Текст книги "Орден во всю спину 2 (СИ)"

Автор книги: Константин Ежов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Глава 6

По сравнению с Ярославой Журавлёвой, остальные члены отряда казались Ярославу Косому чересчур беспечными. Он уже успел заметить: в составе было двенадцать вооружённых солдат, но ни один даже не поднял вопроса о том, чтобы встать в караул на ночь. Видимо, их спокойствие опиралось на привычку полагаться на оружие, а не на здравый смысл.

Впрочем, по храпу, раздававшемуся из палаток, было ясно – все спали так крепко, будто оказались в тихой деревеньке, а не в диком краю. Порой казалось, что их убаюкивало не потрескивание костра, а собственная самоуверенность.

Да, крупные хищники сюда, к уральскому хребту, действительно редко забредали, но всё же…. Ярослав знал: в лесу нет места для беспечности. Даже если угроза кажется далёкой, она всегда может подкрасться из темноты.

Он перевёл взгляд на Журавлёву. Та лежала в своей палатке, почти не двигаясь, и дышала ровно, но слишком легко, будто сон её был лишь маской. Косой сразу понял: она не спала в полную силу, а лишь притворялась, сохраняя готовность к любому шороху. У таких людей привычка спать вполглаза – это не блажь, а выработанный годами инстинкт.

Ярослав задумался: в какой же передряге приходилось бывать этой девушке, чтобы она довела настороженность до автоматизма? Он знал по себе – подобное не даётся просто так. Личный опыт, особенно мрачный, всегда впечатывает в человека свои привычки.

С первыми проблесками рассвета Косой поднялся, не разбудив никого. Морозный воздух бодрил, а низкое солнце окрашивало верхушки сосен в мягкий золотистый цвет. Он направился к месту, куда накануне выбросил рыбные кости и объедки. Нарочно отнёс их подальше от лагеря, чтобы проверить одну свою догадку: привлечёт ли запах падальщиков или мелких хищников.

Он знал, что многие боятся диких зверей, считая их безрассудно свирепыми. Но Ярослав видел в тайге иное: зверь, особенно одинокий, редко сунется туда, где чувствует слишком много людей. Они осторожны, куда осторожнее, чем кажется с первого взгляда.

И всё же запах рыбы мог их приманить. А главное, оставленные вдали от лагеря объедки позволили бы ему увидеть следы и понять, кто именно здесь бродит.

Подходя к нужному месту, Косой шёл мягко, настороженно оглядывая кусты и деревья. Лес вокруг был тих, но тишина эта казалась чуть более тяжёлой, чем обычно, будто что-то уже прошло здесь до него.

И вот он достиг того самого пятачка – и замер. Рыбных костей не было. Ни клочка кожи, ни обглоданного хребта – всё исчезло бесследно. Это само по себе было странно, но ещё более странным оказалось другое: в округе не осталось ни малейшего следа. Ни отпечатка лап, ни вмятины в траве или подстилке из иголок.

Косой нахмурился. В его понимании это было ненормально: если кто-то утащил еду, он должен был оставить хоть что-то. Здесь же будто сама земля проглотила объедки, не привлекая ни одного живого существа.

Он тихо выругался, ощущая, как на затылке волосы встают дыбом.

Косой мгновенно выхватил из рукава костяной нож, прижал его к ладони и замер, прислушиваясь к лесу. Воздух был неподвижным, будто сам притих в ожидании. Он сделал несколько осторожных шагов назад, скользя глазами по мшистым стволам и густому подлеску.

"Может, это муравьи утащили? – мелькнула мысль. – Вполне возможно…"

Муравьи теперь и правда были не те, что в старину – каждый величиной с подушечку большого пальца взрослого человека. Если поблизости гнездо, они могли за ночь разобрать и унести всё, что он вчера оставил – и рыбные кости, и остатки плоти.

Но сомнение оставалось. Что-то в этой тишине и чистоте места ему не нравилось.

Когда Ярослав вернулся в лагерь, все уже были на ногах. Кто-то складывал палатки, кто-то с глухим стуком запихивал снаряжение в багажники облезлых внедорожников. Воздух был пропитан запахом сырой травы и горячего металла от нагретых за утро капотов.

В машине Людвига Булавкина шёл привычный утренний скандал.

