Текст книги "Любовь и другие слова (ЛП)"

Автор книги: Кристина Лорен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Сейчас: Вторник, 26 октября

Верная своему обещанию, Сабрина привозит Вив в город, чтобы встретиться со мной за обедом. Первый раз, который подходит нам обоим, происходит почти через две недели после пикника. За это время я, по сути, похоронила себя в работе. Странно говорить об этом, но я видела Шона бодрствующим всего три раза.

Возможно, это потому, что я сплю на диване.

Я не знаю, почему я не могу сделать последний шаг, собрать чемоданы и переехать обратно в Беркли. Возможно, дело в том, что мне тяжело добираться на работу, или в призраках моего прошлого, которые, как я знаю, все еще живут там – мама и папа присутствуют в каждой частице воздуха в этом доме.

С тех пор как я уехала в колледж, я провела там всего семь дней. Это было бы как попасть в капсулу времени.

Лицо Сабрины, когда я вхожу в 'Wooly Pig', говорит мне все, что мне нужно знать о том, насколько успешно мне удалось скрыть темные круги под глазами этим утром.

– Господи Иисусе, – бормочет она, когда я сажусь напротив нее. – Ты выглядишь так, будто тебя подняли с кладбища домашних животных.

Я смеюсь, хватая воду, стоящую передо мной. – Спасибо.

– Если бы я знала, что этого можно ожидать, я бы приготовила для тебя эспрессо.

– Никакого кофе, – говорю я, поднимая руку. – Это был единственный источник моих калорий на этой неделе, и мне нужно что – то… сочное. Смузи или что – то в этом роде.

Я чувствую ее взгляд, когда смотрю на меню.

– Хорошо, расскажи мне, в чем дело, – говорит она, наклоняясь ближе. – Я видела тебя две недели назад, но сегодня ты как будто другой человек.

– Я много работаю. Сейчас напряженное время – начинается сезон гриппа. – Не думая, я бросаю взгляд на Вив, которая спит в своей коляске рядом со столом. – Да и с Шоном не все гладко.

– Да, – спрашивает Сабрина, и я не смотрю на ее лицо после того, как она это сказала, потому что не уверена, что буду чувствовать, если ее выражение будет соответствовать легкомысленности ее слов. – Что происходит?

Я встречаюсь с ней взглядом, делая лицо 'пощади меня'.

– Что?

– Нам обязательно это делать, – Я чувствую, что сейчас разрыдаюсь. – Ты знаешь, что происходит. – Подняв руку, я начинаю перечислять события по пальцам: – Я едва знаю Шона. Мы обручились через два месяца. Я сталкиваюсь с Эллиотом у Сола и вижу его как… не знаю, как удар по душе. А потом, что ты знаешь? Эллиот вернулся в мою жизнь и, сюрприз! Я думаю, что с Шоном, возможно, не все так хорошо.

Сабрина кивает, но ничего не говорит.

– Теперь ты молчишь? Я думала, ты будешь рада это услышать.

– Дело в том, что я хочу, чтобы ты была счастлива. Я хочу увидеть ту искру, которую я видела в тот день. Я хочу видеть, как ты краснеешь, когда кто – то просто смотрит на тебя.

– Сабрина, я была счастлива с Шоном. То, что я чувствую себя более цельной, когда рядом Эллиот, не означает, что эти чувства более обоснованы или более счастливы.

– Правда? Ты хоть знаешь, на что похоже счастье? На днях я задавалась этим вопросом. Видела ли я тебя когда – нибудь счастливой до пикника?

Это похоже на жестокий толчок от человека, который знает меня уже десять лет. – Ты шутишь.

Она качает головой. – Когда Эллиот подошел к нам… Клянусь, это был первый раз, когда я видела, чтобы ты так улыбалась – всем телом – и это заставило меня усомниться во всем, что было в твоей личности до этого.

– Вау, – говорю я медленно. Это кажется… огромным.

– Ты думаешь, что счастлива, но ты едва живешь.

– Сабрина, это ординатура и работа восемьдесят с лишним часов в неделю.

