Текст книги "Соседи по квартире (ЛП)"
Автор книги: Кристина Лорен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
– Чувствую себя сейчас насекомым под микроскопом, – из-за присутствия Лулу и Джина дискомфорт усиливается в разы. – Давайте продолжать вечеринку.
Ставки сделаны, и Келвин задает довольно простой вопрос: «Любимый фильм Холлэнд».
Ответ знает даже Джин – несколько недель назад мы вместе ходили на него в кинотеатр «Бикман». Под многозначительным взглядом Лулу он бросает фишку.
– «Братья Блюз»?
– Правильно, – отвечаю я.
– При каких обстоятельствах Холлэнд плакала? – спрашивает дальше Келвин.
Джефф ставит фишку, но поскольку Лулу бросает две, одну он отдает мне. Вместо того чтобы рассказать что-нибудь душещипательное, она вспоминает случай, когда я напилась и поскользнулась на перекрестке Мэдисон и 59-й, после чего начала реветь из-за упавших с головы солнцезащитных очков.
– Вот спасибо, Лулу. Хочу лишь добавить, что они были розовые и из лимитированной коллекции. Речь шла скорее о бережливости, нежели о нежных чувствах.
Отсалютовав мне, Лулу ничего не отвечает.
Прожевав кусок, Келвин задает следующий вопрос:
– По отношению к чему Холлэнд проявляет сентиментальность?
Не бросив фишек, Лулу с Джеффом кричат хором: «Глэдис!», – после чего Джефф поясняет:
– Где-то с трех лет у нее была мягкая игрушка, собака по имени Глэдис. Это был подарок на день рождения от Роберта, который, как ты уже понял, для Холлэнд самый лучший человек на свете.
– Да, точно, – соглашаюсь я. – А в остальном я не особенно сентиментальна.
– Самая неловкая ситуация, в которую попала Холлэнд, – продолжает Келвин.
Бросив фишку, Лулу начинает говорить, прежде чем Джефф успевает перебить ставку.
– О, я знаю такую! Она занималась сексом с одним парнем, и тот нагнал много воздуха прямо ей в…
– ГОСПОДИ БОЖЕ, ЛУЛУ! – шлепнув рукой по столу, кричу я.
В комнате воцаряется гробовая тишина – возможно, потому, что все ошарашены детальным описанием. А Лулу смотрит по сторонам, как будто до нее только сейчас дошло, что она не одна.
– За всю жизнь, будь она длиной даже в тысячу лет, – говорит Джефф, – я не хотел бы услышать концовку этой истории.
– И зачем только я тебе все это рассказываю? – с раздражением восклицаю я.
Удивительно, но Лулу выглядит раскаявшейся.
– Может, потому, что мои истории куда хуже?
– Я не имел в виду истории под названием «Холлэнд и ее бойфренд», – замечает Келвин, – и говорил скорее о смешных выходках по пьяной лавочке.
Повернувшись на звук его голоса – сдержанный и напряженный, – я успеваю поймать взбешенное выражение его лица. Мне начинает казаться, что Келвин не собирается мириться с фирменным безумием Лулу.
Кажется, сегодня вечером мне оно тоже не нравится – Лулу врубила его на полную катушку.
– Вот тебе история, – положив руку ему на плечо, говорю я. – Однажды меня не узнала родная бабушка, потому что на первом курсе я набрала лишних семь килограммов, – когда Джефф покашливает, я добавляю: – Ну ладно, может, все десять.
– Сурово, – с благодарностью посмотрев на меня, говорит Келвин и наклоняется сделать заметку в блокноте.
Мы пьем и рассказываем еще больше разных историй – о том, каким спортом я занималась (волейболом, но недолго), какие книги люблю (множество), куда ездила на каникулы (есть несколько мест, которые я обожаю). После чего Келвин делится некоторыми фактами о себе. Каждую пятницу по утрам он ловил с отцом рыбу для ужина. У его младшей сестры Молли ДЦП. «Его одержимость» Келвин видел семь раз, потому что дважды выигрывал в лотерею, а остальные пять раз его брал с собой бывший профессор. Келвину не особенно нравятся ситкомы, особенно «Друзья», его любимый фильм «Крестный отец 2», и мне нравится, что в этом плане вкусы моего мужа абсолютно среднестатистические. Еще он не ест баранину и считает совершенно недопустимым смешивать виски с чем бы то ни было. В детстве много помогал маме и умеет вязать.
