Текст книги "Орден во всю спину 2 (СИ)"

Автор книги: Константин Ежов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Глава 5

Разумеется, Косой не стал бы раскапывать термитник просто ради гастрономических изысков. Ему это было нужно совсем для другого. След оленя вёл всё глубже в чащу, и вскоре он уловил в тишине журчание воды – характерный, обнадёживающий звук. Значит, где-то поблизости течёт ручей или даже неглубокая речушка.

Он ускорил шаг, пригибаясь под ветками, усыпанными мягкими зелёными лишайниками. Чем ближе он подходил, тем звонче становился звук воды – холодной, прозрачной, бегущей меж валунов. Вечер уже подступал, воздух тянул прохладой, и над верхушками елей начал проступать блеклый свет Луны. Именно в такие часы зверьё, как правило, сторонилось открытых водоёмов. Но расслабляться было рано – если кто и выйдет сейчас к реке, так это хищник с проблемами: старый, раненый или излишне голодный.

К счастью, удача в этот вечер повернулась к Ярославу лицом, пусть и слегка небритым.

Он развернул принесённый с собой лист, в котором всё ещё копошились растерянные термиты, и без лишних церемоний бросил его в реку. Вода в это время была спокойной – ни тебе паводка, ни лесной слизи в русле. Можно было обойтись без возни с каменной запрудой.

Следом он достал из заветного свёртка добытую ранее королеву – упитанную, полупрозрачную, размером почти с ладонь. Словно резиновая капля с мириадами крошечных яиц внутри. Срезал её ножом – острым, но зазубренным от постоянной работы по кости – и аккуратно бросил в воду. Приманка пошла по течению, медленно вертясь, будто живое существо, сдавшееся на волю реки.

Ярослав устроился в тени у самой кромки воды. Заострённая ветка, превращённая им в импровизированное копьё, была крепко зажата в руке. Он замер, вслушиваясь в воду, в воздух, в собственное дыхание. Лунный свет, что сегодня светил ярче обычного, чем выручил его – можно было различить, что происходит под поверхностью воды.

Течение уносило термитную кашицу вниз. Ярослав тихо скользил вдоль берега, не спуская глаз с приманки. И вдруг – как вспышка – тень метнулась под водой. Сперва бесформенная, но вот показался хвост, изгибающийся, как кнут. Мгновение – и под гнездом вспенилась вода. Рыба – здоровая, с раскрытой, как люк, пастью – попыталась заглотить всё разом: и королеву, и остатки гнезда.

Но прежде чем она успела сомкнуть челюсти, копьё Ярослава со свистом вонзилось в воду. Хруст – короткий, мокрый – и конец блаженному ужину.

Ветку он держал прочно, с усилием придавливая к дну. Рыба билась, но он, прижав её коленом, выдернул острие назад и добил вторым ударом. Ничего личного – просто ужин.

Этим приёмом он уже пользовался прежде, ещё в старых развалинах лагеря под Нижней Салдой, когда выживание зависело от того, насквозь ты проткнёшь добычу или промахнёшься и останешься с голодным желудком. Тогда у него не хватало ни силы, ни сноровки, и первую рыбу он поймал с пятнадцатой попытки. Теперь же всё прошло с первого раза – даже не вспотел. Бонусы дворца ой как пригодились.

Он вытащил рыбу на берег – увесистую, с мутной чешуёй и мясистой тушей. Может, не лосось, но на зажарку, почти гриль, сойдёт.

А ведь когда-то всё было иначе. В те первые дни, когда Ярослав Косой только начинал своё скитание по пустошам, он двигался медленнее, чем полусонные караси в луже. Но сейчас – сейчас он сам был как вода: стремительный, неуловимый, точный.

Он выдернул заострённую ветку из воды – с той же лёгкостью, как раньше срывал в прошлой жизни яблоки с бабушкиного дерева. Рыба – чёрная, как уголь, с широкой головой и маленькими, злыми глазами – заходилась в отчаянной пляске, хлеща по воде хвостом, будто пыталась пробить в реке дыру. Казалось, сама река содрогнулась.

