Текст книги "Соседи по квартире (ЛП)"

Автор книги: Кристина Лорен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

«Не спеши с выводами, – в сотый раз говорю себе я, подходя к дому. – Не сходи с ума».

– Он сейчас там? – шепотом взволнованно спрашивает Бригид. – Дома?

– Скорее всего, – обернувшись через плечо, отвечаю ей я. – Раньше пяти часов Келвин обычно в театр не уходит.

– Поверить не могу, что увижу, как он играет, – тихо всхлипнув, говорит Марина.

Да, кстати… Роберт достал им на сегодня два билета в первый ряд.

Меня сковывает ужас, и я не могу найти в себе достаточно сил, чтобы повернуться и улыбнуться.

– Келвин потрясающе играет, – говорю я. – И будет счастлив увидеть вас.

– Он ведь даже понятия не имеет! – взвизгивает Бригид.

Я внутренне невесело усмехаюсь. Совершенно очевидно, что никто тут понятия не имеет – каждый о своем.

Трясущейся рукой вставляю ключ в замочную скважину. Через дверь слышно, как Келвин наигрывает «Без тебя». Эта мелодия, как и всегда, манит и обольщает.

А когда Бригид подталкивает меня вперед, я молюсь всем богам, чтобы эта ложь не разрушила наши отношения… какими бы они ни были.

– СЮРПРИЗ! – кричит Бригид и врывается в квартиру.

Келвин вскакивает с дивана и роняет гитару. Удивленно прошептав ее имя, он заливается слезами, когда сестра бросается в его объятия. Всхлипнув, Келвин протягивает руку, чтобы притянуть к себе и мать.

Я держусь поодаль и чувствую, что щиплет глаза, потому что эта сцена такая прекрасная: они обнимаются и плачут, – а я в это мгновение понимаю, что люблю его.

Я люблю его…

Люблю.

Это семейное воссоединение – одно из самых искренних проявлений чувств, какое я только видела.

– Как тебе это удалось? – приглушенным голосом спрашивает Келвин, не разрывая объятий.

– Это все Аманда, – отвечает его мать, обнимая еще сильнее. – Все это устроили твоя очаровательная Аманда и Бригид!

Изменившись в лице, Келвин поднимает на меня взгляд.

***

Чтобы найти себе занятие, пока Келвин с мамой и сестрой разговаривают в гостиной, я ставлю чайник. Мои движения механические, а пульс кажется странно медленным.

Зачем Келвин дал Бригид мой номер?

О чем он только думал?

Как мы с Бригид умудрились ни разу не назвать друг друга по имени, господи боже? Почему она не задалась вопросом, с чего это мы начали общаться именно сейчас, а не раньше, несколько лет назад, когда якобы поженились?

«Не волнуйся, Бригид никогда не была навязчивой, – сказал тогда Келвин. – Как и все Маклафлины».

Может, он попросил ее не задавать вопросов?

От этой возможности мне становится плохо.

– Когда вы прилетели? – спрашивает у обеих женщин Келвин.

– Только что, – отвечает Марина. – Аманда встретила нас в аэропорту, и мы сразу же приехали на такси сюда.

Я спиной чувствую взгляд Келвина.

– Она сказала, что ей нужно ко врачу.

– Ха! Она тебя обманула! – смеется Бригид, а потом по счастливым вздохам я понимаю, что они снова обнимаются.

– Устала? – спрашивает у матери Келвин, и я замечаю, что в их присутствии его акцент стал заметней.

– Очень, – отвечает Марина. – В самолете мы не спали.

Какое-то время Келвин молчит, а потом тихо говорит:

– Наверное, вам надо постелить здесь, чтобы вы обе отдохнули.

– Нет-нет, Келли, – отвечает сыну Марина. – Мы остановились в Шератоне.

– Тогда вам надо заселиться и немного поспать.

– Дядя Аманды достал нам билеты, чтобы мы сегодня услышали твою игру.

– О, вот как? – напряженным голосом переспрашивает Келвин. – Прекрасно. Спасибо тебе, дорогая, – обращается он мне.

Я стараюсь отвечать максимально естественно:

– Не за что, Келли!

– Тогда едем, – тихо говорит Келвин им обеим. – Устроим вас в отель.

