Текст книги "Любовь и другие слова (ЛП)"

Автор книги: Кристина Лорен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Тогда

Двенадцать лет назад

Единственная причина, по которой я продержалась весь первый и большую часть второго курса, – это Эллиот и готовность отца проводить почти каждые выходные в Халдсбурге. Выходные, которые мы проводили там, были посвящены чтению, прогулкам по лесу и иногда выездам в Санта – Розу. Однажды мы с Эллиотом даже выбрались вместе на концерт в Окленд. Эллиот был больше семьей, чем другом, но со временем он тоже стал в некотором смысле больше личностью, чем семьей.

Но вся эта близость означала, что всякий раз, когда мы пропускали выходные в хижине, промежуточные недели казались бесконечными. Мы оба хорошо учились в школе, но я ненавидела социальное позерство и политику школьной дружбы. Никки и Дэнни относились к этому так же, и всегда были ноль драмы – мы каждый день обедали вместе, как группа изгоев по выбору, сидя на покатом участке травы и наблюдая за разворачивающимся хаосом.

Но после школы Никки шла проводить время со своей бабушкой, Дэнни шел домой кататься на скейтборде с детьми со своей улицы, а я выполняла свой распорядок дня, который казался почти ритуальным: тренировка по плаванию, домашнее задание, еда, душ, кровать. То, что мы ничего не делали вместе вне школы, затрудняло формирование очень тесных эмоциональных связей с ними, но все трое, как ни странно, были не против.

По мере того как приближалась весна второго курса, я все острее ощущала, что Эллиот становится… больше. Не только интеллектуально, но и физически. Когда я видела его только по выходным и летом, мне казалось, что я наблюдаю за тем, как растет дерево, распускается цветок, прорастает поле в течение года.

– Любимое слово. – Он переместился на груду подушек, глаза переместились на меня. Очевидно, они занимались своими делами.

Было 14 мая, и я не видела Эллиота с шестнадцатого дня рождения в марте – дольше всего мы не виделись почти два года. Он был… другим. Больше, как – то темнее. У него были новые оправы, толстые черные. Его волосы были слишком длинными, рубашка туго натянута на груди. Его джинсы облегали верх его черных кроссовок. Новые джинсы, значит, тоже.

– Трепещи, – сказала я. – Ты?

Он сглотнул и ответил: – Язвительный.

– О, хорошо. – Я устроилась поудобнее, взяв в руки книгу Дикинсона, которую папа оставил на моей кровати.

– Я подумываю научиться кататься на коньках.

Я посмотрела на него, глаза расширились. – Как на коньках?

Он посмотрел на меня. – Нет, Мейси. Как на скейтборде.

Я рассмеялась над тем, как он сделал ударение на этом слове, но остановилась, увидев его выражение лица. В какой – то момент я подумала, не учится ли он, потому что знает, что это то, что делает Дэнни… – Извини, просто… может, просто сказать скейтборд.

Он напряженно кивнул. – В любом случае. Я накопил денег и присматриваюсь к доскам.

Я сдержала улыбку. Мальчик был так безнадежен. – Должен быть сайт, где есть жаргон или что – то в этом роде.

Он наклонил голову и сузил глаза, раздражаясь.

– Извини. Продолжай.

– Кроме того, – сказал он, глядя на свою рубашку, словно увлекаясь ее пошивом, – в следующем семестре я буду посещать некоторые занятия в Санта – Розе.

– Что? – Я задохнулась. – В Санта – Розе, как в колледже?

Он кивнул.

– Как младший школьник? – Я знала, что Эллиот был умным, но… он все еще был только второкурсником, а уже был готов к обучению в колледже?

– Да, я знаю. Биология и… – Он моргнул, внезапно увлеченный чем – то в углу комнаты.

– Биология и что, Эллиот?

– Немного математики.

– 'Немного математики'? – Я уставилась на него. Он уже закончил углубленный расчет? Я мысленно бросила взгляд на свой предстоящий курс алгебры.

– Значит, скейтбординг, возможно, поможет мне сблизиться с некоторыми учениками из моего класса.

Ранимость в его голосе заставила меня почувствовать себя огромной дурой. – Но ты же с ними каждый день в школе. Верно?

Он замолчал, наблюдая за мной. – Да, после школы. За обедом.

– Подожди. Ты теперь не учишься с детьми из своего класса?