Но Ярослав уже отступил, ступая мягко и осторожно. Что-то в воздухе сменилось – напряжение, ощущение, будто он невидимо пересёк черту. Его ноздри уловили сладковатый запах крови, а взгляд остановился на мутной воде ниже по течению. Там, в полутьме, клубилось нечто: плотная, шевелящаяся масса силуэтов.

Он прищурился.

– Рыба?.. – пробормотал он. Но интуиция кольнула затылок.

Недолго думая, он опустился на колено и ловко распорол тушу. Склонив голову, аккуратно извлёк внутренности, пар от ещё тёплого брюха поднялся в прохладный воздух, и на миг стало ясно: это не просто река. Это место, где смерть ждёт под каждым камнем.

Он бросил кишки обратно в воду – не по глупости, а по расчёту. Тащить рыбу с потрохами к лагерю – верный способ навлечь беду. Ещё не забылись воспоминания, как однажды запах обычной крошки от крекера привлёк к лагерю не то, чтобы медведя – настоящего монстра на четырёх ногах, с рогами как у лося и глазами, полными безумия. Да, тут и медведи бывают в чешуе и с рогами.

Нет уж. Рыбьи косточки, обглоданные шкурки и даже зола от костра должны были уйти как можно дальше от того места, где собирались ночевать.

И вот, стоило внутренностям коснуться воды, как она взорвалась. Вихрь чешуи, пены и кровавых всплесков – в реке началась бойня. Рыбы бросались на отбросы, теряя всякий инстинкт самосохранения. Они кусали не только добычу – они рвали друг друга.

Стоило одну поранить – и её тут же пожирали соседи. Никакой пощады. Один момент – и от крупной особи оставались только пузыри. Ярослав замер, наблюдая, как хищная река разрывает сама себя.

– Вот уж действительно, мясорубка, – выдохнул он.

Он попытался представить: что если бы туда, вместо рыбьих кишок, попал человек? Эта мысль похолодила его изнутри. Живым не уйдёшь. Даже руку сунуть – и ту не вернёшь.

И вдруг… всё стихло. Словно кто-то дёрнул за нити. Рыбы, как по команде, бросились прочь. Беззвучно, стремительно, одна за другой, и в миг в воде осталась лишь кровь.

Ярослав окаменел. Его взгляд скользнул вверх по реке, в ту сторону, куда никто не смотрел.

– Чёрт, – только и сказал он. – Надо валить.

Он развернулся и пошёл. Быстро, без лишних движений. Всё, что может испугать стаю агрессивных рыб, лучше не видеть вовсе.

По дороге к лагерю он шёл молча. Ноги ступали по пружинистому мху, но мысли в голове клубились, как те самые рыбы. Что произошло с этим миром? Почему звери мутируют, превращаясь в чудовищ, а люди… остаются прежними?

Или нет?

Он вспомнил старика Богдана, что таскал бревно, как зубочистку. Вспомнил Лёшку, у которого реакция быстрее, чем у любой крысы в лаборатории. Да и сам он, Ярослав…. Был ли он когда-то таким?

В лагерь он вернулся на закате. Солнце ушло за Уральские горы, в небе вспыхивали первые звёзды. У костра сидели бойцы из крепости тянули кашу из жестяных банок и открытых консервов. Их ужин был сытным, но унылым. Мясо в банке – это не пища, это наказание. Тушитьтушёнку тоже надо уметь, а судя по вкусу уже сожранных Косым экземпляров, про них так не скажешь.

И тут в воздухе запахло… свежей рыбой. Аромат жареной шкурки, слегка пригоревший жир, шипение на костре.

Ярослав вошёл, не торопясь. В руках – чёрная рыба, уже почищенная и разделанная, с тусклой, но ароматной плотью. Ну не при них же её готовить.

Все взгляды на него. Кто-то чуть не поперхнулся кашей.

