Текст книги "Наследие заводного ключа (ЛП)"
Автор книги: Кристин Бейли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
Глава 29
– Неправильно? – словам удалось вырваться из моего горла, хотя мне казалось, что шею стянуло удавкой. Как он мог такое сказать? Я никогда не чувствовала ничего более правильного. Я смотрела на него, касалась его и чувствовала нечто большее, чем я сама. Словно моя жизнь настолько всецело связана с его жизнью, что я не могла представить, как жить без него.
Я проглотила комок в горле.
– Ты так говоришь, словно ждёшь, что миссис Пратт отругает нас. Мы не дети, – дети не сталкиваются с тем, через что мы прошли вместе. Дети только слышат о подобных вещах в захватывающих историях перед тем, как уснуть в тепле и безопасности своих постелей.
Ни один из нас уже целую вечность не был в безопасности или тепле. Мы держались ради этого. Я не позволю ему сейчас отступиться от нас. Я махнула рукой, обводя жестом вересковые пустоши.
– Здесь нет никого, кто стал бы осуждать нас. Рэтфорд не стоит между нами. Есть только ты и только я.
Уилл стянул фуражку и запихнул её глубоко в карман пальто.
– И что мы должны делать, когда это грандиозное приключение закончится?
– Мы найдём свой собственный путь. – Разве не это мы делали? Мы выжили. Мы самостоятельно проложили путь через всю Англию. Несомненно, мы могли найти способ быть вместе.
– С чем? – Уилл опустил руки вдоль боков. – У нас ничего нет. У меня ничего нет. У меня нет никакого образования. У меня нет семьи, нет дома, нет денег, нет работы, нет имени. Что я могу тебе дать, кроме своей любви?
Я почувствовала, как первая слеза скользнула по моей щеке, и я смахнула её.
– Мне все равно. Этого достаточно для меня.
– Любовь не прокормит нас, – Уилл отвернулся и пошёл к остаткам сломанной повозки, которая теперь представляла собой лишь гору гниющего дерева и сорняков.
Нет. Все это неважно. Будущее не написано на камне. Моя жизнь так сильно изменилась за год. В это же время в прошлом году у меня были любящие родители и дом. У меня было хорошее образование, а также уроки музыки и рисования. Среди моего класса меня уважали и обожали. Сейчас же у меня тоже не осталось ничего. Я не знала, куда заведёт меня будущее, но знала, что нужно верить – я смогу заставить хорошие события произойти в моей жизни.
– После всего того, что мы сделали, ты так мало веришь в себя? В нас? – я подошла к нему, потянувшись к его руке и той лёгкой связи, что мы делили. Мою руку отбросило в сторону, когда Уилл оторвал здоровенный кусок доски от сломанной двуколки.
– Ты когда-нибудь голодала? – он шлёпнул доску на изгиб руки и потянулся к следующей. – Потому что я голодал. Ты можешь представить, что смотришь на своего ребёнка после двух дней без еды и говоришь ему, что хлеба нет? Ничего нет! У меня не было ничего! Я привык к лишениям. Я всю свою жизнь прожил бедняком, и это, моя дорогая Мег, никогда не изменится. Мой отец умер в канаве, забитый до смерти мужчинами, которые смеялись, делая это. Его мёртвое тело разорвали собаки и канюки, ведь у него ничего не было, и никто его не похоронил, потому что никому не было дела.
Уилл прерывисто выдохнул.
– Никому, кроме меня, а мне не хватило сил. Если бы Рэтфорд не подобрал меня в тот день, я бы умер той же ночью. Никто бы никогда не узнал о моем существовании.
Мои слезы беспрепятственно текли по лицу. В глазах Уилла блестели слезы, которые он отказывался пролить. Я хотела обнять его, утешить, но я никак не могла спасти его от этой боли.
Он шлёпнул ещё один кусок дерева в кучу на изгибе его локтя.
– Я любил отца, а он любил меня, – его твёрдый взгляд буравил меня. – Поверь мне, этого оказалось недостаточно.
– Но Оливер и Люсинда…
Уилл дёрнул другую доску, ломая её напополам.
