонна говорит мне, кто из танцовщиков и певцов выступил хорошо, а кто не очень. Если концерт прошел хорошо, у нее отличное настроение. Я поддакиваю: «Шоу просто великолепное, а публика выше всяких похвал. Они были просто счастливы увидеть тебя». И Мадонна счастлива.

В конце концов, я же ее брат, я должен знать свою сестру и любить ее. Я защищаю ее от всех. Я знаю, какой безумный мир ее окружает, и хочу, в меру своих сил, помочь ей.

Глядя на толпы поклонников, став свидетелем ее славы, я понимаю, что стал нужен Мадонне хотя бы для того, чтобы она чувствовала себя в безопасности. Она постоянно меняет места и людей. Ей нужен кто-то, на кого можно положиться. В данный момент такой человек – я, и я счастлив быть рядом с ней.

15 апреля мы приехали в Портленд, штат Орегон. Это был самый странный город из всех, какие я видел. Вокруг концертного зала Арлен Шнитцер собрались религиозные фанатики с плакатами. Они считают Мадонну исчадием ада и желают ей провалиться в преисподнюю.

После концерта в Портленде мне еще больше захотелось оберегать сестру. Фредди рассказал мне, что ей присылают письма с угрозами. Самой Мадонне он и словом об этом не обмолвился. Я был в ужасе. С этого момента я стал еще пристальнее следить за тем, что происходит вокруг нее. Я превратился в настоящего параноика. Чувство страха никогда меня не покидало. Даже сейчас, когда я вижу клипы, на которых Мадонну окружают толпы людей, когда она выступает на огромных стадионах, я не перестаю бояться за нее.

После пугающего портлендского безумия я не мог поверить, что наше турне еще только начинается. Мадонна выступала в Сан-Диего, Коста-Меса, Сан-Франциско. Настоящим триумфом стали три аншлаговых концерта в «Юниверсал Амфитеатр» в Лос-Анджелесе. Там мы узнали, что альбом «Like a Virgin» стал четырежды платиновым.

Оттуда мы отправились в Темп, Даллас, Хьюстон, Остин, Новый Орлеан, Тампу и Орландо. 11 мая – в тот самый день, когда песня «Crazy for You» заняла в чартах первое место – мы выступали в Майами. Потом мы поехали в Атланту, Кливленд, Цинциннати. Два концерта в Чикаго прошли с полным аншлагом. За ними последовали Миннеаполис и Торонто. Следующим пунктом нашей программы был Детройт.

К тому времени для меня все города слились в один. Все смешалось в моей голове. Но, разумеется, кульминацией турне «Virgin Tour» стал концерт в Детройте. Когда зажглись огни, Мадонна крикнула: «Нет ничего лучше родного дома!» Отличная фраза, сентиментальная и скромная. Она очень понравилась поклонникам Мадонны.

Стадион взорвался криками и аплодисментами.

Мне показалось, что Мадонна глубоко тронута.

– Меня никогда не выбирали королевой на встречах выпускников, – сказала она. – Но мне кажется, что я почувствовала бы себя именно так.

Она склонила голову, словно пытаясь скрыть слезы. Может быть, так оно и было, а может быть, и нет. Как бы то ни было, тот концерт стал для нее моментом истинного триумфа. На шоу пришли бабушка Элси, Кристофер Флинн, Джоан, наш отец, все наши братья и сестры, тетушки, дядюшки и кузены. Глядя на них из-за кулис, я видел, как они поражены, горды и смущены тем, какой стала та маленькая девочка, которую они, как им казалось, знают очень хорошо.

Мадонна была живым доказательством того, что все ее мечты сбылись. Она сделала это, она стала настоящей звездой, и жизнь ее больше никогда не будет прежней.

И все же, несмотря на все триумфы и аплодисменты, несмотря на то, что турне «The Virgin Tour» стало настоящим скачком в ее карьере, сомнения все же грызли ее душу.