Они помнили, как он ушёл с пустыми руками. Даже без сухаря за пазухой. В одной куртке, будто просто прогуляться вышел. Людвиг Булавкин даже хмыкнул с издёвкой: мол, вот, сейчас этот пацан покажет, как ловить рыб… взглядом.

А теперь – вот он. Вернулся. Живой, с добычей. С запахом, который перекрыл весь их ужин. С реальной пищей, горячей, настоящей.

И с чем-то ещё в глазах. Тем, от чего их, без объяснений, начинало слегка трясти.

Косой всегда держал при себе свои три верных спутника, без которых не отправлялся ни в одну вылазку в пустошь: металлическая чашка, костяной нож, отполированный от частого использования, и коробка спичек с выгоревшим от солнца до неузнаваемости логотипом. Конечно, он знал и умел использовать и другие способы разжечь огонь: трение, кремень, линза – но, ей-богу, если можно упростить себе жизнь – зачем усложнять? Коробок едва занимал место, зато давал уверенность: тепло и пища будут, если повезёт не умереть раньше.

Пока он обжаривал рыбу на ветке над своим небольшим костерком, с ветром донёсся знакомый голос. Людвиг Булавкин, известный в отряде как просто Людвиг, сморщил нос и фыркнул:

– Тьфу ты, ну и вонь… Хотя… Пахнет… жареным? Рыбой?

Он попытался скрыть интерес, но ноздри его жадно втянули запах, а взгляд метнулся к костру, будто по ошибке. И тут же в голове Ярослава раздался металлический, безэмоциональный голос – будто с неба, будто из другой реальности:

"Квест: Раздели счастье с другими"

Косой вздрогнул – не от страха, а от неожиданности. Да и к подобным "голосам" он уже начал привыкать. Размышлять времени не было. Он поднял ветку с подрумяненной рыбой и двинулся прямиком к Людвигу. А так бы они ничего кроме запаха жареной рыбы и не почуяли, а так увидели её воочую.

Глаза Булавкина загорелись так, словно он впервые увидел еду. Голос его дрогнул от сдерживаемого восторга:

– Ты… это, пригласить нас решил? Ну, в принципе, мы не против….

– Не угадал, – с самым спокойным видом ответил Ярослав. – Я просто делюсь своим счастьем. Вот, полюбуйся.

Он показал рыбу, но не предложил её. Просто показал. Как фото на телефончике. Ну, прямо у какого блогера в Инсте. Чтобы зависть пробралась под кожу, прямо, как в старые добрые времена. Но тогда завидовали миллионами, по количеству подписчиков, а сейчас воочию.

Людвиг остолбенел.

"Квест выполнен. Награда: +1.0 к ловкости"

Ярослав расплылся в довольной улыбке. Вот! Вот это понимаю. А то корячишься, лечишь там людей, а тебе только +1 к силе…. И кто сказал, что поделиться – значит обязательно отдать? Главное – намерение, остальное система сама разберёт. Тут было главное просечь фишку своего дворца. Сломать, так сказать, систему….

– Косой! – вспыхнул Людвиг. – Думаешь, твою рыбёху есть стану? Да я…

Но Ярослав уже взвешивал в уме более практичное предложение. Рыбу, как ни крути, одному не осилить. А вот воды в его рюкзаке – ни капли. Он посмотрел на своего "оппонента" и небрежно бросил:

– Половину рыбы отдам. За три бутылки воды.

– Согласен! – даже не дослушав, рявкнул Людвиг и вытащил из мешка три пластиковые бутылки.

Вопрос с водой был решён быстро. Косой знал: идти к реке больше не вариант. После того, что он там увидел, он ни за что не рискнёт подставить горло под пригляд местной ихтиофауны. Конечно, можно было бы искать сосновые иголки и собирать с них росу, но это – неделя по капле. Зачем так жить, когда можно торговаться?

Свою половину рыбы он оставил, а другую Людвиг понёс к лагерному костру.

– Подходите, угощайтесь, – расплывался тот в улыбке, раздавая зажаренные куски солдатам.

