Текст книги "Самодива (ЛП)"

Автор книги: Красси Зуркова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

– Еда подана. – Риз забрал книгу у меня из рук и поставил ее к остальным. – Ты, должно быть, умираешь с голоду.

– Кажется, тема сегодняшнего дня – смерть. Я только что прочла о...

– Я знаю, что ты читала.

– О рукописной записке?

Он пожал плечами.

– Книги проходят через многие руки. Люди имеют привычку делать заметки.

– Это больше, чем просто заметка.

– Мы коллекционируем старинные издания, Теа. А они поступают к нам со своим багажом. – Все в нем, казалось, имело свой багаж. Он продолжал уклоняться от моих вопросов даже сейчас. – Кстати, я не знал, что ты любишь поэзию.

– Не всю.

– Кто твои любимые поэты?

– Неруда, Руми, Э.Э. Каммингс.

– Ты читала моего однофамильца? Каммингс был бы рад узнать, что он популярен в Болгарии.

– Это твоя фамилия?

– Риз Каммингс? Нет, Боже упаси! Эстлин.

Я припомнила, что второе Э в Э.Э. Каммингс значило Эстлин. Коротко и поразительно, словно звук сосулек разбивающихся на ветру.

– А кто твои любимые?

– Оставим это на десерт. Теперь давай есть.

Но еда не была нам суждена в тот день. Едва мы прикоснулись в тарелкам, раздался дверной звонок.

– Кармела здесь! Пошли, она умирает, так хочет познакомиться с тобой.

Все в этой женщине источало жизнерадостность: развивающаяся ткань обрамляющая различными цветами ее выдающуюся фигуру; морщинки, источающие смех из живых черных глаз; и больше, чем что-либо – изобилующий энергией акцент, доносящий его голос в каждый уголок дома.

– ¡Hola! Как Вы, сеньор Риз?

– Очень хорошо, спасибо, Кармелита. – Он бросился ей в руки для самого долгого объятия, которого он удостаивал кого-либо у меня на глазах, затем повернулся ко мне: – Кармела очень близкий друг нашей семьи. Она родилась на Коста–Дель–Соль, но сейчас живет здесь, на острове. Следит за домом для нас, что мы очень ценим.

– Значит хватит преследовать милых студенток и приезжай сюда чаще! – Ее улыбка превратилась в широкий полумесяц, пока она осматривала меня сверху–донизу. – Ай, сеньор Риз, она так красива, ваша девушка!

Девушка?

Он ее не исправил, лишь обвил меня рукой.

– Да, это так, не правда ли? Но теперь дело за тобой, Кармелита, пусть она сегодня выглядит потрясающей испанкой для меня.

– Claro, из нее получится идеальная bruja ¹¹

– А это, – вздрогнул Риз, словно он совершил грех, ведомый только им двоим, – именно то, чего я не хочу.

– Из меня получится идеальный кто?

– Идеальная ты. – Он поцеловал меня в щеку. – Иди, готовься. Я вернусь в шесть.

ПРЕВРАЩЕНИЕ ИЗ «ТАКОЙ КРАСИВОЙ» в «потрясающую испанку» стало испытанием. Оно включало в себя не только соответствующие и необходимые внешние изменения, но и удовлетворение любопытства Кармелы.

– Как тебя зовут, niña ¹²?

– Теа.

– ¡Muy bonito! ¹³ Теа... как бриз над Средиземным морем.

Она наполнила ванную и поднесла мило к носу для быстрого вдоха, прежде чем протянула его мне.

– Настоящее кастильское мыло из оливкового масла – зеленого золота Андалузии. Когда закончишь, твоя кожа будет источать запах оливы.

– Откуда у Риза здесь настоящее испанское мыло?

– Потому что хотя бы иногда он слушает, что я ему говорю! – Видимо, совет Ризу по поводу мыла вызывал у нее искреннюю гордость. – Я была их управляющей многие годы; он знает, что может полностью доверять мне... А теперь поспеши, лезь в ванну! Я пойду налью бокальчик вина и потом сможем приступить к твоему макияжу.

Должно быть, "бокальчик" подразумевало несколько доливаний, так как она вернулась с полупустой бутылкой.

– Так расскажи, как вы встретились с сеньором Ризом?

