Текст книги "Соседи по квартире (ЛП)"

Автор книги: Кристина Лорен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– Зато имя Келвин Баккер звучит хорошо. Мужественно, – говорю я.

– Во что я ввязался? – полустонет-полусмеется Келвин.

– В брак с фермерской девчонкой, – отвечаю я. – И лучше тебе узнать в первый же день, что к еде я отношусь крайне серьезно.

– Но ты ведь такая маленькая, – окинув взглядом мое тело сверху вниз, говорит он.

Его взгляд словно огонь.

– Ничего и не маленькая, – во мне 1,69 м, и этот рост принято считать чуть выше среднего. Лишнего веса у меня никогда не было, но я и не худенькая. Дэвис любит называть меня крепышом, что не самое лестное описание, хотя далеко и не худшее. Короче говоря, мое тело создано для спорта, но зрение и руки заточены под чтение.

Выйдя из ресторана, мы собираемся в кружок на тротуаре. Для долгих прощаний сейчас слишком холодно. Марк спрашивает, не хотим ли мы продолжить отмечать, но когда Келвин мнется, я тут же присоединяюсь к нему и ссылаюсь – вполне искренне – на дикую усталость, хотя на часах всего десять.

Обняв нас на прощание и еще раз поздравив, друзья берут разные такси и уезжают в противоположные стороны.

Играть в комфортные отношения во время ужина нам с Келвином было легко – отвлекало пари. Едва мы сели за стол, Лулу заказала вино, Келвин закуски, и беседа пошла как по маслу. В присутствии Лулу так бывает всегда. Я даже называю ее смазкой для общения, хотя Роберт взял с меня слово никогда больше не употреблять такую метафору.

А теперь мы с Келвином одни. И прятаться больше некуда и не за кого.

Я чувствую, как он берет меня за руку. Даже сквозь наши перчатки я ощущаю его тепло.

– Не против? – спрашивает Келвин. – Я ни к чему не веду. Просто чувствую себя очень хорошо.

– Все в порядке, – даже более чем в порядке. Вот только дышать мне стало гораздо труднее – черт, идея была плохая. Из-за его обезоруживающей честности и дружеской привязанности, которую Келвин так явно демонстрирует, все станет намного сложнее, когда репетиции окончатся и придет время расставаться.

– Нам в какую сторону? – спрашивает Келвин.

– Ой, – и правда ведь. Мы стоим посреди улицы на холоде, пока я таю изнутри, а он понятия не имеет, где теперь живет. – Нам на 47-ю. Вот сюда.

Мы идем быстро. Я успела забыть, как странно шагать по улице, держа кого-то за руку. А на морозе это странно вдвойне – потому что мы торопимся, и Келвин крепко сжимает мою ладонь. Я делаю то же самое.

– Как ты познакомился с Марком?

– Играли в одной группе в универе, – пока мы идем по 8-й улице, его плечо то и дело прикасается к моему. – В отличие от меня, относившегося к музыке серьезно, для Марка она всегда была просто развлечением. После окончания он пошел дальше и получил степень MBA, – помолчав немного, Келвин продолжает: – Я жил в его квартире в Челси.

А вот и ответ на один из моих вопросов.

– Не бесплатно, – тут же добавляет Келвин. – Сейчас ему, конечно, жаль терять дополнительные деньги, но, как он сам выразился, скучать по виду моего голого зада Марк точно не станет, – Келвин смеется. – И он посоветовал мне купить наконец пижаму.

Мои глаза становятся огромными, и Келвин спешно поясняет:

– Которая, само собой, у меня есть.

– Нет-нет… Я хочу сказать… – начинаю я и прижимаю ладонь к щеке. Мое лицо пылает огнем. – Я хочу, чтобы тебе было комфортно. Можешь просто предупредить меня, когда соберешься… И я буду стучать в дверь по утрам, прежде чем выйти из спальни.

Келвин широко улыбается и сжимает мою руку.

– Как бы то ни было, теперь я буду отдавать эти деньги тебе. Так будет по-честному.

У меня внутри все сжимается. Все это очень и очень странно. Из разрешения на брак о Келвине я знаю только самую базовую информацию: дату и место рождения и полное имя. Но не знаю ничего более значимого. Например, как он зарабатывает на жизнь помимо игры в метро и с кавер-группами, с кем дружит, во сколько обычно ложится спать, что ест на завтрак и – вплоть до этого разговора – даже не знала, где живет.