Подтолкнув их в сторону входной двери, он заглядывает на кухню и демонстративно обнимает меня.

– Я очень тебе благодарен, – говорит Келвин.

– Смеешься? – радостно улыбаюсь я, понимая, что за нами наблюдают. – Я так рада за тебя! И это так мило, что я сама чуть было не расплакалась.

Немного отодвинувшись, Келвин целует меня в висок, а потом смотрит в глаза; я и сама ощущаю, насколько наигранное у меня выражение лица. Мы общаемся сейчас только взглядами.

– Я отвезу маму с сестрой в отель, – говорит Келвин.

Я напряженно киваю.

– Хорошо. Конечно.

– Позже я все тебе объясню. Пожалуйста, не уходи, – наклонившись поцеловать меня в щеку, шепотом добавляет он.

Я ничего не отвечаю.

Он прижимается губами к моему уху:

– Прости меня, mo stóirín.

Теперь мне кажутся подозрительными все его поцелуи.

– Не уходи, – повторяет Келвин.

– Хорошо, – не в силах сдержать слезы, отвечаю я.

***

Час спустя Келвин возвращается один. Закрывает дверь и прислоняется к ней, закрыв глаза.

Я сижу на диване, все еще чувствуя тошноту, и гадаю, куда повернет разговор. Странно, но я ощущаю себя обманутой, хотя понимаю, что слово выбрано не совсем верно. Впрочем, предательство именно так и ощущается: смесью недоумения и ничем не объяснимого стыда.

– Я давно собирался тебе об этом рассказать, – выпрямившись и направившись ко мне, говорит Келвин. – Просто не думал, что все всплывет именно так.

– А я сижу тут и думаю: надо же, какая ирония! Всего пару недель назад ты был расстроен моим молчанием о своих чувствах. В то время как сам несколько лет женат на женщине по имени Аманда.

– Это вранье, – сев рядом со мной, Келвин протягивает руку, чтобы положить ее мне на бедро, но в последний момент передумывает.

– Но кто-то по имени Аманда все-таки есть?

– Моя бывшая.

Сердце екает, и я сразу же понимаю, о ком речь.

– А-а.

– Я рассказывал о ней, когда мы впервые… Когда мы поженились.

– Любительница покомандовать?

Келвин смеется, но получается у него невесело.

– Она самая.

Мне уже трудно понять, хочу ли я, чтобы он поделился подробностями, потому что история и так понятна. Слова Келвина звучат то громче, то тише, подтверждая мои догадки.

– С тех пор как расстались, мы не разговаривали. А вместе были полгода. В самом начале все было очень хорошо… Я был молод и глуп. Всего спустя неделю с начала отношений я сказал своим родным, что женюсь на ней и останусь в Штатах. А когда все пошло наперекосяк, ставить их в известность уже не стал. Не хотел, чтобы они беспокоились. И дело дошло до того, что продолжать врать оказалось куда легче.

Глядя на сложенные на коленях ладони, я киваю.

– Я отправил домой наше с Амандой фото и сказал, будто мы поженились в мэрии, – Келвин делает паузу и морщится. – Но… это было уже после нашего с ней расставания. А вот до этого мама постоянно грозилась вернуть меня домой. Папа же был уверен, что я здесь никогда ничего не смогу добиться. Но спустя какое-то время оба они волноваться перестали. Я писал письма и отправлял деньги. Думаю, они начали мной гордиться.

– Ты, наверное, хочешь сказать, что сам собой гордился, – тихо замечаю я. – Ты был слишком горд собой и постоянно врал.

– Согласен, – Келвин берет меня за руку, и я не противлюсь. Меня разрывает между сочувствием и яростью. Конечно же, я понимаю, почему он так сделал, но Келвин врал людям, которых любит. И врал мне. После нашей первой ссоры мы договорились о честности; очень неприятно думать, что он так и не был искренен со мной.

– Они сказали, что на последних фотографиях я выгляжу немного иначе.

Келвин кивает.

– Это позитивный момент в этой истории. Полагаю, твое сходство с ней все упростит.

Убрав ладонь из его руки, я встаю.

Позитивный момент. Надо же, как удобно, что незнакомка из метро похожа на девушку, на которой он хотел женится. Это идеально вписывается в придуманную им историю. Мне хочется кричать.