– Нет, – говорит она, решительно качая головой. Она откинулась на стуле, взяв с собой кружку с кофе. – Ты помнишь первый курс?

Я чувствую, как на меня надвигается холодная тень того времени. – Едва ли.

– С тех пор как я встретила тебя, Эллиот был третьим человеком рядом с нами, каждую секунду. Иногда мне казалось, что то, что ты мне рассказывала, ты рассказывала только потому, что его там не было. – Она поднимает руку, когда я начинаю отвечать на это. – Это не жалоба, между прочим. У меня был Дэйв, и у меня была ты. У тебя была я… но у тебя был и он – в твоих мыслях, в каждом твоем поступке. Когда ты встречалась с парнями, это было похоже на… ты ускользала и возвращалась тайком ночью, как будто кто – то мог разозлиться, что ты была на свидании.

Выпустив длинный вдох, я изучаю ее, ненавидя ее за то, что она делает это, за то, что выкладывает эти истины, которые до сих пор жили только в пыльных тенях моей памяти, в публичное пространство.

– Когда ты впервые переспала с Джулианом? Ты помнишь это?

Я издала смешок – стон. Помню. Это было в середине первого курса. Играющий на гитаре, длинноволосый Джулиан был полубогом в кампусе, да еще и на первом курсе. Красивый, в меру тщеславный, не такой глубокий, каким он себя считал – или, может быть, это только мое мнение задним числом. По какой – то причине он начал добиваться меня в октябре, к вящей зависти поклонниц его группы. В конце концов я согласилась пойти с ним на свидание; в то время я думала, что, возможно, погрузившись во что – то с кем – то другим, я смогу заставить все вернуться в Калифорнию.

Мы занимались сексом у него дома после нашего первого свидания. Я почти ничего не помню об этом, кроме того, что во время секса я думала о том, что есть по крайней мере пятнадцать других женщин, которые хотели бы оказаться в этой постели прямо сейчас, и что он, вероятно, делал все это довольно умело. Но все, чего я хотела, это чтобы он закончил, и я могла пойти домой и свернуться в клубок.

Я вернулась в комнату общежития, которую делила с Сабриной, и не успела сказать ни слова, как меня вырвало на ее любимую пару фиолетовых Docs, после чего я упала в истерическую лужу и рассказала ей все об Эллиоте.

– Бедный Джулиан, – говорю я.

– Он был милым, – говорит она. – И это сработало на какое – то время, потому что ты не была заинтересована. Ты никогда не вкладываешься, Мейси. У тебя есть только горстка людей, которых ты действительно можешь назвать друзьями, а все остальные остаются на поверхности.

Я собираюсь возразить, но она нахально поднимает руку, чтобы остановить меня.

– Позволь мне сказать, я работала над этой речью с самого пикника.

Я улыбаюсь, несмотря на свой гнев. – Хорошо.

– Я уверена, что Шон – отличный парень, но это другая версия тебя и Джулиана; все лежит на поверхности. Ты никогда не почувствуешь того, что чувствовала к Эллиоту, но это удобно: ты все равно не хочешь чувствовать это снова.

Я напряженно киваю. Сабрину нельзя винить за то, что она произнесла вслух то, о чем я тоже начала задумываться.

– Но, черт возьми, Мейс, – мягко говорит она, – разве это не кажется эгоистичным? Ты даешь только столько, сколько сама готова. К счастью, в этот раз Шон доволен объедками.

Я откидываюсь в кресле. – Боже мой, – говорю я. – Скажи мне, что ты на самом деле думаешь.

Она пожевала нижнюю губу, изучая меня. – Ты хочешь сказать, что я не права?

Я провожу руками по лицу, чувствуя себя более уставшим, чем за всю неделю. – Все не так просто, и ты это знаешь.

Сабрина закрывает глаза, медленно вдыхая, а затем выдыхая. Снова посмотрев на меня, она мягко говорит: – Я знаю, милая. Дело в том, что… ты притворяешься, будто можешь просто уйти от Эллиота. А ты можешь? А если нет, то что ты делаешь, оставаясь помолвленной с другим мужчиной?

