Текст книги "Грешный и влюбленный (Древнее проклятие)"
Автор книги: Кристина Додд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)
Гейл подарила ему короткую, но яркую улыбку, а затем стеснительно обернулась к Силван.
– Очень рада познакомиться с вами, мисс Майлз.
– А я с вами, мисс Робардз.
Нет, сомневаться не приходится, Гейл – дочь Ранда. Вчера он устраивал тут сущий ад. Сегодня выглядит вполне пристойным человеческим существом. Что еще, как не отцовские чувства в силах произвести подобный переворот?
А мать у этой девочки – кто? Силван изобразила ответную приветливую улыбку.
– Итак, вы улучили минутку, чтобы оторваться от своих занятий и повидаться с вашим.., лордом Рандом?
– Моя гувернантка говорит, что я, должно быть, с самого утра на муравейнике сидела. И до того я разошлась, что в галерею прибежала. – Гейл изучала Силван, и глазки были остренькие и умные. – А вы тоже в галерее вот так же оказались?
– Ну да. Лорд Ранд до того разошелся с самого утра, что вот решил поводить меня по дому.
Гейл хихикнула и оглянулась на Бетти.
– Можно мне с ними?
– Уж очень вольно ты себя ведешь, – отозвалась та.
– Да пускай останется, – стал уговаривать Бетти Ранд. – Эта старая ведьма, которая у вас называется гувернанткой, ничего и не заметит. Известна, что вся ее жизнь – спряжение латинских глаголов.
Гейл опять захихикала, а Силван в очередной раз переменила свое мнение. Разве отец скажет такое при своем ребенке? Отцу положено печься о дисциплине и всячески поощрять учение. Нет, это, наверное, дочка Джеймса. Или Гарта. А может, у них еще какой-нибудь кузен имеется? Бетти с укором сказала Ранду:
– Вы же знаете, что Гейл повторяет все, что вы ни скажете. Как прикажете понимать ваши слова?
Взяв ладошку Гейл, Ранд похлопал ею по другой своей руке, внушая:
– Не рассказывай старой ведьме то, что я тебе говорю. Она, конечно, хорошая леди, но этого не снесет и непременно к нам привяжется.
– Конечно, я не расскажу. – Голос Гейл звучал чинно и очень не по-детски. – Я хорошо отношусь к мисс Уэнрайт, а если бы она услыхала ваши слова, она бы огорчилась. Это бы ранило ее чувства. – Девочка понизила свой голос до шепота. До такого шепота, эхо которого прокатывалось по всей галерее. – Она же в вас влюблена, вы знаете.
– В самом деле? – Ранд тоже перешел на шепот. – Ну, я тогда не буду ее дразнить.
Гейл подумала немножко, а потом серьезно сказала:
– А я уж точно не буду.
– Ой, как я не люблю дождь, – проворчала Бетти, глаз не сводя с Гейл.
Воспользовавшись тем, что Ранд с девочкой занялись разговором, Силван решила подъехать к экономке:
– Послушайте, Бетти, как вас на все хватает? Домоправительница, личная служанка да еще и.., э.., воспитательница э.., ребенка? Дочери… – Бетти глядела на нее так выразительно, что Силван покраснела от стыда за свою развязность. – Простите великодушно, в самом деле, я сама не знаю, что говорю.
– Мисс, мне не кажется… – Голос у Бетти дрогнул.
– Клянусь вам, я нечаянно. Я не хочу лезть не в свои дела.
– Силван! – позвал Ранд. – Идемте с нами. – Они с Гейл уже ждали ее у дверей в противоположном конце галереи. – Мы собираемся совершить налет на столовую.
При этих словах Бетти облегченно вздохнула и поторопила Силван:
– Идите, идите туда, мисс. Вам же перекусить надо. У вас сегодня ни единой крошки во рту еще не было.