– Ты умеешь вязать?
Келвин медленно кивает, расслабленный алкоголем, вкусной едой и хорошей компанией.
– Могу связать тебе шапку с шарфом.
На первый взгляд может показаться, будто мы поглощаем информацию друг о друге гигантскими порциями – это как пить из пожарного шланга, – но благодаря рассказанным историям, разворачивающимся под разными углами и с разным количеством подробностей, я понимаю, что мы действительно знакомимся друг с другом; так обычно бывает, например, в летнем лагере, когда за короткий срок хорошо узнаешь человека.
Джефф встает и предлагает Лулу с Джином собираться и уйти вместе с ним. Мне очень нравится способность моего дяди говорить откровенно, но без грубости.
– Пусть они немного поспят. Представьте только, до чего все это утомительно.
Настороженно улыбнувшись Келвину, Джефф крепко меня обнимает.
Лулу забирает с собой непочатую вторую бутылку текилы, а Джин раздает нам воздушные поцелуи по пути к выходу.
Когда за ними закрывается входная дверь, Келвин тяжело вздыхает.
– Ого. Кажется, я под завязку, – он стучит пальцем по виску, давая понять, что имеет в виду. Но по тому, с какой благодарностью он посмотрел на Джеффа, когда тот предложил уйти, я понимаю: это еще и признак того, что Келвин под завязку наполнен общением.
– Не сомневаюсь.
Вместе мы собираем тарелки и убираемся на кухне. Келвин моет посуду, а я упаковываю остатки еды и вытираю со стола.
Это кажется таким простым. Проводить время с близкими и Келвином, потом вместе убираться. Может, причина подобной легкости в том, что мы оба знаем, насколько все это не по-настоящему, вот и не имеем ожиданий? Или здесь есть нечто большее – некое взаимопонимание и влечение?
Обрати внимание, Холлэнд, именно так ты и вляпываешься в неприятности.
Взяв себе пива, Келвин садится на один конец дивана, а я плюхаюсь на другой.
– Ты хорошо провела время? – интересуется он.
Проведя рукой по лбу, я пытаюсь вспомнить количество выпитого за последние три часа.
– Ага. Мне понравилось. И я немного напилась.
Келвин радостно смеется, как будто находит этот факт чрезвычайно прелестным.
– У тебя нос розовый.
А потом неожиданно ложится и осторожно кладет голову мне на колени.
– Можно?
– Ага, – несмело подняв руку, я провожу по его волосам.
Издав довольный стон, Келвин закрывает глаза.
– Такая безумная неделя.
– Согласна.
Этот момент настолько сюрреалистичен, что я кусаю губы, лишь бы удостовериться, не вообразила ли я его. Интересно, будет ли наша жизнь похожа на настоящую, когда Келвин начнет ходить на репетиции, я на работу, и каждый вечер мы будем возвращаться домой.
И так целый год.
Внутренний голос уговаривает меня позаботиться о сохранности моего сердца заранее.
– Я столько выпил, что сейчас усну, – говорит Келвин. – Возможно, начну болтать во сне.
– Это очень хорошо. Сейчас возьму список вопросов.
Рассмеявшись, он смотрит на меня.
– Сегодня я много о тебе узнал. По тому, что о человеке говорят его близкие, можно немало о нем понять.
Вспомнив некоторые из озвученных историй, я издаю стон.
– Лулу просто чудовище. И это явно дурно влияет на мой характер.
– Как раз собирался тебя о ней спросить, – когда я снова провожу пальцами по его волосам, Келвин закрывает глаза. – На свадьбе она казалась нормальной, но сегодня вела себя отвратительно. Она всегда такая грубиянка?
– Да уж, эмоции Лулу постоянно плещутся через край, но сегодня это была почти агрессия, как будто она решила устроить драму на пустом месте.
– Мы сегодня и сами организовали довольно драматичную игру. А со стороны мне кажется, что Лулу уже привыкла чудить.
