Текст книги "Жизнь с моей сестрой Мадонной"

Автор книги: Кристофер Чикконе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

– Мне нравится этот интерьер, – сказал я.

Мадонна слабо улыбнулась.

Она еще не оправилась после схваток.

Мадонна сказала, что врачи собираются делать ей кесарево сечение.

– Ты этого хочешь? – спросил я.

– Они считают, что это лучший выход. Они хотят убедиться, что с ребенком все будет в порядке. Думаю, надо соглашаться.

Я сказал, что нужно делать то, что ей кажется правильным. Мадонна не выглядела испуганной. Ей хотелось, чтобы все поскорее закончилось.

Не могу дождаться, когда этот ребенок наконец родится. Потом ее настроение изменилось. Как бы мне хотелось, чтобы со мной была мама.

– Мне тоже этого хотелось бы, – кивнул я. – Она была бы счастлива, что у тебя родится ребенок. Она бы увидела свою внучку...

За дверями по коридору бродил Карлос. Лиз тоже приехала, а с ней Каресс и Мелани. Около полудня Мадонну увезли в операционную. Мелани предложила мне поехать домой и дожидаться новостей там.

В четыре Мелани позвонила и сказала, что Мадонна только что родила девочку, Лурдес, нашу Лолу. Врачи сделали кесарево сечение. Вес девочки был около трех килограммов. Меня охватило чувство облегчения и огромной радости.

На следующий день я приехал навестить Мадонну дома. Я привез ей гардении, а для Лолы – трехколесный велосипед, на котором она сможет кататься, когда подрастет.

Входя в дом, я испытывал двойственные чувства. Мне очень хотелось увидеть свою племянницу, но было не очень приятно приезжать в Кокерхэм – единственный дом Мадонны, который оформлял не я, а кто-то другой. Раньше мне нравились интерьеры домов Мадонны, но сейчас я чувствовал себя изгоем.

Одноэтажный дом был построен в испанском стиле. Мне достаточно было мельком взглянуть на интерьеры, и я сразу понял, что Мадонна просто перевезла сюда мебель, которую мы покупали для Кастильо. Кто-то другой отбирал эти вещи и расставлял по своему усмотрению. Впервые в жизни дом Мадонны показался мне совершенно чужим. Но я был рад тому, что в гостиной висит моя картина – портрет Евы. Я подумал, что это хороший знак. Значит, Мадонна все же хочет, чтобы я был частью ее жизни.

Я прошел в спальню Мадонны увидеть ее и познакомиться с Лолой.

Мадонна выглядела очень усталой. Она сразу же передала мне Лолу.

Познакомься, Лола, это твой дядя Кристофер. Привет, Лола, ты очень красивая, – пробормотал я. Думать я мог только о том, чтобы не уронить ребенка.

С чувством облегчения я передал девочку Мадонне и спросил, как она себя чувствует.

– Я совершенно без сил. У меня такое чувство, словно я родила арбуз.

Потом она показала мне разрез на животе. Он был таким маленьким, просто невероятно. Не больше пяти-шести дюймов. Я не мог себе представить, чтобы через такой крохотный разрез можно было достать ребенка.

Увидев, что Мадонна буквально засыпает, я потихоньку вышел.

По дороге домой я вспоминал, как радостно было видеть сестру, какой прелестный ребенок Лола. И в то же время я пони мал, что теперь наши отношения с Мадонной изменятся еще сильнее.

Расстояние между нами еще больше увеличилось. Я больше не чувствовал той близости, как раньше. Впервые в жизни я не имел отношения к дому сестры, и у меня не было в нем собственной комнаты. Мадонна всегда была для меня ближе остальных членов семьи, но я чувствовал, что наша связь ослабевает. Я был счастлив оттого, что у нее появилась собственная семья, как она всегда и хотела. И все же мне было грустно, потому что старое «мы» исчезло. Мне страшно недоставало Дэнни. Я постоянно о нем думал. Я чувствовал себя обездоленным и одиноким.

День благодарения 1996 года. Родители прилетели увидеть Лолу. Вся наша семья собралась в доме Мадонны. Приехали даже старшие братья. Мы с Мелани готовили еду. Мадонна поминутно забегала проверить, все ли в порядке. Хотя основные заботы мы взяли на себя, Мадонна все же нервничала.

