Текст книги "Самодива (ЛП)"

Автор книги: Красси Зуркова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Чистилище

В ПОСЛЕДУЮЩИЕ ЧАСЫ мы с Джейком не разговаривали. Он захлопнул дверь своей комнаты, в то время как я ушла в другую – напротив. Комнату, которая практически стала моей. Затем все погрузилось в тишину, такую оглушающую, какой я еще не была свидетелем. И в этой тишине каждый из нас ждал Риза.

Он не вернулся домой – ни позже тем вечером, ни на следующий день. Джейк тоже не выходил из комнаты. И когда ярко–красное Рождественское солнце излило свое безразличие и исчезло за безжизненными деревьями, я накинула свое пальто и пошла прогуляться.

В конечном итоге он объявиться. Он обязан был появиться.

“Забавно, как Принстону удается держать меня на коротком поводке. Сначала брат, теперь ты”, – сказал он однажды в шутку. Но ни его брат, ни я не держали его на этом поводке. Нечто предопределенное и непреодолимое лишило его свободы в этом кампусе, так что даже если он решит не возвращаться к себе домой, я знала где его найти. Точно на следующее полнолуние. Через месяц за вычетом одного дня.

Остальное было менее понятно. Что мне ему сказать? Захочет ли он вообще слушать? Я была готова все объяснить, извиниться, убедить, умолять, унижаться. Иногда в жизни, если ты не осторожен, некоторые вещи могут быть неисправимо уничтожены. Как те Андалузские цыгане – чья кровь, как я подозревала, заполнила его вены талантом, и сумасшествием, и всем остальным, на что была обречена Изабель – ему вероятно сложно найти в себе силы на прощение.

Такой мужчина мог влюбиться в тебя, почитать и положить свою жизнь и будущее у твоих ног. Но как только ты заставишь его ревновать, ставки сделаны.

Я вздрогнула. Как только зашло солнце, температура стремительно пошла на спад. А теперь, ко всему прочему, поднялся ветер, дома по обеим сторонам улицы закончились. Так далеко по Мерсер Стрит, вдали от мягкого света рождественских фонариков, простиралась земля, более известна как Пристонское поле сражений, распростертое под разбросанными елями и бесцветным небом.

Самое время развернуться и пойти назад, промелькнула мысль в голове. Но на другой стороне поля, я заметила изолированный фасад Греческого храма. Ну или что-то очень похожее: четыре ионических колонны, стремящиеся своими элегантными формами ввысь; каждая из них венчалась некой спиралью, на вид похожую на принесенного в жертву овна, рога которого после смерти поместили на самую высокую точку, чтобы восхвалять молитвы богам.

Оказалось, что это памятник. Эта священная земля, прочитала я на именной дощечке. НА этих полях в раннем свете 3 января 1777, Вашингтонская Континентальная Армия победила Британские Регулярные войска впервые за долгую борьбу за американскую независимость. Ниже также было написано: В этом храме покоятся те, кто погиб во время этого поединка: и американцы и британцы. Историческая галерея, на которой вы стоите, была отреставрирована, чтобы обозначить вход к могиле этих неизвестных солдат, падших во время Революции.

Священная земля. Мне нравилось, как это звучит. Мне также было по душе идея, что враги похоронены в одной могиле, наконец обретая покой. В смерти все равны. Вражда больше не имеет значения. Также как и время. Под этой колоннадой античность, казалось, скрывалась за углом. Война за независимость – на расстоянии взмаха век. И каким-то образом, возможность того, что даемон из древнегреческой легенды смог полюбить девушку, которая была (или вероятнее всего, не была) ведьмой из болгарских легенд, стала правдоподобной.

Вот только в болгарских легендах не бывает счастливых концов. Определенно не в нашей, о Самодиве, в которой Вилья выходит замуж за своего пастуха, а затем смертельно заболевает. Тоскует по своему лесу. По своей свободе. За пропитанными лунной ночами на полях, вдали от человеческих глаз. Только одно может её спасти: снова стать диким существом в ночи. Но это значило, что её пастух больше никогда не увидит её. Означало, что он должен закрыть своё сердце от всего мира.