– На учебе.

– Встретились на учебе и влюбились? – Она наблюдала, как я скручивала волосы, чтобы выжать из них воду. – Не стесняйся, можешь рассказать Кармеле все. Это была любовь с первого взгляда, правда?

– По крайней мере для меня. – Технически, для меня это не было правдой. Если только "первый взгляд" не включал Джейка.

– Только для тебя? Ах, pero, niña ¹⁴, у него ведь на лице все написано! Мальчик наконец влюбился. Много времени прошло с... – Она усадила меня перед банным зеркалом и встала позади меня с расческой в руках, сомневаясь.

– Много времени с чего, Кармела?

– С того, как я давала своему рту отдых! – Расческа наконец отважилась пройтись по моим волосам. – Старики, мы живем прошлым; оно заглушает звуки приближающейся смерти. Но давно забытые вещи не должны волновать такую молодую девушку, как тебя.

Я слышала эти слова ранее – от родителей, от Джилс, от каждого, кто жил прошлым, но не хотел, чтобы я им интересовалась. И все же, если эти "давно забытые вещи" были настолько безвредны, почему меня все время от них оберегали?

– Давно вы его знаете?

– Кого, сеньора Риза? – Она свела руки, практически соприкасаясь ладонями. – С тех пор как он был вот такой вот маленький! Я была его niñera. Как вы это называете... нянькой.

– Так вы знаете и его родителей?

– Конечно.

– Какие они?

На мгновение она выглядела удивленной, словно мой вопрос был уловкой.

– В смысле, он похож на них?

– Мы всегда те, niña, от кого мы происходим. И этот мальчик был рожден от любви, которую я никогда не видела в этом мире. – Она налила себе еще один бокал вина, притянула стул и села рядом со мной. – Его отец, Арчер, был дьяволом. Старая благородная кровь, богат, словно король. И красив. Ай, Dios mío ¹⁵, каким же красавцем он был! Женщины падали перед ним на колени, а он над ними смеялся. Лишь она вещь для него существовала: машины.

– Он коллекционировал их?

– Нет, он был гонщиком. Эти гонки были его единственной любовью, и он выиграл все из них.

Это объясняло, почему Риз был так уверен за рулем, даже на высокой скорости.

– Потом он встретил мою Изабель. Сошел с ума. ¡Abso–luta–mente loco! ¹⁶. Преследовал ее по всему миру. В каждой столице, на каждом концерте.

– На каких концертах? – Я уже начала догадываться. – Фортепиано?

– Фортепиано подчинялось ей, как машины – ему. После свадьбы она продолжала играть, но он не участвовал больше ни в одной гонке.

– Почему нет?

– Лишился этой страсти. “На треке нужно быть готовым отправиться в ад”, говорил он, “но как я могу держать туда дорогу, когда побывал в раю?” Ее это смешило. Она молила его посадить ее в одну из тех машин, хотя бы раз, чтобы она могла почувствовать, будто они летели. Но он не желал даже слышать этого, так боялся потерять ее. Словно, в этой жизни, можно было обмануть судьбу...

– Почему, что случилось?

Ее глаза исчезли в отражении зеркала: внезапный ветерок сорвал две последние оливки с дерева, оставляя его бесплодным.

– Что судьба сделала с ними, Кармела?

– Однажды Изабель перестала спать.

– Просто перестала? – Звучало так просто, словно перестать носить одежду определенного цвета. – Как человек может перестать спать?

– Так же, как и перестать смеяться, надеяться, мечтать. Такое просто происходит. И меняет все.

Но это не просто произошло, это происходило поколениями. Я слушала в смятении, пока ее рассказ возвращался на века назад к мужчине, который в Венеции восемнадцатого века перестал спать и, спустя несколько месяцев, умер. После него летописцы стали вести список смертей в той семье от эпилепсий, менингитов, шизофрении, слабоумия. Когда, по сути, это было нечто намного худшее.

– Сначала она была просто вымотана. Потом началась агония. Боли, каждая часть ее тела болела. И видения. Словно она видела ночные кошмары наяву.

– А снотворное?

– Бесполезно. Ее дядя умер точно так же, незадолго после рождения малыша Джейка. Доктора сказали, что при вскрытии, часть его мозга выглядела так... – Она указала на спонжик для румян в косметичке. – Часть, которая заставляет тебя спать. Тогда они и начали говорить о проклятом гене, болезни, передающейся в семье.