Я накрыл стол. Мадонна крутилась возле меня. Я чувствовал, что с ней что-то происходит. Я пошел в кухню и принес масло в масленке. Мадонна посмотрела на масленку и скривилась:

– Какого черта ты принес на стол масло, Кристофер? – закричала она.

Меня изумил ее тон – именно этот тон я слышал на своем автоответчике несколько месяцев назад.

Но, Мадонна, – терпеливо объяснил я, – у нас же будет хлеб. Значит, на столе должно быть и масло. Но в пище и так достаточно масла. На столе маслу не место.

Мадонна схватила масленку. Я выхватил у нее масло.

Я хочу намазывать хлеб маслом. И все остальные тоже. А я не хочу!

Она вырвала у меня масло и выскочила из комнаты.

Пока она не видела, я поставил масло обратно на стол. Мне стало ясно, что Мадонна все еще не простила меня за тот факс. Мои извинения были фальшивыми, и таким же фальшивым было ее прощение. Я думал, что справился с ней, но понял, что на самом-то деле она очень искусно справилась со мной. Мы обманывали друг друга. Она все еще злилась на меня, и с того момента наши отношения изменились до неузнаваемости.

Тем не менее, не считая инцидента с маслом, День благодарения прошел совершенно спокойно. Я зашел в спальню Мадонны повидать Лолу в ее колыбельке. Спальня была очень женственной, гораздо более женственной, чем любая другая комната Мадонны: в розовых и кремовых тонах, с шелковыми шторами. Все было красиво и уютно. После ужина мы с Мелани немного посплетничали о Мадонне на кухне. А потом все разъехались по домам.

Несмотря на инцидент в День благодарения, Мадонна все же пригласила меня на Рождество. На этот раз мы не ссорились.

Конец 1996 года Мадонна посвятила рекламе «Эвиты». Я считал этот фильм вполне достойным и думал, что Мадонна получит премию. Но зрители не спешили в кинотеатры. 24 марта 1997 года состоялось вручение «Оскаров». Мадонна предложила мне стать ее спутником на церемонии. Она уже получила «Золотой глобус» как лучшая актриса, снявшаяся в художественном фильме, мюзикле или комедии. Но я был глубоко разочарован, узнав, что ее даже не номинировали на «Оскара».

На церемонии Мадонна спела песню «You Must Love Me», написанную Тимом Райсом и Эндрю Ллойдом Уэббером. Именно эта песня была признана лучшей. Мадонна была счастлива, и я радовался за нее.

Когда программа «Madonna: The Girlie Show – Live Down Under» вышла на DVD, я смог погрузиться в приятные воспоминания о нашей совместной работе. Но теперь моя жизнь из менилась. Я принимал наркотики пару раз в неделю, и Мадонна узнала об этом.

Она позвонила мне и сказала:

– Я слышала о тебе ужасные вещи. Ты что, подсел на кокаин?

Я так не думал, о чем честно и сказал.

Мадонна бросила трубку. Думаю, она мне не поверила.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Старшая Сестра смотрит на тебя.

Перефразировано из « 1984 »

Джорджа Оруэлла

В мае 1997 года я снимал свой седьмой музыкальный клип. На этот раз мы с Долли Партон записывали песню «Peace Train». На встрече Долли отнеслась ко мне очень дружелюбно. На ней было облегающее платье, но с длинными рукавами. Пожалуй, я никогда не видел, чтобы ее руки были открыты. Она сказала, что не хочет, чтобы за ней танцевал целый кордебалет. Я спросил, как собирается танцевать она сама.

– Я двигаюсь, а не танцую. Да и крупновата я немного... – ответила она.

До начала съемок Долли попросила меня отправить машину в аэропорт за ее специалисткой по парикам и вторую за самими париками.

В одном фрагменте клипа Долли должна была ехать на тележке перед стеной. Я не хотел, чтобы стена была слишком высокой, поэтому позвонил Сэнди Галлену, менеджеру певицы, и спросил, какого она роста. Он пообещал перезвонить мне.

Через несколько часов он сообщил:

– Рост Долли – пять футов девять дюймов в парике и на шпильках.