– Я знаю, знаю, – говорю я, чувствуя, как в животе бурлит.

Выражение ее лица смягчается. – Разве ты не хочешь посмотреть, куда все может зайти с Эллиотом? Самое худшее, что может случиться, это то, что ничего не получится, и его больше не будет в твоей жизни. – Она наклоняется назад и говорит более спокойно: – Ты знаешь, что сможешь это пережить. По крайней мере, минимально.

Я кручу вилкой по столу.

– Что удерживает тебя с Шоном?

Я знаю, что она хочет получить серьезный ответ, но я просто устала от интенсивности этого разговора. – Его квартира такая удобная.

Она разражается лающим смехом, который на самом деле пугает Вив во сне. – Они взбивают твои подушки в аду, Мейси Лиа Соренсен.

– Я не думаю, что в аду есть подушки, – говорю я, улыбаясь ей в ответ. – И я шучу. Мне просто трудно доверять этим новым сомнениям, потому что несколько недель назад я была совершенно счастлива с Шоном. Что, если это просто всплеск?

Она произносит скептическое – Угу.

Я моргаю ей. – Ну же.

– Да ладно тебе. Ты знаешь, что я права. С Шоном все просто, я понимаю. Он кактус, а Эллиот – орхидея. Это я тоже понимаю. Просто…

– Просто что?

– Просто не будь киской по этому поводу, – говорит она. Сабрина ненавидит использовать слово 'киска' для обозначения слабости, особенно после того, как она родила своего десятифунтового ребенка старомодным способом. – Когда ты думаешь о поцелуе Эллиота, что ты чувствуешь?

Все мое тело взрывается от жара, и я знаю, что это сразу же отражается на моем лице. Я знаю, каково это – целовать Эллиота. Я знаю, как он звучит, когда кончает. Я знаю, как его руки становятся дикими и блуждающими, когда он напряжен. Я знаю, как он научился прикасаться, целоваться и доставлять удовольствие, потому что он учился вместе со мной.

Я знаю, как это было хорошо, даже за то короткое время, что он был у меня.

– Мне даже не нужно, чтобы ты отвечала. – Она откидывается назад, когда заходит официантка, чтобы принять наши заказы.

Когда она снова уходит, мой телефон вибрирует в сумке, и я достаю его, смеясь. Это сообщение от Эллиота, с которым я не разговаривала после пикника:

«Ты говорила с Шоном о Новом годе? Я бы хотел, чтобы ты поехала со мной. Думай об этом как о шансе провести исследование для свадьбы, которую ты не хочешь планировать».

Я разворачиваю телефон, показывая его Сабрине, и она смеется, качая головой. – Вмешательство завершено.

Тогда: Суббота, 14 января

Одиннадцать лет назад

Эллиот растянулся на полу, стянув с футона новую пушистую подушку и подоткнув ее под голову. Было почти два часа дня, и мы с папой едва успели подняться сюда из – за жуткого сухого скрежета под капотом 'Вольво'. Пока папа и мистер Ник работали над папиной машиной, мы с Эллиотом поглощали холодную курицу на ступеньках перед домом. Вернувшись в тепло дома, я скорее задремала, чем прочиталв целую главу.

Голос Эллиота казался более глубоким, чем даже в предыдущие выходные: – Любимое слово?

Я закрыла глаза, размышляя. – Мучительно.

– Вау. – Эллиот сделал паузу, и когда я посмотрела на него, он с любопытством уставился на меня. – Вот это зингер. Обновить?

Я скинула туфли, и одна из них едва задела его голову. Мы провели последний час вместе, но что – то в том, чтобы вернуться в комнату, с голубыми стенами, звездами и теплой массой тела Эллиота рядом, казалось, ослабило все внутри меня. В девятом и десятом классах было тяжело, но одиннадцатый? Определенно самый худший.

– Девочки – отстой. Девочки сплетничают, мелочны и вообще отстой, – сказала я.

