Текст книги "Грешный и влюбленный (Древнее проклятие)"

Автор книги: Кристина Додд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

– Я и не думал, что ты…

– Ты вообще не думал. Как и любой другой мужчина на этом свете. – Она помахала пальцем перед самым его носом. – Тебе хоть когда-нибудь пришло в голову задуматься: а почему Силван так много времени проводит с Гейл?

Он попытался было увернуться от угрожающего пальца матери.

– Ну, наверно, у них много общего.

– Ага, понимаешь все-таки кое-что. Да, вряд ли Гейл могла потерять отца в более неподходящий момент. Этого он уже не понимал. И смущенно спросил:

– А разве в таком деле бывает время лучше или хуже?

– Я уж и забыла, какие мужчины несообразительные. – Леди Эмми только расстроенно вздохнула. – Да ты что, не видишь, что Гейл растет? Она барышня уже. Точнее, как раз в самом опасном, самом хрупком возрасте, когда ребенок превращается в женщину. Ты хоть что-нибудь замечаешь?

Он подумал про болезненно тоненькую, неуклюжую девочку, которая и правда ведь так невероятно вытянулась в длину за прошедший год.

– Так ей же только восемь.

– Ей десять, – поправила леди Эмми.

– Все равно она еще совсем маленькая, – упрямо повторил Ранд. – Какая там женщина.

– Взросление у девочек – дело тонкое, – задумчиво сказала леди Эмми. – В это время им как никогда нужна ласка, поддержка, а неосторожное слово, грубость могут больно ранить их. А ошибки бывают иногда роковыми. Вот какая причина, должно быть, заставляет Гейл искать в Силван родственную душу.

– Почему же? Ты хочешь сказать… – Леди Эмми глядела на него в упор, наблюдая за тем, как он приходит к этой новой для него мысли. – По-твоему, я нанес Силван грубую незаживающую рану, от которой она никак не может оправиться? Так, что ли?

– Может, ты и не такой болван, как мне казалось.

– Но ведь Силван – не худенькая хрупкая девочка, у которой только что погиб отец, да еще погиб трагически, – попытался снова заспорить Ранд.

– Нет, конечно, с Силван все еще хуже. Ты помнишь, сэр Майлз как-то прислал мне письмо?

Он помотал головой. Что он помнил?

– Ты тогда был занят очень. Стульями швырялся. – Тщательно подбирая слова, леди Эмми сказала:

– Кажется, этот ее отец – холодный, бессердечный человек, не особенно гордящийся своей дочерью И мало интересующийся ее успехами.

– Я думаю, ты смело можешь утверждать такие вещи. – И тут смысл произнесенных матерью слов дошел до него, отозвавшись неприятной сухостью в горле, и он заговорил тоже медленно, обдумывая каждое слово прежде, чем произнести его вслух. – Значит, ей недостает уверенности в себе, и это потому, что она вовремя не получила должной поддержки от отца?

– Я думаю, что ты смело можешь утверждать такие вещи. – Она передразнивала его, повторяя его же фразу. – Да и мать не очень-то заботилась о своей дочери, не так ли?

– Во всяком случае, этой заботы не хватало. Мне кажется, Силван стыдилась за мать и жалела ее. – Ранд задумался. – Но, знаешь, ты же не скажешь, что Силван не хватает уверенности в себе. У нее хватило сил бросить родительский дом, уехать в Брюссель. Да она все путы порвала, на всякую респектабельность плюнула, никого не слушалась, все по-своему делала, в…

– А хоть когда-нибудь удавалось ей добиться от отца похвалы?

Он не обратил внимания на вопрос матери.

Голова была занята другим.

– Потому, когда понадобились медсестры, а англичанки по большей части отказались помогать своим сыновьям и братьям, она дерзко пошла против течения. – Он запнулся на полуслове, увидев, что мать медленно-медленно покачала головой.

– Нет, сынок. Все это она и делала, чтобы себе доказать – вот какая она лихая, смелая, и никто ей не указ. А в душе, наверное, боль была – что никому нет до нее никакого дела. А ты, – ее голос окреп, – раз уж ты ее мужем назвался, ты и должен ее веру в себя укрепить. Ты ее обожаешь, ты веришь в ее способности, тебе все ее чудачества нравятся.

