Текст книги "Жизнь с моей сестрой Мадонной"

Автор книги: Кристофер Чикконе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Интересный вопрос! И весьма двусмысленный комплимент моей сестре.

Меня очень интересовали отношения Уоррена с его сестрой, актрисой Ширли Маклейн, которая была на три года его старше, но он никогда об этом не говорил. Когда я все же спросил его, встречаются ли они, повисла тяжелая пауза.

– Мы живем в разных мирах, – наконец ответил он.

Тем летом мы с Дэнни, как всегда, сняли небольшой домик на Файр-Айленде – коттедж 50-х годов с тремя спальнями, Файр-Айленд имеет 26 миль в длину и четверть мили в ширину. Этот остров находится у южного побережья Лонг-Айленда. Он весь покрыт маленькими, отдельными домиками. Чем дальше забираешься от Нью-Йорка на восток, тем более гомосексуальным становится общество – в Черри-Гроув и Пайнс живут одни только геи.

Машины на острове запрещены, поэтому всем приходится пользоваться небольшими фургонами для перевозки багажа и доставки продуктов по узким дорожкам. Файр-Айленд – чудесное место, единственное в мире, где я как гей чувствовал себя совершенно свободно. Я пригласил Уоррена и Мадонну на обед, и, к моему удивлению, они согласились. Я объяснил, что они могут доехать до Сэйвилла, а оттуда на пароме добраться до Пайнс или полететь на гидроплане с Восточной 23-й улицы на Манхэттене. Они предпочли лететь.

Я встречал их у причала. Они вышли из гидроплана, зеленые от морской болезни.

– Никогда в жизни мы не сделаем ничего подобного, – сказали оба, – почему ты нас не предупредил.

В гидроплане было мало места, и он летел так низко, что всю дорогу от Манхэттена до Пайнс их ужасно трясло.

Когда они пришли в себя, мы пообедали, а потом пошли купаться.

День близился к вечеру. Остров буквально кишел людьми.

Известие о том, что в город приехали Уоррен и Мадонна, разнесся по острову со скоростью лесного пожара. Они были самыми знаменитыми людьми, посетившими Файр-Айленд за последние пятьдесят лет. После этого мой статус на острове значительно возрос.

Вечером я проводил Уоррена и Мадонну к парому, на котором они уплыли в Сэйвилл, а оттуда добрались до Манхэттена с полным комфортом. Мы с Дэнни вернулись домой, довольные тем, что все вокруг знают, что Мадонна и Уоррен Битти приезжали к нам обедать.

Мадонна так заботилась об Уоррене, что захотела купить ему подарок на день рождения. Она показала мне картину 30-х годов в стиле Лемпики. На ней был изображен человек, сидящий в кабине самолета. Картина называлась «Авиатор». Мадонна спросила меня, понравится ли картина Уоррену. Я знал, что Уоррен увлечен историей Говарда Хьюза, и сказал сестре об этом. Она купила картину. Уоррен повесил ее в доме, и она стала его единственным произведением искусства.

Во время съемок «Дика Трейси» я навестил Мадонну на площадке. Она снималась в первой сцене. Действие происходило в гримерке Махоуни. Она впервые встречает Дика и спрашивает, не собирается ли он ее арестовать. Мадонна выглядела прекрасно. На ней был черный длинный халат, создававший иллюзию, что под ним ничего нет, кроме маленьких черных трусиков. Грим был безукоризнен: сияющая кожа, ярко-красные губы, платиновые локоны.

Пока мы разговаривали, парикмахер заканчивал укладку. Я спросил у Мадонны, как ей работается.

– Тяжело. Нервы на пределе, честное слово. Я чувствую себя, как ребенок в манеже.

Я выразил свое сочувствие.

– Я играю плохую девчонку.

Я попытался изобразить удивление.

Ну и каково это, работать с Уорреном? Поразительно! Он такой терпеливый и много мне помогает. Совсем не то, что работать с Шоном.

После ужина мы с Мадонной и Уорреном частенько отправлялись по клубам. Мадонна всегда стремилась побывать чуть ли не во всех клубах – особенно в черных, где зарождаются все танцевальные тенденции. Это помогало ей всегда идти в ногу со временем.