Одним тихим вечером, когда звезды усыпали ослепленное небо, он взял её за руку и сказал: «Время пришло, моя любовь.» И он повёл её – через ущелья и глухие холмы и секретные горные тропинки – к озеру, воды которого впервые свели их вместе. Там, в безопасности, спрятавшись за дубовыми корням, лежало её в платье, сотканное лунным светом...

Я бежала всю дорогу назад – словно обезумевшая, не способная нормально дышать, думая, что я, наверно, смогу избежать судьбы. Джейк был в гостиной, погруженный в одно из кресел, взгляд опущен в пол.

Я остановилась в нескольких шагах от него.

– Какие-то новости?

Вместо ответа я услышала, как открылась и закрылась входная дверь. Без шума. Нормальный щелчок, как-то просто кто-то вернулся домой, как обычно.

Я поспешила в прихожую, говоря Ризу, что я его люблю и что мы все можем исправить, все ошибки, все недопонимания между братьями, но он даже не посмотрел на меня. Держась на безопасном расстоянии, он пошёл в гостиную, направляясь прямо к своему брату.

– Вы двое отправляетесь в Болгарию. Я поменял своё имя в билете на твоё.– Тяжелый конверт упал на стол.– Самолёт утром.

– Риз, она любит тебя, а не меня.

– Я посмотрю, возможно ли вас двоих перевести в Гарвард. Зимнее классы начинаются через четыре недели. К тому времени Ферри позаботиться о переезде. О всех её вещах и твоих.

– О чем ты говоришь?

– Принстон может принять письменные работы вместо финальных экзаменов. Так что достаточно только отправить e–mail, нужды приезжать не будет.

– Ты знаешь, что я готов на все ради тебя, но не таким путём, – голос Джейка начал повышаться.

– А ты это делаешь не для меня, а для Теи. И если ты разобьешь ей сердце – считай ты мне больше не брат. Я убью тебя собственными руками.

Он подошёл к одному из фортепиано, сел и улыбнулся Джейку.

– Последняя баталия? – Он начал играть вариацию мелодии Листа, после, постучав по дереву, добавил: – Твоя очередь.

Ответа не последовало.

– Да ладно тебе, Джейк, не надо поддаваться. Это всего несколько нот.

Джейк сел на другой край скамейки и начал играть машинально, будто бы он делал это во сне.

– Это постыдно! Попробуй ещё раз – Ноты другого произведения Листа раздались в воздухе, слегка быстрее.

Джейк повторил, и при этом проявились первые признаки энергии.

– Намного лучше! Как на счёт этой?

Они продолжали играть, гоняя друг друга по клавишам, как делали бесчисленное количество раз до того, как я появилась в их жизнях. С каждым ходом, силы понемногу возвращались к Джейку. Это наверное был тем, к чему стремился Риз – музыка была всего лишь подготовкой, способом заставить своего брата встряхнуться, откинув весь страх и вину, начать своё будущее со мной. То будущее, которое Риз хотел для себя самого.

Затем он посмотрел на часы. Его руки с такой силой сжали колени, что кожа на костяшках пальцев побелела. Его глаза устремились на меня, давая понять, что он ещё не закончил играть. Что эти последние звуки были предназначены для меня.

Проскользнул аккорд. Осторожный. За ним последовали еще два, ближе друг к другу и ниже к клавишам. Затем ещё два, ещё ниже. А затем финальный аккорд – быстрее, чем предыдущие, поспешный вопросительный знак. Моё сердце замерло, как только я узнала эту мелодию: неистовый ноктюрн в до–диез миноре, который Шопен отказывался публиковать при жизни. Еще шесть аккордов, на этот раз пронизаны опасностью – уже не вопрос, а угроза.

Дальше тишина. Та же тишина, которая по нотам должна длиться не более секунды, стала безжалостной в его руках – мучительной и бесконечной; тишина, в чьем плену было невозможно дышать, в которой время просто исчезло, и осталось лишь ужасающее ожидание музыки, которая вот вот должна была раздаться. И она раздалась. Музыка настолько неумолимая, что я даже представить таковой ее не могла. Музыка абсолютной и отчаянной боли.

