Текст книги "Золушки"

Автор книги: Кристина Ульсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

– Да, прости! Задумалась. А предыдущая задача какая? – спросила Фредрика. – Если это – следующая?

– Найти Монику Сандер! – ответил Алекс. – Если честно, не думаю, что нам удастся разобраться в этом бардаке, пока мы не поговорим с ней.

«Бардаке»! Фредрика невольно улыбнулась, но тут же взяла себя в руки: какой ужас, как можно улыбаться, когда полиция только что нашла тело очередного ребенка!

– Ясно, будем стараться, – коротко сказала она.

– Да уж не сомневайся, еще как будем! – вздохнул Алекс.

Фредрика убрала мобильный, вернулась в квартиру и извинилась перед хозяйкой:

– Простите, это по работе, неотложный разговор.

Маргарета кивнула, принимая извинения:

– Что, второго ребенка нашли?

– Да… – немного помедлив, признала изумленная Фредрика, – да, нашли. Но это пока что неофициальная информация, и я была бы вам очень признательна…

– Да никому я не скажу, – махнула рукой Маргарета. – С кем мне разговаривать, кроме Тинтина?

– Тинтина? – переспросила Фредрика.

– Моего кота, – улыбнулась Маргарета, жестом приглашая Фредрику за стол, на котором стояли чай и булочки.

Приятный у нее голос, подумала Фредрика, хриплый, но глубокий, низковатый, но женственный. Маргарета оказалась широкоплечей, как борец, но не толстой и даже не плотной. Просто крепкой – во всех смыслах слова. И надежной, вот второе слово, с которым она ассоциировалась.

Фредрика повторила про себя, что ей известно об убитой в Йончёпинге женщине по имени Нора: сменила несколько приемных семей, душевнобольная, часто брала больничный, встречалась с мужчиной с деструктивными наклонностями – видимо, он и убил ее, Лилиан Себастиансон и второго малыша. Переехала из Умео в Йончёпинг, нашла работу и жилье, но так и не обзавелась ни семьей, ни друзьями. Фредрика решила начать сначала и спросила:

– Почему Нора попала в приемную семью?

Бабушка Норы замерла. На кухне воцарилась мертвая тишина, и Фредрике показалось, что она слышит, как Тинтин тихо мурлычет в своей корзинке.

– Знаете, я тоже постоянно задаю себе этот вопрос, – медленно ответила Маргарета и, глубоко вздохнув, сложила морщинистые руки на подоле красно-коричневого платья. Пальцы теребили плотную ткань – платье показалось Фредрике слишком теплым для лета. – Нельзя ждать от своих детей слишком многого – по крайней мере, мы с мужем этим руководствовались. Потом он умер, и я осталась одна… И все же, знаете, невозможно полностью избавиться от ожиданий. Все родители хотят, чтобы их дети выросли и стали самостоятельными. Маме Норы это, к сожалению, не удалось, а других детей у нас не было.

Маргарета замолчала. Фредрика оторвалась от своего блокнота и увидела, что собеседница плачет.

– Если хотите, можем сделать перерыв, – неуверенно спросила она.

– Не надо, – утомленно покачала головой Маргарета. – Просто мне больно думать, что обеих девочек уже нет, – сказала она сквозь рыдания. – Когда умерла мама Норы, я была в страшном горе. Притом я-то знала, каково ей пришлось! Знала, как ей жилось и что ничем хорошим это бы и не кончилось! Тогда я утешала себя тем, что, по крайней мере, осталась Нора, а теперь у меня отняли и ее…

Тинтин вылез из корзинки и медленно подошел к столу. Фредрика тут же отодвинулась от него подальше – она никогда не любила кошек.

– Мама Норы рано попала в плохую компанию, слишком рано, – начала свой рассказ Маргарета, – еще в средней школе, когда умер ее папа. Приводила домой одного парня за другим. Когда она сообщила мне, что в гимназию не пойдет и станет работать, я просто вышла из себя! Она устроилась на кондитерскую фабрику, которой не существует уже много лет, но долго там не продержалась, ее уволили. Думаю, именно тогда она стала проституткой и подсела на тяжелые наркотики.