Так она открыла для себя вогинг. Поддерживая контакт с клубным миром и отслеживая новые тенденции, Мадонна всегда двигалась «впереди планеты всей». Конечно, после того, как она открыла для себя каббалу, походы по клубам закончились. Но во время романа с Уорреном она частенько бывала в клубах, следила за танцующими, а потом включала новые движения в свои альбомы и клипы.

Мы часто ходили в «Catch One», черный клуб с залом трансвеститов. Клуб находился в таком районе Лос-Анджелеса, где машину можно было оставить на улице, только если вы заплатили кому-нибудь, чтобы за ней присмотрели. Иначе, собираясь домой, машины у входа можно было и не найти.

Любили мы и «Club Louis» на Пико. Этим крохотным клубом управляет актер Стив Энтин. Бар здесь напоминает гостиную в обычной квартире. Украшением служат постеры 70-х годов с изображением черных парней с африканскими прическами. Очень стильно. Нам с Мадонной здесь очень нравилось, как, впрочем, и другим знаменитостям.

Вечер мы проводили на танцплощадке, повторяя движения из старых программ, а попутно разучивая новые. Сестра танцевала со мной, а если приходил кто-то из наших танцовщиков, то мы танцевали все вместе. На танцплощадке Мадонна не эгоистична. Ей не нравится танцевать одной. Она любит танцевать со мной и с нашими друзьями. В конце концов мы все вместе делаем одни и те же движения.

Уоррен спокойно сидел за столиком, иногда улыбался, порой хмурился. Он всегда наблюдал, изучал и рассматривал. Соседство с геями его совершенно не волновало.

– Пошли, Уоррен, – сказал я. – Потанцуй с нами.

Он усмехнулся и ответил:

– Нет, спасибо, у вас получается лучше, чем у меня. Танцуйте без меня.

Он был единственным мужчиной-натуралом в зале. Думаю, ему это нравилось. Геи, танцующие друг с другом, его не смущали. Он был вполне уверен в своей мужественности.

Он никогда не пытался унизить меня и не считал, что сексуальная ориентация лишает меня мужского начала. Уоррен всегда относился ко мне с полным уважением, никогда не смотрел на меня сверху вниз и никогда не вставал между мной и Мадонной. Уоррен мне всегда нравился. Я им искренне восхищался. А сестра ему изменяла.

О другом мужчине я знал очень мало. Только то, что он латиноамериканец.

Мадонна говорила мне, что не доверяет Уоррену. Она была убеждена, что он ей изменяет, но у нее не было никаких доказательств, которые могли бы подтвердить эти подозрения.

По тому, что я о нем знал, полагаю, что она ошибалась. Уоррен ей не изменял.

В то же время он был достаточно чутким человеком, чтобы почувствовать, что Мадонна решила наставить ему рога. Ему было ясно, что он у нее не единственный.

В этот период мы готовились к следующему турне, «Blond Ambition». Мадонна повысила меня до художественного директора, хотя обязанности ее костюмера остались на мне. Я более активно участвовал в планировании турне. Четыре месяца репетиций я жил у нее на Ориол-Вей, где у меня была своя комната.

Каждый день мы работали вместе по четырнадцать часов, а когда не работали, то вместе отдыхали.

Уоррен редко приходил на репетиции. Когда мы вечером собирались на кухне, обсуждая шоу, Мадонна говорила, что Уоррен приедет позже. Когда он появлялся, я уже был в постели. На следующее утро мы с Мадонной отправлялись на пробежку. К нашему возвращению он уже уезжал.

Как-то ночью мне захотелось пить, и я спустился на кухню за водой. В доме было темно. Известняковый пол приятно холодил ноги. Дом был построен в форме буквы U. Главная спальня была на одном конце, а моя – на другом. Между ними располагались кабинет, библиотека, гостиная и кухня. Чтобы попасть на кухню, нужно было пройти мимо кабинета. Я шел по длинному коридору и вдруг краем глаза увидел в кабинете Уоррена. Мне показалось, что он роется в мусорной корзине сестры.