Конечно же, Келвин не знает всего этого и обо мне, но, как я понимаю, такая информация ему понадобится. Миграционная служба будет спрашивать у нас друг про друга то, чего не знают даже давно живущие вместе пары. Как же нам справиться? Продолжать быть предельно откровенными?

– Роберт с Джеффом покрывают примерно две трети от моей арендной платы, – выпаливаю я.

– Правда? – присвистывает Келвин.

– Да. Ты, наверное, удивишься, но на продаже футболок и закулисных фото много не заработаешь. По крайней мере, явно не столько, чтобы позволить себе жить на Манхэттене.

– Мне и в голову не приходило.

Я чувствую подступающую тошноту. Мое признание к лучшему или худшему? Намекнула ли я таким образом, что у Джеффа с Робертом много денег?

– Я стараюсь не пользоваться своим положением, – добавляю я, почему-то чувствуя стыд. В конце концов, Келвин прямо сейчас сам признался, что жил у друга, а часть своих денег он зарабатывает на улице. – Поначалу я собиралась жить в Нью-Джерси и ездить на работу оттуда, но дяди предложили мне эту квартиру, когда их друг съехал, – на самом деле умер. – Ну и… вот.

– Тебе нравится жить одной?

Я смеюсь.

– Да, но…

Кажется, до него дошел подтекст вопроса, и Келвин тоже смеется.

– Обещаю не путаться у тебя под ногами.

– Нет-нет. Мне нравится жить одной, – решаю уточнить я, – но я не из тех, кому одиночество необходимо, если тебе это важно услышать.

Келвин поворачивается ко мне и улыбается.

– Важно, – подтверждает он, а потом, помедлив, говорит: – На том, чем занимаюсь, я нормально зарабатываю. Баксов пятьдесят за каждый день игры на улице. И около двух сотен за каждый вечер в барах. Но все это не настоящая работа.

Я поворачиваюсь к нему. Келвин запрокинул голову и смотрит на небо, будто рад холоду.

– Что ты имеешь в виду под словами «не настоящая работа»?

Келвин смеется.

– Да ладно тебе, Холлэнд. Ты ведь прекрасно понимаешь. Мне нравится, чем я занимаюсь. Но ты точно знаешь, что я имею в виду, – будто заглядывая мне прямо в душу, он добавляет: – Это приносит деньги, но больше похоже на жульничество. Как будто я не реализую свои способности на всю катушку.

– Теперь тебе больше не придется так делать.

У него на лице расцветает улыбка, которую мне очень хотелось бы описать словами. Она словно ластиком стирает все мои сомнения и тревоги.

– Да, – говорит Келвин. – Больше не придется.

***

Поскольку заснуть перед собственной свадьбой мне все равно не удалось бы, я всю ночь убиралась, как сумасшедшая. Я не неряха, но и не помешанная на чистоте, в итоге уборка заняла у меня не меньше двух часов, и во всей квартире не осталось ни пятнышка – хоть зубной щеткой проводи. После чего я начала составлять список важнейших моментов своей жизни.

На сегодняшний день самые продолжительные по времени отношения у меня были с парнем по имени Брэдли. Он родом из Орегона, и познакомилась я с ним во время учебы на старших курсах в Йеле. Мы встречались два с половиной года, и теперь я понимаю, что то время было чем-то вроде историй, которые вы слышали, возможно, не один раз. Но с Брэдли – парнем он был вполне хорошим, но еще жутко скучным (кстати, его пенис очень сильно был загнут вправо, и как бы я ни притворялась, будто это не имеет значения, мне всегда казалось, что это кость, которую нужно верно срастить), – я многие из этих тривиальных историй познала на собственном опыте. Например, мы узнавали друг друга, ведя интимные беседы в баре под рюмочку-другую, пьянея и позволяя себе все больше и больше физического контакта. А расстались при совершенно банальных обстоятельствах: я больше ничего по отношению к нему не чувствовала. Спустя неделю притворяться, что жить без меня не может, и умолять вернуться он устал, а через месяц начал встречаться с женщиной, на которой впоследствии женился. Наши два с половиной года прошли совершенно не примечательно.