После концерта я пришел к ней в номер. Поздно ночью мы вместе смотрели «Милдред Пирс». Неожиданно Мадонна выключила телевизор.

– Кристофер, – сказала она, – если бы наша мама была жива, как ты думаешь, что бы она сказала обо мне, о моем шоу?

Я помедлил секунду, а потом сказал правду. Я не мог солгать о матери даже после ее смерти.

– Не думаю, что ей бы понравилось, как ты носишься по сцене. Ей не понравились бы эти кресты и твоя откровенная сексуальность.

Мадонна была поражена.

– Но я думаю, что она все равно очень гордилась бы то бой, – быстро добавил я.

Через два дня, 27 мая фотография Мадонны появилась на обложке журнала «Тайм». В статье «Мадонна: почему она на вершине» анализировался ее феномен. Тут же было опубликовано длинное интервью, в котором Мадонна переписала свою историю и историю своей семьи. И сделала это очень решительно.

Вот основа ее мифа: «Я была старшей девочкой в семье, поэтому у меня было много взрослых обязанностей. Мне кажется, что я всю жизнь заботилась о малышах, меняла подгузники и была няней. Должна признаться, что меня это обижало. Когда все мои друзья отправлялись играть, мне приходилось заниматься взрослыми делами... Я считала себя настоящей Золушкой. Знаете, у меня была мачеха, и мне приходилось заниматься домашней работой. Это было ужасно. Я никогда никуда не выходила. У меня не было красивых платьев».

Звучало все это прекрасно. Я не мог не аплодировать богатому воображению сестры.

Про Марти и Энтони она заявила: «Они подвешивали меня на вешалку за трусики. Я была маленькой, и они просто закрепляли меня бельевыми прищепками». Эту невероятную историю часто повторяли в таблоидах. Она стала еще одним доказательством таланта сестры в создании великолепных и запоминающихся визуальных образов.

Вот еще одна часто повторяемая история о том, как она впервые приехала в Нью-Йорк: «Я села в такси и попросила водителя отвезти меня в центр. Он привез меня на Таймс-сквер. По-моему, водитель подумал: «Хорошо, я ей кое-что покажу». Думаю, моя просьба очень его повеселила».

И дальше: «Я училась в школе Элвин Айли».

Мифотворчество Мадонны было не чрезмерным, а просто забавным. И так продолжалось всю ее карьеру. Наша семья не перестает удивляться тому, как она переделывает историю, но мы не возражаем. Большинство из нас настолько удивлены ее славой и тем вниманием, какое ей уделяется, что мы просто не хотим раскачивать лодку.

После детройтской эйфории мы выступали в Питсбурге, Филадельфии, Хэмптоне, Вирджинии. Затем последовали Колумбия, Мэриленд, Вустер и Нью-Хейвен. И вот наступил день концерта в городе, где начиналась наша совместная карьера, в Нью-Йорке. 6, 7 и 8 июня Мадонна дала три аншлаговых концерта в Радио-Сити, а 10 и 11-го два заключительных концерта в Медисон-сквер-гарден.

На концерте присутствовали Дон Джонсон, Джон Ф. Кеннеди-младший, который только начинал юридическую карьеру, художник граффити Футура 2000. После шоу все трое пришли поздравить Мадонну в ее гримерке. Джон Джонсон вел себя, как истосковавшийся по ласке щенок. Он принес большой букет роз на длинных стеблях, которые завяли буквально за минуту. Джон, еще более привлекательный, чем на фотографиях, скромно стоял возле двери. Мадонна не удостоила ни его, ни Дона даже взглядом. Все ее внимание было сосредоточено на Футуре. Они о чем-то шептались, и Мадонна ласково поглаживала его руку. Я прекрасно понимал макиавеллиевский замысел сестры: Дон ее не интересовал, но ей хотелось пробудить ревность в Джоне. И эта тактика увенчалась успехом, поскольку впоследствии знакомство Мадонны с Джоном стало довольно тесным.

