Текст книги "Самодива (ЛП)"

Автор книги: Красси Зуркова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

Мы зашли внутрь, и мое уже упавшее настроение опустилось еще ниже. Нассо Инн. Зализанный гелем, стремящийся угодить портье приветствовал Риза («Добро пожаловать, г–н Эстлин!»), осведомился о нашем вечере и, с великолепно отрепетированной осторожностью, передал ему ключ.

– Риз, что, по–твоему, ты делаешь? – Возможно, устраивать сцену на публике было не самой лучшей идеей, но к этому моменту меня уже ничто не волновало. – Ты забронировал нам комнату на ночь, и это должно компенсировать эти две недели? Или то, что ты не появишься завтра?

Он улыбнулся, взял мою руку и вложил в нее ключ.

– Я не бронировал комнату на ночь. И я не тот, кто понадобится тебе больше всего на концерте.

– О чем ты говоришь?

– Мисс, мне кажется, вас ожидают. – Портье теперь тоже улыбался. Они оба смотрели на меня. – Вам стоит пойти в апартаменты Роквелл, этажом выше прямо по коридору. Леди и джентльмен приехали ранее днем.

Я стояла там в шоке, подозрение начало приобретать контуры в голове.

– Риз, не может быть… Кто приехал?

– Я же сказал: поверь мне хотя бы в этом. – Он весь сиял. – Ты ведь не думала, что я позволю выступить тебе в Карнеги Холл, когда твоей семьи нет рядом?

Ничто из мной пережитого – ни поступление в Принстон или новости о моей сестре – не могло сравниться с тем, что я испытывала в этот момент. Я хотела побежать по лестнице, обнять родителей, допрыгнуть до неба, смеяться и кричать, но я также желала, чтобы это лобби могло стать изолированным пузырем, где только бы Риз был со мной, чтобы я смогла извиниться перед ним, сказать миллионы других вещей (ни к одной из которых, казалось, я не могла подобрать слов) или, хотя бы, поцеловать его – что я и сделала – и пробормотать что-то бессвязное, надеясь, что он поймет, как всегда, все что я подразумевала, чувствовала, в чем нуждалась.

Остальные подробности я узнаю позже. Как он сделал то, что было у него на уме годами: создать стипендию – Музыкальная Награда имени Изабель Риос, названной в честь его матери – с ежегодной наградой в 5000 долларов студенту с самыми высокими достижениями в музыке. В обмен деканат согласился дать ему позволение решать, на что потратить мою стипендию, и отправить все моим родителям на бланке университета (приглашение, визовые бумаги, полностью подготовленная поездка от Принстона). Затем Рита помогла организовать сюрприз, удостоверяясь, что Риз останется невидимым. Зачем было так утруждаться? Потому что они здесь из–за твоего таланта, а не из–за моих денег. Они не должны чувствовать, что кому-то должны кроме тебя.

– Пойдем со мной наверх, не могу дождаться, когда ты познакомишься с ними!

Он покачал головой.

– Это твое время с ними; давай не будем его усложнять. Я скоро встречусь с ними, обещаю.

– Значит ли это, что ты все равно не придешь завтрашним вечером?

– Я хочу прийти, очень хочу. Но я должен быть в другом месте в субботу, и если я поеду в Нью–Йорк с тобой, то могу не успеть.

– Ты продолжаешь говорить со мной загадками.

– Знаю. Просто потому что это связано с… скажем там, это связано с вопросами по здоровью.

– Чьим здоровьем? Твоим? – Я вспомнила рассказ Кармелы. Неужели он болен и не говорит мне?

– Мы можем поговорить об этом в воскресенье, когда твои родители уедут. После, решать тебе.

– Что мне решать?

– Останемся ли мы вместе или нет.

– Риз, если то, что ты хочешь мне сказать, настолько плохо, то я бы предпочла узнать это сейчас.

– Плохо или нет – это будет полностью зависеть от тебя. – Он поцеловал меня в последний раз. – Если мое желание исполнится, то это будет совсем не плохо.