Силван послушно двинулась вслед инвалидной коляске. Она тоже была рада воспользоваться случаем уйти отсюда. Ей было стыдно перед Бетти за свою бестактность, но любопытство брало верх – Силван очень хотелось понаблюдать за тем, как Ранд общается с этим ребенком. Казалось, Ранд вспомнил все свои изысканные манеры – он вел себя с Гейл как с маленькой дамой, отпуская шутки и комплименты, а та была на седьмом небе от радости – еще бы, такое внимание ей оказывают. Она не умолкала ни на минуту, а Ранд называл ее «ветреницей Гейл», в ответ на что та хихикала и поглядывала кругленькими глазками на Силван. Девочка явно из-балована всеобщим вниманием. Слуги тоже ведут себя с ней обходительно – вряд ли они вели бы себя так с отверженным незаконным ребенком. Нет, было похоже, что они считают себя обязанными заботиться о девочке и помогать ей расти. Раз она упомянула о гувернантке, то, надо думать, отец – Ранд, или Гарт, или Джеймс, кто бы он ни был – от нее не только не отказался, но и счел нужным обеспечить ее всеми привилегиями, право на которые дает ее рождение.
В конце концов, рассердилась на себя Силван, какая ей разница, окажется ли Гейл дочерью Ранда или кого-нибудь еще? Почему это должно ее трогать?
– Лорд Ранд! – В дверях салона показалась знакомая фигура в черном облачении. – Как я рад, что сегодня вам лучше.
Силван едва не рассмеялась, настолько забавными показались ей уклончивые, очень уж смягчающие суть дела слова викария. Ее пациенту, выходит, сегодня лучше? Да уж, вчера-то он барабанил по окнам и крушил все, что ни попадалось под руку.
Судя по выражению лица Ранда, он воспринял речи духовной особы примерно так же, как Силван.
– А, ваше преподобие. – Ранд высадил Гейл из коляски. – Премного благодарен за ваши добрые пожелания. Я и не ожидал, что вы соблаговолите покинуть свой дом в столь малоприятную погоду.
Гейл попыталась побыстрее проскользнуть в столовую, но отец Доналд молниеносно схватил девочку за руку, чем немало поразил Силван. Такая порывистость никак не сочеталась с величественными манерами священника. Роста он был такого, что головой мог достать до верхушки самого высокого шкафа, но выражение его лица казалось мягким, каким оно обыкновенно бывает у людей, проводящих куда больше времени за чтением, чем за какой-то иной работой. Однако слабым отца Доналда никто бы не назвал – под его черным одеянием угадывалось крепкое, хорошо развитое мужское тело. На губах блуждала улыбка, однако глаза были суровы, а голос, допрашивающий девочку, звучал строго:
– Гейл Эмелин, почему я вот уже столько недель не вижу вас в церкви? Очень печально, коль юная леди пренебрегает причастием Божим, полагая его каким-то незначительным делом.
– Это не я! – выпалила Гейл. – Я каждый день учу урок из Библии, но мама говорит…
– Ты бы шла пока. Поди поищи свою маму, – перебил Ранд, твердо кладя руку на запястье священника и вынуждая того ослабить хватку. – Его преподобие желает поговорить со мною с глазу на глаз, думаю.
Мама? Выходит, мать Гейл жива, и она здесь, в замке. Силван отчаянно захотелось узнать, кто же она, эта мама, чтобы потом расспросить ее про отца ребенка. Разумеется, Силван понимала, что ее неуемное любопытство, стремление сунуть нос, куда не просят, до добра не доведет. Сколько уже раз она давала себе слово не лезть в чужие дела, тем более что это чаще всего кончалось для нее большими неприятностями. Но совладать с дурной привычкой было трудно.
Гейл вырвалась и убежала, а священник склонил голову.
– Вы, разумеется, правы, лорд Ранд. Это дитя греха подождет, я поговорю с нею в другой раз.
Силван как-то не понравилось все это, а судя по недоброму выражению лица Ранда, тот тоже был не в восторге, хотя и продолжал держаться в рамках приличия.
– Если вы соблаговолите пройти в салон, я попрошу принести туда для нас что-нибудь подкрепиться.
Викарий поклонился.
– Благодарю вас, лорд Ранд. Буду очень рад.
Ранд дождался, пока священник скрылся в комнате, а потом рявкнул на лакея, стоявшего шагах в пяти:
– Быстро! Чаю и чего-нибудь поесть.
