Текст книги "Самодива (ЛП)"

Автор книги: Красси Зуркова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Прокручивая в голове разговор, я вспомнила еще кое–что, что он сказал мне в тот вечер: Мисс Славин, полагаю вам стоит изучить программку. Заметки об Астурии могут показаться вас весьма занимательными.

Это было первое, что я сделала, когда зашла в свою комнату. И занимательной частью программки стала не заметка, а изображение рядом с ним: герб Княжества Астурии. Синее знамя под королевской короной, и золотой крест с расположенными по его боками буквами. Слева Альфа, справа Омега

Текст моего письма ему составился сам по себе:

Уважаемый профессор Джайлс,

Было приятно увидеть вас на моем выступление! Ваша программка и вправду оказалась занимательной. Возможно, окно над входом нашей часовни для вас будет еще более интересным.

Если у вас есть свободное время в понедельник, могла бы я к вам заглянуть?

Теа

Через несколько минут пришел его ответ. Понедельник определенно подходил ему. Однако, хоть он и не имел привычки приходить в кампус по выходным, он совершенно не возражал против короткой встречи в тот же день после обеда.

– ПОЖАЛУЙСТА, ПРИСАЖИВАЙТЕСЬ.

Он услышал, как я вошла, но не поднял глаз от книги. Это была иллюстрация красного и синего цветов – витраж.

– Я заскочил сегодня в часовню, как вы и предложили. Альфа и Омега – весьма занимательно. Вы полагаете, ваша сестра знала?

– Она, кажется, знала много другого, так что я бы не удивилась.

– И я бы не стал. – Наконец, массивный том на его столе закрылся. – Но перейдем к сути дела, мисс Славин, как вы узнавали об этом сами? Буквы так высоко расположены, даже я никогда не замечал их за все года проведенные мной в Принстоне.

Один из смотрителей посчитал, что витраж натолкнет меня на какие-то мысли. Он даже дал мне подзорную трубу.

Я сократила свой ответ до более приемлемого варианта.

– Окно было трудно не заметить, выходя из часовни.

– Что вы делали в часовне? Если я правильно помню, вы не изучаете религию.

– Нет, не совсем. Если только фортепьяно нельзя принять за религию.

Он уставился на меня, не понимая – похоже юмор был не его конек. Я напомнила ему, что часовня была достопримечательностью Принстона. Люди посещали ее, даже если без намерений помолиться там.

– Ну, конечно. Но я надеялся что причина, по которой вы хотели меня видеть, имела отношение к... нет, неважно. Вы еще о чем-то хотели поговорить?

Я могла сказать, что он был разочарован. И вновь, неуловимая истина была вырвана из–под носа, словно большой кусок лакомой рыбки у кота.

– Профессор Джайлс, вы играете в скраббл?

Он наблюдал за мной с удивлением и скептицизмом, пока я вынимала маленький бархатный мешочек из своей сумки и высыпала его содержимое на стол: семь деревянных дощечек, ранее позаимствованные в игровой комнате Форбса. Я повернула их лицевой стороной к нему и образовала слово ДАЕМОН . Еще одна А осталась в стороне.

– Теперь, если мы уберем Омегу и позволим Альфе занять свое место... – Я вытащила О и толкнула остальные шесть букв к нему. – Можете вы угадать следующее слово?

Мне было жаль, что у меня не было камеры: рот Джайлса от удивления открылся, когда он прочел слово МЕНАДА. Его рот вытянулся в букву О, седые усы закрыли губы, загнувшись идеально на кончиках кверху – его собственная идеальная Омега.

– Невероятно! Хотя это значит что...

– Что моя сестра ссылалась не на Библию, а на кое–что еще. Вы сказали, что аналогичное заявление было приписано Дионису?

Он кивнул, глядя на буквы, в то время как предложение, вероятно, все еще прокручивалось в его голове:

Я МЕНАДА И ДАЕМΩН

НАЧАЛО И КОНЕЦ

– Профессор Джайлс, а что если Эльза включила это в свою работу не просто в качестве цитаты, а в качестве самого ритуала?

Он медленно посмотрел вверх.

– Прошу прощения?

