Текст книги "Самодива (ЛП)"

Автор книги: Красси Зуркова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Ночь всех святых

ДОМОМ БЕНА ОКАЗАЛСЯ исторический особняк из красного кирпича в самом сердце Бостонского Бикон Хилла. Он принадлежал нескольким поколениям его семьи – и все еще был их собственностью, вот только теперь они приняли форму потускневших картин для прихожей.

Приехали мы поздно. Я боялась проводить ночь в чужом доме, одной, будучи расстроенной из–за Риза и его игр. Но я заснула, как только коснулась подушки щекой, а когда проснулась, Бен уже был внизу, читал.

– А вот и она! – Он закрыл книгу, выглядя посвежевшим и жизнерадостным. – Ты, наверно, умираешь с голоду. Готова исследовать местную кулинарию?

Схватив наши пальто, он спросил, какую часть Бостона я хотела бы увидеть первой. Я не много знала о городе. В основном Гарвард и то, что нашла в интернете.

– Гарвард – неплохая идея, на самом деле. Мы должны съездить туда, чтобы ты поняла, что пропустила. – Его рука проследила за воображаемой строкой субтитров в воздухе. – День из жизни Теи, если бы она отправилась в какую-то другой колледж.

Пойти в "другой колледж" было бы безопаснее, вдали от одержимых ритуалами профессоров искусства, загадочно исчезнувших родственников и неуловимых парней в двойном количестве, которые жили в поместьях с дворецкими. Но я оставила все это при себе, говоря Бену, что была готова к любой части Гарварда, которая, по его мнению, могла вызвать максимальную зависть.

Этим местом оказалась Площадь Гарварда. Безумно оживленная, заразительная, просто котел энергии – ничего общего с банальным Принстонским аналогом, Палмером. Три улицы пересекающиеся посередине, по которым несутся машины: гигантская звезда, готовая взорваться внутри себя самой. И куда бы ты не посмотрел, выбравшись за ворота кампуса, головокружительный калейдоскоп людей все время меняет свою форму.

Мы купили сэндвичей в местном гастрономе и моя экскурсия началась. Бен был ходячей энциклопедией. История школы. Названия зданий. Информация, которая бы даже профессиональному гиду прибавила бы плюсик. Но несмотря на его живые истории, я осталась холодна к кампусу. Там не было никакой таинственности белого камня; никаких уединенных местечек, арок или тайных уголков. Только строения из красного кирпича, увенчанные известной Гарвардской белой колокольней.

Когда я не могла больше выносить поездок по достопримечательностям, мы поехали в любимое кафе Бена, Чайный Люкс, чье меню предлагало более ста разновидностей чая. Он нашел свободное место у окна рядом с печатной машинкой и выставкой чайных наборов.

– Это напоминает мне о Льюисе Кэрролле. – Я приподняла один из чайников: пузо ментолового цвета, изогнутое, словно вздутый луг на шахматной основе.

– Из тебя бы получилась потрясающая Алиса – если бы ты только умела хныкать. Та девчонка все время это делала, а мне кажется, я никогда не слышал, чтобы ты жаловалась о чем-либо.

– Было бы странно, если бы я это делала.

– Почему? Никто здесь не идеален.

– Может и так. Но я не могу жаловаться только из–за того, что я в новой стране, которая до жути пугает меня. Лучше сначала попытаться разобраться со всем, так ведь? То есть... должна же быть причина, почему все происходит именно так, как происходит.

– Не знаю, со многим ли нужно разбираться. Всегда можно найти скрытый подтекст, но с нами, американцами, обычно то, что ты видишь и есть истина.

– Ага, если бы! – засмеялась я и достала чайный пакетик из чашки. Запах роз, сосны и ягод наполнил воздух. – Значит, если я Алиса, то ты – Безумный Шляпник?

– Я больше похож на Чеширского Кота. – Он сверкнул на меня преувеличенной ухмылкой. – Вот только исчезновение у меня выходит плохо.

И слава Богу. Слишком многие в моей жизни проявляли выдающийся талант к этому последнее время.

– Теа, пребывание в Америке действительно ощущается, как Страна Чудес?

– Так точно. Одно неверное движение, и мне снесут голову.

