Текст книги "Двенадцать шагов фанданго"

Автор книги: Крис Хаслэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

8

Должно быть, они ожидали, что босс приведет меня, прежде чем войти. Луиза лежала в постели под покрывалом, наслаждаясь пением в наушниках своего Джона Митчелла, ничего другого не слышала, так, во всяком случае, она сказала.

– Боже! Неужели я не могу даже поспать в собственном доме? – пожаловалась она, будто когда-либо делала это. – Я видела с кровати сквозь дырку в полу, что этот араб поднимается ко мне. Позвала тебя, и где черт тебя носил, когда ты мне был нужен? Пьянствовал в этом чертовом баре! – Она отбросила подушку и замотала в отчаянии головой. – Посмотри, что они сделали. Кто такие эти мерзавцы?

В кино я наблюдал такие сцены десятки раз, но в реальной жизни – никогда. Хотя мне трудно быть объективным, но разгром и озлобление, с которым все было совершено, оказались вполне сравнимы со всем тем, что я видел на экране. По всей комнате валялись мои кассеты, коробки были выворочены, пленки размотаны, как траурные ленты. Электропроигрыватель швырнули так, что дно разбилось, обнажив электронные внутренности, его изувеченные бока скрылись под книгами в мягком переплете, которые сбились в отдельные груды, как черепица с сорванной ветром крыши. Кушетка – смертное ложе Ивана – была перевернута вверх дном, ее засаленные подушки разорвали, обшивку отодрали. На полу валялись остатки орнамента нашей каминной полки. В панике я глотал слюну и прыгал с одной ноги на другую, как ребенок, который захотел писать и не способен спокойно стоять на месте, но вместе с тем боится двигаться по комнате. Все было сломано. Даже наши редко употреблявшиеся кастрюли и сковородки подскакивали на каменных плитах. Трудно было поверить, что Луиза ничего не слышала. Меня удивляло также, почему араб, на которого она ссылалась, не вышиб лестницу из лаза вверх, изолировав ее, таким образом, в спальне и обеспечив погромщикам больше времени для обыска. Не то чтобы я не верил тому, что она говорила, но…

Луиза сильно ударила меня по руке.

– Кто эти мерзавцы?!

Я потер руку.

– Больно. Прямо по кости.

– Я этого и добивалась. Говори, кто они!

– Французы, – ответил я. – Друзья или родственники Ивана. Вот все, что я знаю, кроме того, что они вернутся и, возможно, будут пытать нас или что-нибудь в этом роде.

Я пожал плечами, как никчемный хиппи, и пошарил в карманах в поисках сигареты. Мне хотелось вызвать полицию, заполнить страховку, уйти и скрыться у родственников, пока не схватят экспроприаторов. Но я выбрал образ жизни, который исключал такие возможности. Огляделся в поисках того, что можно было бы взять с собой.

– Нам придется линять отсюда немедленно, пока они не пришли.

– Почему? – запротестовала Луиза. – Что мы им сделали?

– Возьми с собой что-нибудь и жди меня у фургона.

– С какой стати?

Луиза не терпела, чтобы кто-то указывал ей, что делать, но и не любила, при всем своем вампирском характере, оставаться во мраке неизвестности. Я обеспечил ей обе неприятности, но совершенно не беспокоился об этом.

– Делай что хочешь, – пробормотал я, выбираясь на дневной свет. – Я уеду через десять минут.

– Негодяй! – крикнула она, видя, как я удаляюсь.

Брызги ярко-оранжевых искр вырвались веером из тени, опалили мои волосы и лицо, когда я вошел в вулканическую мастерскую Гельмута. Там господствовала шумная неразбериха. Большая косолапая ступня Микки неподвижно лежала в лоснящейся черной луже масла, огромная нога, притороченная к этой ступне, скрывалась под шасси классического «мерседеса», похожего на катафалк. Через проем, где некогда располагался двигатель автомобиля, сварка Микки слала развесистые букеты расплавленной стали. Гельмут стоял спиной ко мне, его силуэт был окружен аурой небесного света, словно он наблюдал акт сотворения мира. Если бы в мастерской имелось что-либо достойное похищения, я бы смог легко воспользоваться ситуацией, поскольку они совершенно не обращали на меня внимания.

