Текст книги "Не рискуй (ЛП)"
Автор книги: Кристен Эшли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)
И так речь зашла о деньгах.
Это была плохая идея. Очень, очень плохая.
Неудивительно, когда я сказала Грею, что, живя с ним, хотела бы начать помогать, не только занимаясь тем, что не включало в себя лошадиное дерьмо, но и финансами. Я не полностью растратила свои сбережения (хотя запасы значительно истощились), у меня на счету имелись средства, так что я не нищенствовала. Я могла бы помочь, а также могла бы найти работу. Грей легко согласился, чтобы я отвечала за закупку и оплату продуктов питания и предметов домашнего обихода. Я согласилась, что он будет оплачивать счета за дом. А прибыль с ранчо будет покрывать покупку необходимых ресурсов для ранчо (например, корма для лошадей).
С этой частью все прошло легко.
Ситуация усложнилась, когда Грей честно рассказал о своем финансовом положении, сообщив, что недавно, с целью собрать деньги, чтобы удержаться на плаву, продал четырех лошадей (а значит, до этого их у него было двадцать четыре!), но меня разозлило не это.
Он сказал, что также продал кое-что из мебели и хочет продать еще.
Вот…
Это-то меня немного и взбесило.
И все стало еще хуже, потому что каким-то образом мы уклонились от разговоров о продаже вещей из дома, перейдя к его дядям, а они…
Что же, они разозлили бы любого.
Но меня они очень разозлили.
*****
А дело было так.
– Ты продал вещи из дома?
Мой голос наполнился ужасом, и я мысленно перебирала в памяти обстановку семилетней давности, чтобы понять, смогу ли определить, чего не хватает.
– Да.
Голос Грея звучал беззаботно, будто все вещи в его доме не были настоящим сокровищем.
– Зачем ты это сделал? – мягко спросила я, и он слегка склонил голову набок.
– Э-э... затем, что я был на мели, терял свою землю, а бабушку переводили в финансируемый государством дом престарелых.
Все это веские причины, которые я в своем ужасе, узнав эту новость, не учла.
Но все же.
– Грей, этот дом, как... музей истории Коди, – сказала я тихо и осторожно.
– Айви, этот дом балансировал на грани того, чтобы перестать быть чем-то для Коди.
Еще одна веская причина.
– Мне прислали уведомление о лишении права выкупа, – продолжил Грей. – Я шел ко дну. Если бы я продал лошадей, всех до одной, то значительно снизил бы доходы, необходимые мне для спасения земли. Не похоже, что так я смог бы спасти землю, и мне все еще нужны были деньги, чтобы выжить, есть, иметь крышу над головой, пока не решу, что буду делать с остальной частью своей жизни, так что пришлось решать проблемы по-другому. Здесь полно всякого хлама. Я продал три вещи, за них мне дали семь тысяч. Три гребаные вещи, и у меня на руках семь тысяч. И мне они все равно никогда не нравились. Эти вещи и четыре лошади, с твоей выплатой по кредиту и годовому проживанию бабушки, и я снова в седле. С деньгами в банке я смогу построить наше будущее. Когда ты вернулась в Вегас, я попросил парней из аукционного дома осмотреться здесь, и они сказали, что смогут найти частных покупателей еще пяти предметам.
О Господи.
Мои глаза расширились.
– Пяти?
– Да, – ответил Грей, совершенно равнодушный к продаже истории Коди. – И они полагают, что могут сбыть и другое барахло. Говорят, что продажи частным лицам могут принести пятнадцать или двадцать тысяч, и если выставить на аукцион то, что они приглядели, я мог бы продать еще три-пять предметов.
О Боже.
Если он продолжит в том же духе, дом опустеет и лишится своего очарования.
С этой мыслью я пробормотала:
– Вероятно, мне стоит взяться за работу у Джейни.
– Нет, – твердо отрезал Грей. – Тебе стоит сделать то, что ты собиралась. Обосноваться. Привыкнуть к новой жизни, не торопиться и найти работу по душе.
– Мне нравилось там работать, – напомнила я.