– Любка, тебе не стоило меняться с ним шоколадом, – ворчал он, ковыряясь в зубах спичкой. – Сама подумай, заслуживает ли беженец такого лакомства?

Синявина даже не повернула головы. Она всё ещё сердито жевала губу, вспоминая, как в итоге отдала не одну, а целых две плитки. Пятьсот рублей сладкой радости, растаявшей в чужом кармане.

Колонна тронулась, углубляясь в лес. Машины мягко шуршали по влажной земле, а сквозь полог деревьев пробивались узкие золотые лучи солнца, разбивая зелёный мрак на осколки света и тени.

Страх ночи – с её тяжёлыми следами от огромных копыт – будто остался в прошлом. В машинах сзади уже кто-то насвистывал, кто-то пел вполголоса. Солдаты смеялись, перекидываясь грязноватыми шутками, словно ехали не по дикому лесу, а на пикник у дачи.

Вскоре дорога вывела их к реке. Здесь путь шёл опасно близко к воде – и Ярослав негромко сказал водителю:

– Держись подальше от берега.

Он не мог объяснить, что именно его тревожило. Но после того, что произошло ночью, ему и без слов было ясно: лучше перестраховаться.

Водитель фыркнул.

– Да тут до воды метров сто, не меньше. Что там может быть? Рыба? Не скажешь ведь, что она прямо из реки выскочит и в морду тебя цапнет. Не купайся – и будет тебе счастье.

Ярослав лишь скривился и промолчал. В душе он уже решил: если случится беда, он первым выскочит из машины и смоется, а этих умников оставит разбираться самим.

Дальше всё произошло быстро. Машина резко дёрнулась и встала. Водитель из частной армии, вытаращив глаза, выкрикнул:

– Гляди!

Ярослав обернулся – и сам невольно присвистнул. На дороге стоял огромный красный олень.

Красные олени и раньше считались гигантами среди своих сородичей, уступая лишь лосю, но этот…. Высотой он был метра два, не меньше. Массивные рога, словно корона из переплетённых ветвей, сверкали в утреннем свете. Олень стоял неподвижно, изучая колонну, и в его тёмных глазах читалось не испуг, а спокойное, почти человеческое внимание.

Солдаты напряглись. Металл затворов щёлкнул один за другим. Но прежде чем кто-то успел выстрелить, из кустов сбоку вынырнули два оленёнка. Маленькие, ещё в пятнистых шкурках, они замерли возле матери или, может, отца – и тогда всё стало ясно.

Глуховатый, сиплый голос Станислава Хромова прорезал тишину из динамика полевого рации:

– Не стрелять!

Красный олень стоял неподалёку, величаво, почти царственно, и не проявлял ни капли агрессии. Он с интересом изучал колонну, будто размышлял: "Что это, к лешему, за странные железные звери у меня под боком?" – а потом, видимо, решив, что дело того не стоит, начал медленно отходить в сторону.

Напряжение тут же спало. Люди в машинах шумно выдохнули, кто-то даже усмехнулся.

– Да это же обычный травоядный! – хмыкнул один из солдат. – Гляньте на себя! Обделались, как дети. Здесь, между прочим, крупных хищников нет.

Шутки и подколы разлетелись между бойцами, возвращая привычную атмосферу.

Но вдруг – резкая перемена. Олень, до того мирный, как степенной лесной дух, резко развернулся и пошёл в атаку. Его массивная голова с разлапистыми рогами опустилась почти до земли, и, набирая скорость, он понёсся прямо на головную машину колонны!

Водитель успел чудом крутануть руль, и тяжёлая махина ушла с линии удара в последний момент. Рога лишь чиркнули по борту, оставив глубокую царапину. Но второй машине повезло куда меньше. Огромные рога врезались в капот, как вилы в сноп, пробив металл до самых внутренностей. Олень резко мотнул головой – и целый внедорожник, словно игрушечный, завалился набок и рухнул на землю с глухим грохотом.

После этого гигант вместе с двумя юркими оленятами стремглав умчался в чащу. Всё произошло так быстро, что солдаты не успели даже выскочить.

– Огонь! – раздались крики, и несколько автоматных очередей полоснули по деревьям. Но все пули ушли в молоко. Стрелки, мягко говоря, не блистали меткостью.