Пострадавшим людям свойственна любовь к технике.

– У тебя есть минута времени? – прокричал я, положив руку на плечо Гельмута.

Кончик его сварочной горелки был объят пламенем, голубым, как небо снаружи, и столь же горячим. Я отвернулся – глазам было больно. Гельмут кивнул, перекрыл клапаны, подающие газ из баллонов, снял перчатки и поднял на лоб защитные очки.

– Выйдем наружу! – крикнул он в ответ, протирая стекла очков маслянистой тряпкой.

Мы остановились в тени, у подножия крепостных стен. Гельмут вытащил из кармана грязного комбинезона закрутку с марихуаной.

– Слушай, без излишних подробностей скажи, кого ты знаешь из тех, кто мне незнаком и кто мог бы мне продать очень большую партию кокаина? – Тот, кто много продает, может много и купить.

Гельмут выглядел удивленным.

– Ты меня спрашиваешь об этом?

Я выхватил у него закрутку и в нетерпении закурил ее.

– Да, спрашиваю тебя.

Он не мог сдержать улыбки.

– Из местных?

– Конечно нет. Откуда-нибудь еще – может, из города.

– Из какого? – нахмурился он. – Малаги? Гренады? Севильи?

Я пожал плечами.

– Где лучше, но только это должен быть человек, за которого ты мог бы поручиться, которому можно доверять, ты понимаешь, о чем я говорю.

Он передал мне закрутку и потер щеки.

– Да, да, естественно. Дай подумать…

– Кто мог бы отгрузить, скажем, десять-пятнадцать кило? – допытывался я.

Он поднял брови, но вслед за этим его осенило.

– Знаю одного приятеля в Кадисе, – протянул Гельмут задумчиво. – Он работает на большого дядю, бизнесмена, из местных политических кругов, что-то в этом роде… – Немец оглядел мои стоптанные ботинки, потрепанные джинсы, тенниску в пятнах пота и немытые волосы. – Подумаю, может, вспомню кого-нибудь еще.

– Разумеется, ты получишь плату за консультацию, – заверил я, желая активизировать его память.

– Конечно, – откликнулся он невозмутимо. – Но только человек, которого я имею в виду, этот джентльмен из Кадиса, полагаю, не тот человек, с которым тебе удобно вести бизнес. – Он нахмурился. Я передал ему закрутку. – Он, понимаешь, весьма элегантный мужчина…

– Гельмут, я не против, действительно не против. Напиши мне рекомендательное письмо, поручись за меня, я поеду и встречусь с ним.

Гельмут скорчил гримасу.

– Не могу – я самого бизнесмена не знаю. Знаю только, что мой приятель – его охранник.

– Этого достаточно, – кивнул я. – Напиши ему письмо.

Гельмут чувствовал себя неловко.

– Послушай, тебе нужно, э-э-э, сменить одежду, может, одолжить тебе мою безопасную бритву?..

– Пожалуйста, Гельмут! – Я протянул руку, чтобы рассеять его страхи. – Не беспокойся, это же бизнес – я сменю джинсы, помою голову. Только напиши мне письмо, я обязательно приду к тебе с несколькими тысячами. И это, между прочим, реально.

Он вздохнул, а я повел его в заведение Дитера. Когда мы входили, Карлито убегал из помещения так быстро, словно его преследовала оса. Мы сели за столик у большого окна. Пока я носил Гельмуту пиво и сигареты, готовил длинную дорожку из наследия Ивана, он вырвал лист из своего блокнота и написал короткое рекомендательное письмо своему старому приятелю на Атлантическом побережье.