Но не учёл Булавкин одного: солдаты не церемонились. Пока он раскладывал рыбу в котелок, часть бойцов уже прихватила самые аппетитные куски. Вскоре от угощения остались жалкие ошмётки. А главное – до Любови Синявиной и Ярославы Журавлёвой ничего не дошло.

Людвиг растерянно посмотрел на Любовь. Она, конечно, ничего не сказала, но взгляд у неё был, как у учительницы, уличившей двоечника с пельменем в кармане. Стало ясно: он влип.

Тем временем сам Косой сидел у своей аккуратно вырытой костровой ямы, в стороне от общего костра. Он не собирался смешиваться. Группа, где-то там, гудела, хрустела и переругивалась, а он сидел, прислушиваясь к потрескиванию веточек и пощипывая свою рыбу. Между ним и отрядом словно лежала черта, жирная линия, будто на карте. Один мир – там. Другой – здесь.

И тут тишину нарушила поступь.

К нему подошла Ярослава Журавлёва – строгая, тихая, почти никогда не говорящая зря. Она подошла и, не глядя в глаза, негромко сказала:

– Рыба.

Ярослав опешил. Он и представить не мог, что голос девушки, только что направившей на него пистолет, прозвучит так… спокойно. Ни тени раздражения, угрозы или спешки. Словно они просто встретились на перекрёстке и обсуждали, куда пойти за хлебом. От такой неожиданной невозмутимости он и слова не смог вымолвить – а главное, не нашёл ни одной убедительной причины, чтобы отказать ей в просьбе. Какая просьба – ещё предстояло выяснить.

Огонь в его ямке слабо трепетал, отбрасывая на лицо девушки золотисто-красные отблески. Она стояла почти неподвижно, слегка развернувшись плечом, как профессионал. Не тряслась, не суетилась. Пистолет в её руке не дрожал. Ярослав невольно подумал – и в крепости бывают такие? Стройные, уверенные, с лицами, в которых светится что-то… нехорошо прекрасное. И опасное. М-да, интересно, а каково бы было с ней покувыркаться. Съеденная тушёнка уже давала о себе знать.

– Девушка…, – наконец проговорил он, подняв ладони в примиряющем жесте, – а не уберёшь ли ты, пожалуйста, эту штуку подальше от моего лица? Стрелять ты, как я вижу, умеешь отлично. Не дурак же – сижу тут, потею, потому что не привык, когда мне в лоб целятся.

Он усмехнулся, больше для храбрости, чем по делу. Ситуация была, мягко говоря, нестандартная.

Вообще-то, Ярослава Косого никто в жизни не грабил. Ну и сам он не особо этим промышлял – хотя, были моменты…. Но вот чтобы так: сидишь, рыбку ешь – и тут тебе под рёбра дула. Новый опыт, ничего не скажешь.

Он почесал затылок и вдруг очень серьёзно сказал:

– Можешь куснуть. Дважды. Только дважды, не больше.

Глаза девушки вспыхнули, но она ничего не ответила. Только чуть качнула головой – то ли в знак согласия, то ли от удивления. Видимо её ещё так никто не кадрил, или не дерзил, скорее всего.

Свет от костра, словно дыхание огромного зверя, то разгорался, то угасал, отбрасывая пляшущие тени на корни деревьев и лица людей. Ветер пробирался сквозь чащу, шевелил листву, и та шептала – будто кто-то плёл старинную сказку на языке деревьев, понятном лишь тем, кто давно живёт в лесу.

Косой сидел у своего аккуратно вырытого очага и размышлял, что делать с рыбой. Чёрная, словно вытащенная из туши угля, она была больше, чем он ожидал. Густая шкура, тяжёлые мясистые бока, и даже на шампуре она прогибалась под собственной тяжестью.

– Ну и кобыла, – пробормотал он, откусывая край хвоста. – Хоть бы половину осилить…

Однако то, что он сам не мог справиться с этой махиной, вовсе не означало, что кто угодно теперь имеет право подойти и взять кусок просто так. Особенно с пистолетом в руке. Особенно – почти не сказав ни слова.