– Так и есть, – я смотрю на Келвина и радуюсь возможности рассмотреть его получше и не оказаться пойманной. У него тонкий прямой нос, полные, но не женственные губы. Мне нравится форма его глаз. Не знаю, как описать их иначе, кроме как типичные для древнего римлянина – со слегка нависшим веком. Ресницы густые, но не очень длинные. Оттенок щетины темнее его русых волос, а на солнце она кажется рыжеватой. И на затылке, как я уже знаю, у него есть тонкая полоска седины, на фоне остальных волос кажущаяся впаянным в камень кристаллом.
Келвин берет телефон, что-то быстро пишет, а потом произносит:
– Наверное, нам стоит поговорить о том, что обычно обсуждают друг с другом недавно начавшие встречаться пары.
– Ты имеешь в виду прошлые связи? Подать тебе твой блокнот?
Келвин с улыбкой отмахивается.
– Джефф упомянул парня по имени Брэдли, – скрестив ноги, говорит он. – Я предположил, что ты встречалась с ним какое-то время.
Я несколько раз моргаю, пытаясь понять, когда именно – и зачем – Джефф с Келвином успели обсудить сегодня вечером моих бойфрендов. Но тут вибрирует мой телефон. Оказывается, пришло сообщение от… Келвина.
«Ты готова встретить меня?»
В недоумении я таращусь на экран, после чего понимаю, что именно Келвин имеет в виду. Он продолжает играть в эту игру и пишет сексэмески. С горящими щеками я отвечаю:
«Если ты намекаешь на то, голая ли я, то да».
– Расскажи мне о нем, – когда я откладываю телефон в сторону, просит Келвин.
– Ладно, – покашляв, отвечаю я и смотрю на Келвина. Он, как и я, подозрительно покрасневший. – Мы встречались чуть меньше трех лет.
– Ты когда-либо рассматривала вариант выйти за него замуж?
Вопрос настолько очевидный, что даже странно, как сильно он застает меня врасплох.
– Нет… Скорее нет. Мы оба были одинаково скучные.
В ответ на мои слова Келвин прищуривается, и мне становится любопытно, о чем он сейчас думает.
– А что насчет других?
Другие. Как банально, что должны быть и другие.
– Сначала ты, – увиливаю я от ответа. – Со сколькими женщинами ты был?
Еле слышно охнув, увидев мое сообщение, Келвин что-то быстро печатает в ответ, после чего кладет телефон себе на живот экраном вниз.
– Ты сейчас имеешь в виду отношения? – уточняет он. – Тогда с двумя, – он почесывает ногу. Носки Келвин успел снять, и хочу заметить, что у него красивые ступни; никаких мозолей или бугорков. Гладкая загорелая кожа, подстриженные ногти.
Мой телефон жужжит.
«Прежде чем уснуть, хочу ощутить, какая ты горячая».
Эти слова проносятся в моей крови взрывной волной. А мой ополоумевший мозг считает их… вполне уместными в нашей ситуации.
«Я тоже этого хочу. Когда ты будешь дома?»
– Только с двумя? – переспрашиваю я, пытаясь не потерять нить нашего разговора.
– Ну да, две девушки, с которыми были настоящие отношения. Эйлин и Рори.
– Какие… ирландские имена.
Сначала усмехнувшись, Келвин весело смеется.
– Это все потому, что они ирландки.
– А здесь, в Штатах, никого?
– Когда я начал учиться, Рори переехала сюда, но через несколько месяцев вернулась домой. После нее… были девушки, с кем я всего лишь хорошо проводил время, но немного, – поморщившись, Келвин поднимает голову и, поднеся бутылку к губам, добавляет: – Одна из универа, Аманда, – он ненадолго задумывается, прищурившись. – Кажется, мы встречались с ней полгода. Но она была кошмарной. И любила покомандовать.
– А я думала, что для сексуальных отношений любительница покомандовать – это хорошо.
– Ты права. С этим проблем не было, – Келвин делает еще один глоток пива, не встречаясь со мной взглядом. – Ну а как насчет тебя?
– Что насчет меня?
– Я про мужчин, – посмотрев на меня и прищурившись, говорит он.
– А-а. Ну, после Брэдли их было… несколько сотен.
Келвин привстает.
– Правда? – в его голосе звучит неприкрытый и сдобренный выпитым интерес, который тут же исчезает, едва Келвин понимает, что я шучу. И он ложится снова. – Я просто хочу добавить, что это не было бы чем-то из ряда вон. В конце концов, у нас сексуальная свобода и все такое.