Ее руки начали дрожать, и она зажала их между колен, удерживая.

– Все врачи говорили ей одно и то же: как только это начинается, вы вскоре умираете. Тело закрывается, вы не можете говорить, но мозг знает – до самого конца. Она была смелой, моя Изабель. Все просила маленького Джейка играть на фортепиано, ей вечно было мало. «Я так сильно люблю наших мальчиков, Мели–Мели», так она меня звала. “Если музыка может достичь той стороны облаков, я смогу слышать их оттуда, не так ли? Не так ли, Мели?”

– Последний врач, к которому они ездили, был в Сан–Франциско. Там, дорога извивается как змея вниз к берегу, высоко над океанскими скалами. Арчер положил свою жену в одну из своих гоночных машин. И они полетели, как она всегда хотела – напрямую к облакам...

Хотела бы я сказать что-то. Хоть что-то, чтобы утешить. Но ничто не казалось правильным после того, что я услышала. В тот момент, я лишь хотела увидеть Риза. Иметь возможность коснуться его, знать, что с ним все в порядке, что он дышит.

– Давай заканчивать твои приготовления. Я почти забыла, почему я здесь! – Она вскочила со стула, грусть исчезла, ее закрыли глубоко в закромах ее сердца. – Нам понадобиться больше черного вокруг глаз. И волосы... что нам сделать с волосами?

Она скрутила их и собрала в низкий пучок. Капнула несколько капель лавандового масла мне на плечи. Взяла мой подбородок и повернула – влево, затем вправо – довольствуясь своим творением.

– ¡Qué linda! ¹⁷ Тебе нравится?

Я сказала "да", хотя сама была не уверена. Косметики было слишком много (слава Богу это был Хэллоуин), и гламурная, сексуальная цыганка, которую я ожидала увидеть в зеркале, выглядела больше как уставшая балерина под сиянием гримерных ламп.

Пока я пыталась привыкнуть к своему испанскому лицу, она попросила меня подождать в гостиной и вскоре присоединилась ко мне, неся в руках красную коробку.

– Подарок от сеньора Риза. Давай, открой!

Внутри было платье – изысканное белое шелковое платье в несколько слоев. Вдобавок к нему шла черная шаль с бахромой и изображениями цветов – красных маков.

– Это твой костюм. Платье для фламенко волшебное. Несет в себе огонь цыганской крови, Андалузийских brujas.

– Что значит bruja?

– Ведьма. Один взмах юбкой, – она взмахнула ногой, притворяясь будто ловит полы ткани в воздухе, – и ты можешь сделать с мужчиной все, что захочешь.

Я надела платье и шелк заструился до пола: одно плечо оставалось обнаженным, и ткань обрамляла тело до колена, а дальше разливалась каскадом диких кружев.

– В моей стране есть свои brujas, чья сила заключена в платье. В белом длинном платье, похожем на это.

Это была моя любимая часть в легенде о самодивах. Безумно влюбленный пастух пробирается к озеру, чтобы ближе взглянуть на Вилью. Она слышит шаги. Оборачивается. И предательская луна открывает ее взору молодого парня. Но также она открывает то, что он нашел на берегу и забрал: платье, сделанное из чистого серебра, сшитое из лунных нитей. Платье, в котором собрана вся сила Вильи.

– Claro, si ¹⁸, – Кармела слушала и кивала, словно все в этой истории оборачивалось именно так, как она ожидала. – Мужчина ворует платье и завоевывает свою bruja навсегда, да?

– Ну, всегда – это не совсем так, у наших сказок не всегда счастливый конец. Но да, он крадет платье, и они женятся на какое-то время.

– Что-то подсказывает мне, что твой мужчина украдет твое платье сегодня! – Она подмигнула мне, затем бросила взгляд на часы. – У нас как раз достаточно времени для еще одного напитка, потом я смогу оставить тебя для твоей Хэллоуинской ночи. Noche de Brujas, как мы зовем ее в Испании.

Мы вышли на патио. Она налила нам обеим вина, зажгла на столе две свечи и передала мне несколько водных свечей.

– Вот, отнеси их в бассейн.