– Только домашние уроки. – Он сглотнул и попытался улыбнуться. – Я работал над собой в школе, но этот семестр я начну в SRJC.

Я посмотрела вниз на книгу в его руке. Фрэнни и Зуи. Она была вся исписана, потому что каждый из нас читал ее несколько раз.

– Почему ты не сказал мне, что ты такой особенный?

Он тихо засмеялся на мой вопрос, а потом это перешло в полноценный приступ смеха.

– Прости, – сказал он, медленно переводя дыхание. – На самом деле я не думаю об этом так.

Я уставилась на него, пытаясь понять, почему он считает это таким смешным.

– Это просто был этот семестр, – объяснил он. – И я не знаю. – Он поднял голову и вдруг показался мне на несколько лет старше. Я заранее предчувствовала нашу будущую жизнь, гадая, будем ли мы так близки всегда. Возможность того, что мы не будем, вызывала у меня отвращение. – Мне показалось, что это не совсем подходящая вещь, чтобы включить ее в письмо, потому что это кажется хвастовством.

– Ну, я очень горжусь тобой.

Он прикусил губу в улыбке. – Супер?

– Да. Супер. – Я подняла голову, перекладывая подушку. – Что еще нового?

– Есть новый 'скейт – парк', – он сделал кавычки пальцами и дразняще ухмыльнулся, – сразу за 'Сэйфвэй', хотя я учился на разбитой парковке за прачечной. И, посмотрим… Брендон и Кристиан собираются этим летом на месяц в поход в Йеллоустоун с отцом Брендона.

Два его самых близких друга – парня. – Ты не едешь?

Он покачал головой. – Неа. Кристиан уже говорит о том, сколько выпивки он собирается спрятать в чемодане, и это похоже на беспорядок.

Я не стала настаивать. Я все равно не могла представить себе Эллиота в походе по Йеллоустоуну.

– Продолжай.

– Пошел на бал, – пробормотал он.

В моей голове эхом пронесся звук шин. Занятия в младшем колледже казались ничтожными по сравнению с масштабами этого упущения.

– Бал? Но ты же второкурсник.

– Я ходил с младшекурсником.

– Он был симпатичным? – Я проглотила свою более честную, горькую реакцию.

– Ха – ха. Она прекрасно выглядит. Ее зовут Эмма.

Я скорчила гримасу. Он проигнорировал ее. – Прекрасно выглядит, – повторила я. – Какой ревущий комплимент.

– Это было довольно скучно. Танцы. Удар. Неловкое молчание.

Я усмехнулась. – Облом.

Он пожал плечами, но улыбнулся в ответ. Не полусердечная полуулыбка – полная, предвкушающая. Но он медленно выпрямился, когда мое выражение лица помрачнело. Я вспомнила имя Эмма и милую, розовощекую девочку на фотографии на его доске объявлений.

– Ты имеешь в виду ту самую Эмму с той фотографии?

Он нарочито непринужденно пожал плечами. – Да. Мы знаем друг друга целую вечность.

Вечность. Мой желудок скрутило. – Тебе повезло? – спросила я, сохраняя легкий тон.

Его глаза сузились, и он покачал головой. – Нет… Я не уверен, что она мне нравится в таком виде.

Не уверен?

– А для парней это имеет значение?

Он продолжал смотреть на меня, сбитый с толку.

– Ты целовал ее?

Его щеки порозовели, и я получила ответ.

Эллиот с кем – то целовался.

Может быть, он целовал много кого.

То есть, конечно, целовался. Не все были такими разборчивыми и социально отсталыми в романтических играх, как я. Через несколько месяцев Эллиоту исполнялось семнадцать лет. Мне казалось почти смешным, что я представляла его невинным, как я. Я была уверена, что он делал гораздо больше, чем просто целовался. Моя кровь, казалось, закисла в груди, и я издала небольшой рык на свои колени.

– Почему ты вдруг так разозлилась? – тихо спросил он.

Я опустила голову. – Я не знаю.

В конце концов, Эллиот был просто моим другом.

Моим другом.

– Что у тебя нового? – спросил он.

Я подняла голову, глаза вспыхнули. – У меня был первый оргазм.

Его брови поднялись, лицо покраснело, а рот принял около сотни различных форм, прежде чем он заговорил. – Что?

– Ор. Газ. М.