После последнего концерта в Медисон-сквер-гарден Мадонне устроили торжественную вечеринку в «Палладиуме», где поклонники буквально преследовали ее. Большую часть времени мы провели за бархатным шнуром в ВИП-зале Майка Тодда, вспоминая турне, веселясь и танцуя. Помню приятное ощущение причастности к новому миру. Я был братом Мадонны. Братом суперзвезды. Магия прекрасного нового мира настолько меня покорила, что меня не волновало то, что я перестал быть самим собой. Работа с сестрой стала смыслом всей моей жизни.

Никто из моих друзей и родных не знал, что я работаю костюмером. Все считали, что я просто ее спутник. Я никогда не говорил, что большую часть времени провожу, копаясь в ее пропотевшем белье. Это была моя работа, но все же я ее стыдился. Я чувствовал бы себя униженным, если бы кто-то об этом узнал.

За время турне мне многое открылось о Мадонне и о самом себе. Она тоже сделала серьезное открытие: к третьей песне шоу ей обычно не хватало дыхания и сил.

И тогда она решила к каждому следующему турне готовиться не меньше пяти месяцев. Я был убежден, что она отправится в турне сразу же, как только представится возможность. Я видел, что на сцене она чувствует себя в безопасности и полностью счастлива. Через несколько лет Уоррен Битти скажет, что Мадонна «не хочет жить без камеры». Но он неправ. Уже по опыту турне «The Virgin Tour» я понял, что моя сестра на самом деле хочет только одного. Она живет только на сцене.

После эйфории длительного турне я вернулся домой на Мор-тон-стрит и столкнулся с суровой реальностью. Приспособиться к обычной жизни оказалось невероятно сложно. И после каждого турне становилось все труднее и труднее.

Мне приходилось бороться с ревностью Дэнни. Он ревновал меня к Мадонне и считал работу костюмера унизительной. Но меня это не волновало. 24 июня Мадонна и Шон объявили о своей помолвке. В это время мы с сестрой особенно сблизились. Благодаря моему участию в турне Мадонна стала считать меня частью своей жизни и доверять моему творческому началу.

Спустя много лет она сделает мне завуалированный комплимент во время интервью журналу «Элль Декор»: «Меня ни в коей мере не удивляет то, что Кристофер добивается успеха в столь многих предприятиях. Все в нашей семье обладали творческим началом – все мы танцевали, или рисовали, или играли на музыкальных инструментах. А Кристофер умел делать и то, и другое, и третье».

Я стал для сестры человеком Ренессанса – на все руки мастером. Как-то утром, вскоре после завершения турне, я посмотрел на Мадонну в ее мини-юбке и резиновых браслетах и снова почувствовал себя костюмером. Но заговорил я как брат, не боясь быть уволенным.

– В этой юбке твои ноги похожи на сардельки, – сказал я. – Ты уже взрослая. Тебе нужен более стильный, более классический образ. Что-то вроде Кэтрин Хепберн, а не игрушка для мужчин.

Какое-то мгновение мне казалось, что она меня ударит. Но Мадонна задумалась, а потом с грустью сказала:

– Похоже, ты прав, Кристофер. Пошли по магазинам.

Я привел ее в свой любимый магазин «Matsuda» на Мэдисон-авеню возле 72-й улицы.

Я выбрал ей кремовую шелковую рубашку в мужском стиле, серовато-коричневые летние брюки и коричневые закрытые туфли. Так родилась Мадонна Номер Пять: взрослая, элегантная женщина, обладающая собственным стилем.

К несчастью для Мадонны, ее новый изысканный имидж резко пошатнулся, когда в июле 1985 года в «Плейбое» появились ее обнаженные фотографии.

В шесть утра 10 июля пять миллионов экземпляров «Плейбоя», в которых четырнадцать страниц занимали черно-белые фотографии обнаженной Мадонны, поступили в продажу. Снимки были сделаны в 1979 и 1980 годах двумя нью-йоркскими фотографами, Ли Фридландером и Мартином Шрайбером. Судя по всему, эти фотографии относились к тому времени, когда Мадонна позировала в Новой Школе. Через несколько дней не желавший отставать «Пентхаус» опубликовал на семнадцати страницах цветные и черно-белые фотографии, сделанные Биллом Стоуном.