– Оливер и Люсинда не собираются содержать нас всю жизнь, и они не должны этого делать. Я не буду жить за счёт их благотворительности, – Уилл сгорбил плечи, словно под грузом тяжкого бремени. Затем он зашагал обратно прямиком к хижине. – Я должен сам встать на ноги.
– Это не означает, что мы не можем быть вместе, – я чувствовала глубинную рану, пульсирование которой угрожало сокрушить меня. Я любила его. Моё сердце принадлежало ему. Даже если в данный момент он говорил разумные вещи, я знала – это неправильно.
Он – все, чего мне хотелось. Мы могли найти свой путь, лишь бы мы оставались вместе. Где-то в пустошах заржала лошадь. Уилл поднял голову.
Когда звук утих на пронзительном ветру, он снова перевёл взгляд на меня. Положив обломки двуколки у двери коттеджа, Уилл всмотрелся в моё лицо таким напряжённым взглядом, что моё сердце взмолилось к нему.
Он провёл кончиками пальцев по моей щеке, смахивая жгучие слезы. Его губы слегка приоткрылись, словно он хотел поцеловать меня. Я видела сдержанность в его глазах.
– Ты соблазняешь меня, – прошептал Уилл, когда я подалась ближе к нему.
Мне нужно почувствовать его руки вокруг себя, знать, что у нас есть шанс.
Уилл сделал шаг назад, превращая небольшое расстояние между нами в зияющую пропасть.
– Я бы уничтожил тебя, Мег, – он сделал ещё один шаг. – Ты заслуживаешь большего, чем я когда-либо смогу тебе дать.
Уилл ушёл от меня на бесплодные вересковые пустоши, и садящееся солнце превратило его всего лишь в ещё одну тень.
Воздух вырвался из меня сдавленным рыданием. Уилл уходит. Он не останется со мной. Теперь я это знала, и осознание разрывало моё сердце на части.
Я чувствовала это. Глубоко в моей груди что-то надорвалось. Я стиснула руки в кулаки и сжала их вместе, пытаясь защититься от глубинной боли, но я не могла остановить её.
Моё сердце разбито.
Развернувшись, я поискала остальных, хотя слезы продолжали литься из глаз. Я не знала, куда подевались Оливер и Люсинда.
Это не имело значения.
Я одна.
Каждая часть моего тела казалась сделанной из свинца, когда я слепо обходила хижину сзади. Сквозь слезы я нащупала защёлку на двери экипажа и открыла её. Мне понадобились все мои силы, чтобы взобраться наверх, закрыть дверь и рухнуть на бархатную скамейку.
Я заплакала. Безудержные сокрушительные рыдания сотрясали меня, пока я пыталась дать выход боли, струившейся из моего разбитого сердца.
Уилл любил меня. Этого недостаточно. Он любил меня недостаточно или, возможно, слишком сильно. Конечно, я не хотела голодать, но здесь не оставалось места для компромисса, не оставалось никакого способа улучшить положение дел.
От меня ожидалось, что я буду сидеть и ждать, пока он не сделает своё состояние, и только потом мне будет разрешено иметь к нему чувства? Это время уже миновало.
Уилл хороший. Он казался моей второй половинкой, но сейчас он разорвал меня на куски. Во второй раз он предал моё доверие. Хуже этого ничего и быть не могло.
Когда я почувствовала, что больше не могу плакать, я заставила себя приподняться и уставилась на собственные колени. Было темно. Дым из дымохода клубился в воздухе, окрашивая прохладную ночь запахом горящего дерева и какой-то жареной птицы.
Оливер, должно быть, установил силки.
Видят небеса, он бы не сумел подстрелить несчастное существо.
Каждая мысль, проносившаяся в моей голове, напоминала палку, бесцельно плывущую по извилистому ручью. Я не хотела видеться с другими. Я не хотела, чтобы они знали, что я плакала.
Я глубже закуталась в капитанский мундир. Хотя мне и больно, но я должна встретиться с этим лицом к лицу. Я нуждалась в помощи Уилла, но придётся продолжать в одиночку, и я справлюсь. Это принесёт страдания, но я справлюсь.
