Текст книги "Мертвый - хит сезона (ЛП)"

Автор книги: Кристин ДеМайо-Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

– Как будто она что–то забыла, – сказал Канингеми.

– Она неправильно надела шляпку, – заметила Лора. – Она перекрутила ее у себя на

голове. Хотя возможно, она хотела так спрятать заплаканные глаза или еще что–нибудь.

3:15. Появилась еще одна женщина в коротком бомбере, сапогах и лосинах. Лора

мгновенно узнала её по одежде.

– Это Кармелла!

– Да.

– Но что она там делала в три часа ночи?

– Она пробыла там не более десяти минут. Ходила в туалет. Мы нашли свидетелей,

которые подтвердили, что она весь вечер находилась на вечеринке, примерно в трех

кварталах от вашего офиса. Там было слишком много народу, и все кабинки были

переполнены. И, обычно, мы не подозреваем женщин в удушениях. На это нужно

слишком много сила.

– Кармелла достаточно сильная.

– Без разницы. Грейси Померанц была пожилой дамой, но она была в отличной

физической форме.

Лора скрестила руки на груди. Все это было не серьезно. Половина офиса приходила до

восьми часов, включая Джереми.

– Постойте, – она ткнула пальцем в экран. В вестибюль вошел человек в возрасте

двадцати лет, одетый в белый спортивный костюм и кроссовки. Пересек холл и

прислонился к стене.

Канингеми остановил ленту.

– Этот парень. Ты его знаешь?

– Он был на вечеринке. Я видела, как он спорил о чем–то с Кармеллой.

– О чем?

– Там было так громко, что не услышала бы и свой крик, а не то, что происходит на

другом конце комнате. Но Кармелла была зла. Она постоянно тыкала ему в лицо пальцем,

как будто что–то доказывала. Подождите, кажется, я вспомнила. – Она скривилась,

пытаясь вспомнить, что её говорила Кармелла. – Она рассказывала, что он чуть не

врезался в неё на Восьмой. Он что преследует ее?

– Мы понятия не имеем – признание Канингеми не выражало ничего кроме

любопытства. Он снова запустил видео.

На экране мужчина ходил по вестибюлю, оглядывался по сторонам, садился за стол

швейцара, боксировал со стеной, расчесывал пальцами волосы, горбился и скучал. У него

была короткая стрижка и сильно выдающаяся вперед челюсть. Он снова начал нарезать

круги по вестибюлю, словно от движения зависела его жизнь. Неожиданно он

остановился и посмотрел прямо на камеру, а затем развернулся и вышел.

Еще через минуту из лифта вышла Кармелла и вприпрыжку побежала обратно на

вечеринку. Запись снова встала на перемотку, цифры внизу мелькали с невероятной

скоростью. Пока не остановились на отметке в шесть часов.

Через вестибюль прошел парень–уборщик, волоча за собой ведро на тележке. Потом

несколько женщин с конскими хвостами, а затем человек, одетый в шерстяное пальто и с

чашкой кофе в каждой руке. Нижняя половина лица была закрыта шарфом, поэтому

узнать его по изображению на камере было не возможно. Честно говоря, качество записи

оставляло желать лучшего. По ней Лора с трудом могла определить, худой или толстый

перед ней человек, высокий или низкий, и уж тем более Джереми это или нет.

– Полагаю, это одна из чашек, что была пролита на ваш стол.

– Мои ножницы по–прежнему у вас.

Самая ужасная вещь заключалась в том, что Лора знала, что к тому времени, когда этот

парень вошел в лифт, Грейси уже была мертва. Таким образом, это должна быть либо

Кармелла, либо неизвестный, либо Шелдон.

– Сейчас 7:28, – сказала она, указывая на время в нижней части экрана. – Можете

поставить на «стоп»? – детектив исполнил его просьбу. Лора приблизила лицо к экрану.

Даже без шарфа было бы невозможно отличить парня с двумя кофейными чашками от

кого–либо еще из сотрудников. – Вы уверены, что это Джереми?

Канингеми не ответил.

– В этом то и проблема, не так ли? Вы не можете с уверенностью сказать, он это или нет.

Все, что у вас есть, – это пропавший T.O.P и волокна. И даже если это он, то что?