Камера всегда любила Мадонну. Фотография была одним из величайших ее увлечений. Мадонна любит камеру без всяких оговорок, и камера платит ей тем же. Именно камера уловила и распространила множество визуальных образов, которым Мадонна обязана своей невероятной популярностью. Мадонна безжалостно контролирует большинство своих фотографий (за исключением, конечно, снимков папарацци). Но тогда впервые в своей карьере она утратила хватку, и в журналах появились снимки, права на которые ей не принадлежали и с которых она не могла получить прибыль.

Я впервые узнал о фотографиях, когда работал с рекламным агентом Мадонны, Лиз Розенберг, пышнотелой голубоглазой блондинкой, которая работает с сестрой и сегодня. Единственный ее сотрудник, за исключением Донны де Лори, который может похвастаться таким долголетием.

После турне «The Virgin Tour» – вероятно, в силу моего родственного статуса и доверия, какое сестра ко мне испытывала, – Мадонна нашла мне работу вместе с Лиз. Мы работали в «Уорнер Рекорда» в Рокфеллеровском центре.

Тем утром я пришел на работу рано, в прекрасном настроении. Лиз в розовых тапочках-кроликах сидела за своим столом. Она подняла трубку телефона, выполненную в виде ярко-алых губ. Лиз обожала губы. Даже ее диван имел форму губ – знаменитый диван Мэй Уэст от Дали. У нее и самой были замечательные губы – полные и аппетитные. Лиз всегда пользовалась красной помадой и всегда оставляла яркие следы на сигарете с марихуаной. Она выкуривала ее каждый день в четыре часа, а после этого спокойно продолжала работать. Меня эта поразительная способность не переставала удивлять.

В то утро настроение у Лиз было не из лучших. Своим высоким, птичьим голосом она сразу огорошила меня новостями.

В журналах появились фотографии твоей сестры в обнаженном виде. Не покупай их, потому что мы не хотим, чтобы фотографы или журналы получили от нас какие-то деньги.

Отец знает? – спросил я. Я с ним еще не разговаривала.

Я обратил внимание на то, что Лиз использовала местоимение «я».

Мадонна ничего не сказала мне о снимках. Совершенно очевидно, что она не собиралась рассказывать о них нашему отцу, предпочтя переложить неприятную работу на Лиз. Я с ужасом представил, как наш правильный отец приходит на работу, прекрасно понимая, что все его коллеги уже видели фотографии его дочери в обнаженном виде. А реакцию бабушки я даже боялся представить. Позже я узнал, что она просто разрыдалась.

Я не мог винить Мадонну за то, что она позировала фотографам обнаженной. В конце концов, многие танцовщики позируют художникам и фотографам. В свое время я сам об этом подумывал. Когда голодному танцовщику обещают десять дол ларов в час за то, что он разденется перед классом, это кажется чудом. Нет ничего грязного и позорного в том, что Мадонна позировала тем фотографам, но меня беспокоило то, что она ничего не сказала нашим родным, не удосужилась даже словом обмолвиться мне. Она никогда не проявляла беспокойства о том, что почувствуют отец и бабушка. Я начал понимать, что моей сестре совершенно безразлично то, как ее поведение и карьера влияют на ее семью.

Телефон Лиз разрывался. Она отвечала на звонки элегантно и интеллигентно, в своем неповторимом стиле. Я позвонил Дэнни, и мы решили взглянуть на снимки. В конце концов, от них уже сходила с ума вся страна.

По пути домой я зашел в маленький сигарный магазинчик на углу улицы Кристофер и площади Шеридан. Увидев обложку «Плейбоя», я на секунду вернулся в детство, в дом на дереве, где мы с друзьями рассматривали центральные развороты, которые теперь занимала моя сестра. Теперь другие подростки будут любоваться ее обнаженным телом.