КОРИДОР НА ВТОРОМ ЭТАЖЕ был ярко освещен, вызывая почти жуткое чувство, пока я шла к апартаментам Роквелл, все еще не веря, боясь, что все окажется плохой шуткой или галлюцинацией. Наконец я дошла до двери. Постучала. Подождала несколько секунд, затем воспользовалась ключом и зашла…

И они были там, оба. Насколько же невероятно было увидеть своих родителей в номере отеля в Принстоне, и Риз осуществил это.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Вдали

НЕПРОЩАЮЩИЙ, БЕЗУМНЫЙ красный цвет главного зала Карнеги извергался от полов, сидений и сочился вдоль полумесяцев белых балконов, словно будто гигантское существо только что вскрыло свои вены, готовое поглощать музыку.

Секундами ранее было названо мое имя. Кто-то придержал боковую дверь, позволяя мне пройти. Тогда зрители заметили девушку и разразились аплодисментами – в сотый раз той ночью, приветствуя еще одного одаренного подростка на легендарной сцене.

Теперь с этой самой сцены, пока я играла, уже приобретала формы другая легенда. Мягкий покров кленовых листьев сменился мощеной городской площадью. Стали появляться вокруг красные крыши. Бледные фасады домов пресмыкались один к другому. Балконы заставлены геранью. Соседи выглядывали из–за белых кружевных занавесок. Это был полдень. Солнце взгромоздилось посреди неба. А под ним, разгорячившись от жаркого воздуха, ряды стульев клубились вокруг столиков кофейни. Вокруг болтали люди. Звенели бокалы. Воздух гудел от предвкушения зрелища. Смерти? Авантюры? Ссоры? Любой горстки сплетен перед сиестой. Наконец, девушка начинает пересекать площадь. Вся в черном, подметая пол подолом своего платья. Ее походка наполнена ритмом танца, в то время как в тени у самой темной стены, вспыхивало пламя мужских глаз, следящих за каждым ее движением, наблюдающих...

Зал взорвался аплодисментами еще до того, как утихли последние ноты. Море хлопающих ладоней, поднимающихся с мест людей, образующих волну. Где-то среди этих зрителей были мои родители, вероятно, вне себя от увиденного. Доннелли и Уайли также, смакуя результаты своей превосходной работы. . Но темной фигуры, наблюдающей за мной с конца зала, уже не было.

Затем я увидела его. Прямо передо мной, в первом ряду, где он должен был быть все время. Он бросил белый цветок к моим ногам. Или это привиделось мне также, как я вообразила себе Испанию?

– Тэш, это было потрясающе! – Рита и Дэв бросились ко мне, как только они увидели, что я вышла из–за кулис. Толпа уже ушла, лишь те, у кого были особые пригласительные остались на коктейльный прием в известном мраморном холле Карнеги. – Неудивительно, что они оставили тебя напоследок. Хотя почему ты мне не сказала, что здесь будет Риз?

– Потому что его здесь нет.

– Балкон находится высоко, но не настолько. Я видела, как он оставил для тебя цветок. Как и в первом ряду – хорошая работа.

Та же самая ошибка. Интересно, хоть один человек (за исключением разве что собственной матери) когда-то мог узнать их, не приняв одного за другого.

– Цветок не от него, Рита.

– Нет? Но если Риз не тот, кто осыпал сцену розами, тогда... Ох, я поняла! – Она что-то увидела за моей спиной, замерев на мгновение. – Должна сказать, его двойник столь же идеален.

– Могу я вступить в фан–клуб Тэи? – Джейк, наконец, нашел нас и либо не услышал последний комментарий, либо был слишком вежлив, чтобы показать это. – С таким выступлением можно подумать, что у нее в жилах течет испанская кровь.

Рита не смогла сдержаться.

– И учитывая то, как она сыграла в сентябре, можно также подумать, что у нее по венам течет и польская кровь, правильно?

Он спокойно встретился с ней взглядом.

– Шопен удивителен. Ее – особенно. Но то, что она играла сегодня вечером, часто считают невозможным осуществить.

– Поэтому ей пришлось так много практиковаться. Насколько я слышала, все осенние каникулы были потрачены на шлифовку техники. Днем и ночью.

Я была подавлена. Он улыбнулся – улыбкой, которой он отлично владел, которая почти что обманула даже меня.

– Как бы ни были потрачены каникулы, это того стоило. А теперь, прежде чем Теа потеряет сознание прямо перед нами, нам лучше найти ей что-то поесть. Не хотите присоединится к нам?