В этот момент машина, в которой ехал Ярослав Косой, резко дёрнулась, вильнула и, потеряв управление, со всего маха врезалась в толстое дерево у обочины. Капот смяло гармошкой, и из-под него клубами пошёл едкий белый дым.

– Быстрее! Кто-нибудь, помогите! – донёсся крик из глубины колонны.

Голос принадлежал Людвигу Булавкину:

– Эй! Этот беженец ведь доктором в городе был! Пусть идёт и спасает!

Ярослав, выругавшись себе под нос, выбрался из покорёженной машины и неторопливо пошёл к месту суматохи. Когда добрался, оказалось, что "тяжёлая рана" водителя второй машины – всего-то неглубокая царапина на руке. Для беженца вроде Ярослава, выросшего там, где смерть каждый день ходит рядом, подобная ерунда была даже не поводом для морщины.

Он нахмурился. Тратить своё чёрное лекарство на такого вояку он и не думал. Гораздо сильнее его зацепило другое – почему олень, изначально спокойный, вдруг так озверел?

–Ты чего встал? – рявкнул Людвиг, толкнув его в плечо. – Лечи!

– Ага, – отозвался Ярослав и, совершенно невозмутимо нагнувшись к ране, начал монотонно напевать:

– Поправляйся скорее, заживай быстрее, выздоравливай….

Булавкин замер с открытым ртом.

– Ты чё, издеваешься?! Кто так лечит? Ты вообще доктор или нет?!

Ярослав пожал плечами и после секундной паузы сказал:

– Ну… знахарь.

Эти люди и раньше не верили, что Косой действительно был единственным врачом в городе. Ещё бы – при их первой встрече он ютились в покосившейся лачуге на краю трущоб, и вдруг, спустя каких-то пару дней, оказывается, что он "доктор"? Ну да, конечно. Для них это звучало, как дурная шутка.

– Если у тебя, милок, руки золотые, – приговаривал про себя кто-то из солдат, – то где ж ты раньше-то прятался? Почему не лечил? – так, очевидно, думали многие.

Но сейчас ирония испарилась. Лица у всех были напряжённые, в глазах читалось одно – тревога и досада. Тут вспомнилась старая, затертая до дыр поговорка:

«Отчаянные времена требуют отчаянных мер».

И вот в такой момент Ярослав выдает:

– Знахарь.

Тишина повисла между машинами, только где-то в лесу потрескивали ветки под лапами ночных зверей.

– Какой, к чёрту, знахарь? – наконец выдавил кто-то.

Людвиг Булавкин раздражённо махнул рукой, будто отгонял назойливую муху.

– Да встань ты уже…, – буркнул он Косому. Потом, разворачиваясь к водителю, присел на корточки и мягче спросил: – Ну что, сильно болит? Терпишь?

Ярослав, не желая влезать в этот спектакль, отошёл чуть в сторону и окинул взглядом стоянку. Раньше в их конвое было пять внедорожников и один старенький пикап, а теперь… он насчитал только четыре машины.

Два автомобиля выбыло из строя – один врезался в дерево и уже выпускал из-под капота клубы белёсого пара, другой лежал на боку после того, как его, как консервную банку, опрокинул рогами разъярённый олень.

Судя по всему, ремонт будет делом почти невозможным. Косой в технике был ноль – всё, что он понимал о машинах, сводилось к тому, что туда льют бензин и иногда масло. Оставалось лишь ждать вердикта тех, кто разбирается в этих железных зверях получше.

Второй лейтенант Станислав Хромов уже разослал своих людей осмотреть повреждения. Спустя несколько минут они вернулись с мрачными лицами:

– Машину, которую врезалась в дерево, – сказал один, – уже не поднять. В двигателе дыры… такие, что кулак пролезет. Даже в утиль не сгодится.

Но и могучий олень, едва не перевернувший весь конвой, не ушёл с поля боя без потерь. Ярослав Косой заметил неподалёку обломок рога – крепкий, отполированный временем и ветрами, теперь же грубо расколотый, словно кто-то отломал кусок древнего копья. По свежему излому было видно – треснул он совсем недавно, в этом самом столкновении.

Людвиг Булавкин, по-прежнему нахмуренный, подошёл к Станиславу Хромову:

– Ну что, Стас, железо наше ещё поедет или хоронить?