– Тебе… шестнадцать. – Похоже, он понял одновременно со мной, что это не такой уж и скандальный возраст.

– То есть, стыдно быть такой старой?

Он издал нервный смешок.

– Кроме того, – сказала я, глядя на него сверху вниз, – у тебя уже был один раз. Наверное, много – много, размышляя о драконах.

Его шея покраснела, и он сел, засунув руки между коленями. – Но… только в одиночестве.

Его слова вызвали во мне холодный прилив облегчения, но я уже была вне себя от ярости. – А что, по – твоему, я имела в виду?

Его глаза внезапно остановились на моих руках. – О. Так никто…

– Прикасался ко мне? – Я подняла подбородок, стараясь не отводить взгляд. – Нет.

– О. – Он шумно сглотнул. Вокруг нас синие стены, казалось, смыкались.

– Это странное обновление? – спросила я.

Он переместился туда, где сидел. – Типа того.

Я почувствовала себя оскорбленной. Румянец, с которым я боролась, казалось, взорвался под моей кожей, и мне захотелось перевернуться и снова уткнуться лицом в подушку. Я ревновала, пыталась поддеть его и, по сути, только что бросила его собственную честность обратно ему в лицо. – Прости.

– Нет, это… – Эллиот почесал бровь, водрузил очки на нос и заговорил. – Хорошо, что ты мне рассказала.

– Ты тоже сказал, что сделал это.

Он прочистил горло, сурово кивнул. – Это нормально для парней моего возраста.

– Значит, для девушек это ненормально?

Кашлянув, он ответил: – Конечно, нормально. Я просто имел в виду…

– Я шучу. – Я закрыла глаза, чтобы отдышаться, пытаясь вернуть контроль над собственным безумием. Что со мной было?

– О чем ты думала? – Последнее слово вырвалось у него с трудом, слегка придушенным голосом.

Я уставилась на него. – Я подумала: – Черт возьми, это потрясающе.

Он засмеялся, но это было неловко и высокопарно. – Нет. До. Во время.

Я пожала плечами. – Быть тронутой кем – то другим вот так. Ты все еще думаешь о драконах?

Его взгляд прошелся по каждой части меня одновременно. – Нет, – сказал он, ни капельки не смеясь над моей шуткой. – Я думаю о… запястьях и ушах, коже и ногах. Части тела девушки. Девушки. – Его слова слились воедино, и мне потребовалось некоторое время, чтобы разделить их.

Девушки? Моя кровь застыла от ревности.

– Какие – то конкретные девушки?

Он открыл книгу, пролистал страницу. Он не шевелился, как делал, когда пропускал информацию. – Иногда.

На этом разговор закончился. Он больше ни о чем не спрашивал и ничего не предлагал.

Сейчас: Суббота, 14 октября

Я осознаю, что мы с Эллиотом находимся в своеобразной социальной аквариуме: Сабрина и Никки четко отслеживают, сколько времени мы проводим на орбите друг друга. Поэтому, несмотря на то, что я постоянно чувствую его присутствие, на пикнике я практически не разговариваю с Эллиотом, и это сводит меня с ума, интересно, что он думает обо всем этом. Он проводит большую часть времени, разговаривая с Дэнни, в то время как Никки, Сабрина, Дэйв и я переговариваемся. У меня складывается впечатление, что как только Сабрина и Дэйв останутся одни в машине на обратном пути, они взорвутся от восторга и согласятся с тем, что Шон действительно самый скучный.

Основываясь на своих собственных наблюдениях, я не могу их винить. Шон настроен на Фиби, но в остальное время возится со своим телефоном или вклинивается в разговор только для того, чтобы добавить свои мысли, а затем снова выныривает. У меня странное, бурлящее осознание того, что я никогда раньше не была с ним в такой ситуации – сидела с группой моих друзей, а не с группой энтузиастов искусства или меценатов, умирающих от желания привлечь внимание Шона Чена. И, очевидно, если за ним не ухаживают, он отступает в социальном плане. У меня есть страх, что он всегда был таким, просто это никогда не всплывало, потому что мы никогда не общались с друзьями.

А у Шона вообще есть друзья?

Около четырех набегают тучи, и кажется, что может пойти дождь. Поскольку Калифорния превращается в пыльную болото, мы с радостью убираемся, как будто мы – кучка занятых родственников, убирающих с дороги молодоженов.