Эллиот пометил свое место в книге и закрыл ее, положив на бок. – Поподробнее.

– Моя подруга Никки, – сказала я. – Ей нравится этот парень, Равеш. Но Равеш пригласил меня на весенний бал, а я отказалась, потому что он просто друг, но Никки все равно злится на меня, как будто я могу помочь, что Равеш пригласил меня, а не ее. Поэтому она сказала нашей подруге…

– Дыши.

Я сделала глубокий вдох. – Она сказала нашей подруге Элизе, что я сказала подруге Равеша Астрид, что хочу пойти с Равешем только для того, чтобы он попросил меня, а потом я ему отказала. Элизе поверила ей, и теперь ни Никки, ни Элизе не разговаривают со мной.

– Ни Никки, ни Элайза с тобой не разговаривают, – поправил он, а затем, заметив мой взгляд, извинился, прежде чем добавить: – Очевидно, что Элайза и Никки – сучки.

Я рассмеялась, а потом рассмеялась еще сильнее. В шкафу все казалось таким легким. Почему так не может быть всегда?

Он почесал челюсть, наблюдая за мной. – Ты должна пригласить меня на свой весенний бал.

– Ты бы пошел? Ты же ненавидишь все это.

Эллиот кивнул и рассеянно облизал губы. – Я бы пошел.

– Все хотят с тобой познакомиться. – Я не могла оторвать взгляд от его рта, представляя, как пробую его на вкус.

– Ну, это совершенно однобоко. У меня нет желания знакомиться со всеми. – Он усмехнулся. – Но я хочу увидеть тебя в чем – то другом, кроме пижамы, джинсов или шорт.

– Ты действительно пойдешь со мной на весенний бал?

Он наклонил голову, нахмурив брови. – Неужели так трудно принять тот факт, что я хочу быть единственным человеком, которого ты согласишься взять с собой на дурацкую церемонию?

– Почему?

– Потому что ты моя лучшая подруга, Мейси, и, несмотря на твою смешную замкнутость…

– Хорошая аллитерация.

– Ты та девушка, которую я хочу. Я хочу быть вместе.

Мой желудок перевернулся от волнения и тревоги. – Ты целуешься с другими девушками.

– Редко.

– Никогда.

– Очевидно, что я бы не стал, если бы мог поцеловать тебя.

Я вздохнула, пожевала губу, заерзала. – Почему все не могут быть такими, как ты?

– Я могу быть достаточно частью твоего мира, чтобы казалось, что все такие.

Я мягко улыбнулась ему, сжимая знакомый пузырь потребности. Мне становилось все труднее и труднее игнорировать то, что я действительно, по – настоящему люблю Эллиота.

– Какое твое любимое слово, – спросила я его.

Он на мгновение присосался к нижней губе, задумавшись. – Векс, – тихо сказал он.

Сейчас: Среда, 8 ноября

После того единственного сообщения во время обеда с Сабриной, отношения с Эллиотом превратились в снежный ком, и мы делаем то, чего не делали даже в средней школе: разговариваем почти каждый день. Может быть, всего несколько минут. Иногда просто по смс. Но я чувствую его присутствие почти постоянно, и как бы я ни хотела отговорить себя от этого, я знаю, что нежный гул облегчения в моих мыслях – это из – за него.

Возможно, с этим связано то, что отношения с Шоном… в лучшем случае странные. У нас не было ни одного спора. У нас не было разговоров о том, что мы делаем. Когда я случайно застаю их бодрствующими, Фиби кажется счастливой видеть меня, Шон кажется счастливым видеть меня. Я уверена, что если бы я запланировала на завтра большую свадьбу, Шон все равно с радостью пришел бы. Я уверена, что если бы я отложила планирование на неопределенный срок, Шон никогда бы не спросил об этом.

Я также уверена, что могу уехать, и он тоже не будет против.