Он с недоумением наблюдал, как Ярослава Журавлёва – худенькая, собранная, будто скрученная из проволоки – вытащила из кармана своего серого, заношенного спортивного костюма маленькую пластиковую солонку. Движения были чёткие, привычные. Щёлк – крышечка открыта. Рыба – посыпана. Всё это время в другой руке она держала чёрный пистолет, направленный в сторону Ярослава, но уже будто, между прочим.

Не поздоровалась. Не спросила разрешения. Просто пришла, села, сказала:

– Рыба.

И начала солить.

Вот и весь её разговор.

Ярослав был человеком, в общем-то, простым. Не глупым, но без лишних заморочек. И сейчас он пытался прикинуть: что это вообще было? Сидит, молчит, солит, стволом шевелит…. И от этого её молчания веяло куда большей угрозой, чем от крика или ругани. Она напоминала ему реку перед половодьем – тёмную, гладкую, спокойную… и опасную.

Внутри него боролись три чувства: раздражение, желание и… уважение. Или даже – тревожное восхищение.

Он кашлянул и, к своему удивлению, вместо того чтобы выдать язвительное "тебя тут никто не звал", спросил:

– А тмин у тебя, случаем, не завалялся?

Она повернула к нему голову. В её взгляде не было ни насмешки, ни удивления. Только лёгкое удивление тем, что он заговорил.

– Нет, – коротко бросила Ярослава Журавлёва, даже не моргнув.

Косой внимательно посмотрел на её пистолет. Чёрный, матовый, без украшательств – это был M9, если точно, Беретта М9, надёжная, как советский утюг, штука. Он узнал его с первого взгляда – ещё бы, он сам с таким тренировался, пока не превратился в пыль. Ну, в смысле помнил, как это делал, но в реальности точно так же знал, что итальянский пистолет для американской армии вообще не держал в руках. Тот же скромный вес в 1,2 килограмма, та же алюминиевая рама. Надёжный, удобный. Старый добрый пёс среди огнестрела. Двойственность ощущений шокировала. Получалось, он помнил то, что помнила Журавлёва, в той части что была скопирована и то что сам.

Он поймал себя на мысли: значит, Ярослава им и раньше пользовалась. Наверняка. Её руки были маленькие, но крепкие, ухватистые. Без дрожи, без суеты. Пальцы лежали на рукояти так, будто пистолет был продолжением её руки. И, как бы это ни звучало странно, в этом было что-то красивое. Без прикрас.

Она закончила солить рыбу, отложила солонку и, не оборачиваясь, кивнула в сторону:

– Люба, иди, ешь.

Ярослав вздрогнул.

– Эй, постой! Я же тебе разрешил только два укуса! Почему ты теперь ещё кого-то зовёшь?

Костёр весело потрескивал, как будто высмеивал его растерянность.

Из темноты показались Людвиг Булавкин и Любовь Синявина. Они неуверенно подошли, переглядываясь, будто дети, которых позвали на чужой пир.

Но в ту же секунду Ярослава крутанулась и снова подняла пистолет – на этот раз прямо на Людвига.

– Стой. Хозяин рыбы тебя не звал. Обойдёшься.

Булавкин замер. Он, по правде сказать, не ожидал такого оборота. Стоял, переминаясь с ноги на ногу, и не знал – уходить ему, остаться, извиняться или делать вид, что он тут мимо проходил.

Ярослав наблюдал за всей этой сценой с таким видом, словно смотрел спектакль, которого не заказывал, но почему-то оказалось интересно. Он впервые видел, как решает вопросы Ярослава. Без лишних слов, без истерик – быстро и чётко, как выстрел.

– Только два укуса, – повторила она, глядя на него. – Ни больше, ни меньше.

В этот момент Люба Синявина уже села у костра, согнув длинные ноги и опёршись подбородком на колени. Её лицо осветилось огнём, а в глазах плескалось что-то озорное.

– Я не буду есть твою рыбу просто так, – сказала она весело. – Вот, держи. Обмен.