Они хотели присоединиться, но Дэву нужно было вернуться в Принстон к одиннадцати. Затем мы поговорили с Уайли и Доннелли, потом еще с двумя другими преподавателями с музыкального факультета, затем с несколькими студентами – все приходили и уходили, останавливаясь, чтобы поздравить меня. Все, кроме двух людей, которых я хотела больше всего видеть.

– Джейк, мне нужно найти родителей. Я без понятия, где они.

– Конечно, пойдем поищем их, а затем я отвезу вас троих на ужин.

– Разве вы с Ризом не должны держать дистанцию? От моей семьи, я имею ввиду. Он не хотел все усложнять.

– Риз может решать сам за себя. У меня нет причин держать дистанцию от кого-то.

Мое сердце замерло на мгновение, как и каждый раз, когда мне напоминали о том, что Джейк, возможно, и был правильным для меня парнем. Сегодня больше чем когда-то. Мы даже не были вместе и все же, по поведению он больше напоминал моего парня, нежели Риз.

К счастью, мужчина, одетый в знакомый твидовый пиджак, прервал поток моих мыслей:

– Я не знаю кто такой Риз, но он многое пропустил. Твое выступление было поистине великолепным.

– Спасибо, профессор Джайлс! Я рада, что вы пришли.

– Как я мог не прийти, после такого продуманного приглашения? Да еще подписанным на греческом языке! Но только из любопытства, та пьеса, которую вы играли – вы выбирали ее сами? – Он казался удивленным, когда я ответила отрицательно. – Это весьма поразительно, тогда. Полагаю, что совпадения все же случаются.

– Что за совпадения?

– Я предлагаю вам изучить вот это... – Он протянул мне свою программку. – Как появится время, конечно. – Заметка об Астурии может показаться вам более... заманчивой.

На тот момент, меня не волновали на исторические примечания, насколько бы они не были заманчивы. Мои родители шли через лобби, и, хотя они оба выглядели счастливыми, я видела, что моя мама плакала.

– Вот ты где! Мы не думали, что ты так быстро освободишься. – Отец сжал меня в свои фирменные крепкие объятия, что означало, что он гордился мной.

– Куда вы пропали? Я уж забеспокоилась.

Он бормотал что-то о том, как сложно было отыскать уборные, пока мама обнимала меня с самой огромной улыбкой на устах, которую я когда-то видела. Я представила всех. Мои родители казались более нервными, чем обычно, вероятно потому что их английский не был столь хорош и заставил их чувствовать себя не в своей тарелке. Джейк был безукоризненно вежлив, очаровывая их обоих. Но когда я упомянула имя Джайлса, и что он был моим преподавателем, улыбка папы застыла посреди рукопожатия.

– Значит... Греческое искусство? Предмет, о котором Теа не очень много говорит.

На самом деле, я никогда не говорила об этом предмете. Беспокоясь о том, чтобы не вызвать в их сознании какие-то параллели с Эльзой, я назвала его как «занятия по истории искусства.» Но если мой отец точно знал, что преподавал Джайлс, это означало, что он все еще помнил не только предметы Эльзы, но даже ее преподавателей по именам.

– Ваша дочь одна из лучших моих студентов, – Джайлс охотно ввязался в разговор, не зная, что тяжелый акцент моего отца только что скрыл тонкую враждебность. – Тем не менее, я уверен, что, когда она звонит домой, у нее есть более насущные вещи, чем говорить о мифах мира, который многие считают давно исчезнувшим.

К моему облегчению, Эльзу так и не упомянули. Джайлс в итоге ушел, и времени оставалось достаточно, чтобы познакомить родителей со всеми, прежде чем прием был закончен. Когда позже Джейк предложил отвезти нас на ужин, отец покачал головой.

– Вы, дети, идите праздновать. А мы вернемся и постараемся привыкнуть к смене часовых поясов, чтобы Теа могла показать нам завтра кампус.

Я пыталась убедить их остаться, но они выглядели ошеломленными и уставшими. На выходе папа отвел меня в сторону, и его глаза наполнились слезами.

– Ты была сегодня великолепна. Мы никогда не слышали, чтобы ты играла так.

– Как?

– Ну знаешь, как будто ты вдруг... повзрослела?

– Это колледж, пап. Тут взрослеют, просто вдохнув его воздуха.

– Может быть, очень может быть. Но постарайся слишком быстро не взрослеть, хорошо? Однако, должен сказать, этот Джейк, похоже, хороший парень.