Я быстро прошел на кухню и налил себе стакан воды, стараясь произвести как можно больше шума. Когда я возвращался, Уоррена в кабинете уже не было.

На следующее утро я попытался объяснить себе произошедшее. В глубине души я понимал, что Уоррен, делец от природы, почувствовал в Мадонне человека, равного себе. Опытный волокита, он встретил себе пару и отлично понял это. Ему осталось только искать доказательства. Только этим можно объяснить копание в мусоре. Он искал доказательства ее неверности, потому что хотел знать правду.

Нашел ли он их – вопрос спорный. Неопровержимо только то, что стоило Мадонне начать сниматься в фильме «В постели с Мадонной», их отношения стали угасать. Уоррену совершенно не нравился этот проект. Он согласился принять участие только в одной короткой сцене. Такой поступок вызвал мое искреннее восхищение.

Каждое утро перед репетициями мы с Мадонной отправлялись на традиционную шестимильную пробежку. Возвращаясь на Ориол-Вей, нам нужно было преодолеть очень крутой подъем. Как-то утром на вершине холма я почувствовал головокружение. Я ничего не сказал Мадонне и поехал с ней на репетицию. Все утро я забывал разные вещи и чувствовал себя очень странно. Мне было трудно дышать.

К обеду я был в полной растерянности. Я подошел к нашему директору Дэвиду Маллету, сказал, что плохо себя чувствую и собираюсь поехать в больницу. Естественно, я попросил его ничего не говорить Мадонне, чтобы не злить ее.

Я поехал в медицинский центр «Провиденс-Сент-Джозеф», что возле студии «Уорнер». Мне сделали кардиограмму и выяснили, что у меня приступ аритмии. Сердце билось беспорядочно, и кровь не могла нормально поступать к мозгу. Я лежал на столе и думал о том, что репетиция проходит без меня.

Тут из-за шторки появилась веснушчатая медсестра. С удивлением и любопытством она сказала:

– Вам звонит Мадонна. Это та самая Мадонна?

Я сказал, что та самая, и попросил принести мне телефон.

Мадонна спросила, что происходит.

Я сказал, что у меня проблемы с сердцем и нужно пройти обследование.

Мадонна велела не беспокоиться о репетициях и обещала позвонить позднее, чтобы узнать, как мои дела.

Она повесила трубку.

Через пятнадцать минут ко мне подошла та же медсестра и недоверчиво объявила:

Вам звонит Уоррен Битти. Вы чертовски популярны! Я слабо улыбнулся и взял трубку. Кристофер, расскажи подробно, что случилось. Я все рассказал, и Уоррен, не раздумывая, сказал:

– Я свяжусь со своим кардиологом. Он перезвонит тебе через пять минут.

Он выполнил свое обещание.

На следующее утро я встретился с кардиологом, и он обнаружил у меня пролапс митрального клапана. Что бы ни происходило между Уорреном и моей сестрой, он пришел мне на помощь. Я подумал, что он еще более хороший человек, чем мне казалось раньше. (Через шесть лет со мной произойдет то же самое, и врачи решат, что это связано со стрессом – в тот период моей жизни это было неудивительно.)

В последний раз я видел сестру с Уорреном на премьере «Дика Трейси» в Вашингтоне. После просмотра мы все вернулись в отель. Я спустился вниз, чтобы выпить, а Уоррен и Мадонна вместе поднялись в номер. После этого их отношения просто прекратились. Они были вместе пятнадцать месяцев. Никаких ссор и взаимных упреков. Просто медленное, спокойное угасание.

Последний раз я видел Уоррена примерно четыре года назад. Мы вместе обедали в маленьком японском ресторанчике над Беверли-Хиллс, недалеко от его дома на Малхолланд. Он дал мне несколько советов по сценарию, над которым я работал. Я посоветовал ему, как переделать дом. А потом он спросил меня про Мадонну.

Мы немного поговорили о ней. За все время Уоррен и словом не обмолвился о моем новом зяте – Гае Ричи. И все это время я думал о том, как было бы хорошо, если бы Мадонна вышла замуж за него.