Все началось с одной ноты: высокой, обезоруживающе хрупкой. Правая рука закрутила ее в кристальной красоте, подняла ее, после опустила, затем повторила то же самое только чтобы достичь невероятной высоты, еще большей, чем прежде, а после скатить вниз каскадом ключей, словно быстродействующий яд осушил все ее силы.

Только его руки двигались, пока он играл. И все же я ощущала напряжение по всему его телу, сотни мышц желали, чтобы пальцы донесли эту невероятную музыку с такой точностью, которую я и представить не могла возможной. Я хотела, чтобы он остановился на полпути, до начала самой приторной части, которую он терпеть не мог, но он продолжал играть, все гармонии, которые он называл "сахарными" сейчас разворачивались с оглушающей простотой, пока ритме не перетек в краткие строки и не обрушилась на клавиши, подгоняя высокие октавы к деликатной конечной ноте – тёплой и беглой, как благословение.

Затем опять тишина. Невозможно дышать. Я представила, что он повернется ко мне, улыбнется и позволит подойти к себе. Но он сидел там без малейшего телодвижения, с закрытыми глазами, чьи веки едва заметно двигались, пока по его щеке не скатилась единственная слеза. Первая, которую я увидела. Джейк сидел напротив него, склонившись сломленной массой.

Музыка продолжилась – чрезмерно простая, настолько завершенная, какой музыка никогда не была. И безутешная. Безнадежная.

Я много раз задумывалась, покинет ли меня когда-то Риз. Теперь я знала: это было его прощанием. Эта музыка, которая четко дала понять, что жизнь без него похожа на смерть. Музыка, с которой разбивалось его сердце, давая при этом шанс его брату починить моё.

Я хотела, чтобы ноктюрн подошёл к концу, чтобы я могла ему сказать, что жизнь не обязательно должна соответствовать легендам в этот раз. Что, хотя бы раз, нужно принять решение самим на счёт нашего будущего, вместо того, чтобы это делал кто-то другой или надеяться на случай или, что еще хуже, на судьбу. Но он остановился играть задолго до окончательных нот. Его дрожащие руки задержались на дереве всего на секунду, затем он спрыгнул со стула, как раненый зверь и выбежал из комнаты.

Словно бегство могло что-то решить. Я любила его. Больше жизни. Даже страх смерти был не настолько сильный и устрашающий для меня. А это означало, что нет ничего невозможного. Однажды я его верну, осталось придумать каким образом.

ТЫ НИКОГДА НЕ ДОЛЖНА открывать дверь, в которую, возможно, ты не захочешь входить.

И все же Сайлен не мог представить, что вскоре, когда все остальные двери в мире захлопнутся наглухо, это же предупреждение вернет меня обратно в Магистерский колледж в поисках его.

Или он знал?

Дверь с виноградным листком была заперта, и я принялась ждать – ждать знакомый голос, его мудрые советы, в которых я сейчас так нуждалась больше, чем когда-то. Но в коридоре стояла тишина, когда я направилась обратно мимо знака уборной и выключателя. .

Тьма не захватывает нас по своей прихоти, она жаждет быть приглашенной.

Я отключила все выключатели, все до последнего. И темнота, наконец приглашенная, стала полноценной.

ШАГ В СОВЕРШЕННО ТЕМНОМ коридоре.

Затем другой.

Я входила в бездну ночи так много раз, но так – никогда прежде. Вцепившись в стены. В подвале. Одна. Напуганная.

Внезапно, я увидела свет. Серебряный свет, усиливающийся по мере моего приближения, пока я не осознала, что мои пальцы ощутили моментом ранее – дверную ручку в форме полумесяца.

В этот раз дверь открылась, и я оказалась в туннеле, вырытом прямо в земле, освещенном десятками свечей внутри трещин в стенах. На другом конце была пещера, которой я никогда прежде не видела. Причудливая резьба кружила в беспорядочном красном и коричневых цветах, вознося свой свет через воздух к потолку, чьи плечи согнулись под весом возвышающегося над ним мира. Вдали, пойманное в сюрреалистичной игре в симметрию, озеро отражало все вокруг. А посередине, поглощенный своей собственной пугающей красотой, самые удивительные деревья отбрасывали свое отражение – зелёная листва справа, голые ветви слева, под которыми сидел в одиночестве сатир, ожидая.