Как будто он ожидал такой реакции и щелкнул на кнопку «play» на другом мониторе. На

экране снова появилась роза ветров. У лифта стояла небольшая группа людей, а время

показывало 7:37 утра. Судя по всему, запись была недельной давности. Детектив нажал

на паузу и указал на две фигуры.

– Узнаете их?

– Тот, что пониже – я, а другой – Джереми.

Он быстро перелистнул на другой день. На экране замельтешили люди, а потом холл

снова стал пустым. Следующая остановка в 7:28 утра.

– А этих двоих?

– Снова я и Джереми.

Он нажал кнопку на другом экране, и река людей потекла через розу ветров

нескончаемым потоком. В ночные часы поток замедлялся, а ближе к 7 утра увеличивался

вновь. В этом было что–то по истине удручающее. Полная предсказуемость действий и

фатальная реальность. Сколько бы людей не входило и не выходило из этого лифта, для

камеры сверху они проставлялись лишь размытыми точками.

Канингеми застыл на 7:31 утра и указал на две затемненные фигуры.

– Вы видите здесь образец?

Она сложила руки. Может ли он действительно подразумевать то, что, по ее мнению, он

подразумевал?

– Я знаю, что он ваш босс, – сказал детектив, прислонившись к монитору, – И что он, на

четыре или пять лет старше вас?

– Никто не сказал вам, что он гей?

– Все сказали, кроме коронера Грейси Померанц. Он довольно убедительно доказал, что

ДНК Сент–Джеймса находилось там, где гею быть не зачем.

Её глаза расширились от недоумения.

– Вы говорите ...– она не смогла закончить предложение.

– Говорят, ему было девятнадцать лет. Он никогда не говорил тебе?

Она открыла рот, но ничего не смогла сказать. Детектив смотрел на неё изучающим

взглядом, полным жестокого сочувствия. От столь пристального внимания у Лоры

задергался глаз. Канингеми изучал ее с жестоким, пронизывающим насквозь вниманием.

Лора чувствовала, что каждое с каждой минутой тик усиливался.

– Вот какая интересная картина, получается, – сказал он, положив локти на колени. – У

меня есть двое, которые приходят в офис вместе ни свет, ни заря, по меньшей мере, три

раза в неделю, и до прихода остальных сотрудников, проводят наедине как минимум

десять минут. Один из них постоянно навещает другого в Рикерсе. А все в офисе в один

голос утверждают, что эти двое чрезвычайно близки.

– Почему тогда, эти все позволяют миру думать, что их босс гей?

– Понятия не имею.

– Вот и я не знаю, что сказать.

– Может быть, у вас есть ДНК, о которой вы хотите мне рассказать? – он посмотрел на

нее с ухмылкой, и Лоре осталось лишь гадать, шутит ли он, чтобы смягчить вопрос, или,

если он был серьезен, то это наивысшее хамство.

– Подобное даже слушать не хочу, – ответила Лора.

– Может быть, мне следует задать более прямой вопрос? – С невозмутимым видом

продолжал Канингеми.

Лора потеряла дар речи. Её обвиняли в том, что она спит со своим боссом. Несколько

дней назад эта мысль и в правду была бы восхитительная. Но все же, сейчас ей совсем не

хотелось оказаться в списке подозреваемых в убийстве.

– Я не сплю с моим боссом.– Как можно спокойнее ответила Лора.

Он откинулся назад.

– Вызнаете, что Сент–Джеймс хотел порвать с Померанц? А она искала способы погубить

его. Мы сможем выйти на вариант о непредумышленном убийстве, если он признается.

– А знаете ли вы, – спросила Лора, – что накануне, у Кармеллы случился конфликт с

Грейси? И не у нее одной. Она так же оскорбила Ноэ перед всеми гостями Пьера Севона?

– Она грубила многим, мы знаем.

– Она была мстительной, злобной сукой. Джереми, вероятно, был единственным

человеком, который терпел её, и она наплевала не него. Даже из могилы она все еще

портит ему жизнь.

– Расскажи мне о платье «Ноэль». Слегка наклонив, голову и продолжая смотреть, в упор

на Лору спросил Канингеми.

– Нечего рассказывать. – Ни сколько не смущаясь заданному вопросу, ответила Лора.

– Ваш коллега сказал, что пару недель назад он услышал крик за закрытыми дверями.