Я опустила их одну за одной.

– Ай, niña, нет ничего лучше настоящего огня, когда нужно согреть сердце...

– Вы упоминали там Риза, что-то о том, что прошло много времени с тех пор, как его сердце согревалось.

Она молчала. Ветер коснулся бассейна, и вода покрылась рябью в паутине света.

– Кармела, мне нужно знать. Он действительно был влюблен?

– Почти.

– Как можно быть почти влюбленным?

– Вот так, как любая из... – Она опустилась на колено и достала ближайшую свечу. – Такой маленький огонек, но еще не пламя. Надави на нее хотя бы чуточку, – ее большой палец нажал достаточно, чтобы позволить воде протечь, – и она потонет. Оставляя за собой лишь дым. Короткий, но ядовитый. И все же я сказала ему...

Пошлое снова поглотило ее и унесло далеко в темноту океан перед нами.

– Что вы сказали ему?

Я побоялась, что мой вопрос снова откроет коробки с грустью. Но она повернулась, улыбаясь.

– Я сказал моему мальчику, что любовь придет к нему однажды. Красивая, совершенная – как солнце. И чистая, как солнце. Что она ничего не потребует взамен. Ничего не будет ожидать. Просто будет существовать для него. Думаю, теперь он мне верит.

Я тоже хотела поверить ей, поверить тому, что Риз был влюблен, а не просто охотился за новой студенткой. Но слышать эти слова от нее, не значило, что он их произнес. Ни на грамм.

Когда она ушла, уже было без четверти шесть. Я вернулась, чтобы задуть свечи, но не добралась ни до одной из них. Один взгляд на свечи и мне показалось, что у меня галлюцинации. Слишком много вина. Слишком много историй о ведьмах. Разве что, может, пытаясь меня разыграть, вода и небеса поменялись местами?

Не было больше темно синего цвета. Лишь желтый – огненно–желтый цвет горящего пламени. Я зажигала их без счета, но оказалось их ровно семь. И теперь, вне зоны доступа в середине бассейна, они сложили фигуру, которую в последний раз я видела через телескоп: алмазная пирамида с седьмой сдержанной и немой свечой (которую затушила Кармела), которая, как и самая молодая Плеяда, едва сияла, смущенная за влюбленность в смертного мужчину.

Я вбежала обратно внутрь. Я теряла разум? В конечном итогу, все было возможно в Ночь Ведьм. Может в доме действительно были привидения, и Кармела была одной из них?

Потом я вспомнила книгу, которую не осмеливалась открыть всю неделю – Звездный Атлас – ее содержимое в секунды привело меня к Плеяде.

Самые яркие звезды в созвездии были названы в честь семи сестер, которые выхаживали малыша Диониса. Также знакомые кельтам, эти звезды были связаны с похоронами и трауром и памятью об умерших. Потому что, когда грань между двух миров утончалась на Самайн (Ирландское название Хэллоуина или Дня всех святых), Семь Сестер возвышались в северном небе, выстраиваясь над головами ровно в полночь.

На улице остановилась машина. Атлас вернулся обратно под кофейный столик. Маковая шаль прикрыла своей бахромой мои плечи и спину.

Затем я заметила маленький конверт на дне коробки из–под платья. Не письмо, что-то другое. Написанное выразительным, изысканным почерком:

Как рябь

на воде,

твои слова

у меня на сердце.

Как птица,

столкнувшаяся с ветром,

твой поцелуй

на моих губах.

Как свободные источники

в ночи,

мои глаза

на твоей коже.

– Федерико Гарсия Лорка, голос сердца Андалузии. – Риз вошел, одетый во все черной с красной повязкой вокруг шеи. – Ты хотела знать моих любимых.

– Да, но это было буквально перед твоих уходом. Как ты...

– Тшш... – Он приложил палец к моим губам. – Я могу сказать как. Но какая в этом будет магия?

Другой рукой он вставил мне в волосы мак.

ДОБРАТЬСЯ ДО НЬЮБЕРИ СТРИТ в Хэллоуин значило ехать через пол Бостона, а затем идти в самый эпицентр безумия – в обиталище вернувшихся к жизни. Флюоресцентные скелеты. Перекошенные зомби. Разношерстные трупы невест и галантные вампиры. Даже мумии, летящие на скейтборде мимо прохожих. Ко времени, как мы добрались до ресторана, у меня самой уже ехала крыша.