Шон несет Фиби на плечах к парковке, а я иду чуть позади, с Сабриной, которая толкает Вив в коляске.

– Ты должна признать, что это довольно мило, – говорю я ей, поднимая подбородок на дуэт перед нами. Чувство защиты, которое я испытывала к нему раньше, переросло в странное чувство отчаяния. Мы с Шоном отлично подходим друг другу; так было до Эллиота, так есть и сейчас. Я охочусь за доказательствами. Мой восторг от вида его и Фиби – доказательство.

Я оценила его задницу в этих джинсах – это доказательство.

Она смеется. – Похоже, он действительно отличный отец.

Вздох. – Сообщение получено.

Потише, чтобы нас не слышали другие, Сабрина говорит: – Нам нужно серьезно поговорить об этом.

– Не начинай.

– Когда это я отговаривала тебя от отношений? – говорит она, расширив глаза. – Разве это не имеет какого – то веса?

Я открываю рот, чтобы ответить, когда краем глаза замечаю, что Эллиот находится всего в нескольких шагах позади нас и, вероятно, слышал каждое слово.

Я бросаю на него знающий взгляд. – Привет.

Он что – то изучает на своем телефоне, но это все уловка. Эллиоту так же интересно копаться в айфоне, как засовывать ложку в ухо. Он догоняет нас двумя длинными шагами и встает между нами, обнимая за плечи. – Дамы.

– Ты слышал каждое слово, не так ли? – спрашиваю я.

Он смотрит на меня, пожимая плечами. – Да.

– Снупер.

Это заставляет его рассмеяться. – Я подошел поблагодарить тебя за приглашение. Я не надеялся застать тебя за обсуждением Шона. – Более тихим голосом, наполненным смыслом, он бормочет: – Поверь мне.

– Честность здесь немного обезоруживает, – вмешивается Сабрина. – Я не уверена, стоит ли мне неловко сбежать или остаться и услышать больше. – Она делает паузу. – Я действительно хочу услышать больше.

– У нас всегда так было, – говорю я ей.

– Это правда, – говорит Эллиот. – Мы никогда не умели лгать друг другу. Когда мне было пятнадцать, Мейси сказала мне сменить дезодорант. Она намекнула, что старый, возможно, уже не работает.

– Эллиот указал конкретный день, когда он заметил, что у меня появилась грудь.

Сабрина пристально смотрит на нас.

– Я заставила Эллиота взять с собой имодиум, когда мы пошли на концерт Backstreet Boys, потому что у меня были проблемы с животом.

– Самое неловкое в этом, – говорит он, – то, что я ходил на Backstreet Boys.

– Нет, – поправляю я его, – неловкость заключается в том, что я застала тебя танцующим.

Он признает это, слегка щелкнув бровями. – У меня были движения.

Я смеюсь. – Да. Движения – это единственный способ описать то, что ты делал.

Сабрина фыркает на нас и, когда Дэйв зовет ее, бежит вперед, но Эллиот останавливает меня, положив руку на мою руку, и мы получаем несколько любопытных взглядов, когда остальная группа проходит мимо нас на пути к парковке. К счастью, Шон и Фиби все еще впереди нас.

– Итак. – Эллиот засовывает руки в карманы. Его плечи поднимаются, давя на шею. Он все еще такой угловатый, такой длинный.

– Итак, – повторяю я.

– Спасибо, что пригласила меня сегодня. – Он улыбается мне такой улыбкой, которую я не знаю, как описать. Это улыбка, которая говорит: – Я знаю, что мы знакомы целую вечность, но для меня все равно очень важно, что ты пригласила меня сюда. – Как ему это удается с помощью простого изгиба губ и зрительного контакта, я никогда не узнаю.

– Ну, – говорю я ему, – ты, наверное, должен знать, что я устроила все это, чтобы пригласить тебя познакомиться с моими друзьями. – Только когда я произношу это вслух, я понимаю, что это правда. Вот что Эллиот делает со мной: он вытаскивает честность из этих разрозненных частей моего мозга.

Его глаза сужаются, радужка расцветает, а зрачки становятся точками в тусклом свете под облаками. – Это правда?