Ранд почувствовал, как озноб прошел по его телу, и этот холод пронзил его всего, до кончив ков пальцев.

– Так значит, она мне доверилась, а я так жестоко оскорбил.

– Ты по ее гордости ударял, а это самое больное место у нее. Только бессердечный человек так поступить мог.

– Так я, по-твоему, бессердечный?

– Уж не знаю. – Ничего ему не хотела сказать мать, ей даже улыбки для сына жалко было только бы ужалить побольнее, чтобы он совсем уж оправиться не мог. – Мне одно понятно: она из кожи лезет, только чтобы вписаться в образ этакой благовоспитанной дамы. И делает она это потому, что уверена: этого хочешь ты.

– Она превращается в копию своей собственной матери, – с горечью сказал Ранд. – Я не хочу, чтобы она уподобилась леди Майлз.

Если он рассчитывал найти у матери сочувствие, то ошибся. Кажется, сегодня леди Эмми решила высказать все, что накипело у нее на душе.

– Ты даешь понять, что она тебе не пара, что ты слишком хорош для нее.

– Да никогда я так не думал.

– А что ты ее любишь, говорил?

– Ох, если б только говорил!

Леди Эмми фыркнула.

– Представляю, как ты доказываешь ей свою любовь. Помню, твой покойный отец… Но, Дорогой мой, с женщинами надо разговаривать. Откуда она узнает о твоих чувствах, если ты ей об этом не расскажешь?

– Я думал, она… – Ранд пожал плечами. – Я считал, что она догадывается. Ведь я…

– Сынок. – Леди Эмми откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. – Ни одна женщина, какой бы там ум у нее ни был, не поверит, что мужчина ей предан только потому, что этот мужчина любит забавляться с нею.

– Мама!

– Есть всякого рода супружества. Есть пары, которые соединились только по любви, только ради страсти. Есть пары, вступившие в союз из-за денег, а есть и такие пары, когда супруги предпочитают обходиться друг без друга, таких больше всего. – Она потрогала золотое кольцо, которое до сих пор носила на пальце. – Есть еще такие благословенные союзы, в которых и муж и жена – одно. Они и разговаривают и веселятся вместе, и ничто – даже смерть – такой союз не губит.

– Это как у тебя с папой.

– Он все еще здесь, рядом со мной. – Она прижала ладонь к сердцу. – Тебе решать, чего ты хочешь от Силван. Чего вы оба хотите? Что вам нужно? Что должно быть между вами? – Спрашивая, она гладила его по голове. Как ребенка. – Вот о чем ты думать должен.

А действительно, чего он хочет от Силван? Да всего, и он уже убедился, что одной постели ему мало, как бы он ни был изобретателен в этом деле. Может быть, его матери известно что-то такое, чего он не знает или не понимает. Может, она чувствует, что поведение Силван объясняется куда более глубокими причинами, чем та дурацкая его выходка.

Леди Эмми внимательно наблюдала за тем, как он расхаживает от стены к стене. Он не заметил, как вошла тетя Адела, как обе дамы обменялись заговорщическими улыбками. Ранд весь ушел в свои мысли.

Дверь герцогской спальни была заперта, и он замедлил шаг, приближаясь к ней. Ранд всегда был уверен в себе, он знал, что поступает правильно, а выходит, что это совсем не так. Что же можно сделать? Как исправить такое страшное количество ошибок, тем более, что теперь он сомневается в каждом своем действии? Он взялся за ручку двери, потом постарался восстановить дыхание, и лишь после того, как это ему удалось, отворил дверь и вошел внутрь.

Силван сидела и смотрела в только что обновленные окна – над ними потрудился стекольщик. Или она делала вид, что глядит в окно. Потому что шторы были опущены с намерением не пропустить в комнату ни единого луча утреннего солнца.

Словом, Ранд понял, что, предприми он что угодно, вряд ли получится хуже. Настолько худо уже было.

– Привет, жена. – В полумраке он увидел, Как она поворачивает к нему голову. Он подошел к окну и поднял шторы. Яркое солнце хлынуло в комнату, и Силван закрыла глаза руками. Ранд с деланной веселостью сказал:

– Я на прогулку собираюсь. Пойдем со мной.

– В другой раз, – Она отняла руку от глаз, но на него по-прежнему не глядела, – Ты не заболела?