– Ну знаете, своего рода заклятие. Секретные слова, которые следует повторять, чтобы призвать Диониса. Скажем, женщине, чей возлюбленный только что умер. Она проходит через ритуал и превращается в менаду. А мужчина возвращается к жизни и превращается в даемона. Именно так, как вы описывали мне: двое влюбленных одержимые богом, связанные с ним навсегда. Без начала и без конца.

Он не двигался и не моргал – чудно испуганный человек, который внезапно, казалось, отчаянно желал, чтобы наша беседа закончилась. – Как вам удалось к этому всему прийти?

– В Форбсе была ночь скрабла; Я получила свои семь букв и должна была разыграть их. Как оказалось,это была альтернативное правописание, но слова все же являлись анаграммами – за исключением A и O.

– Я вижу. Вполне разумное объяснение.

– Вы думаете все должно быть объяснено разумно?

Он стал крутить ручку в руках, каждый раз задевая концом ручки стол.

– Здесь вопрос не в том, что я думаю.

– Вы так и не ответили на мой вопрос

– Мисс Славин, неважно, что я думаю. При всем уважение к вашей покойной сестре, если действительно есть объяснение, которое бросает вызов рациональности, то я не советую связываться вам с ним.

– Эльза моя семья. Была, по крайней мере. И это вовлекает меня во все это, нравится мне это или нет.

– Вовлечение и любопытство – это не одно и то же. Для вашего же блага, я искренне надеюсь, что вы путаете эти две вещи.

Я не путала их, больше нет.

– Кстати, забавно, что вы сказали это.

– Почему?

– Еще в сентябре, когда вы попросили, чтобы я отошла от программы, я предположила, что вам было просто любопытно. Теперь оказывается, что вы на самом деле были в это вовлечены.

Ручка замерла. Я протянула ему копию второй статьи из Вестника Принстона, его глаза быстро пробежались по странице – он уже знал, что на ней. Его имя, напечатанное там все те годы назад, связало его с его мертвой студенткой навсегда.

– Мне было интересно, когда вы поднимете эту тему. На самом деле, я удивлен, что на это ушло столько времени.

– Я тоже. Я приехала в Принстон, полна решимости узнать, что случилось с Эльзой, но в итоге отвлеклась на ... на все остальное в школе.

– Это, вероятно, был более мудрый выбор.

– Не столь выбор, как ошибка – верить, что прошлое – просто прошлое, и я не имею никакого отношения к нему. В то время, как на самом деле, в этом кампусе прошлое и настоящее кажутся опасно близки друг к другу. Не так ли?

Он уставился на меня, совершенно неподвижно.

– Не могли бы вы, пожалуйста, рассказать, что тогда произошло на похоронах?

– Если вы имеете в виду то, что случилось с вашей сестрой, я не думаю что могу чем-то помочь.

– Вы последний человек, который видел ее.

– Так писали газеты, да.

– Вы хотите сказать, что кто-то пришел к Гарриет после вас?

– Она была там, когда я уходил. Так что кто-то должен был прийти после меня.

Он вполне мог говорить правду. Но что если он врал? Это не был бы первый случай в истории преступления, когда преступник выглядит невинной овечкой. Почтенным членом общества. Даже профессором в колледже. Насколько мне было известно, Джайлс, будучи был одержим греческими ритуалами, мог возжелать разыграть то, что он считал величайшей тайной древнего мира. И уникальная возможность предстала сама собой, пятнадцать лет назад, в лице ученицы из его класса. Она была идеальной мишенью: доверчивая иностранка, с пристрастием к мифам и с неуловимым волнением в крови. А сейчас, почти в точном повторении той ситуации, он столкнулся с ее в равной степени ничего не подозревающей сестрой.

– Профессор Джайлс, мне нужно знать что произошло.

– Ладно, тогда. Я расскажу, коль вы так настаиваете. Но прежде всего, у меня есть сильные сомнения, что вам станет лучше от услышанного. Я заверила его, что сама могла заботиться о своем благополучии.

– И во-то, вы должны пообещать мне, что услышанное никогда не покинет пределов этой комнаты. – Он поднялся с кресла: высокий и исхудалый Дон Кихот, воодушевившись перед предстоящей фехтовальной дуэли с невидимой мельницей. – Можешь пообещать это или нет?

– Могу.

– Хорошо. – Под усами виднелась осторожная улыбка. – Я думаю, соблюдение данного обещания, в конечном счете, принесет пользу нам обоим.