В памяти сразу мелькнул Андре. Этот надменный ублюдок. Я засуну «Дельфи–Грин» в

его задницу, но до этого я должна была рассказать историю так, какой она была. И с этим

уже ничего нельзя было сделать. Он может обвинить её в чем угодно. В жарком романе со

своим босом. В убийстве его любовницы. Но она не позволит обвинить её во лжи, как

пятилетнюю, укравшую печенье из коробки.

Лора выпила воду и погладила пустую чашку. В комнате по–прежнему стоял полумрак.

Лишь свет монитора освещал половину лица Канингеми. Из–за этого казалось, что

детектив её внимательно слушает, но записная книжка его так и осталась лежать

закрытой на столе.

– Вы же видели, как выглядит наша рецепция. – Когда он кивнул, она продолжила –

Каждые шесть месяцев мы проводим полное обновление этого помещения. Прямо сейчас

он отделан под Матисса. В таком же стиле сделан и магазин, куда отправляется большая

часть нашей коллекции. Но все не так просто. Помимо визуальной составляющей, такое

частое изменение интерьера призвано благоприятно влиять, на покупателей,

мотивировать их на приобретение нашей продукции. И что самое главное на Грейси.

Итак, в тот день, она вызвала меня к себе по интеркому. У всех моих коллег, разумеется,

сразу же возник вопрос: «О, а что она такого сделала?». По пути в её кабинет я

прихватила лежащий на стуле чехол на молнии, из–под низа которого торчал кусок

серого тюля. Это было платье «Ноэль», которое Джереми сделал специально для Грейси

много лет назад. Оно единственный в своем роде шедевр, хоть и весит почти четыре

килограмма из–за стеклянных стразов. Когда я вошла в её кабинет, она швырнула мне

платье прямо в лицо со словами, что его нужно уменьшить до четвертого размера. Но я

дважды снимала мерки, и дважды перекраивала платье. Я стала ей объяснять, что снова

изменять размер невозможно. Ткань еще одного перешива не выдержит. В этот момент

вошел Джереми. Я уже наперед знала, что он примет сторону Грейси и платье будет

безнадежно испорчено, и в этом буду виновата я, хотя это не так. У неё не четвертый

размер. Шестерка на крайний случай, и то только утром, потому что за день она набирает

до восьмого. И вообще в течение дня она часто выглядела несколько неряшливо.

Канингеми прервал Лорин монолог.

– Вы, можете сказать какой у человека размер одежды, лишь взглянув на него?

– Это моя работа.

– И вы сказал ей, что днем она выглядит неряшливой?

– Нет, конечно, нет. Я сказал ей, что смогу снять с неё мерки после обеда. Таким

образом, я бы получила чуть больший результат. Как вы понимаете, я не могла просто

переделать платье под четвертый размер. Она об этом хорошо знала, поэтому заявила,

что если это не могу сделать я, то пусть сделает кто–то другой. Она посмотрела на

Джереми: «Ты согласен со мной?» Тут я подумала, что обречена, но Джереми сказал:

«Она действительно не может, Грейси. Форма уже искажена. Её уже невозможно

переделать». Потом она начала психовать и говорить: «Вы считаете меня полной?» и все

в таком духе, хотя Джереми совсем не это имел в виду. Она скандалила как сумасшедшая,

поэтому я постаралась выскользнуть из комнаты, но она схватила это четырех

килограммовое платье и бросает его на меня со словами: «Мне нужно это сделать к

субботе». А я в ответ: «Что? У меня уже есть работа» и добавила, что моя работа не

включает в себя перешивку антиквариата.

Канингеми ухмыльнулся.

– Вам не говорили, что вы очень похожи на нее.

Лора пожала плечами, стыдясь своего поведения. Мама всегда говорила ей: «Ты не

можешь спорить с двумя вещами: сумасшедшим и менопаузой», а потом начинала

объяснять, как побороть вторую. Хуже всего, что она такими темпами лишится

репродуктивной функции раньше Андре.

– После этого она сказала мне, что моя работа – делать ее счастливой, потому что она

подписывает мою зарплату, а я ответила ей: «Знаете, у меня есть эта работа, и я могу

нормально питаться, как и большинство людей. Но так же есть правила. Например, мы не

ваши рабы, если в семидесятые вы выбрали правильного студента, который сделал вас

богатой, то это не дает вам права так с нами обращаться ».