– Почему ты притянул меня обратно? – спрашиваю я его. Я даже не знаю, что я хочу от него услышать. Что я буду чувствовать, если он скажет, что пришел в себя и понял, что я права, что мы можем быть только друзьями? Какая – то предательская часть меня надеется, что я этого не узнаю.

– Я хотел тебя кое о чем спросить.

Моя грудь – это джунгли; мое сердце – барабан. Я в восторге или в ужасе?

– Просто интересно, когда мы сможем встретиться в следующий раз, – говорит он.

– О. – Я моргаю через его плечо на возвышающиеся эвкалиптовые деревья, качающиеся на фоне темнеющего неба. – Думаю, у меня есть свободное время в районе Дня благодарения.

Он кивает, и мое сердце слегка замирает. Зачем я это сказала? День благодарения кажется очень далеким.

Прочистив горло, он говорит: – Андреас женится в декабре…

– В декабре? – Это кажется странным месяцем для свадьбы. Кроме того, гораздо дальше, чем День благодарения, если он думает, что именно тогда мы будем встречаться в следующий раз.

– Вообще – то, в канун Нового года, – уточняет он, – и я подумал, не хочешь ли ты пойти со мной.

Новый год.

Новый год.

Он действительно спрашивает меня об этом.

И по выражению его глаз я понимаю, что он осознает всю тяжесть этой даты.

Но вместо того, чтобы обратиться к этому зверю, я спрашиваю: – Ты не хочешь потусоваться до декабря?

Я наблюдаю, как в его карих глазах промелькнуло волнение от этого вопроса. – Конечно, хочу. – Он смеется. – Я свободен практически в любое время, когда ты захочешь потусоваться. Но поскольку это праздник, я хотел спросить заранее, придешь ли ты.

– Я не могу прийти в качестве твоей пары.

Эллиот покачал головой. – Я не приглашаю тебя на свидание, Мейси, пока твой жених и будущая падчерица забираются в машину прямо там.

– Так что, просто… – Я замялась, подыскивая слова, – поехать с тобой?

– Да, – говорит он, – поехать со мной. В Халдсбург. – Затем он добавляет: – На выходные.

Его плечи снова опускаются, как будто это так просто.

Приходи.

Мы поедем на машине.

Это будет весело.

Но слова оседают между нами, и я слышу их в другом тоне, чем дольше я не отвечаю.

Поехали со мной на выходные.

Сорок восемь часов с Эллиотом.

Какими будут наши отношения через два с половиной месяца, когда сейчас они уже настолько запутаны?

Я моргаю через его плечо туда, где Шон пристегивает Фиби в 'Приус'.

– Все хотели бы увидеть тебя, а я шафер, поэтому было бы здорово, если бы со мной был друг, – говорит он, пытаясь вернуть разговор на грань смерти. – Мама и папа спрашивали о тебе… они сходят с ума, зная, что мы снова общаемся.

– Мне нужно спросить Шона о планах, – говорю я неубедительно. – Возможно, у него уже запланирована какая – то художественная выставка или мероприятие.

Эллиот кивает. – Конечно.

– Могу я тебе сообщить?

– Конечно, – говорит он с небольшой улыбкой, а раскат грома обращает его внимание на небо. Когда он снова смотрит на меня, я чувствую себя примерно так же устойчиво, как наплывающие дождевые облака над головой. На краткий миг я представляю, как обнимаю его. Я обхватываю его шею руками и прижимаюсь к нему лицом, вдыхая его дыхание. Он бы наклонился ближе, издав тот крошечный возглас облегчения, который он всегда издавал. Я хочу его так сильно, что у меня пересохло во рту, и мне приходится заставлять себя сделать шаг назад.

– Мне лучше… – говорю я, делая движение через плечо.

– Я знаю, – говорит он, наблюдая за мной с напряженным выражением лица.

Еще один раскат грома.

– Спокойной ночи, Эллиот.

И я наконец поворачиваюсь, чтобы уйти.

Тогда: Суббота, девятое июля

Двенадцать лет назад

Мы лежали на плоской крыше над его гаражом, греясь на солнце. Это был распорядок летних каникул, который мы соблюдали уже почти две недели: встречались на крыше в десять, обедали около полудня, купались в реке, а вечером возвращались домой к своим семьям.

Как бы он ни наслаждался моим обществом, папа любил тишину одиночества. Или, может быть, дочь – подросток была для него утомительно чужой. В любом случае, он, казалось, был доволен тем, что я могу делать все, что захочу, с детьми Петропулосов, пока жуки не станут громче, а небо не потемнеет.