Значит, без парика и каблуков в ней всего пять футов три дюйма.

В день съемок я приехал на площадку в пять утра. К шести приехала специалистка по парикам. К тому же времени на другой машине привезли сами парики. Долли приехала в семь в полном макияже, костюме и парике. Два часа она провела в своем трейлере, где гример наносил ей грим. Он ушел, и настала очередь дамы с париками.

Долли никогда не появляется в одном и том же платье дважды. Для съемок она подготовила три платья одинакового фасона: длинные рукава, глубокое декольте, облегающий лиф.

Работать с ней было очень просто. Она любила отпускать грубоватые шуточки. Как-то раз Долли сказала:

– Я это не только соски. Мозги у меня тоже имеются.

Ей было трудно двигаться на площадке из-за очень высоких каблуков и огромного парика. Но мы добродушно подшучивали друг над другом, и все шло как по маслу.

Мы сделали перерыв на обед. Долли сидела между мной и моим продюсером Мишель Эбботт. Крохотная Долли, поражавшая всех своей осиной талией, заказала жареного цыпленка с капустой. Мишель спросила, как ей удается так питаться и оставаться настолько стройной.

– Ну, – задумалась Долли, – я всегда немного оставляю на тарелке для ангелов.

Для клипа мы заказали несколько голубей, которых доставил на площадку их владелец. Долли должна была держать птицу в руках, а потом выпускать ее. Но голуби отказывались лететь. Хозяин подавал Долли голубя, она выпускала его, и он тут же садился на землю. Он снова подавал ей птицу, она подбрасывала ее в воздух, но птица сразу же садилась.

– Я сунула палец ему в задницу, – пошутила Долли, – но это ему, видимо, понравилось.

Работать с Долли было очень приятно. Мы от души веселились, все было отлично. На следующее утро я нашел на автоответчике сообщение от нее: «Привет, Крис! Я просто хотела сказать, что прекрасно провела вчерашний день». Этот поступок поразил меня до глубины души. Впервые в жизни актер, которому я делал клип, поблагодарил меня.

Вскоре после этого я предложил Долли записать альбом вместе с Мадонной. Каждая могла бы исполнить по пять хитов друг друга. Долли сказала, что ей нравится эта идея. Мадонна же ответила сухо:

– Я об этом подумаю.

Я понял, что она не собирается этого делать. С Карлосом они разошлись, и это меня не удивило.

А тем временем я освоил еще одну профессию. На этот раз я стал сценаристом. Сначала я прочел книгу об основных правилах написания сценариев и приступил к работе. Я знал, что можно пойти на специальные курсы, но не хотел этого делать. Я решил пойти обычным для себя путем: нырнуть в новую затею безо всякой подготовки. Такой подход всегда стимулировал мое творческое начало.

Для своего сценария я выбрал необычный сюжет. Как-то раз я видел документальный фильм о женщине-матадоре по имени Кристина. Сначала я написал небольшой рассказ, действие которого разворачивалось в Севилье, и отправил его Мадонне.

Она позвонила мне и сказала:

– Какой хороший рассказ. А ты был в Севилье?

Я никогда не был в Севилье.

– Я была и нахожу, что ты великолепно описал этот город.

Что ты собираешься делать с этим рассказом?

Я объяснил, что собираюсь написать сценарий.

Мадонна одобрила мое решение и предложила мне место на своей студии «Маверик Рекордз» в Голливуде. Я был ей чрезвычайно признателен.

Над сценарием я работал четыре месяца. Когда работа была закончена, я отправил сценарий Мадонне и спросил, не хочет ли она помочь мне с финансированием. Она отказала. Я был очень расстроен. Как исполнительный продюсер, она с легкостью могла бы профинансировать мой фильм, но ей просто не хотелось ввязываться. Ее отказ огорчил и смутил меня. Но когда разочарование прошло, я понял, что совершил обычную ошибку. Мне так хотелось, чтобы сестре понравился мой сценарий, что ошибочно принял сестринский энтузиазм и поддержку за готовность продюсировать картину.