Фредрике пришла на ум допотопная, чопорная поговорка, которую вечно повторяли у нее дома: «Всякая женщина – мать, от колыбели и до старости». Интересно, касается ли это меня, подумала она. Что бы я сказала, если бы моя дочь бросила школу, пошла работать на фабрику, а потом стала проституткой?!

– Расскажите немного об отце Норы, – попросила Фредрика.

– Да что там рассказывать! – горько усмехнулась Маргарета, утирая слезы. – Им мог оказаться в буквальном смысле этого слова кто угодно. Мать Норы имени отца не назвала. При родах присутствовала только я, и слава богу! Моя дочь лишь через несколько дней согласилась взять девчушку на руки…

Солнце зашло за облака, и в квартире резко потемнело. Фредрика поежилась от холода.

– Более нежеланного ребенка, чем Нора, и представить нельзя, – прошептала Маргарета. – Мать ненавидела ее еще во время беременности, мечтала, чтобы у нее случился выкидыш, но ничего не вышло – Нора все-таки появилась на свет.

– Нежеланная, – тихо повторила Фредрика, чувствуя, как комната закачалась перед глазами.

Перед глазами стояли фотографии погибшей Лилиан Себастиансон: «Нежеланная» – вот что убийца написал ей на лбу!

– А она знала о том, что была нежеланным ребенком? – откашлявшись, спросила Фредрика, пытаясь не выдать своего возбуждения.

– Ну, конечно, знала, – вздохнула Маргарета. – Первые два года жизни Нора прожила у меня – мать и слышать о ней не хотела, но потом вмешались социальные службы и отправили ее в приемную семью. Сказали, что девочке нужна «настоящая семья». – Маргарета вцепилась в край стола. – Со мной девочке было бы хорошо! Гораздо лучше, чем постоянно переезжать из одного дома в другой! Она часто навещала меня, но что толку! Как я могла воспитать из нее человека, когда то одни, то другие приемные родители постоянно все портили?

– Вы всю жизнь живете в Умео? – спросила Фредрика.

– Да. Вы себе не представляете, Норе пришлось жить в таком количестве разных семей в этом городе! Единственное, что меня порадовало, – она все-таки закончила гимназию. Правда, класс у нее был с углубленным изучением каких-то странных предметов вроде социальной работы, но школа хотя бы немного держала ее в узде!

– А потом она нашла работу?

– Ну как сказать, – вздохнула Маргарета. – Вся в мать: покатилась по наклонной, выпивка, вечеринки, мужики. Ни на одной работе она надолго не задерживалась, все время выглядела как будто с похмелья. А потом она познакомилась с этим мужчиной…

Фредрика затаила дыхание.

– Помню даже, в каком это было году, у меня брат тогда третий раз женился – ровно семь лет назад.

Тинтин ловко запрыгнул Маргарете на колени, женщина устало погладила его и вновь заговорила:

– Сначала я решила, что Нора в кои-то веки нашла приличного мужчину: он запретил ей пить, заставил слезть с наркотиков… я решила, что он просто принц, ну прямо как в сказке про Золушку. Принц полюбил замарашку, и у той началась новая жизнь, но вскоре все изменилось, и когда я поняла, что происходит, то пришла в ужас… Я никогда его не видела, – вдруг сказала Маргарета. – Лучше уж сразу скажу, чтобы вы не надеялись, что я сейчас чудесным образом достану фотоальбом и покажу его вам.

– В любом случае эта информация представляет для нас огромную ценность, – поспешила заверить Фредрика, пытаясь скрыть разочарование: она действительно надеялась получить от Маргареты хотя бы словесный портрет подозреваемого.

Маргарета горделиво вскинула голову. А ей нравится быть в центре внимания, отметила Фредрика.

– Она познакомилась с этим мужчиной ранней весной. Как они познакомились, я точно не знаю, вроде бы он выручил ее, когда она попала в затруднительную ситуацию на улице.

– Нора тоже была проституткой?

– Господи, конечно нет, – раздраженно воскликнула Маргарета, – просто вращалась в тех кругах, что тут странного?!

