Текст книги "Двенадцать шагов фанданго"
Автор книги: Крис Хаслэм
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
– Ты мерзкая сука!
Она ловила мои взгляды, раскрыв наполовину рот и качая головой, словно увидела кого-то, пораженного молнией.
– Клянусь, я не знала.
Рядом стоял Жан-Марк.
– Тащите его внутрь дома! – крикнул он. – Кто-то еще идет сюда.
Они поставили меня на ноги, впились пальцами в мои вялые мышцы.
– Откуда я знаю, кто это? – кричала по-английски Мэри, когда Жан-Марк тащил ее из машины.
Когда меня втолкнули в заднюю дверь, я заметил, что она не особенно прибралась в доме. Фотографии, книги, шифоновые платки в большом количестве были разбросаны по полу. Мэри влетела в комнату вслед за мной и пожаловалась, ловя воздух:
– Боже! Меня ограбили.
Раздался звук смачной затрещины с одновременным вздохом, Жан-Марк ударом тыльной стороны руки заставил Мэри растянуться на полу.
– Заткни пасть и ступай туда.
Я почувствовал злобный взгляд, который она бросила на своего обидчика. Однако она смолкла и проползла на коленях ко мне.
– Глупая корова! – проворчал я. – Видишь, что теперь с нами!
Бенуа был сосредоточен, но нервозен.
– На колени, – скомандовал он. – Руки за голову. Лицом к стене.
Я выполнил, что было приказано.
– Ты вывернешься наизнанку, когда узнаешь, где кокаин, – продолжал я ворчать, словно это могло чему-нибудь помочь.
– Заткните глотку этому ублюдку! – взорвался Жан-Марк. – Суньте ему в пасть что-нибудь.
Арапчонок подбежал на скрипучих резиновых подошвах и, схватив за волосы, откинул мою голову назад.
– Ешь, – процедил он сквозь зубы, запихивая в мой рот вонючее кухонное полотенце.
Я чувствовал, что Бенуа стоит позади меня. Не было сомнений, что ничто не сможет отвлечь его внимание. Сообщники были озабочены появлением неизвестного фургона.
– Ты видишь их, – прошептал Жан-Марк.
– Да, они остановились.
– Что они делают?
– Ничего.
– Что ты имеешь в виду, черт возьми, под словом «ничего»? – взвизгнул Жан-Марк.
– Ничего, – повторил арапчонок. – Они просто… ждут… ходят вокруг.
Теперь я изменил свое мнение о темном фургоне. Хотел, чтобы его пассажиры зашли в дом.
– Они уходят.
– Уходят? – переспросил Жан-Марк. – Ты уверен?
– Уходят, – подтвердил арапчонок.
Я почувствовал, как сжались мои внутренности, как кровь хлынула от конечностей к моим жизненно важным органам. Закрыл глаза, склонил голову и задержал дыхание. Меня ожидало первое из необозримого числа тяжелых испытаний.
Как оказалось, первым испытанием стал удар подушкой, но он имел определенный смысл.
– Встань и сядь здесь, – приказал Жан-Марк. В его голосе смешались ярость, злоба, насмешка и удовлетворение.
Я поднялся, прошел к столу, не отрывая взгляда от его загорелого лица.
– Не смотри на меня так, – сказал он угрожающим тоном. – Тебе следует быть учтивым.
Я опустился в кресло. Мое тело сковала свинцовая усталость.
– Для чего?
Для чего? Как говорил Жан-Марк, ситуация в Кадисе не вернется. Может, я ударился головой в нужном месте, когда меня тащили из машины, или к моему опыту что-то, наконец, прибавилось, но, когда я изучал вспученную осыпающуюся поверхность стены и прислушивался к нервной перебранке похитителей, с моих глаз спала пелена на время достаточное для того, чтоб усвоить истину. Эта истина заключалась в том, что мир, в котором я привык жить, пришел к концу. Что бы я сейчас ни предпринял, это не могло спасти меня от смерти, поскольку она была предопределена восемь дней назад, а я был слишком толстокож, чтобы понять это. Мне следовало умереть, а мое имущество должно было перейти в руки моих убийц. Кокаин излучал нездоровье и неудачу, как краденые стержни из плутониевого русского реактора. Даже если бы я преуспел в бегстве от лягушатников, кокаин, видимо, продолжал бы заражать меня и приносить несчастье всем людям, которые попадали в искрящийся круг его вредоносного воздействия. Он был прекрасен, изумителен и ужасен. Он владел моей волей настолько, что даже сейчас, если бы меня поставили перед выбором: кокаин или свобода, я бы предпочел все-таки первое.