Место Уоррена в жизни моей сестры занял не влиятельный голливудский магнат, а двадцатисемилетний актер Тони Уорд. Он снимался в рекламе «Пепси», а также в гомосексуальных и обычных порнофильмах. Не могу сказать, что Мадонна когда-нибудь хоть отдаленно интересовалась порнографией. Образ, который она так активно создает в своей книге «Секс», не что иное, как выдумка, образ, созданный в чисто коммерческих целях. Ни в одном доме Мадонны вы не найдете порнографии. Впрочем, подобно Уоррену, Тони был невероятно сексуален. Я отлично понимал сестру, хотя и не разделял ее чувств.

В конце 80-х Мадонну превозносили до небес. Зрители MTV выбрали ее артисткой десятилетия, журнал «Пипл» включил ее в список «20 человек, которые определили характер десятилетия». В списке лучших синглов всех времен она опередила «Битлз» (туда вошли шестнадцать ее песен). Ее назвали самой богатой женщиной шоу-бизнеса. Легенда Мадонны продлилась и в следующем десятилетии.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Значима только мифология самого себя,

запятнанная до незапятнанности.

Уоллес Стивене

«Мир без воображения»

За день до начала мирового турне «Blond Ambition», 12 апреля 1990 года, Мадонна поднимается на сцену стадиона «Марин» в Токио, отчаянно ругаясь из-за звуковой системы. Она носится по сцене, изрыгая проклятия в собственном классическом стиле. Все это снимает Алек Кешишян. Идут съемки документального фильма «В постели с Мадонной». Впрочем, слово «документальный» кажется мне не совсем подходящим. Это было настоящее представление, и Мадонна сыграла в нем лучшую за всю свою кинокарьеру роль. Но те, кто думает, что в «В постели с Мадонной» показана настоящая Мадонна, глубоко ошибаются, – ровно настолько, насколько это ей и нужно.

Весь фильм, начиная от названия, вводит зрителя в заблуждение. Любой, кто захочет увидеть реального человека за тщательно сконструированным фасадом, не сможет этого сделать. В «документальном» фильме нет ничего документального, за исключением сцен на стадионе «Марин» и той, где Мадонна завтракает с Сандрой Бернхард. На ней шелковое кимоно, она спокойна и естественна. Сандра расспрашивает ее о детстве после смерти матери. Мадонна рассказывает, что у нее в течение пяти лет после маминой смерти были ночные кошмары. Ей снилось, что кто-то душит ее. Девочка вскакивала в холодном поту и бежала к отцу. Сандра спрашивает, как ей спалось в отцовской постели, и Мадонна отвечает: «Отлично. Стоило ему меня трахнуть, и я тут же засыпала». Потом она смеется над собственной «шуткой» и добавляет: «Нет, нет, я просто шучу».

В этой сцене Мадонна предстает перед нами в одной из самых иррациональных своих ипостасей. Она думает, что она выше всего и всех и может говорить все, что ей заблагорассудится. Я никогда не говорил с ней об этом моменте – был слишком сердит на нее.

И так продолжалось на протяжении всего фильма, не имевшего ничего общего с реальностью. Мадонна жалуется, что приближается завершение турне. «Я только что избавилась от депрессии, которая возникает у меня всегда, когда я чувствую, что приближается конец... Я знаю, что почувствую ее немного позже».

Она говорит, что стала очень эмоциональной. На самом же деле, и это точные слова Мадонны, которые она всегда говорила мне по завершении турне, главное ее переживание: «Слава богу, наконец-то все закончилось».

В целом, завершение турне никогда не вызывало у Мадонны никаких чувств. Расстраивались танцовщики, у которых возникала иллюзия, что им удалось с ней сблизиться, и что так будет всегда. Но в последние дни турне они постепенно начинали понимать, что когда все закончится, им больше никогда не встретиться с Мадонной лицом к лицу.