Куда только делась его сегодняшняя любезность. Вмиг он превратился во вчерашнего самодура, и эта перемена так явственно свидетельствовала о его отношении к отцу Доналду, что Силван не удержалась от изумленного взгляда. В ответ он вполголоса пробормотал:
– Вы бы лучше смывались отсюда побыстрее, по примеру Гейл. Не очень-то это приятно: глядеть, как Доналд затеет ковыряние в моих грехах.
Первым побуждением Силван было последовать его совету, но, решив, что это будет малодушием с ее стороны, она пересилила себя и с усмешкой заявила:
– Я пойду с вами. Может, мне самой любопытно в вас поковыряться.
Ранд попытался изобразить поклон.
– Польщен вашим вниманием. Хотя не думаю, что общество его преподобия доставит вам большое удовольствие.
Его тон давал ей повод если не уйти, то хотя бы еще раз подумать, но уж очень неприятно было глядеть на его вызывающе самодовольную ухмылку, и она прошмыгнула в салон.
Представитель духовенства стоял у пылающего камина, держа на весу свое облачение. Как раз этим ему и стоило заняться; вся его одежда промокла, и сейчас от нее шел горячий пар. В то же время Силван показалось, что он специально встал так, чтобы почувствовать свою власть над остальными. В самом деле, Силван вынуждена была сесть: дамам стоять не полагается. Ранд уже совсем никак не мог подняться над священником, он был прикован к своему креслу на колесах. Так что его преподобие Доналд мог взирать на остальных свысока.
Силван уселась, изобразив скромную улыбку, и священник в ответ улыбнулся с почтительной сдержанностью. Мужчина приятной внешности, белокурый, голубоглазый, кожа загорелая, и ни единого намека на резкость; да и в самом деле стоит ли считать резкостью его слова о Гейл, которую он назвал «дитя греха»? Разве священник может по-другому? Силван таких не встречала. Среди духовенства, считала она, вообще не сыскать человека, который был бы настолько хорош, насколько бы следовало. Но это всего лишь ее мнение.
По большей части общение с духовенством оборачивалось для нее либо разочарованием, либо горечью, и так, верно, будет и впредь, пока она не уступит пожеланиям своего отца.
Ранд стремительно вкатился в комнату, налетев на небольшой столик и опрокинув подсвечник.
– Что-то я вашу милую супругу не вижу.
– Дождь не полезен легким миссис Доналд, – ответствовал его преподобие. Силван он пояснил:
– Кловер у меня слабенькая, и приходится за нею присматривать. Но, лорд Ранд, мы еще не знакомы официально с этой молодой дамой.
– О да, мы должны соблюдать благопристойность. – Ранд так сильно ударил своим креслом в кушетку, на которой сидела Силван, что та задрожала. – Силван, это его преподобие Брадли Доналд. Его семья обитает здесь, на землях, принадлежащих нашему роду, с незапамятных времен. Еще юношей он выказывал незаурядную одаренность, и поэтому мой отец послал его учиться. Окончив духовную семинарию, отец Доналд стал священником в нашем приходе, каковым по сию пору и остается. Вот уже около пяти лет, верно, святой отец?
– Сущая правда, лорд Ранд. – Речь священника отличалась мягкостью, но и достоинством. – А вы, осмелюсь предположить, мисс Майлз, о которой я весьма наслышан.
– Вы только не особенно верьте всяким россказням, – порекомендовал ему Ранд. – Она вовсе не такая праведная, какой может на первый взгляд показаться.
Силван не очень-то понимала, как ей следует относиться к происходящему. Но все это ей было не по душе. Упершись ногой в спинку коляски, она оттолкнула Ранда с креслом от кушетки.
– Женщины никогда не бывают порядочными настолько, насколько они таковыми кажутся, и мудр тот мужчина, который об этом не забывает. – Его преподобие подал знак лакею, выросшему в двери. – Можно вносить чай.
Самоуверенность священника и его хозяйский тон явно рассердили Ранда, а то, что он так свысока отозвался о женщинах, не понравилось Силван, и потому она приказала:
– Да, вносите чай. Я сама разолью его по чашкам.
То, что она взяла на себя обязанности хозяйки, немного смягчило обстановку. Все внимание теперь сосредоточилось на ней, но Силван отнюдь не чувствовала себя смущенной – в детстве гувернантка вышколила ее лучше некуда. Следующие минуты, естественно, ушли на это.