– Надо глянуть ту, что на бок легла, – ответил тот, кивнув на перевёрнутый внедорожник. Несколько солдат уже пытались приподнять его домкратами, соскальзывающими в рыхлую землю. После короткого, но внимательного осмотра Хромов подвёл итог:

– Всё, труп. Тут даже мать-слесарь не воскресит. Мотор пробит в нескольких местах. Но хоть скорость была небольшая, деревья смягчили удар – кузов почти цел. Можно снять запчасти и воскресить одну из остальных машин.

– Одну? – Булавкин недоверчиво приподнял брови. – Да нас тут как селёдок в банке! Что теперь, по жребию решать, кто пешком пойдёт?

Хромов почесал щёку и, оглянувшись на пикап, заметил:

– В кузове ещё есть место…

Ярослав, до этого тихо присевший в сторонке, вскинул руку, будто школьник на уроке:

– Я пойду!

– Да чтоб тебя! – отрезал Людвиг. – Да я сам лучше там раскорячусь, чем тебя туда посадят!

Хромов, не тратя время на препирательства, коротко скомандовал ремонтникам:

– Инструменты в руки – и за работу!

Солдаты частных войск, не споря, потащили тяжёлые чемоданы с ключами, кувалдами и смазанными в солидоле тросами. Металл звенел, гайки падали в траву, кто-то ругался сквозь зубы, пока коленями упирался в горячий от солнца капот.

Тем временем Хромов с каменным лицом повернулся к вооружённым бойцам, что стояли по периметру:

– Глаза в оба! Если увидите хоть шорох, стреляйте без предупреждения.

В его голосе слышалась та сухая строгость, за которую солдаты уважают командиров. Он прекрасно понимал: пока люди по уши в ремонте, стая или какая-нибудь тварь вроде того оленя может подкрасться, и тогда будет поздно.

Ярослав присел на корточки у колеса, внимательно наблюдая за ловкими движениями механиков. Пальцы солдат бегали по деталям, откручивали болты, вытаскивали кабели, и всё это казалось ему таинственным ремеслом, сродни колдовству. Машины – особенно такие громоздкие, как внедорожники, – всегда притягивали его: в этих кусках стали и проводов таилась не просто сила, но и знание, память целого мира.

Людвиг, скрестив руки на груди, усмехнулся:

– Ну и что, Косой, хоть что-то понимаешь в том, что они тут шаманят?

Ярослав покосился на него и пожал плечами:

– Понятия не имею. А ты?

Булавкин на секунду замялся, отвёл взгляд и буркнул:

– Да ни хрена, если честно.

Ветер принес запах разогретого металла, машинного масла и прелых листьев. Где-то неподалёку потрескивала ветка – то ли зверь, то ли просто обломился сук. Все напряглись, но охрана лишь крепче перехватила оружие, а ремонтники, не поднимая головы, продолжили крутить гайки, будто каждая минута стоила им жизни.

– Послушай, мы оба толком не понимаем, чем они там занимаются, – медленно произнёс Косой, но никто, похоже, не собирался ему отвечать.

Он махнул рукой и замолчал. С утра и до самого полудня возле машин стоял гул – солдаты частной охраны возились с ремонтом, лязгали инструментами, спорили, пыхтели. А в стороне Людвиг Булавкин с командирами обсуждал новый порядок – как рассадить людей и как теперь выстраивать оборону, если вдруг снова попадутся такие твари, как тот олень.

– Если ещё раз наткнёмся на этих рогатых монстров, надо сразу стрелять, – буркнул кто-то, смолив самокрутку.

– А если пули их не возьмут? – мрачно спросил другой. – Ты видел, какая у него башка? Такой череп только в глаз пробьёшь, и то если повезёт.

В ответ – тишина. Все прекрасно знали, что стрельба по движущейся цели в глаз – удел единиц. Лишь те, у кого девять баллов из десяти на экзамене по стрельбе, могли рискнуть.

Ярослав про себя усмехнулся. Вот бы они знали про Ярославу Журавлёву…. Та могла попасть в глаз и на бегу, и с переворотом, и, наверное, даже с закрытыми глазами. Сам он, будь у него нормальный пистолет и метров пятьдесят дистанции, дал бы процентов шестьдесят на успех. А вот Ярослава – девяносто, а то и все сто.