– Да нездоровится что-то.

– Может, у тебя твои дни настали? Она покачала головой.

– Нет.

– Гм. – Он взял ее за подбородок и поверил к себе. Какое-то мгновение она беззащитно смотрела на него, потом опустила голову, как будто боялась взглянуть правде в глаза. Ясно было одно: в этой ее опечаленности есть что-то болезненное.

– Пойдем со мною, – уговаривающе произнес он. Голос прозвучал хрипловато. – С тех пор, как мы приехали, ты так редко выходишь из дому.

– Знаешь, эта буря, ну, которая застала нас, когда мы подъезжали к Малкинхампстеду, она меня напугала.

Все это звучало почти по-детски, она оправдывалась, не надеясь при этом, что кто-то поверит ее оправданиям. Он разумеется, не поверил, зато еще раз убедился, как права была его мать.

– Ты испугалась? Да что может устрашить женщину, которая меня не боялась, когда я был вне себя от ярости? Я уж не говорю о том, что эта женщина не отступила даже при виде привидения со здоровенной дубиной.

– И ты, и тот призрак – всего лишь люди. Мужчины. Но если опять разразится ураган, я окажусь в его власти. Это совсем не одно и то же.

Ранд поглядел на силуэт своей жены и подивился: неужто она не понимает, что на свету все становится прозрачнее, в том числе и то, что у нее на душе. Во всяком случае, то, что написано на ее лице, читается куда легче. Напугана она, это да, но не бури она боится. На женщину, которая с таким удовольствием блуждала по всему Клэрмонт-курту, забираясь в самые неизведанные уголки, это было как-то не похоже.

– Силван, послушай, со времени той бури еще ни одного дождя не случилось. А скоро октябрь. Ты потом локти будешь кусать от досады – что просидела взаперти такие славные деньки. Пошли, а? Навестили бы наше любимое место. Вспомнили бы там вместе кое-что.

Губы ее приоткрылись, и она взглянула на него с такой обнаженной тоской, что у Ранда заныло сердце. Ее задело воспоминание о Буковой ложбине и его предложение сходить туда.

И тогда он ответил за нее так, как хотел бы, чтобы ответила она:

– Идем. Я скажу Бетти, чтобы она собрала для нас корзину.

– На самом деле.., я не хочу…

Но Ранд уже был у двери.

– Одевайся. Переодеться в прогулочное платье ты сможешь минут за двадцать. Значит, через полчаса я жду тебя.

– Не знаю уж…

– Я тебя жду у парадного входа. Если тебя там не будет, приду сюда и все равно заберу тебя на прогулку. – Он не стал дожидаться ее возражений, а просто закрыл за собой дверь и двинулся на кухню. Лицо его нахмурилось. Видно, и правда он что-то делал не так, если ее хрупкое Доверие к нему куда-то подевалось. Сейчас самое время взяться за ее исцеление. Неужто ему это не под силу? Смогла же она показать ему, как это делается, когда он разуверился в себе.

В то время как Ранд спускался по ступенькам вдруг шумно распахнулась парадная дверь, в прихожую ворвался резкий ветер. – Дорогу блудному сыну! – услышал Ранд смеющийся возглас.

– Джеймс! – Ранд соскочил со ступенек и больно ударился ногами о твердый пол.

– Ранд! – Джеймс прыгнул из дверного проема и, поскользнувшись на скользком парапете, еле удержался. Оба дружно захохотали.

Ранд не стал обращать внимания на раздражающее жжение в ногах после неудачного прыжка и, смеясь, обратился к брату:

– Что-то не очень ты похож на изможденного дорогой путника.

– Но я самый настоящий усталый путник. – Джеймс драматическим жестом приложил ко лбу тыльную сторону ладони. – Пять дней в пути. Прямо из Лондона.

– Я за трое суток успевал, – заметил Ранд.

– Да, но боюсь я, тебе при этом не приходилось задерживаться и тратить свое время на одинокую вдовствующую графиню, нуждающуюся в моем личном внимании. – Джеймс подмигнул и ухмыльнулся.

– Верно, этого не было. Зато я вез Силван. Явное облегчение Джеймса было искренним.

– Так ты смог настоять на своем и привез ее домой, так, что ли?

– А куда она денется?