Это самая странная вещь, в которой я когда – либо принимала участие, и все же, это может быть так чертовски просто. Это ничего не требует от меня, не требует участия моего сердца, и я знаю без сомнения, что я ему не нужна. У нас могут быть отношения, которые дают нам обоим секс, финансовую безопасность, крышу над головой и стимулирующие разговоры за обеденным столом, но в остальном мы живем совершенно разными жизнями.

Но критические истины – что мы на самом деле не любим друг друга, никогда не любили и отсутствие любви беспокоит меня – не приходят маленькими капельками осознания. Они внезапно появляются там, в черно – белом свете, крича об окончании отношений каждый раз, когда мы вежливо улыбаемся, обходя друг друга у раковины в ванной.

Меня тошнит от этого. Я отчаянно пытаюсь найти лучший выход. К сожалению, я боюсь, что главной реакцией Шона будет разочарование. Я для него такой же удобный любовник, как и он для меня; но в его случае ему, возможно, не нужно большего: у него уже есть любовь всей его жизни в виде шестилетней дочери.

Хорошим началом кажется убедиться, что я могу позволить себе жить самостоятельно в городе. Я беру редкий день отпуска и еду в Эль – Серрито, чтобы сделать то, что откладывала уже несколько месяцев: встретиться со своим финансовым консультантом. Дейзи Миллиган – старый папин финансовый эксперт, и я оставил ее у себя скорее из сентиментальности и лени, чем из – за каких – то особых знаний о ее навыках.

Несмотря на то, что ей уже за семьдесят, ей почти не приходится обращаться к моему досье, когда она читает мне лекции о том, что у меня есть в трасте (достаточно, чтобы покрыть ремонт дома и налоги, но не намного больше) и почему мне следует продать один из моих домов (пенсионный счет мне нужен больше, чем две недвижимости). Я не смею упоминать, что живу в Сан – Франциско и даже не получаю доход от аренды дома в Беркли.

Я ненавижу говорить о деньгах. Еще больше я ненавижу видеть, как сильно я нуждаюсь в финансовой организации. После этого я вроде как взвинчена и бодра, и когда Эллиот пишет смс с вопросом, как прошел мой день, и я отвечаю, что нахожусь на его стороне залива… встреча кажется вполне очевидным выбором.

Он предлагает Fatapple's в Беркли, не имея ни малейшего представления о том, как близко это находится от моего дома. Поэтому вместо этого я предлагаю встретиться на вершине холмов Беркли, в парке Тилден, у входа на тропу Wildcat Creek.

Я приезжаю туда раньше него, и возле машины натягиваю флиску повыше на шею, чтобы бороться с ветром. Туман накатывает на холмы, и кажется, что серый горизонт опускается в долину на дюйм.

Я люблю Тилден, и у меня столько воспоминаний о том, как мы приезжали сюда с мамой, катались на пони, кормили коров на Маленькой ферме. После смерти мамы мы с папой приезжали сюда почти каждые выходные, чтобы покормить уток на пруду. Мы сидели в тишине, бросали в воду оторванные кусочки хлеба и смотрели, как утки подхватывают их, соревнуясь друг с другом в кряканье.

Ностальгия по Тилдену, кажется, смешивается с ностальгией по Эллиоту и образует мощное варево в моей крови, пронизывая меня насквозь. Несмотря на то, что мы с ним никогда не были здесь вместе, мне кажется, что мы были вместе. Такое ощущение, что он – часть моего ядра, вплетенная в мою ДНК.

Поэтому, когда он появляется из тумана парковки и движется ко мне своей длинной, неспешной походкой и в обтягивающих черных джинсах… это заставляет мою тревогу просто… испариться.

В порыве очевидного прозрения я понимаю, что Сабрина была права: я не жила без него. Я просто выживала.

Я хочу как – то разделить с ним эту жизнь. Я просто… не представляю, как это будет выглядеть.

Он, кажется, читает мое настроение, когда опускается на скамейку рядом со мной, скользит рукой по спинке. – Эй, ты. Все в порядке?

Импульс обнять его почти изнуряющий. – Да, просто… длинный день.

Он смеется над этим, протягивает руку, чтобы нежно обхватить мой хвост и потянуть за него. – И это только полдень.

