Текст книги "Двенадцать шагов фанданго"
Автор книги: Крис Хаслэм
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
Я переводил взгляд от него к радиоприемнику.
– Как, черт возьми, тебе это удается?
– Это происходит круглосуточно, – ответил он.
– Я имею в виду не твою рок-н-ролльную телепатию, – вздохнул я. – Имею в виду это… это вещание издали.
– Записи на пленку, – объяснил он. – Я остаюсь на всю ночь и делаю пленки. Сделав так, чтобы они соответствовали реальному дневному времени, я могу плевать на сборщиков налогов и акцизов. Пока они полагают, что вещание идет на пиратской частоте, я объект внимания лишь министерства внутренних дел.
Каждую ночь перед окончанием передач Альберто говорил слушателям, что на Коста-дель-Соль уже зажглись огни. Он никогда не говорил им, что в помещении радиостанции никого нет, и теперь я знаю почему. Это было отлично задумано, но я не мог не почувствовать разочарования.
Через десять минут мы остановились у длинного, низенького, выбеленного известкой здания на западном склоне очередной долины. На нем не было ничего, кроме остатков выцветшей треугольной рекламной вывески мороженого для обозначения того, что в этом доме находится бар. Я выбрался, кряхтя, из машины и поковылял в тень, моя одежда снова взмокла, хотя сейчас не было и девяти утра. Я с тревогой наблюдал за мерцающей на солнце дорогой, ожидая погони, между тем Альберто развернул квадратный метр ветоши и обтер пыльный корпус багажника своего желтого авто. Частично удовлетворенный, свернул ветошь, согнул ногу и поставил на колено картонную коробку, балансируя на одной ноге, пока не захлопнул полированную крышку багажника.
– На радиостанции «У Альберто» мы знаем, когда наступает самое подходящее время для бизнеса, – сказал он с улыбкой.
Я последовал за ним в бар. Он поставил коробку на стул и прислонился к стойке, находящейся рядом. Я щурился от недостатка света и изучал этикетки бутылок, стоящих за оцинкованным верхом стойки бара. Выпивка никогда не бывает слишком ранней, но Альберто напевал по-немецки песенку о маленькой белой корове, щиплющей сочную зеленую траву.
– …А мы благодарим ее за сыр, – вытягивал он ликующим тоном, пока не был остановлен резким звуком отдернутой занавески.
– Кофе? – спросил хозяин бара, пожимая руку Альберто и глядя на меня с откровенным любопытством.
Альберто повернулся и последовал его примеру.
– Кофе? – повторил он, как эхо.
– Да, замечательно, – ответил я, – и к нему анисовую водку, если можно.
Альберто пожал плечами. Я знал, что он был искренним трезвенником.
– С ним все в порядке, – успокоил он хозяина бара. – Его избили скалолазы.
Хозяин бара покачал головой и проворчал:
– Канальи!
Альберто снова перевел на меня взгляд, подмигнул, словно знал правду.
– Проходи и садись, – предложил он, однако я не хотел мешать его беседе с хозяином.
– Так и сделаю, – заверил я его, – только схожу и вымою руки.
Жена хозяина, ядреная сеньора в лиловом костюме из тонкой синтетической ткани, не повернула головы, когда я прошел мимо веревки для белья, на которой она развешивала такие же костюмы для просушки. Я поспешил пересечь двор под прохладной тенью лимонных деревьев и закрыться за алюминиевой дверью туалета, чтобы обдумать ситуацию.
Я зарывался лицом в руки, потягивался, тряс головой и скребся, стараясь не обращать внимания на тревожное чириканье воробьев и слабое подергивание погибающей мухи, попавшей в смертельную ловушку паука. Мне нужно было собраться с мыслями, проанализировать все обстоятельства, продумать будущие действия, составить план, но думалось только об анисовой водке и сигаретах. Я толкнул дверь и занял место в баре. В доме у Кровавой Мэри будет достаточно времени для размышлений.
Хозяин бара занимался загрузкой своего устройства для сигарет контрабандным товаром Альберто, а сам контрабандист рассматривал начинку магнитофона, в то время как за ним с восхищением следил мальчишка.
– Он – гений, – сказал я с улыбкой ребенку, – как Макгайвер.