Доверие, старательно взращенное за последние недели, разбилось вдребезги.

– «Все упростит»? То есть ты просишь меня подыграть?.. – пока я пытаюсь это осмыслить, мне становится еще больнее. Мне не трудно понять его ложь родным из желания защитить – в конце концов, своим я так ничего пока и не сказала. Но не могу представить, как всю неделю буду с улыбкой отзываться на чужое имя. Это временно, конечно, но проблема в том, что я надеялась стать в его жизни кем-то более постоянным. Если же Келвин планирует уйти через год, не лучше ли сказать правду его родным прямо сейчас?

Я снова, как и прежде, играю в его жизни второстепенную роль. На этот раз под именем Аманды.

Когда я обхожу диван, Келвин не сводит с меня взгляда.

– Это всего на несколько дней, – мягко говорит он.

Мое сердце рассыпается на части. То есть он не против, что его мать с сестрой будут считать меня другим человеком? Разве он не гордится мной и отношениями, которые мы выстроили вместе? Разве все это по значимости не перевешивает признание во лжи?

От ответа меня спасает его звонящий телефон, и, пользуясь этой возможностью, я направляюсь в спальню, чтобы перевести дух и немного подумать.

Через пару секунд звонок заканчивается, а Келвин уже стоит в дверном проеме. Подойдя ко мне, он кладет руку на мою щеку и приподнимает голову.

– Эй, – говорит Келвин, а когда я поднимаю взгляд, выражение его лица смягчается. – Я не считаю себя правым.

Я киваю и окидываю взглядом линию его челюсти, губы и шею, когда он сглатывает.

– Обстоятельства сложились странно, только и всего, – наклонившись ко мне, он оставляет на моих губах один поцелуй. – Наши отношения это не меняет.

Понятия не имею, что ему ответить; по моим ощущениям, это кардинально все меняет. В этой ситуации у меня даже имени своего нет.

– Хотелось бы мне поговорить еще, но нужно спуститься вниз. Там ждет курьер и требует моей подписи. Мы закончим разговор, когда я вернусь, ладно?

– Ладно.

– Я люблю тебя, Холлэнд.

Вот он и сказал эти слова. Сказал впервые, а я словно в забытьи.

– Хорошо.

– Хорошо, – повторяет за мной Келвин, чмокает меня в губы и выходит за дверь.

Когда спустя минут пять он возвращается, я сразу же понимаю: что-то не так. Келвин держит в руках какой-то документ и в шоке на него смотрит.

– Что это?

– Из миграционной службы, – пробежавшись взглядом по шапке документа, отвечает он.

В животе все ухает куда-то вниз. Мы с большим нетерпением ждем извещение – официальное уведомление о получении грин-карты, – но, судя по взгляду Келвина, это совсем другое письмо.

Поднеся руку ко рту, он хриплым голосом добавляет:

– Они хотят, чтобы мы пришли еще на одно собеседование.

– А там написано, почему? – я подхожу к нему, чтобы заглянуть через плечо.

Покачав головой, Келвин передает мне письмо. Скользя взглядом по строчкам, я пытаюсь понять смысл, но тот ускользает из-за шаблонных формулировок.

Что касается вашего собеседования…

Дальнейшие разъяснения…

Мысленно вернувшись в тот серый офис, я пытаюсь вспомнить, где мы допустили ошибку. Тем временем Келвин вышагивает по гостиной вперед-назад.

Положив письмо на стол, я иду за своим телефоном и нажимаю на крошечное фото Джеффа.

– Привет, моя девочка, – сразу же после первого гудка взяв трубку, говорит Роберт. – Мы так и подумали, что ты позвонишь.

– Келвину пришло письмо из… – начинаю я и только потом понимаю сказанное Робертом. – Что?

– Джеффа разбудило сообщение от Сэма Доэрти, – я представляю Роберта стоящим на кухне и не спеша наслаждающимся второй чашкой кофе. – Он сейчас разговаривает с ним по телефону.

Даже не знаю, хорошо это или плохо, раз Доэрти решил лично созвониться с Джеффом.