– И то правда. – Джеймс выглянул на улицу и завопил:

– Эй! Вы что, поосторожней не можете? Снимайте поклажу аккуратно, а не швыряйтесь чемоданами. Слышите, вы?! – Он высунулся из открытой двери, распекая нанятых носильщиков, а потом увидал Джаспера и закричал еще громче:

– Эй! Джаспер, сюда! Надо приглядеть за этими пустоголовыми. Ясно? – И добавил раздраженно:

– Тупицы чертовы. Ничего нельзя им доверить.

Помолчав, Ранд осторожно поинтересовался:

– Может быть, они опасаются, что труды их пропадут зря?

– Ты что, про карманы мои говоришь? Хочешь, чтобы я вывернул их наизнанку? – взвился Джеймс.

– А что еще их, по-твоему, должно волновать? – отвечал Ранд. – Тебя-то почему домой потянуло?

– Пошлое любопытство. – Джеймс ткнул пальцем в направлении ожидавшего распоряжении дворецкого, и тот поспешил помочь гостю освободиться от пальто и шляпы. – Слушай, я так и не понял, по какой причине ты ко мне не заехал, когда был в Лондоне. Я что, чем-то тебя обидел?

– Да ты что, – тепло сказал Ранд. – Просто надо было побыстрее вернуть Силван в Клэрмонт-курт. Больше ни до чего мне дела не было.

– Понимаю, – хитро подмигнул Джеймс. – Спасибо, Джаспер. – Джеймс довольно заулыбался, глядя, как Джаспер и трое других слуг побили чемоданы по лестнице. – Джаспер, поосторожнее с этими баулами, ладно?

– А с возчиками что? – спросил Джаспер. Джеймс напустил на себя непонимающий вид.

– А что с ними сделается?

– Ох, ради Бога. – Ранд полез в карман и вытащил оттуда несколько монет, вручив их Джасперу. – Отдай этим людям деньги и скажи, что они могут отправляться восвояси.

– Ты такой молодец, – признательно сказал Джеймс.

– А ты вернулся потому, что уже успел промотать все, что получил от меня?

– Ты не веришь в мои родственные чувства? – Джеймс прикинулся обиженным.

– Это весь твой ответ? – Ранд хлопнул Джеймса по спине и подтолкнул его в направлении гостиной. – Как бы то ни было, мать обрадуется.

– Только мама и может любить, – шутливо отозвался на это Джеймс, но смеялся он, похоже, над собой.

– Пойдем, выпьем, расскажешь, как тебе везло.

– Минуточку. – Ткнув пальцем в дворецкого, Джеймс скомандовал:

– Вы! Проследите, чтобы эти сумки занесли ко мне в комнату, понятно? А Бетти скажите, что я вернулся, так что пусть она позаботится насчет ужина. Чтобы был сливовый пудинг и бланманже на десерт.

– Ты просто очарователен в своем обхождении с теми, кто ниже тебя по положению в обществе, – ядовито заметил Ранд.

– А что? Я вежливо разговаривал, – заспорил Джеймс. Повернувшись к дворецкому, он спросил:

– Я достаточно вежлив с вами? Дворецкий поклонился.

– Разумеется, лорд Джеймс.

– Вот видишь. – Джеймс победоносно помахал рукой в воздухе. – Я – сама учтивость.

– Ты даже не знаешь, как его зовут.

– А зачем мне это?

– Он тут уже двадцать лет.

– Ну и что? – Джеймс налил себе виски и залпом выпил свою порцию. – Значит, хорошо работает. – Ранд только крякнул, а Джеймс засмеялся. – Зануда же ты, кузен. До меня слух дошел, что тут на вас буря налетела и все переломала.

Ранд высоко вскинул брови и удивленно поглядел на двоюродного брата.

– А где это ты мог слышать такие разговоры?

– В Лондоне много чего известно. Но это, понял я, никакие не слухи. Я же проезжал через поля. Всех этих муравьишек поприжало, а?

– И здорово.

– Фабрику откроешь? Чтобы они не подохли с голоду, да?

Ранд изумленно глядел на Джеймса.

– Я так и знал, я так и знал! – Джеймс взорвался и отчаянно замахал руками. – Я по лицу твоему все вижу. То-то оно такое виноватое.