– Послушай, Мартин, – встревожился он, когда я укладывал сложенное письмо в бумажник, – этот парень не станет иметь с тобой дело, если примет тебя за вахлака. Понимаешь? Думаю, тебе следует хорошо помыться и приобрести новую одежду, прежде чем встретиться ним. О'кей?

Я усмехнулся и потрепал его по плечу.

– Нет проблем, приятель!

Когда я собрался уходить, он задержал меня:

– Где ты остановишься в Кадисе?

Разве это важно?

– Возьмешь с собой Луизу?

Я кивнул:

– Ей следует развеяться.

Он улыбнулся.

– Тогда остановись в отеле «Сиполите», на правой стороне, как раз перед городскими воротами. Там хорошо. – Он снова улыбнулся. – Рекомендую тебе.

– Заслуживает внимания, – отмахнулся я. Мне не терпелось отправиться в путь, а Гельмут задерживал меня своими наставлениями для туриста.

– Если не удастся поселиться в «Сиполите», попытайся устроиться в «Триясес», сразу вниз по улице. Это единственные приличные места в городе, если ты не…

– Великолепно, – прервал я немца и пожал ему руку, – но, Гельмут…

– Да?

Я прижал палец к губам.

– Никому ни слова.

Он выглядел изумленным.

– Конечно!

Луиза ожидала в фургоне с выражением нескрываемого отвращения. Она повременила, пока мы выехали за ворота на дорогу, и затем начала атаку:

– Полагаю, ты должен сказать мне, что происходит! Прямо сейчас!

– Ей-богу, не знаю, – ответил я, напряженно думая, переключая рычаг скоростей в поисках оптимального и безопасного режима движения.

– Не пудри мне мозги, – возразила она, прикуривая сигарету от зажигалки трясущейся рукой. – Черт возьми, Мартин, ты знаешь, конечно. Ты чертовски умный парень. Знаешь все. Нельзя ли вести машину как следует?

Я пошарил в пепельнице в поисках бычка от закрутки с марихуаной, старательно выбирая среди окружающего кошмара подходящий путь.

– Нам нужно убраться отсюда. Надо рвать когти, потому что лягушатники, за чем бы они ни приезжали, никогда не поверят, что у нас этого нет.

– Разве у нас нет? – спросила она спокойно, принимая позу группенфюрера.

– Я даже не знаю, – фыркнул я, – что именно они у нас ищут.

Она самодовольно улыбнулась.

– Конечно, наркотики, – сказала она. – Что же еще?

Я пожал плечами:

– Не знаю, может быть, что-то другое, но ты, вероятно, права.

– А разве у тебя их нет?

– Есть, конечно. Но означает ли это, что у меня припрятана тонна гашиша?

– Не разыгрывай дурачка, – шмыгнула она носом. – Твой приятель наверняка должен был тебе сказать, откуда он приехал. Наверняка он говорил, где был и что делал.

Меня стал прошибать пот. Немцы, видимо, обладают врожденной способностью допрашивать. Я находил странным, что до сих пор не пустили в эфир известное немецкое ток-шоу, которое вела бы Луиза. Рассмеялся глупым нервным смешком:

– Думаешь, что Иван мне что-то рассказал? Ты, должно быть, шутишь!

– Значит, он не говорил тебе, откуда приехал?

Я потер верхнюю губу липким суставом пальца.

– Нет, не говорил.

«Ты жалкий человечек», – гласили ее брови, вздернутые вверх.

– Послушай, я пытался уличить его в том, что он был в Марокко, как будто уже знал это, как будто он проговорился, когда был пьян. Он сказал, что не был там, что едет в Касабланку, чтобы посидеть в баре «Рик» или где-нибудь еще.

– Там нет никакого бара «Рик», – прервала она меня. – Это все знают.

Уже второй раз иностранцы укоряли меня незнанием англоязычного фильма.

– Да, но, как бы то ни было, в этом состоял его план.

– Почему ты так уверен?

С чего бы ей так интересоваться?

– Потому что он говорил так.