Он бросил на неё короткий взгляд. Она стояла в стороне, прислонившись к крылу джипа, и, казалось, вовсе не слушала разговор. Лицо у неё было спокойное, почти скучающее, как у человека, которому неинтересно обсуждать очевидные вещи.

Все, впрочем, были рады, что олень оказался травоядным. Представь, если бы он был хищником – троих-четверых уже не досчитались бы.

Станислав Хромов, поправив ремень кобуры, сказал:

– В здешних лесах в основном крупные травоядные. Плотоядных бы быстро вычислили и отстреляли, ещё когда периметр крепости только формировали. Но всё равно – не суетимся, не пугаем их. Если нарвёмся на хищника – стреляем без предупреждения. Всё, ремонт закончили, выдвигаемся.

– Поскольку один автомобиль мы потеряли, придётся уплотниться, – добавил Людвиг Булавкин. – Так, ты поедете в кузове пикапа. Потерпите.

Оба недовольно переглянулись и покосились на Ярослава. Было видно, что идея запихнуть Косого в кузов у них возникала первой, но Булавкин не доверял: вдруг этот проныра умнёт все сухие пайки. Поэтому рядом с ним посадили надсмотрщиков.

Под раздражённое ворчание они полезли в кузов. И тут первый вдруг взвыл так, что у всех мороз по коже пробежал, и кубарем вывалился обратно. Ярослав резко обернулся – тот сидел на земле, вцепившись в шею.

Его лицо наливалось густой краснотой, глаза вылезали из орбит. Он хрипел, дергался, изо рта пошла пена. Прошло каких-то десять секунд – и он уже лежал без движения, а кожа стремительно темнела, приобретая синюшно-чёрный оттенок.

Станислав Хромов осторожно подошёл к телу, держа автомат наготове. Его шаги были тихими, как у охотника, но в воздухе уже витало напряжение, будто сам лес затаил дыхание. Он обвёл взглядом заросли, и, убедившись, что вокруг всё по-прежнему, присел рядом, положил ладонь под нос солдата. Несколько секунд неподвижности – и он медленно поднял голову. Лицо его стало мрачным, как свинцовые тучи перед грозой.

– Всё, – тихо, но отчётливо произнёс он. – Он больше не дышит.

Слова Хромова повисли в воздухе, как камень, брошенный в колодец без дна. Никто не шелохнулся. Казалось, никто не мог поверить, что человек, с которым они ещё утром шутили, теперь лежит неподвижно, с лицом, перекошенным в предсмертной муке.

Людвиг Булавкин вздрогнул, словно его пронзил ледяной сквозняк. Он резко повернулся ко второму – невысокому крепкому парню, который всё ещё держался за борт пикапа, словно боялся упасть.

– Что с ним произошло? – голос Людвига дрогнул, но был жёстким.

– Я… я не знаю, – выдавил из себя тот, глядя мимо всех, будто пытаясь найти в пустоте объяснение. – Мы вместе прыгали на борт, и вдруг он заорал, так, что я едва не оглох. Ничего странного рядом не было… просто он упал… и всё.

Тишину леса разрезал тихий, но зловещий шелест листвы. Те же деревья, та же тропа – но теперь казалось, что они оказались в другом, недобром мире. Каждый скрип ветки, каждый вздох ветра отдавался внутри липким страхом.

Это была первая смерть в их вылазке. И она пришла так быстро, что никто не успел даже осознать опасность.

– Косой! – вдруг рявкнул Людвиг, поворачиваясь к Ярославу. – Какого чёрта ты нас сюда завёл? Мы ведь шли по этой дороге раньше, и ничего подобного не было! Ты уверен, что твой маршрут чист?

Ярослав Косой даже бровью не повёл. Его спокойствие в этот момент выглядело почти вызывающе.

– С маршрутом всё в порядке, – сказал он ровно, как будто речь шла о простой бытовой мелочи. – Но раз вы живёте в крепости, должны знать: дикая местность меняется. Она становится… страннее. Я не знаю, зачем вы рветесь в Уральские горы, но советую – разворачивайтесь и идите обратно в Крепость триста тридцать четыре.