Мальчик вежливо улыбнулся, но улыбка исчезла, когда он пробежал взглядом по моему лицу. Мальчишка покраснел и отвернулся.
– Понимаешь, – продолжал я невозмутимо, – Макгайвер, канадец, мастер по телевизорам, может исправить все.
– Ты сможешь, Альберто? – спросил мальчишка. – Сможешь все исправить?
Альберто опустил каркас магнитофона в одну ручонку малыша, а крышку – в другую.
– Нет, это не смогу, – пробормотал он. – Это совсем вышло из строя. – В обращении Альберто не делал различия между детьми и взрослыми.
Хозяин бара отвлекся от сигарет.
– Ты его мне продал, – сказал он. – Говорил, что изделие высшего качества.
Альберто почесал голову.
– Был такого качества. Какие пленки вы на нем крутили?
Хозяин бросил взгляд на сына.
– Какие кассеты ты крутишь?
Малыш взглянул на меня. Я пожал плечами.
– «Луби и Белла», – пролепетал он, – и «Первое свидание».
– Эх, – вздохнул Альберто, – дрянная музыка. Дешевые кассеты. Понимаешь?
– «Первое свидание» не дешевая кассета, – возразил хозяин бара. – Она стоит почти три тысячи. Месяц назад ее играли повсюду.
Альберто покачал головой.
– Их популярность не имеет значения. Не улучшает качества.
– Он прав, понимаете, – вмешался я. – Кассета может стоить дорого, но качество музыки все равно никуда не годится. Может испортить магнитофон, такой как этот.
– То же с видеомагнитофонами, – заметил Альберто. – Люди полагают, что могут прокрутить любой старый фильм и что это может продолжаться годами, но так не бывает. – Он пересек бар и отхлебнул из своей чашки кофе. – Почему, вы думаете, американцы продолжают выпускать дрянные фильмы?
Я выпил залпом анисовую водку и постучал по стойке бара, чтобы мне налили еще.
Хозяин бара двинулся как робот.
– Почему?
Альберто усмехнулся и уставился в пол, на его тонких губах застыла выжидающая улыбка.
– О'кей, тогда я задам другой вопрос: кто владеет кинокомпаниями в Соединенных Штатах?
– Не знаю, – пробурчал бармен, наполняя мой стакан.
– «Уорнер Бразерс»? Мафия? Правительство? Микки-Маус?
– Хуже, – понизил голос Альберто. – Sony.
– Sony? – заморгал хозяин.
– А кто делает видеомагнитофоны?
– Sony? – предположил бармен.
Альберто вознес ладони к небу и пожал плечами.
– Когда вы захотите иметь хорошую видеокамеру, обращайтесь ко мне. Я могу достать вам французскую модель, а французы делают очень хорошие фильмы. До тех пор… – Он скорчил слащавую мину на лице и повернулся ко мне. – Приятель, позволь мне показать тебе кое-что. Ты не поверишь своим глазам.
Я опрокинул в рот свой напиток и стал медленно подниматься, когда мальчишка крикнул:
– Гвардейцы! Они заходят с черного хода!
Я услышал, как хлопают дверцы патрульной машины, затем они появились из-за занавески в задней стороне бара, щурясь в помещении, хотя глаза уже привыкли к сумраку. Я рискнул бросить взгляд на Альберто. Он улыбался во все лицо.
– Добрый день, сеньоры, – поздоровался первый из них в несколько напряженной обстановке. Он выглядел как практикант-бухгалтер в хаки. – Как утро?
Гвардеец обвел всех взглядом, заменил свои летные очки парой маленьких круглых очков, как у Гельмута.
– Замечательное утро, – просиял хозяин бара.
– Фантастическое! – воскликнул Альберто.
– Прекрасное, – восхитился я.
– Что с вами случилось? – спросил другой коп, который выглядел большим, румяным, явно самым мощным в патруле. Он сложил на груди руки. Широкое лицо, выражавшее ожидание, когда включат свет, скрывалось в тени.
– Домашняя разборка, – сказал я, имитируя смущение. – Братья подружки.
– Это скалолазы, – добавил Альберто.
– Кофе, сеньоры, – предложил бармен.