Ранда этим искусством он пользовался безошибочно. Ранду не стоило бы заводиться. Сегодня он вел себя паинькой, и совершенно незачем было возвращаться ко вчерашнему буйному состоянию.
Но поздно было сожалеть об этом. Ранд уже орал на его преподобие:
– Знаете, вы кто? Вы – куча навоза, и вилы торчат по бокам. И больше вы никто!
– Лорд Ранд! – закричали в один голос и викарии, и Силван. Оба почувствовали себя оскорбленными и озадаченными.
– Лорд Ранд, вы не умеете держать себя в руках, и тому нет оправдания, – заявила Силван.
– Лорд Ранд! Вам не подобает говорить в таком тоне в присутствии леди! – заявил священник.
Ранд повел вкруг себя дикими, ничего не видящими глазами.
– Да какая она леди?! Она – за армией шлялась. По казармам.
– Лорд Ранд, пусть это в каком-то смысле и верно, но нам надлежит прощать ей ее греховность, ибо помыслы ее были чисты.
Ну уж нет, хватит! Она не собирается выслушивать оскорбления еще и от этого елейного святоши. Силван вдруг поймала себя на том, что она уже не сидит не кушетке, но стоит во весь рост и смотрит на его преподобие с наслаждением, воображая его на столе прозектора и смакуя подробности медицинского вскрытия его благочестивого трупа.
Священник и виду не подал, что заметил, как она переменилась в лице, но по-отечески возложил свою пастырскую длань на ее грешную голову.
– Женщине подобает пребывать у домашнего очага, а те овечки, которые дерзают оставить предначертанные им пределы, весьма скоро обнаруживают себя во власти волков. Но мудрый пастырь творит должное, дабы собрать все стадо в одной ограде, и радуется каждой овечке, которая блудила, но решила вернуться под родной кров. Разумеется, после надлежащего покаяния. И епитимьи.
– Вы – идиот.
Это Ранд, не задумываясь, ляпнул то, что вертелось у Силван в голове. Заговори она – и вряд ли сумела бы как-то иначе выразить свои чувства. Но с чего это Ранд вдруг заступается за нее? Только что неистово оскорблял, казалось, вот-вот в клочья разнесет, смешает с грязью.
Сложив ладони на груди, отец Доналд смиренно потупил очи долу.
– Да, я простец в очах Божьих, но мне ведомо слово Господне. До меня уже дошла молва о былых прегрешениях мисс Майлз, и пусть нам и не подобает бросать в нее камни, все же то, что вы ее осуждаете, свидетельствует в вашу пользу. Значит, способность к доброму здравому суждению еще не вполне покинула вас. – Священник по-пасторски потянулся к Ранду, но тот поспешно отпрянул.
– Вот почему я вижу в вас того, кто поможет мне переубедить лорда Клэрмонта. ? Необходимо, чтобы он оставил свою затею С сооружением хлопчатобумажной фабрики и чтобы он порушил этот свой хлев разнузданности.
Ошарашенная, ничего не понимающая Силван только переспросила:
– Разнузданности?
На глаза его преподобия навернулись слезы. Вот когда его голос дрогнул, ибо скорбь, терзающая душу его, воистину была велика.
– Добрые женщины, коим привычно смотреть за своими домами и семьями, ежеутренне оставляют свои очаги ради непосильного труда вне дома, тогда как их мужья вынуждены сами готовить себе пищу и печься о малютках.
– Ах, так, значит, ни о какой разнузданности на самом деле и речи нет. Просто они освобождаются от уз традиции, – с облегчением сказала Силван, испытывая сочувствие к женщинам, зарабатывающим себе на жизнь подобным образом.
– Возлюбленная дочь моя, насколько я могу видеть, вы сбились с пути, и у вас нет надежного пастыря. Надеюсь только, что испытания, выпавшие на вашу долю, побудят вас встать стопами вашими на праведный путь.