Ранд попытался перейти в оборону.

– Работницы все время меня об этом спрашивают, и я подумываю об этом.

– Он думает. – Джеймс швырнул свой бокал в камин, и хрусталь разлетелся в мелкие брызги. – Да чтоб оно все тут провалилось! Ранд! Ты что совсем с ума сошел? Собираешься все начать с начала?

Ранд был озадачен. В самом деле, почему Джеймс так горячится?

– Ты про что?

– Да про то, что есть какой-то мерзавец, по которому виселица плачет, а может, и не один. Ему очень не по душе затея с фабрикой, и ты это знаешь.

– Тебе тоже не по душе затея с фабрикой.

– Калечить людей из-за нее я не стану.

– Калечить людей…

– Это фабрика, только фабрика, всегда эта фабрика. – Джеймс поднялся и схватил Ранда за грудки. – Ты что, не понимаешь? Пострадавшие – они на фабрике работали, сама фабрика, мисс Силван.

Ранд оторвал руки кузена и отстранялся от своего горячего родственника.

– Силван тут ни при чем.

– Она помощь оказывала раненым женщинам. И если какому-то рехнувшемуся захотелось прикрыть фабрику, то для него опаснее мисс Силван никого не было. Только один человек был еще хуже. Это сам Гарт. – Весьма поразившись здравомыслию Джеймса, Ранд потер подбородок.

– Любопытная теория, Джеймс.

Джеймс все еще не сел, он напряженно глядел на Ранда, грудь его ходила ходуном.

– Так ты этого делать не будешь?

– Если открыть фабрику, – мягко сказал Ранд, – то негодяй, который убил моего брата, даст о себе знать, правда?

Громко проклиная все на свете, Джеймс рухнул в кресло.

– Тебе-то какая разница? Сиди себе в Лондоне. Ведь это тебя не касается, не будет мое дело пачкать твое доброе имя.

Джеймс уставился на Ранда.

– Не поеду я в Лондон.

– Да ты не бойся, Джеймс. – Ранд похлопал его по плечу. – Подкину я тебе на карманные расходы.

– Ни за что я туда не вернусь.

Ранд удивленно разглядывал двоюродного брата. Тот словно бы тропическую лихорадку подхватил.

– Ты что, в какие-то хлопотные дела впутался?

– Да, есть кое-какие запутанные дела, ты угадал. – Джеймс пробежался пальцами по шевелюре, разлохматившейся в дороге, и эта, столь необычная для кузена неаккуратность во внешнем виде опять заставила Ранда вспомнить, правда, на какую-то секунду, о покойном брате.

– Да разве ты понимаешь, что такое неприятности? Гарт тоже никогда таких вещей не понимал. Вам лишь бы идти напролом, жить, как живется, не думая о последствиях. А я на себе ощущаю эти последствия.

– О чем ты?

– Не обращай внимания. – Джеймс оборвал свою пылкую речь и поднялся. – Только не удивляйся, если что-нибудь случится. Я предупреждал.

В корзинке была кое-какая еда, чтобы перекусить на свежем воздухе, а сама корзинка была в руке у Ранда, который возвратился к парадному входу как раз вовремя – он застал Силван, торжественным шагом направляющуюся в гостиную. Там слышались оживленные голоса – тетя Адела приветствовала сыночка, и к материнским восторгам присоединялись восклицания леди Эмми, тоже обрадовавшейся племяннику. Однако Ранд подхватил Силван и заставил ее развернуться.

– Тебе туда не надо.

– Но ведь Джеймс…

– Успеет тебя повидать. Мне надо кое о чем с тобой потолковать. О деле, которое тебя касается.

Она перестала упираться и с подозрением поглядела на мужа.

– Да я не про это. – Он не упустил случая поддразнить ее и, подталкивая к двери, сказал:

– Разве что у тебя одно только на уме.

Силван смерила его презрительным взглядом, потом взяла из рук бесстрастного дворецкого шаль, перчатки и шляпку.

– Благодарю вас, Питерсон.

Укутывая ее плечи шалью, Ранд вспомнил про Джеймса и про то, как его кузен обошелся с дворецким, и хихикнул. Петерсон, похоже, тоже про это помнил, потому что кивнул Ранду, а потом почтительно распахнул дверь перед Силван.