Канингеми засмеялся, но Лоре его смех не понравилось. Она почувствовала, что краснеет

от своей несдержанности.

– Я чувствую себя идиоткой. За то, что сказала это.

– И что произошло дальше? – спросил он, все еще улыбаясь.

– Вошел Андре с каким–то листом бумаги, чтобы задать вопрос, но он, вероятно, просто

стоял и подслушивал. Грейси успокоилась, и сказала взять платье и переделать на

четвертый, иначе Джереми найдет кого–нибудь другого на мое место. На что Джереми

возразил, что у него нет других Лор. И что деньги вообще–то общие. – Лора сделал паузу,

позволяя детективу переварить весь рассказа. – Это был предпоследний раз, когда я её

видела.

– Ты переделала платье?

– Да, не спала две ночи. И даже не получил благодарности. Она только что отправила

какого–то парня, чтобы забрать его, и когда я увидела ее в офисе через неделю, заявила,

что платье её мало в груди. Знаете, трудно что–то переделывать, не имея радом модели.

Канингеми кивнул и закрыл монитор.

– Я не убивала ее за платье «Ноэль».

– Ты подразумеваешь, что убила ее за что–то еще? – С ехидством спросил Канингеми.

– Я подразумеваю, что это самое худшее, что она когда–либо делала со мной, и это не

стоит убийства.

– Не хочешь рассказать мне, как кофе разлился на твой стол?

– Когда я пришла, он уже был пролит. Я говорила вам.

– А почему вы опоздали в тот день? Где были до того как пришли?

– Преследовала девушку в поддельном пальто на 29–й улице. – Поймав изумлённый

взгляд, продолжила Лора. – Это было пальто от Сент–Джеймса. Мне нужно было

выяснить, где она его купила.

– Есть еще что–нибудь, что вы бы хотели нам рассказать? Что–нибудь о ваших

отношениях с Сент–Джеймсом, или об утре, когда вы нашли Грейси Померанц?

У Лоры внезапно появилось желание прекратить весь тот ад, в который превратилась

сегодняшняя беседа. Все, что бы она ни сказала, теперь, звучало как оправдание или

извинение. Но она взяла себя в руки. Вспомнились сцены из вечерних шоу про

полицейских.

– Вы меня арестовываете?

– Нет.

– Хотите сказать, чтобы я не покидала город?

– Читаете мои мысли.

– У вас есть еще вопросы?

– Разве не для этого я прошу вас остаться в городе?

– На них я буду отвечать только в присутствии моего адвоката.

– Не желаете ли еще воды? – спросил он, указывая на бумажный стаканчик.

– Нет, спасибо.

– Ваши ответы очень интересны, – он фальшиво улыбнулся. – Но мы не можем

использовать их в суде.

Она скомкала чашку и бросила ее в мусор. У нее не было настроения очаровать копа.

Лора села в поезд и в оцепенении уставилась в черноту туннеля за окном. На глазах

навернулись большие, жгучие, глупые слезы, от которых девушка только злится начала.

Маленькая идиотка, набитая дура. У Джереми был роман с его поручителем. Конечно, он

был. Почему его не должно быть? Это был его бизнес.

Она занялась тем, чем занималась всегда при плохом настроении. Складывать и вырезать

различные фигуры в уме. Вырезать и складывать. Делать все, что угодно, лишь бы

вытравить из мозга картины переплетенных тел Джереми и Грейси.

Она плакала, не потому что Канингеми в значительной степени обвинил ее в убийстве.

Нет. Она плакала, потому что так не правильно думала о Джереми. Все говорили, что он

гей, и она поверила в это. Она думала, что у них были отношения, целомудренные, но

отношения. Но и таких отношений у нее не было. У них с Джереми ничего не было.

Отношения были лишь в ее сознании, с человеком, которого не существовало. С

человеком, которого она считала известным. С человеком, которого она считала

единственным, только потому, что его невероятно высокие стандарты

дисквалифицировали большинство людей, которых он встречал.

Но у него была женщина, хотя и несовершенная, но была. Он был обычным человеком, с

сердцем, душой и мотивами, которые не разгадать и за всю жизнь.