Ее стопы уже были готовы что есть силы лягнуть проповедника по безгрешным телесам, когда раздался грохот бегущих ног в тяжелых башмаках, и из коридора в салон влетел Джеймс. Он во все глаза глядел на покрывавшегося багровыми пятнами кузена, на стиснутые кулачки Силван и на его преподобие, своим видом являвшего миролюбивое долготерпение и неземную безмятежность.
– Мне сказали, что вы здесь, ваше преподобие. – Голос Джеймса звучал слишком громко, а в его радушии была такая преувеличенная сердечность, что Силван даже опешила: впервые она видела Джеймса, хоть чуточку, хоть с ноготок взволнованным. – Я бы хотел поговорить с вами.., есть, знаете ли.., предмет, весьма меня тревожащий.
– О, разумеется, сын мой, – с готовностью отозвался викарий. Он был вполне доволен собой и приветливость Джеймса воспринял как должное. Вероятно, его преподобие искренне изумился бы, скажи ему кто, что Джеймс лишь хочет увести его подальше от Ранда.
Он благосклонно ожидал, когда Джеймс решится продолжить свои излияния, но Джеймс сказал:
– Желательно с глазу на глаз, ваше преподобие.
– Соблаговолите принять мои извинения. Викарий попытался пожать руку Ранда, но Ранд просто отвернулся. У Силван не хватило Духу последовать примеру своего пациента, и она позволила своей ладони утонуть в холодных пальцах священнослужителя. Совершая обряд рукопожатия, его преподобие сообщил:
– Кстати, вчера поздно вечером на одну женщину из Малкин-хампстеда кто-то напал. Ее сильно избили.
– Избили? – заинтересовался Ранд.
– Ну и что в этом особенного? – В голосе Джеймса была скука. – Небось собственный муженек и побил. Просто еще одна буря в стакане воды, как и полагается в нашем захолустье.
– Ничего подобного. – Его преподобие Доналд вытянулся и стал, казалось, еще выше. – Она домой возвращалась. С фабрики.
– А кто это? – спросил Ранд.
– Перт Сьюард. Вы же ее знаете, да?
Ранд кивнул, ощущая скверный привкус во рту – Я их всех знаю.
– Злодей отколотил ее так, что на ней живого места нет. Он камнем сначала ударил, так что бедная женщина сознание потеряла. Успела только заметить, что лицо у него было прикрыто шарфом.
– Быть того не может. – Джеймс говорил по-прежнему равнодушно, но глаза его лихорадочно блестели. – Домой женщины никогда не возвращаются в одиночку. Только толпой. Муж ее побил, а ей признаться стыдно, вот и выдумала такую историю.
– Она шла домой одна, а не с другими женщинами. И было совсем темно. Не знаю уж, из каких соображений, но лорд Клэрмонт задержал ее на какое-то время, отпустив всех остальных. В его оправдание, конечно, можно сказать, что он никак не мог предвидеть такой ситуации, к тому же он ее еще и фонарем снабдил, чтобы ей легче было в темноте находить дорогу.
Силван страшно было узнать и страшно было не знать, но не могла она не спросить про это.
– Скажите, а она.., подверглась еще какому-то насилию со стороны нападавшего?
Его преподобие отшатнулся от нее, как будто услышал нечто ужасное, Ранд с Джеймсом закашлялись, пытаясь справиться с чувством неловкости и замешательства, вызванным столь откровенным вопросом.
– Безусловно, нет, – отвечал оправившийся священник.
– В самом деле? «Безусловно нет» – вы так уверены? – Силван просто допрашивала настоятеля. – Мужчина, способный накинуться на беззащитную женщину и избить ее, безусловно, способен опуститься и до грубого насилия.
– Никакого насилия не было. – Глаза священнослужителя пылали злобой и растерянностью. – Оскорбительно для женщины предполагать такое.
Силван в раздумье покачала головой.
– Как раз женщине в таких вещах легче разобраться. Может быть, она просто постеснялась рассказать вам обо всем.
– Уж вам-то она ничего не скажет, – отрезал викарий. – Вы в этих местах чужая, да еще слава о вас дурная идет. Ее муж и на порог своего дома вас не пустит. – Он неприязненно покосился на Силван. – Можете быть уверены, она мне все рассказала, даже то, как этот негодяй выглядел.