– Я встречалась со старым финансовым консультантом отца.

Другой рукой он тянется вверх, почесывая бровь. – Да? И как все прошло?

– Она хочет, чтобы я продал один из домов.

Эллиот молчит, переваривая сказанное. – Как ты к этому относишься?

– Не очень. – Я смотрю на него. – Но я знаю, что она права. Я не живу ни в одном из них. Просто я не хочу избавляться от них.

– Они оба несут в себе много воспоминаний. Хороших и плохих.

Вот так, он прорезает все насквозь. Даже с того момента, когда он впервые спросил о моей маме, он был мягко неумолим.

Я подтягиваю ногу и поворачиваюсь к нему лицом. Мы так близко, и хотя мы на улице, в общественном парке, вокруг нас никого нет, и это кажется таким интимным. Его глаза сегодня скорее зеленые, чем карие; он немного щетинистый, как будто не брился сегодня утром. Я засовываю руку между коленями, чтобы не дотянуться до его челюсти.

– Могу я задать тебе вопрос?

Глаза Эллиота ненадолго опускаются к моему рту, а затем возвращаются обратно. – Всегда.

– Ты думаешь, я держу все в себе?

Выпрямившись, он оглядывается вокруг, как будто ему нужен свидетель. – Это серьезный вопрос?

Я игриво толкаю его, и он притворяется обиженным. – Сабрина сказала, что у меня есть привычка держать людей на расстоянии.

– Ну, – говорит он, тщательно подбирая слова, – ты всегда разговаривала со мной, но у меня было ощущение, что ни с кем другим ты так не поступаешь. Так может быть, это все еще правда?

Мимо проезжает машина, и ее дизельный двигатель громко тарахтит на парковке, на мгновение отвлекая наше внимание друг от друга и обращаясь к заросшей травой площадке. Слабые звуки жизни животных доносятся до нас с Маленькой фермы, расположенной вверх по гравийной дороге.

Когда я не отвечаю, он продолжает. – Я имею в виду, может быть, я предвзято отношусь к нашим нынешним обстоятельствам, но мне кажется, что ты не очень – то… говоришь о вещах. И, возможно, я нагнетаю обстановку, но у меня такое чувство, что Шон тоже такой.

Я решила проигнорировать эту часть, желая полностью избежать разговора о Шоне с Эллиотом. Теперь я знаю, что мне нужно делать, но я достаточно обязан Шону, чтобы сначала обсудить это с ним. – Я разговаривала с папой, – говорю я, уклоняясь в сторону, как профессионал. – Не так, как с тобой, может быть, но о школе. И о маме.

– Да, но мы говорим о сейчас, – говорит он. – Ты всегда была довольно замкнутой, но есть ли у тебя кто – нибудь? Кроме Сабрины?

– У меня есть ты. – После неловкой паузы я добавляю: – То есть… теперь есть. – Еще одна пауза. – Опять.

Выражение его лица выпрямляется, и Эллиот подбирает с земли веточку, упираясь локтями в колени и вертя палочку между пальцами и большим пальцем. Суетится.

Я знаю…

Я знаю…

Я знаю, что сейчас будет.

– Мейси, – Он смотрит на меня через плечо. – Ты любишь Шона?

Я знала, что это произойдет, да, но тяжесть его вопроса все равно заставляет меня подняться со скамейки и отойти на два шага.

– Я видел тебя влюбленной, – мягко говорит он, не вставая. – Не похоже, что ты влюблена в него.

Я не отвечаю, но он все равно читает меня.

– Я не понимаю, – рычит он. – Почему ты с ним?

Я оборачиваюсь, чтобы поймать его выражение лица: брови нахмурены, рот сжался от эмоций. Мне требуется несколько вдохов, чтобы подобрать слова так, чтобы это не выглядело мелодраматично.