Большой коп все еще глядел на меня, возможно прикидывая, видел ли он меня прежде. Я улыбнулся так, как улыбаются виноватые люди.
– Вы, – спросил он, – из Скалы?
– Нет, – замотал я головой, заметив, что у меня дрожат руки.
Коп тоже это заметил. Он собирался продолжить допрос, когда приезд другой машины привлек его внимание к входной двери. Прозвучал настойчивый и вместе с тем мелодичный автомобильный сигнал. С криком «Тетя!» малыш выскочил из бара.
– Едет за покупками, – пожал плечами бармен. – Малага. Каждому что-нибудь нужно.
Коп снова повернулся ко мне:
– Итак, откуда вы?
Я закурил сигарету и затянулся.
– Я англичанин. Мне нравится здесь жить. – Я улыбался и втягивал в себя табачный дым, внутри же – мне хотелось кричать, когда я выдыхал его. Меньше всего желал, чтобы мной заинтересовались копы, но вот оказался в центре их внимания. В любое время они могли спросить у меня документы.
– Где здесь? – спросил он.
– Здесь, – ответил я, – в Андалузии.
Он вздернул брови.
– В Андалузии? Но население там сплошные бандиты, коммунисты и крестьяне, – констатировал он с холодной улыбкой, не обращая внимания на противоречия. – Ведь так, хозяин?
Бармен улыбнулся в ответ и пожал плечами.
– И все это лишь продолжение того. – Он указал на юг, вероятно в сторону Сахары.
– В Сеуте больше воды, – заметил второй коп.
Я так расхохотался, что выронил сигарету, а когда нагнулся, чтобы подобрать ее с пола, с черного хода вошла жена хозяина бара.
– Здравствуйте, – услышал я ее приветствие, затем: – До свидания. – Это был небрежный и неудачный способ попрощаться с мужем.
Первый коп сдвинул очки на нос и отхлебнул кофе.
– Вы говорите по-испански очень хорошо. Как вы зарабатываете на жизнь?
– Я учитель. – Тени недоверия легли на их лица. – Работаю в школе, – продолжил я. – Преподаю испанский и французский.
Когда женщина и ребенок ушли, я прошел к стойке бара и попросил снова наполнить стаканчик – никогда не знаешь, является ли этот стаканчик последним. Эмблема над карманом копа удостоверяла его как Моралеса. Неплохое имя.
– Преподаете язык или литературу? – спросил он.
Я улыбнулся:
– Учить одному без другого невозможно, но, в строгом смысле, язык.
Второй коп вздохнул и повернулся к Альберто. Его не интересовала интеллектуальная беседа.
– Это ваша машина перед входом?
– Значит, вы знаете некоторых испанских поэтов? – предположил Моралес.
– Некоторых, – согласился я.
– Как вы считаете, который из них лучший?
– Мачадо, – ответил я.
«Кто, вы полагаете, лучший?» Этот вопрос возвращал к одному из малозначащих литературных поединков, которыми я когда-то увлекался. Сейчас ситуация была несколько иной. Я по-настоящему тревожился и испытывал боль.
– Лев черпает силу от силы, – восторгался Альберто. – Два с половиной литра в газовую турбину, и все в порядке: езди хоть всю жизнь. – Несмотря на допрос, он все еще расхваливал свою езду. Мне хотелось поддержать его. Однако мой мучитель наклонился вперед, указывая на меня пальцем.
Когда умерла его любимая,
Он подумал, что просто постарел,
Уединился дома,
Со своими воспоминаниями и зеркалом,
В которое она смотрелась ясным днем.
Подобно скряге, хранящему в сундуке золото,
Он полагал, что сохранит все вчерашнее
В чистом зеркале нетронутым.
Для него прекратится течение времени.
Коп откинулся назад к стойке бара, держа руки ладонями вверх и улыбаясь.
– Антонио Мачадо. Кажется, умер во Франции от чахотки.
Он нахмурился, потер подбородок, имитируя забывчивость.
– Как называется эта поэма?
Я уперся взглядом в пол и попытался избавиться от головокружения. Как только прозвучала первая строка, желудок сжался. Моя нервная система попыталась сосредоточиться на вопросе.
