Текст книги "Самодива (ЛП)"

Автор книги: Красси Зуркова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Ультиматум

Я ПРОГУЛЯЛА ЗАНЯТИЯ в понедельник, оставшись в постели, в тысячный раз перебирая в голове полученную информацию. О том, чтобы рассказать все родителям и речи не шло, по крайней мере пока. Для начала мне нужно разобраться не врет и не выдумывает ли все это Джайлс. И если на предположить, что он не врет, как я вообще смогу выследить и найти девушку, которая даже не человек и, строго говоря, не жива? Может мне посмотреть фильмы про вампиров? Или почитать про охоту на ведьм?

– У тебя все в порядке? Нам не хватало тебя за ужином – Бен вернулся со Дня Благодарения и остановился, чтобы узнать о Карнеги.

Была ли я в порядке? Конечно! За исключением того факта, что я только что узнала, что моя мертвая сестра не совсем мертва. Может суеверия самодив были верны, и в моей семье женщины просто не могут умереть? Нас можно убить, даже сделать вскрытие, перебрав все наши внутренности, но уже к вечеру мы встанем и будем снова бегать, а если нас поранить, то будет как ни в чем не бывало идти кровь.

– Теа, я же вижу, что тебя что-то беспокоит. Это что опять тот парень, да?

– Нет, не совсем.

– Ты уверена?

– На самом деле дело в моей семье. Ты когда-то узнавал что кто-то родственный тебе не совсем… – Я пожала плечами в поисках подходящего слова: нормальный? человек? не до конца мертв? ...что он не совсем такой, как ты думал?

– Еще бы! Но в моем случае, в особенности, если учитывать мое отношение к клану, это не так уж и плохо. Прошлой весной к примеру, мой брат – которого я считал полным занудой – внезапно объявил, что он бросает свою работу на Уолл Стрит, чтобы отправиться покорять Гималаи. Безумие, правда?

Я вдруг только что поняла, что культурный разрыв между мной и моими друзьями только что вошел в совершенно новое измерение. Ведь они будут продолжать жить как ни в чем не бывало, будут шокированы, если кто-то бросит высокооплачиваемую работу ради хобби. В то время как моя собственная жизнь просто вышла за грани всего разумного. И теперь, во всем этом безумии, мне нужно было посмотреть Бену в глаза, улыбнуться и как ни в чем не бывало сказать:

– Как я тебя понимаю: несколько лет назад моя сестра заявила, что она бросать человеческую. Жизнь, чтобы разрывать мужчин на мелкие кусочки в Балканских горах.

На следующий день стало только хуже. Я пошла на занятия, но не могла сосредоточиться. Быть может, я упустила какую-то зацепку? Или не заметила подсказку? Ферри и Джайлс признались, что знали Эльзу, выдав мне (надеюсь полное) описание событий. А что насчет Сайлена? Он самый странный из них троих. И уклончивый. И загадочно отстраненный.

Я пыталась найти его вечером, когда шла на работу в Магистерский колледж, но двор Кливлендской башни был пуст – никто в поле зрения не обрезал деревья – поэтому я направилась прямиком в дворницкую и попросила позвать смотрителя.

Женщина, сидящая за стойкой, посмотрела на меня поверх очков и сказала:

– Простите, кого?

– Смотрителя. Простите, я не совсем уверена, правильно ли я называю его должность. Возможно, ключник?

Мои слова выбили ее из колеи:

– Клю… ключника?

– Ага, его зовут Сайлен, я видела, как он стрижет деревья, и думаю, у него есть ключи от Кливлендской башни и от Проктер Холла.

– Милочка, кто тебе все это рассказал? – спросила она медленно, как врачи разговаривают с психически больными. – Ключи от Кливлендской башни лежат здесь, в офисе. А ключи от Проктер Холл есть только у управляющих столовой, но я абсолютно уверена, что никто из них не работает смотрителями или садовниками.

– У вас есть работник по имени Сайлен? Ему около пятидесяти, всегда в черной одежде.

Она покачала головой, но все же стала что-то печатать:

– С–А–Й–Л–Е–Н, верно? Боюсь, что в нашей базе нет человека с таким именем. Нам нужно немедленно уведомить охрану.