– Да нет, не сотни. Несколько.
– А ты знаешь, – сонным голосом говорит он, – что секреты бесценны?
– Вот как?
Келвин берет телефон и что-то быстро пишет. Мое сердце сейчас выпрыгнет из груди. Снова посмотрев на меня, он кивает.
– Мама говорила, что рассказанные секреты что-то высвобождают между друзьями.
Сделав вид, будто раздражена, я говорю:
– Ты решил упомянуть мою прелестнейшую свекровь Марину, чтобы обсудить мои сексуальные отношения?
– Она замечательная, да.
Взяв телефон, я читаю высветившиеся на экране слова.
«Буду дома, как только смогу. Не перестаю думать о тебе».
Мое дыхание замирает, а в горле как будто застрял большой ком.
– И потом, – тихо замечает Келвин, – ты слишком красивая, чтобы не иметь опыта в любви, – прежде чем я успеваю осмыслить эти слова, он добавляет: – Я знаю только о Брэдли. Плюс тот, о ком сегодня упоминала Лулу.
Вспомнив унизительный рассказ Лулу, я издаю стон.
– Ну ладно. С девственностью я рассталась с парнем по имени Эрик на свой шестнадцатый день рождения. В выпускном классе встречалась с Джейком… Мы были вместе месяцев восемь. Отношения с Брэдли длились во время учебы в колледже. А после него было еще несколько, но – как ты говоришь, – ничего выходящего за пределы постели. Включая и того, о котором рассказала Лулу, – посмотрев вниз, чтобы оценить его реакцию, я вижу, что Келвин все равно чего-то ждет. Видимо, число. – Я занималась сексом с шестью парнями.
– Шесть не так уж и плохо.
– Для кого неплохо?
Посмотрев на меня, Келвин смущенно морщится.
– Видимо, для меня.
Я отворачиваюсь. И совершенно не понимаю, что думать по этому поводу. Мы знакомы всего несколько дней, поэтому его присутствие в моей квартире – и у меня на коленях – ощущается форменным безумием. Помимо этого, складывается впечатление, будто Келвин в нашем браке готов взять на себя ряд обязательств и искренне интересуется мной как личностью. Учитывая желание защитить себя, я не знаю, как к этому относиться.
Возможно, я тронута. По-прежнему одержима им. А еще чувствую настороженность.
Ведь мы так и не пообещали друг другу, что станем хранить верность.
– Большую часть из последних четырех лет я провел в поисках работы, – тихо говорит Келвин. – Поэтому отношения отошли на второй план. Я ходил на абсолютно все прослушивания. Но с классической гитарой есть сложности. Большинство хотят слышать рок-гитару.
– Ты ведь играешь рок.
– Да, но без особой страсти, – подняв на меня взгляд, говорит Келвин.
– Да, конечно, – соглашаюсь я. – Но ты можешь играть и рок, если захочешь.
– Проблема не только в том, что я этого не хочу. А в том, что рок играют миллионы.
– Что ж, в «Левин-Глэдстоун» на сегодняшний день на классической гитаре играет всего один человек.
Келвин победно вскидывает вверх руку. Так смешно и мило.
– Кстати о театре, – подталкивая его подняться с моих коленей, говорю я. – Завтра у тебя начинаются репетиции, – после чего показываю на часы, которые показывают уже начало первого ночи. – Нужно идти спать.
– Я в шоке от сегодняшнего дня.
Я смеюсь.
– В хорошем смысле или в плохом?
– Да, я имел в виду, что было здорово.
– Согласна.
– Мне не нравится мысль, что ты выступаешь второстепенным персонажем в истории своей жизни, – перестав улыбаться, говорит Келвин.
Кусая губы, я стараюсь не отводить взгляд. И не совсем понимаю, что ему ответить.
– Внезапно ты стала важной частью моей жизни, – тихо добавляет он. – А я твоей. Разве нет? Почему бы тогда не превратить это событие во что-то более грандиозное?
Выпрямившись, Келвин наклоняется ко мне и оставляет на щеке поцелуй, который я продолжаю ощущать, даже когда он уходит в ванную.