Я последовала к нему по каменной тропинке через воду.

– Что это все, Сайлен?

– Это начало Чистилища.

– Но Чистилища не существует. Это всего лишь легенда.

– Люди называют легендой все, что вызывает у них наибольший страх. И все же, это не перестаёт существовать.

– То есть вы хотите сказать, что это место где мертвые...что вход в Чистилище находится здесь, в подвале Принстона?

– Для каждого мира есть свое Чистилище. – Его рука взмахнула вверх к тому, что находилось над нами. – У всех этих зданий есть подвал, который простирается глубже, чем ты думаешь. Даже у твоего разума, – его указательный палец коснулся моего виска, – есть собственные катакомбы, секретные ходы, которые ты можешь лишь мельком увидеть раз за всю свою жизнь. И твое сердце тоже; у него чистилище одной из красивейших. Ты заметила, что для всего что ты желаешь или любишь, что-то внутри всегда начинает желать или любить противоположное?

– Да. Именно так я и потеряла их обоих.

– Потеряла?– Он одарил меня одним из своих загадочных взглядов.– Сегодня судьба дала тебе выбор.

– Между мужчиной и призраком?

– Нет, между памятью и забвением. Все что требуется – это глоток.

– Глоток чего?

– Этого. – Он указал мне на воду. Каменная дорожка разделяла ее на две части с деревом точно посередине, – Озеро Памяти и Озеро Забвения. Выбор данный каждой душе, которая входит в Гадес.

– На землю мертвых? Но я ещё не мертва.

– Тебе и не нужно быть. Туннель, который тебя сюда привёл, это Некромантеон, древнегреческий оракул смерти. Он позволяет воссоединение с умершими, короткие встречи с нашими любимыми. Для этого многие бросают вызов Чистилищу. Сам Дионис спускался в эти лабиринты, чтобы вернуть свою мать, Семелу.

– Но Дионис бог.

– Небогам тоже это удавалось. Геркулес, Одиссей…. и конечно же, Орфей. – Он достал золотой футляр из своего кармана. Размером с квадратный дюйм, со кружевом из слов, которые, по моим догадкам, были на греческом.– Это одна из дощечек Орфея, та самая, с которой все началось. Дионисийские мистики были похоронены с ними за путешествие в Чистилище, а эта принадлежала Орфею лично. Я дал ее ему, когда он решил отправиться в Гадес.

Тонкий орнамент выглядел таким хрупким, что я даже боялась прикоснуться к нему.

– О чем гласят эти слова?

– Эти слова из одной песни. Инструкции после жизни.

Он рассказал текст по памяти на английском:

По левую сторону дома Гадеса найдёшь ты неиссякаемый источник.

И возле него будет возвышаться кипарис.

Близко к источнику не подходи.

Неподалеку от него найдешь ты Озеро Воспоминаний.

Струящуюся вдаль прохладную воду и хранителя пред ней.

Произнеси: "Я дитя Земли и Звездных небес.

Я пришла, истощенная от жажды. Я погибаю”.

И позволят тебе напиться священной воды.

– Это значит, что ты Хранитель?

– Я? – Он засмеялся, возвращая дощечку обратно в свой карман. – Нет, Озеро Воспоминаний охраняет фиговое дерево. Священное дерево Диониса.

Опять фиговое дерево. Всегда оно. Ни одно другое дерево не может выжить на пустых холмах над Черным морем. Но фиговое дерево может. И именно под ним танцевала моя сестра, под луной, в одиночестве.

– Почему на одной половине нет листьев?

– Потому что остальная часть – это белый кипарис.

– Два дерева срослись в одно?