– Тогда зачем он ехал в Марокко? Что он украл? Где спрятал украденное? Ты спрашивал его об этом? Он говорил тебе?

– Надо было накричать на него! Не думаешь ли ты, что я его пытал или делал еще что-нибудь подобное? – Я покачал головой, как переживающий драму подросток, отрицающий вину заботливой матери, которая доказана с помощью видео. – Я не интересовался тем, где он был, что предположительно делал и тому подобным. Меня волнует лишь одно: не оставаться здесь, пока не уехали эти подонки. Хочешь вернуться и поговорить с ними – пожалуйста. Согласна?

Я резко нажал на тормоза и вписался в поворот с такой малой скоростью, которую даже козы сочли бы смехотворной. Впереди, до съезда в долину, оставалось еще семь поворотов. Я располагал максимум восемью минутами, чтобы придумать, как возвратить кокаин и перепрятать его в фургоне незаметно от Луизы. Для изобретения работающего плана оставалось слишком мало времени даже без ее осложняющего ситуацию допроса, между тем, если бы я раскрыл ей правду, это облегчило бы мою жизнь лишь на короткий срок, а в дальнейшем привело бы к неприемлемой ситуации. Мне пришлось бы поделиться либо кокаином, либо выручкой от его продажи, к чему я был явно не готов. Я не оставлю ее без средств, ни в коем случае, но расстанусь с ней, и очень скоро. Она что-то выкрикнула по-немецки.

Я подпрыгнул на сиденье. Она что-то говорила, а я не слушал.

– Ты что-то скрываешь от меня. Ты хорошо знаешь, что происходит, и не хочешь говорить правду. – Она протянула к моему глазу указательный палец с ногтем, похожим на коготь. – Я выясню, что ты скрываешь, и заставлю тебя заплатить за это.

Мне никогда не удавалось взять верх в споре с Луизой, и, хотя я был уверен, что она рано или поздно докопается до моей тайны, хотелось, чтобы этот драматический момент наступил как можно позже.

– Ты взвинчена. – Я вставил в плеер кассету с Cowboy Junkies. – Успокойся, хотя бы на минуту.

Лишь несколько первых звуков умиротворяющей музыки успело раздаться, прежде чем Луиза нажала на кнопку извлечения кассеты.

– Я ничуть не взвинчена, черт возьми, – процедила она. – Хочу, чтобы ты мне сказал, почему нам нужно было уехать из крепости, почему французы заставили нас это сделать, а слушать это дерьмо не желаю! – Звякнул ее браслет, мелькнула рука, выбросила кассету Cowboy Junkies из окна.

Я выжал тормоз.

– Ты психованная чертовка, стервозная наркоманка! – выругался я.

– А ты?.. – спросила она в ответ с несвойственной ей иронией.

Пленку еще можно было спасти. Выходя из своего «транзита», я видел сверкающий на солнце пластиковый корпус кассеты на обочине. Подобрал ее – повреждений не было. Повернувшись, чтобы возвратиться к фургону, я заметил лесосеку между дубами, тянущуюся светлой полосой до пересечения с дорогой к дамбе – дорогой, по которой я бы доехал до поместья, где было зарыто мое сокровище. Я взобрался на косогор, высматривая между деревьев развалины поместья, но увидеть их не смог. Оно находилось гораздо дальше, за пересечением дорог, за большой одинокой оливой, даже дальше того места, где был припаркован посередине дороги сияющий белизной микроавтобус «мерседес». Я закрыл глаза, потряс головой и открыл их снова. «Мерседес» оставался на месте. Всплывшие в памяти праздные и вздорные рассуждения Тео о зрительном ряде стряхнули выражение изумления с моего лица и спихнули меня с косогора на дорогу. Как они могли обнаружить место тайника? Говорил ли я о нем кому-нибудь прошлым вечером? Не проболтался ли невольно? Может, меня кто-то видел в поместье и выдал? Если они обнаружили тайник, почему остаются в этом месте? Я поднял голову. Чего они ждут там? Я взобрался в кабину фургона и с опаской поехал к следующему повороту, не обращая внимания на назойливую Луизу. Даже если они не имели в виду ничего более страшного, чем устроить небольшой пикник с pain, vin и boursin [18]18
  Хлебом, вином и сыром (фр.).