Я иду к себе, чтобы одеть пижаму, и сижу на кровати, глядя на свой телефон. Последнее сообщение Келвина осталось неотвеченным. И я пишу ему совершенно импульсивно:
«Я чувствую то же самое».
Что я творю? Больше, чем попасть в неприятности из-за нашего брака, меня волнует перспектива влюбиться в того, кто непременно обыграет меня на этом поле.
Понятия не имею, сколько времени проходит, пока я сижу в спальне, но, когда выхожу, диван уже застелен и Келвин лежит закрыв глаза.
На экране моего телефона высвечивается новое сообщение:
«Я ненавижу каждую ночь, которую провожу без тебя».
глава тринадцатая
Я хорошо помню, когда в первый раз увидела «Деловую девушку». Это было у Роберта и Джеффа – естественно, – и мы смотрели фильм на видеокассете. Там много известных фраз («Я тебе не стейк! И ты не можешь просто взять и заказать меня!»), но моя самая любимая сцена в конце – внимание, спойлер! – когда Мелани Гриффит и Харрисон Форд на кухне делают кофе и упаковывают ланч для ее первого дня на новой работе. Обмениваясь улыбочками, они то и дело сталкиваются плечами, и это до неприличия мило.
Буду откровенной и оговорюсь сразу, что наше утро перед первой репетицией Келвина совсем не такое. Во-первых, мы оба проспали. Наша беготня по тесной квартире – почистить зубы, сварить кофе, «Иди первая в душ», «Ох, черт, Холлэнд, можно я воспользуюсь твоей бритвой?» – прерывается телефонным звонком. Это Роберт; телефон Келвина стоит на беззвучном режиме, и мой дядя звонит попросить того появиться в театре на час раньше, чтобы порепетировать до прихода Рамона.
Сопровождаемый клубами пара, из ванной в одном полотенце выходит Келвин. В голову тут же приходит нелепая мысль, что он напоминает мне пластмассовую модель с уроков анатомии, на которые я ходила: четко очерчен каждый мускул.
Продефилировав мимо меня, он говорит:
– Забыл взять с собой одежду.
Минуточку, я что-то собиралась ему сказать… Ах да.
– Звонил Роберт, – говорю я и думаю, не предложить ли ему покрепче держать полотенце на талии, потому что после моих слов Келвин запросто может его уронить. – Он хочет, чтобы ты пришел пораньше.
Келвин бледнеет.
– Насколько пораньше?
Я смотрю на часы, висящие у него за спиной.
– Чтобы ты был там прямо сейчас.
Сорвавшись с места, Келвин хватает одежду и несется в ванную. Мельком заметив его голую задницу, я, кажется, обретаю новую религию. Сама я надеваю первое попавшееся – сегодня все равно всем будет плевать на мой внешний вид (собственно, как и в любой другой день), – наливаю кофе в две кружки-термос и жду у входной двери.
И потом мы бежим в театр.
На улице так холодно, что я на полном серьезе беспокоюсь, не заморозятся ли его мокрые волосы. Судя по всему, Келвин думает так же и, убрав их под вязаную шапку, подается вперед, навстречу порывистому ветру, прижимая к груди футляр с гитарой. Молча мы проходим станцию «50-я улица» – Келвин, в отличие от меня, даже не смотрит в ее сторону, – и я чувствую, как внутри становится радостно и грустно одновременно.
– Что еще сказал Роберт? – морщась от сильного ветра, спрашивает Келвин.
– Что Рамон придет в десять. И до этого времени он хотел пройтись с тобой по нескольким моментам.
Ошеломленный, Келвин резко останавливается.
– Господи. У Рамона это тоже будет первая репетиция.
Едва сказав это вслух, Келвин как будто приходит к тому же выводу, что и я: репетировать с Лизой Рамону смысла нет, если придет Келвин. И сегодня они всерьез начнут работать вместе.
Повернувшись, Келвин продолжает быстро идти в сторону театра, а я бегу за ним, чтобы не отстать.
– Ты потрясающе сыграешь, – уверяю я.
Он кивает и поглубже кутается в шарф.
– Продолжай в том же духе.
– Ты сыграешь просто великолепно.
На губах Келвина появляется еле заметная улыбка.
– Я угощу тебя выпивкой вне зависимости от того, как сложится сегодняшняя репетиция.
