Текст книги "Зарождение мистического пламени (ЛП)"

Автор книги: Кристин Бейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Я развернулась, вглядываясь в тусклый коридор, но ничего не увидела в слабом свете, пробивавшемся через грязное окно позади меня.

– Есть здесь кто-нибудь? – позвала я.

Ответа не последовало.

Я настороженно сделала робкий шаг, вглядываясь в глубину коридора.

Слева от меня дверь в кабинет директора открылась с медленным скрипом.

Меня охватил страх совершенно иного рода.

– Заходите, мисс Уитлок.

Глава 13

Я вошла в кабинет директора, аккуратно сложив руки перед собой. Моё дыхание вырывалось мелкими толчками. Директор Лоренс позволил двери закрыться и торжественно прошёл в дальний угол комнаты. Он заглянул в нечто похожее на одну из шпионских машин лорда Рэтфорда. Она обладала такой же конструкцией из медных труб, окружавших огромное овальное стекло около двух футов высотой с рукояткой с одной стороны и круговой шкалой под ней.

В доме барона Рэтфорда вращение круговой шкалы позволяло смотреть через стеклянные глаза различных статуй вокруг его владений. Я подозревала, что здесь действует та же система.

Туманное, бесцветное изображение небольшой классной комнаты светилось в похожем на шар стекле. Я видела, как там суетились люди, а Оливер сидел с тряпкой, прижатой к лицу.

Боже мой, надеюсь, пар его не изуродовал. Оливер был красивым мужчиной и женихом моей лучшей подруги. Разве сумеет она простить меня за то, что я обезобразила его лицо прямо перед их свадьбой? Мои внутренности болезненно скрутило, и я уселась на стул с жёсткой спинкой напротив стола директора. Он выключил машину, и шар померк до тёмно-чёрного.

– Травмы Оливера серьёзны? – спросила я срывающимся голосом.

Директор опустился в похожее на трон кресло.

– Ожоги не поверхностные, – уголки его рта опустились, лицо озабоченно нахмурилось. – И для вас он «учитель Оливер», пока вы не станете полноправным членом Ордена. Не забывайте своё место.

Я почувствовала, как слезы жгут глаза. Как всё покатилось под откос? Я была так осторожна, и всё же я сожгла половину лица человека, которым восхищалась. Отныне ему придётся носить маску, чтобы появляться на людях, и это полностью моя вина.

Ярко-голубые глаза директора Лоренса сочувственно смягчились.

– Его ожоги обрабатывают. Я уверен, о нём позаботятся наилучшим образом.

Я должна сделать что-то для Оливера, чтобы загладить вину. Он верил, что вольер нормально сработает, потому что верил в меня. А теперь его лицо забинтовано. Оливер был моим ценным другом и наставником. Я бы никогда себе не простила, если бы он покалечился или погиб.

Он так просто мог погибнуть.

Я проглотила комок в горле.

– Надеюсь, он быстро поправится.

Лоренс выпрямился, глядя на меня поверх своего длинного и заострённого носа.

– Итак, встаёт вопрос, что делать с вами?

Лишь один раз в жизни до сего момента я чувствовала себя такой сломленной и разочарованной. Моя жизнь разваливалась прямо на моих глазах, точно так же, как и недавно во дворе, под той самой клеткой птиц.

Я презирала тот вольер. Он не принёс мне ничего, кроме страданий.

– Я подвела вас, – сказала я, хотя мой голос звучал едва ли громче шёпота. Я старалась сдерживать эмоции, быть сильной перед лицом такого отвращения к себе, но в горле встал ком, а голос срывался, будто у меня на шее висела тяжёлая петля. – Я покину Академию. Прошу прощения, что ваша вера в мои способности оказалась незаслуженной.

Директор посмотрел на меня, нахмурив брови.

– Это что за чушь? Само собой, вы не покинете Академию.

Я в неверии откинулась на спинку стула. Должно быть, я не так его расслышала.

– Прошу прощения?

Он наклонился, открыл ящик и вытащил знакомый лист бумаги. Это оказался мой рисунок вольера, но с комментариями. Как минимум четыре разных почерка виднелись по всей поверхности листа.