– Да, семь лет назад, до того, как ты стала танцовщицей в Вегасе, а потом липовой девушкой миллионера, – напомнил он. – Айви, милая, три дня назад у тебя не было даже теннисных туфель. Теперь ты говоришь, что собираешься подавать напитки за зарплату меньше минимальной и чаевые в маленьком городке?
Еще одна веская причина, что я начала находить раздражающим.
Я решила сохранять спокойствие, быть рациональной и слегка задействовать эмоциональную манипуляцию.
– Дорогой, – тихо сказала я, – мне нравится дом таким, какой он есть.
– Детка, – мягко ответил Грей, – я рад, но это барахло исчезнет, и, поверь мне, ты это даже не заметишь.
Вот так, с ковбоем эмоциональные манипуляции не работали.
– Тебе так сильно нужны деньги? – осторожно спросила я.
– Какое-то время мы будем в порядке, но потом спокойная жизнь закончится, пока мы не соберем урожай, а кобылы не ожеребятся, чтобы их потомство можно было продать, а это случится почти через год. Так что, да. Если продам хлама на семнадцать тысяч долларов, нет. И тогда мы вздохнем спокойно.
И тут разговор перешел к его дядям, и, да, именно я перевела его в ту сторону.
И я сделала это, решительно заявив:
– Тебе нужно поговорить со своими дядями.
Грей откинулся на спинку стула.
– Что?
– Тебе нужны деньги, они должны их тебе дать.
– Айви, этого не будет.
– Почему, потому что они придурки?
– Поэтому и еще потому, что я бы не взял ни цента ни у одного из них.
– Грей...
– Серьезно, Айви, не лезь туда.
Кажется, я действовала не так осторожно, как думала, и тогда меня осенило, что это действительно не мое дело.
– Ты прав. Это не мое дело. Это твой дом, твоя земля, твои деньги. Мне не следовало упоминать об этом.
Я сказала это примирительно, явно отступая, но, опять же, совершила ошибку, и сразу поняла это, когда глаза Грея сузились, и комната наполнилась его раздраженным настроем.
– Мой дом, моя земля, мои деньги? – спросил он тихим, но не мягким, сладким, голосом. Другим тихим голосом. Который показывал, что он взбешен.
Я ничего не понимала.
– Ну, да.
– Ты спишь в этом доме? – спросил он.
– Ну, да, – повторила я.
– Ездишь за продуктами в магазин и возвращаешься в дом, который стоит на этой земле?
Я видела, куда он клонит.
– Да, Грей, но...
– Включаешь горелку на плите, газ в которой оплачен моими деньгами?
Я наклонилась к нему.
– Грей...
– Ты здесь, Айви, ты моя девушка, живешь в этом доме. Это твой дом, твоя земля, то, что принадлежит мне, принадлежит и тебе, все это, включая мои деньги, все, что от них осталось. Ты сидишь за этим столом после ужина третий вечер подряд, но твоя задница должна была сидеть здесь каждый вечер в течение семи лет. К сожалению, это началось только сейчас. Ты найдешь свой путь в Мустанге, каким бы он ни был. Не хочешь убирать стойла – не убирай. Как я уже сказал, ты подыщешь в Мустанге то, что тебе подходит, но также отыщешь это и здесь, в этом доме, на этой земле... со мной.
– Хорошо, – тихо сказала я.
– Хорошо, – ответил он, все еще раздраженно, и отчасти я его понимала, потому что все эти семь лет должна была сидеть с ним за этим столом, и я чувствовала эту потерю так же остро, как и он.
Но я понимала не все.
Поэтому, осторожно начала:
– Итак, э-э… ты хочешь сказать, что мое место здесь...
Все еще злясь, Грей оборвал меня:
– Да. Именно это я и хочу сказать.
– Милый, я еще не закончила.
Он уставился на меня.
Что-то новенькое, после целого дня кропотливого труда на ранчо Грей мог вести себя, как сварливый ковбой-мачо.
Я попробовала еще раз.
– Я хотела сказать, что ты, очевидно, хочешь, чтобы я чувствовала себя комфортно здесь… с тобой, так почему же я не могу касаться темы с твоими дядями?
Именно тогда я поняла, что на этот раз попала в точку, и это Грей тоже счел раздражающим.