– В этом духе тоже продолжай, – смеется Келвин.
***
Келвин явно напуган толпой, собравшейся у сцены перед его репетицией. Во время прослушивания он выглядел куда более расслабленным. Впрочем, терять ему тогда было нечего.
Ободряюще пожав ему плечо, я задерживаюсь у входа в зал и наблюдаю, как Келвин идет по проходу к Роберту. Рамон еще не появился, что хорошо.
Мой муж и дядя пожимают другу другу руки, после чего Роберт притягивает Келвина в объятия. Спасибо небесам за чутье Роберта, сразу же ощутившего нервозность своего нового гитариста, и спасибо небесам, что Келвин не стал сопротивляться.
Рядом со мной появляется Брайан и кивком показывает в сторону сцены.
– Выглядят по-панибратски.
Закатив глаза, я молчу. На Брайане сейчас темно-синяя рубашка с тиграми, змеями и солнцами, – понятное дело, это Гуччи, но все равно нелепо. Не могу выбрать, какие чувства во мне вызывает мысль, что он отдал восемь сотен за поло: глумливую радость или расстройство по поводу своих финансов.
Но в любом случае Брайан тот еще мудак.
– Повезло же ему. Мимо проходила подходящая молодая леди, вечно одинокая и с нерадужными перспективами на будущее.
– Тебе что-то нужно? – сжав руки в кулаки, чтобы не залепить ему пощечину, спрашиваю я.
Предупреждающе приподняв бровь, Брайан отвечает:
– Мы сделаем все возможное, чтобы все узнали о вашей свадьбе. Роберт сказал, нельзя допустить слухи, будто брак фиктивный.
– Спасибо, – не зная, что на это ответить, бормочу я. Брайан явно хочет поучаствовать в этом безумии, собрав факты и сплетни и сделав из них себе новую коллекцию.
Он поворачивается ко мне.
– Должен сказать, даже на том собрании… мне в голову не могло прийти, что ты и вправду это сделаешь.
Мы очень редко стоим так близко и при этом не спорим, а сегодня утром стали заметны изменения в наших взаимоотношениях. Когда я это понимаю, все встает на свои места: Брайан не может отрицать, что я сделала нечто значимое. Поэтому будет снова и снова пинать мою самооценку, указывая на то, что я вышла замуж за незнакомца.
– Ты ведь что-то говорил про нестандартное решение, – напоминаю ему я.
– Да блин, я же пошутил! – отвечает он. – Ну кто на такое решится?
Фыркнув, Брайан уходит в вестибюль. В ответ на его самодовольство мне всегда хочется закричать что-то вроде: «Ты знаешь вообще, как произносится слово «предположительно»? Не «положительно»! Знаешь, что в слове «Вашингтон» после «а» нет буквы «н»? А что у нас есть распечатки твоих сообщений, ты в курсе? И мы знаем, сколько минут ты упиваешься своей властью, прежде чем ответить на смс».
Но я молчу. Осторожно достав из сумки фотокамеру, иду по проходу к сцене, чтобы запечатлеть первый день репетиции Келвина и Рамона.
***
Какое-то время Келвин и Роберт тихо разговаривают склонив головы. Это напоминает мне, как я наблюдала за отцом, когда тот тренировал футбольную команду, и своим старшим братом Томасом, школьным квотербеком – наклонившись друг к другу, они выстраивали стратегию игры на глазах у тысячной толпы. Происходящее на сцене сейчас во многом похоже, разве что еще более масштабное.
От воспоминания о Томасе и папе мне мучительно хочется домой. Долгие годы я стояла на месте, прежде чем обнаружила, что моя жизнь – это движущийся поезд; а хранить такую важную тайну означает уехать еще дальше.
Наконец Келвин достает гитару и настраивает ее движениями, ставшими до странного знакомыми. Мне даже кажется, будто я слышу ароматы кофе и чая – когда утром он настраивал ее, практически раздетый. А потом я практически уверена, что произойдет дальше: размяв шею, Келвин несколько раз сожмет руки в кулаки, готовя пальцы к игре. Мое сердце подскакивает к горлу, а когда Келвин выжидающе смотрит на Роберта, пульс взрывается огнем.