Фредрике казалось, что странного здесь довольно много, но она промолчала. Поскорее бы Маргарета перешла к существу дела, взмолилась про себя Фредрика, и ее молитвы тут же были услышаны.

– Нора сразу же рассказала мне о нем, – заговорила Маргарета. – Сказала, что он психолог, очень умный и красивый. Он называл ее «избранной», «особенной» и говорил, что вместе они способны на великие свершения. Нору словно подменили, сначала я даже решила, что она попала в какую-то секту. Понимаете, я, конечно, радовалась, что у нее жизнь налаживается, но на тот момент она страдала от тяжелой депрессии, а этот мужчина говорил ей: возьми себя в руки, ведь ты на многое способна, надо только захотеть… Но ей не удалось поправиться достаточно быстро… – Маргарета замолчала, сделала несколько глубоких вдохов, а потом повторила: – Но ей не удалось поправиться достаточно быстро, и тогда он вышел из себя и избил ее до полусмерти.

По щекам бабушки вновь покатились крупные слезы. Они капали с подбородка в мягкую шерстку Тинтина.

– Я умоляла ее расстаться с ним, и наконец она решилась, – сквозь слезы сказала Маргарета. – После того, как он стал жечь ее и она попала в больницу! После этого она его бросила!

– Жечь? – прошептала пораженная Фредрика.

– Он жег ее спичками, – ответила Маргарета. – Привязывал к кровати и жег горящими спичками!

– Вы не обращались в полицию? – в ужасе спросила Фредрика, с трудом сдерживая тошноту.

– Конечно, обращались, но что толку?! Норе пришлось переехать в другой город и начать новую жизнь под другим именем.

– Подождите, вы хотите сказать, что его не осудили? Несмотря на то что Нора получила такие тяжелые травмы?!

– Я хочу сказать, что мы не знали, кто он, – резким, надтреснутым голосом ответила Маргарета. – Вы что, не понимаете?! Нора даже не знала, как его зовут. Он сказал, что она может называть его просто «Мужчина», а встречались они всегда дома у Норы.

– То есть она не знала, как его зовут, где он живет и кем работает? – недоверчиво переспросила Фредрика.

Маргарета молча кивнула.

– Но что же такое они должны были совершить вместе? Он рассказал ей?

– Они собирались наказать всех женщин, которые не любят своих детей и отказываются от них, – прошептала Маргарета. – Именно так и поступила мама Норы – сначала попыталась отказаться от дочки и так никогда и не полюбила ее.

* * *

Стокгольм называют одной из красивейших столиц, однако Алекс Рехт уставился в окно своего кабинета вовсе не поэтому. Он не знал, сколько минут сидит так и смотрит на город. Сидит и думает. Потому что после звонка Фредрики подумать было о чем.

– Он наказывает их, Нора говорила правду! – кричала в трубку Фредрика, боясь, что ее не расслышат – сеть брала скверно. – Он наказывает их за то, что они причинили вред своим детям! А девушки помогают ему, потому что у них самих было тяжелое детство! Это месть, Алекс!

– Постой, – растерянно перебил ее Алекс. – У нас же нет никаких сведений о том, что Лилиан Себастиансон или малышка подвергались насилию… если, конечно, Габриэль Себастиансон не использовал собственную дочь, – поспешно добавил комиссар, вздрогнув от одной мысли, что такое возможно.

– Нет, дело не в этом! – рьяно возразила Фредрика. – Он наказывает матерей, а не отцов! Он мстит женщинам!

– Но если мать видит, что отец делает с их дочерью и закрывает на это глаза, разве этого недостаточно?

– Возможно, – помедлив, согласилась Фредрика. – Остается только узнать, как он находит их.

– Кого «их»?

– Откуда он узнал, что у Лилиан Себастиансон проблемы дома? В полицию по этому поводу никто не обращался! А малышка? Откуда ему знать, что с ней что-то не так? Если это, конечно, правда…

– Наверное, мы упустили кого-то из их общих знакомых! – взволнованно воскликнул Алекс.