Андреас был по одну сторону от меня, Эллиот – по другую. Один брат играл во что – то на своей PSP, другой читал Пруста.

– Вы двое не можете быть родственниками, – пробормотала я, переворачивая страницу своей книги.

– Он неудачник. – Андреас рассмеялся. – Ни о какой игре не может быть и речи.

– Он мясник, – сказал Эллиот, а затем ухмыльнулся мне. – Им правит его…

Внизу на подъездной дорожке раздался гудок, и мы все обернулись, чтобы увидеть ржавый 'Понтиак', который с хрустом остановился на гравии.

– О, – сказал Эллиот, взглянув на меня, а затем вскочил на ноги. – Дерьмо. Дерьмо. – Он покрутился на полукруге, зажав в кулак волосы и выглядя так, будто его охватила паника, а затем влез в окно, ведущее в семейную комнату. Через минуту он появился на переднем дворе. Из машины вылезла девушка и протянула Эллиоту стопку бумаг.

Она была среднего роста, с густыми темными волосами в симпатичном бобе и средним, симпатичным лицом. Смутно знакомое. Спортивная, но не толстая. С сиськами.

Я внутренне зарычала.

Она что – то сказала Эллиоту, он кивнул, а потом посмотрел на нас с Андреасом, которые сидели и наблюдали за ними.

– Кто это? – спросил я Андреаса.

– Какая – то цыпочка по имени Эмма из его школы.

– Эмма? Эмма? – Мои внутренности замерли. – Она ему нравится?

Андреас посмотрел на мое лицо и рассмеялся. – О, это так хорошо.

– Нет, Андреас, не надо… – шипела я в бешенстве.

– Эллиот, – позвал он, игнорируя меня. – Приведи сюда свою девушку, чтобы она познакомилась с твоей другой девушкой!

Я закрыла глаза и застонала.

Когда я снова посмотрел на землю, Эмма смотрела на меня сверху, осматривая, глаза сузились. Эллиот тоже смотрел на меня с широким, испуганным выражением лица, а потом посмотрел на нее.

Я помахала рукой. Я не собирался играть в эту мелкую игру.

Она помахала в ответ и сказала: – Я Эмма.

– Привет, я Мейси.

– Вы только что переехали сюда?

– Нет, – ответила я, – мы живем по соседству по выходным и во время отпуска.

– Эллиот никогда не упоминал о тебе.

Эллиот посмотрел на нее в шоке, и по выражению его лица я могла бы предположить, что он часто упоминал обо мне. Ну. Очевидно, Эмма собиралась играть в эту мелкую игру.

– Она моя лучшая подруга, помнишь? – Я услышала, как Эллиот жестко сказал. – Она учится в школе Беркли.

Эмма кивнула, а затем оглянулась на него, положив руку на его руку и смеясь над чем – то, что она ему прошептала. Он улыбнулся, но это было его натянутое вежливое выражение.

Я снова легла на свое одеяло, не обращая внимания на тошноту, поднимающуюся в животе. Его слова, сказанные всего неделю назад – когда он был на грани сна на крыше и тихо признался, что со мной он был более самим собой, чем с кем – либо другим – прокручивались в моей голове.

Я сказала ему, что тоже так чувствую. В течение учебного года мои будни были сплошным пятном, часы сглаживались в беспорядке домашних заданий, плавания и заползания в постель в надежде, что все, что я запихнула в свой мозг в этот день, не просочится на подушку ночью. В каком – то смысле время, проведенное вдали от него, было похоже на работу, а выходные и лето – на возвращение домой: отдохнуть, побыть с Эллиотом и папой, побыть собой. Но потом происходили такие вещи, как эта, и я вспоминала, что большая часть мира Эллиота существует без меня.

Прошло несколько минут, прежде чем я услышала, как машина завелась и уехала. Мгновением позже Эллиот влез через окно обратно на крышу. Я быстро уткнулась носом в свою книгу.

– Спокойно, Элл, – сказал Андреас.

– Заткнись.

Его ноги появились перед моей книгой, и я притворилась, что так увлечена, что даже не заметила.

– Эй, – сказал он тихо. – Хочешь перекусить?

Я продолжала псевдо – читать. – Я в порядке.