– Добро пожаловать в Тапео! Простите, на сегодня мест уже нет.

Восхитительная хостесс, переодетая в пирата, проговорила приветствие даже не оторвав взгляда от компьютера, но как только в воздухе раздалась фамилия Эстлин, она подняла взгляд, краснея. Фальцетом она извинилась, что не узнала его сразу и отдала инструкции рядом стоящему пирату провести нас к столику.

Первый этаж был смесью костюмов, шума и запахов еды. Люди пришли сюда в равной степени и за карнавальным настроением, и за едой и напитками. Многие оставили столики, теснясь в забитом пространстве – пели, кричали, потели, но все равно умудрялись не рассыпать и не разлить содержимое тарелок и бокалов.

Мы протискивались мимо, поднимаясь наверх.

– Добро пожаловать, сеньор Эстлин. Сеньорита. – Пират снял свою шляпу и поклонился. – Надеюсь, вас все устраивает?

Подозреваю, что обращался он к Ризу, ведь явно все это приключение было запланировано заранее: ресторан был совершенно забит, и тем не менее, весь верхний этаж принадлежал нам. Столы выстроились вдоль линии, сервированные для ужина, но за ними никого не было. Посреди зала ожидал стол на двоих.

– Зачем было бронировать весь зал?

Поцелуй в неприкрытое плечо.

– Увидишь.

Мы сели. Официантка в таком же костюме пирата принесла поднос и большой кувшин. Риз описывал мне каждое блюдо, наполняя бокалы.

– Их сангрия не от мира сего. Чувствуешь гранат? Они добавляют его свежим и давят, чтобы получить вино.

Шум достиг моих ушей, когда на лестнице раздались голоса. Сначала я подумала, что люди с первого этажа предположили, что второй этаж открыт. Но Риз приветствовал новоприбывших – объятиями, рукопожатиями. Это была обаятельная группа. Гитарист – наиболее молодой в черном бархатном костюме. И две женщины. Одна еще девочка, в красном рифленом платье. Другая настолько старая, что могла любому сойти за бабушку.

– Они цыганки из Гранада. – Он снова сел рядом со мной. – Хотел, чтобы ты ознакомилась с лучшим фламенко: истинным и частным.

Пожилая женщина подошла к нашему столику. Только теперь я заметила слои украшений, толстую черную подводку, расшитые камнями заколки, пытающиеся укротить ее густые седые волосы. Она опустилась на пол, раскинув юбку по плитке передо мной, и подняла руку ладонью вверх, словно ожидая денег.

– Давай, – кивнул бокалом Риз. – Она – самая верная гадалка по руке, которую только можно найти сейчас в Испании.

Все смотрели на меня, и я поняла, что он не шутил.

– Не думаю, что это хорошая идея, Риз.

Женщина засветилась улыбкой, обнажающей золотые зубы.

– Я могу сказать тебе кое-что. Вещи, которые ты умираешь, как хочешь знать.

Я не хотела, чтобы незнакомка лезла в мою жизнь, притворяясь, что знает что-либо о моем будущем. Но вежливого способа оказаться не было, так что я сдалась.

– Какую руку мне вам дать?

– Доминирующая рука показывает больше. – Она взяла мои руки, перевернула и уставилась на них. – Странно... Они у Вас равномерно доминирующие.

Конечно, иначе, как бы я играла на фортепиано? Мне стало интересно, что еще сказал ей Риз.

– Ваша линия сердца глубокая... – Она провела пальцем по горизонтальной линии, изгибающейся по направлению к указательному пальцу. – Но ты ступила не совсем на свою тропу. Старую тропу. Более десяти лет назад.

Я притянула руку к себе. Откуда она могла это знать? Даже Риз не знал о моей семье или "старой тропе", которая привела меня в Принстон.

– Ты сама строишь свою судьбу, дитя, так что не бойся. – Она снова потянулась к моей руке. Большие металлические кольца обрамляли каждый из ее пальцев. – Я вижу тебя с ним, перед зеркалом – большим, темным зеркалом, словно море в ночи. Но отражение в нем лишь одно: его. У мужчины есть двойник, девушка лишь одна. И оба смотрят на тебя. Одно лицо, одно сердце.