Я задумалась, что бы он сказал, если бы этим “парнем” был Риз в этот вечер, сопровождая нас.

ШУМНЫЙ ГОРОД ЗАХВАТИЛ НАС в свое безумие. Лимузины и желтые такси препятствовали друг другу на выезде из Карнеги, в то время как рядом с ними, на тротуаре, люди локтями прокладывали себе дорогу – словно обезумевшие иголки в коробочке, которую все время трясут.

– Куда бы ты хотела пойти? – Он выглядел спокойным; казалось его не беспокоили эти снующие повсюду люди.

– Не буду против спокойного места.

– Как на счет азиатской кухни?

– Вези меня куда хочешь. Это твой город.

Ресторан, который он выбрал, оказался, совсем спокойным: очередь тянулась с улицы, начиная от тяжелой деревянной двери, над которой висела красная вывеска – ТАО. Подобно тому, как это было в Тапео, фамилия Эстлин сработал мгновенно, и мужчина,похожий на сотрудника Секретной Службы (черный костюм, бритая голова и наушник), показал нам наш столик.

Джейк взял меня за руку.

– Не дай мне потерять тебя.

Мы проходили мимо бара– через зону настолько тесную, что мы едва могли пройти– и, на несколько секунд у меня возникла иллюзия, что я его. Его девушка. Следую за ним, держась за руки, в один из пятничных вечеров, начиная наше свидание.

(– Куда бы ты хотела отправится?

– Просто хочу погулять с тобой. По самой длинной и многолюдной улице города...)

Нас сопроводили на второй этаж к столику, отделенному от других длинным стеклянным мостиком. Рядом с ним возвышался огромный каменный Будда, который наблюдал за ритуалом еды, источая безразличие к чему-то кроме его собственного душевного спокойствия.

Я взглянула на меню, но сразу же закрыла его, не понимая значения многих из слов в нем.

– Это не то, чего ты хотела? – Джейк пододвинулся к краю своего стула, готовый уйти по моему желанию. – Мы можем пойти куда-то еще. Вот только,в Нью–Йорке нет более спокойного места, чем это.

– Нет, он идеальный. Самый лучший ресторан, в котором я когда-то была.

– Этот? – Он выглядел смущенным – либо из–за отсутствия у меня опыта в подобных заведениях, или потому, что он нечаянно превзошел Риза. – Давай закажем еду.

– Не против заказать для меня?

– Конечно. Как на счет суши?

– Никогда не пробовала.

Его глаза расширились от удивления.

– Никогда?

– Они не очень популярны в Болгарии. И я не видела их в кафетерии, во всяком случае, не в Форбсе.

– Так даже лучше. Ты получишь огромное удовольствие.

Я наблюдала, как он произносил странные названия каждого блюда официантке – без спешки, спокойно и обезоруживающе тепло, как он делал все остальное. Еду принесли быстро. Миниатюрные рулеты из риса и водорослей, расположенные на узких прямоугольных тарелках.

Я искала приборы, но их не было.

– Пользовалась уже палочками? Это просто. Просто придерживай нижнюю с большим пальцем, вот так... – Он помог расположить мои пальцы. – И верхнюю держи, как ручку, так ты можешь использовать ее, чтобы захватить еду.

Палочки упали на тарелку, как только он отпустил мою руку. Мы оба рассмеялись.

– Попробуй еще раз. Это не так сложно, как кажется.

Это было гораздо сложнее, чем казалось. Мой пульс участился от его прикосновений, и я уронила бы все, даже вилку.

Когда официантка вернулась, чтобы проверить все ли у нас есть, он указал на розу, которую я оставила на столе.

– Можно нам так же вазу для розы?

Она сразу же принесла ее.

– Джейк, я все хотела у тебя спросить... Почему именно роза из всех цветов?

– Потому что... – Он замолчал. Может быть, мне не следовало спрашивать, теперь, когда мы были просто друзьями. Но это была и его вина – вручил мне тот же цветок еще раз, повторяя вечер в Александр Холле. – Я предположил, что это может быть твой любимый цветок.

– С чего взял? Ты ничего не знал обо мне, когда ты и я... когда мы впервые встретились.

Он наклонил голову в знак несогласия.

– Я видел флайера твоего концерта.