– Полагаю, вы узнаёте это?

Я протянула руку и дотронулась до края прекрасного рисунка.

– Конечно, но мои разработки оказались опасными. А ранее было происшествие, которое ранило Питера. Очевидно, я допустила ошибки.

– Нет, – голос директора опустился до очень серьёзного тона. – Нет, вы не допускали ошибок.

Я села, как громом поражённая.

Директор Лоренс опустил взгляд на лежащий перед ним чертёж и провёл по нему рукой, прослеживая различные трубы.

– Я не хочу сказать, что ваша работа безошибочна. Вы склонны забывать, что вы всего лишь студентка, мисс Уитлок. Несмотря на мою репутацию, я ожидаю от учеников, что они будут учиться на своих ошибках. Я не жду, что они не будут допускать ошибок в принципе. В данном случае, учитель Оливер, учитель Барнабас, учитель Виктор и я просмотрели ваш чертёж и скорректировали все найденные ошибки. По правде говоря, там особо нечего было корректировать. Вы проделали на удивление хорошую работу. Птицы должны были сыграть песню именно так, как вы и предполагали.

В моих ушах зашумело, грудь сдавило. Похвала. Он меня хвалил. Он пока что не вышвырнул меня на улицу. Мне понадобилось несколько долгих секунд, чтобы обрести дар речи.

– Тогда что случилось?

Директор разгладил руками бумагу и пригвоздил меня серьёзным взглядом светлых глаз.

– Полагаю, это была диверсия.

Диверсия? С одной стороны, это казалось таким зловещим, как сюжет мрачного и запутанного романа. С другой, это казалось логичным, и это-то и тревожило меня сильнее всего.

– Это не может быть правдой. Кому бы вдруг захотелось саботировать меня?

Директор Лоренс выгнул бровь.

– В создавшейся ситуации возникает другой вопрос: а кто не захотел бы саботировать вас? – он встал из-за стола и достал с одной из полок механизм, который Питер попытался собрать. – И это не в первый раз. Рассмотрите вот это поближе.

Я присмотрелась к механизму, когда он положил его передо мной. Я не видела ничего неправильного. Он выглядел в точности так же, как тот механизм, который я так скрупулёзно описывала в своей работе в тот день.

– Я не вижу ничего неправильного.

– Конечно, не видите, – безапелляционно сказал Лоренс. – Но вот собранная машина, по которой вы делали чертёж, – он достал второй, как будто идентичный механизм и поставил его рядом с первым. – Что вы видите?

Они были одинаковыми. Приглядевшись поближе к двум механизмам, я попыталась волшебным образом или силой воли обнаружить то, что директор пытался мне показать.

– Я не вижу разни….

Нет, вот здесь. Пружина, та, что отскочила. Она была слишком толстой, и в её форме имелось едва уловимое отличие.

– Это не та пружина, – слова слетели с моих губ, и моё сердце как будто последовало за ними, шлёпнувшись на пол.

– В самом деле, но юный Питер не мог этого знать. Пружина, лежавшая на столе перед ним, была единственной деталью, хоть немного походившей на ту, которую он должен был использовать – ту, которая была частью этого задания, десятилетиями выполняемого без происшествий. Кто-то заменил ту пружину на эту. Запор не смог сдержать дополнительное давление этой более мощной пружины

Боже милостивый, это не я навредила Питеру. Я почувствовала, как бремя спало с моих плеч, только его место заняла новая ноша. Кто-то намеренно подменил пружину. Кто-то хотел причинить вред. Сборка второй машины с лёгкостью могла достаться мне, а не Питеру.

– Может, это просто ошибка. Возможно, пружину заменили случайно, – я так устала от опасности и интриг.

Лоренс медленно покачал головой.

– Может и так, но я сомневаюсь в этом. Мы будем знать наверняка, когда учитель Виктор, учитель Найджел и я разберём вольер. Подозреваю, мы обнаружим, что клапаны заменили.

– Как вы думаете, кто стоит за этим? – с этой минуты всё, к чему я буду притрагиваться в Академии, будет под подозрением. Я не смогу продолжать в таком духе.