Она подняла глаза, ожидая от меня слов. «Гадание по руке – обман», напомнила я себе. «Она не могла «видеть» что-либо, тем более о Джейке или Эльзе». И все же, я волновалась. Этому должно было быть логическое объяснение. Женщина явно знала Риза, и что у него был брат. Остальное – блеф, работа, за которую ей платят: высказывать «ясновидящие» предсказания и следить за моей реакцией.

– Это было очень... интересно. Спасибо. – Я снова попыталась забрать руку, но она не позволила.

– Ты хотела спросить меня что-то. О выборе, ожидающем тебя в конце пути.

– Вообще-то, кажется, я уже сделала свой выбор. – Я посмотрела на Риза и улыбнулась. – Два идентичных мужчины – еще один способ сказать, что я имею дела с очень сложным парнем. Парнем с двойственной природой.

– Не так быстро, дитя; не пренебрегай так быстро моими словами. – Ее палец коснулся центра моей руки, вырисовывая две линии в обратном направлении. – Я вижу белый пут, ведущий в одну сторону, в то время как красный направляет в иную. Любовь уйдет от тебя, если ты не сделаешь выбор. Сложнейший выбор. Он может потребовать…

– Думаю, Теа права, достаточно на сегодня будущего. – Риз вскочил, видимо, заметив мою неловкость, и помог женщине подняться с пола. – Если есть что-то еще, мы узнаем об этом, когда доживем.

Он кивнул гитаристу, и полилась музыка. Несколько быстрых аккордов. Между ними тяжелая тишина, каждый звук был прерван хлопками рук. Женщина, гадавшая мне, открыла рот для пения. Внезапно, глухая агония вырвалась из ее горла и заполонила комнату. Она зажгла все вокруг. Никогда не слышала настолько глубокого голоса у женщины, глубже вытья мужчины, спустя годы алкоголя и печали. Ее разгневанное сердце громыхало и выло слова, способные открыть раны лишь своим завыванием, усиленным надрывными звуками гитары.

Мужчина в бархатном костюме вышел вперед. Его каблуки ударили о пол. Он скользнул в полукруг, встав к нам лицом – медленно, словно готовился к корриде. Его руки взвились в воздух. Его тело застыло, выгнувшись, словно чаша. Затем гитара вернула его к жизни: сначала пальцы, затем запястья, руки, грудь, бедра, пока музыка не обуяла его, и он понесся по полу, яростно отплясывая ритм.

Когда девушка в красном сделала свои первые шаги, все затихли. Гитара лишь тихонько гудела. Гортань пожилой дамы пела едва громче дыхания.

Риз наклонился и прошептал мне слова:

Если однажды я позову тебя,

но ты не придешь,

я не почувствую и жестокую смерть,

пришедшую за мной.

Девушка ударила каблуком, лишь раз, затем отклонилась назад, опуская плечи, но находясь все еще высоко над полом, освобождая шею для прикосновения гитары. Ее правая нога мелькнула в сторону (единственное предупреждение), возвращая полы платья на место. Ее руки изгибались в изысканных спиралях – волшебные змеи – привлекая мужчину. Затем они оба шагнули навстречу друг другу – наполненные тоской, словно мир вокруг них давно разрушился – и слились любовью в музыке, сквозь нее, хотя их тела так ни разу и не коснулись друг друга во время танца.

Хаос на улицах все продолжался, когда мы покинули Тапео. Риз посмотрел на часы.

– Готова для остальной части Хэллоуина?

– Сколько еще?

– Впереди лучшая часть. Еще даже не полночь.

Полночь. Мои глаза поднялись к небу, я не могла сдержаться. Где-то там, за четыре сотни световых лет, уже загоралось созвездие...

"ЛУЧШЕЙ ЧАСТЬЮ" ОКАЗАЛАСЬ роскошная вечеринка–маскарад в лофте с видом на Бостонский залив. Каждый входящий должен был в дверях надеть маску, и лишь тогда его впускали за тяжелые черные занавески.

– Пароль? – кивнула зловеще нам Смерть мужского рода из–за вельветового каната.