Я размышляю обо всем этом – как будто сейчас мы будем рассказывать друг другу истории нашей жизни, – пока захожу с Келвином в квартиру, и, увидев на столе свой список, хочу расхохотаться.

– Ого, – вытаращив глаза, говорит Келвин и смотрит по сторонам. Квартирка у меня маленькая, но замечательная. В гостиной огромное эркерное окно, занимающее большую часть стены. Вид из него, конечно, не совсем как на открытках, но зато красуются крыши соседних домов. В комнате стоит раскладной диван, телевизор и журнальный столик на ковре с сине-оранжевым узором, который Джефф с Робертом подарили мне на новоселье (несмотря на мои уверения, что сама квартира и есть подарок на новоселье). По обе стороны от телевизора стоят два шкафа, заполненные книгами. И все. Больше ничего в гостиной нет. Чисто, уютно, ничего лишнего.

– Очень симпатично, – говорит Келвин и подходит рассмотреть корешки книг. – У Марка мне тоже нравилось, но к нему часто приходили его двухлетки-близнецы, из-за чего возникала суматоха.

Мысленно подшиваю эту информацию в файлик для собеседования в миграционной службе, а Келвин проводит пальцами по корешку книги Майкла Шейбона.

– А здесь… Мне нравится, что у тебя тут так просто, – говорит он, пока обследует крохотную кухню, заглядывает в такую же крохотную ванную, после чего останавливается и поворачивается ко мне. – И очень уютно, Холлэнд. Ты молодец.

Он так восхитительно стесняется, что я не могу сдержаться и не сказать:

– В спальню тоже можешь заглянуть.

Его румянец заметен даже на оливкового цвета коже.

– Это твой дом. Не хочу тебя притеснять.

– Келвин, это всего лишь комната. Моих голых фоток на стенах там нет.

Трудно разобрать, кашлянул он или издал смешок, но потом Келвин кивает, шутливо отвечает:

– Какая жалость, – и идет мимо меня в спальню.

Это мое самое любимое место в квартире. Там стоит накрытая белым покрывалом двуспальная кровать с кованым железным изголовьем, комод, антикварное напольное зеркало, по лампе на каждой прикроватной тумбочке и несколько фотографии моей семьи.

Тут светло и просторно.

– Я ожидал увидеть более девчоночью комнату.

– Ну да, – смеюсь я. – Девчачьего здесь маловато.

Келвин берет розовые ножницы, лежащие на розовом фотоальбоме, и кладет их рядом с солнцезащитными очками в оправе цвета розового золота. Потом бросает многозначительный взгляд в сторону моего шкафа без дверей; розовый там играет ведущую роль, это заметно сразу.

– Ну хорошо, – соглашаюсь я, – за исключением нескольких вещей.

Келвин показывает на мой гипс.

– У тебя даже гипс фиолетового цвета, – а потом шепотом добавляет: – И ты была одета в розовое, когда тебя столкнули с платформы.

В ответ на его слова пальцы начинает покалывать, как будто кровь отлила от рук и ног и начала заполнять сосуды грудной клетки. Келвин спокойно встречает мой пристальный взгляд, очевидно, желая закрыть этот вопрос, прежде чем мы перейдем к другим темам. Наш разговор в баре лишь распалил мое любопытство, но теперь я знаю, что он не вмешался, поскольку живет здесь нелегально.

– Расскажи, что случилось той ночью, – прошу я. – Я многого не помню.

– Еще бы. Ты была без сознания, – кивком показав в сторону гостиной, Келвин поворачивается, выходит из спальни и садится на диван. Похлопав по сиденью, приглашает сесть рядом.

Спустя несколько неловких секунд я понимаю, что он видел меня в полнейшем беспорядке.

Видел мои сползшие колготки.

Задранную до талии юбку.

А потом и расстегнутую до пупка блузку.

– О боже.

Келвин смеется.

– Сядь.

– Я была вся растрепанная, – говорю я и плюхаюсь рядом с ним.

– Ты приземлилась на рельсы метро, да еще и ударилась головой, – насмешливо посмотрев на меня, отвечает Келвин. – Еще бы тебе быть не растрепанной.

– Нет, – закрыв ладонями лицо, глухо говорю я. – Я имею в виду, что ты видел мои сползшие колготки и полуголые сиски.

Раздается тихий смешок.