Я не раскрывал журнал, пока не пришел домой. Дома мы с Дэнни открыли «Плейбой».

Со страниц журнала на меня смотрела моя сестра, серьезная танцовщица, только что приехавшая на Манхэттен. Это была вовсе не поп-звезда. На мгновение я снова вернулся в прошлое.

Сначала я подумал, что снимки довольно посредственные и не имеют никакой художественной ценности.

Потом я понял, что впервые вижу сестру полностью обнаженной. В гримерках на ней всегда были трусики. Когда мы росли, а потом жили вместе, она никогда не появлялась передо мной полностью обнаженной. Мадонна даже никогда не загорала топлес при мне. Надо сказать, что в близком общении она всегда была относительно скромной. В то время она стеснялась показаться обнаженной перед посторонним человеком, поэтому и предложила мне стать ее костюмером. Да и на сцене она не обнажалась.

Затем я обратил внимание на то, что она была очень худой.

Потом мне бросилось в глаза то, что на ее теле много волос.

Когда мы все же заговорили об этих снимках с Мадонной, я сказал ей об этом.

– Ну, тогда я не брилась, – ответила она с улыбкой.

Я тоже рассмеялся.

Хотя мы быстро сменили тему разговора, я почувствовал, что она смущена теми фотографиями и изо всех сил старается скрыть от меня свое смущение.

Я уверен, что ее мучила и еще одна мысль: как была бы шокирована наша религиозная мать, если бы увидела эти снимки?

И хотя я не стал ей об этом говорить, но в глубине души понял, что для всего остального мира у моей сестры не осталось никакой загадки. Она лишилась флера невинности. Ей больше нечего было терять или скрывать. Мир безжалостно вторгся в ее личную жизнь. С этого момента она и сама будет решительно вторгаться в любые запретные зоны. С этого момента она ощутила полную свободу и могла вести себя как угодно. Так и произошло.

Как всегда, Лиз помогла Мадонне справиться со скандалом спокойно и с блеском. Когда шумиха утихла, Мадонна стала еще более знаменитой, чем раньше. Так называемые эксперты часто утверждают, что моя сестра обожала Мэрилин Монро и строила свой имидж и свою карьеру по образу и подобию Мэрилин. Они ошибаются. Хотя снимки обнаженной Мадонны могли повлиять на ее карьеру точно так же, как повлиял на карьеру Мэрилин календарь с ее фотографиями ню, но, кроме клипа «The Material Girl», Мадонна никогда не подражала Мэрилин и не сравнивала свою карьеру с ее. Она в отличие от Элвиса и других суперзвезд никогда не была склонна к саморазрушению. Ее звездная карьера продолжается вот уже четверть века. Она не погибла в молодости.

Я считаю, что своим столь долгим успехом Мадонна во многом обязана Лиз Розенберг. Лиз на десять лет старше Мадонны и всегда была для нее кем-то вроде матери. Лиз иногда по ошибке принимали за мать Мадонны, да и сама звезда пару раз называла ее «мамой».

С самого начала Лиз точно поняла, как нужно обращаться с Мадонной – как с большим ребенком. Нужно соглашаться с любым капризом, с любой прихотью, но в то же время мягко направлять малыша в нужном направлении.

Лиз всегда обращалась с Мадонной, как с дочерью, и считала ее частью своей семьи. Она проявляла недюжинную выдержку, когда Мадонна весьма жестко и несправедливо ее отчитывала, игнорировала ее, утверждала, что Лиз не имеет никакого отношения к ее успеху.

Наблюдая за тем, как Мадонна на протяжении многих лет точно так же относилась к множеству людей, в том числе и ко мне, я понял, что она ведет себя так не по злобе. Просто ее постоянно окружают подхалимы, которые во всем с ней соглашаются. Она искренне верит, что всего добилась сама. Подобно французскому королю Людовику XIV, который провозгласил: «Государство – это я!», она считает, что стала суперзвездой исключительно благодаря собственным усилиям.