Флайера. В них упоминалась Болгария. И нужно было лишь несколько минут поиска в Google, чтобы узнать, что Болгария славится своими розами – поля усеяны ими, снабжая мир парфюмерии экстрактом масла розы. По сути, роза была подарком, основанном на географическом расположении.

– Так... это так?

– Извини, что «так»? – Я снова попыталась сосредоточится на разговоре.

– Это твой любимый цветок?

– Вообще то нет. Но тем не менее она красива.

– Ну, была еще одна причина... – Его глаза были по–прежнему устремлены на вазу с розой. – Твоя игра в тот вечер кое–что напомнила мне.

– Что?

– Стихотворение, которое я полюбил, как только прочел его.

Так он тоже увлекался поэзией? Наверное, он записывал свои собственные строки в книги. Красными чернилами, прямо поверх печатного текста.

– Что за стихотворение?

Он не сказал мне.

– Ну же, Джейк. Я хочу узнать.

– Может быть, когда-то.

– Когда-то? То есть никогда?

– Нет. То есть... когда станет безопасно говорить об этом.

– Как приношение этого цветка в подарок более безопасное, чем разговоры о нем?

– Никак, ты права. Я переступил черту. Мне не следовало делать этого.

Обязательное напоминание. Как будто я могла забыть, что это было не свидание. Что он проводил со мной вечер только из–за одолжения его брату.

Поездка назад в Форбс была не менее неловкой – мы сидели бок о бок с ним в темной машине, погрязшей в тишину. Это был черный Рендж Ровер (весь черный, даже кожаные сидения), выглядящий совершенно новым, как будто перед этой ночью его никогда не вывозили на улицы самого оживленного города на земле.

– Разве это не хлопотно, иметь такой большой внедорожник в Манхэттене?

– Он не мой. Это семейная машина, и она обычно остается в Принстоне.

Насколько я видела, в понятие «семья» входило всего два человека – он и его брат.

– Здесь вообще нужна машина?

– Нет. У меня есть байк¹⁹.– Немного трудно представить тебя на велосипеде на Пятой Авеню.

Он засмеялся.

– Не велосипед. А мотоцикл.

– Я правда не понимаю. Риз – плохой парень, и все же ты – тот, кто живет дикой нью–йоркской жизнью и ездит на мотоцикле. Что ты делаешь с ним, встречаешься с другими членами банды?

– Моя банда состоит из одного, на данный момент. – Его глаза быстро взглянули на меня и затем вернулись к дороге. – Риз попал в аварию на своем много лет назад.

– Что произошло?

– Неприятный случай. Кое–кто пострадал, и мой брат винил себя. Теперь он не подходит и близко к тому, что имеет только два колеса.

– И он не против того, что ты ездишь на нем?

– Против, он раньше сходил с ума от беспокойства. Затем начались жестокие споры , и он сдался.

Я не могла поверить, что Риз проиграл, даже брату.

– Хотя, ты знаешь, он прав. Мотоциклы слишком небезопасный вид транспорта.

– Не очень. – Он улыбнулся – не мне, и даже не самому себе, но чему-то в темноте впереди нас. – Одна молния не бьет дважды в ту же семью.

Его голос начинал казаться опрометчивым, и я пыталась придумать другую тему для разговора, более безопасную. Но, похоже, не существовало безопасных тем для разговора между мной и Джейком, так что я ничего не сказала больше.

Когда мы подъехали к Форбсу, он припарковался возле основного входа и пошел со мной вниз по дорожке, которая вела к моему окну.

– Я прекрасно провела время сегодня, Джейк.

– Я тоже.

Огромная луна разогнала темноту достаточно, чтобы я могла заметить, что он не улыбался. Мы кратко обнялись на прощание, и я поспешила открыть окно, в надежде, что его звук отрезвит меня от желания побежать за ним и снова оказаться в его руках.

– Ты кое–что забыла.

Я повернулась. Он вернулся. На мгновение у меня в голове промелькнула безумная мысль: что он поцелует меня.

– Что я забыла?

Но он больше не смотрел на меня. Его глаза были устремлены на что-то позади меня, в комнате. Что-то, что я еще не успела заметить, чье неожиданное присутствие напомнило ему не переступать через свои границы снова.

– Что я забыла Джейк?

– Неважно.