– У нас только одно сердце. Воспоминания и Забвение возникают из него. – Он указал налево, где голые ветки, белые как кости, опускались вниз к воде. – Кипарис означает свободу. Всего лишь глоток из этого озера, и ты сможешь забыть обо всем, что доныне тревожило тебя. Даже любовь. Твой разум сотрёт все темные воспоминания также, как кора этого кипариса вырастает безупречно чистой.

Я представила себе забвение. Тишину. Безопасность. Землю без пульса под защитным слоем снега зимой. И я смогу вернуться к своей прежней жизни невредимой. Окончить учебу с заслугами. Покорить мир музыки. Даже встречаться с кем-то милым и не сложным, как Бэн, например.

– А другое озеро?

– Озеро Воспоминаний запечатлеет все, что есть в твоём разуме и сердце навсегда. Так что будь осторожна со своим выбором. Однажды приняв решение, не сможешь повернуть его вспять.

Я выбрала довольно быстро – не было ничего такого в моем разуме или на сердце, чего бы я не хотела запечатлеть. Но его голос остановил меня.

– Ещё не время. Есть ещё кое–что из прошлого, что я должен раскрыть тебе.

Он повернул свой взгляд в сторону пещер, и я заметила её. Белая фигура, сидящая среди камней, склонившись над книгой, не потревоженная нашим присутствием. Она подняла своё лицо. Помахала, подпрыгнула и на цыпочках пошла вдоль воды.

Эфирная. Нет лучше слова. Даже на расстоянии её походка ошеломляла своей мечтательной легкостью, беззаботностью, словно шаги ребенка, напевающего какую-то мелодию. Когда она подошла ближе, я смогла разглядеть книгу, Цыганские баллады Лорки – та самая книга, в которой она оставила своё послание Ризу.

"Кто еще бы полюбил тебя так, как я

если ты изменила мое сердце?"

Её глаза пронеслись своей незабываемой голубизной сквозь меня, не замечая ничего более воздуха, после чего она двинулась в сторону Озера Воспоминаний. Она дотронулась до воды. Поднесла руку к губам. Выпила и струсила остатки капель, несколько из которых попали на все еще открытую книгу. Затем она улыбнулась Сайлену загадочной улыбкой –улыбкой, которая отказывалась покидать комнату, даже когда ее самой там уже не было – и быстро кивнул ему, она проговорила что-то одними только губами, и скрылась в туннеле.

– Что она тебе сказала?

Он заколебался, и это меня ужаснуло больше, чем какие-то озера или чистилища.

– Сайлен, что она сказала?

– До встречи сегодня вечером.

Это был простой ответ, и я вначале не уловила никакой угрозы в нем. Эльза знала его, когда училась здесь. И что? Она пришла в пещеру, также как и я?

Прочитала книгу с поэмами. Сделала глоток воды, затем ушла обратно в ни о чем не подозревающий мир. Я бы тоже так поступила, если бы моментом ранее он не остановил меня.

Есть кое–что ещё.

Я, возможно, никогда не сопоставила бы воедино эту тщательную паутину логики – весь круговорот событий, который развязался сам по себе, когда моя сестра приняла решение – если бы другая строчка из той же поэмы не пришла мне в голову. Что-то про луну. О том, каково это ошибиться и начать все заново. Число за числом по кругу, как-то стрелка часов все время сбивалась, пока, наконец, не наступает полночь, позволяя некоему ритуалу начаться.

– Книга, которую читала моя сестра... там есть поэма о Бахусе. О том, как луна все продолжала отсчитывать под фиговым деревом. Лорка описывала ритуал, не так ли? Это то, чем Эльза была занята в ту ночь?

– Да.

– И она пришла вначале сюда, прежде чем отправиться на поиски Риза?

– Да.

– Как она вообще знала? В смысле… зачем она читала о ритуале смерти и затем говорила, что вы встретитесь позже, если несчастный случай ещё не произошёл?

– Потому что это был не несчастный случай.

Он дал мне ответ недели назад, когда я даже не понимала,что именно слышала: "У нас было очень мало времени… я помог ей пройти через это..." Я должна была понять это еще тогда. Риз умер в полнолуние. И в точности перед полуночью.