– Нет, серьезно. То что ты сказала, о замешательстве – я понимаю почему. Новое место, новые люди. Кроме того, Принстон определенно не обычное место. Даже мне пришлось привыкать, а я жил в штатах всю свою жизнь.

– Мне не показалось, что Принстон вводит тебя в замешательство.

– Разве?

– Совершенно. Что тоже похоже на Страну Чудес. Все здесь кажется такими... уверенными во всем, словно они никогда не делали ошибок и никогда не сделают. Тебе не кажется это безумием?

– Уверенность – это не плохо, это всего лишь тактика выживания.

– И все же... мне нравятся люди, которые могут ошибаться время от времени. Мы ведь все люди, не так ли? Стоит смириться с этим.

Пока он думал, что ответить на это, его телефон зазвонил. Он выключил звук, но увидев от кого вызов, решил ответить. Почти ничего не говорил какое-то время. Затем отключился и посмотрел на меня длинным, сдержанным взглядом.

– Это была Рита. У меня несколько пропущенных вызовов от нее.

– Все в порядке? У меня не было возможности попрощаться с ней.

Он медленно положил телефон, будто пытаясь свести звук от соприкасания со столом до минимума.

– Кто такой Риз?

Я почти подавилась последним глотком чая.

– А что?

– Какой-то парень по имени Риз искал тебя.

– Искал меня... где?

– Очевидно, он не нашел тебя у тебя в комнате, а твой телефон пересылает все время на голосовую почту. Так что он выследил Риту, и она сказала ему, что ты в Бостоне.

– Откуда она знает, что я здесь?

– Я написал ей письмо этим утром. Может, не стоило. – Он встал со стула. – Кем бы ни был этот парень, он хочет, чтобы ты позвонила ему. Я подожду снаружи.

– Бен, подожди. У меня даже телефона нет – я оставила его у тебя дома. Но даже если бы и был–

– Вот. Возьми мой. – Он пододвинул его ближе ко мне и написал что-то на салфетке. – Это наш адрес. Скорее всего он спросит его.

– О чем ты говоришь? Зачем Ризу твой адрес?

– Рита сказала, что он отправился в Бостон, что должен тебе какое-то извинение. Сейчас он должен быть уже в городе. Приходи ко мне, когда закончишь, я буду у киоска через дорогу.

Я смотрела, как он уходит. И в этот момент моя последняя надежда на мирные осенние каникулы растворилась в свете уличных фонарей.

БЕН БЫЛ ПРАВ: РИЗ попросил адрес. И к тому времени, как мы добрались до дома, он уже ждал нас там.

Они обменялись короткими приветствиями. Ризу удалось скрыть недовольство моим другом, но не достаточно, чтобы принять приглашение войти.

– Спасибо. Честно. Но давай не затягивать. Я подожду, пока Теа соберет свои вещи.

– Почему это я должна собирать свои вещи?

– Потому что я не уеду без тебя.

Чтобы избежать аргументов со стороны Бена, я промолчала, пока он не зашел в дом.

Риз проверил час.

– У нас есть пятнадцать минут. Успеешь?

– Пятнадцать минут до чего?

– До того, как нам нужно будет ехать.

– Риз, я никуда не уеду.

Он улыбнулся и попытался обнять меня.

– Хорошо, я приму еще одно наказание, если хочешь. Однако, по всем стандартам, того, как ты исчезла сегодня, будет достаточно.

– Я никого не пыталась наказать.

– Нет? Тогда странно, что мне пришлось проснуться сегодня и увидеть, что моя пленница сбежала. Почему ты ушла от меня?

– От тебя? Тебе не приходило на ум, что не все, что я делаю, касается тебя?

– Приходило, и довольно таки часто. Но приходило ли тебе на ум, что все, что делаю я, касается тебя?

– Включая прошлую ночь?

– Прости меня за эту ночь. – Улыбка исчезла. – Есть вещи, которые я не в силах изменить, Теа. Даже для тебя.

– Какие вещи? Парней в джипе?

– Парни в джипе – это всего лишь привычка. Я не подпущу их близко к тебе снова.

– У тебя есть другие привычки? Возможно, пикники?

Вздох. Я не слышала от него вздохов, думала, он не способен на них.

– Это больше, чем привычка. Это часть меня.

