Текст книги "Любовь и другие слова (ЛП)"

Автор книги: Кристина Лорен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

Сейчас: Среда, 10 января

Как только мы открываем дверь, меня охватывает мощный прилив ностальгии. Внутри дом Беркли пахнет так же, как и всегда – домом, но я не думаю, что осознавала раньше, что дом пахнет маминым кедровым сундуком, который мы использовали в качестве журнального столика, и папиными датскими сигаретами – очевидно, он проносил их чаще, чем я знала. Солнечный луч, ворвавшийся через окно гостиной, поймал несколько крошечных звездочек пыли, которые кружатся. Раз в месяц ко мне приходит женщина и убирает дом, но даже если все выглядит опрятно, место все равно кажется заброшенным.

Это вызывает у меня чувство вины, пронизывающее до глубины души.

Эллиот подходит ко мне сзади, заглядывает через мое плечо в гостиную. – Как ты думаешь, нам удастся сегодня попасть внутрь?

Он смягчает свою шутку поцелуем в мое плечо, и я не могу винить его за этот легкий укол: мы проезжали мимо дома уже дважды, поздно вечером после моих смен в больнице. Я была слишком истощена душевно, чтобы снова вернуться в дом моего детства. Но я не работаю до вечера, и сегодня я проснулась с чувством… готовности.

Наш план на сегодня – продать дом в Халдсбурге и навести порядок в Беркли, чтобы подготовить его для приезжих преподавателей Калифорнийского университета, которые хотят снять жилье с мебелью. Но убирать его для этого означает взять с собой все важные воспоминания – фотоальбомы, произведения искусства, письма, крошечные сувениры, разбросанные повсюду.

Я делаю шаг внутрь, потом еще один. Деревянный пол скрипит там, где он всегда скрипел. Эллиот следует за мной, оглядываясь по сторонам. – В этом доме пахнет Дунканом.

– Правда?

Он хмыкает, пропуская меня к камину, где висят фотографии нас троих, Кеннета и Бритт, маминых родителей, которые умерли, когда она была маленькой.

– Знаешь, я видела только одну ее фотографию. Ту, что была у Дункана рядом с его кроватью.

Ее. Моя мама. Laís, для всех остальных. Mãe, для меня.

Эллиот проводит пальцами по нескольким кадрам, затем берет один, изучает его, а затем смотрит на меня.

Я знаю, какую фотографию он держит. Это фотография, которую папа сделал, когда мы с мамой были на пляже. Ветер развевает ее длинные черные волосы на шее, а я прислонилась к ней, сидя между ее ног, и ее руки обхватили мою грудь. Ее улыбка была такой широкой и яркой; по ней без слов можно понять, что она была абсолютной силой природы.

Он снова моргает. – Ты так похожа на нее, это сверхъестественно.

– Я знаю. – Я так благодарна времени, что могу видеть ее лицо и радоваться тому, что унаследовала его от нее, а не ужасаться тому, что каждый день смотреть в зеркало будет все большей пыткой, когда я старею и начинаю все больше походить на то, какой я ее помню.

Я опустилась на колени у кедрового сундука, где хранятся все наши фотографии, письма и сувениры.

– Вот это должно быть в нашей квартире.

Когда Эллиот говорит это, крышка сундука наполовину поднята, и я, не глядя, опускаю ее обратно. Тепло так быстро распространяется по моим конечностям, что у меня кружится голова. – 'Наша квартира'?

Он поднимает взгляд от фотографии. – Я подумал, что мы должны переехать куда – нибудь вместе. В городе.

Прошло всего десять дней с тех пор, как мы снова вместе, но даже за это время дорога между нами превратилась в чудовище. Снимать комнату у Нэнси означает, что приглашать 'компанию' погостить у нас достаточно неловко, чтобы быть невозможным. А Эллиот находится слишком далеко от больницы, чтобы я могла оставаться с ним. Чаще всего он встречает меня поздним ужином в городе, потом едет домой, а я ложусь в постель.

В тот единственный выходной, который у меня был за это время – два дня назад – мы ни разу не выходили из его квартиры. Мы занимались любовью в его постели, на полу, на кухне. На короткий миг я представила, что имею доступ к нему – к его голосу, рукам, смеху и весу надо мной каждый раз, когда я прихожу домой – и желание этого стало вторым пульсом в моей груди.

– Ты бы переехал в город? – спрашиваю я.

Эллиот откладывает фотографию и садится рядом со мной на потертый персидский ковер. – Ты действительно сомневаешься в этом? – За очками его глаза кажутся почти янтарными в солнечном свете, проникающем в окно. У него такие длинные ресницы.