Он подошел к окну и стал там, глядя на кампус, где жизнь протекала как в своем обычном, непотревоженном ритме.

– Я был потрясен новостями, как и все остальные. Мы не теряли студентов много лет, и за всю историю школы никогда не было случая, включающего или хотя бы подразумевающего насилие. Так что полиция кинула все свои силы – осторожно, конечно – но так ничего и не выяснили. Или, по крайней мере, ничего, что казалось значительным, для них.

Он сделал паузу, будто я должна была сделать некоторый блестящий вывод из его последних слов.

– Естественно, школа провела свое собственное расследование. Запросили все ее документы, все ее работы – которых было не так много, она ведь провела только несколько месяцев в колледже. Единственное, что было в моем распоряжении – это ее доклад, и я предоставил его копию. Но единогласным решением было принято не разжигать скандал, поэтому мне велели не задавать и не отвечать на вопросы.

– Какие вопросы?

– Полиции, посольства, прессы. Как вы понимаете, университет не мог позволить себе слух, что классное задание, возможно, привело студентку к смерти.

– Но ваше задание не привело к гибели моей сестры. Или ... привело?

– Технически нет. Тем не менее, многое написано на этих страницах, разве вы не думаете что кому-то это покажется странным, что внезапно, автор этих страниц загадочно умирает – и исчезает еще более загадочно – вскоре после написания работы?

– Вы думаете, она писала о тех вещах, которые делала в реальной жизни?

– Делала. Или собиралась сделать. Видите ли, мисс Славин, я был убежден, что восхищение вашей сестры тайной Диониса было ключом к ее смерти и этим... странным обстоятельствам. Я сожалею, что приходится говорить это, но ваше открытие во время настольной игры – еще одно доказательство того, что я, возможно, был прав.

– Другими словами, она покончила с собой, не так ли? К тому времени, как Эльза написала эту работу, ей был нужен психиатр, чрезвычайно нужен.

– Психическое заболевание и самоубийство – это то, о чем и я подумал. Пока я не съездил в похоронное бюро.

– Что там заставило вас передумать?

– Дало новый... угол обзора, скажем так.

– Это означает, что это было не самоубийство?

– Возможно, это было самоубийство. Хотя кто-то, кто уже убил себя, не станет красться назад в город, чтобы украсть свое собственное тело из гроба, не так ли?

– Нет. Но и ни один убийца не оставит тело жертвы на пешеходной тропе, только чтобы позже забраться в похоронное бюро.

– Ох, слабая теория. Я согласен с вами, сценарий «убить–и–похитить» притянут за уши. Скорее всего, это был несвязанный акт вандализма. Не нацеленный на вашу сестру в частности, , просто на тот момент именно ей посчастливилось оказаться в комнате. Но скажите мне, мисс Славин, зачем вору запирать двери, выходя?

– Не могу найти причины для этого.

– Вот именно. Тем не менее, в статье говорилось об устаревших мерах безопасности, которые в конечном итоге стоили Гарриет бизнеса. Ради Бога, это похоронное бюро, а не банковское хранилище! Но чего явно не хватало этому месту, так это осмотрительности.

– Вы о посетителях?

– Не только. Администратор – из–за которой я попал на первую страницу Вестника – была чрезвычайно болтливой леди. Что еще хуже, она приняла все близко к сердцу: "девушки не должны подвергаться такой страшной судьбе". – Он закатил глаза, все еще возмущенный, что женщина скомпрометировала его. – Единственное полезное качество болтливого человека – это то, что изредка, могло проскользнуть что-то полезное. Мне провели экскурсию по помещению, а также лекцию о благоразумии предпринятых заблаговременно похоронных мерах, была затронута даже статистика смертности в Нью–Джерси. К тому времени, когда она привела меня к вашей сестре, я уже не слушал ее треп. Боже мой, какая у нее была склонность к многословию! Но в итоге это того стоило. Видите ли, в том гробу было что-то такое, что я не принял бы за что-то обычное. – Что-то связано с ритуалами? – Я уже представляла древнюю жертвенную атрибутику. Амулеты. Талисманы. Ядовитые кольца и кинжалы.

– Ваша сестра лежала в белом платье, как ребенок после первого причастия.

– Разве это не типично для Америки?