– Так ты хочешь, чтобы я притворилась, что это не волнует меня? Чтобы я просто отходила в сторону, не задавая вопросов, когда тебе нужны будут перерывы от меня?

Его взгляд охватил улицу в поисках возможного ответа. Затем вернулся ко мне с наиболее подходящим для него:

– Просто будь со мной. Это так сложно? Мне не нужны перерывы от тебя, наоборот. Я изо всех сил буду стараться делать все, как ты того хочешь. Но не могу объяснить ничего сейчас.

– Почему?

– Потому что нам нужно уезжать.

– Возможно, тебе и нужно. Мне – нет.

– Ладно, вот наш план. – Он озвучил "план" прямо мне в ухо: – Во-первых, нас ждет паром. Это единственный способ добраться туда, куда я хочу отвезти тебя. И не спрашивай меня, где это – ты знаешь, я не люблю, когда портят мои сюрпризы. Во–вторых, для меня все это дело со свиданиями в новинку, так что очевидно, что я лажаю все время. Но так будет не всегда, обещаю

– Я думала, ты не даешь обещаний, которые не можешь сдержать.

– Не даю. А в–третьих, нам нужно перестать ругаться. Я в твоих руках, только скажи, и я уйду.

Мне нечего было говорить. Я все еще была расстроена из–за вечера пятницы. И да, мне пришлось сбежать от него. Но теперь, когда он поехал за мной в Бостон, чтобы извиниться, моя злость испарилась, и он знал это.

– Иди за своими вещами. И поскорее.

Когда я вошла, Бен сидел на кушетке, держа в руках журнал. Он ничего не спросил, просто поднял взгляд и ждал, пока я заговорю первой.

– Бен, он... он хочет, чтобы я поехала с ним.

– Конечно, хочет. Я понимаю.

– Но я чувствую себя ужасно, особенно после того, как заставила тебя ехать допоздна вчера.

– Не волнуйся обо мне. Остальные приедут сегодня, и это место превратится в дурдом. Рад только, что нам удалось провести день наедине.

– Да, я тоже, но... – я замолчала. Какое право у меня было говорит с ним таким образом, словно он – отвергнутая жертва?

– Теа, не мучайся виной. Тебе нравится этот парень, да?

Я кивнула, надеясь, что подтверждала только то, что он уже знал.

– А парню определенно нравишься ты, иначе бы он не ехал пол пути до Восточного Берега в поисках тебя. Так что, здесь мало что можно обсудить.

– Ну, хорошо, я не буду. – Не ищи подтекста. То, что ты видишь и есть истина. – И все же, ты мой друг, и я не хочу расстраивать тебя.

– Друзья не должны расстраиваться, когда ты слушаешь свое сердце. – И тут появилась та его смущенная улыбка, которую я так любила. – А если и расстраиваются, ты все равно должна слушать свое сердце. Я бы так и поступил.

КАК ТОЛЬКО МЫ ВЫЕХАЛИ, Риз позвонил кому-то и спросил, готов ли коттедж.

– Он должен быть готов к моему прибытию. – Он положил трубку, выглядя раздраженным. – Джейк уехал сегодня днем. Не понимаю, чего они так долго.

Это и был сюрприз, который он и не подозревал, что сделал для меня: скрытый отпуск, который напомнит мне о его брате. Я могла только представлять, что ожидало меня в этом загадочном коттедже. Вещи принадлежащие Джейку? Его фотографии повсюду?

Я мало что говорила все оставшееся время поездки; Риз наверно подумал, что я устала. После парома мы какое-то время ехали по извилистым дорогам, пока машина, наконец, не остановилась. Фары выключились. В их доме автоматический фонарь светился сквозь непотревоженную темноту.

– Не бойся ты так, в коттедже нет призраков. – Он открыл для меня пассажирскую дверь. – Хотя, одно–два привидения не помешает. Ночью здесь становится совсем тихо.

"Коттеджем" оказалась ошеломляющая современная вилла, растянувшаяся высоко над океаном. Спереди был забор, (высокий, для большей приватности), но задняя сторона еще лучше обеспечивала уединенность. Сперва открывался вид на широкие просторные окна от от пола до потолка. Затем на кирпичную веранду. Бесконечный бассейн. А за всем этим – верхушки деревьев и вода, невидимая до рассвета.