– Потому что, – говорю я ему, – у нас есть совершенно хреновое соглашение эмоционально испорченных людей – негласное, я думаю, до недавнего времени, – что мы отдаем друг другу только часть себя. Потеря его никогда не разрушит меня. – Я качаю головой и смотрю вниз на свой ботинок, носком которого я вытираю грязь. Я чувствую, как прозрение, которое я испытала ранее по поводу крепкой, совместной жизни, начинает угасать по мере того, как Эллиот укоряет мои инстинкты самосохранения. Я ненавижу, что Сабрина была права. Ненавижу, что отступление в свой кокон – мой первый рефлекс. – Я понимаю, как трусливо это звучит, но я не думаю, что смогу снова потерять любимого человека.

– Это было так больно, – тихо говорит он, и это не совсем вопрос. – То, что я сделал. Когда мы поговорим?

– Я не просто потеряла тебя, – напоминаю я ему.

Я останавливаюсь, мне нужна секунда, чтобы отдышаться. Воспоминания о последней встрече с Эллиотом вызывали у меня физическую тошноту. Теперь они просто вызывают дрожь в моем теле.

Я вижу, что он переваривает это. Он изучает мое лицо, мысленно переворачивая слова и рассматривая их под разными углами, как будто знает, что что – то упускает.

Или, может быть, я просто параноик.

– Какова его история? – спрашивает он.

– Ты имеешь в виду Шона?

Эллиот кивает, собирая очередную веточку. – Он был женат?

– Да. Она занималась финансами и пристрастилась к кокаину во время рабочей поездки.

Его голова вскидывается, глаза потрясены. – Серьезно?

– Да. Ужасно, правда, – Я смотрю мимо него, на парковку. – Так что, я думаю, часть этого для него в том, что у него есть дочь, и он так и не смог забыть Эшли. Это было… очень легко для нас обоих просто впасть во что – то постоянное, не нуждаясь друг в друге.

Эллиот наклоняется вперед. – Мейси.

– Эллиот.

– Ты остаешься из – за Фиби?

Я смотрю на него, искренне смущенная. – Что?

– Фиби.

– Нет, я слышала это имя. Я просто не понимаю, как… – О. – Я поняла, что он хочет сказать. – Нет.

– Я имею в виду, она такая милая маленькая девочка без мамы… – Он говорит это так, как будто очевидно, почему я останусь здесь, и ладно, со стороны я могу понять, почему он так думает. Но он их не знает.

– Я ей не нужна, – успокаиваю я его. – У нее потрясающий, вовлеченный отец. Я – это… – Я машу рукой вокруг, неуверенно. – Этот аксессуар. Я имею в виду, давай будем честными: я не знаю, как… 'мама' в любом случае, так что, похоже, ей ничего от меня не нужно.

Он немного ворчит, глядя вниз на веточку, которую он медленно и методично измельчает. – Хорошо.

Я сверкаю глазами. – Что значит 'хорошо'?

– Это значит хорошо.

– Ты не можешь так долго думать, прежде чем сказать мне 'хорошо'. Это снисходительное 'хорошо'.

Он смеется и бросает палку на землю, прежде чем посмотреть на меня. – Хорошо.

Вызов. Он хочет со мной пообщаться, я вижу.

– Черт побери! – Я поворачиваюсь и смотрю на образовательный центр и серые облака, проплывающие за ним.

– Ей может понадобиться мама, когда у нее начнутся месячные, – тихо говорит он. – Или когда ее друзья будут придурками.

– Может быть, у нее будет друг, который будет ее слушать, – возражаю я, а затем поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него с подозрением. – Почему мне кажется, что ты пытаешься уговорить меня остаться с Шоном? Ты что, проводишь обратную психологическую обработку?

Ухмыляясь, он сдается. – Да ладно, давай поговорим о чем – нибудь другом. Любимое слово?

По моей коже пробегает жар. Я настолько не готова к этому, что мой разум замирает и внезапно не находится слов, нигде. – Мне нужно подумать… А тебе?

Его смех звучит как низкий гул. – Меллифлюи.

Я сморщила нос. – Это слишком громко сказано.

– Это точно, мэм, – рычит он с многозначительной интонацией.