– Она называется «Глаза», – процедил я. – Он забыл, как выглядят глаза жены.
Я хорошо знал, как выглядели глаза Луизы. Они были настолько темными, что трудно было определить, где заканчивается зрачок и начинается радужная оболочка. Белки усеивали крохотные черточки кровеносных сосудов, ресницы были длинными, густыми и черными. Солнце и дым расщепили трещинки кожи в уголках глаз, и часто темные, похожие на кровоподтеки тени покрывали ее нижние веки. В последний раз, когда я видел ее глаза, они больше не видели меня, хотя смотрели на меня. Мог ли забыть муж, как выглядят глаза жены? Я вздохнул. Дуэль продолжалась, мне еще предстояло сделать выстрел. Соперник выжидал.
Я пожал плечами и взглянул на копа. Он все еще стоял рядом.
– Конечно, Лорка, – пробормотал я. – Умер в Гренаде. Кажется, от выстрела в задницу.
Коп изобразил на лице подобие улыбки.
– «Неверная жена», – произнес он. – Весьма интересно, учитывая ваше положение.
Я задержал дыхание и не возобновлял его, пока продолжался трепет в животе. Капли горячего пота обожгли губу. Этот щенок включил меня в состав героев своего короткого детективного фильма. Я заморгал и спросил, заикаясь, как маленькая виноватая тварь:
– Какое положение?
Короткое мгновение он пристально смотрел на меня.
– Подозреваю, что вы в положении неверного мужа. Разве я не прав?
Мне почти не потребовалось времени, чтобы понять, что он ошибается в своих подозрениях. Я улыбнулся, кивнул и, может, немного покраснел.
– Вам виднее, ведь вы полицейский, а я простой учитель, – сказал я.
– Мачадо не понимал одухотворенности, верно? – вздохнул Моралес. – Но Лорка, у него она жила в генах… Во всех странах смерть означает конец, – говорил он, – она приходит, и занавес закрывается. Но не в Испании. В Испании он поднимается… В Испании мертвец более жив, чем где-либо еще. То есть то, что ожидается в будущем, не так ли?
Кто я такой, чтобы возражать? Я глубокомысленно кивнул и заказал еще анисовой водки. Наливая мне очередной стакан, бармен производил в уме подсчет потребленной мной выпивки. Я закурил сигарету, затем предложил пачку Моралесу. Он взял одну сигарету и закурил ее зажигалкой Zippo с гравировкой эмблемы корпуса морской пехоты США.
– Объясните мне одну вещь в английском образовании, – спросил он, подождав, пока не вернется в бар его напарник.
– Там стоит его машина, отличная вещь, – сообщил большой коп. – Первоклассная.
Альберто любил водить полицейских вокруг своей машины, потому что страховался таким способом от обнаружения тайников. Воистину прискорбно, что такой отчаянный контрабандист с отвращением относился к наркотикам.
– В Англии, – начал Моралес, – у вас…
Его прервали шум едущей по гравию машины и скрип тормозов. Он заморгал и посмотрел выжидающе на дверь, за которой остановились два фургона. Их водители захлопывали дверцы и кричали друг на друга, не замечая в гневе обстановки.
– Французы? – спросил Моралес.
Я молчаливо кивнул, ибо мой язык прилип к горлу. Опрокинул в рот водку и придвинулся к копу.
Арапчонок вошел первым, отодвинул занавеску и позволил ей расправиться. Он тяжело опустился на стул за первым столиком, не глядя вокруг, не замечая полицейских и меня. Парень выглядел встревоженным и обескураженным. Поскольку за дверью продолжалась перебранка, он надул губы, покачал головой и закурил сигарету.
Занавеска с громким шелестом дернулась в сторону. Я вздрогнул.
– …Тогда убирайся назад в Шателе! – прорычал Жан-Марк. – Ты не… – Он заметил двух полицейских и улыбнулся, затем увидел меня. Его глаза расширились, а улыбка стала исчезать с лица, когда он поворачивал назад.
– Скандальные субъекты, верно? – пробурчал большой коп Моралесу, но, даже если бы испанцы говорили по-французски, они бы не услышали предостережения Жан-Марка.
– Что-то заставило их разругаться, – высказал догадку Моралес, кивая в ответ на ухмылку Бенуа.