Директор казался рассерженным, когда сел обратно на стул и опёрся на подлокотники. Он сложил руки на своём худом теле.

– Моя дорогая мисс Уитлок, если бы я знал это, то сейчас не разговаривал бы с вами.

То есть, он пребывал в такой же растерянности, как и я. Замечательно. Я должна сузить список своих потенциальных саботажников. Большинство моих одноклассников не выносили, когда я находилась с ними в одной комнате, поэтому большинство из них были под подозрением.

– Думаете, это мог сделать ученик?

Лоренс вздохнул.

– Возможно. Один из учеников мог подсунуть более прочную пружину в груду деталей на столе, пока ждал, когда его напарник закончит работу.

– А вольер? – спросила я.

– Только несколько учеников знали, что я выбрал ваш чертёж, – ответил он. – Моего, – он замялся, и пальцы его левой руки сжались в кулак, – сына поймали, когда он рылся в кое-каких моих вещах.

Я знала это. Сэмюэл больше всех хотел унизить меня. Кажется, он также мало заботился о том, что навредит остальным. Сэмюэл был единственной кандидатурой, в которой был хоть какой-то смысл.

– И он был один? – спросила я. Конечно, если знал Сэмюэл, тогда и Дэвид так же знал об этом. Вдвоём они могли бы заручиться поддержкой любого количества овец, которым нравилось ходить за ними по пятам.

– Нет. Питера вызвали обратно в Академию, чтобы уладить проблемы с кое-какой работой, которую я поручил ему сейчас, когда его рука восстановилась. Когда я вошёл в кабинет, он очень тщательно изучал ваши чертёжи. Мне не следовало оставлять их на рабочем столе, но тогда я не подозревал о саботаже, – сказал директор Лоренс.

Я не могла в это поверить. Питер никогда бы этого не сделал. Зачем ему это?

– Он не мог намеренно причинить себе вред.

– Это было бы идеальным оправданием, и, возможно, он не ожидал, что пружина сломается, пока он будет её устанавливать. Она могла легко сломаться позже, когда учитель попытался бы её снять, – директор испытал пружину, надавив на неё, а затем позволив аккуратно распрямиться.

– Но у него нет мотива, – сказала я. Питер был моим другом.

– Разве? – директор посмотрел на меня так, будто мне следовало знать нечто очевидное. Я отпрянула, не понимая, что упускаю. Несмотря ни на что, я не могла поверить, что Питер мог предать меня.

Директор Лоренс оставил вопрос без ответа.

– Если саботажником является ученик, то это потребовало бы от него удивительного мастерства. Мы должны признать, что это может быть высокопоставленный член Ордена.

– Зачем одному из учителей саботировать мои усилия? Если бы они хотели избавиться от меня, то легко могли организовать мне провал, – я не была дурой и определённо не забыла приём, который мне оказали во время выдвижения, но у взрослых не было необходимости обманывать.

– Нет, не могли. Я наблюдаю за всем, что происходит на лекциях, и все задания для студентов утверждаются через меня, – директор свернул чертежи и убрал их обратно в стол. – Вы не провалитесь до тех пор, пока не заслужите это, – он нахмурился, но лишь на мгновение. – Что касается тех, кто заслуживает подобной участи… – его голос затих, когда он вернул механизмы на место на полке.

Конечно, я испытала облегчение, что одни лишь мои заслуги удержат меня в Академии, но я всё ещё чувствовала себя не в своей тарелке. Как будто я была причудливой вещью, проектом-игрушкой для директора. Мне не хотелось нуждаться в его защите, но я знала, что если у меня её не было, я никогда бы не дала присяги Развлекателей, как полноправный член Ордена.

Он достал коробку и открыл её, достав очень старую трубку с толстым резным шариком из слоновой кости и длинным черенком из красного дерева. Он аккуратно набил её и закурил, пыхтя и глядя в узкое окно.

– Всё гораздо сложнее, чем кажется.

– А мне кажется, что достаточно просто, – я вздохнула, когда аромат сладкого табака наполнил комнату.