И вот они, наконец, выбрались на террасу. Силван зажмурилась – уж слишком ярким ей показался солнечный свет.

Ранд поразился – что-то похожее уже однажды происходило. Только тогда он боязливо жался в четырех стенах, не желая высунуть нос наружу, а она вытаскивала его на солнышко, где, собственно, и началось его исцеление. Он глянул на Силван, чтобы понять, вспомнила ли она об этом. Но шляпка с мягким верхом и размашистыми полями слишком надежно укрывала ее лицо.

Когда они дошли до того места, откуда не могли их услышать даже самые чуткие уши прислуги, Ранд сказал:

– Я с тобой посоветоваться хочу.

– Тебя мое мнение интересует? Почему?

Он обнял ее за плечи, будто поддерживая, помогая спускаться – они были как раз на середине широкой лестницы.

– Да потому, что я уважаю твое мнение.

– Неужели?

Голос ее звучал так, словно мысли ее были где-то далеко и она вовсе не хотела вникать в его слова. Но Ранд не намерен был отступать. Они шагали теперь по той самой разбитой тропе, которую так хорошо изучили в апреле.

– По-моему, в Клэрмонт-курте на этот счет существует единодушие. Разве ты этого не замечала? Деревенские женщины тоже тебя уважают.

– Я… – Она стала высвобождаться, и Ранду, чтобы не показаться назойливым, пришлось выпустить ее руку. Силван горько вздохнула:

– Фабричные женщины меня звали, но я…

– Наверное, они время не то выбрали. Ты просто не в духе была. Или еще что-то тебе помещало с ними пообщаться. – Он придумывал за нее оправдания, а потом попробовал расшевелить ее и заинтересовать. – Понятно, они видят в тебе союзника, а сейчас им как никогда нужна помощь.

Она покраснела, а потом выпалила:

– С чего бы это им видеть во мне какого-то союзника?

– Да потому, что им хочется, чтобы фабрика заработала вновь.

– Фабрика. – Силван замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась. – А ты это сделаешь?

– Если я потрачусь на фабрику, то у людей будет и работа, а следовательно, и хороший заработок. Они будут строить фабрику, значит, зиму переживут. – Он опять взял ее за руку выше локтя и легонько сжал. – Мужчины закончат стройку к лету следующего года, и тогда работа появится у женщин.

– Но тебе-то это зачем? – Она недовольно поправила поля шляпки, отогнув их немного назад. – Тратить год жизни и добрую долю фамильного состояния на строительство фабрики? Той самой фабрики, на которой страшной смертью погиб твой брат!

– Ну как ты не понимаешь? – Они уже вышли к океану и, не сговариваясь, повернули на тропу, ведущую к фабрике. – С тех пор, как тут погуляла буря, деревенские просят у меня – не просто просят, умоляют – отстроить фабрику. Им не хочется уезжать из Малкинхампстеда. Здесь жили их деды, и прадеды, и им не хочется покидать родные места.

Ослабив бант под подбородком, она откинула шляпку назад, и ее широкие поля больше не прятали лицо Силван.

– Ну да, а отец Доналд снова заведет свою песню про отречение от себя, про покорность воле Божией. Но что бы он ни говорил, никому ни в деревне, ни на фермах не захочется смиренно глядеть на собственных детей, умирающих с голоду.

– И ты знаешь все это, хотя утверждаешь, что ты с ними не разговаривала?

Ее губы дрогнули в усмешке:

– Большого ума, по-моему, не требуется, чтобы догадаться об этом.

– Это не от ума идет. У тебя дар сочувствия другим людям есть.

– Да брось ты, какой еще дар.

– А я тебе говорю: есть у тебя дар. Ты понимаешь других.

– Нет. Тебя-то я вовсе не понимаю.

– Гм. – Ранд задумался. Они уже взбирались на холм, откуда рукой подать было до фабрики. – Ну, наверно, семейная жизнь не может обойтись без трудностей. Как бы то ни было, мы – муж и жена, и так близки, как только могут быть близки между собой два человека. Нас скрепляют общие узы, и это очень тесные, сокровенные узы.

Силван ничего не ответила.

– Мы занимаемся любовью и испробовали, кажется, все, что только можно вообразить в этом деле, но я до сих пор не знаю, о чем ты думаешь. – Обхватив за талию, Ранд повернул Силван лицом к себе.