Я посмотрела на Риза, частично ожидала, что волшебным словом снова станет Эстлин. Но он улыбнулся, снял канат и уступил мне дорогу.

– Не волнуйся, парень шутит. Они хотели сделать вечеринку в стиле Кубрика, но передумали.

"Ими" были безымянные хозяева, владеющие место проведения. Оно было огромным. Массивные квадраты окон с бесконечным подвесным мостом, создающим иллюзию, что по полу в любую минуту могла проплыть гондола и унести тебя на экскурсию по стеклянно–металлической версии Венеции.

Мы взяли в баре напитки и направились к ближайшему окну. Риз хотел показать мне бухту, но что-то позади меня отвлекло его.

– Что такое?

– Ничего, ложная тревога. На мгновение показалось, что я увидел Джейка.

Мои рука начала дрожать, и я раскачала бокал, чтобы скрыть истинную причину стука льда о стекло.

– Что Джейку здесь делать?

– Он принимает участие в благотворительной акции, устраивающей все это. Приходит каждый год, но в этом отказался в последнюю минуту.

– Почему?

– Понятия не имею. Что-то произошло с ним в Нью-Йорке. Но когда бы я ни спросил, он закрывается, словно мертвец.

Я подозревала причину отсутствия Джейка: наверно он узнал, что мы с Ризом придем.

– Это должно быть связано с женщиной, Теа. Должно быть. Вот только я не представляю, кто мог разбить его сердце. У кого, черт возьми, это может получиться лучше, чем у моего брата?

Я сделала глоток водки с тоником. Сердце Джейка разбито. Мне не нужно было больше гадать по намекам, брошенным словам или по оставленным нотам для фортепиано. И все же, от этого знания становилось лишь хуже. Что, если я сделала худшею ошибку в своей жизни? Потеряла парня, который мог быть моей второй половинкой, позволяя его брату водить меня перед ним, словно куклу–трофей. Ужины в их доме. Каникулы на винодельне. Даже здесь, в Бостоне. На собственной вечеринке Джейка.

Когда несколько человек спросили мнение Риза о каком-то скандале, затрагивающем благотворительность, я отошла взять напиток. Бар был забит. Шум. Жара от теснящихся тел. Бутылки и бокалы, вылетающие из рук бармена, который бегал так, словно кто-то зажал кнопку перемотки вперед.

Внезапно, чья-то рука поставила передо мной пустой бокал.

Я мгновенно узнала длинные пальцы – из форму. медленное движение воздуха, когда они, оторвавшись от бокала, двинулись к краю барной стойки, ложась на мрамор. Я боялась двинуться. Джейк. Он стоял сзади меня. так близко, что я могла коснуться его груди. если бы отклонилась назад на несколько сантиметров…

Затем он исчез. Я обернулась, но там уже никого не было, лишь толпа разодетых незнакомцев.

Позже тем вечером я увидела его еще раз. Как и на всех остальных, на нем была маска. И все же я знала, что это был он по тому, как он облокачивался на стену – потерянный в тени, руки скрещены на груди, голова откинута назад, наблюдая за происходящим. Я чувствовала его глаза на другом конце комнаты. В этот раз он следил за своим братом, танцующим со мной, оставляя на мне клеймо музыки, как делал это всем остальным: руками, губами, каждой частью своего неустанного тела. Они наблюдали со своего отдаленного места в темноте, как Риз наклонил меня и поцеловал – долго и грубо, словно на мне ничего не должно было остаться после этого поцелуя – и они поглотили все, тихо, словно яд, который намеренно искали.

Мне хотелось побежать к нему, сказать, что я знала, как он себя чувствовал. Что я чувствовала себя так же, и в данной ситуации единственным выходом будет обсудить, втроем, и решить, кто останется, а кто уйдет. Но опять, он решил все сам. Снял маску, повернулся и ушел.

Риз, конечно, ничего не увидел. Казалось, всегда так получалось. Джейк мог сидеть с нами за одним столом. Или наблюдать со стороны. Или вообще отсутствовать – какой-то слегка уязвимый признак его присутствия мог просто появиться в комнате, и все было бы разрушено.

Если только….

– Отвези меня куда-то и займись со мной любовью.

Риз застыл.

– Что?!

– Куда–угодно, это не имеет значения.

– Я думал, мы решили подождать?