– Нет, – холодно перебил его Хромов. – Это приказ сверху. Его нельзя отменить. Мы не возвращаемся, пока задание не выполнено. И это касается всех, – он бросил взгляд на Косого так, словно хотел прибить его на месте, но держал себя в руках.

Ярослав чуть прищурился. В его голове моментально закрутились мысли. Хромов – не самоубийца. Рисковать жизнью просто ради бумажки с печатью он не станет. Значит… есть что-то ещё. Что-то, о чём он пока молчит.

Глава 7

Как только Людвиг Булавкин понял, что дороги назад уже нет, он с холодной усмешкой обронил, обращаясь к Косому:

– Сидеть будешь один в кузове пикапа. А ты, приказал он второму солдату – в кабину. – Он чуть прищурился, явно смакуя момент. – Раз уж ты у нас такой умник и говоришь, что идём верным путём – вот и посиди, погрейся на сквозняке. Может, сам первым опасность и встретишь.

Ему было плевать, что Ярослав останется там один на один с тушёнкой и галетами. Тут уже не до выпендривания – каждый думал только о том, как бы выжить, а не о том, кто что сожрёт на халяву.

Ярослав не удостоил его ни взглядом. Молча подошёл к лежащему на земле умершему солдату, чтобы осмотреть его. Осторожно убрал его руку с шеи – и тут же заметил, как под кожей некрасиво торчит длинное, тёмное жало.

Шершень. Чёртов шершень!

Он тихо, прикрываясь спиной от ближайшего солдата, вытащил жало, спрятав его в ладони. Не хватало ещё, чтобы все узнали, от чего умер солдат. Атмосфера в отряде и без того накалялась с каждой минутой. А для "гида" иногда было даже полезно, чтобы люди начали хоть немного бояться этих мест. Бояться – значит внимательнее глядеть по сторонам.

Ярослав никогда не считал себя благородным человеком и уж точно никому ничем не был обязан. Главное – его собственная шкура.

И всё же он вздохнул с облегчением: пока в дикой местности на людей нападают не призрачные чудовища, а вполне материальные твари, вроде шершней, – жить можно. Хотя и это его, признаться, поразило.

Он мысленно восстановил картину. Вероятно, шершень залетел в машину ещё раньше и спокойно устроился где-то в кузове. Когда солдат полез в салон, задел насекомое, и тот – моментально ужалил.

Но почему смерть наступила так быстро? Опухоль на шее, конечно, могла перекрыть дыхание, но всё же человеку потребовалось бы хотя бы пару минут, чтобы задохнуться. Здесь же всё выглядело так, будто яд сработал мгновенно.

Ярослав вспомнил, как ему рассказывали, как в юности сам получил укус шершня. Лицо тогда разнесло так, что мать, тогда ещё живая, правда оно её не застал, едва узнала, и несколько дней было больно глотать. Но о смерти речи даже не шло.

Видимо, эти пустоши действительно меняются. Насекомые тоже. Всё становится злее, опаснее, быстрее.

И всё-таки эта странная земля манила. Хотелось шаг за шагом вскрыть её тайны, увидеть то, что скрывается за горизонтом. Но где-то глубоко внутри Ярослав понимал: слишком сильное любопытство здесь – короткая дорога к могиле.

Тень смерти, тяжелая и вязкая, как осенний туман, нависла над всей колонной. Даже ветер, казалось, притих, опасаясь потревожить мертвую тишину. Только один человек выглядел так, будто всё это его не касалось, – Косой. Он сидел прямо, без суеты, словно смерть рядом была для него не врагом, а давней знакомой.

***

Станислав вернулся к телу и внимательно осмотрел шею. Никаких рваных ран, только маленькая красная точка, почти незаметная. Ярослав, наблюдавший за всеми, заметил, как Ярослава Журавлёва – худенькая, но цепкая, как степная лиса, – на секунду нахмурилась, бросив «случайный» взгляд на шею покойника.

Только Косой понял, что это за след. Шершень. Но не обычный – выродок, выросший в пустошах, сильный, как ядовитая пуля.

– Что будем делать с телом? – спросил кто-то сзади, тоном, в котором сквозила безнадёжность. – Мы же не можем просто бросить его здесь….

– А что ещё остаётся? – буркнул Булавкин. – Хоронить тут – время терять. А в этом проклятом месте каждая лишняя минута может стоить жизни.