– Ты слепой, что ли? – шикнул Бенуа на араба. Под ним заскрипел стул на плитах, когда он садился за столик.
Жан-Марк сел на свой стул и продемонстрировал всем любезную улыбку.
– Заткнись, черт возьми! – прорычал он с выражением лица, похожим на куклу чревовещателя. Качество ткани его дорогого костюма лишь усиливало впечатление его неопрятности. Щетина на осунувшемся лице, темные круги под налитыми кровью глазами, жирные, нечесаные волосы выдавали в нем городского джентльмена с криминальными корнями. Даже Бенуа с его бледно-желтым цветом лица выглядел благороднее, чем эта золотозубая крыса.
Арапчонок исподлобья смотрел на Бенуа. Тот бросил в ответ взгляд, предостерегающий юнца от попытки уйти. Копы старались не замечать их.
Жан-Марк поднял вверх три пальца.
– Кофе, пожалуйста, и коньяк.
Бармен поднял брови, метнув взгляд на гвардейцев.
– Коньяк?
Жан-Марк опустил руку.
– Не надо коньяк, мерси, только кофе.
Бенуа и араб продолжали смотреть друг на друга.
Жан-Марк все еще улыбался.
– Вы спятили, что ли? – сказал он с сияющим видом.
– Я ничего такого не делаю, – пробурчал арапчонок.
– Этот рябой стервец давно не был в публичном месте, – произнес напарник Моралеса. Он повернулся к бармену: – Сначала принеси кофе мне.
– В Англии вы учите в школах лишь французский, – продолжил Моралес, – верно?
Жан-Марк сцепил руки так, словно желал стиснуть рукоятку пистолета. Его указательные пальцы вытянулись, их кончики сомкнулись, образуя ствол. Он оперся подбородком на суставы больших пальцев и следил за мной из-за своей импровизированной пушки. Мне нужно было подумать, но болтовня копа не оставляла времени. Я понимал, что где-то в этом доме у дороги таятся возможность моего спасения и шанс отличиться для Моралеса, упрятав за решетку моих преследователей.
– Вы правы, – согласился я, – но вы читаете проповедь не по адресу, я ненавижу французов.
Единственным препятствием был Альберто. Если бы я позвал на помощь, никто бы не уберегся. Гвардейцы вызвали бы подмогу, бар наводнили бы полицейские, если бы они обыскали фургоны, машину Альберто, видимо, тоже не обошли бы своим вниманием. Нашли бы контрабанду, и он разделил бы судьбу французов.
– Думаю, русские хуже, – сказал Моралес. – У нас здесь с ними много хлопот.
Не исключено, что они позволили бы Альберто уйти, но это было маловероятно, а если бы они его схватили с поличным, его машина перешла бы в собственность государства. Возможно, они завладели его домом и на меня легла бы ответственность за банкротство этого доброго и восторженного человека.
– О нет, – возразил я, покачав головой и бросив ответный взгляд на Жан-Марка. – Французы гораздо, гораздо хуже, чем русские.
Под прикрытием этого праздного разговора следовало принять решение. И я его принял: благосостояние Альберто меня не касалось. Меня касалось лишь собственное благосостояние. Закон все решит по справедливости. Я сделал глубокий вдох и повернулся к Моралесу:
– Послушайте. Те трое парней, которые только что вошли…
Моралес повернулся и посмотрел на столик французов. Жан-Марк опустил руки и дружелюбно кивнул. Меня вдруг обеспокоила мысль, что в баре могла возникнуть перестрелка, но я верил в способность двух хорошо обученных полицейских либо разоружить, либо перестрелять трех неопытных разбойников.
Моралес взглянул на меня:
– Французы? Что вы хотели сказать о них?
Зашелестела занавеска в задней части бара, вошел Альберто, отгоняя муху.
– Следует делать то, что нужно делать, – произнес он с улыбкой, хлопая рукой по моей влажной ладони. – Приятель, нам нужно ехать!
– Рад был встретиться с вами обоими, – улыбнулся я копам.
Альберто исчез за занавеской, и я собрался последовать за ним.
Моралес меня задержал:
– Так что же все-таки с этими французами?