– Не факт. Возможно, он присутствует лишь на периферии их жизни, поэтому мы его и не замечаем!

– Может, в школе работает?

– Ну, малышка-то уж точно в школу не ходила, – заметила Фредрика.

Алекс нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.

– Петер уже вернулся от психолога? – спросила Фредрика.

– Нет, – ответил Алекс. – Думаю, они как раз сейчас беседуют.

– По-моему, нам стоит еще раз поговорить с Сарой Себастиансон и мамой малышки, – предложила Фредрика.

Алекс со злостью взглянул в окно – хватит уже глупостей!

– Надо браться за дело всерьез, Фредрика. Всерьез! И черт нас побери, если мы не найдем этого общего знаменателя!

Задача на самом деле не из легких, думал Алекс, закончив разговор. Будем рассуждать логически: что нам, собственно, известно? Он подытожил про себя информацию, полученную от Фредрики, – надо срочно сообщить ее Петеру, пока он еще не начал беседовать с этим американским спецом. Свежий взгляд, конечно, не повредит, но вообще-то Алекс сомневался, что стоит привлекать к расследованию дополнительных специалистов.

Комиссар взглянул на лежащие перед ним бумаги. На одном листе он попытался нарисовать схему со всеми имеющимися на данный момент версиями. Вышло не настолько красиво, как хотелось бы, но для личного пользования, как подспорье для размышлений, вполне годится.

Как там сказала Фредрика? Месть?

Месть? Неужели это и есть истинный мотив?

– Ладно, – тихо произнес Алекс, обращаясь к самому себе. – Давай еще раз спокойненько все обдумаем. Что нам известно? Что нам необходимо узнать?

Известно следующее: убиты два ребенка разного возраста. Никакой связи между детьми нет. Натали удочерили, Лилиан – нет. У родителей Натали – прекрасные взаимоотношения, родители Лилиан Себастиансон разошлись и ожидают бракоразводного процесса. Родители Натали – типичный средний класс, отец Лилиан – из богатой семьи, а мать – средний класс в лучшем случае.

Следственная группа бросила все силы на то, чтобы найти возможные точки соприкосновения между двумя семьями, но до сих пор ничего не нашла.

Алекс вывел на листе бумаги: «Он наказывает матерей. Вероятно, за то, что они тем или иным образом предали своих детей. Вероятно, за то, что они отказались от них».

Итак, надо сосредоточиться не на детях, а на их матерях. Детей убили за грехи их матерей.

У Алекса из головы не шла фраза «за то, что они отказались от них». В каком смысле Сара Себастиансон могла отказаться от Лилиан? И почему в таком случае убийца выбрал своей жертвой девочку, а не ее мать?

Еще одна непонятная деталь – выбор убийцей мест, где были обнаружены тела детей. Лилиан он оставил перед больницей в Умео, Натали – на полу ванной комнаты в Бромме. Во многих отношениях престранный выбор. Во-первых, туда довольно сложно подкинуть труп и остаться незамеченным. Во-вторых, никакой логики! Ведь никто из детей не был никоим образом связан с местами, где обнаружили тела!

Единственное, что объединяет оба убийства, думал Алекс, это способ, которым дети были похищены и убиты: сначала убийца похищает ребенка, потом подкидывает маме посылку с одеждой и волосами и вскоре оставляет тело ребенка в каком-нибудь странном месте, где его обязательно кто-нибудь обнаружит.

– Ничего не понимаю! – вслух произнес Алекс. – Ровным счетом ничего!

Его размышления были прерваны стуком в дверь – зашел один из молодых следователей уголовной полиции, которых недавно подключили к расследованию.

– Мы ненадолго заехали к Маргарете Грегерсдоттер и ее мужу, как вы просили, – сообщил он.

Алекс слегка потряс головой, пытаясь понять, о чем говорит молодой коллега. Утром они вместе с Петером ездили к родителям Натали Грегерсдоттер, чтобы сообщить им о смерти ребенка. Супруги сразу же впали в шоковое состояние и пришли в такое отчаяние, что Алекс решил, что будет лучше заехать к ним попозже. Стало быть, к ним они уже успели съездить!