[Закрыть]в солнечной Андалузии, им все же удалось закрыть мне доступ к пяти килограммам кокаина, а без него ехать в Кадис было бессмысленно. Пока я пытался сосредоточиться на разрешении проблемы, дорога с потрескавшимся асфальтом вела нас к мелководной, сверкающей искрами реке и перекрестку дорог. Срочно нужно было принять решение, и я, так и не найдя его, когда «транзит» прогромыхал к тенистому мосту, кое на что сподобился. В сложившихся условиях решение было не очень хорошим, но так же, как многие люди не особо искусны в сворачивании закруток с марихуаной, так и я был не особо изобретателен в выработке решений. Я нажал на газ, взял определенное направление и увеличил скорость.

– Мы едем в Кадис, – объявил я.

Луиза вздрогнула, как от удара.

– Куда мы едем?

– В Кадис, – ответил я. – Он понравится тебе. Он весьма популярен, э-э, среди немцев.

– Кадис? – переспросила она. – О чем, черт возьми, ты говоришь? Я не собираюсь ехать в Кадис.

– Поедешь.

– Нет, ни за что.

Я бросил взгляд направо, когда мы проезжали перекресток. О нет. Действительно, ни за что.Микроавтобус «мерседес» стоял примерно метрах в пятидесяти от дороги направо, но я не заметил ни Жан-Марка, ни его подручных. Мы проехали по мосту и сделали резкий поворот налево, к шоссе номер 340.

– Мартин, я не собираюсь ехать в Кадис. Останови фургон, – настаивала Луиза.

– Ты поедешь, – повторил я. – Поедешь, потому что тебе нельзя здесь оставаться, а я не могу придумать, куда тебе еще ехать.

– Я хочу домой! – воскликнула она.

– Домой, куда? В Германию?

– Нет, – заголосила она, – мой дом в крепости! Там, позади нас. Вот мой дом.

– Нельзя, – крикнул я, – потому что, когда они вернутся, не просто разгромят дом, но и тебя уничтожат! – Я долго смотрел в зеркало заднего вида, и, когда убедился, что нас не преследуют, сделал глубокий вдох облегчения. – Послушай, – продолжил я спокойно, – поедем со мной в Кадис, остановимся в прекрасном отеле с ванной, душем и всем прочим. У меня двести тысяч песет и около пяти граммов кокаина. Мы займемся покупками, искупаемся в океане и вернемся через несколько дней. За это время мерзавцы-лягушатники отвалят в Париж, и ты сможешь вернуться домой. Как ты на это смотришь?

Она выпятила нижнюю губу, и который раз я увидел в ней обиженную трехлетнюю малышку.

– Хочу домой, – пробурчала она, но продолжала ехать.

Я снова посмотрел в зеркало, надеясь, что Жан-Марк не преследует нас.

Чем дальше я отъезжал от крепости, тем длиннее становилась ее угрожающая тень надо мной. Она пугала меня так же, как и Луизу. Она угнетала меня, склоняя к признанию, что я сам объят страхом. Мчась по замусоренной дороге к побережью, мы поднимали за собой ворохи старых полиэтиленовых пакетов и пожелтевшей газетной бумаги. Я старался глядеть поверх заброшенных, неухоженных садов цитрусовых деревьев на нетронутую красоту ландшафта, среди которого мы ехали, убеждал себя, что любование красотами природы принесет естественное улучшение настроения. Нет нужды говорить, что это не срабатывало. Андалузия была еще одной моей женщиной, и она лгала мне. Я приехал сюда, очарованный роскошной цыганкой, и теперь, в палящем зное иберийского утра, просыпался, томимый жаждой, рядом со сморщенной старухой с фальшивым загаром. Только сейчас Андалузия вновь напомнила мне о своем очаровании, но именно сейчас этого было недостаточно. Тренькание колокольчиков коз разносилось в знойной дымке, как звон ее сережек, и я жал на газ, чтобы избавиться от нее и добраться до настоящей прохлады Атлантического побережья.