– Нет, пожалуйста, не беспокойтесь, должно быть, я что-то перепутала. – Я должно быть сошла с ума, встревожив эту женщину настолько, что она уже собралась вызывать охрану кампуса. – Вероятно это был кто-то из обслуживания поля для гольфа. Я часто их здесь вижу.

– Стригущих наши деревья?

–Возможно я и в этом ошиблась. Я думала, что он отвечает за озеленение территории потому что… – (ну, давай скажи, скажи ей еще и про ножницы!)... – потому что он был в форме.

Я так и могла представить заголовки в “Вестнике Принстона”: “СЕСТРУ ТАИНСТВЕННО ИСЧЕЗНУВШЕЙ СТУДЕНТКИ ПРЕСЛЕДУЕТ САМОЗВАНЦЕМ, ЛИЧНОСТЬ КОТОРОГО НЕ УСТАНОВЛЕНА”. Меня будет допрашивать полиция, охрана кампуса, не говоря уже о моих родителях, которые вообще сойдут с ума от беспокойства.

Женщина за стойкой уже потянулась к телефону:

– Сомневаюсь, что человек, которого вы описали, имеет отношение к персоналу по обслуживанию поля для гольфа. Они не заходят на нашу территорию.

– Значит, он работает в Форбс.

– В любом случае, мы должны проверить в обоих местах.

Она повернулась в кресле, чтобы посмотреть список номеров, висевших на стене, это был мой последний шанс остановить ее.

– На самом деле, я как раз направляюсь в Форбс и, если вы конечно не против, я бы предпочла поговорить там с кем-то лично.

– В таком случае...да, конечно, решение за вами. – – Кресло повернулось назад, и я почувствовала раздражение из–за этих очков. – Но я все же настоятельно рекомендую сообщить об этом, как только вы придете в Форбс. Нам повезло не быть вовлеченными в какие-то уголовные преступления, но все же осторожность не помешает.

Я ответила ей, что последую ее совету, хотя я вовсе не собиралась расспрашивать про смотрителя, который вовсе не был смотрителем. Все, что он сказал в моем присутствии, теперь возвратилось ко мне, я вспоминала всю поэтику его фраз, которую я приняла за мудрость много читающего человека. Но теперь все его фразы стали обретать другое значение: музыка нимфы, рабочий ритуал, рань, чистилище. А еще его вариант моего имени – Тейя. Это имя греческого титана, но случайности являющейся матерью луны…

Спрятанная в противоположном углу двора, словно как миниатюрная часовня, библиотека хранила, помимо всего прочего, ежегодные альбомы выпускников. Нужный мне альбом было очень просто отыскать, так как на всех корешках были отмечены года выпуска. Вытягивая с полки нужный альбом, я сказала сама себе, что мои подозрения не оправдаются, и что я не найду никаких доказательств на страницах этого альбома. Тем не менее, нужная фотография была на месте – было групповое фото Магистерского колледжа 1992 года.

Сайлен стоял сбоку с граблями в руках, он опирался на ручку с абсолютно беспристрастным взглядом. На фото он выглядел точно так же, как и при нашей встрече вживую: черная копна непослушных волос, глубокие морщины вокруг глаз, которые окаймляли его глаза, полные непостижимой мудрости. Было видно, что когда было снято фото, он уже достиг среднего возраста. Но с того момента прошло 15 лет. Мне было страшно даже предположить, что человек с фото – человек, который всего несколько дней назад называл меня эфирной – не постарел ни на день.

– Я НЕ БУДУ ПРОВОДИТЬ опрос о том, кто из вас испытывал истинную печаль. – Джайлс окинул взглядом аудиторию, задержавшись на моем лице лишнюю секунду. – Так как я уверен, что ответ будет положительный у всех, ну или я, по крайней мере, надеюсь на это.

В моем случае его надежды оправдывались. Была уже среда, а от Риза ни слова. Даже вежливого “до свиданья”. Когда Джейк вместе с дворецким пытались удержать меня в доме в ту ночь, оба считали, что Риз захочет поговорить со мной. Очевидно, что они оба его не знали.