– Честно говоря, в тот момент мне было не до колготок и сисек. Я подбежал, крикнул тому бомжу стоять, но он сбежал. Потом попытался дотянуться до тебя, но безуспешно. Я побоялся, что если спрыгну вниз, то мы оба там застрянем. Поэтому вызвал скорую и дежурных по станции. Потом приехали врачи, ну и вот, – когда поворачиваюсь, я замечаю, что Келвин изучает меня взглядом. – Все произошло слишком быстро. Сначала я вообще не понял, что ему было надо, а потом он на тебя напал. Ни американского паспорта, ни вида на жительства у меня нет, поэтому я параноик. Уже давно.

– Ладно.

Келвин снова смотрит на мой гипс.

– Болит?

– Уже нет.

Он кивает, и какое-то время мы молчим.

И смотрим по сторонам. На выключенный телевизор, окно, шкафы, в сторону кухни. Куда угодно, лишь бы не друг на друга.

Он мой муж.

Муж!

Чем чаще я в уме повторяю это слово, тем более фальшиво оно звучит. Как будто все это понарошку.

Келвин тихо покашливает.

– У тебя есть что-нибудь выпить?

Выпивка! Точно. Эта же идеальная ситуация, чтобы напиться. Я подскакиваю с дивана, а Келвин неловко посмеивается.

– Наверное, мне стоило бы купить шампанского или чего-то в этом духе.

– Ты угостил меня ужином, – напоминаю я. – Так что шампанское должно было быть за мной. Это я оплошала.

Вытащив из морозилки бутылку водки и поставив ее на стол, я понимаю, что смешивать ее не с чем. А последнее пиво я прикончила еще вчера.

– Есть водка.

Келвин храбро улыбается.

– Неразбавленная водка, вот это да!

– «Столичная».

– Неразбавленная среднего качества водка. Идеально, – весело подмигнув, добавляет он.

В этот момент жужжит его телефон, что вызывает странную реакцию у меня в груди. За пределами этой квартиры и этого разговора у нас обоих есть жизнь, о которой мы понятия не имеем. И Келвину, по-видимому, на мою жизнь плевать. В то время как его дела меня очень даже интересуют. Само его присутствие здесь похоже на найденный ключ к загадочному сундуку, который в виде нетронутого ноутбука уже год стоит в моей спальне.

Вж-ж-ж. Вж-ж-ж.

Подняв голову, я встречаюсь взглядом с Келвином. Его глаза широко распахнуты, как будто он сомневается, можно ли ответить.

– Можешь взять, – говорю я. – Все нормально…

Его румянец становится насыщенно-красным.

– Я… не думаю, что мне стоит.

– Но это же твой телефон! Поэтому просто возьми и ответь.

– Это не…

Вж-ж-ж. Вж-ж-ж.

Если только Келвину не мафия какая-нибудь названивает, поэтому он и боится, что я его вышвырну вон. Или… Господи! Может, звонит его девушка?

Почему мне не пришло это в голову?

Вж-ж-ж. Вж-ж-ж.

– О боже. У тебя есть девушка?

Келвин выглядит испуганным.

– Что? Конечно нет.

Вж-ж-ж. Вж-ж-ж.

Да блин, когда уже звонок переключится наконец на голосовую почту и избавит нас обоих от мучений?

– Тогда парень?

– У меня не… – улыбнувшись и тут же поморщившись, начинает Келвин. – Нет.

– Нет?

– Мой телефон не звонит.

Я в недоумении таращусь на него.

Его румянец стал совсем густым.

– Это вообще не телефон.

И тут до меня доходит, что он прав. У этого жужжания совсем другой ритм.

Я подношу бутылку к губам и пью прямо из горла. Именно так жужжит мой вибратор… тот самый, который я засунула под диванную подушку несколько дней назад.

Пережить такой позор я смогу, только если как следует напьюсь.

глава одиннадцатая

Я поворачиваюсь набок и наталкиваюсь на его твердое и горячее тело. В комнате темно, и эта темнота лишь подчеркивает его тихий стон. Келвин лежит совершенно голый; мы оба пошли спать одетыми, но я не помню, как оказалась в гостиной – тоже голая, – а его невероятное тепло будто простирается за пределы узкого раскладного дивана.

Пружины скрипят, когда Келвин поворачивается лицом ко мне и начинает покусывать мои плечо и шею.