Жан-Марк стоял рядом со мной, опершись обеими руками о стол. Он был так близко, что я мог видеть пятна на его манжетах, обонять запахи пота и солярки, исходящие от его рубашки. Его фургон работал на дизельном топливе.
– Итак, где кокаин?
– Там, снаружи, – сказал я, – сейчас схожу и принесу. Перед этим скажи мне кое-что. – Возможность получить от него ответ была пятьдесят на пятьдесят. Такое всегда происходило в кино перед развязкой.
– Что? – спросил Жан-Марк.
– Откуда этот кокаин? Каково его происхождение?
– Не твое собачье дело, – ответил он. – Иди и принеси.
Он подталкивал меня в последний путь, к дереву для линчевания, отказав мне в лишних пяти минутах, в течение которых можно было сформулировать план, способный осчастливить нас всех.
– Позволь несколько слов, – взмолился я. – Последний глоток и немного слов. Может, мы на чем-нибудь сойдемся. Под мойкой на кухне бутылка «Бейлиса».
Жан-Марк распрямил плечи и вздохнул разочарованно:
– Иди и принеси этот чертов кокаин, понял?
Я сжал руки в кулаки.
– Мне нужны гарантии! – воскликнул я почти патетично.
– Что, ты думаешь, он должен сделать? – спросил Бенуа. – Позволить тебе уйти?
Я повернулся к нему лицом.
– Почему бы и нет? Какой от меня вред? Проявление милосердия – свойство благородного человека. Я не собираюсь никому рассказывать…
Жан-Марк, игнорируя меня, улыбнулся арапчонку:
– Что я тебе говорил? Воистину, пути Господни неисповедимы. Пойди достань из фургона эту идиотскую штуку.
Арапчонок вышел из дома, радуясь возможности выбраться на свежий воздух.
– Что происходит? – воскликнула Мэри, сгорбившись на тахте.
Жан-Марк ударил меня по спине, прежде чем я смог ответить на вопрос.
– Ты думаешь, мне нравится все это делать? – закричал он. – Думаешь, это легко? – Он наклонился так близко, что я почувствовал его смрадное дыхание. – Ты вынуждаешь меня! Дерьмо такое! Ты похож на этого идиота, Арта Гарфункеля, [35]35
Арт Гарфункель – американский певец.
[Закрыть]на свою тупую суку, мир полон псов… – Он разгорячился и заговорил неразборчиво, лишь через несколько секунд я смог понять, что он сказал. Альберто действительно слегка походил на Арта Гарфункеля. Но даже сейчас, когда в моей опустошенной душе почти ничего не осталось, я почувствовал нечто похожее на треск, шипение и замирание звуков.
Неопознанный местный житель.
– Сколько у тебя сейчас трупов? – спросил я. – Семь, восемь? Хочешь по два трупа за каждый килограмм? Стоит ли он этого?
Жан-Марк вытер рот и сильно ударил меня в грудь.
– Каждый из них на твоей совести, – заявил он. – Если бы не ты, никто бы не заставил меня это сделать. – Потом добавил, улыбнувшись: – Во всем этом твоя вина, но ты вынуждаешь меня нести ответственность за последствия твоих действий.
Цепь событий, которая снова поставила меня под дуло французского автомата, внезапно прояснилась. Осознав, что я вряд ли завалюсь в один из баров Матамороса, Жан-Марк, должно быть, решил еще раз навестить своего немецкого информанта в крепости. Гельмут рассказал ему все, что знал, ибо предательство похоже на перерезанную артерию, которая легко раскрывается, но трудно закрывается. В этот раз, однако, от Гельмута было мало пользы, поскольку он не имел представления, где я. Он поссорился с лунатиком в кепке, прибывшим с канистрой бензина.