Анонимные руки, которые приготовили дом к приезду Риза оставили включенным фонарь, и мягкий желтый свет освещал несколько первых ступеней и сервированный стол со свечами и бутылкой вина.

– Мартас–Винъярд. – Он обхватил меня руками и указал на темноту перед нами. – Это остров на юге от мыса Кейп Код. Мы приезжали сюда многие годы.

Это "мы" прозвучало так, словно кто-то другой, пропавший, мог войти на веранду в любое мгновение.

– Ты не представляешь, что сделала со мной, когда уехала так внезапно. Или представляешь? – Он наклонился и поцеловал меня в шею, но почувствовал мою дрожь. – Мой Бог, ты так замерзла! Пойдем, найдем что-то теплое. И еду.

Пока он исследовал холодильник в поисках того, что можно было съесть на ужин, я взяла пиджак в прихожей. Когда я вернулась в гостиную, он уже шел с двумя полными тарелками и багетом.

– Помочь?

– Нет, просто дай мне минутку. Кстати. смотри, что у меня для тебя есть.

Он указал в конец комнаты, и я только сейчас заметила огромное фортепиано в углу возле камина. Партитуры были выставлены на крышке, и одна из них была открыта на подставке. Я подошла ближе, достаточно близко.

Краем уха я слышала шаги Риза, поток воздуха из–за открытой двери, его шаги наружу, стук посуды о стол. Но комната и все в ней превратилось в туман. Я могла видеть только ноты на этих страницах, ноты, которые я любила: Новый этюд Шопена в фа–минор.

Это был единственный след пребывания Джейка, упущенный теми, кто убирал за ним дом. Они стерли его с клавиш, дверных ручек, тарелок и стаканов и каждого предмета мебели. Но музыка сумела смешаться со всем достаточно, чтобы не быть стертой. Возможно он оставил страницы там нарочно, закодированное "добро пожаловать", которое только я могла понять. Или, в спешке, он просто забыл их закрыть. В любом случае, он играл мой этюд в этой комнате.

– Фортепиано или я. Выбирай быстро. – Риз стоял у двери, распахнув ее.

Мне хотелось сказать ему правду. Затем я вспомнила последние двадцать четыре часа: сцена в Галечнике, его все еще не объясненное отсутствие. Теперь мы были квиты. Тайна за тайну.

Во время ужина я не могла перестать представлять Джейка в этом доме. Что если, как и его брат, он привозил девушек в свой роскошный коттедж на берегу Кейп Кода? Показывал остров. Наливал вино в уличной темноте. Рассказывал им, восхищенным, о созвездиях. Играл для них на фортепиано.

– Почему он тут был? Я имею в виду... Джейк. – Его имя застыло в воздухе на секунду. – Проводил осенние каникулы на острове?

– Как всегда. И я планировал устроить путешествие–сюрприз на юг. Но когда узнал, что ты в Бостоне, план изменился.

Он изменился, но не так, как думал Риз. Как и те призраки, о которых он мечтал, я вошла в этот дом много раньше, чем он привез меня. Я вошла сюда, смеялась здесь и существовала на протяжении всей ночи и следующий день – потому что кто-то другой представлял меня здесь с помощью самой красивой музыки, которую я когда-либо слышала.

– О чем ты думаешь?

– Я? – Впервые я поняла, что правда также может быть ложью. – О том, что твоего брата выкинули отсюда сегодня из–за меня.

– Это как посмотреть.

Смотреть на это, по правде, можно было только с одной стороны: Джейк не забыл обо мне. Не мог, если играл этот этюд.

– Не нужно говорить, что я в долгу перед моим уступчивым братом. – Риз взял меня за руку и я последовала за ним через гостиную, коридор и в спальню. – Но хватит о Джейке. Или о ком-либо еще.

Моя одежда соскользнула на пол, и тело позволило Ризу затащить меня под себя на кровать – не противилось, а покорилось ему, ожидая.

– Не бойся меня. – Его пальцы сжимали мою тазовую кость, готовясь двинуться дальше. – Я остановлюсь, как только ты скажешь мне, обещаю.