В мае 1997 года Наоми, Кейт и Джонни Депп сняли дом в Каннах. Фильм с участием Деппа «Храбрец» входил в программу Каннского кинофестиваля. Наоми пригласила меня во Францию и щедро предложила оплатить все расходы. Я отправился на Лазурный Берег. Кроме меня, в доме гостили братья Галлахер («Оазис») и Map Джейкобе. Через пару дней мы все, за исключением Джонни, который просто курил марихуану, очень сдружились и отлично проводили время.

11 мая на открытии ресторана «Планета Голливуд» я познакомился с Деми Мур. Мы сразу понравились друг другу. На открытии выступал Игги Поп. Когда он пел, то случайно брызнул слюной на Кейт. Я же успел увернуться. В тот момент Кейт пила шампанское прямо из бутылки, так что ничего не заметила.

Всей компанией – Кейт, Наоми, Деми, Харви Вайнштейн и Джонни Депп – мы отправились в номер Деми в «Отель дю Кап». Наоми танцевала, подражая Тине Тернер, Джонни и Харви затеяли серьезный разговор о том, почему Харви не хочет распространять фильм Джонни. В конце концов Харви ответил откровенно:

– Потому что он плохой!

В тот же вечер Деми предложила мне утром отправиться вместе с ней в Париж. Я сказал, что все мои вещи у Наоми и Кейт. Деми послала кого-то упаковать мой багаж и доставить чемоданы в отель. Этот поступок произвел на меня огромное впечатление.

Мы веселились всю ночь. Все оторвались на полную катушку. Примерно в четыре утра я почему-то решил принять ванну. Я открыл воду и напрочь забыл об этом. Помню только чемоданы Деми от «Луи Вюиттон», которые плавали по комнате. Я чувствовал себя полным идиотом, но Деми страшно веселилась. Персонал отеля быстро убрал номер. Утром на частном самолете мы отправились в Париж и отлично провели там время.

С того дня мы с Деми очень сблизились. 5 июня 1997 года я сопровождал ее на благотворительный вечер в Фонд борьбы со СПИДом, который был организован Гуччи. После этого мы хотя бы раз в неделю куда-то ходили вместе. Она мне очень нравилась, но меня слегка пугала ее чрезмерная увлеченность эзотерикой. Она всегда носила с собой колоду карт, напоминавших карты таро. Деми предлагала мне погадать, твердила, что карты покажут будущее, но меня это не интересовало. Я жил только настоящим.

В прошлом у Деми были проблемы с наркотиками и алкоголем. Она успешно вылечилась, но некоторые зависимости у нее остались. Деми жить не может без кофе «Red Bull» и сушеных зеленых яблок. Как-то вечером мы отправились ужинать к «Бенвенуто» в Санта-Монику. С собой Деми захватила две банки «Red Bull». Она заказала пасту, не стала ее есть, выпила свои банки, потом чашку кофе и начала со страшной скоростью курить «Marlboro».

Иногда к нам присоединялись ее подружки, и мы все вместе отправлялись к трансвеститам в клуб на Ла-Бреа. Деми часто поднималась на сцену и танцевала с трансвеститами. Ей нравилось танцевать и со мной тоже. На Рождество она прислала мне черно-белую открытку с изображением маленького мальчика в костюмчике и галстуке-бабочке, который танцевал с пупсом. В открытке Деми написала: «Чтобы было с кем потанцевать, когда меня нет рядом». К этому времени мы с ней понастоящему подружились. Пожалуй, даже слишком по-настоящему. – Ты уверен, что на самом деле гей, Кристофер? – постоянно спрашивала меня Деми. – Не хочешь изменить ориентацию ради меня?

Позже, когда я познакомился с Фарой Фосетт и мы стали общаться, она тоже задавала мне этот вопрос.

Не знаю, насколько всерьез они это говорили, но у меня действительно был опыт сексуального общения с женщинами, которые влюблялись в меня. Еще в колледже меня не раз пытались затащить в постель. Впрочем, успех ожидал немногих.

Но благодаря Деми журналисты начали задумываться над моими сексуальными предпочтениями.

Как-то в субботу вечером, когда я устраивал прием в «Атлантике», Деми приехала в сопровождении трех или четырех подружек. Как всегда, около одиннадцати мы освободили центр ресторана, диджей включил музыку, и мы все – в том числе и владельцы ресторана – танцевали до упаду. Все очень веселились.