– Мы показали им фотографии дома и объяснили, где обнаружили тело, – затараторил новый сотрудник с такой скоростью, что Алекс едва поспевал за ним. – Мама ребенка, Магдалена, сразу узнала этот дом!

– Как это?! – спросил Алекс.

– Она там выросла! Жила в этом доме до окончания школы, пока не съехала от родителей. Представляете, эта сволочь подкинула тело ребенка в дом ее родителей, который те продали пятнадцать лет назад!

Петер Рюд в бешенстве вцепился в руль: этим субботним днем он умудрился застрять в пробке на подъезде к Кунгсхольмену! Обычно пробки здесь бывали только в будние дни, но сегодня произошла серьезная авария, и за местом происшествия тут же выстроилась длиннющая вереница машин.

Вспомнив события прошедшей недели, Петер поежился. Кто бы мог подумать, что дело об исчезновении Лилиан Себастиансон превратится в поиски настоящего монстра? Два мертвых ребенка меньше чем за неделю! Раньше ему над такими делами работать не приходилось…

Петера бесили выхлопы других машин, проезжавших так близко, что едва не царапали лак его кузова. А еще больше, что, считай, целый час потрачен так бездарно. Единственная светлая мысль, пришедшая ему в голову за весь день, – объявить Монику Сандер в розыск под ее настоящим именем: до удочерения она звалась Елена Скорц.

Потом Петер по-быстрому допросил родителей, бабушек и дедушек Натали Грегерсдоттер, но все они растерянно отвечали, что не знают никого, кто мог бы желать им зла.

– Подумайте хорошенько, – увещевал их Петер. – Вспомните о том, что происходило много лет назад. Малейшая ссора, хоть что-нибудь!

Нет, никто из допрошенных ничего такого припомнить не смог.

И тут допросы внезапно пришлось прервать – малышку Натали нашли мертвой в ванной комнате в Бромме. Сначала Петеру пришлось вернуться к родителям девочки, а потом срочно ехать на место, где была обнаружена жертва, и руководить его первичным осмотром. Место совершения преступления, как и в прошлый раз, оставалось неизвестно.

Однако полиции было уже известно, каким способом убийца лишает детей жизни, поэтому они знали, что искать. Вызванный на место судмедэксперт сразу же констатировал, что причиной смерти с большой долей вероятности стала крошечная ранка на голове Натали – след от смертоносной инъекции. Окончательное заключение будет получено после вскрытия, но рабочая гипотеза следователей заключалась в том, что и этот ребенок умер от огромной дозы инсулина, введенной прямо в родничок. Возможно, убийца пытался так же поступить и с Лилиан, однако не сумел проколоть черепную кость?

Имелись и другие общие черты: Натали тоже нашли обнаженной, тело также обмыли спиртосодержащим раствором, на лбу та же надпись, что и у Лилиан, – «Нежеланная». Однако Натали лежала в позе эмбриона, а не на спине, как Лилиан.

«Интересно, имеет ли это какое-то значение?» – спросил себя Петер.

«Нежеланная…» Недавно Петер говорил об этом с Алексом. «Нежеланные», «дети, от которых отказались» – эти слова постоянно фигурировали в расследовании, но ни Лилиан, ни Натали вроде бы не подпадали ни под одну из этих категорий.

Вереница машин медленно ползла вперед, пробка постепенно рассасывалась. Петер чувствовал себя отвратительно: сначала идея поговорить с американским психологом показалась ему просто блестящей, да еще и приятель помог ему, по крайней мере – пообещал. Сейчас вся эта затея выглядела как-то сомнительно, только впустую потратил столько времени на дорогу до университета и обратно, думал Петер. Приятель сказал, что психолог, наверное, сможет уделить ему время после лекции, но тот отнесся к просьбе студента прохладно. Несмотря на то что полиция работает над крайне серьезным, крупномасштабным делом, воскликнул профессор, с чего они взяли, что имеют право просто так заявляться к человеку и приставать с расспросами? У него нет ни малейшего желания принимать участие в расследовании какого-то странного шведского преступления, вместо того чтобы отправиться в «Виллу Чельхаген» и спокойно пообедать.