Мне казалось, что Джейк был там. С нами в той комнате. Так ли ты представлял это? Меня, принадлежащую твоему брату? Этого ли ты хотел?

Одной рукой он пригвоздил обе мои в подушке, другой разделяя мои колени.

– Риз, отпусти мои руки. Я не буду останавливать тебя в этот раз.

– Тшш... – Его дыхание наполнило мое ухо. – Не это я собираюсь сделать.

– Сделать что?

– То, из–за чего ты паниковала с момента, как я положил тебя на эту кровать. Ты никогда не дрожала так в моих руках! – Его рука продолжала путь вверх по моим ногам. – Я понятия не имел, что это будет твой первый раз. Поэтому не буду заходить пока на эту территорию. Только через мой труп.

– Почему?

– Потому что... – Он провел ногтями по моему бедру до живота, пока я не возжелала его. – Потому что... ты чертовски прекрасная вещь... Мне хочется сделать с тобой все первым...

Его рот нашел мою шею, и я почувствовала, как взрывается все мое тело. Сначала он сильно надавил, обрушивая язык на участок кожи, все еще влажный от его губ, затем смягчился, пока его дыхание не стало единственным, что я ощущала. Он подождал, затем повторил действие, только на этот раз намного жестче, опускаясь на мою шею, словно долгое время он жаждал ее, но все это только для того, чтобы снова отстраниться, оставляя меня желать больше этого поцелуя, огня его прикосновения. Когда же я взмолилась, я почувствовала его пальцы, раздвигающие мои бедра и медленно скользящие в меня, настолько далеко, насколько это было возможно, чтобы не причинить мне боль. Затем, внезапно, они вошли дальше в тот момент, когда его рот накрыл мой, лишая меня дара речи в его руках.

– ПРОСТИ, ЧТО?! – РИЗ ПОДАВИЛСЯ, выплевывая кофе обратно в чашку. – Карнеги... тот, что в Нью-Йорке?

– Да, тот.

Он уставился на меня, словно я сказала ему, что бросаю колледж ради стриптиза.

– И что они тебя попросили сыграть?

Я сказала ему. Он разразился смехом. Подошел к одному из окон и, остановившись там, посмотрел в чистое небо. Когда он повернулся, на его лице не осталось и следа смеха.

– Понятия не имел, что ты настолько хороша. Но Альбенис чертовски сложен, и четыре недели – это ничто. Надеюсь, что приезд сюда не был ошибкой.

– Риз, я справлюсь. – Мой голос прозвучал намного увереннее, чем я себя чувствовала. – Мне просто нужно много практиковаться, вот и все.

– Много? Тебе нужно впитать каждую ноту в свою кровь, словно героин!

– Значит, я буду под кайфом от вас обоих? – Я улыбнулась, но не он. – Ладно, хватит запугивать меня. Четыре недели это много. А пока, я думала, ты захочешь показать мне остров.

– Остров может подождать. Посмотрим чуть–чуть то там, то здесь, когда тебе нужен будет отдых от тюрьмы.

Последующие несколько дней "тюрьма" принадлежала только мне. Он понял, что практика игры на фортепиано требовала одиночества, и границы сами выставлялись, когда бы я ни собиралась играть.

Сначала, я думала, что Джейк все еще беспокоит меня. Находиться в одних комнатах, касаться тех же вещей. Было невозможно сказать, что принадлежало ему, а что – Ризу. Средства личной гигиены в душе. Одежда за раздвижными дверьми (аккуратно развешенные рубашки, сложенные свитера и джинсы), ничего из того, что Риз привез с собой. Может, братья носили одну одежду, когда оказывались на острове? Но были вещи, которые явно принадлежали Джейку. Открытые ноты Шопена. Карта звездного неба, оставленная на кофейном столике.

Но, неминуемо, эти напоминания стали меркнуть, чем больше времени мы находились в доме. А что касается экскурсий по острову "то тут, то там", ему много что было мне показать: исторические города, бухты, пляжи, даже качели с 1876 года, которые являются самыми старыми в Америке. Но местом, которое украло мое сердце, стал маяк, стоящий в изоляции между пестрых скал.

Мы забрались по винтовой лестнице на, как назвал ее Риз, галерею – обрамленную перилами террасу, которая окружала башню. Внизу изгибался западный берег, обросший растянувшейся сухой травой, из–за которой скалы выглядели мохнатыми, словно золотая спина гончей.