– Они обязаны помочь защитить свое наследие, – не унималась я.
– Это больше не их наследие. Они носят имя Коди, но не являются частью этой земли. Они сделали свой выбор, сидя сложа руки и наблюдая, как я иду ко дну. Они провели эту черту. Я больше не иду ко дну; они все еще остаются на своей стороне.
– Ясно, я понимаю, но как же миссис Коди?
Его брови сошлись на переносице.
– А что с ней?
– Грей, как долго твоя бабушка пробыла в доме престарелых?
– Четыре с половиной года.
– Тогда, скажем, пока она жила там, ты возьмешь на себя ответственность за свою долю, а им достанется три четверти от платы за проживание, то есть, они должны будут тебе двести семьдесят тысяч, с каждого по девяносто.
– Нет, они мне ничего не должны.
– Грей, они должны.
– К этому они тоже не имеют никакого отношения, – заявил Грей.
– Как это?
– Это тоже их выбор.
– Грей, здесь у них нет выбора. Она их мать.
– Ага, мать. Когда я просил Фрэнка вмешаться, он за последние четыре с половиной года напомнил мне примерно полдюжины раз, что с момента смерти моего отца, его мать затаила обиду и не разговаривала с ним. Его мама игнорировала сына много лет, ему не хотелось решать проблему, чтобы содержать ее в чистом месте, где ей нравится, где вкусно кормят, а персоналу нравится там работать, и от которого постояльцам одна только польза. Остальные двое согласились.
– Я по-прежнему стою на своем: у них нет такого выбора.
– Забавно, так как они его приняли.
Теперь уже я начинала злиться.
– Извини, но они пытаются оттяпать твое наследство, землю, на которой ни один из них не пахал лет так восемнадцать, и миссис Коди справедливо злится из-за этого, это не основание для них поворачиваться спиной к своей матери в ее последние годы, – огрызнулась я.
– Айви, милая, они так не думают.
– Ну, тогда кто-то должен заставить их думать подобным образом, и если этого не сделаешь ты, тогда сделаю я.
– Айви...
– Нет, – я покачала головой, подаваясь вперед, теперь, определенно, злясь, – Нет, Грей, нет. Всю свою жизнь я хотела две вещи, всего две: дом и семью. Им повезло родиться и в хорошем доме, и в хорошей семье, и они насрали и на то, и на другое, и это неправильно. Так не пойдет. И я отправлюсь в «Алиби» и объясню им это.
Его сердитый настрой рассеялся, лицо стало почти нежным, когда он тихо сказал:
– Я понимаю тебя, куколка, но ты ничего не добьешься, и я не хочу, чтобы ты чего-то добилась. Мы вместе. К черту их.
– Нет, им это дерьмо с рук не сойдет.
– Айви, ты туда не пойдешь.
– Пойду, Грей.
– Нет, Айви.
– Да, Грей! – огрызнулась я. – Они сидели сложа руки и смотрели, как ты идешь ко дну. Это само по себе не круто, семейное наследие или нет, вы семья, и они должны заботиться о вас. Но дело в том, что ты шел ко дну, потому что заботился об их матери, и это абсолютно, на сто процентов неправильно. Они должны тебе по девяносто штук каждый, и я их получу.
– Ты не пойдешь в «Алиби», потому что это пустая трата времени. Я не возьму у них денег, – ответил он.
– Ничего страшного, их возьму я.
Его раздражение вернулось, прежде чем он сказал:
– Не возьмешь, Айви. Теперь у нас все в порядке. Ты об этом позаботилась, обо мне и о бабушке тоже. Ты сделала достаточно. Мне не нужны их деньги.
– Все будет еще лучше, когда на твоем банковском счете будет двести семьдесят тысяч. Держу пари, ты сможешь использовать эти деньги, чтобы полностью погасить кредит и выбраться из-под этой ноши. И, кстати, – добавила я, – если, даст Бог, миссис Коди проживет дольше срока, за который я заплатила в доме престарелых, и они тоже внесут свой вклад.
– Это не их дело.
– Невозможно! – воскликнула я. – Они – семья.
– Айви, ты не пойдешь в «Алиби».