Увы, профессор лишь подтвердил все питаемые Петером предрассудки относительно психологов вообще и американских психологов в частности: дураки, тупицы и хамы! Неприятные типы. Петер швырнул своей визиткой прямо в психолога. Идиот!

Пробка наконец-то рассосалась, Петер нажал на газ и поспешил прямиком в Управление.

Внезапно зазвонил мобильный, Петер ответил и, к своему безграничному удивлению, услышал голос американского психолога.

– Прошу прощения за то, что мне пришлось отказать вам в такой резкой форме, – извинился тот. – Понимаете, если бы я предложил свои услуги вам и вашим коллегам при студентах, то они тут же решили бы, что могут донимать меня своими расспросами столько, сколько им угодно. А я, честно говоря, не за этим сюда приехал.

Петер, так и не поняв, то ли психолог просто решил извиниться, то ли все-таки предлагает свои услуги, растерянно молчал.

Психолог тем временем продолжал:

– То есть я хочу сказать, что с радостью помогу вам. Давайте я приеду к вам в офис? Сразу после этого чертова обеда, от которого я не могу отказаться?

Петер улыбнулся.

Алекс поначалу растерялся, когда Петер позвонил ему и сообщил, что «американский профайлер» приедет к ним в Управление во второй половине дня. Но, поразмыслив, комиссар решил: пожалуй, это не повредит – сейчас им нужна любая помощь. К тому же где-то через час и Фредрика из Умео вернется!

Алекс вертел свои схемы так и этак. По крайней мере, кое-что уже вырисовывается. Преступник похищает детей, убивает их, а затем подкидывает в места, с которыми тем или иным образом связаны матери детей, причем действует он просто молниеносно!

Зачем убийца похитил второго ребенка всего через несколько дней? Он сильно рискует, совершая два столь тяжелых преступления подряд! Точнее, даже три – считая убитую в Йончёпинге женщину. Бывают, конечно, полные психи, которые делают свое дело, готовые к тому, что вскоре окажутся за решеткой. Пожалуй, «готовые» – не самое подходящее слово, на самом деле они хотятсесть, и поскорее. Неужели убийца, которого они разыскивают, совсем ненормальный?

Алекс мысленно вернулся к местам, где были обнаружены тела детей. Пусть пока неизвестно, что Сара Себастиансон делала в Умео и с кем встречалась в тот день – главное, это место сыграло в ее жизни некую роль, а значит, существует какое-то объяснение, почему тело ее ребенка обнаружили именно в Умео, а не в Стокгольме.

С годами Алекс понял, что обычно истина оказывается куда более простой, чем кажется поначалу. Отгадка всегда где-то рядом. Именно поэтому изначально он сосредоточил все свое внимание на Габриэле Себастиансоне, однако на этот раз версия не подтвердилась. В данном случае отгадка, похоже, где-то бесконечно далеко. Бесполезно призывать к ответу кого-то из близких родственников погибших: полиция столкнулась с таким необычным феноменом, как серийный убийца.

– Со сколькими серийными убийцами ты сталкивался за долгие годы в полиции, Алекс? – прошептал внутренний голос.

– Алекс! – раздался вдруг крик без стука ворвавшейся в кабинет Эллен.

– Что там еще?! – пробормотал тот.

– Звонят из Каролинской больницы! – возбужденно воскликнула Эллен.

Комиссар вопросительно приподнял брови.

– Кажется, к ним поступила женщина, похожая на Елену Скорц!

* * *

Сначала Алекс хотел поехать в Каролинскую университетскую больницу один, чтобы поговорить с женщиной, которая, по свидетельству медперсонала, могла оказаться Еленой Скорц, но потом решил, что это будет несправедливо по отношению к Петеру. В конце концов, именно ему удалось установить личность подозреваемой, подумал комиссар и решил дождаться молодого коллегу и ехать с ним вместе. Алекс Рехт приободрился. Ему только что сообщили, что Сара Себастиансон вроде бы узнала в Елене Скорц ту женщину, из-за которой опоздала на поезд в Флемингсберге. Точно она сказать не могла, так как ей показали довольно старую фотографию, но ей кажется, это та самая девушка.