– Индейцы называли это место Аквинна. – Он обнял меня, позволяя ветру бушевать вокруг нас. – Это значит "конец острова". Но он концом он является лишь при приливе. Видишь те скалы? – Он указал на холмистые клочки красного, коричневого и цвета охры, о которые разбивались волны, в десятках метров снизу. – Когда вода омывает их, конец острова снова приближается. Маяк уже однажды переносили, чтобы спасти от обрушивающейся глины.

– Глины?

– Скалы полностью состоят из глины, образованные ледниками сотни миллионов лет назад.

– Сотни... миллионов? – Внезапно, древнегреческая глина показалась любой, но никак не древней. – Жаль, что воды наконец побеждают.

– Эрозия всегда выигрывает, – сказал он тихо. – Ничто не возможно уберечь от нее на протяжении вечности.

Мне казалось, будто это предупреждение. Но о чем? Целый остров разрушался под нашими ногами, невидимо, даже пока мы говорили. И я, была ли я в безопасности на этом острове? Или приехала сюда с кем-то, кто, как и те волны, всегда побеждал?

Мы не вернулись в дом после наступления темноты. Риз хотел хотел поужинать на полу перед камином, среди подушек и свечей, чье отражение танцевало в завораживающей панике на потолке, когда случайный сквозняк пробирался по комнате.

– Готова? – Мы закончили есть, так что он поднял меня с пола.

– Готова... для чего?

Он подошел к фортепиано, открыл страницы Альбениса и поставил их на подставку.

– Я не думаю, Риз.

– А почему нет? Ты и так уже мне задолжала. К тому же, нельзя быть такой скромной и играть подобную музыку. Так что давай послушаем.

Он обошел меня сзади и погрузился в диванные подушки, создавая иллюзию, что я одна в комнате. Но ничего не помогало, я все еще чувствовала его. Его, наблюдающего за мной и готового слушать. И поглощать. И судить.

Поспешили звуки: стеклянные бусы, рассыпающиеся по испанской улице, когда ожерелье было сорвано с плеч девушки. Но бус было недостаточно. Эту улицу должна была заполнить летняя гроза, разбиваясь, рассыпаясь по брусчатке, превращаясь в пыль.

Ко времени, как я дошла до более медленной средней части, пьеса стала пустой. Безжизненной. Исчезла ее красота.

– Я же говорила... – Мои руки упали. Я даже смотреть на него не могла. Затем...

Губы. На моей лопатке. И он, опускающийся на скамью рядом со мной.

– Видишь? – Он опустил мою руку на ширинку своих джинс. Все внутри взрывалось, твердое от пульсации, словно музыка все еще пронзала его волнами. – Вот что ты делаешь со мной, когда играешь. – Затем он позволил моей руке соскользнуть. – Теперь тебе нужно безумие Албениса. Ты овладела техникой. Но тебе не хватает пока Испании.

– Я никогда ее не обрету. Я никогда даже не была в Испании.

– Туда я и собирался тебя отвезти.

Страницы вернулись к началу, и его голос стал мягким, далеким, словно раздавался в другом времени:

– Албенис называл ее Астурией, но музыка совершенно не связана с северной Испанией. Ее сердце на юге, во фламенко Андалузии. Представь огонь. По–испански "flama" значит «огонь».

– Я не слышу огня в этом этюде.

– Потому что все пускаются галопом в этой пьесе, пытаясь выставить себя в выгодном свете. И в итоге Альбенис превращается в фугу Баха! Фламенко иное. Это не скорость или громкие потоки музыки. Это контраст. Быстрота против медлительности. Громкость против тишины. Так начни же с шепота. И продолжай благородно, вот так...

Смущенные ноты раздались под его пальцами. Неуверенные, показывающие свои головы лишь на секунду.

– И тогда начинается легенда, правильно? – Он погладил титульную страницу, где жирным курсивом было выведено Астурия (Лейенда). – Помни, ничто и никто не безопасно в легендах.

– В каких легендах?