Словно желая синхронизировать лекцию с моим настроением, Джайлс повернулся к доске и написал сегодняшнюю тему лекции: «Древние Греки и искусство трагедии».

– Афинская трагедия чаще всего рассматривается как высшая форма искусства Древней Греции с ее превосходными вазами, скульптурами и великолепными храмами. Кто-то может ответить мне почему?

В классе была просто гробовая тишина.

– Странно, правда? Ведь по определению трагедия – это искусство, основанное на человеческих переживаниях, но также нацелена на удовлетворение публики.

Кто-то в зале поднял руку:

– Потому что мы не можем сопротивляться желанию смотреть на страдания других людей? Это вроде как порыв остановиться у места аварии, когда оказываешься поблизости.

– В какой-то степени – да. Греки однако, были больше заинтересованы в своих бедах. В личном, глубинном восприятии его каждым человеком. Итак, до сих пор нет идей?

Снова тишина.

– Позвольте мне дать вам небольшую подсказку. В “Рождении Трагедии” Ницше написал: «…Греки и произведения искусства пессимизма? Самые успешные, самые красивые, самые завидные люди...Действительно ли им нужна была трагедия?... Является ли пессимизм неотъемлемой частью коллапса...? Есть ли пессимизм у сильных?»

Он закрыл книгу, предоставляя нам последний шанс, чтобы впечатлить его ответом. Парень, сделавший предположение по поводу наблюдения за аварией, решил сделать вторую попытку:

– Может быть, они думали что если они вынесут человеческую трагедию на сцену, то в реальной жизни они избавятся от нее?

– Умно. Но никто не может изменить жизнь, и Греки хорошо знали об этом. Но с другой стороны, понять жизнь было возможно, если все сделать правильно. Распознать сущность вещей и жить в гармонии ними в гармонии. Что значит принять и самые страшные, злые, загадочные, разрушительные и смертельные стороны человеческого существования. Вы можете принять все это за здоровый импульс пессимизма. Или, если использовать определение Ницше, “стремление к уродству”. В этот момент и появляется трагедия.

Я пересмотрела последние несколько дней своей жизни через эту призму предопределенности, подчинения всеобъемлющего восхищения болью. . Страдания, ожидаемые меня впереди. Словно ключ к пониманию жизни. Возможно не стоило ждать извинений Риза, а лучше самой написать ему записку с благодарностями? За то, что помог распознать сущность вещей. Со злыми, загадочными и разрушительными сторонами человеческого существования.

– Вопрос в том, как же древние греки делали это на самом деле? – Джайлс продолжил свою лекцию. – В ядре трагедии сталкивались две противоборствующие силы. Первой был мир грез. Подумайте об искусстве: разве оно не является отражением снов художника? Живописец, скульптор, архитектор – они воображают красоту, а затем придают ей облик. Или голос, потому что поэт тоже мечтатель.

Он нарисовал два круга со стрелками, указывающими друг на друга, и в одном из них написал букву А.

– Аполлон, “сияющий”. Бог солнца, света и мира фантазии. О нем так много написано в Афинской трагедии, все его творчество собрано в единое целое. Даже сам по себе греческий амфитеатр…

По громкому щелчку, словно по команде, на экране перед нами появился слайд презентации: каменные склоны под ослепительно голубым небом. Мы сидели как будто миниатюрной его копии, ряды наших парт сходились к центру, где стоял одинокий седовласый актер в твидовом пиджаке, изо всех сил стараясь насытить нас мудростью древних.

– А теперь представьте, что вы пришли сюда на спектакль, две тысячи лет назад. Огромное открытое пространство, спускающееся к изножью холма. Наполненное человеческим гулом. Вибрирующее, словно новое полотно.. А далеко внизу расположилась сцена, на фоне огромных декораций из мраморных колонн, словно возведенный в честь Богов храм. Внезапно скульптуры начинают дышать, рельефы пробуждаются к жизни – актеры вышли на сцену. Затем начинается поэзия…

В комнате никто не шевелился. Я практически чувствовала дуновение ветра на своем лице, принесенного с Эгейского моря или с близлежащих оливковых рощ.

– И вот скажите мне, какая сила противостоит всему этому?

В ответ снова тишина.