Около трех ночи Деми, которая пить бросила, но повеселиться любила, убедила меня подняться на черную гранитную стойку бара и станцевать с ней.

Меня не пришлось долго уговаривать. Я вскочил на стойку, и мы начали танцевать. Деми стянула с меня рубашку, зашла сзади и в танце страстно прижалась ко мне.

Во время частных вечеринок мы всегда запирали двери и опускали плотные шторы, чтобы создавалось впечатление, что ресторан закрыт. Но по закону подлости той ночью одна из штор оказалась приоткрытой ровно настолько, чтобы предприимчивый папарацци сумел сделать снимок. Я этого не заметил.

На следующее утро я шел по Лос-Анджелесскому аэропорту, собираясь лететь в Нью-Йорк. Краем глаза я заметил свою фотографию на обложке «Нэшнл энкуаерер». Я подошел к киоску и понял, что украшаю собой еще и обложку «Стар».

На обеих обложках красовались наши с Деми снимки, когда мы танцевали на стойке бара в «Атлантике». Один из таблоидов снабдил фотографию кричащим заголовком: «Три утра. Никакого Брюса, никаких бюстгальтеров, никаких проблем». Второй заголовок был еще более броским: «Большая ночь Деми в обществе брата Мадонны».

Я был расстроен. Деми могла подумать, что все это устроил я, чтобы привлечь внимание к ресторану. Естественно, у меня и в мыслях этого не было. Я боялся, что Деми мне не поверит и перестанет мне доверять. Я был ни в чем не виноват. К счастью, Деми мне поверила.

Если бы не эта мысль, то я смог бы в полной мере насладиться неожиданной известностью. В течение одной недели моя фотография появилась на обложках «Энкуаерер» и «Стар». Несколько дней я чувствовал себя звездой, и мне это понравилось. В конце концов, я же был братом своей сестры.

5 июля 1997 года безумный убийца Эндрю Кьюненен застрелил знаменитого модельера Джанни Версаче. Убийство произошло перед особняком модельера на Оушен-Драйв в Саут-Бич. Мы с Мадонной были глубоко потрясены этим бессмысленным преступлением. Всего несколькими неделями позже мы с глубоким прискорбием узнали о гибели принцессы Дианы в Париже. Мы вспоминали, как преследовали папарацци наш кортеж в том же туннеле Альма. Мы поняли, что только Бог уберег нас тогда...

8 сентября 1997 года мы с Мадонной присутствовали на церемонии в память Джанни Версаче, которая проходила в художественном музее Метрополитен. Между Мадонной и Джанни всегда были чисто деловые отношения. Они не были близкими друзьями. Но мы решили отдать дань уважения его памяти и отправились на мемориальную церемонию.

Церемония проходила в храме Дендары. Зал был украшен великолепными белыми цветами. Мадонна прочла стихотворение, посвященное памяти Джанни. Элтон Джон и Уитни Хьюстон спели. На церемонии присутствовали многие супермодели – Стефани Сеймур, Кристи Тарлингтон, Хелена Кристенсен, Синди Кроуфорд, Наоми Кэмпбелл и Амбер Валлетта. Пришли также Донна Каран, Кэлвин Клайн, Том Форд, Ральф Лоран и Марк Джейкобе.

Речь произнесла сестра Джанни, Донателла. Это было ее первое публичное выступление после убийства. Она рассказала о том, какое сильное влияние Джанни оказал на нее и ее брата Санто. «К тому времени, когда Джанни позвал Санто и меня в свой мир, мы уже были его частью. Он позволял мне такое, от чего бледнела наша мать... Я улыбаюсь, вспоминая те приключения, какие выпадали на долю его младшей сестренки... Каждый раз Джанни просил меня сделать что-нибудь, что казалось просто невозможным. Я говорила, что не могу сделать этого, а он убеждал меня, что это мне по силам. Я пробовала, и у меня получалось. Он всегда был самым замечательным и необыкновенным человеком из всех, кого я знала. И он всегда был моим самым лучшим другом».

Слушая Донателлу, я не раз смахивал слезу. Почти то же самое я мог бы сказать о Мадонне – если бы не последние слова Донателлы: «Несмотря на то, что он был гением, рядом с ним никто и никогда не чувствовал себя малозначительным человеком. Он умел зажигать своим светом окружающих». Речь была очень трогательной. Я испытывал глубокое сочувствие к Донателле.