Петер ликовал. Когда он приехал в Управление, ему поручили немедленно ехать в Каролинскую больницу для проведения первого допроса Елены Скорц, или Моники Сандер, как она именуется в реестре актов гражданского состояния. Алекс едва поспевал за молодым коллегой, когда тот бросился на парковку. Петер уселся за руль и, разумеется превышая скорость, рванул в сторону Сольны.

Петер Рюд никогда не скрывал, что ему больше всего нравится в работе полицейского. Он жил ради того, чтобы ощутить бурление адреналина в крови, а оно возникает лишь от неожиданных поворотов в расследовании. Алекс – точно такой же, подумал Петер, взглянув на комиссара, хотя вон уже сколько лет работает…

Раздражает, правда, что Фредрика не разделяет их восторга. Только все раскрутится, народ на подъеме, а она тут же замыкается в себе и всем своим видом говорит: «А это действительно так?», «Уверены? А может быть, вы ошибаетесь?». Надо признать, в том, что расследование на этот раз продвинулась так далеко, есть и ее заслуга – может, девчонка хоть улыбнется, когда узнает новости? Приятно все-таки, когда коллеги улыбаются!

Алекс и Петер и представить себе не могли, какое зрелище их ожидает в Каролинской больнице. Разумеется, им сообщили, что предполагаемой Монике Сандер нанесены тяжелые телесные повреждения и она до сих пор находится в шоковом состоянии. Но эта скудная информация не смогла подготовить полицейских к тому, что они увидели, войдя в палату к пострадавшей.

Лицо девушки превратилось в сплошное месиво, огромные синяки расплылись на шее, левая рука в гипсе от локтя, все правое предплечье перевязано, лоб заклеен пластырем до самой линии роста волос.

Бедняжка, мелькнуло в голове у Петера, бедная девочка!

Лицо молодой санитарки, дежурившей у постели пациентки, было крайне серьезным. «Похоже, не только мы в шоке от вида девушки», – подумал Петер.

Сзади раздался чей-то осторожный кашель, полицейские резко обернулись – в дверях стоял мужчина в белом халате, с густыми седыми волосами и темными усами.

– Морган Тулин, лечащий врач Моники, – представился он.

– Петер Рюд, – пожал ему руку Петер.

Рукопожатие показалось ему крепким и внушающим доверие. Петер украдкой взглянул на Алекса – шеф явно пришел к тому же выводу.

– Не знаю, что вам уже известно о ее состоянии, – осторожно начал врач.

– Немного, – признался Алекс и покосился на несчастную.

– Ну что ж, – вежливо, но твердо заявил Морган Тулин, – тогда мой долг вас проинформировать. Как видите, больная все еще крайне слаба. Время от времени она приходит в себя, но в основном спит, крайне тревожно. Пытается говорить, но довольно бессвязно – у нее повреждены челюсти, а язык распух так, что вплоть до сегодняшнего утра едва помещался во рту. К нам уже приезжали из полиции, хотели поговорить с ней, чтобы узнать, кто это сделал, но никакого связного и внятного ответа им добиться не удалось. Полагаю, она до сих пор пребывает в шоковом состоянии плюс воздействие обезболивающих препаратов… Помимо видимых травм, у нее сломано несколько ребер. Сексуальному насилию она, скорее всего, не подвергалась, но на теле имеется несколько серьезных ожогов.

– Ожогов? – переспросил Петер.

– Да, – кивнул Морган Тулин. – Ее жгли спичками местах в двадцати, в том числе на внутренней поверхности бедер и между ключицами.

Стены палаты вдруг словно сдавили Петера, стало тяжело дышать и отчаянно захотелось домой. Энтузиазм как ветром сдуло, и он устало посмотрел на стоящий на подоконнике горшок с цветами.

– От ожогов останутся шрамы, но с медицинской точки зрения опасности для здоровья они не представляют. Каково ее психическое состояние, говорить пока рано, но, думаю, ей предстоит долгий путь к выздоровлению… очень долгий.