– Неужели? – Лоренс вынул трубку, задумчиво держа её у подбородка.

– Остальные не хотят, чтобы среди них была женщина-Развлекатель, – сказала я.

Директор ещё раз затянулся и внимательно посмотрел на меня.

– Мне кажется, что всё намного глубже, чем это. Кто бы ни саботировал вас, он не хочет видеть женщину главой Ордена.

Я в шоке вскочила на ноги и едва не опрокинула стул.

– Прошу прощения?

– Очень многое изменилось в связи с последними убийствами, – он сделал паузу. – Полагаю, вы будете на поминках лорда Стромптона. Мне очень хотелось бы услышать кое-что из последних слухов. Само собой, все заметили, что эти смерти очень удобно сделали возможным восхождение рода Харрингтон, – директор Лоренс очень осторожно посмотрел на меня, словно ища на моём лице подтверждение того, что ему хотелось знать на самом деле. – Вообще-то, блестящая политическая стратегия. Дождаться, когда один из нас сойдёт с ума, затем замаскировать свои собственные тёмные намерения.

Я старалась оставаться совершенно неподвижной. Аластер Харрингтон, граф Стромптон, был безжалостным человеком. Я своими глазами видела всю глубину его одержимости и махинаций. Он даже хладнокровно выстрелил зятю в спину.

– Я мало что знаю о таких вещах, – солгала я.

Директор изучал меня взглядом.

– Действительно, – он пыхнул трубкой. – Мало что может предотвратить восхождение Дэвида в качестве главы Ордена, когда Октавиан скончается, и мы должны быть честны. Октавиану осталось не так много. Я был уверен, что от твоего выдвижения у него остановится сердце, и всё же он жив.

– Ладно, Дэвид станет главой Ордена. Какое отношение это имеет ко мне? – я уставилась на директора, хотя дым от трубки начинал жечь мне глаза.

Лоренс мельком поднял взгляд к потолку, потом снова посмотрел на меня.

– Вы последняя из рода Уитлоков. Добавьте к этому ваше наследие Рейхлин, и у вас будет столько же политической власти в Ордене, сколько у Дэвида.

Мои руки задрожали, и я положила их на колени.

– Я не понимаю.

– Думаю, понимаете, – продолжил он. – Семейное положение внутри Ордена решает всё. Чем выше положение семьи внутри Ордена, тем больше их доля от патентов, которые мы выпускаем на публику.

– Я думала, Орден против какой-то произвольной социальной иерархии.

– Несмотря на все наши знания, иногда мы не выше лицемерия. Однако в этом нет ничего необоснованного. Наследник семейной родословной – этот тот, кто заслуживает семейное наследство благодаря безупречной работе в качестве ученика и позже в качестве Развлекателя, и это не всегда первенец. Орден склонен полагаться на репутацию семьи, чтобы сделать нашу политику более предсказуемой. Система работает только до тех пор, пока семья, находящаяся у власти, считается наделённой интеллектуальными достоинствами.

– Но если семьи Уитлок и Рейхлин получали большую часть прибыли от патентов или инвестиций, – сказала я, – это означало бы, что у меня большое состояние.

Я была дочерью часовщика, а не богатой наследницей. Мы потеряли всё в огне. Те небольшие деньги, что имелись на счетах моего отца, пошли на оплату наших долгов. Я была вынуждена стать горничной из-за нищеты.

– Моя семья жила хорошо, но у нас не было богатства. После пожара у меня ничего не осталось.

– И вам не показалось подозрительным, что у вашего отца не было денег, чтобы расплатиться с долгами, когда вы жили так хорошо, гораздо лучше, чем должен был бы жить часовщик? Всё наоборот. Вы единственная наследница огромного состояния. Трагедия в том, что никто не знает, где оно, – директор Лоренс на мгновение задумчиво посмотрел на свою трубку. Он снова затянулся. – У вашего дедушки был большой талант прятать вещи. Полагаю, он единственный, кто знает, где хранится состояние Уитлоков. Бомба, которую вы нашли, возможно, вызвана жаждой наживы, грубой попыткой забрать главный ключ вашего дедушки, а затем присвоить состояние.