– Пошла к дьяволу, – подумал я вслух. Мне захотелось еще кайфа.

– Пошла к дьяволу – кто? – поинтересовалась Луиза.

– Все, – пробурчал я, и она, возможно, поняла.

Луиза закурила сигарету и отогнала от лобового стекла большое облако дыма.

– Приготовь мне дорожку.

Я бросил на нее взгляд.

– Я веду этот чертов фургон. Немного неудобно делать это прямо сейчас.

– Тогда дай мне порошок.

Я вздохнул.

– Луиза, нельзя занюхивать кокаин в фургоне на полном ходу. Он может разлететься повсюду. Подожди немного, ладно?

– Почему с тобой чертовски трудно иметь дело? – Она искренне недоумевала. – Поставь фургон на обочину и приготовь дорожки нам обоим – это ты можешь сделать?

Я остановился рядом с мусорной кучей и насыпал четыре тоненьких дорожки из пустеющей упаковки.

Луиза шумно вдохнула кристаллический порошок и подождала, пока кайф не проникнет в мозг. Она впервые ощутила вкус нового приобретения.

– Bay, хорошая вещь! Очень хорошая вещь! – Она наклонилась вперед и уставилась на меня. Прямо выстрел в упор в голову. – Кто тебе достал это?

– Ты знаешь, что никто, – только и мог я ответить в спешке. Это был не самый лучший ответ. Я следил за ней, она – за мной. Я наблюдал в ее зрачках события последних дней, ту же картину она наблюдала в моих глазах. Затем я с ужасом заметил, что начинается заключительная сцена.

– Ты мерзавец! – произнесла она с некоторым восхищением. – Это кокаин французов, не правда ли? – Она приподнялась на коленях на своем сиденье и, казалось, маячила надо мной, как призрак.

Я наклонился занюхать оставшиеся дорожки, не теряя ее из виду.

– Каких французов?

Она вздернула брови в предвкушении триумфа:

– Это ты скажи мне.

Я покачал головой:

– Не знаю, что за чертовщину ты несешь, Луиза. – Я почесал ухо и согнул в локтях руки. Не стал скрещивать их, когда увидел, что она за мной наблюдает.

Луиза зашлась в злобным смехе:

– Ты такой неудачник! Погляди, какой у тебя виноватый язык. Я тебе прямо в голову заколотила гвоздь, не правда ли?

– Ты вбилагвоздь в голову, – поправил я, но она уже поняла это, и ее энтузиазм начал спадать.

– Дай мне еще, – потребовала она.

– Ты неправильно поняла… – открыл было я рот.

– Немедленно! – настаивала она.

Можно было сказать ей: «Отвяжись!» – но наши отношения не допускали этого. Я глубоко вздохнул и вытащил упаковку из кармана.

– Надеюсь, ты больше ни с кем не делился этим, – вздохнула она, когда я отсыпал еще две дорожки.

– Конечно нет, – пробормотал я.

Когда Луиза втянула порошок, ее нос покраснел, как лампочка тревоги, и завибрировал, она откинулась на спинку сиденья, позволив алкалоидам влиять на ее мыслительный процесс.

– Ты намерен рассказать мне правду, намерен?

С ослабленным от наркотиков зрением я попытался различить вдали дорожный знак, затем скосил глаза на Луизу. Она ожидала ответа. Дым от сигареты «Мальборо» голубел между ее бледными губами, ее безжизненные каштановые волосы ниспадали прямыми прядями у загорелого лица. Сейчас ей было двадцать шесть лет, и она слишком часто забавлялась в последнее десятилетие. Это отразилось на ее лице, карих глазах с длинными ресницами, на ее руках. Хотя она еще сохраняла стройность и фигурой почти тянула на манекенщицу, ее фармацевтическая диета заострила черты ее лица до такой степени, что можно было порезаться, столкнувшись с ней.