Ботинки Джеймса тускло поблескивали, а их хозяин нервно переминался с ноги на ногу, туда-сюда.
– Ну и как он выглядел?
Его преподобие Доналд мог торжествовать: ему удалось вновь привлечь к себе всеобщее внимание. Добился он этого, сочетая приемы иллюзиониста и высокопарность духовного лица, и Силван поняла, сколь гипнотизирующим может быть его искусство тогда, когда он стоит за церковной кафедрой. Понизив голос и окрасив его в драматические тона, отец Брадли Доналд возгласил:
– Тот, кто на нее напал, был высок и силен, и очи его блистали во мраке. Она казалась испуганной, когда я расспрашивал ее о случившемся, но все же поведала мне, – тут его преподобие сделал паузу, – что это был дух первого герцога.
– Чушь какая! – Джеймс досадливо отмахнулся, но Силван заметила в его глазах огонек беспокойства.
– Чушь? – вопросил отец Брадли. – Не знаю, не знаю. Если вам угодно выслушать, то могу сообщить, что многие из тех женщин, которые вынуждены возвращаться по ночам с фабрики – в одиночку или вместе с другими, – уверяли меня, что им не раз приходилось слышать шаги за спиной, будто кто-то шел им вслед. А Шарлотт вообще утверждает, что однажды, поздно вечером, ее сбил с ног незнакомец, появившийся невесть откуда, а затем так же внезапно исчезнувший. И произошло это в ту ночь, когда видели призрак.
Джеймс презрительно фыркнул.
– Вам остается лишь ткнуть пальцем в меня или Гарта, потому что мы по виду точь-в-точь тот старый герцог.
Силван даже вздрогнула от неожиданности. Ну, конечно! Она-то, дура, почему до сих пор не сообразила? Какое там еще привидение – то, что она видела и чего так испугалась, было никаким не духом, а заурядным человеческим существом. И она мгновенно сопоставила облик виденного ею призрака с портретом, который она рассматривала сегодня утром в галерее. Так, выходит, ее призрак – это Джеймс.., или Гарт?
– Да я просто пошутил, – быстро сказал Джеймс, заметив, что взоры всех присутствующих обращены на него.
Повернувшись к Ранду, Джеймс поднял руку, как бы взывая ко всеобщему вниманию.
– Кому же в голову придет шляться в темноте, выслеживая грязных деревенских баб, да еще отработавших целый день на этой проклятой фабрике. Ну, знаете ли!
– Нет, пожалуй. – Ранд хохотнул, но на его лице мелькнула тень подозрительности. – Ты-то на такое уж точно не способен. Единственное, что может выгнать тебя из дому, так это возможность попасть на вечеринку в Лондоне или полюбезничать с какой-нибудь птичкой, милой твоему сердцу.
Викарий, подумав, глубокомысленно изрек:
– Мне придется опросить всех и каждого в господском доме. Быть может, кто-то видел привидение – или того, кто выдает себя за привидение, – вчерашней ночью. – Глаза священнослужителя столкнулись с вызывающе глядящими на него глазами Силван и выдержали это противоборство. Показалось ей или он в самом деле обращался именно к ней, когда сказал:
– Надеюсь, мы еще вернемся к этому разговору.
– Как можно позже, – еле слышно прошептала Силван. А он уже выходил из комнаты, и сконфуженный Джеймс следовал за ним. Силван вовсе не хотелось отвечать на расспросы отца Доналда. У нее не было ни малейшего желания делиться с кем бы то ни было своими воспоминаниями о призраке. Она попробует сама разобраться в этой загадочной истории. И еще надо придумать, чем помочь Ранду… Ранд… Силван поглядела на него, вспомнив, как он оскорблял ее.
– Что за болван, – бросил Ранд, и голос его дрожал от гнева.
– Вы-то еще хуже, – резко отозвалась она, собираясь уходить.
Он поймал ее за руку.
– Что стряслось?
И у него еще хватает наглости спрашивать!