Однако готова Мадонна это признать или нет, но одним из тех, кто в значительной мере способствовал ее успеху (кроме Лиз и Фредди), был хозяин компании «Sire Records» Сеймур Стайн.

Когда я работал на Лиз, открылась вакансия личного помощника Стайна, и я пошел к нему на собеседование. Наша встреча должна была состояться в его кабинете, но потом он решил принять меня дома.

Мне очень нравилась его квартира на Сентрал-Парк-Уэст, его коллекция музыкальных автоматов, мебель в стиле американского арт-деко. Но когда он в халате открыл мне дверь, я ужасно занервничал.

Когда-то Сеймур был женат на Линде Стайн. Линда добилась огромного успеха как риелтор. В конце 2007 года она была убита. Когда я появился в квартире Стайна в 1985 году, он сразу же сказал мне: «Входи, входи, продолжим разговор в спальне». Я почувствовал себя неловко, извинился и ушел. Я не получил этой работы, но сохранил профессиональное уважение к Сеймуру. Ведь именно он подписал первый контракт Мадонны!

13 июля 1985 года мы с Мадонной отправились в Филадельфию. Я смотрел, как она выступает перед девяноста тысячами слушателей. По телевидению ее выступление на благотворительном концерте «Live Aid» в пользу голодающих Эфиопии увидели еще миллион зрителей. Мадонна всем сердцем разделяла благородные идеи организаторов и очень хотела принять участие в этом мероприятии. После выхода откровенных фотографий для этого концерта она выбрала закрытый парчовый плащ. Когда она вышла на сцену, я сразу же понял, что теперь моя сестра куда более знаменита, чем все остальные участники того концерта.

Но хотя мне и больно признаваться в этом даже самому себе, я понял и то, что, несмотря на мировую славу, ее выступление значительно уступало выступлениям других звезд. После шоу мы поехали прямо на Манхэттен, потому что Мадонне не хотелось общаться с другими артистами. В машине мы обсуждали их выступления. Я, конечно же, сказал, что Мадонна была лучшей, и она сразу же мне поверила.

Рекламная служба работала как часы, и феноменальный успех Мадонны становился еще более феноменальным. Было продано пять миллионов экземпляров альбома «Like a Virgin». Еще ни одна певица не добивалась такого успеха. Сингл «Angel/Into the Groove» стал золотым. Я вернулся в Лос-Анджелес и снова поселился в доме Мадонны и Шона на Карбон-Меса.

Свадьба Мадонны и Шона Пенна приближалась, и Шон решил, что настал подходящий момент завязать с братом невесты мужскую дружбу.

Мы с ним были на кухне, выложенной мексиканской плиткой.

На Шоне были синие джинсы и белая футболка, на мне – черная футболка и джинсы.

Он вытащил нож.

– Кристофер, – сказал он, – давай станем кровными братьями.

Я ужаснулся, но постарался этого не показать.

Станем кем? – спросил я, стараясь говорить максимально спокойно. Кровными братьями. Да, конечно.

Он приблизился ко мне с ножом в руке.

– Дай мне твой большой палец, – сказал он голосом еще более низким, чем обычно.

Я левша, поэтому протянул ему правую руку. Пожалуй, этой рукой я могу и рискнуть.

Шон схватил меня за запястье и полоснул ножом по подушечке большого пальца. Потекла кровь.

Я вздрогнул, но постарался сдержаться. Мне не хотелось, чтобы Шон считал меня слабаком.

Потом он полоснул ножом по своему пальцу.

Он прижал свой палец к моему. Пару секунд мы были единым целым.

– Теперь мы кровные братья, – сказал Шон и хлопнул меня по спине.

И он ушел к Чарльзу Буковски, который только что вышел из ванной.

Я был горд собой. Я прошел испытание. Я не струсил. Я стал настоящим мужчиной. Мы с Шоном стали настоящими братьями.