После церемонии она пригласила нас в свой особняк на Пятой авеню. Как и дом в Майами, пятиэтажный особняк Версаче на Манхэттене был выдержан в неоклассическом стиле – обилие позолоты и мрамора, черные мраморные полы, картины Пикассо на стенах. Дом выглядел очень формально. В нем трудно было расслабиться.

Мы с Мадонной присоединились к группе гостей в небольшом саду. Все расселись в кружок на прозрачные пластиковые кресла. Мадонна сидела справа от меня, а слева оказалась женщина, более всего напоминающая бомжиху. Мадонна шепнула мне, что эта бомжиха Лиза Мария Пресли. Я не поверил, но, присмотревшись, понял, что рядом со мной действительно сидит дочь Элвиса.

Потом появился Паваротти. Хотя его все узнали, он всё равно представился.

– Здравствуйте, я Паваротти, – объявлял он каждому из нас. – Здравствуйте, я Паваротти.

Пришла и Кортни Лав. Мадонна старалась держаться от нее подальше, потому что всегда считала Кортни сумасшедшей. Мы с Кортни немного поболтали, и она сказала:

– Наши с Мадонной отношения напоминают отношения между Джоан Кроуфорд и Бетт Дэвис. Я только не могу понять, кто из нас кто.

Я улыбнулся и пожал плечами.

Примерно в половине одиннадцатого Мадонна уехала. Она всегда ложилась спать ровно в одиннадцать. Я остался.

К этому времени Донателла переоделась из черного костюма в белые джинсы и белую рубашку. На ее лице не было слез, но все же она скорбела. Она присела рядом со мной, а потом извинилась и вышла.

Я поднялся наверх в ванную комнату.

Проходя мимо одной из гостевых спален, я увидел Кортни в бежевом шелковом мини-платье на тонких бретельках. На голове у нее, как всегда, творилось что-то невообразимое. Она печально сидела на кровати.

Кортни была совершенно одна. Я присел рядом с ней, и мы разговорились. Потом она достала пакетик кокаина – примерно на пол-унции.

– У меня есть кокаин, – сказала Кортни. – Но я никогда его не пробовала. Хочешь присоединиться?

Я с трудом сдержал смех.

– Ты никогда не пробовала кокаин?

Нет, никогда. Хочешь, я тебя научу?

Кортни кивнула. И я показал ей, как делать дорожки. Я был уверен в том, что она прекрасно все знает, но решил ей подыграть.

И мы расслабились вместе.

Потом появилась Донателла. Она направлялась в холл, обставленный черными кожаными диванами, где на полу лежал белый ковер из норки. Мы присоединились к ней. Я нарушил свое правило никогда не делать дорожек. Мы стали вдыхать кокаин вместе. Мне было совершенно ясно, что наркотики помогают Донателле справиться со своим горем от потери брата.

Каждый раз, когда Кортни делала дорожку, она объявляла:

– Вот, я делаю это во второй раз. А теперь в третий. А теперь в четвертый...

В конце концов, мне это надоело.

– Кортни, – сказал я, – перестань считать.

Донателла твердила:

– Крииистофер, Крииистофер, поставь мне «Свечу на ветру».

Я поставил этот диск. Когда музыка отзвучала, Донателла попросила поставить диск сначала.

– Крииистофер, Крииистофер, поставь его еще раз, еще раз для меня, Крииистофер...

Я поставил. А потом еще раз. И еще. Все это время Кортни продолжала считать:

– Это мой пятидесятый раз... А это – пятьдесят пер вый...

Кто-то позвонил в дверь. Это был Эд Нортон, с которым Кортни в то время встречалась.

– Кристофер, – сказала она, – скажи ему, что я сплю.

Я отказался. Потом я понял, что пора покинуть эту сюрреалистическую вечеринку и вернуться в реальность. Я ушел.

14 октября 1997 года Деми пригласила меня быть ее спутником на премьере фильма «Солдат Джейн». Я слегка нервничал – не мог забыть фотографии, сделанные в «Атлантике». Эти снимки вполне могли потрепать нервы мужу Деми, хоть к тому времени они уже расстались. Брюс Уиллис тоже должен был присутствовать на премьере.