За это в него бросают камешек.

– У тебя приятный голос, – пробормотал он, оттолкнувшись от скамейки, чтобы встать и подойти ко мне. – И давай. Твоя очередь. Ты не должна слишком много думать об этом, мошенница. Ты знаешь правила.

Я смотрю, как его губы раздвигаются, когда он смотрит на мой рот. Смотрю, как его язык высунулся.

– Лимеренция.

Нет другого такого слова: Состояние влюбленности в другого человека.

Глаза Эллиота поднимаются к моим, зрачки расширяются, как капля чернил в пруду. – Ты ужасна.

– Я и не пытаюсь ей быть.

Он кивает на указатель тропы, приглашая меня следовать за ним. Мы идем по тропинке, и это напоминает мне прогулки с ним по лесу Армстронга или по сухому руслу ручья летом. Это так странно, что кажется, будто прошла целая жизнь, и в то же время кажется, что это было две недели назад. Медленно наши шаги сходятся в хруст… хруст… хруст ног по гравию, двигающихся в тандеме. Он укоротил свои шаги, чтобы соответствовать моим.

– Ты счастлив, – спрашиваю я его.

Вопрос прозвучал так резко, что я ожидала, что он немного поколеблется, но он не поколебался. – У меня были моменты, когда я был счастлив, да.

Мне не нравится этот ответ. Я хочу, чтобы он был радостным, любимым, обожаемым, полным всего и всегда.

– Признаюсь, – добавляет он, – я чувствую больше этого рядом с тобой.

Это пьяняще, знать, что у меня есть сила, чтобы передать это.

– Ты счастлива? – спрашивает он.

– Я не была счастлива, – говорю я ему и чувствую, как он поворачивается, чтобы посмотреть на мое лицо. – И то, что ты снова рядом со мной, заставило меня это понять. – Мы останавливаемся на маленьком, скользком мостике посреди леса и смотрим друг на друга. – Ты заставляешь меня чувствовать так много всего, – признаюсь я, замявшись.

Он поднимает руку и осторожно натягивает мой хвост на кулак. – Меня тоже. Это всегда было правдой. – Переместив руку, чтобы провести ладонью по моим волосам, он пробормотал: – Кстати, я не пытался уговорить тебя остаться с Шоном. Я просто думаю, что ты слишком строга к себе.

Мои глаза скептически сужаются. – Я?

Кивнув, он сказал: – Я думаю, ты коришь себя за то, что была с Шоном. Именно поэтому я спросил о Фиби и…

– Эшли?

– Да. Эшли. – Он использует кончик указательного пальца, чтобы приподнять очки, и смотрит на густые деревья перед нами. – Ты ведешь себя так, будто ты с ним только потому, что это легко. Но в каком – то смысле он твой отец в этом сценарии, а ты – женщина, которая пришла после твоей мамы. Шон не так много может дать, но ты понимаешь, почему. В конце концов, ты бы не хотела пытаться заменить кого – то.

Я в шоке смотрю на него. Всего за несколько предложений Эллиот только что объяснил, почему мне имеет смысл быть с Шоном, и одновременно доказал, что он – Эллиот – единственный человек, который по – настоящему понимает меня. До этого момента я даже не замечала этой истины.

– Почему ты так добр ко мне? После всего?

Эллиот наклоняет голову, оглядывая меня. Конечно, он не видит все в таком свете. Он знает только о своем предательстве, но не о моем. – Потому что я люблю тебя?

Эмоции забивают мне горло, и мне приходится несколько раз сглотнуть, чтобы вымолвить слова. – Не думаю, что раньше я действительно замечала, насколько я оцепенела. Или заботилась, может быть.

Я вижу, как это задевает его, физически. – Мейс…

Я мрачно смеюсь над этим, над тем, как чертовски ужасно это звучит. – Это ужасно, не так ли?

Он резко делает шаг вперед, притягивая меня к своей груди. Одна рука гладит мой затылок, другая обхватывает мои плечи, и мне кажется, что я не плакала уже десять лет.