– Разумеется, я собирался сообщить тебе, – сказал я, преодолев себя и вздрогнув от того, что крохотная часть моего мозга, не затронутая наркотой, возмутилась и пронзительно завизжала: «Идиот!»

Луиза улыбалась улыбкой кобры. Я ухмылялся в ответ, как крыса.

– Сообщить что? – спросила она.

Я был раздавлен.

К тому времени, когда мы оказались на полпути к Кадису, неустанный перекрестный допрос дал ей больше, чем мне хотелось сказать, и меньше, чем ей хотелось услышать. Она узнала, что Иван оставил мне кило кокаина и что он был спрятан в надежном месте. Узнала, что я оставил кокаин в тайнике, потому что не хотел рисковать, направляясь в город, в котором был только раз, с таким опасным грузом. Узнала, что у нас на двоих имелось пять граммов, причем два грамма были выделены в резерв в качестве образца для приманки покупателя. Она не знала, где хранился запас и почему я решил продать кило порошка целиком. Она не понимала также, почему я такой идиот.

– Кило? – недоверчиво покачала она головой. – Сколько это стоит?

– В фунтах стерлингов?

– В чем бы то ни было.

– Такого качества порошок стоит около пятнадцати тысяч фунтов.

Она рассмеялась.

– Ну ты и недотепа! Не могу поверить. Ты меня удивляешь.

Я закусил губу и сосредоточился на белых разметках дороги.

– Ну а что бы ты сделала с порошком?

– Все, что угодно. Не имеет значения. Дай мне еще дозу!

Я подумал, что следует ее предупредить об опасности передозировки, но тяжелый взгляд ее глаз заставил мой язык прилипнуть к горлу. Я передал ей упаковку. После того как Луиза набила ноздри прямо из пакета, она огласила свой бизнес-план.

– Прежде всего, мы взвесим все, что имеем, затем отложим нашу долю в сторону. Думаю, процентов тридцать, скажем, триста граммов для личного пользования. Потом то, что осталось, разделим на две части в пропорции семьдесят на тридцать процентов. Первую часть ты как следует растолчешь – сделаешь из нее максимум пятнадцатипроцентную смесь, но смесь должна быть пикантной и с хорошей заморозкой – ты продашь ее туристам по десять тысяч песет за грамм. Выручишь за это около трехсот сорока тысяч марок.

У нее все хорошо сходилось. Я уже подсчитал прибыль в фунтах стерлингов – она составила сто двенадцать тысяч, Луиза считала по три марки за фунт. Однако она не учла возможностей доставки.

– Ты говоришь о двух тысячах восьмистах граммах. Это слишком большой вес для перевозки.

Она подняла глаза, словно забыла, что и я нахожусь в фургоне.

– Ты справишься.

Отбросив волосы с лица, Луиза опустила боковое стекло. Ее голова была набита шикарными квартирами и блестящими лимузинами.

– Оставшиеся сто восемьдесят граммов мы используем для развития квалифицированной покупательской базы. Ты воспользуешься низкой пропорцией смеси, и мы попытаемся получить нечто ощущаемое как более чем пятидесятипроцентный кокаин. Хочу получить около четырехсот граммов из этого и назначу цену по тринадцать-четырнадцать тысяч за грамм. Им нравится это.

Я мысленно растер щепотку ее смеси на деснах.

– Кому это нравится?

– Инородцам, – пояснила она. – Врачам, адвокатам, агентам по продаже недвижимости, журналистам – всем тем, которым хорошо живется на Коста-дель-Соль в больших коттеджах, вдали от долины. Они приобретают соответствующее качество за соответствующую цену. И платят за это больше… Хочу новый дом. И новую машину. Мне не нужна эта куча дерьма для езды. – Дрожащей рукой она прикурила сигарету «Мальборо», затягиваясь тяжело и часто, как женщина перед комнатой судебного заседания, прикидывая сильные и слабые стороны дела, возможности и угрозы.