– Значит, я по казармам шляюсь? Как маркитантка или мародер, так вы считаете? – крикнула Силван, потеряв контроль над собой. Она понимала, что истинная леди не должна позволять себе повышать голос. Но этот странный дом с его странными обитателями, вся обстановка нервного напряжения, в которой Силван пребывала вот уже вторые сутки, а главное, сам этот мужчина заставили ее позабыть и приличные манеры, и обычное для нее здравомыслие. – Вы объявили, что я таскаюсь за солдатней!
– Это я со злости. – Ранд себя оправдывал и, кажется, был уверен, что она все поймет. И простит.
– Со злости? – Вот теперь Силван и сама разъярилась не на шутку. – Изволили гневаться, значит? А если вас что-то злит, вы, получается, вольны говорить все, что на ум взбредет, и никто не смей на вас обижаться, так? Вы все заранее себе прощаете и думаете, можно любые гадости творить, раз уж вы такой несчастный калека? – Она отшатнулась от него, словно ей и стоять-то рядом противно. – Да и чем это вы такой уж несчастный? Ноги не работают, верно. Но остальное-то в порядке.
– Есть кое-что похуже. Много хуже!
– Что же?
Но Ранд молчал. Как ему хотелось рассказать ей обо всем – о том, что мучило его как неотвязный кошмар, что не давало ему спать по ночам и заставляло буйствовать днем. Сегодняшний рассказ викария еще больше подтвердил его подозрения. Если это окажется правдой… Нет, он не должен вовлекать Силван в эту грязную историю.
Если бы Силван знала, какие мысли бродят в голове у Ранда, она бы, может, и простила его. Но она объясняла его молчание по-своему. Молчит, потому что сказать ему нечего. Ну, с Рандом-то все понятно, а вот священник… Ему откуда ее прошлое стало известно? Или и здесь несчастный калека постарался?
Она искоса взглянула на Ранда:
– А откуда ваш отец Доналд додумался о слухах на мой счет?
– Ну, он же наш духовный отец, – хмыкнул Ранд. – Кому и знать все сплетни, как не ему! Каждое словечко людской молвы до него доходит. Он, по-моему, вообще не спит, день и ночь готов слушать чужие пересуды. Вечно бродит по своим грешникам, да еще до того ловок, что застает их врасплох, как раз тогда, когда им особенно скверно. В итоге он самый осведомленный человек во всей округе.
– А про.., поцелуи он тоже дознался?
– Ну, нет, – успокоил ее Ранд. – Про это только Джасперу с Бетти известно, а они – люди надежные.
– И то хорошо, – вздохнула Силван. Она посмотрела на Ранда, и ему как-то не по себе стало от этого холодного взгляда.
– Знаете, сколько ветеранов Ватерлоо нищенствует сейчас на лондонских улицах? – негромко, словно разговаривая сама с собой, произнесла Силван. – Я подаю им милостыню.
Бывает, что они узнают меня. Иногда благодарят, но чаще проклинают. А вы сидите тут, в тепле и сытости, под вами – удобное кресло на колесах, вокруг вас суетится любящая родня, а вы исходите жалостью к себе.
Повернувшись на каблуках, она направилась к двери, но потом остановилась и вновь обернулась к нему.
– Мне жаль вас, лорд Ранд. Но моя жалость вряд ли вам понравится. Ваше семейство, если о чем и мечтает, так только о том, чтобы вам было хорошо, но даже если вы снова сможете ходить, лучше вы не станете. Вы так и останетесь малодушным трусом, которому страшно взглянуть в лицо жизни и достойно встретить ее испытания.
Она выскочила из комнаты, бросив его тут, с протянутой рукой и попыткой объясниться на кончике языка. Но рука упала на колени, и он стал рассматривать ее, словно видел впервые. За последние одиннадцать месяцев руки сделались куда сильнее, чем раньше. Под кожей выступили вены, каждое сухожилие от постоянных упражнений стало выпуклее. Предплечья, грудная клетка, солнечное сплетение – по ним тоже было заметно, что их мышцы в непрерывной работе. Но вот ноги.., он провел ладонями по своим бедрам, сначала от колен кверху, потом вниз. А что ноги? Пока особенного истощения не замечается. Конечно, Джаспер тоже помогает – – он разрабатывает его ноги, сначала одну, Потому другую, по утрам и вечерам. Но все-таки столько времени без движения.., они, должно быть, стали такими хилыми, как у недоедающего парнишки из самой бедной семьи.