– Погрузите в кузов, – вмешалась Любовь Синявина. – Отъедем подальше, найдём место и похороним.

Она говорила холодно, но в её глазах мелькнула тень тревоги: если о случившемся прознают в крепости, её авторитету придёт конец.

Булавкин кивнул.

– Косой, тащи его в кузов и сиди там.

Ярослав пожал плечами. Ему-то всё равно. Но зато повод образуется помянуть жушу раба божьего, как его там. В общем, неважно, важна лишь тушёнка! Ещё с той вылазки, когда он потерял последние галеты, он мечтал снова ими поживиться, а тут ещё и свинина – и вот, наконец, случай. Труп его не смущал: он видел и похуже, когда волки рвали людей на фабрике.

Смерть пугала горожан, но для Ярослава она была всего лишь финальной точкой, не более.

Конвой снова тронулся. Косой сидел в кузове рядом с безжизненным телом, жевал тушёнку, закусывал галетами, запивая водой из бутылки, и, глядя на бледное лицо, тихо бормотал:

– Ну и зачем вы сюда попёрлись? Ни толку, ни проку. Вот ты теперь тут лежишь….

Он смолк на секунду, потом, с прищуром, будто споря с невидимым собеседником, продолжил:

– В крепости у вас и музыка, и артисты, и свинину туда возят… а мы тут, в пустошах, от голода подыхаем, не то что свинину – крошки не видим.

Косому было откровенно скучно. Делать было решительно нечего, да и мысли шли вразнобой, будто ветер гонял их по чердаку. А вот двое товарищей, что сидели впереди, судя по лицам, от скуки не страдали.

По дороге они уловили тихий, почти шёпотный голос Ярослава. Водитель, хмурясь, почувствовал лёгкое онемение в висках и наклонился к напарнику:

– Слушай… с кем это он там трещит? – спросил он, слегка понижая голос.

– Понятия не имею. Может, сам с собой…, – тот пожал плечами, но в его тоне слышалась тень настороженности.

– А тебе не кажется, что у него с головой… ну, что-то не то? – водитель выразительно покрутил пальцем у виска.

К вечеру конвой так и не нашёл удобного места для лагеря. Пришлось довольствоваться небольшой поляной, кое-как расчищенной от бурьяна и сухих веток. Настроение у всех было мрачным: после сегодняшних событий никому не хотелось ни болтать, ни тем более хвастаться. Разговоры затихли, и стоянка напоминала больше ночёвку в тени кладбища, чем привал живых людей.

Наутро Ярослав поднялся раньше всех, сладко потянулся и огляделся. За едой ночью он так и не пошёл – всё равно вчера вдоволь наелся тушёнки. Да и шоколад, что ещё оставался в кузове пикапа, уже перекочевал к Людвигу Булавкину – тот, словно опытный кот, умел чуять сладкое на расстоянии. Правда, коробка в его машину не влезла, и Булавкин весь день таскал её на коленях, прижимая, будто фамильное сокровище.

Косой уже наметил план на день: завтракать не обязательно, можно дождаться отправки конвоя, а там, устроившись в кузове, потихоньку перекусить всем, что подворачивается под руку.

Но мирно жевать ему не пришлось – вдруг снаружи раздался взволнованный крик. Ярослав резко повернул голову в сторону пикапа. Один из солдат, побледнев, заорал:

– Где тело?! Кто-нибудь видел его?!

Весь лагерь замер.

– Как это – где? Оно же в пикапе! – послышался чей-то неуверенный голос.

– Нет, – солдат уже почти сорвался на визг, – его там нет!

У Ярослава внутри будто кто-то сжал голову тисками – знакомая пульсирующая боль отдалась в висках.

Что за чертовщина? Труп, уложенный в грузовой отсек, не мог просто так испариться. Средний мужик весит килограммов восемьдесят, а значит, унести его тайком – та ещё задачка, особенно при такой толпе.

Как никто не услышал возни, скрипа или шагов? Кто мог забрать тело Хромова?

И тут в памяти Косого всплыл странный эпизод: объедки рыбы и кучка костей, что он недавно выкинул за лагерь, тоже исчезли. Тогда он не придал этому значения, но теперь… всё это начинало складываться в жуткую картину.