Моя пауза была короче того мига, за который меня мог настичь удар Жан-Марка.
– Ах да, – улыбнулся я. – Эти французы говорили, что им нечего бояться пары местных копов, то есть вас двоих. Понимаете, что я хотел сказать?
Моралес перестал улыбаться, а его напарник повернулся, чтобы взглянуть, кто это там придерживается слишком высокого мнения о себе.
– Пока, – помахал я рукой и вышел на солнечный свет.
– Опасность была так близка, – пробормотал я, когда мы помчались в сторону лесной долины. – Посмотри на мои руки.
Альберто улыбнулся.
– Что ты думаешь об этом копе?
– О Моралесе?
Альберто кивнул:
– Да, о Маттео Моралесе Сильвестре. Он из Арагона. Новичок. Раньше я с ним не встречался. Ну, и каково твое мнение?
– Он полагает, что умен, – начал было я, но мои слова перебила догадка. – Ты имеешь в виду, что знаешь другого копа?
– Конечно, – подтвердил он. – Восемьсот пачек сигарет «Винстон» в месяц и добавочный ящик кубинских сигар. Беда в том, что он пока не уверен в своем новом партнере. Вот почему мы…
Я перестал его слушать и стал разглядывать обрезанные пробковые дубы и груды пыльных веток, сложенные в тени на обочине дороги. Альберто повел «дацун» по горбатому мосту и полотну дороги, выложенному сухой галькой. Перед следующим мостом он увеличил скорость. Что-то в его вождении машины заставляло меня неважно себя чувствовать. Я опустил стекло дверцы, чтобы подставить лицо потоку воздуха.
Мы выехали из тени лесной долины на скалистый склон хребта. Казалось, кто-то открыл затворку плавильной печи. Я поднял стекло дверцы, закрыл глаза и передал себя во власть кондиционера. Подумалось, может быть, Мачадо был прав, ведь воспоминания о Луизе затемняли мое сознание. Ее лицо уже теряло ясные черты. Интересно, сколько пройдет времени до того, как она совсем забудется?
– Кто, – спросил Альберто, – забудется?
Я посмотрел на него так, словно уверовал в его способность читать мои мысли.
– Ты только что сказал, – объяснил он, – «она совсем забудется».
Я мысленно отметил необходимость в будущем следить в первую очередь за состоянием своей психики.
– Луиза, – промямлил затем. – Она ушла.
Альберто смотрел прямо перед собой.
– Ну, это твоя забота, дружище. Не моя.
Альберто имело смысл довериться. При всей своей странности он был осторожен, умен, не болтлив. То, что он считал меня другом, свидетельствовало об изъянах в его здравом смысле, но, в конце концов, кому-кому, только не мне критиковать его способность оценивать людей. В делах, где не замешаны наркотики, Альберто делал все возможное, чтобы помочь мне, а я мгновенно предал бы его, если бы предательство хотя бы на шаг способствовало моему спасению.
Дорога стала зигзагообразно подниматься в горы. Короткие прямые участки между высохшими до предела полями сменялись крутыми поворотами. Долина осталась далеко внизу. Прохладную тень пробковых дубов скрывала мерцающая дымка, в сиянии утреннего солнца отчетливо виднелась петляющая от бара полоска дороги. Альберто остановил «дацун» на широком повороте, покрытом гравием, выпрыгнул из машины.
– Прекрасная вода, – пояснил он, забирая с заднего сиденья пятилитровые контейнеры из-под минеральной воды. – Чистая, как горный источник.
Он перепрыгнул через обочину и скрылся, следуя по хорошо протоптанной тропинке через кусты к отдаленному источнику, прославившемуся, здесь не могло быть сомнений, своей целительной силой, сверхъестественными свойствами и вкусом. Я слышал о тайном источнике близ Олверы, который возвращал бесплодным женщинам способность рожать, а также о другом источнике близ Убрике, который выводил у лошадей глисты.