– Вы хотите сказать, что моя сестра… что вы двое убили Риза?

– Это был единственный способ для неё, чтобы удержать его. Он решил переехать в Ирландию со своим младшим братом. И поскольку его родители были мертвы, ничто не могло встать у него на пути.

– Ничего, кроме Эльзы. Благодаря вам!

Он посмотрел вниз, сгорбившись, как потолок пещеры – грустное подобие человека, у которого была масса времени для искупления своих деяний, но который наверняка знал, или хотя бы подозревал, что даже вечности будет недостаточно для него, чтобы сделать это.

– Как ты мог пойти на такое, Сайлен?

– Понятия добра и зла со временем меняются. Поверь, я пытался смириться с этим с тех самых пор.

– Смириться с чем именно? Ты позволил ей убить его, а затем превратить в её раба.

– Нет ничего необратимого, Тейя, я могу помочь любви найти его.

– Значит вот зачем я нужна? Неплохая логика: сестра той, которая убила его, теперь станет для него утешительным призом. Ты открывал передо мною двери, посылал к часовне, высказывал таинственные мудрые советы. Но кого на самом деле ты пытаешься утешить? Риза или себя?

– Ты его истинная любовь. Я уже видел это. Разве что, я опять ошибаюсь.

– Когда до этого ты ошибался?

Его глаза проследили за воспоминанием вдоль берега, как-то он ожидал увидеть белую фигуру вновь.

– Она боялась, что он ускользает от неё, что её гипнотическая красота не могла его больше удерживать. Поэтому она спросила меня о будущем. Что, может, если им двоим будет дана вечность, сможет ли он однажды полюбить ее так же, как она любила его. Ну или любить в целом. Это был вопрос, который сам за себя отвечал, потому что время, даже вечность, не в силах удержать то, что никогда не было нашим. Но ей нужно было знать. И быть абсолютно уверенной.

– Что ты ей сказал?

– Только то, что я видел. Что его будущее было наполнено экстраординарной вещью: длительное забвение, темнота, и вдруг среди всего этого – любовь. Любовь сильнее, чем её собственная. Её любовь хотела и требовала всего, ее безумие уничтожало все преграды на своем пути, даже когда этой преградой стало его сердце. Его же любовь была иной. Она простиралась, словно океанская волна – стремительно накрывая тебя своим течением и глубиной, но готовой пожертвовать собой, превратится в пену и раствориться в пустоте, просто чтобы в безопасности доставить тебя на берег.

Вот только я не видела ничего безопасного на берегу, который стоил мне Риза.

– С чего вы взяли, что его любовь будет ко мне?

– Я не предполагал. Когда он попросила меня заглянуть в его будущее, я увидел там девушку со знакомыми мне чертами.

И таким образом он солгал Эльзе, не зная того, обещая ей, что однажды Риз полюбит её.

– Ты был влюблён в неё?

– Это была не любовь. Возможно похоть, вероятнее всего. Твоя сестра могла быть очень… убедительной. Я был единственной дорогой к ритуалам, так что она быстро поняла, что не в природе сатира отказывать красивой девушке.

Я читала о природе сатиров. И видела тоже, на многих недвусмысленных вазах. Они одержимы нимфами: преследуют их, занимаются с ними сексом. Некоторые изображения даже представляли сатиров с эрекцией. Не мудрено, что Сайлен все время называл меня нимфой.

– Пожалуйста, Тея, не бойся, эта моя слабость, уверяю тебя, осталась в прошлом. К тебе я испытываю только искреннее восхищение.

– Я очень на это надеюсь. Сводить Риза с девушкой, которую тайно желаешь, было бы странным способом исправить ошибки прошлого.

Его глаза расширились от моего тона, напоминая мне о том, кем он был. Но я больше не боялась его. Несмотря на его легендарную мудрость, он все же был глупцом, которым манипулировала девушка, сподвигнувшая его на убийство.

– Как именно Эльза устроила это? Была ли она также хороша в убийстве, как в соблазнении?