– Тебе слышно, о чем он говорит? – спрашиваю я. Прислушиваясь к голосу Джеффа, звучащему на заднем плане, я покусываю ноготь и жду, что мне ответит Роберт.

– Кажется, он уже прощается, поэтому подожди минутку и сама у него спросишь.

– Ладно, – шепчу я. В дверях появляется Келвин. Поскольку шторы в гостиной раскрыты, в комнату льется свет, подсвечивая его со спины, и я практически не могу разглядеть его лицо. Но настроение отлично считывается по жестким линиям плеч и плотно сжатым кулакам.

– Привет, Холлси, – приветствует меня Джефф.

– Привет. Тебе написал Доэрти?

– Ага, сегодня рано утром. Сказал, что вам обоим нужно прийти еще раз, чтобы уточнить пару вопросов.

– Он говорил, о чем будут эти вопросы?

– В подробности Сэм вдаваться не захотел, но показался мне обеспокоенным, – от отчаяния и тревоги мне хочется свернуться калачиком. – А теперь послушай меня, Холлэнд. Это их работа. Они просто уточнят какие-нибудь детали. Убедятся, что все сделано как надо. Отношения у вас с Келвином замечательные, поэтому врать вам нет нужды. Это настоящий брак.

Я смотрю на своего мужа, который молча дослушивает концовку разговора, а потом отводит взгляд.

– Конечно.

– В письме говорится, что вы должны позвонить и договориться о встрече, но Сэм передвинул дела и готов пообщаться с вами сегодня в двенадцать. Вы сможете прийти в это время?

– Мы придем, – отвечаю я.

Когда я заканчиваю разговор, тишина ощущается гнетущей. Не сговариваясь, мы смотрим на часы, стоящие на моем прикроватном столике: сейчас уже одиннадцать.

– Минутку, – бормочет Келвин и отворачивается.

Подходит к входной двери, достает из кармана пальто телефон и, наклонившись, набирает номер. Я наблюдаю, как сокращаются мышцы рук, когда Келвин подносит телефон к уху и ждет. Отчетливо помню, как буквально сегодня утром, когда солнце едва просачивалось сквозь шторы спальни, я ощущала эти твердые мышцы под своими ладонями.

Мне стоит отвернуться, но я не знаю, сколько еще смогу любоваться этим зрелищем.

– Мам, – тихо говорит он. – Да, все хорошо, – пауза. – Нам с Амандой через час нужно быть на одной встрече, – еще одна пауза, во время которой мне становится почти физически дурно. – Все в порядке, просто не успеем на совместный ланч, – замолчав, Келвин несколько раз кивает. – Да. Конечно. Все хорошо. Встретимся у входа в театр в половине четвертого.

Я молча наблюдаю, как он опускает телефон и завершает звонок. Прозвучавшее имя Аманда ощущается брошенным в воду камнем; рябь от него распространяется повсюду.

Келвин смотрит на меня через плечо. Он выглядит смирившимся с судьбой. Как будто искренне не понимает, как все наладить. А поскольку до собеседования нам осталось меньше часа, я всерьез сомневаюсь в успешном исходе.

– Может, ты хочешь что-то взять с собой? – спрашиваю я.

Он немного пугается.

– Думаешь, таков будет итог встречи?

Я беспомощно пожимаю плечами.

– Я понятия не имею, Келвин.

Паника заставляет его соображать быстрее, и Келвин кидается за своей гитарой, после чего быстро складывает документы и письма в сумку. Что, если сюда со мной он больше не вернется? Что, если его посадят в самолет? Эта перспектива кажется почти нелепой, поскольку в паре километров отсюда в отеле живут его мать с сестрой.

Из-за этой бешеной круговерти у меня ощущение, будто я никак не могу отдышаться. Мы были незнакомцами, стали супругами, а потом и любовниками. А сейчас мы снова друг другу никто. Плюс эта история с Амандой. И нам снова придется защищать свой брак перед правительством. И этот раз кажется куда более серьезным.

Келвин вешает сумку на плечо, берет футляр с гитарой и с угрюмым лицом подходит ко мне, стоящей у двери.

– Мне очень неприятно от того, как все получилось.

Не в состоянии сдержаться, я смеюсь. Это так мило с его стороны, но до чего же нелепо.

– Тебе смешно? – тихо интересуется он.