Она ругала себя за свою глупость и незрелость. Она глядела в зеркало и думала, что

отражение – это реальный человек. Но это был только образ человека, который никогда

не существовал. А она в него влюбилась.

Глава 16

Вернувшись домой, она сразу же позвонила Тинто.

– Мне нужен адвокат. Полиция думает, что я спала с Джереми. И поэтому прикрываю его.

Тинто вздохнул.

– Я не смогу быть твоим адвокатом. Я не могу представить вас обоих.

– Почему нет? Знаете ли вы, что полицейские говорят, что мы с Джереми были вместе?

Уильям Кунстлер защищал всех «черных пантер». Почему вы не можете?

Он прервал бесконечный поток вопросов Лоры:

– Успокойся и перестань тараторить. Я поищу реферала для тебя.

– Хорошо, перезвоните мне.

– А до тех пор я бы попросил тебя молчать как рыбу. Скажи, что у тебябольное горло.

– Я могу пойти на работу?

– Иди на свою работу и не забывай ...

– Я знаю, – перебила Лора.– ни с кем не разговаривать.

Как только она повесила трубку, её показалось, что она сейчас заплачет. В детстве она

играла в маленькие шахматы. Ужасно играла, но именно сейчас, она вспомнила, как

сидела на краю кровати и обдумывала ходы. Если вы обороняетесь, то должно быть, то, от

чего вы будете защищаться. Если вы переставили своего короля от удара, то должны

подумать и как избежать ловушки в будущем. Легче сказать, чем сделать.

Она знала, что не убивала Грейси. И Джереми тоже. Так кто же? Кто был достаточно зол

на Грейси, чтобы убить ее? Шелдон, конечно, но полиция определенно не принимала это

во внимание. А как насчет скандала в «Грот»? Это нужно было выяснить.

И она знала лишь единственного человека, который мог бы составить её компанию на

ужине, который ужином, на самом деле, не являлся.

– Подожди, подожди, подожди, – сказала Руби. – Ты хочешь пойти в «Грот» на ужин без

резервации столика, и думаешь, что мы вот так просто пройдем?

– Мне нужно только пойти в туалет.

– Я не знаю, что сказать. Они не позволят нам просто прогуляться по ванной в «Гроте»?

Они решат, что мы папарацци.

Но Лора услышала, как сестра уже включила душ.

– С этим мы разберемся. Пожалуйста! Там была какая–то стычка между Ноэ и Кармеллой

накануне убийства, и, если уборщица, что работала и убирала в туалете в тот вечер,

окажется там, я смогу нужно спросить ее, что случилось.

– Лора, ладно ... Во–первых, две женщины в туалете не означают, что они ругаются,

хорошо? Во–вторых, я иду к Майклу, и мы смотрим «Тропический шторм». И в–третьих,

почему тебя это волнует?

Потому что у меня проблемы.

И я люблю Джереми.

– Потому что я люблю свою работу, и я не хочу ее потерять. И он видел «Тропический

шторм» раз пятнадцать как минимум, и позволь мне поговорить уборщицей, если она

там, хорошо? Пожалуйста?

– Почему бы тебе просто не спросить Кармеллу, что случилось? – раздраженно спросила

Руби.

– Я ей не доверяю, и я готова поклясться, что она мне тоже не доверяет.

Она почти слышала, как Руби закатила глаза.

Лора точно знала, что надевают в «Грот». Просто у неё таких вещей никогда не было.

Или было? Да, точно! У нее было платье для коктейля от Джереми Сент–Джеймс,

которое она припасла два года назад, но никогда не хватало смелости его надеть. У него

были тонкие бретельки, лиловый лиф, со вставкой из черного кружева ручной работы,

которая начиналась под грудной клеткой, и бежала вниз до подола платья. Кожаный

ремень, подпоясывающий его, был заплетен в узор, в сочетании с кружевом, а пряжку

украшали стразы Сваровски. Ей эта пряжка всегда казалась не уместной, но это было не

так. Гораздо боле грустно было то, что у неё не было подходящего под это платье белья.

Она каждый раз оттягивала покупку нового бюстгальтера, а сейчас приходилось корить

себя за это. Ей нужно перестать себя жалеть и надеяться на лучшее.