– Кто-то? Мисс Славин?

– Противостоит... чему? Мечтам?

– Мечтам, верно.Или позвольте мне перефразировать: Какого искусства все еще не хватает?

Я вдруг поняла, почему он попросил ответить именно меня из всей аудитории:

– Музыка?

– Именно! Уникальная среди всех искусств, , музыка полагается на невербальное, невизуальное. Ницше определял музыку как опьянение. Для греков, однако, музыка была большим, чем мимолетным состоянием восхищения. Она предоставляла им прямой доступ к Богам, и к тайнам, которые мы с вами сейчас называем ритуалами. Можете ли вы назвать теперь инициал, который окажется во втором круге?, кроме как ответить:

– Дионис?

Буква “Д” тут же заняла свое место на доске. Хотела бы я поменяться сейчас местами с Джайлсом, чтобы хоть раз самой задавать вопросы, прямо здесь, перед всеми:

– Профессор Джайлс, как вы думаете, эти ритуалы до сих пор существуют?

Он смотрит на меня. Прочищает горло:

– Прошу прощения?

– Те самые ритуалы, которые опьяняли древних греков (и, по всей видимости, современных немецких философов). Думаете, их практикуют и по сей день?

– Любой мой ответ, мисс Славин, будет… – В его глазах виднеется предупреждение. – …не более чем простым предположением.

– Смею возразить, особенно учитывая то, что произошло не так давно в нашем кампусе.

Он неловко кашляет.

– Вы намекаете на практику студентов, о которой я... о которой не знает университет?

– Я не знаю, поэтому и спрашиваю вас. Или позвольте мне перефразировать: учитывая то, что вы видели годы назад в похоронном бюро, как вы думаете, Дионис может пребывать в Принстоне?

Мне пришлось прервать нашу воображаемую беседу, потому что он оглашал наше следующее домашнее задание:

– ...и как я уже упоминал, так музыка стала неотделима от трагедии. В современном театре не найдется аналогов греческому хору: группе людей, чьей единственной целью было комментирование пьесы, прямо со сцены или часто в песнях, подсказывая зрителям, как реагировать на ту или иную сцену. Я хочу чтобы к пятнице вы написали воображаемый диалог с Ницше о…

Он остановился возле моей парты, посмотрев на листок бумаги, отвлекающий меня на протяжении всей лекции – ксерокопию фотографии Сайлена из ежегодного альбома выпускников . Я понятия не имела что делать – быстро закинуть ее в рюкзак? извиниться? уставиться на него в ответ и молчать? – но он продолжил, не изменив выражения лица:

– ...а если подумать, почему бы вам не написать диалог с самим греческим хором? Создатель хора по всеобщему признанию был странным существом. Фантастический и одновременно отталкивающий. Человекоподобен, но не человек. Прочитайте “Рождение Трагедии”, чтобы выяснить, что же это за существо, а затем задайте ему вопросы – диалог о том, что тревожит вас в настоящей жизни.

За исключением того, что вы и так знаете, что беспокоит меня, – подумала я, пока он продолжал расхаживать по аудитории. – Это тот же самый вопрос, который преследовал вас на протяжении пятнадцати лет. И если таинственное существо, создавшее хор, держало вас в неведении все это время, то почему вы думаете, он вдруг заговорить со мной?

МОЯ СОБСТВЕННАЯ РЕАЛЬНАЯ ВЕРСИЯ греческого хора – Рита – решила попросту не комментировать произошедшие события. Ее единственное замечание было в отношении Бена:

– Может, вам двоим стоит начать встречаться, – сказала она, как ни в чем ни бывало. – Ты ему очень нравишься, а тебе нужно отвлечься, немедленно.

Я ответила ей, что Бен мне тоже нравиться – но как друг.

– Жаль, он идеально тебе подходит. Надеюсь, ты очень скоро забудешь другой тандем.

– Тандем?

– Мистер Король Танцпола и его братишку, любителя роз. Как кстати его звали?

– Джейк.

– Точно. Он очень привлекательный. Просто, пожалуйста, пообещай, что не побежишь теперь к нему, Тэш, хорошо? Насколько мне известно, он будет счастлив предоставить плечо для твоих слез..