В первой сцене фильма Мадонна кажется очень задумчивой, тщательно подбирающей нужные слова. На самом же деле она всегда говорит то, что ей в голову придет, ни минуты не задумываясь. Но в картине она явно размышляет, что сказать дальше, и очень отчетливо произносит слова и фразы, словно заучила их наизусть.

Вот телефонный звонок отцу с приглашением прийти на концерт. «Послушай, я поняла, что давно с тобой не общалась. Надеюсь, у вас все в порядке. Я только не представляю, в какой день вы придете на концерт, в какой день... Ну, кто хочет прийти и когда?» Все это чистой воды постановка, снятая с разрешения нашего отца. В реальной жизни всем родственникам звонит помощница Мадонны Мелисса.

Вот еще один момент. Мадонна общипывает ромашку и задумчиво гадает на Уоррена – «любит, не любит». Это тоже было сделано на камеру. В тот период Мадонне уже не было никакого дела до Уоррена. Она никогда не ругалась с ним так, как в фильме, и никогда не называла его «своим пусиком». В реальной жизни она всегда была гораздо вежливее и уважительней. Уоррен с самого начала дал понять, что идея подобного фильма ему не нравится. Он не стал сниматься в нескольких сценах, хотя его участие и предполагалось. После того, как Мадонна тайно записала интимный разговор с ним, а потом сказала, что собирается включить его в фильм, он сообщил об этом своим адвокатам, и звонок пришлось вырезать.

Вот еще одна сцена фильма. 27 и 28 мая мы играли в Торонто на стадионе «СкайДом». Мы с Фредди Деманном узнали, что полиция может арестовать Мадонну за непристойное поведение. Я сообщил ей это известие. Вся сцена с начала до конца – чистая постановка. Режиссер велел мне говорить прямо на камеру, и я согласился, хотя и не хотел этого делать. На самом деле я сообщил об этом Мадонне только после концерта, а всю проблему решил самостоятельно.

Постановочными были и сцены в мичиганском «Паласе», где Мадонна выступала с 30 мая до 2 июня. Насколько я помню, Мадонна не позволяла Марти и своей подруге детства Мойре Макфарлин приходить за кулисы. Никогда не общалась она и с родственниками танцовщиков. Она была слишком сосредоточена на своем шоу, чтобы хотя бы отдаленно интересоваться чьими-то родственниками. В турне это просто невозможно.

Во время второго концерта в Детройте она заявила: «В мире нет другого такого места, как родной дом. Нет второго такого человека, как этот. Нет никого, как мой отец. Я готова целовать землю, по которой он ходит». Наш отец вышел на сцену, она низко ему поклонилась и предложила слушателям вместе с ней спеть ему «Happy Birthday». В этом она была совершенно искрения.

Отлично смотрелась в фильме сцена, где Мадонна читает стихотворение в честь своей помощницы Мелиссы Кроуи. Однако вскоре после турне Мелисса уволилась, потому что не могла больше выносить всего этого.

После того, как Мелисса уволилась, я хотел сохранить с ней дружеские отношения, но Мадонна категорически это запретила. Как только ее работники выпадали из обоймы, на общение с ними накладывался запрет на все времена. И любой, кто осмеливался общаться с изгнанниками, автоматически считался предателем.

Вот как проходило турне «Blond Ambition», с моей точки зрения.

Мадонна позвонила мне и сказала:

—Я собираюсь в турне и, разумеется, хочу, чтобы ты был моим костюмером. Но, думаю, ты должен заняться еще и оформлением сцены и вообще художественным руководством всего шоу.

Я не знал, что сказать.

– Ты оформил мою нью-йоркскую квартиру и дом на Ориол-Вей, так что и с моим шоу ты справишься.

Мне было приятно это слышать, но то, что я должен остаться ее костюмером, меня несколько разочаровало. Впрочем, по крайней мере, теперь я мог сказать друзьям, что являюсь арт-директором шоу Мадонны. Да и оплата моя составляла уже сто тысяч долларов – гораздо больше, чем я получил за два предыдущих турне.