– Нет, просто… – какое-то время я смотрю на него и молчу. В голове проносится все и сразу: его первая улыбка на станции, наш первый ланч, история с вибратором, первое собеседование, пьянка, перешедшая в секс, а потом занятия любовью – снова и снова, каждый день в течение нескольких недель. Мне казалось, я хорошо его знаю, но потом возникла Аманда, а сейчас пора на еще одно собеседование… Я с ужасом понимаю, что совершенно не справляюсь со своей взрослой жизнью. – Просто случилось слишком много всего.

***

Вежливым и приятным жестам Келвина я доверять уже не могу. Когда он берет меня за руку в метро, когда болтает ни о чем, стараясь меня подбодрить, когда у входа в правительственное здание смотрит на меня с нежностью, кладет руку на щеку и шепчет на ухо:

– Я хочу все исправить. Позволь мне.

Но ведь и так понятно, что он теряет от провала больше всех – по крайней мере, чисто формально. Поскольку оценить собственный эмоциональный ущерб я не в состоянии. Сейчас у Келвина есть разрешение на работу, возможность заниматься делом всей его жизни, он живет в симпатичной квартирке в шаговой доступности от театра, и у него есть жена, которая весьма удобно похожа на женщину, с которой он якобы состоит в браке последние четыре года. Конечно же, Келвин хочет все исправить. А у меня есть только тот растущий восторг, который я ощущала, просыпаясь рядом с Келвином Маклафлином в течение последних нескольких месяцев.

Не хочу казаться излишне эмоциональной, но похоже, любовь никому из нас не нужна.

Поэтому я поворачиваюсь и иду к зданию, так ничего Келвину и не ответив. Пройдя досмотр, мы поднимаемся на лифте и по мраморному коридору направляемся к кабинету Доэрти. Келвин жестом приглашает меня сесть и устраивается рядом, достав из кармана телефон. Я смотрю, как он включает экран, на котором высветилось сообщение… от какой-то Натали.

Я не нахожу в себе сил смолчать. Чувствую себя оголенным проводом. Беззащитной и на грани безумия.

– Что за Натали?

Келвин даже не пытается спрятать от меня сообщение. Наоборот, поворачивает телефон ко мне экраном, чтобы я могла прочитать.

«Привет! Пишу поинтересоваться, свободен ли ты?»

Когда я встречаюсь взглядом с Келвином, он зачем-то напоминает мне:

– Это та девушка, с которой я собирался встретиться, когда мы ужинали с Робертом и Джеффом.

Какого хрена!

У меня на щеках вспыхивает румянец.

– То есть она пишет тебе до сих пор?

Он опускает голову на руки.

– С тех пор мы так и не поговорили. Думаю, она просто придерживается того плана. Ссылается на то, что я сказал.

– А что ты сказал? Когда ты с ней разговаривал, мы были уже женаты. И что же ты ей сказал? «Давай попробуем встретиться месяца через четыре?» Какого черта, Келвин! Ты что творишь? Почему так поступаешь со мной?

Он начинает спорить, но тут в нескольких метрах от нас материализуется Доэрти, и мы подскакиваем со своих мест, словно готовые отсалютовать.

И как долго он был поблизости? Слышал ли он нас? Господи, мы просто два идиота.

– Приветствую вас обоих, – говорит Доэрти. – Пойдемте ко мне.

Ободряюще улыбнувшись, он идет в свой кабинет. Этот короткий путь кажется таким знакомым – все тот же сероватый свет из окна и все то же напряжение и беспокойство у меня внутри. Но при этом многое сейчас ощущается иначе: мы больше знаем друг о друге. Первое собеседование было похоже на прыжок в темноту с закрытыми глазами, а сейчас за нами тащится весь накопленный эмоциональный супружеский багаж. Даже если встреча пройдет хорошо, кто знает, как долго продлятся наши отношения?

Хочу ли я продолжать быть замужем за человеком, который держит про запас какую-то Натали?

Хочу ли оставаться в отношениях с кем-то, вступившим со мной в брак только ради работы и потому что я внешне похожа на некую Аманду?

Жестом пригласив нас присаживаться на стулья, Доэрти закрывает дверь и обходит свой стол, на котором лежат три стопки бумаг и объемная папка; как я предполагаю, она имеет отношение к нам.