Я хотела сказать ему, что это было важно. Что некоторые вещи были важнее, и что я не хотела, чтобы он уходил.

Вот только он уже ушел.

Я поняла, что я забыла в машине, его розу. В моей комнате, в то время как я отсутствовала, меня ожидала ваза красных маков. В свете луны они выглядели почти черными.

Ощущала ли ты мои поцелуи, переданные тебе Альбенисом через весь зал?

Записка была сложена пополам и спрятана прямо посередине раскрытых лепестков. Всего несколько слов подтвердили то, во что мой разум отказывался верить: тот силуэт в глубине испанской площади был реальным. Несмотря на то что, он позволил мне провести весь вечер с его братом, Риз все же приехал на концерт.

Я ПРОСНУЛАСЬ, ЖЕЛАЯ, ЧТОБЫ ЭТО было воскресенье. Но в то же время боясь этого. Риз обещал дать мне ответы, но вопросы все накапливались. Отправил Джейка со мной в Нью–Йорк, только чтобы затем прокрасться в Карнеги и наблюдать издалека – кто так поступает? Может, это было испытание верности его брата? Или меня? Не говоря уже о тех цветах. Как можно достать маки в Ноябре?

Я старалась не заострять на этом свое внимание и сосредоточится на том, о чем мечтала месяцами: экскурсии по Принстону для моих родителей. Они хотели видеть все – мое общежитие, классы, библиотеку, и конечно Александр Холл. Мы даже пошли в художественный музей, но я избежала греческих галерей и вместо этого провела их по первому этажу, где моя мать влюбилась в тающие "Луга в Живерни" Моне, а мой отец все возвращался к портрету Жана Кокто в исполнении Модильяни.

После позднего ланча в Форбсе, головная боль мамы заставила ее вздремнуть в моей комнате, пока мы с папой сидели за чашкой кофе на веранде. Он разглядывал пейзаж и, в первый раз за тот день, затих.

– Пап, что-то случилось?

– Ничего не случилось, все хорошо. Приятно видеть, что ты так хорошо здесь устроилась . Более счастливой, я тебя видел.

– Счастье – это сложная вещь.

– Даже в восемнадцать лет? – Он покачал головой, улыбаясь. – Подожди, пока тебе не стукнет столько, сколько мне. Вот когда вещи действительно становятся сложными.

Я взглянула на него более внимательно, чем раньше. Мой мудрый, скромный, добрый папа. Даже сейчас, когда он был доволен и спокоен, его лицо, казалось, отказывалось сменять выражение постоянной тоски. Я задавалась вопросом, должна ли я показать ему работу Эльзы. Она была его ребенком, он имел право увидеть ее. Но что хорошего это бы принесло? Это была не та печаль, которая могла бы утихнуть от старого напоминания. Он хотел получить ответы. Запоздалую правду. А в лучшем случае – некую справедливость.

– Теа, помнишь, когда ты уезжала из дому, ты обещала мне не копаться в прошлом?

– Конечно. – И я сдержала свое обещание. Почти. – Почему ты спрашиваешь?

– Для начала, твой класс по греческому искусству. Это так ты не лезешь в прошлое, выбирая такие же предметы, что и твоя сестра?

– Клянусь, я понятия не имела.

Последовала пауза, и его хмурый взгляд усилился.

– И что там с этим твоим профессором?

– Ты о Джайлсе?

– Да, Джайлс. Странный ученый Греции, который вышел чистым из воды, в конце концов, потому что у него не было никакого мотива. У них никогда нет мотива, не так ли?

Мне не приходило в голову, что Джайлс, возможно, был подозреваемым. Все же, учитывая исчезновение тела Эльзы, список подозреваемых, вероятно, включал всех, кто знал ее.

– Папа, то, что он преподает этот предмет не значит, что он... – Я снова почувствовала его враждебность к моему профессору. – Или есть что-то, что ты не говоришь мне?

– К сожалению, нет. Только то, что ты уже знаешь.

Он вытащил свой бумажник, и из него – две газетных вырезки, свернутые в размер долларовой банкноты. Когда он передал их мне, я узнала статьи, я видела их много раз в течение лета, опубликованные в Вестнике Принстона с перерывом в три дня, в декабре 1992 года.