– Не ожидал, – замечает он.

Я хочу спросить его, как долго тут нахожусь, но он стирает все разумные мысли из моей головы, когда скользит рукой мне по бедру, груди и шее.

– В кровати ты трахаться не захотела? – не переставая целовать подбородок и щеку, интересуется Келвин. – Я мог бы прийти к тебе.

Он немного приподнимается, дав мне возможность исследовать его тело руками – твердую широкую грудь, волоски у пупка и ниже, где он уже твердый и подрагивающий в моей ладони, когда я сжимаю кулак.

Сдавленно дыша, он двигается в моей ладони, посасывая кожу на шее и обхватив грубыми руками грудь. Но у меня уже ноет все тело – и жаждет его над собой. И внутри.

– Я хочу…

Обнажив зубы, он склонился над моим соском.

– Хочешь?

Я пытаюсь винить свое нетерпение в том, что сейчас середина ночи, и каким-то образом я обнаружила себя в постели Келвина (а он не удивился и даже не против) – но не хочу терять ни единой секунды на обдумывание происходящего. Поэтому тяну его на себя и всматриваюсь в него в кромешной темноте.

– Ты хорошо поужинала? – медленно поднимаясь поцелуями от груди к шее, спрашивает Келвин.

Не понимаю, зачем он сейчас шутит про мой стейк, но это неважно, потому что я чувствую, как он прижимается ко мне, после чего немного смещается и со стоном, звук которого вибрацией отдается у моего горла, скользит внутрь.

Ощущение, как мое тело растягивается изнутри, настолько неожиданное и новое, что я вскрикиваю, а Келвин, повернув голову, закрывает мне рот поцелуем. Он что-то говорит, чего я не могу разобрать, – не столько из-за слов, сколько из-за моей неспособности воспринимать хоть что-нибудь, кроме его скольжения внутрь и наружу.

Это кажется совершенно нереальным: что он здесь, что двигается во мне и что закидывает обе мои ноги себе на талию. И Келвин не тихий – с каждым выпадом он издает довольный хриплый стон, а себя я еще никогда не видела такой безумной: поднимающей бедра ему навстречу, впивающейся ногтями в спину и просящей его двигаться быстрее и сильнее.

Потом он оказывается позади меня – не понимаю, как; это случилось слишком быстро, – и я чувствую жгучую боль от шлепка рукой и его довольный стон, когда вскрикиваю. А потом я верхом на нем, его руки у меня на груди, а пальцы рисуют сводящие с ума круги вокруг сосков.

– Ты уже почти? – сдавленно спрашивает он.

– Да…

– Бля. Офигенно, – его руки перемещаются мне на бедра, и Келвин начинает двигаться вверх, все быстрее и глубже. – Просто офигенно.

Так и есть. Потрясающе. Мою кожу покалывает, а по напряженному позвоночнику пробегают волны удовольствия.

– Прыгай на мне, – громко стонет он.

– Прыгнуть?..

– Как кролик, – с низким рыком требует Келвин. – По полу. За морковкой.

И с резким вздохом я просыпаюсь в своей постели. Одеяло скомкано у ног. Дверь закрыта, в темной спальне больше никого нет, а моя рука уютно расположилась в пижамных штанах.

Сев, я подаюсь вперед и прислушиваюсь к звукам за пределами своей комнаты. Раздается тихий шорох и скрип пружин раскладного дивана. На часах 01:48. Келвин проснулся? Господи, я разбудила его своими стонами? Насколько громко я себя вела, пока… мастурбировала?

Мне хочется броситься вниз по пожарной лестнице за окном. Келвин ночует у меня в первый раз, а я уже во сне занимаюсь с ним сексом.

Мне крышка.

***

Жаворонком себя обычно мало кто считает, и я не исключение. Конечно, я не из числа тех людей, которых для пробуждения нужно силком вытаскивать из кровати, – просто мне свойственно какое-то время ходить по квартире, как зомби, прежде чем колесики в голове начнут наконец крутиться.

И вот я просыпаюсь, заставляю себя сесть в постели, тру глаза и встаю. Как и в любое другое утро, иду на кухню сварить кофе. Мои прямые волосы стоят строго торчком, а пижама перекручена вокруг тела. Уверена, у меня драконье дыхание.

Вдруг где-то позади низкий голос хрипло произносит:

– Привет.