– А если мне нужно поплакать на его плече, тогда что?

– Если тебе это нужно, то я посажу тебя под домашний арест, пока мы не найдем тебе кого-то другого на смену.

Но, кажется, пункт «найти мне парня» затерялся в списке ее дел, потому что, когда группа наставников и их первокурсников отправилась четверг вечером на Проспект, именно Рита подозрительно отсутствовала. – Она должна заботиться о нас, а не наоборот, – сказал мне один из мальчишек, когда я попыталась дозвониться до Риты, но попала на голосовую почту.

Возможно, он был прав. Было трудно представить, что у Риты есть свои личные проблемы, после того, как она решала проблемы всех вокруг. Но когда, позже тем вечером, пьяный Дев ворвался в клуб со своими дружками и практически посмотрел сквозь меня, я поняла, что-то было не так. Не сказав никому ни слова, я улизнула с вечеринки и отправилась обратно в Форбс.

НА УЛИЦЕ, КАЗАЛОСЬ, шел дождь, но капли на самом деле были снегом. До декабря оставалось еще два дня, но он уже грозил всему зимой, поражением, и хоть ночь не была холодной, воздух пропитался уже темным одиночеством.

Я шла по пустынному кампусу. Все кто не был в обеденных клубах предпочли остаться в тепле и уюте библиотек и общежитий. Высоко над деревьями раздался свист локомотива – дорога к Форбсу проходила через местную железнодорожную станцию “Динки”, платформа которой была спрятана под тяжелой крышей из темных балок, ступая на платформу создавалось впечатление, будто ты попадаешь в какой-то таинственный туннель для путешествий во времени.

Поезд еще не приехал. Вокруг никого не было; приглушенный свет фонаря освещал две деревянные скамейки и несколько припаркованных велосипедов, скрывая все остальное в темноте. Я прибавила шагу, но тут от одной из колонн отделилась тень и направилась в мою сторону.

Джейк. Как всегда, он появился буквально из воздуха.

– Ты? На поезде? – Почему я так удивлялась? Ведь если он выпил, то мотоцикл и Рэйндж Ровер больше не варианты. Тем не менее, запаха алкоголя от него я не уловила. Он выглядел бледным, будто не спал несколько дней.

– Я хотел поговорить с тобой. Сначала думал позвонить тебе, а потом подумал, что... что ты навряд ли ответишь на мои звонки.

– О чем ты хотел поговорить?

– Ты должна увидеть его, Теа.

– Его? – Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять что он говорит не про нас с ним. – Ах вот какой теперь план? Ты решил прибраться за своим братом?

На станцию заехал поезд, волоча свои вагоны по рельсам с оглушающим визгом и скрежетом. Несколько человек вышли из вагона и прошли мимо нас, уходя восвояси.

– Ты опоздаешь на поезд, – похоже он меня не слышал. – Джейк, твой поезд. Он уезжает.

– Я не поеду.

– Тогда что ты здесь делаешь?

– Я надеялся перехватить тебя здесь по пути в Форбс.

Преданный Джейк. Готов отслеживать меня, ждать меня, стоять на холоде по несколько часов, если понадобиться – все, ради выгоды для Риза. – Понятно. Ну теперь, когда ты “поймал” меня, я облегчу тебе работу – когда в следующий раз ты захочешь оказать услугу своему брату с моим участием, не утруждай себя и оставайся в общежитии. .

– Я сейчас живу дома.

– Ах, ну конечно, братские узы? – Словно меня волновал выбор его места жительства.

– Когда я рядом – ему легче.

– Легче от чего?

– Мой брат безутешен, Теа.

Я рассмеялась, не смогла сдержаться:

– Прости, но в это сложно поверить.

– Потому что ты не знаешь Риза.

А ты думаешь, знаешь? Но я не сказала это вслух. Не было никакого смысла переубеждать его в его слепой преданности к брату.

– Кстати, разве у твоего безутешного брата недостаточно свиты, чтобы отвлечься?

– Риз всю неделю ни с кем не виделся. Он сам не свой без тебя.

– Это тебя беспокоит?

Вопрос буквально застал его врасплох:

– Конечно, это меня беспокоит.