Какой демон шептал на ухо Альберто, убедив его встретиться с чертом? Какое непоследовательное и нелогичное рассуждение заставило его совершить столь безумный акт? Он говорил мне, что был контрабандистом, что у него есть планы на чрезвычайный случай, и я понял это в том смысле, что он незаметно исчезнет. Какой резон был прибывать в крепости, в перегруженном авто с галлоном бензина и зажигалкой Zippo? Я тяжело опустился на стул, позволил голове упасть в подставленные руки и стал качаться от тошнотворного головокружения и обостренного чувства вины. Альберто знал, что я был в доме Кровавой Мэри, и, прежде чем умереть, предал меня. Из его глотки вырывались слова предательства, а потом пламя заставило его смолкнуть. Какую боль он пережил перед тем, как меня сдать, и сколько ее добавил акт предательства?
Я взглянул на Жан-Марка, неспособный от усталости изменить выражение лица.
– Что касается сходства с Артом Гарфункелем: его зовут Альберто. Ты дал ему шанс после того, как он рассказал тебе?
Он нахмурился:
– Рассказал что?
– Что я здесь.
Жан-Марк громко рассмеялся:
– Этот чертов псих? Он сказал, что ты умчался в Африку на моторной лодке. Все время смеялся, пока я его не пристрелил. Помешанный ублюдок! – Он протер глаза, словно от дыма, затем решительно указал на Мэри: – Вот кто предложил мне приехать сюда. – Он вынул коричневую пачку сигарет, раскрыл ее и бросил на стол непочатой. – Мальчишка из магазина принес это в мою комнату утром, как раз вовремя. Пятью минутами позже я бы уже возвращался в цивилизованный мир.
Я открыл пачку и внимательно прочел хранящийся в ней аккуратно напечатанный текст записки:
Она пыталась предать меня по-французски. Я швырнул записку на стол и покачал головой, вспомнив картонную пачку сигарет, которую Мэри принесла в полицейский участок, точно зная, где она ее купила. Должно быть, она попросила копа, который подвозил ее в город, подождать, пока забежит в магазин, купит свои контрабандные сигареты и выпишет мне смертельную повестку.
– Ты глупая корова, – снова обругал я ее. – Если бы нас здесь не было, мы были бы в безопасности. А теперь на что мы похожи!
– Между прочим, следует писать «ma maison», – добавил Жан-Марк, – но записку я все же получил. Очень жаль, что не смогу вознаградить вас, как обещал.
– Да, она удовольствуется тем, что ты ей дашь, – заверил я его, пристально смотря в водянистые глаза Мэри и прекрасно понимая мотивы ее поведения. Сокрушенно покачал головой: – Несчастная старая корова.
– Не беспокойся обо мне, малыш, – ответила она. – Возражений не будет, если я закурю?
Жан-Марк нетерпеливо пнул меня, от чего я скорчился.
– Что ты можешь предпринять? – спросил он. – Дело сделано. Тебе следует принять все как есть и идти.
Сколько боли несет с собой прицельно выпущенная пуля? Я видел, как корчилась в пыли Луиза, не веря в то, что ее настиг выстрел, видел в ее глазах изумление.
Убийство, совершенное умело, может быть физически безболезненным, в этом даже есть какое-то удобство. Агонию питает ожидание смерти, да и то если смерть не воспринимается как избавление. Возможно, в условиях выбора, перед которым я сейчас стоял, настало время выбрать смерть. Она была упакована в сделанную со вкусом коробку с этикеткой «Долгий сон». Ингредиенты соотносились в такой пропорции: забвение – девяносто девять процентов, облегчение – ноль целых девять десятых процента и боль – ноль целых одна десятая процента. Отсутствовали средства подслащивания, зато продукт имел пожизненную гарантию. «Ты обязан этим себе», – гласила реклама на коробке, и я знал, что мог позволить себе это. Смерть излечивала все известные неурядицы жизни и была очевидным выбором в мире смуты, и все же именно здесь и именно сейчас я не желал ее.
– У меня идея, – сказал Бенуа. – Можно оставить его здесь, если найдется место, где его можно запереть на замок. Тот сарай с генератором: может, на нем есть замок. – Он сделал паузу, желая проверить, как босс отнесется к его инициативе.