Он опустился на колени рядом со мной, пригнулся ниже, чтобы поймать мой взгляд. Я могла видеть извинения, написанные на его лице. – Пойдем в дом, там жарко.

На кухне он достал кувшин с лимонадом и два стакана и начал делать нам бутерброды. Андреас не последовал за нами внутрь, и в доме было прохладно, темно и тихо.

– Эмма кажется милой, – сухо сказала я, катая лимон по столешнице.

Он пожал плечами.

– Она та, с которой ты целовался на выпускном, верно?

Он поднял на меня глаза и поправил очки на носу. – Да.

– Ты все еще целуешь ее?

Вернув свое внимание к бутербродам, он намазал арахисовое масло на хлеб и добавил желе, прежде чем ответить. – Нет.

– Это ложь через упущение?

Когда он снова встретился с моим взглядом, его глаза были напряжены. – Я целовал ее в нескольких случаях, да. Но я не целую ее до сих пор.

Его слова ударили по моим ушам, как кирпичи, упавшие с самолета. – Ты целовал ее в другие разы, кроме выпускного бала прошлой весной?

Он прочистил горло, став ярко – алым.

– Да. – Он снова поднял очки повыше. – Еще два раза.

Я почувствовала себя так, будто проглотила кубик льда с зазубринами; что – то холодное и твердое застряло в моей груди. – Но она не твоя девушка?

Он спокойно покачал головой. – Нет.

– А у тебя есть девушка? – Я удивилась, почему я вообще должна была спрашивать об этом. Разве он не сказал бы мне? Или проводил время с ней летом вместо меня? Он всегда был честен, но был ли он откровенен?

Он положил нож и собрал сэндвичи, а затем посмотрел на меня с ухмылкой. – Нет, Мейси. Я был с тобой каждый день этим летом. Я бы не стал этого делать, если бы у меня была девушка.

Я хотела бросить лимон ему в голову. – Ты бы сказал мне, если бы у тебя была девушка?

Эллиот обдумал этот вопрос, прежде чем ответить, его глаза остановились на моих. – Думаю, да. Но, если честно, это единственная тема, в которой я никогда не уверен, как много можно с тобой рассказать.

Хотя значительная часть меня понимала, что он имел в виду, я все равно ненавидела этот ответ. – У тебя когда – нибудь была девушка?

Моргнув, он вернул свое внимание к сэндвичам. – Нет. Технически нет.

Я снова свернула лимон, и он упал на пол. Он наклонился, чтобы поднять его, и протянул мне обратно.

– Послушай, Мейси. Наверное, я пытаюсь сказать, что я не хотел бы слышать, что ты кого – то поцеловала, если бы это ничего не значило, а поцелуй Эммы для меня ничего не значил. Вот почему я никогда не говорил тебе.

– А для нее это что – то значило?

Его пожатие плечами сказало все, что пропустило его молчание.

– Может быть, это не мое дело, – сказала я, – но я хочу знать эти вещи. Мне странно, что я не знала, что у вас с ней что – то есть.

– У нас ничего нет.

– Ты целовал ее трижды!

Он согласился с этим кивком. – Ты целовалась с кем – нибудь?

– Нет.

Он застыл с бутербродом на полпути к губам. – Ни с кем?

Я покачала головой, откусив кусочек и разорвав зрительный контакт. – Я бы тебе сказала.

– Правда? – сказал он.

Я кивнула, лицо горело. Мне было шестнадцать, а меня еще не целовали. Его – Ни с кем? – эхом отдавалось в моей голове, и я чувствовала себя совершенно жалкой.

– А как насчет Донни? Или… как его там?

Я подняла на него глаза и многозначительно посмотрела. Он знал имя Дэнни.

– Дэнни?

Он улыбнулся. – Да, Дэнни.

– Не – а. Даже не Дэнни. Как я уже говорила, я бы тебе сказала. Потому что ты мой лучший друг – придурок.

– Вау.

Он откусил огромный кусок бутерброда и уставился на меня, пока жевал.

Я вспомнила все выходные, которые мы проводили вместе, все истории, которые он рассказывал мне о том, что Кристиан – маньяк, а у Брендона нет игры с девушками в школе. Я думала о его новостях о своих братьях и их девушках и задавалась вопросом, почему Эллиот всегда был так скрытен в своих собственных похождениях. Это сбивало меня с толку. Это заставляло меня чувствовать, что, возможно, мы были не так близки, как я думала.