Я упала на стул. Мужчина в заводной маске, конечно же, намеревался любыми средствами завладеть ключом.

Директор пожал плечами и прикурил трубку.

– Я искренне надеюсь, что Генри в безопасности, ради вас же. На данный момент, ему следует вернуться. Он мог бы стать главой Ордена, будучи главой линии Уитлок и занимая положение выше Дэвида. Если он этого не сделает, то социальное положение линии Уитлок и Харрингтон полностью зависит от вас и Дэвида. Тот, кто займёт более высокое положение к концу вашего обучения, в конечном счёте, станет главой Ордена.

Таким образом, у Дэвида был мотив саботировать меня.

Директор выпустил облако дыма, которое закружило вокруг его лица.

– Поскольку ясно, что вы являетесь мишенью, остаётся вопрос, что с вами делать.

И мы вернулись к тому, с чего начали, хотя многое стало одновременно яснее и запутаннее.

– Держитесь начеку, мисс Уитлок. Если вы заметите что-то необычное, я хочу, чтобы вы сказали об этом мне, и что бы вы ни делали, я категорически запрещаю вам упоминать что-либо из этого разговора при своих сверстниках, – он поднялся. – Это может поставить под угрозу наши шансы найти саботажника.

Я подумала о мужчине в заводной маске и тёмной фигуре, которую, как мне казалось, я видела в Академии.

– Директор, – я не знала, как спросить о том, что мне так отчаянно необходимо узнать. – Есть ли какая-то возможность кому-то извне проникнуть в Орден через вход в монастырь?

– Нет, – он ответил, решительно покачав головой. – Это невозможно.

Этого-то я и боялась.

Глава 14

Мои проблемы усугубились на поминках лорда Стромптона. С отцом Люсинды я сталкивалась лишь несколько раз. В самом ярком из воспоминаний фигурировал пистолет, направленный мне в грудь. Само собой, я не захватила носовой платок, чтобы вытирать слёзы. Мне ненавистно было молчать о его убийствах, но я и так вызвала достаточно споров в Ордене. Рассказ о том, что произошло на самом деле, не поможет вернуть мёртвых. Но понимание этого не делало посещение его поминок более комфортным.

Следуя за вереницей людей, которые выходили из загородного поместья в своих лучших траурных одеждах, я знала, что саботажник, скорее всего, был среди них. Череда людей спускалась с холма, как чудовищная змея, её тело извивалось в колышущейся траве, пока голова не достигла ротонды древних римских руин на краю огромного, залитого солнцем озера.

Пока мы все шли в подобающем мрачном темпе, передняя часть строя так и не вышла за границы ротонды, и я гадала, что же ожидает меня среди руин.

Я не знала, где находилась Люсинда. На фоне поместья Стромптонов великолепие дворца Оливера выглядело странным и нелепым. Вдовствующая графиня сумела разместить у себя большинство Развлекателей, а остальные остановились в Чэдвик-холле. Оливера я видела лишь мельком. После недели лечения кожа с одной стороны его лица всё ещё оставалась красной и кровоточила, хотя волдыри уже заживали. На одном глазу он носил повязку. Я попыталась поговорить с ним, но он был слишком занят с множеством гостей и не мог отвлекаться.

От его нежелания говорить со мной я почувствовала себя ещё хуже. То же самое было и с Питером. Ни одному из них я не могла объяснить, что я не виновата. Саботажник навредил моим друзьям. А теперь их молчание стало моей расплатой. Только если Питер не был этим саботажником… Ох, я уже не знала, что и думать.

Я знала, что это эгоистично, но меня бесконечно раздражало, что я пришла сюда лишь для того, чтобы поддержать Люсинду, а её нигде не было. Она намеренно попросила меня присутствовать, но я так и не нашла её. Хотя я не сомневалась, что она занята из-за огромного количества гостей, но мы хотя бы могли бы составить друг другу компанию на этом ужасном параде. Едва ли она в настроении оплакивать своего отца.