В данном случае, легендах о Андалузийских цыганках, чью горячую кровь подпитывали ритмы фламенко. Они погибали за любовь, как того не делали другие, так что можешь представить, сколько страсти слышалось в их музыке? Такой мужчина мог влюбиться в тебя, почитать и положить свою жизнь и будущее у твоих ног. Но как только ты заставишь его ревновать, ставки сделаны.

Он проиграл следующую фразу, задерживая последнюю октаву на долю секунды, затем проиграл ее с обоих сторон фортепиано.

– Превращай каждый звук в угрозу, пока играешь. Делай паузы. Стремись отомстить. Затем бей. Не думай, просто бей. Взрывай.

Он продолжил играть, отбивая октавы. И при каждой из них тишина казалась завораживающей. Она поражала звуками, которые ты никогда не слышал. Потому что в этих вспышках тишины, когда время замирало, ты с нетерпением ждал музыки, которая должна последовать.

– Каков вердикт? – Он посмотрел на меня, улыбаясь. – Ты не произнесла ни слова.

Что я могла сказать? Это больше не был парень, который смеялся над музыкой. Теперь он говорил об Андалузийских ночах, цыганах, фламенко и том безумии, которое они могли привнести в меня. Когда он перестал играть, я уже чувствовала это безумие.

– Сыграй остальное для меня. Пожалуйста.

Он поднялся со скамьи.

– Для остальной части нам нужно что-то другое.

CD скользнул в проигрыватель. Гитара. Нежная, почти такая же хрупкая, как звук бокалов в Луизе. Это была та же пьеса Альбениса, только переделанная, несущая смиренность, которую никогда нельзя было бы извлечь из фортепиано. Музыка лилась, почти незаметно, подавляемая силой воздуха, циркулирующего по комнате.

Он поднял меня на ноги и мы раздели друг друга, тихо, но быстро, под ритм гитары. Его лицо опустилось на мою кожу. Если бы он остановился, мне бы пришлось молить его не прекращать, но его губы опустились к моим бедрам, раздвигая их и входя в меня языком, сводя с ума, заставляя желать его рта, всего его, раствориться в нем, повиноваться его любому капризу. Он взял меня, не давая возможности сказать да или нет, дыша в меня, оставляя шторм поцелуев в местах, о существовании который внутри меня я и не знала, открывая меня, увлажняя, атакуя меня этими фантастическими губами, которые могли быть невероятно мягкими и в то же время совершенно грубыми, пока он не заставил меня кончить, и я почувствовала, как он поглощает все ртом и языком, каждую каплю меня. Когда он поднялся на ноги и коснулся моей щеки, она все еще была влажной. Затем он зарылся лицом мне в волосы и прошептал:

– Я тысячу раз делал это в мыслях, но ты на вкус намного лучше, чем я мог представить.

Слова наполнили мое тело. Не осталось и сантиметра моего тела, который бы не жаждал его, не принадлежал бы ему полностью и не ощущал бы мир в его прикосновении. Я хотела продолжить целовать его, сделать для него все, сделать с ним то, что завело бы его и заставило кончить, но он уже отстранился.

Я притянула его назад.

– Возьми меня. Возьми любым способом, которым хочешь.

Секунду он боролся со своим решение, затем встал налить себе выпить. Пустой стакан опустился на стол, и я принялась целовать его – его шею, плечи, грудь, но когда я добралась до живота, он остановил меня. Я опустила его руки, пока они не сжались вокруг края стола и остались там. Затем я поцеловала его еще раз:

– Теперь моя очередь. Позволь мне.

ПОЗЖЕ ТОЙ НОЧЬЮ, засыпая в его объятиях, я впервые мечтала, чтобы он никогда не узнал обо мне и Джейке.

Шепот над моим ухом разбудил меня, но я не могла разобрать слов. Что-то на счет розыгрыша.

– Так что же ты выберешь? – Риз лежал рядом со мной, уже одетый. – Что-то одно.

– Розыгрыш или что?

– Мило. Это твой первый Хэллоуин, не так ли?

Я кивнула, глаза были полуприкрыты из–за еще не отступившего сна.

– Или угощение. Это значит, что тебе придется угостить меня конфетой. Вот только я не вижу ни одной поблизости.

– А розыгрыш?

– На твоем месте я бы держался подальше от этого выбора. Там, откуда мы родом, розыгрыши – это серьезное дело.