Мне не хотелось, чтобы у кого-то оставались сомнения насчет характера наших отношений с Деми или моей сексуальности. Когда меня представили Брюсу, я сказал:

– Не хочу, чтобы ты думал, что у меня роман с твоей же

ной. И вообще я голубой.

– Не беспокойся об этом, – махнул рукой Брюс.

Незадолго до знакомства Деми с Эштоном я был на Манхэттене. Деми с Брюсом тоже были в Нью-Йорке. Деми пригласила меня в свою квартиру на Сан-Ремо. Я сказал, что на следующий день лечу в Лос-Анджелес, а она ответила, что они с Брюсом улетают в Айдахо. Деми останется там с детьми, а Брюс полетит в Лос-Анджелес. Не хочу ли я присоединиться к ним? Я с радостью согласился.

Частный самолет был очень удобным – с диванами, столовой, отличным баром, кухней, большой ванной. Можно было курить в любом месте, что мне особенно понравилось.

Я предлагал Мадонне купить собственный самолет, чтобы иметь возможность летать в любое время и любое место. Но она ответила:

– Это слишком дорого. Я не собираюсь тратить свои деньги на самолеты. И он мне не нужен! Я всегда могу пользоваться самолетом компании «Уорнер».

Так оно и было. Мы часто летали на этом самолете вместе.

Мы с Деми сначала болтали, потом играли в карты. С Брюсом мы не перемолвились и словом. Самолет приземлился в Сан-Вэлли. Деми и Брюс уже разошлись и жили в разных домах. Деми поехала домой одна. Пока самолет дозаправлялся, мы с Брюсом поехали на его джипе к нему – ему нужно было кое что захватить в Лос-Анджелес. Брюс показал мне маленький театр, который он восстановил, и другую собственность. Он показался мне хорошим парнем, только очень несчастным. Чувствовалось, что он тяжело переживает разрыв с Деми. Мы подъехали к его дому. Я остался в машине. И тут я понял, что дом Брюса находится прямо напротив дома Деми.

Хотя лететь до Лос-Анджелеса было недалеко, в салоне самолета повисло неловкое молчание. Мы курили, листали журналы. Тот короткий перелет показался мне целой неделей. Когда мы приземлились, Брюса уже ожидал его «Бентли». У меня была своя машина. Мы разъехались в разные стороны.

Брюса и Деми я увидел снова, когда они привезли свою дочь в музыкальную школу в Траверс-Сити, штат Мичиган. Я как раз навещал родных. Они позвонили и спросили, можно ли им приехать. Я с удовольствием показал им виноградник. А потом Брюс познакомился с одной из блондинок, работавших в дегустационном зале, и начал отчаянно флиртовать. Деми куда-то вышла. Я попросил Брюса не заигрывать с персоналом.

Через три недели он мне позвонил.

Помнишь ту блондинку, с которой я разговаривал? Мне бы хотелось с ней встретиться. Ты не скажешь ей об этом? Конечно, какие могут быть проблемы, – удивленно ответил я.

Я позвонил отцу, спросил, как зовут девушку, и перезвонил ей.

– Послушай, – сказал я, – это может показаться странным, но Брюс Уиллис хочет назначить тебе свидание. Его дочь учится в Траверс-Сити, и он часто там бывает. Ты хочешь с

ним встретиться?

Девушка отказалась, сказав, что у нее уже есть приятель. Я предложил на время забыть об этом, но она просто рассмеялась.

Я рассказал об этом Брюсу.

– Жаль, – вздохнул он.

Не думаю, что ему действительно было жаль. В конце концов, он был знаменитым Брюсом Уиллисом и недостатка в романтических знакомствах не испытывал.

Через год он снова позвонил мне и спросил про ту же девушку – не рассталась ли она со своим другом и не хочет ли встретиться.

И все повторилось снова.

Брюс позвонил мне еще через год.

Блондинка все еще была со своим другом, так, что Брюсу ничего не обломилось.