Я так хочу поцеловать его прямо сейчас, что у меня во рту все пересохло. Я знаю, что нам нужно работать, но меня отвлекает щетина на его челюсти и то, как легко было бы забраться к нему на колени и заняться с ним любовью прямо сейчас.

– Мейси? – говорит он, усмехаясь под напором моего внимания.

Я моргаю и смотрю ему в лицо. – Для тебя это большая поездка на работу.

– Мой график работы более гибкий, чем твой, – говорит он, а потом в его глазах загорается лукавый огонек. – И то, что ты каждую ночь в постели, может вдохновить на идеи для моего порно с драконами.

Я смеюсь. – Я так и знала.

Мы съезжаемся 1 марта. Идет проливной дождь, а наша квартира – крошечная однокомнатная, но с огромным эркером и всего в полуквартале от автобусной линии, которая доставляет меня прямо на работу. Эллиот и его три брата строят стену из книжных шкафов, и – может быть, немного неловко – мистер Ник и мисс Дина приносят нам новую кровать. Я бы запротестовала, но это прекрасная кровать с балдахином, сделанная вручную одним из давних пациентов мистера Ника. Алекс, Элс и Лиз едут в Nest Bedding, чтобы купить всевозможные постельные принадлежности – потому что ни Эллиота, ни меня не волнует, как выглядят наши простыни, – а мисс Дина готовит ужин, пока мы все распаковываем вещи, теснясь в маленьком пространстве.

К семи часам вся квартира пахнет лавровыми листьями и жареной курицей, а дождь на улице превращается из ливня в редкую, сильную грозу, молнии трещат в ярких вспышках света. Алекс танцует, расставляя книги по полкам, а мы все исподтишка наблюдаем за ней, потрясенные тем, что из этого генофонда могло появиться нечто настолько глубоко грациозное. В момент затишья Лиз и Джордж объявляют, что у них будет ребенок, и комната разражается шумом и движением. Элс включает музыку – и энергия переходит в безумный смех и танцы.

Эллиот тянет меня в сторону, прижимая к себе. Я никогда раньше не видела у него такого выражения лица. Это больше, чем улыбка; это облегченный восторг.

– Эй, – говорит он и кладет свою улыбку на мою.

Я тянусь за новым поцелуем, когда он отстраняется. – Эй. Ты в порядке?

– Да, все хорошо. – Он оглядывает комнату, как бы говоря: – Посмотри на это потрясающее место.

– Мы только что переехали вместе.

– Наконец – то, да? – Я прикусила губу, чувствуя желание закричать, я так счастлива.

Я никогда не чувствовала себя так раньше.

Сегодня вечером мы заснем вместе, в нашей квартире, в нашей кровати. Когда все уйдут, мы забудем о коробках, которые нам еще предстоит распаковать. Он последует за мной под одеяло с голодным напряжением в глазах, его голая кожа будет скользить по моей, пока мы не превратимся в бездыханную, потную кучу. Мы заснем, сплетясь, даже не осознавая этого.

И я проснусь до того, как погаснет свет, и снова захочу его.

Утром он будет здесь. Его одежда будет здесь, и его книги, и его зубная щетка. Я буду насыпать хлопья, пока он принимает душ. Может быть, он найдет меня на кухне с чашкой кофе, и я не буду знать, что он здесь, пока не почувствую прикосновение его губ к моей макушке. Предвкушение этой повседневной жизни, когда я буду двигаться рядом с ним, настолько огромно, что наполняет меня тяжелым, мерцающим жаром.

Мы даже не танцуем, мы просто покачиваемся на месте, как на свадьбе. Но сегодня у нас нет секретов и страшных разговоров. Прошедшее десятилетие кажется туманным пятном, как будто мы совершили долгое путешествие из одной точки Земли и обратно, путешествуя по широкому кругу, которому суждено было закончиться здесь.

Руки Эллиота скользят ниже по моей спине, его голова наклоняется близко к моей. Джордж шутит, что нам нужно снять комнату. Андреас отвечает, что Джордж – это тот, у кого жена залетела. А потом мисс Дина начинает разрываться на кухне о детях и, может быть, еще о свадьбах, и я смотрю, как Эллиот пытается отгородиться от всего этого. Он морщится, сдвигая очки на нос, и изучает меня так, как всегда, словно может читать мои мысли по одному морганию.

Может, и так.

– Любимое слово? – шепчет он.

Я даже не колеблюсь: – Ты.