– Тогда почему же ты не научишь своего брата, как жить дальше без меня? По–моему, ты с этим прекрасно справляешься.

Раздался еще один громоподобный звук. Поезд двинулся с места и вскоре исчез вдалеке.

– Поговори с Ризом, очень тебя прошу. Есть вещи о моем брате, которые, я уверен, ты бы…

– Твой брат лжец, Джейк. И не только. Он жестокий и эгоистичный. Я видела, как он занимался сексом с другой девушкой, видела собственными глазами, и он даже не потрудился остановиться. Поэтому у меня нет ни малейшего желания с ним разговаривать когда-то снова.

– Даже если это было совершенно не то, о чем ты подумала?

– Совершенно не то? Тогда что же это было? Может у него внезапно появился двойник? Вас значит теперь трое – сексуальный маньяк, неуловимый призрак и реабилитированный герой?

Он покачал головой:

– Все наоборот.

– Нет уж, наоборот было бы, если Риз поймал меня во время занятия сексом с другим мужчиной, а потом моя сестра, лишь по доброте своего сердца, решила бы нас помирить. Вот только я не сплю со всеми подряд, а Эльза мертва, так что... загвоздка. Иначе, она была бы очень убедительной, ну с ее этой – кажется, ты назвал это непревзойденной – красотой.

– Я? О чем ты вообще говоришь?

– Я говорю про свою сестру Эльзу. Ведь из–за нее ты пришел тогда на мой концерт, ведь так? Более того, с белой розой. – В его глазах мелькнул страх, который был красноречивее любых его слов. – В этом нет ничего плохого, я приму твое бессмертное обожание моей сестры как комплимент. Жаль, что я не смогла оправдать твоих надежд, правда?

– Теа, что на тебя нашло?

– В прошлую субботу ваш дворецкий дал мне старую фотографию. На оборотной стороне было написано “Самой красивой девушке на свете” и сердечко из сплетенных скрипичных ключей. Очень умно.

– Во-то, мне тогда было всего двенадцать лет. Я понятия не имел, что делал. И да, я написал это, но…

– Но, что?

– В том мире не было тебя.

– Теперь я есть, Джейк.

Мы стояли и смотрели друг на друга, как будто между нами восстала невидимая стена.

– У меня связаны руки, ты же знаешь. Риз мой брат, а это значит, что я прихожусь братом и тебе. Ты должна помочь мне попытаться.

Уходя, я взглянула на него последний раз. Он сел на ближайшую скамейку и остался там. Откинувшись на спинку. Недвижимо. Глядя на тяжелую крышу платформы – на пересекающиеся балки, которые могли бы быть небом.

– ПРОСТИ, ТЫ СПИШЬ? – На самом деле я имела ввиду “Ты плачешь?”– лицо Риты раздуло, у нее были опухшие глаза и красный нос – но я не хотела, чтобы она чувствовала себя неловко – Нам не хватало тебя сегодня на Проспекте.

– Как все прошло? Были неловкие встречи?

– Ну... там был Дэв с несколькими парнями. Он был мертвецки пьян, и не самый счастливый

– Тэш, я вообще-то спрашиваю про Риза.

Я стояла у двери, не зная, что ответить.

– Давай ляжем на полу, так будет намного уютнее. – Она бросила несколько подушек на пушистый шерстяной ковер (единственный ее странный предмет декора – она утверждала, что он сделан из шкуры Чубакки). – Я, конечно, не хочу, чтобы ты с ним столкнулась или еще что.

– Да, я тоже. Кстати, у тебя очень странные предметы здесь. – Я показала пальцем на стоящий посреди комнаты предмет, похожий на гигантскую кисточку для пудры на ножке.

– Тебе нравиться? Это лампа. – Она нажала на кнопку и синее, люминесцентное облако окутало россыпь тонких трубочек. – Это волоконная оптика: свет проходит по стеклянным трубам. В следующем году я об этом буду писать диссертацию. Ты только представь себе волокно, способное передавать трехмесячное видео HD качества за одну секунду!

Мне нравилось слушать ее, когда она рассказывала мне о вещах, в которых я лишь смутно разбиралась. Джейк делал точно так же, когда мы были в обсерватории под куполом звезд.