Растение в горшке пошевелилось, или Петеру показалось? Может, это просто сквозняк из приоткрытого окна? Довольно долго Петер следил за медленным покачиванием стеблей, а потом вдруг понял, что в палате стоит звенящая тишина, и вернулся к реальности. Кажется, врач закончил свой рассказ? Алекс нервно откашлялся.

– Простите, – извинился Петер, – просто мы все безумно устали за эти дни.

Он плохо понимал, что говорит. Да что он такое несет?!

Морган Тулин похлопал его по плечу. Алекс скептически приподнял бровь, но промолчал.

– Это еще не все, – сказал врач. – Уверены, что сможете выслушать до конца?

От смущения Петер чуть не спрятался за горшок с этим проклятым цветком. Но собрался с духом и твердо заявил:

– Разумеется, мы готовы выслушать все, что вы можете нам рассказать!

Морган Тулин с сомнением посмотрел на него, но, слава богу, от комментариев воздержался. Как и Алекс.

– У нее имеются и старые травмы, – заговорил врач. – Так что ее наверняка избивали и прежде.

– Вот как?

– Совершенно точно. На рентгеновских снимках видно, что пальцы и обе руки были неоднократно переломаны: кости срослись кое-как – вероятно, к врачу она не обращалась. Многочисленные травмы ребер. Шрамов от более давних ожогов мы насчитали около десяти. Судя по всему, на этот раз ей пришлось куда хуже, чем раньше.

Морган Тулин кивнул, давая понять, что рассказ окончен. Петер кивнул в ответ в знак того, что все понял. Алекс тоже кивнул, но, скорее, так, за компанию.

И тут женщина вдруг заметалась на кровати, тихо застонала и попыталась сесть. К ней тут же кинулась санитарка и осторожно уложила обратно, приговаривая:

– Тише, тише, сейчас мы поднимем спинку кровати, и вы сможете сесть!

Петер поспешил санитарке на помощь: он и правда хотел помочь, к тому же это повод подойти к женщине поближе. Он заметил, что она с трудом держала глаза открытыми, но при этом пристально следила за каждым его движением, пока он поднимал спинку кровати.

– Если понадоблюсь, я у себя в кабинете, – произнес Морган Тулин и удалился.

Куда бы присесть, подумал Петер: садиться на край кровати как-то неловко, а кресло стоит слишком далеко, в противоположном углу палаты. Он решительно взял кресло и придвинул его к кровати на приемлемое расстояние. Алекс остался стоять в дверях.

Петер представил их обоих по имени и фамилии и сообщил, что они из полиции. И, увидев, как переменился и помрачнел взгляд пациентки, поднял руку в успокаивающем жесте.

– Мы просто хотим поговорить с вами, – осторожно произнес он. – Нам нужна ваша помощь в одном деле. Если у вас нет сил или желания говорить, просто скажите, и мы сразу же уйдем, – заверил ее он, едва удержавшись, чтобы не добавить: «И вернемся завтра». – Пожалуйста, кивните, если вы понимаете, что я говорю.

Женщина молча посмотрела на него, но все-таки кивнула.

– Для начала мы хотели бы узнать ваше имя, – начал Петер.

Больная молчала.

Санитарка дала ей попить.

Петер ждал.

– Елена, – прошептала женщина.

– Елена? – переспросил Петер. – А фамилия?

Очередная пауза. Еще один глоток воды.

– Скорц.

В приоткрытое окно ворвался ветер и коснулся щеки Петера. Полицейский попытался не заулыбаться, всеми силами пряча охватившую его радость: это она! Наконец-то они нашли Монику Сандер!

Однако что делать дальше? Пока что они не располагают точной информацией, что именно эта женщина – Моника Сандер – задержала Сару Себастиансон во Флемингсберге, а полиции в первую очередь нужна именно эта информация. Ну почему ему не пришло в голову заранее, еще по дороге в больницу, обдумать вопросы, которые он станет задавать Монике?

В конце концов он решил зайти с другой стороны.

– Кто с вами это сделал? – тихо спросил он.