И вытащила из кармана… шоколад. Самый настоящий. Тёмный, крупный кусок, будто из старого довоенного запаса. Протянула, как трофей. Охренить! Даже не думал, что здесь и такое сохранилось….

Ярослав взял его с осторожностью, как будто держал в руках не лакомство, а реликвию. В этой жизни никогда не видел шоколада. И не думал что увижу. Только слышал, как учитель что-то бубнил про калории, энергию и "шоколадные батончики, которые в армию поставляли". А в лавке у старика Вана в городе – только белый сахар, и тот по 25 рублей за щепотку. Про шоколад и мечтать было грешно.

Он глянул на кусок рыбы, потом на шоколад, потом снова на девушек.

– Два укуса, – повторил про себя.

Это стало их немым соглашением. Слово, которое не нужно было уточнять. Лимит. Черта. И никто не осмеливался её перейти.

Косой принял шоколад от девушки, развернул блестящую обёртку и, не колеблясь ни секунды, запихал в рот целиком весь кусок, будто это был не деликатес, а обычный сухарь из пайка. Он так широко раскрыл рот, что челюсть будто хрустнула.

Любовь Синявина замерла, приоткрыв рот от изумления. Даже Ярослава Журавлёва – обычно холодная и непроницаемая – бросила на него долгий, ошарашенный взгляд, в котором читалось: "Ты серьёзно?"

Когда Ярослав с достоинством дожевал лакомство, он, не моргнув глазом, повернулся к Синявиной:

– Ты мне ещё один должна, – спокойно сказал он, будто говорил о чайной ложке соли.

А как она хотела, работа артиста должна оплачиваться.

Любовь озадаченно заморгала, не найдя, что ответить. А Ярослава просто прикрыла глаза, тяжело выдохнула и отвернулась, как будто происходящее было ей слишком трудно осознать.

Но шоколад действительно оказался чудо как хорош, не смотря на то что в просшлой жизни горький мне не нарвился, – густой, с лёгкой горчинкой, что приятно ломалась о сладость, и с насыщенным ароматом какао, которого Ярослав прежде как раз и не любил. Он-то только и слышал от учителя, что в крепости бывают высококалорийные продукты, способные быстро восстановить силы. А сам максимум что пробовал из продуктов старого мира – редкий белый сахар у старика Вана, и тот стоил как три дня тяжелой работы. А вот теперь шоколад….

Теперь Ярослав начал подумывать: а не приторговаться ли с этими крепостными, чтобы обменивать простую еду на шоколад? Ведь дома, в городе, он мог бы принести Лёшке да Лариске с десяток таких плиток – и стать героем дня. А потмо подумал, обойдутся, сам сожру, если что.

Любовь Синявина же, тем временем, пыталась прикинуться милой и приветливой, но видно было – она действовала с расчётом. Ярослав понял, что она просто хочет держаться поближе к нему – на случай, если по дороге что пойдёт не так. Он видел таких, как она: ловкая, язык подвешен, глаза постоянно прикидывают выгоду. Не зря же, говорят, с крупными шишками из крепости она умеет язык находить. Вот и здесь, решила подружиться с Косым, потому что он выживать умеет.

Но Ярослав не был простаком. Он всё понял и про уловки Любови, и про её доброжелательность "по расчёту".

Синявина осторожно сделала два аккуратных укуса рыбы, будто бы не хотела лишний грамм взять сверх положенного. Потом ушла обратно к своей машине, а через пару минут снова вернулась – на этот раз с ещё одним кусочком шоколада. Молча протянула Ярославу. Тот не сказал ни слова, просто сунул его в карман. Запас – дело святое.

А потом его взгляд упал на Ярославу Журавлёву – и он чуть не поперхнулся.

Хрупкая, молчаливая, будто из стекла выдутая – она вцепилась в рыбу с таким азартом, что за один укус отгрызла почти четверть оставшейся части! Настоящий голодный волк! Он аж глаза вытаращил. Да, в постели горячая штучка, наверняка.

– Ты девочка или строитель мостов на Урале? – пробормотал он. – Даже Люська из подола – и та так не жрёт….