– Непременно пойду.
– Ни за что.
– Грей...
– Айви.
– Грей!
– Айви.
И вот мы здесь.
Надо сказать, я много лет была липовой девушкой Лэша и никогда с ним не ссорилась.
И я подумала, что в данный момент Грей должен это знать.
– Знаешь, я была липовой девушкой Лэша много лет, и мы никогда не ссорились. Прожив с тобой всего три дня, мы уже цапаемся.
Грей закрыл рот, его челюсть напряглась, глаза сверкнули, а затем мускул на его щеке дернулся. Наблюдая за этим, я поняла, что только что ляпнула, и что, хотя Лэш был геем, он провел со мной почти все семь лет, которых Грей был лишен, включая четыре года в его постели.
И я знала, что Грей прочувствовал это до глубины души.
Следовательно, я выставила себя полной идиоткой.
Дерьмо.
Я обдумывала, как все исправить и/или извиниться, когда Грей вскочил с места, обогнул угол стола и сдернул меня со стула в свои объятия.
Я напряглась, учитывая, что мне это показалось странным, и я понятия не имела, к чему это приведет, когда почувствовала, как его тело затряслось, и я откинула голову назад, чтобы посмотреть на него, когда он расхохотался.
Я моргнула.
Все еще смеясь, он кивнул и посмотрел на меня.
– Рад слышать, что ты так хорошо ладила со своим липовым парнем.
Он не сошел с ума.
И все же.
– Грей, с моей стороны гадко говорить такое, – тихо сказала я.
– Да?
– Да.
– Ты злилась?
– Ну, э-э... да.
– Айви, дорогуша, я мог бы позволить зависти овладеть мной по поводу того времени, что тот парень провел с тобой, и позволить этому дерьму разъедать меня изнутри, пока оно не просочится наружу и не коснется тебя. Вместо этого я решил чертовски радоваться тому, что ты нашла достойного мужчину, который присматривал за тобой, когда меня не было рядом. Как я понял, вы ладили также, как ладили лучшие друзья. Я знаю, что он парень, и, при взгляде на него, первым порывом хочется заявить о своих правах на тебя. Но он другой, и я должен это понять, потому что вы с ним друзья.
Теперь я вспомнила, почему любила Грея.
Но он еще не закончил.
– Более того, если бы ты с ним трахалась на самом деле, вы бы спорили. Никаких сомнений. Раз уж ты трахаешься со мной, куколка, приготовься, потому что у нас не может быть того, что у нас есть в постели, без того, чтобы часть этой страсти не проникла в жизнь. У тебя будет свое мнение, у меня – свое, они будут конфликтовать, мы будем отстаивать их. И до тех пор, пока мы каждую ночь будем ложиться спать в одну постель и, в конце концов, находить способ разобраться с нашим дерьмом, у нас все будет хорошо.
– Грей, но раньше мы не ссорились, – прошептала я.
Его лицо смягчилось от понимания, прежде чем он столь же ласковым голосом ответил:
– Во-первых, семь лет назад ты находилась в поиске себя. Теперь ты нашла себя. Стала крутой танцовщицей. – Он ухмыльнулся и сжал меня в объятиях. – А, во-вторых, нам повезло. У тебя было столько других проблем, требовавших внимания, что нам не из-за чего было ссориться. Мои дяди и тогда были придурками, и если бы мы не сошлись во взглядах, касательно того, как вести себя с ними, надеюсь, ты, в конечном итоге, высказала бы мне, что у тебя на уме, даже если бы я с этим не согласился и все закончилось ссорой.
Да, я вспомнила, почему любила Грея.
– Хорошо, – тихо произнесла я, и его лицо приблизилось, становясь серьезным.
– Айви, ты дома. Здесь ты в безопасности, можешь делать, что хочешь, есть, что хочешь, быть, кем хочешь, со мной ты в безопасности. Всегда. Ты должна просто быть самой собой и не стесняться высказывать свое мнение.
Да, я точно вспомнила, почему любила Грея.
– Значит, ты не против, чтобы я пошла в «Алиби»? – спросила я.
Он ухмыльнулся и снова стиснул меня, но ответил:
– Против.