Подпрыгнув, я прижимаю ладонь к груди.

– Айматьтвоючтоза…

Кажется, я совсем забыла, что теперь у меня есть муж. Муж, имеющий привычку ходить полуголым.

Едва увидев Келвина, я тут же вспоминаю свой сон – его «В кровати ты трахаться не захотела?», ощущение его твердой длины, погружающейся в меня, шлепок по заднице, – и мгновенно краснею всем телом.

Келвин складывает диван, а из-за его торчащих в разные стороны волос создается впечатление, будто его только что ударило током. Пижамные штаны висят на бедрах слишком низко… Заметив дорожку волос, идущую вниз от пупка, я тут же отвожу взгляд в сторону.

Надо же, до чего точно я предсказала во сне, как будет выглядеть его обнаженное тело.

Сосредоточив внимание на кончике его носа, я бормочу:

– Доброе утро.

– Доброе утро, Холлэнд, – говорит Келвин и смущенно проводит ладонью по носу.

– Хорошо спал?

Он кивает.

– Как убитый.

Я изо всех сил стараюсь не смотреть, когда он, думая явно о чем-то своем, почесывает живот.

– Ты сегодня работаешь? – спрашивает Келвин.

– Э-э… – кажется, я перегрелась. – Нет. Нам нужно будет выделить время, чтобы встретиться с Робертом, а вообще до конца недели я взяла выходные, чтобы мы…

Мне срочно нужно отвернуться – достать фильтры для кофе, например. Его тело сводит с ума. А волос на нем просто идеальное количество – не больше, не меньше.

Келвин стоит полуголый у меня в квартире! Я сейчас брякнусь в обморок. Надо срочно заправиться кофе. И сохранять безопасную дистанцию.

– …занялись изучением, – добавляю я, неопределенно махнув рукой в сторону гостиной.

– Изучением меня? – шутливо интересуется Келвин. Я смотрю в противоположную сторону, но по голосу слышу, как он ухмыляется.

– Ага. Твоей жизни. И всего прочего.

– Прочего? – переспрашивает он и смеется. А моя голова полна воспоминаний о волосках на его животе и нашем приснившемся мне сексе.

– Ты пойдешь вечером на станцию? – неожиданно для себя спрашиваю я, отчаянно пытаясь сменить тему.

Если Келвин и заметил, что я продемонстрировала свою осведомленность о его расписании, то виду не подал.

– Нет. Думаю, я больше не буду там играть.

Мое сердце сейчас похоже на увядший цветок. Конечно, это правильно, что он перестанет выступать на улице, когда его ждет полноценная работа, вот только теперь я лишена привычного маленького удовольствия.

Минус одна радость, но все это ради моего уличного музыканта Джека.

Услышав нестройный набор звуков, я оборачиваюсь. Келвин достал из чехла гитару и теперь сидит с ней полуголый

у

меня

на

диване!

Проведя пальцами по струнам, он поднимает голову и по-мальчишески улыбается.

– Поставишь чайник? С меня саундтрек.

Я медленно выдыхаю и еле слышно произношу:

– Да. Конечно.

Пачка чая BARRY’S – это одна из немногих вещей, принесенных Келвином с собой, поэтому, поставив чайник на плиту, я делаю вывод, что по утрам он предпочитает именно его, и бросаю пакетик в кружку. В этот момент пространство квартиры наполняет чарующая музыка с плавным ритмом, от которой у меня по рукам бегут мурашки. Я внимательно всматриваюсь в струйку кофе, заполняющую мою чашку, – что угодно, лишь бы не развернуться и не начать пялиться на Келвина, играющего на гитаре почти голым.

– Холлэнд, – говорит он, замедляя темп витиеватой мелодии, – можно я тебя кое о чем спрошу?

– Конечно, – отвечаю я, решив оглянуться на него через плечо. Зря. Ой зря. – Если не ошибаюсь, именно это у нас сегодня по плану.

– Мой вопрос про другое.

Я подбадривающе улыбаюсь.

– Ну спрашивай.

– Женские игрушки всегда ярко-розового цвета?

Блин.

БЛИН.

– Или ты действительно любишь розовый? Взять, к примеру, твои ножницы, пальто или…

– Я… Ты что это, потешаешься надо мной?