– Если мы оставим его здесь, надо попить воды и поесть что-нибудь. Мы будем далеко отсюда, когда они поднимут тревогу.
Я переводил взгляд с одного сообщника на другого, подобно новичку на строительной площадке.
– Вы шутите? Вы не станете запирать меня.
Жан-Марк блуждал взглядом. Он схватил меня за горло и поставил на ноги.
– Теперь иди и принеси мой чертов пакет. – Он подтолкнул меня, роясь в нагрудном кармане, затем необъяснимо, если не верить в его жажду удовлетворить мое последнее желание, предложил мне сигарету «Мальборо» и дал ее прикурить.
– Иди и принеси мою вещицу, – сказал он спокойно, – я запру тебя. Согласен? – Он лгал.
Я покачал головой:
– У меня есть идея получше.
Жан-Марк закрыл глаза и глубоко вздохнул. Он действительно хотел обречь меня на самую мучительную смерть.
– Прежде всего вы разрядите свои пушки и отдадите пули мне. Затем Бенуа и я сходим за пакетом с порошком. Я передам его Бенуа, и он принесет его тебе. За это время мне удастся сбежать. – Я импровизировал на ходу, и, хотя план до сих пор складывался неплохо, все же не учел главной заботы Жан-Марка. Мысль лихорадочно билась. – Вас волнует, что я обращусь в полицию, могу понять это… – Без подпитки кокаином работа моего мозга замедлялась. Взглянул на Жан-Марка. Его брови были вздернуты. Я окончательно заглох.
– Просто сходи и принеси. – Жан-Марк вздохнул. – Не заставляй меня стрелять в тебя.
Его взгляд метнулся к двери, когда тишину долины разорвали два громких хлопка. Бенуа быстро повернулся, сосредоточенный и напряженный. Повинуясь некоему крысиному инстинкту, он приготовился атаковать или бежать. Сделал шаг к двери, повел рукой, готовясь выхватить из-за пояса джинсов пистолет. Бросил взгляд на Жан-Марка. Брови поднялись в немом вопросе, на который босс не мог ответить. Все в комнате вдруг поняли, что должно было случиться. Ионизирующий разряд нервной статики прорезал воздух в доли секунды, когда открылись рты, а расширившиеся глаза стали коситься на дверь.
Я услышал пыхтение и удары ботинок в дверь, перед тем как два человека ворвались в просвет дверной коробки. Первый быстро метнулся вправо, в то время как второй сцепился в тяжелой схватке с Бенуа, с силой швырнул его на пол. Раздались громкие выкрики на английском, они преднамеренно стремились вселить ужас и смятение в обитателей комнаты.
– Военная полиция! Военная полиция! Все на пол, лицом вниз, лицом вниз, вниз лицом на чертов пол!
Если это была полиция, то Королевская полиция Ольстера, но Жан-Марк не оспаривал авторитет явно неофициально выглядящего дула дробовика. Он поднял руки и отступил назад, яростно кивая, как будто понимал, что ему говорили.
– Ляг на этот чертов пол, или я пристрелю тебя…
– …Sur la planchee, sur la planchee. [37]37
На пол, на пол (фр.).
[Закрыть]Лицом вниз, лицом вниз.
Один из двух нападавших оказался женщиной. Оба налетчика носили бейсбольные кепки и закрывали нижнюю часть лица платками. Я видел, как Бенуа получил удар в челюсть и как Жан-Марк опустился на колени.
– Ты сиди в кресле, – приказал высокий узкоглазый мужчина, перед тем как сбить меня на пол и подбежать к тахте с большим черным пистолетом, который он держал обеими руками. Его ольстерский акцент производил поначалу ложное впечатление, казалось, будто он тебе сочувствует.
– Смирно! – заорал он. – Сиди смирно, или я пристрелю тебя!
Мэри заерзала на коленях, вознесла руки вверх и широко открыла глаза, опасаясь неожиданной смерти.
– Не так поняла, а? – спросил я.
– Ложись на этот чертов пол! На пол!