– Единственное, в чем твоя сестра не была хороша – так это в поражении. Она излила мне свое сердце – его темноту, неистовую темноту девушки, которая вот–вот могла потерять свою любовь. Я предупреждал её держать его подальше от ритуалов, но она надеялась, что это заинтригует его и зажжет искру, которая уже давно погасла в его сердце. И на мгновение как-то сработало. Но затем он начал отдаляться ещё быстрее. Поэтому она начала меня умолять устроить брачный союз, hieros gamos.

– То кольцо, которая она надела на его палец?

– Нет, кольцо было ее идеей. Всего лишь сентиментальный человеческий жест. Сам ритуал начался ранее, на юге лесов на границе с гольф площадкой. Я не думал, что он дойдёт до конца, но она все же смогла его убедить каким-то образом.

Я вспомнила, что Риз упоминал о фиктивном браке. "Убедила" попросту означало, что она его напоила и сказала будто это все игра, после которой не будет последствий.

– Финальный обряд должен был свершиться в Декабре, при полной луне. Это должен был быть её великий триумф, её серебряная лунная свадьба. Но он мог поменять своё решение в последнюю минуту, что он собственно и сделал, что требовало запасного плана. Она спрятала ключи от его машины, чтобы ему пришлось взять мотоцикл и отдать шлем ей. Затем пешеход случайно пересек дорогу на Колледж Роуд в самый неподходящий момент. По сей день Риз думает, что убил человека. Когда тело так и не нашли, он обвинил дворецкого в том, что тот прикрыл его. Потратил недели на поиски объявлений о пропавшем без вести человека, уверенный, что он мог помочь семье погибшего. В какой-то момент он даже хотел сдаться с повинной.

– Неужели Ферри действительно все замёл?

– Нет.

– Тогда что случилось с телом?

– Никогда не было никакого тела. Пешеход, которого сбили был… не способен умереть.

– Ты? – Конечно же, это был он. – Зачем нужно было все это подстраивать? Простого глотка яда было бы недостаточно?

– Потому что это должен был быть либо несчастный случай, либо естественная смерть. Ритуалы не срабатывают с убийствами.

– Почему нет? Это жизнь за жизнь, не так ли?

– В сущности, да. Но ты не можешь забрать жизнь, а затем предлагать свою взамен богам. Поэтому ей нужно было, чтобы кто-то другой запустил механизм.

И что же это был за механизм! Он никогда не прекратит свое вращение, приводя Риза к ней месяц за месяцем, каждое полнолуние.

– Все равно, планирование несчастного случая с намеренным убийством кого-то… – Я вынудила себя посмотреть ему в глаза. – Для меня это все равно, что классическое дело об убийстве.

– Не совсем. У неё был криминальный умысел, mens rea²². Но сам акт вины – actus reus²³, как таковое – было моих рук дело. Убийство требует обоих факторов. .

– Ты имеешь в виду, что даже древние следили за технической стороной?

Его щеки покраснели – ещё один приступ ярости, который ему пришлось подавить – скорее всего, потому что он знал, что я была права.– Дело в том Тея, что несчастный случай мог обернуться и ее смертью. Тогда не осталось бы жизни, которую можно было бы преподнести на ритуал. Ни менады, ни даемона. Только вылетевший с дороги мотоцикл. Я не знаю тех, кто решился бы на такой риск.

– Это был не риск, если ты уже раскрыл для нее будущее.

– Будущее всегда риск. Всегда есть шанс, однако малый, что что-то собьет курс событий. .

– Почему тогда ты просто не дождался, пока Риз будет возвращаться из Фобрса?

– Потому что тогда на нем был бы шлем. И в этом случае вероятность заметно уменьшилась бы.

Вероятность его успешного убийства...

Я не знала, что ещё сказать. Я пришла за советом, но больше не желала их от него

– Ты предполагал, что лучшим способом искупить ущерб, хотя бы частично, это рассказать Ризу правду.

– Множество раз. – Он посмотрел на озера, как-то пытался отыскать там ключ к неуловимому прощению. – Но уменьшится ли на самом деле от этого вред или только все ухудшиться? Узнав правду, он отказался бы подходить к ней.

– И что с того? Он сам вправе решать.