На этот раз я должен был следить за костюмами, расписанием концертов, видом сцены и, конечно же, оставаться костюмером Мадонны. К этому времени все окружение Мадонны знало, что мое влияние заметно возросло. Когда им нужно было сказать Мадонне что-то такое, что они опасались сказать ей в лицо, они просили меня быть их посредником. В конце концов мне пришлось бесконечно передавать ей чьи-то слова.

До начала турне мы встретились с Готье и обсудили концепцию костюмов, в том числе и знаменитое бюстье. Готье прислал нам множество эскизов, и мы с Мадонной приняли окончательное решение. Затем бюстье и все остальные костюмы для шоу нужно было изготовить в трех экземплярах. Все швы были двойными. Костюмы, и особенно бюстье, шили эластичными нитями и всячески укрепляли. Укреплены были все бретельки. Все застежки заменили крючками или молниями, чтобы на сцене не возникло никаких неожиданностей.

Я полагал, что этот вариант песни «Like a Virgin» будет сниматься в обстановке гарема. Но костюм оказался слишком тяжелым, так как его пришлось расшивать золотыми нитями. Кроме того, все шесть вариантов этого костюма со временем заржавели до неузнаваемости.

Мадонна пела «Like a Virgin» на постели, застланной красным бархатом. По обе стороны от нее танцевали два танцовщика. В конце песни она очень убедительно имитировала мастурбацию. Мое отношение к этой сцене менялось от концерта к концерту. Я то хохотал как безумный, то с отвращением отворачивался. Я видел исполнение этой песни не менее пятидесяти раз, и каждый раз мне было трудно смотреть. Может быть, я и был арт-директором шоу, но все же Мадонна оставалась еще и моей сестрой.

Вместе с Мадонной я присутствовал на просмотрах танцовщиков. Хотя я давно научился держать язык за зубами, Мадонна все же интересовалась моим мнением о сцене и о конкретных танцовщиках. В этом турне ее «любимчиком» был Оливер Крамс. В фильме «В постели с Мадонной» она обращается с ним, как с ребенком. Каждый вечер после шоу они проводили вместе много времени, но мне неизвестно, вышли ли их отношения за пределы служебных.

За несколько дней до премьеры в Токио прилетел режиссер Алек Кешишян. Сначала ему пришлось нелегко. Мадонна позволяла ему снимать только то, что считала нужным, и с опаской относилась к посторонним. В конце концов он обратился ко мне за советом, как общаться со звездой.

Вкратце я сказал ему следующее: «Тебе не удастся просто приходить и делать свое дело. Входить нужно осторожно. Сначала ты должен понять настроение Мадонны. Смотри на ее лицо. Здоровайся и думай, каким тоном она тебе ответила.

Если она скажет: «Привет, как дела?», это лучше, чем если она ограничится одним только «привет». Если она не смотрит на тебя и даже не здоровается, значит, тебе не повезло. Никогда ни на чем не настаивай. Постарайся сделать так, чтобы она считала, что все твои идеи исходят от нее самой».

Алек серьезно отнесся к моим советам. Мадонна почувствовала себя с ним спокойно и дала ему почти полную свободу. Теперь он мог снимать все. Даже больше, чем было нужно.

В турне Мадонна всегда пыталась относиться к танцовщикам так, словно они были ее родными. Она даже называла себя их «матерью», впрочем, иметь такую «мать» было очень нелегко. Мадонна приближала танцовщиков к себе настолько, чтобы они становились абсолютно преданными ей людьми. Это было для нее полезно. Однако ни об искренней любви, ни о заботе речи не было. Иногда она напоминала мне Джоан, которая умела справляться с нашей не поддающейся контролю семьей.

Когда мы выступали в Детройте и Алек снимал за кулисами, я исполнял свои обязанности, но не снимал с Мадонны одежду и не промокал пот с ее тела. Алек просил меня вести себя, как обычно, но я категорически отказался одевать или раздевать ее перед камерой. Я был арт-директором и не хотел, чтобы родные и друзья считали меня костюмером родной сестры.

Самым сложным и неприятным моментом во время съемок фильма для Мадонны стала встреча за кулисами с Мойрой Мак-фарлин. Мойру пригласили специально, чтобы Алек мог снять их встречу с Мадонной. Если бы он не предложил, эта встреча никогда бы не состоялась, поскольку Мадонна всегда избегала подобного общения, особенно во время концерта.