Сперва расслабившись, при его словах я напряглась.
– Но я не могу привязать тебя к столбу ограды, – продолжил он, – так что делай, что должна. Я говорю это, зная, что они ни за что на свете не дадут тебе девяносто тысяч, ни один из них. Так что это пустая трата времени, но ты не возражаешь потратить его впустую, это твое время, не мне тебе указывать, что с ним делать.
– Что, если я попрошу их отдать деньги мне?
– Они не отдадут.
– У них есть такая сумма?
– У этих скупых ублюдков?
– Э-э... да, – неуверенно ответила я, потому что не знала, были ли они скупыми или нет.
– Есть.
– Значит...? – Я замолчала.
– Они не дадут тебе денег.
– А если дадут?
Грей пристально посмотрел на меня, затем пробормотал:
– Поживем – увидим.
Честно говоря, я не знала, считать ли это победой, поражением или тупиком в столкновении интересов. Я собиралась сделать то, что задумала, а Грей был убежден, что это бесполезные усилия.
Итак, я добилась «поживем – увидим».
И этим закончилась наша первая ссора.
Не так уж плохо и самое лучшее в этом, совсем как тогда, когда много лет назад он спорил с бабушкой Мириам, после всего, дело было сделано. Обнявшись, мы растянулись на диване перед телевизором. Затем растянулись в постели, уже не обнимаясь, а занимаясь кое-чем другим. А, закончив, лежали в постели, обнимались и шептались о прошедшем дне и о том, что принесет нам следующий.
Потом мы, тоже обнимаясь, заснули.
Глава 30
Хорошее приходит к тем, кто умеет ждать
Спустя полторы недели...
Как и в прошлый раз, когда я обосновалась в Мустанге, это произошло быстро.
Я с легкостью нашла свое место.
Попала прямо в лузу.
И это место я обрела с Греем на его земле, став той, кем я и была.
Итак, я прохаживалась по рядам продуктового магазина Мустанга в стильных босоножках на высоком каблуке, дизайнерских джинсах и изысканном, но повседневном топе. Большую дизайнерскую сумку я бросила в детское кресло тележки. Я была накрашена, от меня веяло ароматом дорогих духов, волосы я распустила, как это нравилось Грею.
И в таком виде я рассматривала продуктовые полки магазина в маленьком городке на равнинах Колорадо, потому что это была я.
И новая часть меня, обнаружившая, что ранчо – это не только уборка навоза.
Во-первых, я взяла на себя кормление лошадей. Работа несложная. Со всеми ними я познакомилась, поэтому знала, кого и чем кормить, а для этого требовалось время. И Грей обрадовался, что это время может пустить на что-то другое.
Во-вторых, как только Грей научил меня, как это делается, я взяла на себя обязанность выпускать их из стойл и отводить в большие загоны, которые были у Грея, чтобы они могли немного понежиться на солнышке, погулять и почувствовать свободу.
В-третьих, Грей возобновил мои уроки верховой езды, забирая с собой на прогулку, когда объезжал ранчо, что не только помогало ему в дрессировке лошадей, но также помогало мне изучить местность.
В-четвертых, он позвонил Мейси и освободил ее от обязанностей по уборке, а я взяла ее на себя, а также покупала продукты и готовила.
В-пятых, я взяла на себя обязанность отвечать на телефонные звонки. Грею много звонили по поводу персиков, лошадей и жеребцов, которых он одалживал и взимал плату за случку. Проведя со мной ускоренный курс по животноводству и сбору урожая, он стал говорить людям, которые звонили ему на мобильный, чтобы те перезвонили ему домой. Я быстро все освоила, как осваивала все легкие задачи, и хорошо справлялась.
В-шестых, я взяла на себя оплату и ведение счетов ранчо. Математический склад ума и наличие времени, которого не было у Грея, способствовали тому, что он с легкостью перепоручил мне эту обязанность.
И, наконец, Грей научил меня водить маленькую газонокосилку, поэтому я также взялась за стрижку лужайки перед домом и прилегающей территорией.
Еще я уделила время уборке грузовика Грея, и оказалась права. Он не прибирался там с тех пор, как я уехала, а если и прибирался, то делал это спустя рукава, и в качестве доказательства я нашла квитанцию со старой датой.