Покусывая губу, я собралась с духом и открыла дверь экипажа. Я не знала, как долго я плакала – мне известно лишь то, что ветер утих, а ночь украла остатки дневного тепла. Я наблюдала, как призрачный туман поднимается над пустошами, и чувствовала себя абсолютно одинокой.
Это напомнило мне о жестокой и трагической истории, которую я читала – о горькой любви и затерявшемся на пустошах духе женщины, убитой горем и жестоким обращением. Я чувствовала себя немного похожей на неё, потерянной и снедаемой любовью.
Туманы словно звали меня, приглашая навсегда затеряться в своих холодных объятиях.
Оттуда показалась фигура, белые клубы тумана вились вокруг его ног и лица.
– Уилл? – моё сердце ёкнуло и ожило, затем сильно забилось, когда мною овладел страх. Походка мужчины отличалась от походки Уилла. Пока он приближался, мой взгляд остановился на пистолете, нацеленном мне в сердце.
– Добрый вечер, Маргарет, – его голос звучал хрипло, словно он не пользовался им годами. Хорошее чёрное пальто облегало его фигуру, а на его морщинистом лице виднелись густые венгерские усы. Единственная белая прядь выделялась в лохматых черных волосах.
Рэтфорд.
Не понимаю, откуда мне это известно, но я знала. Он походил на физическое воплощение своего дома – внешне элегантный, внутри безумный.
– Добрый вечер, милорд, – я вздёрнула подбородок, сохраняя спокойствие. Он не выстрелит в меня. Он нуждался во мне. Всегда нуждался.
– Я бы попросил тебя сделать одолжение и не кричать, – он склонил голову, не отрывая глаз от ключа на моей шее. – Видишь ли, я уже столкнулся с юным Уильямом на пустошах.
Уилл выдал меня Рэтфорду? Он бы этого не сделал. Что бы он ни говорил, он бы этого не сделал.
– К сожалению, Уильям оказался не столь сговорчив в отношении моего плана, как ему следовало. Боюсь, мне пришлось наказать его.
Новый укол страха пронзил меня. Глаза Рэтфорда блеснули.
– Если ты сделаешь, как я скажу, никто не пострадает. Но стоит тебе ослушаться меня, и бедный Уилл может закончить свою жизнь так же, как и начал: достаточно трагично.
Моё сердце сжалось, и я боялась, что мне может сделаться дурно.
– Что вы с ним сделали?
– Ничего, что нельзя исправить, если ты сделаешь, как я тебе сказал. А теперь иди и принеси пластины, – он взмахнул тройным стволом пистолета в сторону экипажа. – Мы собираемся прогуляться, только ты и я.
Я проглотила тяжёлый комок в горле. Какой выбор у меня был?
Глава 30
Я вернулась в экипаж и позволила двери захлопнуться за мной. На мгновение я подумывала уехать в экипаже. Ничего хорошего из этого не выйдет. Я не могла завести его или тронуть с места так, чтобы не разозлить барона и не навредить Уиллу.
Я открыла сундук, пока мой разум лихорадочно перебирал варианты. Мне нужно предупредить Оливера и Люсинду. Они, наверное, сидели у огня в маленькой хижине, не подозревая об опасности, в которой я очутилась. Но что бы я ни сделала, придётся делать это быстро и под пристальным вниманием Рэтфорда. Я должна мыслить как Развлекатель.
Что у меня имелось?
Я раскрыла мешок, приваленный к сундуку, и стала рыться в содержимом. Голубь, дневник Саймона, кусок угля… Должно же быть что-то ещё. Я порылась в оставшейся части мешка и в содержимом сундука.
Нужно, чтобы остальные узнали о произошедшем. Я должна оставить какое-то послание. Чёрная пыль от куска угля покрыла кончики моих пальцев.
Вот оно!
Трясущимися руками я вырвала пустую страницу из дневника Саймона, затем вытащила пластины из сундука. Я торопливо сделала углём на листе оттиск с пластины, которая отмечала нужный замок, чтобы дать Оливеру и Люсинде карту. Пальцы сделались черными от угля, я перевернула кусок бумаги и нацарапала: «Рэтфорд. Уилл ранен на пустошах».