– Ты целовался со многими девушками?

Он пробормотал: – С парочкой.

Что – то внутри меня взбунтовалось. – Ты делал больше, чем целовался?

Он покраснел и наконец кивнул, откусив еще один большой кусок, чтобы не уточнять.

Моя челюсть медленно опустилась на пол. Я подождала, пока он закончит жевать и сделает глоток лимонада, чтобы спросить: – Как далеко?

За то время, которое потребовалось Эллиоту для ответа, страны были созданы, вступили в войну и распались на более мелкие государства.

– Эллиот.

– Рубашки сняты. – Он почесал бровь и снова подтолкнул очки на нос кончиком пальца. Тянет время. Избегает зрительного контакта. – Эм… и с одной девушкой – не Эммой – руки в брюках.

– У тебя? – Я почувствовала, что мои глаза выпучились. – С кем?

– Эмма просто снимала рубашку. Остальное было с другой девушкой, Джилл.

Я положила свой сэндвич, мой аппетит полностью пропал. В это время дня кухня находилась в самой темной части дома, и мне вдруг стало слишком холодно. Я подняла руки, потирая голые руки.

– Мейси, не злись.

– Я не злюсь! С чего бы мне злиться? – Я сделала дрожащий глоток лимонада, пытаясь успокоиться. – Я не твоя девушка. Я просто твой лучший друг, который, очевидно, ничего о тебе не знает.

Он сделал шаг вокруг кухонного острова и остановился. – Мейси.

– Я слишком остро реагирую?

– Нет… – сказал он и сделал еще один шаг ближе. – Я бы точно не согласился, если бы узнал, что какой – то парень запустил руку в твои штаны.

– Я думаю, что ты также не будешь возражать, если это случится, а я тебе не скажу.

Казалось, он честно обдумал этот вопрос. – Как я уже сказал, это зависит от обстоятельств. Да, меня бы это беспокоило, поэтому я бы не хотел знать об этом, если бы ты не чувствовала чего – то большего, чем… сиюминутное влечение.

– Это то, что было для тебя с Эммой? – спросила я. – 'Мгновенное влечение'?

Он кивнул. – Абсолютно.

– Когда ты в последний раз дурачился с кем – то?

Он вздохнул и прислонился бедром к стойке, на которой стоял.

– Если бы ситуация была обратной, ты бы устроил мне испанскую инквизицию, – заметила я. – Не вздыхай надо мной.

– Мы с Эммой дурачились в марте, потом пошли на выпускной в мае и снова поцеловались в следующие выходные, но это было ничего. Это было что – то вроде… – Он немного замялся, уставившись в потолок. – Если ты ни с кем не целовалась, то трудно сказать, что я имею в виду, но мы были в парке, и она подошла ко мне, и это просто произошло.

На это я скривила лицо, и он неловко рассмеялся, пожав плечами. – Джилл – двоюродная сестра Кристиана. Она была у нас в гостях в декабре прошлого года, и мы один раз поцеловались. С тех пор я с ней не разговаривал.

Я отмахнулась от Джилл взмахом руки. – Значит, Эмма тебе не нравится?

– Не в том смысле, который ты имеешь в виду.

Я отвернулась, чтобы успокоиться. Я понимала, что это было бы драматично, но мне хотелось вырваться и заставить его следовать за мной и унижаться, наверное, целый день.

– Я дурачился с Эммой, потому что она здесь, – тихо сказал он. – Ты в Беркли, мы не вместе, а я в этом крошечном захолустном городке. Кого еще я должен целовать?

В тот же миг что – то сдвинулось, что – то, что никогда не сдвинется обратно.

Кого еще я должен целовать?

Я посмотрела на его большие руки и адамово яблоко. Я позволила своим глазам задержаться на мускулистых руках, которые раньше были такими тонкими и жилистыми, на ногах, которые вытягивались, определяясь, под его рваными джинсами. Я посмотрела на застежку – пуговицу на передней части джинсов. Я моргнула, поднимаясь к шкафам. Куда угодно, только не на эти пуговицы. Мне хотелось прикоснуться к этим пуговицам, прижать к ним руку, и впервые я поняла, что не хочу, чтобы к ним прикасался кто – то еще.