Я подумал сначала, что мне предложили сесть в кресло, но не стал спорить. Только эти люди знали, что происходит. Женщина была одета в джинсы и тяжело дышала. Ее партнер сильно лягнул Бенуа между ног, затем схватил Жан-Марка и потащил его в центр комнаты.
– Руки за голову! Les mains sur la tête! Les mains sur la tête!
Все подчинились. Зрачки налитых кровью глаз Жан-Марка расширились настолько, что я почти не видел белки. Он знал о происходящем столько же, сколько и я. Или, может, меньше, подумалось мне, когда налетчик наступил подошвой на голову Жан-Марка.
– Qui est armee? Qui est armee? [38]38
У кого есть оружие? (фр.).
[Закрыть]
– У них есть пистолет, – вызвался я ответить. – Либо у этого в голубой рубашке, либо у рябого.
Послышалось тяжелое дыхание, пара ботинок пришла в движение, а затем металл лязгнул о камень.
– Я взяла его! – воскликнула женщина.
– Убейте того в голубой рубашке! – закричал я.
Женщина пнула меня ногой под ребра. Я задрожал, когда услышал, как истязают французов, затем закусил губу, когда на мою руку опустилось колено, обтянутое грубой тканью. Жесткое дуло пистолета прошло сквозь мои волосы и уперлось в голову.
– Где кокаин, дохляк? – спросил мужчина шепотом.
– Где что? – прохрипел я. Пока это еще не был ответ на вопрос, и я не осознавал, с кем говорю.
– Где порошок, ты, мерзкая тварь?
– Я покажу вам. Достану, достану его, – пролепетал я.
– Говоришь по-французски, да?
Я кивнул и был поставлен на ноги.
– Переведи: «Оставаться на полу, лицом вниз».
– Gardez-vous a la planchee.
Я перевел указания, которые затем последовали, радуясь инциденту не так сильно, как ожидал. Французы радовались еще меньше, их ужасно неудобное положение, когда они лежали, прижавшись щеками к полу, с руками за спиной, доставляло мне некоторое удовлетворение.
– Послушай, – заговорил Жан-Марк, пытаясь вспомнить слова, которые должны были спасти ему жизнь. – Послушай, – повторил он еще несколько раз.
Теперь им занялся ботинок другой ноги. Удар его носка заставил Жан-Марка забыть нужное предложение. Мэри возмущенно говорила, что не имеет ничего общего с французами, но сочетание угроз и побоев заставило ее понурить голову и закрыть рот. Я последовал ее примеру, стараясь контролировать дыхание и успокоить шумное биение пульса в ушах. В это время уроженец Ольстера перемещался от тела к телу, стегая скрученным проводом пальцы и запястья. Дурные предчувствия росли из естественного источника наркоты, спрятавшегося в скалах глубоко внизу, за домом Мэри, чтобы пробиться затем через пол дома и осушить желудки и мозги четырех неудачников, беспомощных пленников судьбы, не поддающейся нашему контролю. Наши судьбы определяли неписаные законы бизнеса, который мы провалили. Ни один из нас не мог отрицать, что наступило справедливое возмездие. Это было профессиональное несчастье: моряк тонет, пилот сгорает в кабине, а наркоделец страдает от обширной травмы в задней части головы. Я понимал, что уйду в иной мир вместе с остальными заложниками, но надеялся, что смогу заглянуть в глаза Жан-Марка, когда он скажет adieu. [39]39
Прощайте (фр.).
[Закрыть]
– Эй, Жан-Марк, – подал я голос. – Луиза была все-таки права. Ты действительно жалкий любитель!
– Закрой рот и подойди ко мне, – пробасил грозный налетчик, поставив меня на ноги и протащив через дверной проход. – Узнаешь меня?
Бейсболка была надвинута на его бледно-голубые глаза, а платок закрывал нижнюю часть лица на уровне носа. Возможно, он задал этот вопрос, чтобы посмеяться надо мной.
– Нет, – ответил я.