Я с головой окунулась в новую роль стильной подружки владельца ранчо, и мне она нравилась. Я могла носить туфли на высоких каблуках в городе, ковбойские шмотки, пока выгуливала лошадей, и загорать во время езды на газонокосилке, надев верх от одного из моих многочисленных бикини и короткие шорты.
Грею это тоже нравилось (особенно я в бикини на газонокосилке).
Я знала это, потому что его рабочие будни длились от десяти до восьми часов. Я знал это еще и потому, что приготовила Грею черничный пирог, подав его теплым с изысканным мороженым, и он сказал, что это лучшее, что он когда-либо пробовал. Я также поняла это, когда он прошел мимо вазы с цветами, которую я поставила на кухонный шкафчик под окном, остановился, посмотрел на нее некоторое время, а затем взглянул на меня и ухмыльнулся.
И я знал это, потому что он мне об этом сказал.
Чем больше я узнавала, чем дольше мы жили вместе, тем больше я осваивалась. Я знала, где мое новое место в Мустанге – рядом с Греем, внося свой вклад в работу ранчо. И, если бы мы могли добиться финансового успеха, именно этим я бы и продолжила заниматься, чтобы мой мужчина получал желаемое, выполняя свою часть работы.
Мне это нравилось.
Каждая секунда.
Так что, как ни удивительно, зеленые просторы стали для меня подходящим местом.
Единственное несчастье за последние полторы недели произошло во вторник после нашей с Греем первой ссоры. Закончив работу, он принял душ, и мы, прихватив в «Рамблере» сэндвичи со свининой, повезли их бабушке Мириам.
Хотя Грей снова попытался меня успокоить, я волновалась из-за встречи с ней. Я бросила Грея, а у нее уже был один сын, которого оставила любовь всей его жизни, потом у нее появился внук, с которым произошла та же история. Она любила Грея, и я считала, что бабушка Мириам, возможно, не простит меня даже после того, что я сделала, чтобы спасти их землю.
Но когда мы добрались до ее комнаты, моя тревога исчезла, и на ее место пришло нечто другое, с чем было гораздо труднее справиться.
Потому что, взглянув на бабушку Грея, я поняла причину, по которой ему пришлось отдать ее в дом престарелых.
Семь прошедших лет оставили на ней свой отпечаток. Она похудела, у нее появились морщины, а огонь матриархальной властности в глазах погас. Грей говорил, что жизнь пронеслась по бабушке Мириам, как товарняк, и он не солгал. Боль от травмы позвоночника, а также возраст, измотали ее. Она начала терять силы и испытывать все больше и больше проблем с уходом за собой.
Но, даже зная это, я не была готова увидеть, насколько хрупкой она стала. Как жизнь, казалось, вытекала из нее, и от этого, я эмоционально упала на колени.
Я скрыла свою реакцию, потому что сразу заметила нечто другое: она гораздо сильнее волновалась от встречи со мной. Настолько, что казалась испуганной.
Потому что Грей все ей рассказал. Она знала, как нас обвели вокруг пальца, что я сделала для спасения ее и ранчо, а семь лет назад она пять раз бросала трубку, когда я звонила. Она знала, что нас разыграли, но все равно чувствовала ответственность за то, что держала нас в разлуке, ведомая упрямством и злостью.
Потребовалось некоторое время, чтобы уговорить ее, заставить понять, что я ее не виню, я понимала, что она, как и Грей, помнила о маме Грея, и это тоже причиняло боль, требуя очень много усилий. Потому что бабушка Мириам, которую я знала, приняла бы мое объяснение, огрызнулась бы в ответ, а затем начала бы командовать.
Она этого не сделала.
Визит прошел так хорошо, насколько это возможно. Не казалось, что она в чем-то нуждается или на что-то жалуется. Пребывала в хорошем настроении. Просто не была той женщиной, которую я знала.
Хотя у нее хватило духу заявить:
– Рада видеть тебя в юбке и на каблуках, дитя, хотя эта юбка немного узковата.
Это был единственный проблеск бывшей бабушки Мириам, который она мне подарила.