Оставшаяся рыба теперь была всего-то на два укуса. А ведь он за неё половину своей воды отдал! Но, странное дело – он не чувствовал злости. Наоборот – в действиях Журавлёвой была какая-то подкупающая прямота. Никаких хитрых взглядов, никаких игр. Сказала – два укуса, взяла – и всё. В отличие от Любови Синявиной, у которой за улыбкой всё время что-то да пряталось. Думаю, мы с ней точно сговоримся….

Тем не менее, когда Ярослава повернулась к нему и их взгляды встретились, Ярослав тут же, будто нечаянно, лизнул рыбу в руках.

Просто чтобы показать, чья это всё ещё рыба.

– Хочешь еще? – без выражения на лице бросила Ярослав и, не дождавшись ответа, отвернулся.

– Не таскай с собой шоколад, – добавила Журавлёва через плечо, – растает ведь.

Наступила ночь. Сумерки разлились над лагерем тусклым туманом, и вскоре темнота заползла в щели между деревьями. Один за другим члены экспедиции начали ставить палатки, вытаскивая из багажников машины яркие, пёстрые тенты, будто собирались не в глуши ночевать, а устраивали фестиваль. Большие, двухместные палатки покрывали поляну, как пятна на шкуре леопарда. Личные жилища имели лишь две дамы: Ярослава Журавлёва и Любовь Синявина – обе привыкли к уединению, и явно не желали ни с кем его делить.

Тем временем Ярослав Косой не спешил укладываться. Он тщательно выметал остатки рыбы – кости, кожу и объедки – и разбрасывал их подальше от лагеря. Ни к чему привлекать нежданных ночных гостей, особенно в таком лесу.

Солдаты и сопровождающие из крепости с интересом наблюдали за Ярославом, прячась в своих уже расставленных палатках. Кто-то даже приподнял полог, чтобы лучше видеть. "Так вот что значит – выживать в дикой местности", – шептались они между собой, поражённые его сноровкой.

Он, тем временем, аккуратно перетаскивал костёр, обустраивая его на новом месте, где мог развести пламя на груде толстых лиственных поленьев и сухих сосновых веток. Новый огонь обещал гореть дольше и ровнее. Старое место костра Ярослав тщательно залил водой, затем засыпал всё это ароматными сосновыми иголками, собранными в тени елей – в тёплой, плотной подстилке он устроил себе кровать.

– Да он, черт подери, и спальное место себе сделал! – пробормотал Людвиг Булавкин, таращась на устроившегося Косого. – Уютно-то как. А мы тут кутаемся….

Действительно, у остальных, палатки стояли плотно одна к другой, и костёр оставался далеко – им пришлось терпеть холод осенней ночи, согреваясь лишь старенькими армейскими одеялами. В такие моменты даже закалённый горожанин чувствует, как леденеет спина.

А вот Ярослав, растянувшись на своём ложе из иголок, чувствовал себя куда комфортнее. Один костёр пылал рядом, другой – только что затушенный – всё ещё отдавала остаточное тепло. Он лежал, раскинув руки, прислушиваясь к потрескиванию огня и скрипу ветвей в темноте.

И тут он заметил движение.

Палатка Ярославы Журавлёвой стояла совсем рядом – она установила её почти впритык к его костру. Бесцеремонно, будто он был частью пейзажа. Полог её палатки был приоткрыт. Настолько, чтобы при желании можно было видеть всё, что происходит вокруг. Но не это удивило Ярослава.

Он увидел: одна рука Ярославы покоилась на пистолете, прицелившись... на него! А во второй руке у неё был ещё один пистолет, и он уверенно смотрел в сторону палаток солдат.

Ярослав прищурился. Ну конечно. Она не дремлет – охраняет себя и лагерь сразу в двух направлениях. Мда, к такой подкатить просто не выйдет. Словно стражник, только из тех, что не нуждаются в смене караула. Да и глаза её в полумраке светились не хуже костра.

Он хмыкнул про себя:

– Ну и женщина….