– Здесь нечего решать. Она бы убила его, будь в этом уверена.

Он был прав. Эльза уже убила Риза однажды. Зачем сомневаться во второй раз?

– Время приближается. – Он указал на озёра. – Тебе предстоит сделать выбор.

Все время я предполагала, что мой выбор был между Ризом и Джейком, хотя по факту оба были в одной чаше весов. Любить их вечно, или хотя бы до конца моих дней, с мире призраков, где все вокруг бескомпромиссно, напряженно и возвышенно. Мы с Ризом никогда не сможем покинем кампус Принстона. Я буду делить его тело с Эльзой. Он будет делить моё сердце с Джейком. И когда двое из нас покинут этот мир, другие двое смогут продолжить свой нескончаемый ритуал.

Альтернативой было забыть. Выбрать нормальное, человеческое будущее.

Но пока что, как бы сильно я не старалась, я не могла себе это представить.

– Ты выбрать сердцем, – сказал сатир, увидев, что я выпила. – Что поражает меня больше всего в этом мире – это то, что он не меняется. .

– Эльза и я сестры. Насколько разными мы можем быть?

Он не ответил, а последовал обратно в туннель, время от времени оборачиваясь, чтобы посмотреть, иду ли я за ним.

– Это и в самом деле оракул смерти? – Я коснулась холодных гранитных стен. – Это не может быть реальностью. Мы в тысячах милях вдали от Греции.

– Реальностью? Помни, оно таковое, только если ты сама захочешь. – Улыбка растянула свою двойственность на его лице. – Некромантеон сейчас является жемчужиной в туристической брошюре, но он на самом деле нечто большее, чем достопримечательность. Сама идея тропы Гадеса – дороги в Чистилище, по которой любой может пройти туда и обратно – считается мифом, любопытным изобретением древних умов. И может, так даже лучше.

Я ожидала увидеть дверь с виноградным листом. Вместо этого, лоскут небес вел нас на пустой холм с видом на океан. Или море

– Где мы?

– На границе между двух миров.

– Земли и воды?

– Нет. Прошлого и настоящего.

– Как на счёт будущего?

– Будущее здесь, – он указал на моё сердце,– ты ведь не боишься его, ведь так?

Я заколебалась, и его смех заполнил все пространство вокруг холма.

– У будущего есть больше причин бояться тебе, нежели наоборот.

Вдали перед нами волны разбивались о камни, оставляя в безопасности свои последние желания на берегу.

– Как мне вернуть его обратно, Сайлен?

– Если ты думаешь о любви, как о победе – ты проиграешь. Такова загадочная схема вселенной. Что касается как или когда – этого я тебе сказать не могу.

– Ты единственный, кто может, у тебя ведь дар пророчества.

– Ясновидение и пророчество не одно и тоже. Видеть будущее – это одно, а понимать его – другое. В последний раз, когда я пытался интерпретировать то, что видел, моя догадка оказалась ужасающе неверной.

– Тогда не интерпретируй, а просто скажи мне, что ты видишь.

Он продолжал смотреть в небо. На расстоянии солнце начинало подниматься над водой.

Ты помог моей сестре убить его, а теперь отказываешься помочь мне? Я не произнесла этого вслух, но с ним это было равносильно.

– Моя помощь не изменит исход для тебя, как и не изменила для твоей сестры. Если есть желание – найдется и способ. Разве не так говориться среди людей?

Я думала он на этом он и уйдет, как всегда загадочно. Но он добавил:

– Дело в том, что человеческая мудрость часто упускает суть. Твоя сестра, например, имела больше желания, чем кто-то мог хотя бы надеяться. И все же, ей не удалось достичь желаемого.

На этих словах он повернул меня. Я увидела знакомое здание на фоне силуэтов деревьев и холмов вдали. То же случайное размещение камней, терраса в видом на море – копия церкви в Царево, но старее.

– Мы вскоре увидимся, Тейя, Нимфа Луны и Солнца...

Он оставил дверь для меня открытой. Внутри был знакомый стол, растянутый до самого камина, откуда простор Проктер Холла тянулся до самого вестибюля.