Я все еще продолжал рисовать. Как-то раз в Майами, когда мы обедали с Ингрид, я познакомился с четырнадцатилетним школьником-колумбийцем, Эстебаном Кортасаром. Его родители были художниками. Эстебан сказал мне, что, когда вырастет, станет модельером. Я почувствовал в нем искру божью – он напомнил мне юную Мадонну. Доверившись инстинкту, я пригласил Эстебана поужинать с нами – с Мадонной и Брюсом Вебером.

Пролистав альбом Эстебана, я понял, что предчувствие меня не обмануло – у него был очень оригинальный талант. Я сказал мальчику, что верю в его блестящее будущее и хочу снять о нем фильм. Проект должен был занять лет десять. Родители согласились, и я устроил торжественный ужин. Я пригласил тех, кто был очень близок Эстебану, и снял интервью с ними. В течение десяти лет я каждый год устраивал такой ужин, а также снимал Эстебана в ответственные моменты его жизни.

На момент написания этих строк Эстебана назначили руководителем отдела женской одежды в модном доме Унгаро. Я очень горжусь им. Мне принятно сознавать, что моя вера в Эстебана оправдалась.

В День благодарения Мадонна сказала, что я могу пригласить друзей в дом на Коконат-Гроув. Сама она после рождения дочери практически там не бывала. Ко мне приехали Деми,

Кейт и Наоми, а также Барри Дилер. Я понимал, что общение со знаменитостями меня затянуло. Конечно, было интересно, но все же я чувствовал себя очень одиноким.

В начале 1998 года Мадонна позвонила и сказала, что собирается в турне. Она попросила меня приехать в Кокерхэм, чтобы все обсудить. Перспектива нового турне меня очень обрадовала. Я захватил свой альбом. После турне «Girlie» я стал собирать фотографии и делать заметки, которые могли бы быть полезны в будущем.

Мы с Мадонной подробно обсудили новое турне. Я предложил установить на сцене большое дерево, листва которого меняла бы цвет, символизируя смену времен года. Песни Мадонны могли бы идти параллельно этой смене. Идея Мадонне понравилась. Она взяла мой файл с описанием этой идеи. Я был в восторге. Меня охватила эйфория от предчувствия новой работы вместе с сестрой. Я не мог дождаться, когда же начнутся репетиции. Через несколько недель Мадонна позвонила и сказала, что решила отложить турне. Я был глубоко разочарован.

Впрочем, говорить о своих чувствах я не стал. 1 июля 1998 года Мадонна пригласила меня на концерт «Спайс герлз» в Медисон-сквер-гарден. Она собиралась идти с дочерью. Я был счастлив.

Мы приехали в последнюю минуту. Когда зрители увидели Мадонну, они сразу начали кричать. Мы с Мадонной сели по обе стороны от Лолы. В антракте нас пригласили за кулисы познакомиться с девушками.

Мы вошли в старую гримерку Мадонны, которая превратилась в нечто вроде девичьей спальни в школе-интернате. Повсюду валялась одежда. Девушки сидели на диване и уплетали хот-доги.

Мадонна не могла поверить своим глазам.

– Что это вы такое делаете? Как вы можете есть хот-доги с луком посреди шоу, а потом выходить на сцену и петь?

Девушки сказали, что им нет до этого дела. Мы вернулись

на свои места и увидели, что хот-доги совершенно не помешали им петь и танцевать.

– Они не умеют танцевать, – недоверчиво покачивая головой, твердила Мадонна. – Они не умеют петь. Да разве можно есть хот-доги в антракте?!

Ради Лолы мы посидели еще пятнадцать минут и ушли.

Мы с Мадонной были на «Кабаре» на Бродвее. Играли Алан Камминг и Наташа Ричардсон. Зрители сидели перед сценой, словно в старом кафе. Создавалась иллюзия участия в спектакле. Мадонне все понравилось, хотя она никогда не была поклонницей бродвейских мюзиклов.

К этому времени я написал второй сценарий «Жертвы моды» об истории серийного убийцы вроде Кьюненена, который собирался убить всех знаменитых модельеров. Я показал сценарий Мадонне. Она сказала, что у меня будут проблемы с его продвижением, поскольку я весьма своеобразно представляю индустрию моды. Я решил все же рискнуть и попытался заинтересовать своим творением продюсеров. Безуспешно.