А вот с обувью у неё всегда была проблемой. У нее были черные туфли–лодочки, но они

были слишком неудобны, да и совершенно не подходили под столь изящное платье.

И на земле все еще был снег.

И в такую погоду платье будет закрыто пальто.

И у нее не было подходящих аксессуаров.

И она не укладывала свои волосы в течение нескольких месяцев.

И ее ногти были пережеваны под корень.

У женщин, которые носили такие платье, всегда находилось время, чтобы сделать

укладку. И у них уже были серьги, которые соответствовали подвескам на ремне, как

Руби. И они, никогда не упускали шанса купить пару туфель, почти как Руби. Может

пойти и попросить что–нибудь из её шкафа.

Руби, которая жила наверху.

Но все было не так уж и просто. Между ними существовало соглашение, по которому они

не одалживали друг другу одежду, обувь или аксессуары. Соблюдалась эта сделка с

переменным успехом. Срок годности у неё тянулся чуть ли не с раннего детства. С тех

самых пор, как Руби взяла у неё ботильены с цветочным принтом и черным кружевом на

щиколотках без спросу. Честно сказать, не самые новые, но тем не менее. На претензию

Лоры Руби ответила: «Ты никогда их раньше не носил. Как я должна была узнать, что они

тебе так дороги? И, кроме того, мне пришлось пойти на похороны Хэнка, и как я должна

была надеть только черное платье? Я была бы похожа на мать».

Подобное заявление взбудоражило в душе не самые приятные воспоминания, потому что

Хэнк Данбар был не просто каким–то парнем, которого она пару раз видела, а тем самым

парнем, с которым Лора впервые поцеловалась в подсобке за тренажерным залом. Он

был парнем, который, казалось, нравился ей. Ничем не выделяющийся, он был не

интересен ее амбициозной сестре, которая норовила заграбастать все самое лучшее себе,

и поэтому был идеален для Лоры. После поцелуя, она ни произнесла ни слова Руби,

обезопасив как могла свои еще не состоявшиеся отношения.

Но помимо того, что Хэнк ничем не выделялся, он был идиотом, потому что ошибся

девушкой. И вместо обворожительной Руби, которой он восхищался на первый месяц, он

поцеловал Лору. Когда Руби узнала, что Данбар сох по неё, а не по Лоре, поцелуй за

школой с Хэнком стал для неё как красная тряпка для быка. И он состоялся.

Таким образом, в споре за ботильены было не сколько туфлей, сколько парней. В тот раз

они подрались так, что матери пришлось покупать новую гардеробную, а между

девушками установилось шаткое соглашение о не заимствовании.

Нельзя одалживать обувь, платья, шарфы, и, тем более парней. Хотя больше Лора о них с

сестрой и не говорила. Не говорила ни о Мэнни Туллисе, который оставил ее плакать в

Данчестере. Ни о Евгение Энернер, который так и не перезвонил. Ни о ФрэнкеЯрисе,

которого она бросила через час после того, как увидела, что он разговаривает с Руби в

парке. Ни о Стью, который поцеловал ее десять дней назад. И тем более о Джереми Сент–

Джеймс, который был, по крайней мере, в тюрьме больной, и, возможно, убийцей своей

возлюбленной. Расскажи она об нем Руби, и Лору тут же бы накрыло цунами событий,

заканчивающиеся тем, что она – подружка невесты на свадьбе у Раби и Джереми. Хотя,

что могло быть хуже этого?

Её взгляд остановился на своем босоногом отражении в зеркале. Впервые она знала, что

должна сделать. Впервые она подумала, что может быть с Джереми. Он видел ее так, как

ее видели другие мужчины. Он видел женщину все это время, а не бороду, сестру или

служащего. Все это время у нее был шанс, и она даже не знала об этом. И хоть сейчас он

был далеко, в тюрьме, но она чувствовала его взгляд на нее, и, как это было это ужасно не

звучало, её это заводило. Поэтому Лора пообещала свести к минимуму ущерб, который

может быть нанесен одной парой заимствованных туфлей.

Она пошла наверху в своих тапочках, закинув платье на плечо, и постучала в дверь Руби.