Придерживая гитару двумя пальцами одной руки, Келвин успокаивающе поднимает другую.

– У меня и в мыслях не было тебя смущать.

– Смущать? Меня? – я отворачиваюсь и беру свою чашку кофе. – Приятель, я уже давно привыкла, что сюда заходят всякие парни и находят мои вибраторы. Собственно, именно потому я их туда и кладу.

– Да ну?

Я оглядываюсь через плечо и безучастно смотрю на него.

– Ну ладно, – довольно хихикнув, Келвин возвращается к гитаре. – Цвет этих штук производит странное впечатление.

– А ты какой предпочитаешь?

– Что, прости? – с округлившимися глазами спрашивает он.

Подняв кружку, я сдерживаю смешок.

– Я про чай.

– Черный, без молока, – говорит он и снова радостно смеется. – Господи, ну и разговор. Прости, я, видимо, еще не полностью проснулся. Сам не понимаю, что несу.

Войдя в гостиную, я вручаю ему кружку.

– Тебе не давал покоя этот вопрос со вчерашнего вечера?

Вчера я вытащила из-под подушки свой огромный жужжащий розовый вибратор и побежала в ванную смыть с него ворс от дивана, после чего засунула в шкафчик под раковиной – в самый дальний угол. А потом полночи убеждала себя, что секс с Келвином мне всего лишь приснился.

– Нет, с момента, когда проснулся, – Келвин благодарит меня за чай, делает глоток и, перегнувшись через гитару, ставит кружку на столик. – Искусственный член вполне мог бы выглядеть более мужественно…

У меня голова идет кругом. «Член». Он просто взял и произнес это слово.

– …но – тут, правда, надо признать, что мне доводилось любоваться не слишком большим ассортиментом этих штуковин, – в основном они почему-то розовые.

От этой болтовни и его неосуждающего тона мое смущение быстро улетучивается.

– Мне кажется, на телесные смотреть грустно, – говорю я и сажусь рядом с Келвином. – Как будто пенис отделили от самого хозяина.

– М-да, перспектива нерадостная, это точно.

– А еще со временем они обесцвечиваются, – добавляю я. – У меня был однажды один телесный, который я хранила в ящике. Он казался выкрашенным в цвета тканей лежащего вокруг нижнего белья, а потом и вовсе полинял пятнами.

Келвин смеется, кивает и водит пальцами по грифу гитары. Интересно, почему в его присутствии мне так легко? Он словно воплощение комфорта. Может, это просто успокаивающий эффект его музыки?

– Возможно, дело в том, что женщины хотят удовольствия для самих себя, – размышляю я, – а не ощущений от обладания каким-то парнем, пусть и игрушечным.

Келвин перестает играть и поворачивается ко мне.

– Проницательно.

Я шутливо надуваю губы.

– Хочешь сказать, что надо же, я проницательная по части собственной сексуальности?

Улыбка, которой он меня одаривает, пожалуй, лучшая из всех виденных. Широкая, белозубая и с морщинками в уголках глаз.

– Так и знал, что ты мне понравишься.

Я тоже знала, что ты мне понравишься, мой уличный музыкант Джек.

Кивком показав на гитару, я встаю, чтобы приготовить завтрак.

– Тогда продолжай играть.

***

После завтрака мы направляемся в театр. На улице страшно холодно, но зато это подстегивает меня идти быстрей и не оттягивать момент. У Роберта ушки сразу станут на макушке, поскольку я не несу ему традиционный кофе от «Мэдмена». Вот только он вряд ли ожидает в качестве объяснения услышать о моем замужестве.

Я не перестаю напоминать себе, что самое трудное уже позади. Рассказать Роберту гораздо проще, потому что он будет в восторге…

Верно ведь?

А вот Джефф…

– Значит, они оба там будут?

Это первое, что сказал Келвин, едва мы вышли из квартиры, и от его вопроса мне снова становится тревожно. Судя по всему, нам обоим.

– Ага, – я успела отправить смс Джеффу с просьбой сориентировать по времени, когда я смогу встретиться с ними обоими. Он ответил, что этим утром они вдвоем будут в театре. – С тех пор как Сет ушел, Роберт почти не появлялся дома. Джефф грозился, что вытащит его из театра силком, если тот не позволит принести ему сменную одежду и нормальную еду, не из торгового автомата.

Келвин едва заметно морщится.