Она нахмурилась и выключила лампу.

– Нужно выкинуть ее на помойку.

– Почему? Она прекрасна!

– Да, лишь за исключением того факта, что это подарок.

– От Дэва? – Скорее всего именно от него, учитывая то, как она неожиданно расстроилась – Что у вас случилось?

– Не важно.

– Еще как важно. Особенно если ты проводишь вечер на полу в общежитии, с выключенным телефоном, уставившись на волоконную оптику. Пожалуйста, расскажи мне что случилось.

– Дэв и я... мы поссорились из–за Нового года. Он собирается поехать домой и предположительно хочет пригласить и меня, но его семья будет возмущена.

– Это еще почему?

– Потому что я не индианка. С технической точки зрения дело даже не в родителях, так как Дэв даже не удосужился сообщить им что вообще встречается с кем то. Поэтому я сказала ему проваливать. Теперь он сможет подыскать себе идеальную индийскую принцессу, как раз успеет сделать это до праздников.

– Может, он изменит мнение.

– Не изменит. Его слишком заботит мнение окружающих. А даже если он передумает, я не собираюсь сидеть и ждать, пока он будет копаться у себя в душе.

– Прекрасно тебя понимаю.

– К счастью для тебя – не понимаешь. У тебя другой упрямец.

Мой “упрямец” был точно таким же – нерешительным, парализованным семейным долгом. Я внезапно поняла, как сильно мне нужно выговориться, поделиться с кем-то. К тому же мы с Ритой наконец становились подругами, а не просто наставником и подопечным – поэтому я рассказала ей обо всем.О моей влюбленности в Джейка. Как я по ошибке приняла Риза за него. И как с тех пор он отошел в сторону, предоставив меня своему брату.

Рита молча слушала, потом покачала головой:

– Это просто невероятно! Ты ведь знаешь, как я отношусь к ним обоим. И я не собираюсь защищать никого из них, особенно после того что произошло в Плюще на прошлой неделе. Но я должна у тебя спросить: ты о чем вообще думала?

– Я?

– Да–да, ты. Сначала ты выбираешь Риза, потом у вас двоих закручивается супер интенсивный роман в каждом доме, которым они владеют на Восточном побережье. А теперь ты ждешь, что Джейк будет бегать за тобой, пытаясь отбить тебя у своего собственного брата? Тэш, с какой ты вообще планеты?

Я слушала ее, пораженная тем фактом, что она вообще произнесла это. И еще больше я боялась, что она может быть права.

– Честно говоря, мне начинает нравиться этот Джейк. После всего, что произошло, он все еще мурлычет у твоих ног? Ох и, Тэш, если он правда так тебе нравится, сделай что-то. Не будь слабохарактерной как... как все. В противном случае, какая-то другая девушка будет встречать Новый Год с твоим мужчиной. Вот так вот.

Я вышла от Риты и посмотрела на часы – было уже за полночь. Да уж сейчас все, что бы я не сделала, нарушит правила поведения в обществе.

Но все это не имело значения. Я хотела лишь увидеться с ним. Рита была права в одном – я ждала достаточно долго.

ОН ПОДНЯЛ ТРУБКУ ПОСЛЕ ПЕРВОГО гудка:

– Теа?

– Я хочу увидеться с тобой.

– Мы только что виделись. Что-то случилось?

– Нет, я просто хочу.

– Уже почти час ночи…

– Это что-то меняет?

Тишина.

– Я хочу тебя увидеть.

– Хорошо, я приеду.

Ему потребовалось всего несколько минут, чтобы добраться до Форбса. Он вошел в мою комнату, но остался стоять у двери – как можно дальше от меня.

– Спасибо за то, что так быстро приехал. – Я понятия не имела, что ему сказать, как исправить несколько месяцев ошибок, как начать разговор – Может снимешь свою куртку?

Он не шелохнулся.

– Теа, в чем дело?

Я хочу быть с тобой, я так давно этого хотела. Мне казалось я смогу сказать все это ему, когда он придет, но в его присутствии все оказалось сложнее.

– Прости, это было грубо. – Он снял куртку и положил ее на спинку стула, затем подошел ближе. – Что случилось?