– Давайте сразу по делу, – почесывая бровь, говорит Доэрти. – После первого собеседования я провел аудит всех документов, чтобы сделать отчет.

Мы с Келвином киваем.

– На первый взгляд, ваша история была довольно гладкой. Вы познакомились на станции метро, сходили на свидание, влюбились.

Мы снова киваем.

Понимая, что сейчас грянет гром, я почти не дышу.

– Но потом мне кое-что попалось на глаза, – Доэрти берет документ из средней стопки и несколько секунд молча его читает. – Полицейский отчет, датированный пятым января. И тут упоминается Холлэнд. На вас напали на станции метро «50-я улица». И с ваших слов записали, что свидетелем нападения был некий музыкант, имя которого не было названо.

Вот он, гром.

Я тяжело сглатываю, прежде чем ответить:

– Все верно.

– А еще вы упоминали, что Келвин иногда выступал на станции. Разве не на этой же станции, где вы играли, и случилось нападение, Келвин?

– Совершенно верно, сэр, – и прежде чем я успеваю встретиться с ним взглядом и хоть как-нибудь намекнуть, он добавляет: – С этого и начались наши отношения.

Но потом резко подается назад и поворачивается ко мне.

– Хотя нет, подождите.

Я наблюдаю, как на него снисходит понимание происходящего.

– Нет, – говорит Келвин. – Это же было совсем другим вечером, правильно?

В кабинете наступает тишина.

– Вы не помните, где присутствовали в момент, когда на вашу девушку напали?

Ссутулившись, Келвин закрывает глаза.

– Я был там.

Доэрти медленно возвращает документ в стопку и, откинувшись на спинку стула, потирает глаза.

Все молчат. Впрочем, говорить нам нечего. Мы понимаем, что попались.

Доэрти мы наплели, будто познакомились за полгода до свадьбы. Если Келвин присутствовал на станции, когда на меня напали, его имя обязательно попало бы в полицейский рапорт – в качестве бойфренда жертвы.

– Хорошо, значит, я был прав, и события действительно не совпадают, – опершись локтями на стол и поочередно глядя на нас, тихо говорит Доэрти. – Понимаете, я делаю только первичную проверку, но всегда есть и еще одна, когда документы перечитывают независимые инстанции. Иногда специалисты всего лишь бегло просматривают полученную информацию, но бывает, что и перепроверяют со всей тщательностью, – изучая нас взглядом, он откидывается на спинку. – В любом другом случае я написал бы отказ, не потрудившись приглашать вас сюда, но вы мне нравитесь, а Джефф мой хороший друг. История, к сожалению, шита белыми нитками, поскольку Келвин играл на этой станции, и на вас, Холлэнд, напали там же. Если Келвин был там, то почему не сообщил об этом и почему в полицейском отчете нет его имени? Я не испытываю удовольствия, когда мне пытаются выдать очевидно фиктивный брак за настоящий.

– Это не так, – подавшись вперед, возражает Келвин. – Возможно, мы немного… изменили детали, но наш брак по любви.

От наплыва эмоций мне тяжело дышать. Доэрти поворачивается ко мне, и я киваю. Вероятно, он принял мои выступившие на глазах слезы за горячее согласие с Келвином, а не за душевную боль, потому что теперь я не могу сказать, говорит ли Келвин правду или же он действительно талантливый лжец.

– Лично я рад, – отвечает Доэрти. – Но в данном случае это несущественно, – он показывает на нашу папку. – Все здесь выглядит не очень хорошо.

Келвин откидывается на спинку стула и закрывает лицо руками.

– Но прежде чем вы начнете паниковать, – продолжает офицер, – хочу сказать, что у меня есть решение, – взяв с левой стороны стола какую-то папку, он протягивает ее Келвину. – С самого начала, когда ко мне обратился Джефф, я высказал свое неофициальное мнение, что вы вряд ли получите грин-карту через EB-1A [иммиграционная виза для людей с выдающимися способностями, обычно с ней прямая дорога к грин-карте – прим. перев.], как и визу O-1B [временная рабочая виза США для талантливых иностранцев – прим. перев.], поскольку продолжительное время незаконно проживали в стране.