Что-то щелкнуло в моей ноющей от боли голове, когда я вдруг получил доступ к закрытым файлам памяти. В быстрой, беспорядочной последовательности увидел два белых лица в мчавшемся комби, мистера и мисс Нексткард, прогуливавшихся в отеле Кадиса. Увидел вымученные улыбки на фотографиях в украденных паспортах – мощного парня и блондинку с хищным ртом, рыскавших по темным улицам Матамороса в поисках жертвы. Разумеется, я узнал его. Я даже знал его имя и имя его подружки. Еще шесть или семь минут назад я мог бы подумать, что эта пара выбрала по-своему приличный способ добывать средства к существованию, но я бы ошибся. Впрочем, одно я знал определенно: они не копы. Они говорили, как обычные налетчики, ворвавшись в дом, словно Боди и Дойл, [40]40
Боди и Дойл – герои детективного телесериала.
[Закрыть]они хотели, чтобы мы поверили, что они таковы, но я готов был поставить на кон каждый грамм порошка, хранившегося в машине Мэри, – они были хуже нас.
Большой белый «мерседес» скрывался за домом. Сейчас, стоя на трех проколотых шинах, он был похож на быка с подрезанными сухожилиями. Арапчонок лежал рядом с ним в пыли и похрипывал. Его живот чернел в крови и мухах. Если бы не его смертельная рана, можно было бы подумать, что его ударила дверца фургона, зависшая над ним открытой. В него выстрелили, когда он нагнулся, чтобы взять мои пожитки. Смертоносные пули, жужжавшие, как осы, пробили кабину, прежде чем опрокинуть его на землю. Мой пиджак, комбинезон и вышитая сумка Луизы грудой лежали на сиденье машины над его подрагивающим телом. Жан-Марк принял меры, чтобы никто не помешал ему преследовать меня, и удалил из «транзита» все признаки моего существования, и я мгновенно понял, почему моя физиономия осталась неизвестной полиции. Мерфи глядел в землю и рыскал глазами по сторонам, когда тащил меня мимо своей хрипящей жертвы. Он согнул меня в дугу, прежде чем бросить на капот фургона. Я ловил ртом воздух и горбился, насколько позволяла его неумолимая хватка, мои руки спазматически дернулись, когда он снял ладонь с моего затылка и сорвал платок со своего лица. Наклонился ко мне. Его лицо исказила злобная гримаса, он дважды пнул меня коленом в пах и ударил в щеку. Мои ноздри чувствовали его горячее дыхание. Потом он ослабил хватку, я отвалился от него с несмолкающей, как гул дорожного движения, болью. Сделав два шага назад, почувствовал, будто меня толкнул товарный поезд, заставил корчиться в пыли. Я попытался подняться, но его колено тяжело опустилось на мое запястье.
– Где порошок?
Он ткнул в мою ладонь дулом пистолета.
– Сейчас покажу, – пообещал я жалобно.
Мерфи нажал сильнее. Голубая сталь растягивала кожу под рифленым дулом до точки разрыва, крохотные сложные костяшки под ним начали скрипеть. Я закусил губу, чтобы компенсировать боль, чуть более сильную, чем ожидание выстрела, который раскрошит мою руку.
– Не показывай, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Говори где.
Я выгнул спину в тщетной попытке облегчить давление. Может, этот подонок хотел пырнуть меня ножом в спину. Может, он хотел подавить сопротивление, но я выдержу столько боли, сколько он сможет причинить мне до того, как я скажу ему, где кокаин. Десять минут назад я смирился со смертью: я принял ее, как только Жан-Марк и Бенуа начали разговор о необходимости меня запереть. Теперь мне дали шанс жить, и кокаин стал активом, которым я выкуплю свое будущее.
– Не скажу, а ты никогда не найдешь его, – прошептал я сквозь зубы. – Могу только показать.
Я услышал звук выстрела и почувствовал ожог в прижатой руке. В то же самое время мой мучитель отпрянул, вскочил на ноги и пнул меня носком ботинка.
– Грязный ублюдок, вот ты кто, – пробормотал он. – Поднимайся.
Я поднялся, держа поврежденную руку, как раненая птица, испуганно глядя на окровавленную ладонь. На моем поврежденном большом пальце зияла рана, черная кровь вытекала струями из моего мозга и сердца, капая на бесплодную почву участка Мэри. Та же самая кровь обрызгала лицо Мерфи, и он замер на месте в отвращении, стирая с губ ее едкие пятна. Я видел, что ему не удается очиститься от моей крови, которая засохла на его щеках. Внезапно он напрягся, нюхая воздух, как запыхавшийся лис.