В тот раз Ярославу Косому казалось, что ту пропажу устроили муравьи. Ну, мало ли – мелкая живность в этих глухих местах способна на всякое. Но сейчас… нет, не верилось. Никакие муравьи, даже если бы собрались тут целыми полчищами, не смогли бы утащить за одну ночь взрослого мужика весом под сотню кило. Это было не просто невероятно – это было откровенно жутко.

Ярослав нахмурился, напряжённо вглядываясь в кусты, в тёмную глубину леса, словно там мог мелькнуть ответ:

– Кто, чёрт побери, мог такое сотворить?..

Людвиг Булавкин заметно побледнел. Он вздрогнул, косо глянув на Станислава Хромова, и дрожащим голосом пробормотал:

– Станислав… может, ну его к чёрту? Вернёмся в крепость. Мне это всё уже не нравится. Лес какой-то… недобрый.

Хромов, сжимая в руке пистолет так, что побелели костяшки пальцев, повёл стволом по сторонам, медленно, осторожно, будто боялся спугнуть что-то, что уже могло быть рядом.

– Думаешь, я не боюсь? – тихо, но твёрдо сказал он. – Боюсь, ещё как. Но назад мы не пойдём, пока не выполним задачу. С этого момента мы – не военные и не охрана, а обычные беженцы. И если сорвём миссию – нам никто не позволит вернуться в крепость.

– Но этот лес… он же мёртвый, чёрт его побери! – почти взвыл Людвиг, срываясь на фальцет. – Тут даже птицы не поют…

– Все по машинам! – рявкнул Хромов так, что эхо ушло в чащу, а где-то в ответ хрустнула ветка. – Убираемся отсюда немедленно!

С того самого момента Ярослав не выпускал из руки свой костяной нож. Лёгкий, тёплый от ладони, он стал продолжением руки. Зрение словно обострилось: он видел, как в нескольких шагах по сухим листьям ползёт жук, слышал, как на дереве тихо шуршит белка. Любой звук, любое движение в стороне заставляло сердце колотиться, а мышцы – невольно напрягаться.

И хотя солнце уже поднималось над горизонтом, лес вокруг всё так же оставался холодным, влажным и враждебным.

Почему пропал труп? И куда, к чёрту, делось тело? Эти два вопроса гудели в голове у каждого, как назойливый комар, мешая думать и дышать.

Косой тоже всё не мог отделаться от тяжёлых мыслей. Если какая-то тварь способна утащить взрослого мужика, да ещё так, что и следов не осталось, то что ей мешало сделать то же самое с живыми? Ну серьёзно – могло бы прийти, пока все спят, и перетаскать их по одному, как мешки с картошкой.

Но нет. Что-то здесь было не так, и Ярослав это нутром чуял.

Все уже сидели в машинах, за исключением него самого – он устроился в кузове пикапа. Когда они только приехали сюда, колонна выглядела совсем иначе: окна опущены, кто-то напевал что-то под нос, кто-то ржал над глупыми шутками, ветер гнал в салон запах хвои и смолы. Живые, громкие, уверенные.

Теперь же – тишина. Окна задраены наглухо, словно от этого можно было спрятаться от чего-то, что бродит в лесу. Каждый верил, что стекло – это хоть какая-то защита от той дряни, что могла шастать в этих местах.

Пикап тряхнуло на ухабе, и Ярослав, привалившись к борту, проводил взглядом, как лес медленно растворяется за спиной. Ветки шевелились, листья колыхались, и в этих тихих движениях чудилось что-то хищное, притаившееся. Даже ему, привычному к дикости, стало не по себе.

Но что он мог сделать? Лишь полез в карман, достал смятый пакет с галетами и начал хрустеть ими, стараясь заглушить тревогу. Так он делал всегда: как только в голову лезли чёрные мысли – перекус, и вроде, как становится полегче. С тушёнкой всё было ещё лучше, но ели нет туалетной, будем пользовать гербовую.

Хотя, если быть честным, он не верил, что сидеть в салоне внедорожника было безопаснее, чем в кузове. Зато здесь он мог оглядеться по сторонам, держать костяной нож под рукой и, если что, соскочить и метнуться в сторону. После всего, что с ним случилось в последнее время, он был уверен в одном – в случае беды у него хотя бы будет шанс.