Выбравшись из машины и остановившись на краю пустынной дороги, я спустил джинсы, чтобы осмотреть свои раны. От талии до конечностей вид был крайне непривлекательный. На моих голенях безобразные оранжевые ссадины перемежались с желтыми ушибами, на бедрах отпечатались почерневшие синяки. Тенниска скрывала распухшую верхнюю часть тела. Когда я поднял ее, чтобы оценить ущерб, громкое перешептывание заставило меня взглянуть вверх. Мои глаза увидели испуганные лица ехавших в кузове грузовика крестьян, наблюдавших самое отвратительное в своей жизни зрелище. Когда грузовик с ними проезжал мимо на нейтральной скорости для экономии горючего, мне удалось опустить тенниску, но я понял, что не мог избежать позора, когда стоял на краю дороги с джинсами у лодыжек, в истоптанных ковбойских ботинках и с усталой улыбкой.
Я закончил осмотр своего тела и закурил сигарету. Дым вился кольцами вокруг лица, как ядовитый газ, и я почувствовал, как никотин входит в мой усталый организм со всеми соблазнительными признаками смертельной инъекции. Сделал еще одну затяжку, задержал дым в легких, затем выпустил его с кашлем после того, как холодный пот прошиб мою изогнутую спину. Выбросил окурок, раздавил его о пыльную поверхность дороги. Удовлетворения не было. Хотелось закрутки с марихуаной или дорожки кокаина. Я осматривал долину, следуя взглядом по дороге, вьющейся через горный склон, и прикидывал, сколько всего этого потребуется, чтобы погрузить меня в бесконечно приятную дремоту, свободную от тревоги, боли и сознания вины. Противостоящий хребет пересекла машина и начала спуск с него, от ее лобового стекла отражался солнечный свет, а позади вился слабый шлейф пыли. Я все еще жалел себя, когда напротив показалась другая машина, она осветила своим лобовым стеклом первую. Я наблюдал, как обе машины спускались в направлении убежища из пробковых дубов глубоко в долине, где могли бы укрыться от палящего солнца, и под сенью…
Это были не легковые автомобили. Это были фургоны. Я заковылял вокруг «дацуна», не обращая внимания на боль в бедрах.
– Альберто! – крикнул в кусты. – Оставь эту чертову воду и скорей возвращайся!
Никто не отвечал. Я снова оглядел долину. Белый «мерседес» ехал впереди, в трех поворотах над пробковыми дубами и, возможно, в пяти минутах от меня.
– Альберто! – закричал я. – Быстрей!
Я пролез в окошко дверцы машины со стороны пассажира и вытащил из пачки на сиденье сигарету. На этот раз она показалась вполне сносной.
– Альберто!
Возможно, он спустился далеко вниз и находился вне пределов слышимости. Прогулочные дистанции в этих местах часто значительно превосходили по протяженности те, которые любят в Западной Европе. Туристические компании, должно быть, радовались клиентам из Андалузии.
– Альберто, – крикнул я вновь, – возвращайся быстрее, твоя машина горит!
Я дал ему секунду или около того, чтобы прийти мне на помощь, затем попытался украсть его машину. Однако ключи он взял с собой.
Может, он мудрее, чем я думал.
Я проковылял на край шоссе и оглядел долину с целью определить местоположение фургонов. Они оба въехали в лес и скоро помчатся под уклон в моем направлении с повышенной скоростью. А может, и нет. Может, они будут наслаждаться, подобно мне, прохладной тенью пробковых деревьев, остановятся на природе для пикника или очередной перебранки. Маловероятно, решил я, как раз перед тем, как белый фургон пересек мысленную линию, прочерченную мной по краю леса, и переключил скорость с целью преодолеть длинный серпантин вверх по склону. Я изо всех сил затянулся и постарался дотянуться до сигнальной кнопки «дацуна» через окошко дверцы со стороны сиденья шафера. Произошло чудо – Альберто, должно быть, подумал, что его зовет машина. Он появился на тропе, запыхавшийся и крайне встревоженный. Даже мое лицо, видимо, было спокойнее.
– Что происходит, черт возьми?
Я держал дверцу его машины открытой.
– Надо ехать, Альберто, и побыстрей!
Его узкие карие глаза глядели на меня в упор, тем не менее он двинулся к машине.
– Что происходит?
Я помог ему поставить баллоны с водой на заднее сиденье и переместился вокруг машины к сиденью пассажира.
– Двигай, я все объясню.