– Не знаю типично или нет, но оно определенно вписывалось в ситуацию. Было что-то настолько трагическое в этой комнате, что-то... театральное (за неимением лучшего слова), что ее наряд совершенно гармонировал с этим ощущением. И все же, очевидно, ее тело нашли в идентичном наряде. По словам хорошо проинформированного администратора, у вашей сестры были похожие вещи в шкафу. Летние белые платья были аккуратно сложены поверх других ее вещей. В середине декабря.

– Женщина просто выболтала это? Ей не показалось это странным?

– Чтобы заметить в этом что-то странное, ей бы потребовалось дать рту передохнуть и задействовать свой мозг. Полагаю, она подумала, что именно подобный наряд мог ежедневно носить тот, кому "предназначалась ужасающая судьба". И если это так, то почему не иметь таких нарядов несколько штук? Но, к моей жалости, полицейские также не увидели в этом ничего существенного.

– Они знали, что было в шкафу у Эльзы?

– Конечно. Откуда, вы думаете, администратор получила всю информацию? Но твоя сестра ничего не писала в своей работе об одежде для ритуала, поэтому о ритуале никто не подумал. Когда не нашлось никаких убедительных объяснений, странный выбор одежды был приписан к культурному наследию – ведь Болгария полна молодых женщин, которые часто носят длинные белые платья, ну я думаю, вы знаете это.

Я проигнорировала сарказм.

– Есть смысл в том, чтобы похоронить ее в таком наряде.

– Эта часть истории действительно имеет смысл. Что не скажешь об анонимной доставке цветов. Вы знаете об этом, я полагаю?

Я кивнула, не считая нужным сообщить ему о том, что я также знала, кто был этим анонимом.

– Странно это, не так ли? У твоей сестры не было родственников в Штатах, никаких особенно близких друзей, о парне тоже известно не было – все же кто-то явно заботился о ней достаточно, чтобы заполнить, комнату розами, их там были десятки. И я говорю: «заботился» только потому, что не хочу подразумевать о вещах, которые должны остаться несказанными.

– То есть? – Я задумалась, был ли дворецкий абсолютно честен со мной накануне ночью. Будучи репетитором Джейка по фортепиано она, конечно, могла рассчитывать некий знак соболезнования. Но утопить похоронное бюро в цветах? – Вы предполагаете, что этот анонимный отправитель мог бы ... что он, возможно, был тем кто...

– Украл тело вашей сестры?

– Да.

– Мисс Славин, это-то, во что бы я предпочел поверить.

– Вместо чего? – Его провокационные паузы начали выводить меня. – Вы думаете, он убил ее?

– Я никогда не говорил, что она была убита.

– Но ничто не говорило о несчастном случае, согласно статье.

– Я никогда не говорил, что это был несчастный случай.

– Извините, я запуталась. Если ее смерть не была несчастным случаем, не самоубийством или убийство, тогда я действительно ничего не понимаю.

– Это потому что вы боитесь отступить от рациональности. – Он улыбнулся, давая мне мгновение обдумать смысл его слов. – Это понятно. Мне тоже понадобилось много времени, чтобы суметь сделать это. Даже сейчас, спустя пятнадцать лет, я не могу сказать, положа руку на сердце, что я окончательно в это верю.

– О каком отступлении вы говорите? И почему... – Я вспомнила еще одну девочку в белом платье, около церкви рядом с морем. – Почему кто-то из нас должен это делать?

– Потому что, отвечая на ранее заданный вопрос: да, я думаю, что всему этому должно быть рациональное объяснение. Но мое принятие желаемого за действительное не означает, что это всегда срабатывает. Видите ли, прежде чем я покинул ту комнату, как только мой экспансивный гид, наконец, оставил меня наедине, я приблизился к гробу, чтобы воздать мое последнее уважение студенту, чьим редким интеллектом и необычным видением мира я восхищался. В том гробу было так много белого. Подкладка гроба, подушка, наряд вашей сестры. Но там также было одно единственное красное пятно на ее платье, с размером в пенни, под ее левым указательным пальцем. Тот, кто складывал ее руки над букетом роз, должно быть проколол его о шипы роз.

– Это невозможно. У мертвецов не идет кровь.

– Я знаю, что не идет. Но уверяю вас, пятно крови было свежим. На самом деле, крошечная капля собрались и упала прямо у меня перед глазами.