Из-за солнца чёрная ткань моего платья становилась невыносимой. Я чувствовала, как влага струйкой змеилась сзади по шее, пока я шла вперёд.

Никто не разговаривал.

Я продолжала коситься на лица мужчин и женщин вокруг меня, но они казались погруженными в собственные мысли или воспоминания о покойнике. А я тем временем пыталась не думать об обыденных вещах – например, были ли волосы женщины передо мной настоящими, или это парик.

Я достаточно долго скорбела по тем, кто этого действительно заслуживал, и больше не хотела этим заниматься.

Не имея другого выбора, кроме как идти вперёд, я опустила голову и шла вместе со всеми, пока не пересекла тень потёртой каменной колонны. У меня перехватило дыхание, когда я осмотрела руины, подвергшиеся воздействию стихий. В центре ротонды находилось небольшое мраморное здание, похожее на склеп с тяжёлой железной дверью, на которой красовалась эмблема Развлекателей.

Я видела, как скорбящие медленно скрываются в здании, и размышляла о том, что может находиться глубоко внутри склепа.

В склепе слуга вручил каждому из нас зажжённые свечи. Я держала свою свечу слегка дрожащей рукой, пока мы спускались по узкой винтовой лестнице глубоко в прохладную землю.

Ноги ныли от тяжести спуска по бесконечным ступеням. Воздух сделался душным, горячим от дыхания и тел стольких людей, державших свечи в таком душном месте.

Наконец мы дошли до низа и пошли по длинному тёмному туннелю, освещённому тусклыми факелами. Их свет мерцал на ровном сквозняке, струившемся по туннелю.

Я не знала, что заставляло воздух двигаться, и не могла обнаружить источник, так как в туннеле не было почти ничего, кроме темных каменных стен и отдалённого мерцающего света над головой.

Строй людей, казалось, пошёл быстрее, устремляясь к кружащемуся свету. Мы миновали богато украшенную арку с бронзовыми колоннами по обеим сторонам.

То, что я увидела, вытеснило все мысли из головы, и я поняла, что ничто из того, что я мола себе представить, не шло ни в какое сравнение с этим.

Это было великолепно.

Я вошла в комнату, сделанную из стекла и находившуюся глубоко внутри озера. Надо мной нависал прозрачный потолок, поддерживаемый изогнутыми железными балками с огромными заклёпками, головки которых были размером с яйца. Это походило на мерцающий пузырь под водой, заключённый в тёмную железную паутину.

Я таращилась по сторонам, поражённая красотой лучей света, пронизывающих мрак озера и проникающих сквозь стеклянные стекла. Остальные Развлекатели продолжали вереницей входить в комнату, но помещение легко вместило всё собрание. Свет свечей, которые держали скорбящие, подрагивал и отражался в стеклянном куполе, как мерцающие звезды в глубине.

Что-то шевельнулось в мутной воде, и я ахнула. Другие тоже заметили это, потому что остановились и обратили внимание. Пригвождённая к месту зрелищем, я с удивлением наблюдала, как мимо лениво проплывала автоматическая русалка. Сначала я была так очарована, что просто смотрела, как она плывёт, но вскоре заметила, что русалка тёмной цепью привязана к треку. Я уже видела, как этот механизм приводил к катастрофическим последствиям в другом озере.

Теперь мой мозг собрал вместе кусочки шарниров и разъёмов хвоста русалки и волнообразно колеблющегося тела. Частичка гордости переполнила моё сердце вместе с неизменной грустью. Мне казалось, будто я посмотрела за накидку волшебника и теперь знала, как устроен фокус.

Водянистый свет отражался от ржавых чешуек, озёрные водоросли струились из проволочных волос, делая русалку одновременно призрачной и ужасающе красивой. Несмотря на знание механики, я всё равно могла оценить её неотразимую красоту.

Скоро и другие присоединились к ней, то подплывая близко, то уплывая за пределы видимости, продолжая движение по предназначенным дорожкам. Их стеклянные глаза затуманились, а изящные хвосты слегка подёргивались с каждым гипнотическим взмахом в тёмной воде.