Она выставила вперед твердый подбородок.

– А зачем тебе это знать?

– Потому что ты моя жена. Я женился на тебе потому…

– Потому что священник с твоим братом застали нас на травке, – ядовито сказала она.

– Правильно! – засмеялся Ранд. – А на травке-то мы оказались потому, что я по тебе с ума сходил. Ты завлекла меня телом и душою.

Силван вырвалась из его объятий и поспешно отступила в сторону.

– Приятно слышать.

– Я же мог и не жениться на тебе. – Это ему пришлось сказать ей в спину.

– Ну, да, конечно. – Силван опять водрузила на голову свою шляпку. – А мое доброе имя? А то, что вся округа уже про наши забавы знала?

– И все равно меня бы никто насильно жениться не заставил.

Силван расхохоталась, и в ее смехе и правда было что-то похожее на настоящую, непритворную веселость.

– Ох, Ранд. Ты что, серьезно? Не понимаешь, что у тебя не было возможности увильнуть от обязанности повести меня к алтарю? Не тот ты человек и не та у тебя семья для такого рода вольностей. Только невежа и хам способен бросить девушку в таком двусмысленном положении. – А ты – ни то и ни другое.

– У меня голова кругом идет от такой высокой оценки, да еще из твоих уст.

Она не обратила внимания на его шпильку.

– Представь себе, что сказала бы твоя мать, откажись ты жениться на мне? А как бы ты стал объясняться с братом? Или с тетей Аделой?

– Ну, они, конечно, расстроились бы, – вынужден был признаться Ранд. – Но я бы их уговорил!

– Нет, Ранд, – мягко сказала Силван. – это ты про какого-то другого человека говоришь. Вот Джеймс, возможно, способен на такое. А тебе совесть бы не позволила отказаться – И, переменив тон, спросила:

– Так что там насчет фабрики? Все оборачивалось совсем не так, как он задумал.

– Я просто хотел поговорить с тобой, посоветоваться. А ты все время прячешься в свою раковину и будто нарочно отталкиваешь меня.

– Это мое дело! – резко сказала Силван и, не оглядываясь, зашагала вверх, только дойдя до вершины холма, она остановилась и подождала Ранда.

Потупив глаза и уставившись на кончики своих туфель, Силван молча шла рядом с ним. Ранд почувствовал уныние. Легко было его матери давать добрые советы насчет того, как ему поладить с женой, а попробуй пробиться сквозь те преграды, которые она так тщательно громоздит и так ревностно оберегает. Ранд потянулся к ней, развязал ленту под подбородком и откинул шляпку на спину. Ему хотелось заглянуть ей в глаза, взъерошить волосы, поцеловать ее. Силван стояла на вершине косогора, ее распущенными волосами играл ветер, и в этот момент она была похожа на ту бойкую и покоряющую всех и вся Силван, на ту Силван, какой она была тогда, когда он ее встретил впервые.

Как бы ему хотелось, чтобы она засмеялась сейчас, поддела его, даже стукнула – все лучше, чем эта непонятная тоска в глазах. До сих пор Ранду как-то не приходило в голову, что Силван может быть несчастна. Он ведь так старательно показывал свою любовь в супружеской постели, а вот оказывается, что Силван этого мало. Значит, права мать: любовь – это что-то большее, чем соединение двух тел. Он-то знал, что Силван нужна ему, нужна каждый день, каждый час, но как убедить в этом ее. Где найти слова, которые заставили бы ее поверить в его преданность? Силван стояла неподвижно. Слезы блестели в ее глазах.

– Фабрика теперь, должно быть, сплошные руины, да?

Солнце милостиво освещало и землю, и море, бившее в развалины внизу. Прежде тут был шрам на лице земли; теперь на его месте виднелась гноящаяся рана.

Силван быстро зашагала рядом по пологому спуску, оставив Ранда далеко позади. Ее шляпку он все еще держал в руке.

– Ты в самом деле думаешь это как-то исправить? – крикнула она ему издали.

Ветер резкими порывами налетал с океана, и вот Ранд, разжав пальцы, позволил шляпе взлететь. Ветер подхватил ее, и она довольно долго парила над землей и лишь спустя какое-то время Упала в густую высокую траву.