Пятничный заголовок – НАЙДЕНА МЕРТВАЯ СТУДЕНТКА, ПРИЧИНА СМЕРТИ НЕИЗВЕСТНА – есть краткое вступление, не более, чем некролог. Тело девушки было найдено накануне бегуном на пешеходной тропе, к югу от кампуса. Не было никаких признаков насилия, никаких оснований для тревоги студентам. Вскоре будет объявлено панихиду. Тем временем тело будет оставаться в похоронном бюро Гарриет, пока семья не проведет необходимые приготовления.

Вторая статья имела совершенно иной тон, и несмотря на то, что в выходные была задержка новостей, заголовок поражал своей безотлагательностью: ТЕЛО МЕРТВОЙ СТУДЕНТКИ ИСЧЕЗЛО, ОХРАНА КАМПУСА НАХОДИТСЯ В СОСТОЯНИИ ПОВЫШЕННОЙ ГОТОВНОСТИ. Сотрудник нашел пустой гроб в пятницу утром, после открытия похоронного бюро Гарриет. На этот раз там был скандал. Подразумевая возможность преступления. Под воздействием свежих сплетен, репортер преподнес детали на несколько газетных колонок, раскрыв отчеты прошлых смертельных инцидентов, списки мер безопасности, и даже критический анализ способа, которым Гарриет управлял своим бизнесом.

Там и было упомянуто мимоходом имя – безобидное. Имя, которое ничего не значило для меня тогда в Болгарии, когда я еще не приехала в Принстон:

Многочисленные студенты и преподаватели выразили дань уважения умершей в четверг днем. Согласно записям, в похоронном бюро, последний, кто видел тело, был Винсент Э. Джайлс, профессор умершей, который зарегистрировался у администратора похоронного бюро в шесть часов и вышел из главного лобби в шесть двадцать пять, завершая длинный список посещений. На данный момент подозреваемых нет. Университетские должностные лица убеждают всех в кампусе соблюдать ранний комендантский час пока власти не закроют дело.

Я облокотилась на спинку стула и уставилась на страницу. Джайлс. Все эти научные игры в кошки–мышки над работами моей сестры, и не слова мне о своем визите в похоронное бюро. Было ли еще что-то, что он решил оставить в тайне?

Отец погладил мою руку.

– Не нужно сильно задумываться об этом. Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности, вот и все.

– В безопасности от чего, пап? Конечно Джайлс пошел в похоронное бюро; Эльза была его студенткой. Это не делает его преступником.

– Я не говорю, что он преступник.

– Тогда что именно ты имеешь в виду?

– Многие вещи остались без объяснений Теа. В том числе то похоронное бюро. В день, когда твою сестру привезли туда, кто-то прислал десятки цветов одним заказом.

– Что ты имеешь в виду, говоря кто-то? Полиция не узнала, кто это был?

– Они пытались узнать. Заказ был сделан в тот же день в местном цветочном магазине, мужчина средних лет попросил, чтобы доставка осталась анонимной. Он заплатил наличными, так что не было никакого способа его отследить.

– И ты думаешь, что это был Джайлс? Извини, но я не вижу его одержимым студенткой таким образом. Или посылающим огромное количество цветов.

– Ну, к счастью для твоего дорогого профессора, человек из цветочного магазина был описан как «невысокого роста и более формально одет».

– Тогда зачем ты мне это рассказываешь? И почему вдруг именно сейчас?

– Мама и я... мы долго обсуждали, как много тебе рассказать. Сначала мы думали, что чем меньше ты знаешь, тем лучше. Возможно, мы приняли желаемое за действительное, предполагая, что ты могла приехать в колледжи не столкнутьсяс прошлым. Но Джайлс на твоем концерте стал проверкой в реальных условиях. Я не говорю, что сейчас Принстон не стал безопасным местом, просто... Я не думаю, что пятнадцать лет – это долго, Теа. Многие из тех же людей, вероятно, все еще рядом. Так что все, что я говорю это... не верь никому, ладно?

КОГДА МОИ РОДИТЕЛИ ОТПРАВИЛИСЬ спать, мне следовало сделать тоже. Но это был вечер вечеринок с отголосками прошедшего Дня благодарения, и я не хотела быть единственным человеком, который все пропустит.