Бормотание вокруг меня сделалось торопливым и благоговейным. Люди говорили о том времени, когда русалки были новыми и сияющими, когда они подплывали и уплывали в ускользающем свете.

Я постаралась представить это, но со струящимися водорослями и ржавым металлом мне они казались реальными, живыми и совершенно не похожими на машины. Или, возможно, иллюзия жизни вызвана их сходством со смертью.

– Мои дорогие друзья, – голос вдовствующей графини эхом прокатился по стеклянной комнате, похожей на пещеру. Остальные вокруг меня затихли и повернулись туда, где она стояла на платформе. – С великой скорбью я пригласила вас сюда, чтобы почтить наследие моего горячо любимого мужа. В наш самый тёмный час, когда потеря стольких лучших и самых близких членов почти довела нас до отчаяния, он в своей великой мудрости и храбрости противостоял злу, которое мучило наш Орден, и пожертвовал своей жизнью, чтобы спасти нас всех…

Она умолкла, когда тёмная масса зрителей расступилась перед единственной фигурой в капюшоне. Человек, с головы до ног закутанный в длинный и тяжёлый чёрный плащ, медленно вышел на середину комнаты. Поначалу меня охватил сильный шок, и я спряталась за довольно дородного Развлекателя. Затем я поняла, что фигура в плаще слишком маленькая и хрупкая, чтобы быть человеком в заводной маске.

«Ох, Боже мой».

Поняв кто это был, я выпрыгнула вперёд, пихнув мужчину впереди себя. О чём она думала? Я должна добраться до неё прежде, чем она сделает глупость…

Люсинда с размаху сбросила с плеч накидку и выпрямилась, стоя в ярко-красном платье и высоко подняв подбородок. Её распущенные волосы свободно рассыпались по плечам и спине, дикие и непокорные. Она светилась, как тлеющие угольки в море чёрного, её ярость и вызов ярко пылали под водой.

Несколько человек ахнули, а одна женщина сзади упала в обморок.

– Да, мама. Давайте почтим его, – Люсинда не смотрела ни на что, кроме тяжёлой вуали матери.

Вуаль медленно приподнялась, когда вдовствующая графиня откинула её назад. У неё были резкие и поразительные черты лица, которые когда-то считались красивыми, но её взгляд мог превратить половину собрания в камень.

– Как ты смеешь? – графиня уставилась на дочь. – У тебя никогда не было причин дурно говорить о таком великом человеке.

Люсинда рассмеялась.

– Как я смею? Как смеешь ты, мама? Все мы знаем, для кого предназначен этот спектакль. Ты не могла упустить шанс похвастаться перед Орденом своим богатством. Всё остальное – не более чем фарс. Здесь никогда не царила любовь. Разве что любовь к деньгам и власти.

– Ты не вправе заявлять такое!

Люсинда откинула волосы назад, гневно тряхнув головой.

– Нет. Я очень даже вправе рассказать каждому, каким человеком на самом деле был Аластер Харрингтон.

Я не могла шевельнуться. Мне казалось, будто я смотрела какую-то отвратительную драму, разыгрывавшуюся на сцене, и я была просто безмолвным очевидцем в зрителях. Я была одной из немногих, кто знал, как глубоко простиралась порочность старого графа, но он ушёл навеки. Единственная, кому Люсинда могла причинить боль этой правдой – это её мать. И, похоже, она решительно настроена сделать это.

Дэвид шагнул вперёд.

Я почувствовала, как сердце подскочило к горлу, когда спокойствие Люсинды впервые дрогнуло. Кулак, который она держала перед собой, разжался, и её взгляд метнулся от младшего брата обратно к разгневанной графине, словно дьявол, вселившийся в неё, внезапно удрал.

– Сестра? – Дэвид приблизился к ней, его обычное высокомерие сменилось смущением, написанным на его лице. Молодая и нескладная девушка, которая, наверное, была младшей сестрой Люсинды, взяла брата за руку. Девушке не могло быть больше двенадцати, её лицо выражало любовь и беспокойство за сестру. Дэвид спрятал младшую сестру за спину и снова переключил своё внимание на Люсинду. – Я не понимаю. Что ты хотела этим сказать?