– Джейк... я. – Наши тела едва не соприкасались. Его рубашка была так близка, что я буквально чувствовала его тепло. – Я не вернусь к Ризу.

– Мы можем обсудить это еще раз, если хочешь, но ты должна его увидеть.

– Мне нечего ему сказать.

– Все может измениться, если ты дашь ему возможность все объяснить.

– Мне не нужны его объяснения. . Он не тот, с кем я должна быть.

Я наконец-то произнесла это вслух. Горячая волна прокатилась сквозь меня, мое лицо, наверное, покраснело, но мне было все равно. Мои пальцы скользнули к нему под рубашку, коснулись его живота….

Его руки, гораздо сильнее моих даже в сомнениях, сжали мои запястья и медленно отвели их в сторону.

– Я все сделаю ради тебя. Все. Все что угодно, но не проси меня предавать моего брата.

– Каким образом ты его предаешь? Мы с Ризом даже не вместе.

– Это решать вам обоим, – Он потянулся к куртке, а после и к двери.

– Джейк… – Я лихорадочно искала способ остановить его. – Хорошо. Если ты настаиваешь, я встречусь с ним.

Его рука замерла на дверной ручке:

– Правда?

– Я это сделаю завтра утром первым делом, но только при одном условии.

Вопрос теплился в его настороженных, голубых глазах, но его спокойствие было маской. Должна было быть.

– Поцелуй меня. – Не смей выходить за эту дверь, иначе я больше никогда не заговорю с тобой. – Но не в щеку, как однажды уже случилось. Поцелуй меня по–настоящему.

Я увидела злость в его глазах, темную волну тревоги и боли. Все эти эмоции изменили его лицо. Состарили его. Он бросил куртку на пол. Подошел ко мне – всего несколько осторожных шагов. Он остановился передо мной и потянулся к моему лицу – в этот раз без колебаний, неизбежное должно произойти. Его прекрасные пальцы нежно взяли меня за подбородок и приподняли к себе, пока мы не почувствовали дыхание друг друга, затем еще ближе, его губы приоткрылись…

Я так много раз представляла себе этот поцелуй, но он стер все с моей памяти. Никто не целовал меня до него. Никто не прикасался ко мне, или смотрел на меня, или знал о моем существовании. Я родилась и умерла там. Он нашел меня. Попробовал меня. Растворился во мне, как будто я была целой вселенной. Его губы полностью поддавались мне, растворяя меня в их тепле, их мягкости, в том, как его губы будто говорили мне, что он ждал меня вечность.

Я подняла его руки и стянула с него рубашку. Он отдал свое тело в мое владение – свою невероятно гладкую кожу; тонкие волоски на груди, спускающимися к линии живота; родинки, рассеянные по всему его телу, словно звезды .

Я встала на цыпочки, чтобы прошептать на ухо:

– Раздень меня.

У него участилось дыхание, когда он стал расстегивать пуговицы моей рубашки, изучая взглядом каждый сантиметр моей кожи, который обнажали его пальцы. Когда все пуговицы были расстегнуты, он стянул рубашку с моих плеч, затем с локтей и, наконец, последним рывком сбросил ее на пол.

– Снимай все.

Мне хотелось оказаться обнаженной – полностью – в его объятиях. Он расстегнул молнию моей юбки и нежно стянул ее вниз. После он принялся осыпать меня поцелуями, не отрывая от меня своего рта, пока мое дыхание не стало поверхностным.

Я взяла его руку и положила ее на мои бедра, к единственной оставшейся на мне вещи, которую он не решился снять:

– Все.

Я не хотела говорить, что он будет у меня первым. Я просто хотела, чтобы он почувствовал это, если это можно ощутить, оказавшись внутри меня. Мои пальцы нащупали его джинсы, расстегнули их…

– Мы не можем, только не так, – Его руки вдруг стали жестокими, отталкивая меня. – Не можем, пока не узнаем, что произойдет завтра.

– Завтра ничего не случиться. С Ризом все кончено.

– Возможно, но я все равно не могу рисковать, мне нужно знать наверняка.–

Он накинул куртку, даже не задумываясь о рубашке, затем подумал о чем то и повернулся.