Это немного развеселило Ранда, и он поспешил следом за Силван.

– Надеюсь, что-то удастся восстановить. Стены каменные, так что даже те камни, которые вывалились, пригодятся для чего-нибудь, а дранки и шифера, чтобы крышу покрыть, в округе полно.

Фабрика – вернее, то, что от нее осталось – была уже прямо перед их глазами, и Ранд вздохнул. Восстановление производства мысль хорошая, если думаешь отвлеченно; но вот стоит оказаться лицом к лицу с действительностью, и вся затея с перестройкой кажется безумием.

– Джеймс, разумеется, против. И тете Аделе никогда в голову не придет похвалить меня за такое дело. И за мать я боюсь – если мы отстроим фабрику, она опять вспомнит свое горе. Я даже боюсь заговаривать с ней об этом.

– И мне тоже ненавистна фабрика. Шум, вонь, постоянная опасность. – Сняв перчатки, Силван провела рукой по одной из уцелевших стен. За ладонью потянулась белая полоса.

Ноги у Ранда болели, все-таки они прошли пешком достаточно длинный путь, и он присел на один из квадратных валунов, выброшенных взрывом далеко за стены здания.

– То есть, по-твоему, затея с восстановлением фабрики совершенно дурацкая? – вытянув ноги, он стал растирать бедра руками. – Ничего не выйдет?

Силван вздохнула.

– Надо восстанавливать.

Изумившись, он начал:

– Но ты же ненавидишь…

– Мне ненавистна сама мысль, что такой прекрасный уголок Англии теряет население, потому что не может дать людям средств к существованию. Мы должны отстроить фабрику.

– А если опять появится привидение и все начнется сначала?

Нахмурившись, она покусала нижнюю губу.

– Очень может быть, что это привидение питало личную вражду к твоему брату. Значит, уничтожив Гарта, призрак должен успокоиться.

– Такая вероятность не исключена, – согласился Ранд. – Но вот Джеймс говорит, что все дело как раз в фабрике, что это из-за нее все неприятности.

– А Джеймс уже знает, что ты собираешься снова заняться фабрикой?

– Мы как раз обсуждали этот вопрос, – поморщился Ранд. – Джеймс был вне себя от ярости и всячески пытался отговорить меня.

– Могу себе представить. – Силван следила за тем, как осторожно он разминает свои ноги, но помощь предлагать не спешила. – Как бы то ни было, нельзя, чтобы призрак верховодил нами и диктовал нам наши решения. Нам уже известно, что это – человек, теперь мы будем начеку и сумеем распознать его козни.

Прежнее беспокойство за ее безопасность снова нахлынуло на Ранда, и он сказал:

– Этот дух воюет только по ночам, и я буду рядом с тобой, нам придется, все-таки удвоить меры предосторожности.

Силван внимательно рассматривала свои ладони.

Ты хочешь, чтобы я уехала?

– Это еще зачем?

– Ну, чтобы я вернулась в дом своего отца. Ты же поэтому отсылал меня тогда? Правда? Ты лишний раз дать мне понять, что я…

– Ты? Что… – Что я тут ни к месту. – Силван поглядела прямо в его глаза, и ее печаль отдалась в его сердце.

– Это я не на месте, и места себе найти не могу, когда тебя нет рядом. – Ранд замотал головой. – Никогда больше я тебя никуда одну не отправлю. Я просто одурел тогда. – Она ни слова на это не ответила, и он тревожно спросил:

– Ты что, не веришь?

– Хотелось бы поверить.

Ее осторожность задела его, и он совсем не к месту спросил:

– Ты помнишь о своем обете повиноваться моим супружеским запросам?

– Попробовала б я забыть, – усмехнулась Силван, и похоже было, что в ней, хоть на миг, вспыхнула ее былая живость. – Ты же мне при любом удобном, да и неудобном тоже, случае про это напоминаешь.

Он решил вызвать у нее улыбку и, театрально воздев вверх руку, торжественно произнес:

– Так позволишь мне приказать тебе еще раз как твоему герцогу и твоему супругу? Доверься мне, о возлюбленная моя, И знай, что отныне ты всегда будешь рядом со мной. Сможешь?

Восторженной или хотя бы просто радостной улыбки он от нее не обился, но ее ответ вознаградил его.