Странно, но он не ощущал в себе особых перемен. Ничего такого не случилось, чему надо бы случиться. Ему до сих пор снилось и грезилось все это: прогулки, работа, возня с женщиной… Минувшей ночью той женщиной была Силван, а сейчас, утром, многое бы он дал, чтобы понять, где грезы, а где действительность. Вот если бы она вновь очутилась в его постели!
Но какое там… Он вместо этого обидел ее. Ясно, что она разрешит теперь прикоснуться к себе не раньше чем он вновь завоюет ее уважение.
Его преподобие отец Доналд ошибался во всем и всегда, но в одном он был прав. Если Ранд не собирается умирать – а в этой жизни есть еще кое-что для него привлекательное, – он не должен покоряться своей судьбе, какой бы жестокой и несправедливой она ни казалась, у него есть еще один шанс, последний. И он должен им воспользоваться.
* * *
Сидя в своем кресле на колесах близ Силван, которая решила полежать на траве, Ранд поймал то мгновение, когда она провалилась в дремоту. Ее стиснутые кулачки расслабились, пальцы ее ног, прежде поджатые, чего не могли скрыть тонкие кожаные туфельки, выпрямились, а колени, которые она всегда держала вместе, слегка раздвинулись. Брови, вечно нахмуренные, из-за чего между ними пролегла глубокая морщинка, разгладились, а из слегка раскрывшихся губ вырвался даже слабый звук, легкое посапывание, сдержанное, как и приличествует леди.
Не впервые он был озадачен: ну, почему ей для этого непременно нужно оказаться на ярком солнце, в самый разгар дня, на свежем воздухе – неужели иначе никак невозможно заснуть? Изо дня в день вот уже три недели подряд Силван вытаскивала его на прогулки. Она катала его кресло на колесах, вместе с ним разумеется, по всем окрестностям, забираясь в совсем уж нетронутые, казавшиеся дикими уголки – это, считала она, должно было способствовать исцелению его души. Хотя вообще-то казалось, что ей самой одиночество было куда нужнее, чем Ранду.
Три недели в ее обществе, целые три недели, а он все еще ничего не знал об этой девушке – зато только о ней и думал. Все время.
Она давала указания Джасперу, как именно следует разминать ноги Ранда. Она следила за тем, чем и как он питается, и вливала в него омерзительнейшие настои и отвары, будто бы поднимающие его настроение и укрепляющие его тело. Заводила она разговор и про поездку на воды, на курорт с целебными горячими источниками, но Ранд яростно воспротивился этой затее, над чем она только посмеялась. Одним словом, Силван вела себя, как хотела, И могла себе позволить это, потому что сумела покорить всю его родню.
Хуже того, она и его завоевала. По крайней мере, если верить его телу – оно, как та вечно указующая на север стрелка компаса, все время тянулось к ней. Он ломал голову над хитроумными планами, конструируя такую интригу, в финале которой Силван вновь оказывалась в его объятиях, она же обходилась с ним, словно он был своего рода.., калекой. Будто не одни ноги у него бездействуют, а еще что-то. Будто сама душа у него с изъяном. Может, и зря он обозвал ее тогда, при священнике, хотя что уж он такого страшного сказал? Что она шла за солдатами, И все. Конечно, лишнего сболтнул, но он-то привык, что любая выходка ему с рук сходит. Все остальные и не такое ему прощали. А эта недотрога обиделась.
Ее летняя шляпка из соломы осталась там, где она ее бросила. Светло-каштановые волосы ее из-за постоянного пребывания на жарком солнце Сомерсета выгорели, местами даже до белизны, и обрамляли лицо, ниспадая с висков густыми кудряшками. Бриз с моря слегка шевелил складки на ее юбке, теплые лучи ласкали кожу, золотисто-смуглую, как спелый желудь. Ранд И сам был не прочь превратиться ради нее хоть в ветер, хоть в солнечный луч – погладить шелковистую кожу или скользнуть под юбку. Это, увы, невозможно, потому приходится строить из себя стража, который, словно древний воитель, бдительным взором оглядывает окрестности – а ну как невесть откуда явится нежданная опасность?