«Тигры» были обеденным клубом, располагавшимся у Колониального зала, полностью смешиваясь с ним: белый фасад пересекали темно–коричневые балки, создавая праздничный эффект немецких домов. Рита ранее прислала мне смс, что мое имя будет в списке гостей у двери. К счастью, так оно и было

– Тэш наконец-то! Ты в порядки? Я ни слышала о тебе ничего весь день.

Я сказала что-то о том, что проводила экскурсию моим родителям, и то, что по всей вероятности, провалю половину предметов.

– Хочешь сказать, что Джайлс не дает тебе поблажек после Карнеги? Держу пари ты лучшая в его классе. Мужчина не переставал говорить о тебе на приеме.

– У него были студенты и лучше.

– Правда? Какие-то безумные археологи, который потирали древнюю лампу в поисках джина?

Как всегда, она попала в самую точку. От этого меня кинуло в дрожь.

– Джинн был в «Тысяча и одна ночь», а не в Греческих мифах.

– Все равно, вот почему у меня специализация в науке . Но хватит об учебе. Когда вы с Ризом расстались?

– С чего ты взяла, что мы расстались? – Она, вероятно, так решила после того, как увидела меня в Карнеги с кем-то другим. – Парень со вчерашнего вечера – это его брат.

– Я так и думала. Но если вы еще двое вместе, почему он не был на концерте?

Или еще лучше: Почему он там был и никто об этом не знал?

– Его нет в городе в эти выходные.

– Это он сам тебе сказал?

– Да, а что?

Ответ занял секунду, но этого было достаточно для появления первых признаков жалости на лице моей подруги.

– Он в городе, Тэш.

– Да?

– Дэв видел его вчера вечером. Вот почему он должен был вернутся к одиннадцати, помнишь? У пловцов было их тусовка , о которой я тебе рассказывала, их ежемесячная... ну, не важно. Но сначала они собирались в Плюще.

– И?

– Риз был там с двумя девушками у всех на глазах. Очевидно, все было достаточно серьезно.

Пол покачнулся под моими ногами. Она попыталась взять меня за руку.

– Тэш, мне жаль. Дэв не хотел, чтобы я тебе говорила, но я подумала, что ты должна знать.

Я видела Дэва через комнату, он посмотрел на нас, после чего отвел взгляд. .

– Он уверен, что это был Риз?

– Да, и так же... – Она решила не говорить. Я никогда не видела, чтобы Рита обрывала фразу на середине.

– Пожалуйста, просто скажи.

– Риз сейчас на Проспекте. В Плюще, с остальными.

Остальное превратилось в шум – шум и жару, – пока я пыталась понять, что делать, как не сломаться перед всеми. Часть меня отказывалась в это верить. Но зачем моей подруге мне лгать?– Рита сделай одолжение. Можешь попросить Дэва провести меня в Плющ?

Она сказала что-то о возвращение в Форбс, но я не слушала.

– Пожалуйста спроси его, если ты правда моя подруга. Я должна увидеть все собственными глазами, и будет гораздо легче попасть в Плющ, если Дэв будет со мной.

Никто из нас не сказал ни слова, когда мы уходили от Тигров. Плющ был прямо через дорогу, массивное прямоугольное здание, в котором гремела музыка. Дэв постучал. Тяжелая дверь приоткрылась на дюйм. Должно быть его узнали, потому что дверь приоткрылась немного больше, как раз достаточно, чтобы позволить нам проскользнуть мимо охранника, одетого в черное.

Все что понадобилась – это несколько шагов. В комнате было людно – в основном были парни, пьяные, и несколько поразительно красивых девушек – но было не настолько многолюдно, чтобы я не увидела его. Он был в центре, склонялся над девушкой, спрятав лицо, в изгибе ее шеи, остальная часть его тела склонялась над ней, в то время как ее длинные волосы почти подметали пол. Он приподнял ее спину, просунув руку под ее колено – ту же руку, в которой держал бутылку с пивом,– после чего приподнял ее обнаженную ногу, касаясь его тазом внутренней стороны ее бедра. Она распахнула его рубашку. Провела своими ногтями по его телу. Он не остановил ее, влил пиво себе в горло, вылив остальное вниз на его подбородок, грудь, живот, пока пустая бутылка не полетела на стену и не разбилась. Наконец освободившись, он схватил ее за волосы и оттянул ее голову назад, задержав на ее лице свой взгляд, прежде чем толкнул ее вперед, вжимая ее рот в свою влажную кожу –