Мой мозг переваривал эту новость. Это не отступление. Лишь проба температуры воды пальцами детских ног, проверка, достаточно ли она теплая для купания: Когда Джайлс в последний раз видел ее, моя сестра была все еще жива.

Значит... никто не приходил к Гарриет после него. Никто не похищал тело Эльзы и не выносил его, закрывая двери. Она просто проснулась – одна, в похоронном бюро. Испуганная, она, должно быть, нашла выход из бюро и, вероятно, все еще жива в каком-то скрытом уголке этого мира.

Мое сердце забилось так быстро, что я почувствовала головокружение. Я слышала ранее такие рассказы. Ошибочное заключение. Людей принимали за умерших. Хоронили – в могилах, в гробах – только, чтобы позже найти их тела в другом положение, если по какой-то причине их нужно было эксгумировать. Сам Шопен боялся этого, и в последние дни своей жизни написал одно последнее желание в блокноте: "Если кашель задушит на меня, я прошу вас открыть мой гроб, чтобы я не мог быть похоронен заживо".

Но это все было в прошлых веках. Современная медицина не играла более в беспечные игры со смертью. Или нет? Было ли возможным, по сей день, признать девушку мертвой и подготовить ее к погребению, в то время как ее палец все еще кровоточил?

– Профессор Джайлс, я хочу вам верить. Но что сказали врачи?

– Прошу прощения?

– Врачи. Как они отреагировали на то, что вы увидели в гробу?

– Не было никаких врачей, Мисс Славин.

– Ну, тогда полиция или еще кто-то еще, кому вы об этом рассказали.

– Я никому не рассказывал.

– Вы просто... ушли?

Внезапно, все в этом человеке стало вызывать у меня страх. Его слова. Его голос. Непоколебимое спокойствие в его глазах. Все эти годы университет защищал его. Но если он сделал что-то с моей сестрой – в похоронном бюро или позже – кто бы начал подозревать его, учитывая, что все считали ее уже мертвой?

– С вами все в порядке? Вы кажетесь немного...

– Почему вы ушли, не сказав никому, если вы знали, что она была еще жива?

– Да, я действительно ушел. Я ушел так быстро как мог. Но, Мисс Славин, ваша сестра определенно не была жива. – На мгновение он, казалось, наслаждался испугом на моем лице. – В то самое утро было проведено вскрытие. Я видел отчет собственными глазами, когда я отнес ее работу к декану ранее тем днем.

Должно быть, я уставилась на него, не сводя глаз некоторое время. Он даже протянул мне стакан воды.

– Надеюсь, теперь вы понимаете, почему я ничего не сказал полиции. Конечно, у меня были моменты сомнения. Весь вечер я думал, как предоставить миру историю о кровоточащих трупах. Я сомневался во всем даже, даже в своей вменяемости. Что, если мне привиделось все это мгновение с капанием крови? Мало того, что я потерял бы свою работу, но я также столкнулся бы с уголовными обвинениями или, в лучшем случае, психиатрическими тестами. Конечно, всегда существует возможность, хоть и небольшая, что офис коронера, возможно, сделал ошибку, сообщив о вскрытии, которого никогда не было. К утру мне удалось убедить себя, что это наиболее вероятный случай, и ваша сестра все еще была жива – пока я не услышал новости, что ее тело пропало. Тогда я пообещал себе, что ни единой души не расскажу о случившемся, обещание, которое я держал до сих пор.

Ни один из нас не проронил ни слова. А может и сказали. Я была уже почти у двери, поворачивая вниз ручку, когда с моих губ автоматически сорвался вопрос:

– Какого цвета они были?

– Они?

– Розы.

– О, белого. Все в той комнате было белым.

– Все они?

– Все до последней. А что?

– Я просто... Я подумала, может быть это были ее любимые цветы. – Затем я повернулась, чтобы открыть двери.

– Мисс Славин... Теа... – Он никогда не называл меня по имени. – Если что-то произойдет – что угодно – что покажется вам необычным или заставит вас почувствовать себя небезопасно в какой-то мере, немедленно сообщите мне, прошу вас.

Небезопасно. Как с Джейком, упрямо дарующем мне тот же самый цветок, которым его дворецкий затопил похоронное бюро тогда.

– Сообщите?

Я кивнула, обещая ему телефонный звонок, для которого уже было слишком поздно.