– Все верно, – замечаю я. – Джефф говорил, что на получение этих виз большая конкуренция, и Келвин их не получит, потому что нарушил закон.

Доэрти кивает.

– Но учитывая нынешнее положение дел – в частности, что Келвин, вероятно, на данный момент является одной из самых ярких звезд на Бродвее, – хочу сказать, что мы легко можем доказать его известность не только на национальном, но и на международном уровне, и подать заявку на визу для лиц с экстраординарными способностями.

Келвин наклоняется вперед и с красными глазами впервые смотрит на предложенные документы.

– То есть вместо грин-карты мы будем делать такую визу?

Доэрти снова кивает.

– Пока остаетесь в браке, вы все еще можете претендовать и на грин-карту, но хочу предупредить о возможных опасностях. А на O-1B можно собирать документы прямо сейчас.

***

Кажется, солнце никак не может решить, что ему делать: когда все-таки выглядывает из-за облаков, светит тускло и неуверенно. Выйдя из здания, мы с Келвином кутаемся в верхнюю одежду. Мне хочется запрокинуть голову к холодному весеннему небу и расхохотаться. Все оказалось нежизнеспособным и неважным: свадьба, заучивание информации друг о друге, общие счета, оплата коммунальных услуг. Даже эмоциональные качели. Мы были такими наивными.

– Вот что происходит, когда творческие люди становятся ответственными за юридические дела, – бормочу я.

– Заполню формы позже и завтра же отправлю, – говорит Келвин и кивком показывает на прижатую к груди папку. – Слава богу, что все это не отразилось на нас.

Такое ощущение, будто мы вышли из кинотеатра, думая, что были вместе, а на самом деле смотрели два разных фильма.

– Вот это… что происходит между нами… – говорю я и показываю то на него, то на себя, – ты же понимаешь, да – теперь это стало совершенно неважным?

Келвин резко отходит на шаг назад, словно я его ударила.

– Вот что ты вынесла из этой встречи?

– Что нам нет нужды быть женатыми? – невесело хохотнув, говорю я. – Да. Именно это и вынесла.

Господи, во что все превратилось… Мне хочется вернуться на пару недель назад и найти способ заставить Келвина рассказать про Аманду и показать, что его объяснения звучат неубедительно и даже подозрительно. Очень хочется, чтобы это случилось до того, как я познакомлюсь с его семьей и пойму, что, оказывается, стану не только Холлэнд, но и Амандой или Натали, или еще кем-нибудь. Или что Келвину просто нужна теплая постель и какая-нибудь американка под боком.

Но существует ли оно, это время пару недель назад? Я сомневаюсь, что Келвин мог бы рассказать мне про Аманду и про наше с ней чрезвычайно удобное сходство, не показав себя при этом мудаком. Особенно если потом прошептал бы, что любит только меня.

Прищурившись, Келвин смотрит в сторону дороги.

– Я после встречи понял кое-что другое.

– И что же?

– Что теперь мы просто можем быть вместе, – повернувшись ко мне, говорит он. – И наш брак может существовать без излишнего давления.

Но я уже приняла собственное поражение.

– Идея мне нравится, вот только пару часов назад я обнаружила себя удобным двойником. Даже без необходимости получать грин-карту нам нужно решить эту проблему.

– Аманда к делу не относится! – расстроенно зарычав и запустив руку себе в волосы, говорит Келвин. – Она не имеет к нам ровно никакого отношения. Это был всего лишь способ уберечь моих родных от лишнего беспокойства!

Его защитная реакция лишь разжигает мой гнев.

– Тогда почему ты мне не сказал?

– Потому что это прозвучало бы ужасно, – недоверчиво усмехнувшись, возражает Келвин.

– Да это и есть ужасно!

Он запрокидывает голову и расстроенно вздыхает, а на скулах играют желваки.

– Знаешь, мне кажется, тебе стоит поумерить пыл и перестать на меня нападать. Твои родители даже о моем существовании не знают.

– Ты прав, – киваю я. – Но тебе я на эту тему никогда не врала. И обо всем планировала им рассказать. Наши чувства возникли совершенно неожиданно, поэтому я подумала, что у меня полно времени, чтобы рассказать им, прежде чем привезу тебя знакомиться. Я просто еще не пришла в себя.