Роберт поднимает руки, дает обратный отсчет, и музыка Келвина льется рекой, растекаясь по проходам зала и накрывая слушателей с головой. Никто не двигается и не произносит ни слова, а насыщенная мелодия вызывает у меня дежавю – будто что-то позабытое снова стало близко, и оно сдавливает горло так сильно, что приходится запрокинуть голову в попытке вдохнуть.
Ноты Келвину не нужны, он играет короткими отрывками. Каждый раз, когда Роберт его останавливает, чтобы исправить, у меня возникает ощущение прерванного удовольствия, или как будто внезапно стало тяжело дышать. А в момент очередной остановки прямо посреди четырехдольного такта стонут, не сговариваясь, все собравшиеся в театре.
Развернувшись, Роберт шутливо просит всех быть потише.
– Позвольте мне руководить процессом.
Кто-то кричит ему в ответ:
– У меня мурашки от его игры.
– Мурашек будет еще больше, если Келвин лучше начнет брать синкопы, – отвернувшись, Роберт дает отсчет, чтобы Келвин начал снова.
Это похоже на танец – дирижер и его музыкант. Движения Роберта плавные, будто льющаяся вода, и Келвин отвечает тем же – играет выверенно и гладко. Спустя час репетиции я вспоминаю, зачем сюда пришла. Подняв камеру и неуклюже поставив ее на свой гипс, я смотрю в видоискатель. И в крохотное окошко вижу, как, аплодируя, на сцену выходит высокий и широко улыбающийся Рамон Мартин, оскароносный любимец бродвейской публики.
глава четырнадцатая
Келвин напился.
Он выпил не немного, когда с глуповатыми улыбочками уморительно шутит, нет – спотыкаясь, Келвин тяжело опирается о мое плечо, пока я помогаю ему подняться на три пролета вверх к двери квартиры.
– Рамон Мартин! – еле связывая слоги воедино, восклицает он, сдабривая речь чудовищным акцентом. Это имя он произнес уже раз семьдесят. Честно говоря, Рамона ровно в таком же состоянии мы посадили в такси примерно час назад. Весь вечер они заключали в пьяные объятия общих поклонников. – Поверить не могу, что так теперь выглядит моя жизнь, – повиснув на мне всем весом, от чего я издаю стон, говорит Келвин. – Холлс. Этот день был просто сумасшедшим. Я как будто во сне.
Прислонив Келвина к стене, я спешу достать ключи, прежде чем выйдет моя соседка миссис Моссман и потребует, чтобы мы заткнулись. Выпив совсем немного мартини, я сама себе кажусь не менее пьяной от того, свидетелем чего сегодня стала. Келвин ошеломляет и соло. А вместе с Рамоном они просто умопомрачительны. Впечатляющий баритон Рамона в сопровождении яркой игры Келвина словно волной прокатился по залу – мощной и всепоглощающей. Они покорили всех – людей, которые видели спектакль и слышали эти песни сотни раз. Даже Луис Генова, появившийся к последнему часу, почти рыдал от радости, что шоу после его ухода не умрет.
– И всем этим я обязан тебе, – обхватив пальцами мой подбородок, говорит Келвин. – Моей милой Холлэнд и ее музыкальному чутью, – кажется, ему трудно сейчас на чем-то сосредоточиться, но когда все-таки удается, Келвин тихо добавляет: – У тебя очень красивые веснушки.
В момент, когда к моему лицу приливает вся кровь, мне наконец удается открыть дверь, и Келвин, спотыкаясь, вваливается внутрь и плюхается на диван.
Я не свожу с него, полусонного, глаз. Даже в смятой одежде и развязанных кроссовках он… Господи, да просто посмотрите на него! Посмотрите на него – здесь и сейчас, в моей квартире. Он прекрасен.
– А Лулу где? – спрашивает он.
– Они с Джином пошли домой.
Келвин хихикает, уткнувшись лицом в подушку.
– Джин.
Мне до странного радостно, что Келвина так же смешит старомодное имя Джина, как и меня.
Однако поведение Лулу этим вечером радует меня куда меньше. В очередной раз она была просто несносной, подначивала меня и язвила, демонстрировала пассивную агрессию, угощала выпивкой Келвина с Рамоном и сидела у обоих на коленях, бесстыдно флиртуя.