Я перевернула страницу и сложила её, затем схватила крошечного серебряного голубя из мешка. Он положил голову на грудные шестерёнки, мягкие серые крылья плотно прижимались к телу. Я перевернула птицу и засунула записку в вышитый карман на животе.
Прокрутив его лапы, я завела птицу. Его похожие на бусинки глаза моргнули. Я стиснула крошечный серебряный клювик, надеясь, что он не пикнет.
– Дело за тобой, – сказала я маленькой механической птичке, пока прятала её в мешок, оставляя крышку открытой. Тяжёлая кожа тянула птицу вниз, и я понаблюдала, как комок двигался в мешке, ища выход.
Много времени я не выиграла. Я сложила пластины в руках и прижала к сердцу. Я через столько всего прошла, чтобы найти их. Я не хотела их отдавать. Но как только птица вырвется на свободу, она будет летать внутри экипажа, создавая шум.
Надеюсь, что этого окажется достаточно, и Оливер с Люсиндой услышат. По крайней мере, они увидят голубя, если потрудятся искать меня в карете. Выдохнув и приготовившись, я открыла дверь и вышла, затем надёжно закрыла дверь, заперев голубя внутри.
Рэтфорд направил на меня оружие – убедительное напоминание, что он вполне готов по-настоящему мне навредить. Рука, державшая пистолет, дрожала, когда он протянул ко мне другую ладонь. Его скрытые капюшоном глаза не отрывались от пластин – так голодный человек пожирает взглядом жареного поросёнка.
Я устала от его манипулирующих игр. Я месяцами жила в страхе перед пристальным наблюдением этого мужчины. Я больше не хотела играть в эти игры.
– Уберёте это? Мы оба знаем, что вы не собираетесь меня убивать. Вы не можете этого сделать, иначе никогда не откроете свою машину.
Я вцепилась в пластины, но Рэтфорд протягивал мешок. Он качнул пистолетом на него, и я с неохотой аккуратно опустила все пластины в грубую мешковину, не желая повредить шестерёнки на лицевых сторонах.
Он улыбнулся, но я едва могла видеть эту улыбку под густыми усами.
– Ты всегда была умной девочкой. – Рэтфорд взмахнул рукой, слегка поклонившись. – После тебя, моя дорогая.
Мы пробирались по мягкой грязи, туман и тьма поглотили нас. Я видела смутную линию одной из многочисленных каменных стен, пересекавших вересковые пустоши, но помимо неё был лишь туман, окутывающий нас леденящей дымкой.
– Надеюсь, вы знаете дорогу, – один неверный поворот мог привести к тому, что мы останемся вечно блуждать по пустошам.
– Я долго ждал тебя здесь, – Рэтфорд включил лампу, которая лишь немного осветила землю прямо перед нашими ногами.
– Так вы знали, что у меня есть ключ, – я слышала стук своего напуганного сердца в ушах, словно постоянную барабанную дробь среди тишины вересковых пустошей.
– Да, но я не знал, можешь ли ты использовать его, – признался Рэтфорд. Это мой шанс получить ответы, и раз уж он собирался похитить меня, то я чувствовала, что имею на них право. – Больше никто не знает песню. А значит, ты уникальна.
– Вы выгнали меня, чтобы я стала искать пластины, не так ли? – мне нужно было знать, что это правда.
– Да, – усы и угрюмые глаза придавали барону мрачное, серьёзное выражение. – И план работал достаточно хорошо, хотя я не ожидал, что Уильям откажется от прибыльной службы ради твоих скромных прелестей. Я надеялся на большую уступчивость с его стороны на пустошах, – Рэтфорд потёр подбородок. – Но с другой стороны, любовь заставляет мужчину совершать неразумные поступки.
– Например, убивать? – я остановилась, и он сделал то же самое. Я ожидала, что он схватит меня, силой заставит идти дальше, но Рэтфорд вместо этого моргнул, и его глаза сделались очень похожими на глаза ищейки. Мне нужно знать правду. – Это вы устроили пожар, который убил моих родителей?
– Нет. Я этого не делал, – он сделал шаг в мою сторону. – Я спас тебе жизнь, забрав к себе. Никто другой не смог бы защитить тебя от того, кто желает твоей смерти.