– О, как хорошо, что ты пришла, – сказала Руби. – Ты должна помочь мне выбрать. Она

схватила Лауру за руку и потащила ее в свою спальню, где на её кровати растянулись три

наряда. Обувь на полу. Браслеты и кольца приложены к концам рукавов, как бумажные

куклы в натуральную величину. Лора вздохнула. Они все были прекрасные, но Лора

увидела кое–что получше.

– Наденьте бежевую блузку с жилетом «Родарт» и юбкой. И коричневые ботфорты,

которые ты одевала недавно. Должно получиться потрясающе.

Руби скомпоновала одежду и повернувшись к Лоре, спросила: – Типо этого?

– Мне нужна обувь, – выпалила Лора.

Руби все еще рассматривала свой наряд и задумчиво произнесла.

– Хорошие на дверях шкафа, в пластиковой упаковке. – как будто это не было договора.

Как будто договоренности прямо сейчас не нарушались. Как будто мир оставался

прежним. Как будто аксессуар для наряда был более важным, чем эта разрушающая

вселенную цепь событий.

Лора открыла дверь шкафа и выбрала пару черных лодочек от Стелы Маккартни с

закругленными носами.

– Что ты под них наденешь? – спросила Руби, придвинув к ней нарядное ожерелье.

– Я не знаю.

– Ты знаешь, что ты можешь одеть всех, кроме себя?

Руби схватила кипу вещей с кровати. Быстро затолкав её в шкаф, она выудила со дна

одной из его полок нечто, похожее на кашемировый шарф и шерстяное пальто и кинула

это все раскрывшей руки Лоре.

– Держу пари, мы получим столик, – сказала она.

– Может быть, если там будет Пьер Севьен, мы с ним можем посидеть, – пошутила Лора.

– О, я его видела. Он помнит меня сПарсонса. Где вы с ним встретились?

– Сегодня на похоронах. Он спутал меня с тобой.

– Милая. Однажды я была на одном из его ужинов. Стол занимал всю комнату. Я не могу

поверить, что он помнил меня.

– А я могу. Тебя трудно забыть, Рубс.

Руби улыбнулась.

– Что у тебя с ногтями? Они кошмарны.

– Я подумываю о том, чтобы накладывать на них группы «Scooby–Doo».

–Увидимся внизу, Губер.

Они взяли такси, потому что метро совершенно не подходило их статусу, как не подходят

ядерно–цветные гирлянды окнам Блумингдейла. Когда они вошли в «Грот», Лора

почувствовала, что на неё устремились все взгляды присутствующих. Как же ей хотелось,

чтобы она могла одеваться так каждый день – за исключением ногтей, которые она

попыталась замаскировать как можно лучше. Она улыбнулась девушке на рецепции

сидящей за маленькой кафедрой с рукописной книгой, освещенной одной галогенной

лампой в виде капли воды.

– У нас столик на восемь, – сказала Лора.

– Ваше имя? – спросила девушка, перекидывая за плечо свои длинные волосы.

– Карнеги. – Лора спрятала свои пальцы внутрь манжет пальто.

– К сожалению, вас нет на восемь часов.

Лора взглянула на Руби.

– Ты уверен, что бронировала на сегодня? – спросила Руби.

– Считаешь, я совсем все перепутала?

Руби посмотрел на девушку.

– Вы можете проверить прошлый вечер?

– Я не могла спутать дни. Вчера вечером мы были в Турбо. За ними образовалась

очередь, вся в шерстяных пальто и аксессуарах из кашемира, на которых никогда не было

ни пятна губной помады.

– О, как будто ты никогда не путала, – поддразнил Руби.

– То есть это моя ошибка?

– Все нормально. Не переживай об этом, – посмеялся Руби. – Пойдем в МакДональдс.

– Какая же ты стерва.

– Извините, у меня нет «Карнеги» ни на прошлый вечер, ни на завтрашний. Девушка

явно хотела побыстрее от них отвязаться, чтобы обслужить толпу в кашемире. Но в тоже

время она была достаточно вежлива.

– У вас есть что–нибудь на двоих на восемь? – просила Лора.

Руби сказала себе под нос: «О, ты должна шутить».

– Простите, но у нас все забронировано в ноль.

– Мы можем сесть в баре?