С Мойрой Мадонна не встречалась с десятого класса. Перед встречей Мадонна на камеру рассказывала о своем детстве. Она сказала, что именно Мойра научила ее пользоваться тампонами и целоваться. Мойра категорически опровергла подобную честь. Мадонна пошла еще дальше, заявив, что они с подругой занимались и сексуальными экспериментами. Естественно, Мойра отказалась и от этого.

Встреча Мадонны и Мойры длилась недолго. Перед камерой Мойра чувствовала себя очень неловко. Она попросила Мадонну присесть, но Мадонна отказалась, сказав: «Сейчас я не могу, прости». Мойра сказала, что четыре года назад написала Мадонне письмо с просьбой стать крестной ее сына. Мадонна торопливо ответила, что помнит об этом, но что письмо пришло с большим опозданием. Тут Мойра сказала, что снова беременна и просит Мадонну стать крестной этого ребенка. Мадонна явно скривилась.

Мойра хотела назвать ребенка в честь подруги и попросила Мадонну заранее благословить девочку. И тут Мадонна просто утратила дар речи. Обычно с неловкими ситуациями справлялся я, а она только отдавала приказания. Ей стоило сказать: «Разберись с этим», и я был к ее услугам. До этого момента ей не приходилось пачкать руки, но с Мойрой этот номер не прошел.

Мадонна постаралась как можно быстрее закончить разговор, пообещала позвонить подруге, но была явно рассержена.

Мойра перешла границу дозволенного. Она поймала Мадонну на слове, чего та терпеть не могла, и камера зафиксировала это. Для Мадонны был важен только фильм, а чувства Мойры ее не волновали. Мне это показалось очень некрасивым.

Когда мы были в Понтиаке, мне позвонила Мелисса и сказала, что завтра утром Мадонна хочет побывать на могиле матери. Она спрашивала, хочу ли я пойти с ней. Я сказал, что обязательно пойду. Мелисса велела мне быть в вестибюле отеля к одиннадцати. Она ни словом не обмолвилась о том, что посещение могилы матери тоже станет частью фильма. Если бы я знал, то ни за что не пошел бы.

В одиннадцать часов я сел в лимузин. Моя сестра в черном топике и леггинсах уже сидела в машине. На ней были очень темные очки. Она была абсолютно спокойна. Я думал, что она очень устала после вчерашнего концерта. На самом деле она либо мысленно репетировала следующую сцену фильма, либо боролась с чувством вины. Впрочем, возможно, она занималась и тем и другим одновременно.

До кладбища в Бэй-Сити мы ехали около полутора часов. Лимузин съехал с пустой асфальтовой дороги на проселочную, которая, казалось, вела в никуда. Я смутно припомнил, как в детстве мы ездили по той же дороге. Мы с Мадонной давно не были на кладбище.

Мы въехали в кладбищенские ворота. Одна из створок слегка покачивалась от ветра. И вот мы уже на маленьком кладбище, которое показалось мне заброшенным и неухоженным. Надгробия были установлены очень беспорядочно. Мы с Мадонной полчаса искали могилу матери. А за это время подъехал минивэн, откуда вылезли Алек и остальные члены съемочной группы.

Я был в ярости. Сердце у меня отчаянно колотилось.

– Что, черт побери, они тут делают?

А ты не знал? – удивленно сказала Мадонна. – Они все снимают. Ты что, с ума сошла, Мадонна?

Я знал, что она не ответит, и пошел в сторону.

– Ну пожалуйста, Крис, не надо.

Я не останавливался. Мадонна бросилась за мной, потом остановилась. Даже она понимала, в чем дело.

Меня охватила безумная ярость.

Заработала камера.

Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не вырвать камеру у оператора и не разбить ее о голову сестры.

А потом началось ее представление. Вся сцена вошла в фильм. В качестве звукового оформления была использована песня «Promise to Try», которую она написала сама.

Я прислонился к дереву, белый от злости. Мне оставалось только наблюдать за тем, что разыгрывает перед камерой сестра.