– Ты действительно не собирался говорить мне правду, так? – подытожила она, когда мое имя всплыло в этом перечне с двух негативных сторон. – Что же ты хотел делать? Смыться, бросить меня? Оставить все себе? И что бы ты со всем этим делал? – Она не нуждалась в ответе. Она уже все поняла и промолвила: – Чертов недотепа.

Когда мы впервые повернули на запад, потом на север к порту Кадис, живописный ландшафт сменился на унылый. Прибрежные болота и электрические опоры возобладали над оливковыми рощами и скалами. Я искренне посочувствовал бюрократу, которому вменили в обязанность превращение этого побережья, подверженного туманам, в зону туризма. Это место называли Коста-де-ла-Луз – Светлый берег, – но, если вы застрянете между его дюнами и Атлантикой, увидите только восход солнца над другим континентом. Мы давно исчерпали время вещания ФРА. Поэтому я вставил в приемник кассету со сборником песен и подпевал британской певице Поли Джин Харви, пока кассета не закончилась. Луиза обхватила колени и только расспрашивала о подробностях моей истории. Что именно было завернуто в упаковку? Действительно она весила ровно кило? Кокаин содержался твердой массой или в порошке? И вопрос всех вопросов: где спрятан кокаин?

– В надежном месте, – заверил я Луизу, словно это могло ее удовлетворить. Удовлетворения не было.

– Я не спрашиваю у тебя, как он спрятан, – сказала она ледяным тоном, – я спрашиваю, где он спрятан.

– Он спрятан под камнями в долине.

– В долине? Ты дурак! – воскликнула она. – А если пойдет дождь?

Я закрыл глаза.

– Луиза, дождя не было шестнадцать месяцев, пакет завернут в полиэтилен. – Взглянул на небо, оно оставалось безоблачным.

Луиза пожелала занюхать еще. Я передал ей упаковку и наблюдал, как она черпает прямо из нее длинным маленьким ногтем. Она загрузила обе ноздри, откинув голову, чтобы втянуть кокаин и подождать, пока порошок растворится на ее слизистых оболочках.

– Пожалуй, занюхаю немного, – сказал я, когда она села, обездвиженная заморозкой.

Протянул руку к упаковке, ожидая, что она, как того требует этикет, отпустит пакет. Она не отпускала, ее хватка не ослабела даже тогда, когда стала рваться бумага. Мы оба отпустили упаковку одновременно, и остаток кокаина в четыре с лишним грамма стал падать, как летний снег, на бесплодную поверхность пола «транзита». Луиза вскрикнула, я же метнулся в кабине, подставив черпачки ладоней под падающую пыльцу. Тяжело рухнул на ее костлявые колени.

Когда пыльца осела, взглянул на Луизу. Лицом она была похожа на астронавта, которого случайно отключили от систем жизнеобеспечения и он стал беззвучно дрейфовать в космосе. Она не смела глянуть вниз.

– Тебе удалось, – спросила она шепотом, – спасти что-нибудь?

– Вряд ли, – ответил я. – Не двигайся. Ветер сильный?

Она медленно скосила глаза налево.

– Вроде все нормально.

– Ладно. Обойду кругом.

Я открыл дверцу и вышел наружу. День был подходящим для серфинга, запуска летающих змеев или просушки белья, но решительно не соответствовал задаче спасения небольшого количества порошка. Ветер, как хорошо известно, инструмент дьявола.

Я чуть выждал, прежде чем открыть дверцу со стороны Луизы. Когда же ее открыл, порыв ветра ворвался в кабину, как комедийный чих, и развеял все мои надежды. Я глубоко вздохнул и уставился на Луизу.

– Именно поэтому, – проворчал я, – существует этикет.