– Простите. Но мест в баре у нас тоже нет. Вот наша визитка. Вы можете звонить для

резервации столиков между девятью и пятью. Ее внимание полностью перекинулось на

очередь за ними. – Могу я вам помочь, мистер Розенберг?

– Прекрасно, Лора, просто прекрасно, – пробормотала Руби.

Лора почувствовала, как увлажнились глаза, а губы задрожали, нос заложило, дыхание

сжало и из горла вырвался маленький писк.

– Мне жаль, что я ничего не могу сделать нормально, – забормотала она. – С этого

момента ты сможешь все сделать как надо. А я, пожалуй, пойду. Она была готова

разрыдаться на людях. Какой–то незнакомец протянул ей платок. Руби молча спрятала

руки в рукава, как муфту, и демонстративно отвернулась.

– Я просто ни на что не гожусь, – сказала Лора, отворачиваясь.

Боже, она умудрилась закатить сцену?

Не отважившись проверить это, она пошла напрямик через столовую, прижимая ткань к

ее щекам. Человек в костюме попытался остановить ее, но, когда она посмотрела на него

своими затуманенными глазами, и сделала драматичную паузу, он отошел в сторону. На

остальной части пути до двери с силуэтом дамы в платье, она встретила только битком

забитые столы и обеденные залы. К тому времени слезы окончательно высохли, и Лора

шла уже уверенной походкой на высоких туфлях Руби. В туалет она вошла так, как будто

проводила здесь все свои выходные.

Вишневое дерево. Раковины в виде водопадов. Тусклое освещение. И дама с

полотенцами. Отлично.

Лора наклонилась к зеркалу, прикрыла глаза и немного принюхалась. Улыбнулась

уборщице, которая улыбнулась в ответ. Она была маленькой и простой, а туалет был тем

местом, где работники меньше всего должны были привлекать внимание

– Привет, – сказала Лора, поправляя макияж влажной салфеткой.

Женщина кивнула и протянула ей хлопковое полотенце. Лора посмотрела на нее в

зеркало, заметив медный бейджик, на котором, как её показалось, было написано

Кодрута..

– Вы работали здесь в пятницу? Кажется, я забыла шарфик на раковине.

– Как он выглядел?– сказала уборщица с сильным румынским акцентом, вытаскивая из–

под раковины плетенный ящик.

– Эм, шелковый. Яркий. С рисунком из каруселей, – ответила Лора, описывая шарф

Hermès, который она видела в Бергдорфе на прошлой неделе. Корзина потерянных вещей

была набита до верху. Женщина в ванной продолжала переворачивать ее, вытаскивая все

новые и новые вещи.

– Мне кажется, это было в пятницу. Здесь две женщины устроили скандал, и я просто

хотела уйти, прежде чем они бы затеяли драку.

– Это было в субботу, – сказала румынка, доставая пурпурный отрез со стразами.

Лора покачала головой.

– Нет, не этот.

– Две женщины сорились в субботу.

– Высокая темнокожая?

– Да. Черная леди разговаривала с белой. Белая плакала. Потратила семь полотенец.

Мне их теперь отчищать. – Кодрута подняла желтый шелковый платокHermès с

лошадьми, но не каруселями.

Лора снова покачала головой.

– Я слышала кое–что в столовой. Не разборчиво, но думаю виной всеми мужчина. Так

всегда бывает.

Кодрутаперебила её.

– Нет, из–за женщины. Я слышала слова «Грейси, Грейси». Это же женское имя в

Америке?

– Или имя гея. – удивилась Лора.

– Я не знаю. Я вижу много всякого с мужчинами. – Кодрута вытащил синий шарф со дна

корзины. – Хотя, там был мужчина, с длинным носом. Он точно был геем. Потому что

черный сказала: «Она не хочет тебя.Она не хочет тебя. Ты во всем виноват. Это все знают.

Сука, гребаная сука». Ох, эти богатые дамы понятия не имеют, как себя вести. Кодрута

покорно перевела взгляд с голубого шарфа на Лору. Это был Hermès с каруселями. Это

был другой цвет картины, которую она видела в Бергдорфе.

– Мой был розовый, – сказала Лора. – Наверное, его здесь нет.

– Возьми, – сказал Кодрута, протягивая шарф Лоре, – он лежит здесь уже три недели.

Никто его не берет. Всем все равно. Эти суки думают, что все это мусор.