Альберто вздохнул, покачал головой и включил зажигание. «Дацун» заревел.
– У тебя неприятности, – спросил он, – с этими скалолазами? Где твоя подружка?
Я закрыл глаза.
– Альберто, пожалуйста, трогай. Я расскажу тебе все, когда мы наберем скорость.
Альберто смотрел прямо перед собой, нажимая на газ так, что нельзя было понять, собирается он ехать или нет.
– Она ушла с этими скалолазами, так?
Он улыбнулся и повернулся ко мне. Я видел себя в его исцарапанном зеркале: вид был неважный.
– Пусть уходит, – продолжил Альберто. – Если ты действительно любишь женщину, пусть она уходит. Если она искренне любит тебя, то вернется, верно?
Я подыскивал слова, но Альберто принимал мое молчание за знак согласия.
– Понимаю, ты хочешь встретиться с ней и вернуть ее, но этого не получится. Ей нужно некоторое время, чтобы разобраться в своих чувствах, и если она решит, что ей лучше жить без тебя, приятель, то и тебе лучше жить без нее. – Он с любопытством смерил меня взглядом. – Ты ведь никогда не был скалолазом, верно?
Я уже чувствовал дребезжание «мерседеса» за нами, как удары молотка в крышку своего гроба.
– Альберто, – взмолился я, – пожалуйста, трогай, черт возьми!
Он спешно поставил свой спортивный автомобиль на первую скорость.
– Все в порядке, поехали.
– Нельзя ли побыстрее? – попросил я.
– Ты уверен, – Альберто удивленно вздернул брови над оправой своих светозащитных очков, – что мы едем в то место, какое тебе нужно? Мне что, нужно везти тебя туда, где тебе будет еще хуже? Я что, хочу этого?
– Просто поезжай, ладно?
– Ну хорошо, – фыркнул он. – Возвращайся к своей Луизе. – Он двигал руками в перчатках переключатель коробки передач в интервале между пятой и первой скоростями.
Были бы более подходящее время и обстоятельства, я бы посмеялся над его словами. Мы переехали мост и стали спускаться в очередную долину. Альберто, никогда в своей жизни не имевший подружки, все еще читал мне лекцию относительно наилучшего способа вернуть мою подругу, причем в то время, когда за нами следовали в фургонах французы-убийцы. Я поневоле рассмеялся.
– Можешь смеяться, – саркастически заметил Альберто, – но для тебя она так же мертва, как Дженис Джоплин.
– Знаю, – с готовностью согласился я, выгнув шею, чтобы увидеть дорогу в боковом зеркале со стороны пассажира.
Наконец я решился.
– Альберто, увеличь скорость и слушай: Луиза действительно мертва.
Он улыбнулся и кивнул:
– Так-то лучше, понимаешь?
Я замотал головой и потянулся к его пачке сигарет.
– Нет…
– Кто это, черт возьми? – перебил меня Альберто. – Кто этот чертов псих?
Он выпрямился, взялся за руль обеими руками в перчатках и уставился в зеркало заднего вида. Я оглянулся. «Мерседес»-фургон настолько приблизился, что заполнил все заднее стекло.
– Быстрее! – закричал я. – Он собирается таранить нас!
Альберто нажал на газ, и «дацун» рванулся вперед, но дорога не позволяла состязаться в скорости. Я оглянулся и увидел, что «мерседес» замедлил ход, перед тем как приблизиться снова, когда Альберто притормозил перед очередным поворотом.
– Альберто, мне жаль, что я втянул тебя во все это, но мы действительно в беде, – заговорил я. – Люди в фургоне убили Луизу, и если они схватят меня, то тоже убьют.
Альберто вел себя так, словно сосредоточился на обзоре дороги, но он стиснул челюсти и побледнел.
– Я не преувеличиваю: если они схватят меня, убьют обязательно.
– И меня тоже, – предположил он.
Это звучало неприятно, но он был прав.
– Да, возможно, – признал я. – Мне жаль.
Альберто вздохнул:
– О Матерь Божья. Включим радио.
Радиостанция ФРА передавала «Сочувствие дьяволу». Лучше это, чем «Хо-Хо, Серебряная нить».
– Луиза мертва? – уточнил Альберто бесстрастно.