И это меня опустошило.
Так сильно, что практически всю дорогу домой я молчала. Грей спросил, все ли со мной в порядке, и когда я солгала ему, что все хорошо, и он мне не поверил, но не стал допытываться, лишь взял меня за руку и держал ее весь обратный путь до дома. Я просто глядела из грузовика на проплывающий мимо пейзаж, укладывая в голове визит к бабушке Мириам.
По возвращении домой, я переоделась в джинсы, взяла бокал вина и пошла на крыльцо к качелям.
Примерно через две минуты ко мне присоединился Грей с бутылкой пива.
Передвинув меня, а затем, усадив спиной к себе, он обнял меня за грудь, прислонил мою голову к своему плечу и пробормотал:
– Айви, поговори со мной.
– Это не она, – прошептала я.
– Милая, я же предупреждал.
Да, предупреждал. Он бы никогда не поместил ее в дом престарелых, если бы в ней оставалось хоть немного огня, я это знала. И он говорил мне, чего ожидать.
– Ты остался собой, как и я, – продолжала я объяснять. – Тебе тридцать три, ты по-прежнему горяч, жизнерадостен, все тот же Грей, а я – все та же Айви. Но она – не она.
– Айви... – начал он, но я его перебила, на глаза навернулись слезы.
– Кто бы ни сделал это с нами, они отняли это у меня. Я вернула тебя, но ее я потеряла. Она сдалась, я увидела это, но это происходило медленно, а меня не было с ней рядом, а теперь все кончено, я никогда этого не верну. Я вернула тебя, но никогда не верну ее, и это причиняет мне боль, Грей. В конце концов, я ей понравилась, она мне доверяла и могла бы меня полюбить, а я уже начинала любить ее. Они отняли это у нее и у меня, и мне от этого больно.
Грей шумно втянул воздух, сжав руку у меня на груди, но не ответил.
С другой стороны, говорить было нечего. Я сказала правду, он знал это, и мы оба ничего не могли с этим поделать.
Поэтому я просто подняла ноги на качели, согнув колени, всем весом облокотившись на Грея, он обнимал меня, потягивая пиво, а я потягивала вино. Мой взгляд был устремлен на луг рядом с домом, где паслись лошади, и слезы, которые я проливала из-за потери бабушки Мириам, тихо катились по щекам.
Таким образом, я добавила себе в расписание визиты к бабушке Мириам так часто, как это возможно. Я не могла ездить туда каждый день, но с момента первого посещения побывала там четыре раза. Я не задерживалась надолго, но каждый раз приносила ей что-нибудь: цветы, коробку конфет, растение, чтобы украсить ее комнату, книгу, потому что она любила читать. Я сидела с ней, мы болтали, пока я держала ее хрупкую кисть с тонкой пергаментной кожей и возрастными пятнами. Пыталась рассмешить и часто видела ее улыбку. И я делала это, потому что женщины, которую я знала не так долго, которую любила и уважала, могло больше не быть, но часть ее по-прежнему оставалась где-то внутри, и за отведенное ей время я хотела отдать столько, сколько смогу, и взять столько, сколько смогу.
И приняв твердое решение разобраться с дядями Грея, теперь оно стало просто железным. Ладно, возможно, они не заплатят Грею то, что, как я считала, они ему должны. Но им придется меня выслушать.
И единственной причиной, по которой я медлила с визитом к ним, было то, что я так злилась, что, вероятно, все бы испортила. Кроме того, у меня была куча других дел, мне нужно было позаботиться о себе, о Грее и устроить нашу новую совместную жизнь.
Итак, я прохаживалась по продуктовому магазину, наше меню было запланировано на следующие несколько дней, список продуктов лежал поверх моей сумочки, а тележка заполнялась всем необходимым.
Продуктовый магазин Мустанга, под названием «Плэкс», был таким же, как и все остальное в Мустанге. Элк – город, который, по словам Грей, основали примерно через десять лет после Мустанга, был другим. Они с Мустангом были как день и ночь. В отличие от Мустанга, Элк являлся центром округа. Там не возражали против сноса и перестройки зданий. Там располагались два торговых центра, огромный кинотеатр с шестью залами, большие магазины с товарами для дома и строительства и два больших сетевых продуктовых супермаркета.