Я никогда не рассказывал об этом сестре. Думаю, что и Шон тоже. Мы оба знали, что она будет хохотать как сумасшедшая. Она бы нас просто не поняла. В конце концов, это чисто мужское дело.

Прошло шесть лет. Я присутствовал на вечеринке в старом отеле «Аргайл» на бульваре Сансет, Мадонна и Шон уже развелись. Он пришел с Робин Райт. После того, как он публично признался, что все время съемок «Шанхайского сюрприза» беспросветно пьянствовал, я почти простил его за то, как он обращался с моей сестрой. Я даже восхищался его смелостью. После их развода мы встретились впервые, и я был рад его видеть.

Он подошел ко мне, и мы разговорились.

– Как Мадонна? – спросил он.

На минуту мне захотелось сказать, что она все еще любит его. Я был уверен, что любит. Но не стал этого делать, а просто сказал, что у нее все хорошо.

– Передай ей привет.

Повисло неловкое молчание. Шон переминался с ноги на ногу.

– Кристофер, ты помнишь тот вечер, когда мы стали кровными братьями?

Еще бы. Как я мог забыть? Он глубоко вздохнул. Ты не болен СПИДом?

Я непечатно выругался и ушел.

16 августа 1985 года на Уайлдлайф-роуд возле Тихоокеанской трассы состоялась торжественная церемония бракосочетания. Мадонна вышла замуж за Шона в дорогом особняке магната Курта Унгера. В приглашении говорилось: «В целях сохранения секретности и желания никого не ставить в неловкое положение место проведения церемонии будет сообщено за день до торжества». Я снова жил в Нью-Йорке с Дэнни. Я отправился в Лос-Анджелес. В отеле «Шангрила» я встретился с бабушкой и другими родственниками. Мадонна поселила их всех в этом роскошном отеле 30-х годов в стиле арт-деко в Санта-Монике.

В качестве свадебного подарка я преподнес Шону и Мадонне собственный витраж с изображением двух виноградных лоз. Оба сказали, что он им понравился, но в их доме я его не видел. В том же году я вытащил его из их шкафа и перевез в свою квартиру.

На следующий день бабушка Элси, сестры и я на машине отправились в Малибу. Нас заранее предупредили, что ничего фотографировать нельзя. В то же время я был поражен тем, что свадьба, за снимки которой любой папарацци жизнь отдал бы, проходит не в доме, а на открытом воздухе. Впрочем, меня ничуть не удивило то, что произошло потом.

Над домом кружили вертолеты с журналистами и фотографами всех таблоидов мира, располагавших неограниченными средствами. Шон погрозил небесам кулаком, повернулся к гостям и рявкнул: «Добро пожаловать в «Апокалипсис сегодня»!» Позже Мадонна говорила: «Не думала, что мне придется выходить замуж, когда над моей головой будет кружить тринадцать вертолетов. Наша свадьба превратилась в цирк. Сначала я была в ярости, а потом начала хохотать. Такого не бывает даже в кино. Никто бы этому не поверил. Все напоминало мюзикл Басби Беркли. Или нечто такое, что поставили ради рекламы». Впрочем, на этот раз постановщиком была не моя сестра. Свадебную церемонию планировал один лишь Шон.

Я знал, что в тот период Мадонна ни за что не выбрала бы для свадебной церемонии столь отдаленное место, где фотографы могли снимать только с воздуха. Ведь в день своей свадьбы она выглядела просто потрясающе. Она бы с удовольствием позировала. На ней было открытое платье без бретелек за десять тысяч долларов с трехметровым шлейфом и серебристо-розовым поясом, расшитым драгоценными камнями. Выбирая платье, Мадонна обратилась к модельеру Марлен Стюарт, которая готовила костюмы для «The Virgin Tour». Платье, естественно, было белым. Не желая казаться обычной невестой, под свадебную фату Мадонна надела черный котелок. На Шоне был двубортный костюм от Версаче за 695 долларов. Демонстрируя свой нонконформизм, он не стал туго завязывать галстук.