– Садись со стороны открытой дверцы! – рявкнул он, толкая меня в направлении фургона так сильно, что я чуть не растянулся на земле.
Оглядевшись и проследив за его тревожным взглядом, скользящим по суженному тесниной небу, я побежал к фургону. Подбежав, услышал гул вертолета Национальной гвардии. Определить направление его полета мешали волны эха, наслаивающееся друг на друга при отражении от крутых склонов долины. Когда я скрылся за дверцей, Мерфи подбежал к арапчонку и оттащил его за сморщенную руку и влажную ногу на темное сиденье фургона рядом с мотоциклом Ивана как раз перед тем, как над ним загромыхал вертолет. Он подождал, пока вертолет улетит, накрыв нас мягкой пеленой сладко пахнущих выхлопных газов, затем повернулся ко мне, все еще стараясь стереть мою кровь с лица.
– Итак, где порошок?
Я покачал головой:
– Не здесь. Сюда я его никогда не привозил. За ним нужно ехать.
– Тогда садись в эту чертову машину, – приказал Мерфи. Он открыл фургон и сунул черный пистолет за пояс арапчонка.
– Можно мне забрать свое барахло? На случай, если нам придется сделать остановку.
Он кивнул. Я взял узел с пассажирского кресла в «мерседесе». Когда повернулся, заметил что-то мягкое и черное в коже, запихнутое в боковой карман дверцы фургона. Схватил и поковылял к машине Мерфи, проверяя содержимое находки. В свертке не было ни денег, ни кредитной карточки, ни семейной фотографии. Там был плохого качества портрет бухгалтера-практиканта, наклеенный на карточку из слоистого картона, с испанским флагом и золотой эмблемой. Портрет Маттео Моралеса Сильвестра, убитого при исполнении служебного долга.
Мерфи что-то крикнул сообщнице, и прежде, чем она появилась в двери в голубой дымке, внутри дома прозвучало два выстрела. Женщина подошла к машине, запыхавшаяся и возбужденная.
– Сядь впереди и всю дорогу не сходи со своего места, – приказала она мне, потянув с лица платок и открыв жесткое белесое лицо.
Я выполнил все, что мне было приказано, мой мочевой пузырь подрагивал. Она взобралась на заднее сиденье, Мерфи взялся за руль.
– Сделано? – спросил он с загадочным видом, его вопрос словно отскочил от стекла окошка заднего вида.
– Больше от них не будет вреда, – сказала она уклончиво. – Едем отсюда.
Ее призыв остался без ответа: Мерфи продолжал сверлить ее взглядом.
– Я прострелила каждому из них колено, в стиле Дерри, – пояснила она, словно сделала нечто похвальное. По крайней мере, она поддержала честь флага.
Мерфи досадливо поморщился.
– Подожди здесь, – сказал он со вздохом и открыл дверцу.
– Куда ты идешь? – забеспокоилась Сара.
Он повернулся так, чтобы она могла увидеть выражение решимости на его лице.
– Я собираюсь закончить проделанную работу. Следи за этим хиппи.
– Зачем? – уныло запротестовала Сара. – Они не видели наших лиц. Едем – и все.
Я видел их лица.
– Где их пушка? – спросил Мерфи.
– В доме, в вазе для фруктов. Она пуста. Я ее опорожнила.
– А женщина?
– Послушай, Мерфи. Нужно ли было мне стрелять в нее из двенадцатого калибра? – Ее голосовые связки были натянуты до предела. – Она в наручниках и никуда не уйдет. Нельзя ли просто смыться отсюда? Какой смысл возиться с ними? Едем, пока еще можно уехать.
Это был железный аргумент. Мерфи уселся на сиденье и включил зажигание.
– Черт с ними, – пробормотал он.
– Порошок у нас?
– Он покажет где.
Я закивал, поскольку старался казаться лояльным. Ситуация на самом деле выглядела весьма скверной, если ее могло улучшить только похищение меня ирландскими террористами и спасение ими же от смерти. Пути Господа, как справедливо отмечал Жан-Марк, неисповедимы.