Лулу всегда была сумасбродной, но не в таких масштабах. Я попробовала посмотреть на нее глазами Келвина, и мне стало стыдно; хотелось, чтобы Лулу успокоилась и отстала хотя бы ненадолго.
– Она тебе завидует, – снимая футболку, говорит Келвин и бросает ее куда-то мимо дивана. Футболка приземляется возле окна и лежит там синим размытым пятном.
Я бреду на кухню и наливаю нам по стакану воды, чтобы сделать вид, будто мне нет необходимости отвечать – как на его комментарий про Лулу, так и на его явную любовь ходить полуголым. Громко икнув, Келвин издает стон; слава богу, ему не нужно появляться в театре вплоть до вторника.
– Почему она такая? – бормочет он, когда я протягиваю ему стакан воды.
Интересно, думает ли Келвин о том же, что и я – когда Лулу взобралась к нему на колени и начала танцевать, а на его лице появилось плохо скрытое отвращение, прежде чем он попросил ее встать. Терпеть не могу ее наглый флирт с Келвином, но еще больше терпеть не могу, что этим вечером она, по сути, прилюдно насмехалась над нашим браком.
– Честно говоря, понятия не имею.
Приоткрыв один глаз, Келвин прищуривается.
– Что-то я сомневаюсь.
– Может, дело в том, о чем ты уже говорил, и ей просто нравится быть безумной, – сегодняшний вечер определенно можно считать безумием. – Как тебе в целом? Понравилось?
Задумчиво надув губы, он отвечает:
– Мне понравилось проводить время с Рамоном. И с тобой.
Алкоголь явно ослабил мои естественные рефлексы, и вместо того чтобы уговорить меня промолчать, сердце бьется трепетно и часто.
– Мне тоже нравится проводить время с тобой.
– Но она мне не нравится, – сморщив нос, бурчит Келвин.
Я смеюсь. Меньше чем за неделю я обнаружила, что Келвин спокоен относительно чего угодно, но когда ему кто-то не нравится, сохранять невозмутимое выражение лица ему совершенно не удается.
– Я заметила.
– У меня были такие друзья, – продолжает он. – Те, которых ты уже перерос, но расстаться не можешь.
Его слова словно сильный ветер в лицо. Не могу сказать, рада ли я или огорчена, когда понимаю, что он прав. Мы с Лулу познакомились три года назад во время учебы в Колумбийском университете и после выпуска, ведя бесконечные разговоры о будущей взрослой жизни, сильно сблизились. Она моя единственная подруга, и мне хотелось, чтобы наша дружба оставалась такой же замечательной, даже когда я чувствовала, что это больше не так.
– А не слишком ли ты пьян для таких радикальных заявлений?
Келвин хихикает.
– Я же твой муж. Почему бы мне не высказаться?
Прекратив смеяться, на долю секунды он выглядит абсолютно трезвым – кажется, в этот момент до нас обоих доходит абсурдность и непостижимость ситуации, в которой мы оказались. А потом Келвин закрывает глаза и истерически хохочет уже без остановки. Мне приходится забрать стакан, чтобы он не уронил его на пол. Пока я со смесью радости и удивления наблюдаю за ним, Келвин снова обретает над собой контроль и, притянув к себе, укладывает меня рядом – зажав между собой и диванными подушками. По моему позвоночнику пробегает горячая волна и болезненно оседает между ног.
Он влажным дыханием обдает мою шею.
– Думаю, ты сама лучшая девушка на свете.
От прикосновения к его обнаженной груди я вздрагиваю всем телом – от горла до кончиков пальцев ног. Открываю рот, пытаясь найти подходящие слова и при этом мыслить разумно, но растворяюсь в его близости – этого виртуозного музыканта и глупого мальчишки, кувыркающегося на моем диване, полуголого и так запросто со мной обнимающегося, – а когда произношу «Спасибо», Келвин уже спит.
– Я думаю, что ты тоже самый лучший на свете.
глава пятнадцатая
– Господи боже, кому и сколько я должен сунуть, чтобы заполучить сюда нормального электрика?
Репетиция почти подошла к концу, и когда Брайан идет за кулисы, в ответ на его вопрос не раздается ни звука. Если бы дело касалось любого другого, появился бы лес рук желающих помочь, но в случае с Брайном никто даже не готов отпустить двусмысленную шуточку по поводу сказанного.