Сначала она бродила по кладбищу, делая вид, что ищет могилу. Потом положила букет на могилу матери, встала на колени и поцеловала камень.

Текст записывали позже, но она постаралась сделать так, чтобы я об этом не знал. Мадонна произнесла следующее: «Я не была на этом кладбище с детства. Мы были здесь после ее смерти. Смерть матери была для меня в детстве огромной тайной. Никто так и не объяснил, что с ней случилось.

О матери я помню только то, что она была очень доброй, нежной и очень женственной. Нет, я не знаю, но мне она всегда казалось ангелом. Впрочем, наверное, все пятилетние дети считают своих матерей ангелами. Я знаю, что она была очень религиозна.

Я никогда не понимала, почему ее у нас забрали. Это казалось мне несправедливым. Я никогда не думала, что она сделала что-то неправильное. Чаще всего мне казалось, что ее забрали, потому что это я плохо себя вела».

А потом наступил худший момент. Мадонна вздохнула: – Я все думаю, как она выглядит сейчас? Просто пригоршня праха!

Очень наигранно и театрально она прилегла рядом с надгробием матери.

– Я буду лежать здесь. Меня похоронят рядом, – объявила она.

Камеру выключили. Мадонна повернулась ко мне и сказала:

– Ну, теперь твоя очередь, Кристофер.

В ее голосе было все – легкость, уверенность. Для нее в этом поступке не было ничего необычного.

Они с Алеком ждали, что я подойду к могиле нашей матери прямо под объективами камеры. Я не мог этого допустить и заставил Алека убрать камеру в чехол.

Я повернулся к ним спиной и попросил оставить меня у могилы одного.

После долгих пререканий они наконец ушли и оставили меня. Только после этого я смог отдать дань памяти матери в относительной тишине и покое.

Я посидел возле ее надгробия, думая о том, что она рядом. С чувством глубокой печали я побрел к лимузину.

Мы вернулись в отель в полном молчании.

Той ночью я не мог заснуть. Меня глубоко ранило то, что сестра использовала могилу матери для съемок, а ее смерть – для своего шоу.

Я был в ужасе от того, на что готова Мадонна ради саморекламы и карьеры. Я боялся, что она больше не осознает никаких границ. Она была готова использовать ради рекламы все и всех. Все были лишь ступеньками на лестнице к успеху – в том числе и наша мать.

Если Мадонна и действительно горюет из-за смерти матери, эти чувства в ее душе давно погребены под ее чудовищным эго, давно стали частью ее легенды, ее суперзвездности. Может быть, сегодняшнее представление было способом справиться со своим горем... Может быть...

Я понимал, что для Мадонны больше нет ничего святого. Она потеряла уважение даже к нашей умершей матери, которую совершенно спокойно и беззастенчиво использовала в собственном фильме. А ведь для меня не было ничего более священного...

Мы с Мадонной больше не говорили о сцене на кладбище. В этом не было смысла. Уверен, что она так и не поняла бы, почему ее поведение так меня оскорбило. Я постарался справиться с гневом. К счастью, расписание турне было настолько напряженным, что у меня просто не было времени анализировать свои чувства или вести с сестрой серьезные разговоры. Из Понтиака мы направились в Вустер, оттуда в Лендовер и Вашингтон. У нас был концерт в «Нассау Колизеуме» в Нью-Иорке и Филадельфии. Заканчивалась американская часть турне в Ист-Резерфорде на стадионе «Мидоулендс Арена». Здесь Мадонна дала два концерта с полным аншлагом, а потом еще и третий в память умершего в начале года Кейта Хэринга. Третий концерт был благотворительным, Мадонна передала 300 тысяч долларов в американский Фонд борьбы со СПИДом.

30 июня 1999 года начались гастроли в Европе. Турне «Blond Amdition» открывалось концертом в шведском городе Гетеборге. 3, 4 и 5 июля Мадонна дала три аншлаговых концерта в «Пале Омниспорт де Пари» в Париже. Все это время мы жили в отеле «Риц» на площади Вандом.