Но в Мустанге ничего подобного не было. И жителям Мустанга эти заведения не представляли важности. За исключением кинотеатра (куда в прошлом мы ездили с Греем), мустангцы крутились в своем мирке. Так что, все в Мустанге ходили за продуктами в «Плэкс».
На юго-востоке городской площади, перед зданием суда, находился отель, на юго-западе – школа, на северо-востоке – библиотека, а «Плэкс» – на северо-западе.
Его не построили в 1912 году. Судя по всему, здание больше походило на 70-е. И его никогда не реставрировали. Для продуктового магазина помещение было небольшим, проходы узкими, а полки забиты до отказа. Но, ознакомившись с ассортиментом, я заметила, что здесь можно найти все. Пусть это только пара коробок смеси для торта, а не целый ряд, но все же вариантов было достаточно. Не то чтобы мне могли понадобиться смеси для тортов. Я была стильной подружкой ковбоя с ранчо. И пусть я ходила на высоких каблуках, но тесто для выпечки я все равно делала сама.
Учитывая, что здесь было все необходимое, если у вас был «Плэкс», потребность в большом сетевом супермаркете с аптекой, отделом игрушек, товарами для дома и недорогой одеждой, отсутствовала. Кроме того, на площади располагалась аптека, а в «Хейс» можно было купить игрушки, товары для дома и недешевую (надо сказать) одежду.
Итак, когда это произошло, я наслаждалась в «Плэкс» ролью стильной подружки ковбоя-фермера, просматривая в холодильнике ассортимент сыров, в поисках голубого сыра, чтобы запечь с ним стейки для сегодняшнего ужина.
Я услышала, как кто-то позвал:
– Айви.
Обхватив упаковку голубого сыра (видите, в «Плэкс», было все), я подняла голову, и увидела надвигающуюся на меня Сесилию в компании подруги.
Дерьмо.
Мы с Греем пару раз ездили в город выпить пива в «Рамблере», так что у меня была возможность узнать последние сплетни. Не говоря уже о том, что, проведя вместе две недели, мы с Греем успели о многом поговорить.
Я знала, что случилось с его деревьями. И с лошадьми. И я знала, что Грей (справедливо) подозревал Бадди. Это меня пугало, но я чувствовала, что Грею нужно, чтобы я держала себя в руках. Кто-то отравил его лошадей; ему не нужно беспокоиться еще и обо мне.
Я также знала, что спустя примерно год после моего отъезда Бадди и Сесилия поженились. Кроме того, я знала, что у них двое детей, обе девочки. И я знала, что Бадди прошел путь от специалиста по кредитам до менеджера филиала, а теперь являлся вице-президентом четырех отделений банка соседнего округа. Итак, я знала (но не видела), что Бадди и Сесилия жили в «ужасном доме-монстре» (слова Джейни) на восточной окраине Мустанга напротив ранчо Грея. Жили на широкую ногу, по крайней мере, для Мустанга и, не колеблясь, властвовали над всем городом.
Другими словами, они не ходили в любимчиках у местных жителей... как и раньше.
Теперь я поняла, что много лет назад оказалась права насчет того, что случится с женщиной, на которой женится Бадди Шарп.
У Сесилии за спиной было шесть лет брака и двое детей от Бадди Шарпа, но она не привыкла к замужней жизни и материнству, и ей, определенно, это не приносило удовлетворения. Она весила на десять фунтов меньше и выглядела изможденной. Волосы уложены в модную прическу, которая только становилась трендом, и я с первого взгляда поняла, что для укладки ей потребовалось, по крайней мере, полчаса работы с расческой и феном. Она была при макияже, в очень красивой одежде (не такой красивой, как моя, что я с радостью отметила). Но она ей не шла просто потому, что Сесилия выглядела отчаявшейся, чего, судя по всему, она думала, никто не замечает, но для меня это выглядело очевидным.
Она часто посещала спортзал, вероятно, следила за каждым кусочком, который попадал ей в рот, и, скорее всего, никогда не покидала дом без прически, макияжа и модной одежды.