– Как и я.

– Да, только мне нужно рассказать, что я в кого-то влюбилась, и все. А у твоих родных есть фото женщины, которую они считают твоей женой – и которое ты сам им отправил, кстати. Нужно объяснить кучу всего, вплоть до того, почему между Амандой и мной есть некоторые различия. Например, они считают, что я немного похудела и что-то сделала в волосами. Кстати, ты поэтому всегда хотел, чтобы я собирала их в пучок?

Келвин выглядит взбешенным.

– Нет! Я хотел, чтобы ты собирала их в пучок, потому что мне так нравится!

– Ты врал мне и ждал, чтобы я тебе подыграла.

– Но далеко не все было враньем, Холлэнд, – говорит Келвин, и сильный ветер треплет воротник его пальто. – Думаю, нам обоим стоит признать, что происходящее между нами в постели не обман.

Он прав. Внутри меня бурлит смесь из разных чувств и эмоций. Конечно же, я влюблена в него и помню ощущение блаженства, когда посреди прошлой ночи мы занимались любовью, с такой остротой, что сейчас у меня сжимается челюсть от мучительной потребности повторить. Но еще я злюсь на себя, поскольку считала, будто заслуживаю оказаться в этой запутанной ситуации. Происходящее между нами в постели действительно не обман, но как насчет всего остального, за пределами спальни? Я больше не понимаю собственные чувства. Что, вот это и есть любовь?

– Да, в сексе притворства не было, – говорю я и замечаю, как Келвин слегка поморщился. – Но я не могу доверять тебе, когда ты говоришь, будто хочешь большего, в то время как сам просишь, чтобы твоя мама с сестрой называли меня Амандой. Все это не похоже на длительные и близкие отношения.

– Холлэнд, я…

– Мне нужно время подумать. Быть может, сегодня вечером позвоню родителям и поговорю с ними.

– Но сегодня вечером спектакль, дорогая. Мама и Бригид…

– Ты же не думаешь, что я приду сегодня с тобой, правда?

Изменившись в лице, Келвин делает шаг вперед и свободной рукой обхватывает мое плечо.

– Холлэнд, понимаю, ситуация дерьмовая. Но я поговорю с ними и все объясню. Мы что-нибудь придумаем и все наладим.

Знаю, позже я возненавижу себя за эти слова, но сдержаться не в силах:

– Нам больше не нужно ничего налаживать. Ты свободен.

Словно специально выбрав момент, порыв сильного ветра отталкивает нас друг от друга. Идеальный момент для идеальной метафоры.

Келвин всматривается мне в глаза еще несколько секунд, после чего отводит взгляд.

– Хорошо. Я зайду чуть позже и соберу вещи.

глава двадцать шестая

За последние четыре месяца безумных поступков я совершила немало, но самый что ни на есть из ряда вон – это перед сегодняшним вечерним спектаклем позвонить Брайану и бросить работу. Не могу сказать точно, как расценивать его молчание: он шокирован или радуется, – но оно позволило мне подобрать слова и не просто наврать, будто заболела, а уволиться:

Сегодня вечером я не приду.

Вообще-то, мне действительно стоит найти себе другое занятие.

Мне здесь больше не нравится.

Наверное… я уволюсь.

Джеффу и Роберту о своем решении нужно сказать лично – после всего, что для меня сделали, в том числе дали эту работу, они заслужили мое внимание. Лулу же – благослови, господь, ее доброту – ответила мне миллионом смайлов в виде сердечек, баклажанов и улыбок, приписав «Давно пора, мать твою!». Минут через десять она прислала мне список ресторанов, куда мне стоит устроиться на работу.

С переполняющими душу восторгом, болью, страхом и сожалением я обновляю свое резюме и уже на этой неделе планирую посетить десяток собеседований по работе.

Когда училась в Йеле, я подрабатывала в обеденном зале – вот и весь мой опыт в пищевой промышленности. Надеюсь, работа в «Левин-Глэдстоун» пойдет мне в зачет, потому что в театр устроиться непросто, а должность архивиста и специалиста по работе с клиентами выглядит круто. Теперь я понимаю, что Роберт дал мне не столько работу, сколько инвестиции в будущее.