Люсинда больше не смотрела на графиню. Она быстро заморгала, сжала губы, потом открыла рот, словно собираясь что-то сказать, но ничего не вышло. Я знала, что она отчаянно хотела заявить. Я знала, как её, должно быть, убивало изнутри то, что никто не знал, что это её отец хладнокровно убил её любимого мужа.

Я знала, что каждый раз, когда кто-то беспечно обвинял бедного безумного Рэтфорда в кровавых деяниях её отца, или её мать выставляла напоказ его наследие, Люсинда умирала внутри. Она сама призналась мне в этом. Я видела по её лицу, как отчаянно она хотела что-нибудь сказать, но промолчала. Если она бы это сделала, это погубило её брата.

О чём она думала, когда планировала эту выходку, я не могла понять. Я понимала её потребность осудить мать за то, что она защищала монстра, но Люсинда явно забыла о других жизнях, поставленных на кон. Теперь она попала в ловушку, и мне ненавистно было видеть её такой растерзанной.

Оливер подошёл к ней сзади, и я почувствовала, как впервые с момента её появления в комнате её плечи расслабились. Оливер прижался щекой к её щеке и прошептал что-то ей на ухо. Я не видела выражения его лица из-за повязки на глазу, но он взял Люсинду за руку, и её тело прильнуло к нему. Затем он повёл её обратно тем же путём, которым она пришла.

Она собиралась навеки разрушить имя Харрингтон. Я взглянула на Дэвида. Он нахмурился, словно глубоко задумавшись. На него упала тень, словно призрак его отца восстал. Я почти чувствовала присутствие старого графа, нависавшего над нами.

Зал взорвался сотнями голосов одновременно.

Мне нужно сбежать. Я знала слишком много, и если я не буду осторожной, то разрушу весь род Харрингтонов, высказав правду.

Я задула свою свечу и стала проталкиваться через толпу. Мне нужен воздух. Обрывки разговоров поражали меня, пока я проходила мимо.

– Что ж, она всегда была такой. Порывистая до неприличия, так и рвущаяся разрушить репутацию своей семьи, и ради чего? Ради любви? – пожилая женщина с весьма похожим на клюв носом и узкими глазами раздражающе кудахтала. Её смех напоминал воронье карканье. Женщина помладше с пепельными волосами и таким же незавидным носом злобно улыбнулась мне. – Любовь слишком глупа и никогда не приведёт женщину к величию.

Я зашагала медленнее. Я предполагала, что они говорят про Люсинду, но когда девушка помладше посмотрела на меня, я задалась вопросом, не говорили ли они обо мне.

– Ты не согласна, Мег? – спросила меня девушка, её улыбка во все тридцать два сделалась шире.

Это заставило меня остановиться. Как бы мне ни хотелось, чтобы мои товарищи по учёбе называли меня по имени, девушка произнесла это так, словно обращалась к своей служанке. Я не могла оставить оскорбление без внимания.

– Не думаю, что мы были представлены друг другу, – мой тон едва ли можно было назвать вежливым. Пожилая женщина, больше похожая на мать девушки, заметила это и повернулась к нам. – А вы кто? – спросила я.

Матери хватило здравого смысла изобразить, будто она удивлена моим присутствием.

– Разве вы не маленькая девочка Уитлоков? – сказала она в знак приветствия.

Весьма пожилая матрона с лицом, будто высеченным из гранита, и такими же жёсткими глазами повернулась к нам.

– Леди Торнби, если вы хотите пощадить своё хрупкое эго, берите свою гарпию-дочь и уходите прежде, чем я представлю вас мисс Уитлок. В последнее время у меня не было повода поупражняться в своём красочном словарном запасе. Если вы хотите утомиться ещё более, то прошу, продолжайте радовать нас своим присутствием.

Леди Торнби с крючковатым носом самодовольно ухмыльнулась мне, даже когда посмотрела на пожилую женщину со смесью ужаса и негодования. Женщина Торнби обладала поразительным сходством с длинношеей птицей. Гусь. Определённо гусь.