Господь Всемогущий, все это время Уилл мог быть прав. Почему-то от этой мысли я не чувствовала себя безопаснее в обществе Рэтфорда. Он мог и обманывать.
Но защищать меня? Рэтфорд шесть месяцев наполнял мою жизнь страданиями, заставлял меня работать день и ночь, пока мои кости не начинали ныть. Он делал это не для того, чтобы защитить меня. Он взял меня к себе ради ключа. Он только что признался в этом. Должно быть, Рэтфорд заметил на моем лице непокорность, потому что одарил меня хмурым снисходительным взглядом и продолжил идти.
– Я терпеливый человек. Я лишь хотел все исправить, – Рэтфорд свернул в сторону, чтобы обойти болотистый участок. Пластины лязгнули друг о друга в мешке.
– Если вы не убивали моих родителей, тогда кто это сделал?
– Тебе лучше спросить у своего дедушки, – он поднял лампу, и мы продолжили шагать вперёд.
Я почувствовала себя так, будто Рэтфорд меня ударил. Он намекал, что это мой дедушка убил родителей? В этом нет никакого смысла. Рэтфорд всего лишь играл со мной, как кот с мышью.
– Вы знаете, где он?
Он усмехнулся.
– Увы. Знал, но боюсь, он каким-то образом ускользнул даже из моего поля зрения. Это немалый подвиг, моя дорогая.
– Где он был? – потребовала я.
– Как я и говорил, я уже не знаю. Поэтому то, что я знаю, не имеет значения. Я не люблю тратить время впустую, – его глаза блеснули.
Ну все, хватит. Я не позволю ему и дальше манипулировать мной. Я отказалась задавать ещё какие-либо вопросы. Но лишь сильнее разозлилась, когда поняла, что он именно этого и добивался.
Должно быть, мы шли целый час. Или два? Я не знала точно, но мои ноги дрожали от усталости. С одной стороны, подтверждение того, что мой дед действительно может быть жив, облегчало тяжесть на моем сердце и разуме, но они все ещё были отягощены пониманием, что с момента нахождения письма я ничуть не приблизилась к тому, чтобы найти дедушку.
Рэтфорд забрал меня, чтобы я открыла машину. Я знала, что должна остановить его.
Я только не знала как.
Я даже не знала, что делает машина; единственное, что я знала – она опасна. Хотя страха я не чувствовала. Моя любознательность перевешивала любой страх. Мне нужно оставаться начеку, но в глубине души я хотела знать, что за машина может причинить столько боли и страданий.
Дымка рассеялась, когда мы взобрались на холм, выходя из тумана, который все ещё укрывал долины. Он казался таким незыблемым и густым под лунным светом, лившимся на него с небес. Я молилась, чтобы Оливер и Люсинда помогли Уиллу вместо меня, пока не стало слишком поздно.
Мы достигли верхушки нагорья, где лунный свет купал в серебре сухой вереск и окружавшие его пучки мёртвой травы. Моё дыхание клубилось в воздухе паром.
На гребне холма развалины замка крепко держались за бесплодную землю. Луна светила сквозь то, что осталось от арочных окон главной башни. Некогда великая крепость превратилась всего лишь в осыпающиеся стены, тянущиеся к небесам. Время медленно убивало этого старого воина, стоявшего в безмолвном карауле над вересковыми пустошами.
За щелью в наружной стене что-то пошевелилось. Я сдавленно ахнула, когда два громадных зверя дёрганой походкой направились прямиком к нам. Их глаза светились зелёным, напоминая мне окуляры Оливера. Должно быть, по размерам они могли тягаться с маленькой лошадью – однозначно пять футов в холке. Когда они подошли ближе, я поняла, что это такое.
Львы с ворот ожили на моих глазах.
Мы прошли между зверями, и я в изумлении и ужасе уставилась на шестерёнки, вращающиеся в плечах и монотонно крутящиеся в центре грудных клеток. Складывалось такое впечатление, будто внешний каркас из жёсткой меди сняли, открывая их внутреннее устройство. В этих созданиях крылась необузданная сила и та же осознанность, что у Минотавра и морского монстра, которая так меня нервировала.