– Нет. – Только одна вещь могла освободить меня от Джейка, и это должно было случиться сейчас же. – Займись со мной любовью.

– Не проси меня больше, Теа. Я не смогу отказать.

– И не нужно.

Он схватил мою руку и поспешил наружу, сбегая по лестницам, вылетая за дверь, пересекая улицу так быстро, что я едва могла поспевать за ним. Еще одна дверь распахнулась и я поняла, что мы вошли в отель. Он направился прямо к ресепшиону, бросая ID и кредитку на гранитный стол.

– Нужен ваш лучший номер. Быстро.

Он протянул руку и ключ–карта легла на нее, после чего он поспешил в лифу, забыв про ID и кредитку. Дверь еще даже не успела закрыться, как он начал целовать меня, стягивая платье с плеч.

– Риз, что ты делаешь?

– Даю тебе желаемое. Быстро и анонимно, правильно? Не думал, что ты захочешь этого.

– Чего? – Произнеся это, я поняла, что на нас все еще были маски, и стянула свою. – Если ты имеешь в виду анонимный секс, это не то, чего я хочу.

– Нет? Тогда почему такая спешка? – Он прижал меня к зеркалу, и его холодная поверхность обжигала мою спину. – Думаю, есть много вещей, которые тебе кажется, ты не хочешь. Но нам придется это изменить.

Я понятия не имела, о чем он говорил, стоило мне радоваться или бояться. Лифт остановился. Он направился к ближайшей двери на другой холла, пока я убеждала себя, что мне стоит расслабиться. Что было уже слишком поздно менять решение. И , если даже и изменила бы, Джейк никогда бы не изменил своего.

Он вошел в темную комнату. Кто-то оставил включенное отопление, и внутри было жарко. Невероятно жарко. Его маска опустилась на пол; раздевание нас обоих заняло у него секунды. Неудержимое, словно лавина, его тело опустилось на мое, толкая меня назад, а затем роняя на кровать, взрываясь нетерпением от того, что мы так долго хотели. Я напряглась, погребенная под его тяжелым дыханием. Его весом. Его потом. Я могла лишь закрыть глаза и представить все иначе. Совершенно иначе. Так, как это могло быть с Джейком.

– Что случилось? Эй... ты плачешь? – Он включил свет. – Почему ты так расстроена?

Я не просто была расстроена. Я была смущена. Растеряна. Опечалена. Он вытер мои щеки и поднял подбородок, пока я не подняла взгляд на его глаза.

– Пожалуйста, пойми: я хочу тебя. Как обезумевший дурак. Как, казалось, никого нельзя хотеть. Но твой первый раз не должен быть таким.

– Каким?

– В слезах и страхе от всего, что я делаю.

– Тогда сделай это так, как должно быть.

– Это не только от меня зависит, Теа. Ты должна быть готова.

– Может быть, я...

– Не такое "готова" я хочу. – Он перекатился на подушки и притянул меня к себе. – Есть во мне еще что-то, чего ты не хочешь пока. Поэтому я не встречаюсь, не влюбляюсь, и не сближаюсь с кем-либо. По крайней мере, пытаюсь.

– Какие вещи?

Он замахал головой.

– Сейчас неподходящее время.

– Никогда не будет подходящего времени. Пожалуйста, скажи, что это за вещи.

Список уже формировался у меня в голове: Его любовь к свободе. Его презрение к знанию "бойфренд". Вечеринки команды пловцов, или чем еще он занимался без меня. И самое худшее – генетическое неизлечимое заболевание. Смертельная семейная бессонница. Согласно Кармеле, шансы приобрести это заболевание были один к тридцати миллионам. Если ген передавался в семье, шансы были один к двум.

– Риз, мне нужно знать.

– Конечно, нужно. Но поверь мне, сейчас не время. У нас был потрясающий вечер. Жаль будет его рушить.

Я проснулась посреди ночи. В темноте. Половина кровати рядом со мной пуста.

Где он?

В груди начало болеть, словно кто-то вонзил меня в нож в ночи. Риз ускользнул, оставив меня в комнате отеля. Даже не попрощался.

Затем я заметила сигаретное тление. Красная лазерная точка, вырисовывающая свою траекторию на балконе, по ту сторону закрытых занавесок.