– Наверное, плохо с моей стороны чувствовать облегчение из-за стресса, который они испытывают в связи с поисками замены Сета?

У главного входа в «Левин-Глэдстоун» я поворачиваюсь к Келвину.

– Тогда я тоже, поскольку мне как раз вчера пришло в голову, что они могли найти ему замену, пока мы занимались вот этим, – я поднимаю безымянный палец с обручальным кольцом. – Это было бы… очень некстати.

Прежде чем я успеваю открыть дверь, Келвин мягко берет меня за локоть.

– Спасибо, что разрешила прийти сюда с тобой. Мне кажется, так будет правильней, – потом, помявшись, добавляет: – Как думаешь, они меня убьют?

– Тебя они не убьют. А вот меня запросто.

Едва войдя внутрь, я встречаюсь с обжигающим взглядом Брайана.

– Приготовься, – тихо говорю я.

Келвин смотрит на Брайана, бросившегося к нам со всех ног.

– Это еще кто такой?

– Мой босс, режиссер-постановщик. Представь себе мистера Планктона и Эффи Тринкет в одном лице [персонажи «Губки Боба Квадратные Штаны» и «Голодных игр» соответственно – прим. перев.]. Он меня терпеть не может.

– Какого черта ты здесь забыла? – спрашивает Брайан и показывает на дверь. – Ты взяла два дня выходных. Так иди и отдыхай.

– Я пришла увидеться с Робертом. Он наверху?

– Наверху вместе с твоим дядей. Я не понимаю, мы здесь готовим спектакль или устраиваем посиделки всей родней? – тут Брайан замечает стоящего у меня за спиной Келвина. И я буквально вижу, как он соединяет кусочки пазла воедино. Потому что когда бросает взгляд на мою левую руку, его лицо озаряется восторгом. – Ну ни хрена себе!

– Брайан…

– Ты и правда это сделала, – он делает шаг вперед, а я назад и спиной впечатываюсь в грудь Келвина. – Сначала позволила мне получить люлей от Майкла и братьев Лоу, а потом пошла и сделала именно то, что я предложил.

Я киваю, потому что возражать нет смысла. Он прав. Вот только разница заключалась в том, что это было мое решение, а не случайно пришедшая в голову Брайану идейка.

– Ну что ж, – отойдя на шаг в сторону, мой босс преувеличенно вежливым жестом приглашает нас подняться по лестнице. – В любом случае, иди к нему в кабинет и сообщи, что ты воспользовалась моей идеей. Жду не дождусь узнать, что он скажет в ответ.

Схватив Келвина за руку, я веду его к лестнице, мысленно делая себе заметку украсть из лоферов Брайана от Гуччи стельки, делающие его повыше.

– А он, похоже, неплохой парень, – саркастически замечает Келвин, и, несмотря на взвинченные нервы, я хохочу.

Дверь в кабинет Роберта приоткрыта; я останавливаюсь в двух шагах от нее и говорю Келвину:

– Подожди здесь, ладно? Всего пару минут.

Помедлив, он неохотно кивает, и я стучу в дверь.

Роберт отвечает практически сразу же.

– Войдите.

– Привет, – сделав глубокий вдох, я вхожу в кабинет. Роберт сидит за столом и ест бейгл, а Джефф складывает брюки и кладет их в маленькую дорожную кожаную сумку.

Услышав, как закрылась дверь, Роберт поднимает голову.

– Привет, Лютик. А я думал, тебя на этой неделе не будет.

Поцеловав в щеку Джеффа, я обхожу стол кругом и чмокаю Роберта.

– Я пришла с тобой поговорить.

– Есть хочешь? – спрашивает Джефф. – Тут есть фрукты, кофе и киши, которые ты так любишь.

– Спасибо, но… я уже поела, – отвечаю я. Идея накидать в себя еды в такой момент кажется нелепой. Я поворачиваюсь лицом к Роберту. – Как продвигаются поиски?

Джефф смотрит на своего мужа с выражением лица, красноречиво говорящим, что мой дядя пребывает в таком настроении уже не первый день.

– Не накручивай его.

Роберт потирает глаза.

– Мы прослушали порядка дюжины музыкантов.

– И как? – меня одолевает надежда и тревога одновременно.

Выглядя совершенно изможденным, Роберт откидывается на спинку кресла.