– Мы?

– Моя семья. Я ирландец.

Мы встретились больше месяца назад, а я столько всего еще не знала о нем. Отчасти это была моя вина. Я видела, как другие девочки шпионили за своими парнями – рыскали в интернете, проверяли телефоны парней, читали их письма, все, что Риз называл "фоновые проверки" и даже больше – так что я поклялась никогда не быть одержимо любопытной. Но с ним, любое здравое любопытство не было вариантом. Или же было?

Я перекатилась по кровати ближе к нему.

– Когда ты уехал из Ирландии?

– Я не уезжал. Никогда там и не жил. Всегда хотел, но не вышло.

– Почему?

– Потому что не все зависит от меня, Теа.

– Сложно было представить его желающего что-либо, но не способного это получить.

– Звучит так, словно ты прикован к Нью–Джерси.

– Может и... прикован. Но давай оставим мою мечту в покое. Суть в том, что именно там началась традиция "розыгрыш или угощение".

– В Ирландии?

– Среди всех мест. Конечно, они это называли не так. Ирландское название для этого – душевный вызов.

– Как "обнажение души"?

– Ха, никогда не думал в таком свете. Но нет, это моление за души усопших. Кельты верили, что в ночь 31 октября граница между мирами живых и мертвых исчезала. И если бедняки стучали в дверь той ночью, нужно было дать им еды, а они в обмен молились за тебя за души мертвых.

Я попыталась представить слушающих мертвых в октябрьскую ночь в Ирландии. Истощенных. С широко раскрытыми глазами. Толпящихся на дождливых улицах Дублина.

– А если ты не давал им еду?

– Тогда тебя очень, очень плохо разыгрывали. – Он нырнул под одеяло и принялся всюду меня целовать.

– Риз, подожди. Теперь моя очередь.

– Какая очередь?

– Бросать вызов твоей душе.

– Моей? – Его голова вынырнула наружу: бардак на голове, щеки красные. – Не думаю.

– Потому что ты не любишь обнажать свою душу?

– И поэтому тоже. Ты не можешь меня разыгрывать, если должна угостить. Я приготовлю нам завтрак.

Завтрак был не совсем тем, о чем он мог позаботиться, учитывая, что уже был почти час дня. Пока запах жареных яиц и какого-то мяса распространялся по дому, я ждала в гостиной. Комната была уставлена безукоризненно. Металл. Стекло. Кожа. Перетекающие одно в другое простыми, минималистическими формами. Один только камин представлял собой линию речных камней собранных под нишей в стене – одно прикосновение к пульту управления, и пламя извергалось прямо из камней. Никаких других декораций, стены были пусты. Кроме одной, которая удостоилась легкого снисхождения. Знак, что, как бы то ни было, у дома было сердце.

Книги.

Около двадцати книг стояли на единственной полке. Она выглядела как увеличенная кардиограмма, чьи изгибы были сделаны из стали и прикованы к стене, вбирая в каждый внутренний зубчик максимум книг. Блестящие маленькие томы идеально гнездились в этих слотах. И лишь на самом краю, где сердцебиение в последний раз опускалось вниз, стояла одинокая книга с растрепанным корешком и изношенными углами, склонившись под углом.

Я взяла ее. Райнер Мария Рильке. Два слова на обложке, “Новые поэмы”, были настолько непримечательны, что я даже засомневалась, было ли это название. Но следующее название из трех имен ожидало через несколько страниц. Орфей. Эвридика. Гермес.

Поэма была длинной и мне не удалось ее прочесть, потому что внизу, под печатным текстом, было красное пятно. Две линии, добавленные от руки, были написаны крошечными, но различимыми буквами, красиво закругленными и с длинными петлями.

Я узнаю тебя

даже в смерти

Что за обещание, или угроза, это была? И кто мог сделать это в здравом уме? Может, один из пропавших без вести предков написал это любовное послание своей половинке многие годы тому назад. А что, если это было написано от руки Джейка? Это был и его дом тоже. Его книги. Наверно он подумал, что я могла бы пролистать их, когда Риз привезет меня сюда. И, как и раскрытая пьеса Шопена на фортепиано, том Рильке стратегически располагался на конце полки, где я определенно должна была его заметить.