– Не отходи далеко, они кусаются, – предупредил Рэтфорд, направляясь к замку. Тот лев, что находился поближе ко мне, повернул массивную голову. Один укус этих металлических челюстей мог раздробить человеческий череп. Я не хотела думать, что оно может сделать со мной.
Тени от внешних стен тянулись по неровным камням, которые некогда являлись мощёным двором крепости. Теперь меж покосившейся каменной кладки проросли сорняки и пучки травы.
– Добро пожаловать в Хевердон, – сказал Рэтфорд, петляя по лабиринту обветшалых стен и груд обвалившихся камней. Мне сложно было определить, какой комнатой это место служило в изначальном здании, но как только мы достигли длинного широкого склона, который вёл вниз, под самый высокий участок сохранившегося камня, я точно поняла, куда мы направляемся.
Стены подземелья выросли вокруг нас, когда мы спустились по склону и прошли под аркой с опускающейся решёткой из тяжёлого железа, которая свисала словно зазубренные зубы в каменной челюсти.
Холодный, затхлый воздух, пахнущий плесенью и сыростью, окутывал меня, а свет от лампы Рэтфорда отбрасывал наши тени на стены. Позади нас металлические лапы львов бряцали по камням.
Я проглотила страх, держа ключ как талисман, когда мы миновали что-то вроде старых кладовых. Свет лампы отражался от шестерёнок и инструментов, спрятанных в различных укромных уголках. Кровать из соломы лежала в углу камеры из толстого камня. Рэтфорд здесь спал, как простой заключённый.
Громыхание львов позади меня прекратилось. Будь они живыми, я почувствовала бы их горячее дыхание сзади на шее. Я не знала, что нервировало меня больше – то, что они так близко, или то, что они не дышали.
Рэтфорд зажёг факел, и огонь полыхнул в глубокой камере. Подрагивающий оранжевый свет заплясал по огромным железным воротам. Как и пластины, края железного каркаса состояли из плотной паутины зубчиков и шестерёнок.
В центре к железным прутьям крепился большой медный прямоугольник. Рэтфорд поставил лампу на пол и вытащил пластины из мешка.
С мрачной строгостью средневекового монаха он разложил пластины в ряд на полу и осмотрел каждую из них. Он выбрал одну из середины и поместил её в верхний левый угол. Она соединилась с замком, издав похожий на колокольчик звук, а затем шестерёнки, встроенные в лицевую часть пластины, ожили.
Одну за другой Рэтфорд знающей рукой последовательно установил все пластины. С каждой новой пластиной шестерёнки на других смещались, некоторые выдвигались вперёд на изящных штырях. Некоторые сдвигались в сторону, соединяясь с пластинами вокруг них.
Если какую-то пластину поставили бы не по порядку, то шестерёнки хрустнули бы и сломались, когда попытались соединиться неправильным образом.
Я никогда не смогла бы открыть дверь.
Когда последняя пластина заняла своё место, все шестерёнки, выдвинувшиеся из пластин, опустились обратно, соединяясь с другими вращающимися механизмами.
Камера наполнилась резонирующим гудением, похожим на звук, который остаётся висеть в воздухе после того, как грандиозные струны органа проиграли свою мелодию.
Балласт опустился сквозь железные шестерёнки, приводя в движение ворота.
– Я так долго ждал, – прошептал Рэтфорд. Свет отразился в его глазах, когда ворота открылись внутрь.
Железные лампы зажглись сами по себе – на них посыпались искры из кремнёвых колёс, вращавшихся вдоль стен. Длинный склон вёл к полу большой открытой комнаты. Две каменные колонны поддерживали сводчатую крышу, словно все это помещение являлось кафедральным собором, вдавленным в землю.
На другом его конце ждала машина.
Медное яйцо покоилось на изящно изогнутых металлических арках, а вокруг него находилась гигантская конструкция из колец, окружавшая его свободной сферой.
Машина оказалась прекрасной – более величественной, чем я могла себе вообразить, глядя на чертежи.
– Что это? – я увлеклась моментом, и ни одно предостережение не шло в голову. Это великолепное творение – предмет изумительного изобретения, а не разрушения.
Рэтфорд широко улыбнулся.
– Это, моя дорогая, ключ к самому времени.
