Текст книги "Орден во всю спину 2 (СИ)"

Автор книги: Константин Ежов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Глава 4

Недовольство Косым в группе росло не по дням, а по часам – и, надо сказать, было вполне оправданно. Он ведь с самого начала повёл себя так, будто впрямь не нуждался в их предложении, словно быть проводником для важных персон из Крепости – это какое-то унижение. Словно у него – дела поважнее.

А между тем, все знали, какую цену имели такие возможности. Вон, старик Ван ещё весной говорил: мол, если один из крепостных начальников пальцем покажет – ты, мол, иди с нами – всё, считай, жизнь удалась. И не важно, что будешь таскать ящики, указывать дорогу или воду носить. Главное – тебя уже заметили. Ты свой.

Многие бы за такую возможность в лепёшку расшиблись. А этот Косой – фыркнул и отвернулся, как будто его позвали мусор выносить. Ну и кто он после этого?

Особенно досталось ему после истории с тушёнкой. Казалось бы, а осадочек остался. Людвиг Булавкин с тех пор вообще ходил, как на иголках. Молча жевал пайковую тушёнку, но видно было – кипит.

В какой-то момент он не выдержал и снова заговорил с Любовью Синявиной, единственной в группе, кто ещё сохранял к Ярославу хоть толику терпения.

– Люб, ну послушай…, – начал он, стараясь держать голос ровным. – Мы ведь только полдня в пути. Вернёмся в город, найдем кого поадекватнее – и нормально двинем. День потеряем, не беда. Зато потом спокойней будет.

Да всего-то полдня, а косой уже почти всех выбесил.

Любовь сидела у окна, пальцем водя по запотевшему стеклу. За ним тянулась выжженная степь, ни куста, ни лужицы – всё, как на ладони.

– Это всё равно пустая трата времени, – тихо сказала она, не оборачиваясь.

– Ты не подумала вот о чём, – продолжил Людвиг, в попытке продавить свою позицию, чуть поддавшись вперёд. – Этот парень… он мне ненадёжным кажется. В любой момент может свернуть куда-нибудь не туда, а мы и глазом моргнуть не успеем. Раньше слышал – мол, в городе беженцы совсем распущенные. Но чтобы вот так? Даже я такого не ожидал.

Любовь только покачала головой, и в голосе её прозвучала лёгкая усталость:

– Нет. Назад не вернёмся. – Горы…, – задумчиво произнесла она. – Кроме него, никто не сможет нас через них провести.

– Да что ты заладила! – вспыхнул Людвиг Булавкин с презрением, глядя на неё искоса. – Старик Ван говорил, мол, если даже этот Косой не справится – никто не справится. Но подол у нас большой, неужели и вправду не найдётся нормального проводника, с мозгами и совестью? Мы ведь спрашивали только в центре. А ведь есть ещё район шахт, где людей не меньше, чем в полгорода! Семь здоровенных шахт – там живут, пашут, и по сусекам не наскребали бы! Если бы пошли туда, может, и нашли бы кого получше….

– Уже не семь, а шесть, – тихо поправила его Любовь, не отводя взгляда от окна.

Одна из шахт недавно сгорела дотла после набега волчьей стаи. Стаи той, которую прозвали Чёрной гривой – ни охрана, ни электросети не спасли. Осталась от шахты только груда перекрученного железа и пепел.

– Ну, значит, шесть…, – пробормотал Людвиг, явно смутившись. – Тем более, стоит проверить.

– Хватит. – Голос Любови стал твёрдым, как лёд в январе. – Больше никаких обсуждений. Нам и так едва удалось собрать дюжину солдат из частной охраны, чтобы они сопровождали нас. Ты хочешь ещё всё усложнить?

Булавкин сжал губы и откинулся на спинку сиденья. Он знал, когда нужно замолчать. Со стороны могло показаться, что он тут главный, опытный, старший. Но в действительности все решения принимала Любовь. Он был не больше, чем её тень, голос в нужный момент, руки – когда надо надавить.

В наше время в каждой крепости находились такие, как Синявина. Люди с лицами с экранов, с именами в каждом утреннем выпуске. Их звали протеже – любимчики системы, дети удачи, восходящие звёзды.

Но вся их слава, все эти фанаты, имели вес только в пределах их крепости. Стоило выйти за стены – и ты уже никто. Ни имя, ни статус, ни охрана не гарантировали выживания за пределами укреплённого мира. Дороги стали хуже, чем во времена великой чумы, а люди – злее.

Когда один такой звёздный мальчик из Крепости 89 попытался перебраться в другую, чтобы расширить влияние, от него не осталось и следа. Ни агента, ни охраны – никого. А через два месяца нашли тело в пустошах. Пуля в спине – ясный сигнал: не суйся, куда не просят.

С тех пор любимчики поостереглись. Но не Синявина. Её тянуло туда, где риск, где страх, где кровь. Она знала цену своей затее, и всё равно шагала вперёд.

Она снова бросила взгляд на Булавкина, тот молчал, подавленный.

– Можешь не любить его, – сказала она тихо, но в её голосе сквозила сталь. – Но не позволяй этому повлиять на ход дела. Нам нужен он, чтобы дойти до места. Вернёмся из Крепости 333 – делай с ним что хочешь. Хоть выкинь за ворота.

– Понял, – отозвался Людвиг, коротко кивнув.

Машины трясло и кидало из стороны в сторону – подвески уже стонали под натиском уральских дорог. Хотя охрана вела автомобили аккуратно, едва не ползком, даже черепахи бы зевали от их скорости, путь всё равно был мучением для техники и людей. Камни, ямы, корни, что прорастали из земли, будто кости древнего зверя – ничто не щадило их машины.

Косой сидел на заднем сиденье и то и дело показывал водителю рукой – вон туда, за холм, правее, не въезжай в бурьян, там трясина. Он чувствовал взгляды на себе, холодные и колючие.

Людвиг, разумеется, не упустил случая. Отряд получил приказ: за Косым – глаз да глаз. В его машину посадили двоих сопровождающих, чтобы приглядывали. В итоге машина, рассчитанная на четверых, везла пятерых.

Плотно. Неловко. Душно.

Два мужика на заднем сиденье сидели как на иголках. Места вроде бы хватало, но стоило Косому устроиться между ними, как напряжение можно было резать ножом. Один сидел с каменным лицом, другой – с кислым. Оба мечтали о сигарете, но не решались закурить.

А Ярослав смотрел в окно и думал, сколько ещё терпеть этих нежеланных соседей.

Группа, затеявшая это рискованное путешествие через уральские горы, начинала больше походить не на экспедицию, а на вооружённый эскорт, охраняющий какого-то особо ценного заключённого. Причём в роли заключённого вдруг оказался именно он.

Ярослав сидел в машине и чувствовал – вся эта вылазка, по сути, превратилась в цирк с собой в роли дрессированного медведя. Ну а что? Один-единственный наёмник за рулём, а остальные в салоне – из самой группы. Если бы у него действительно были тёмные намерения, он бы легко мог разобраться со всеми пассажирами за каких-то три секунды – без особых усилий. И тогда в салоне остался бы только он, живой и невредимый.

Но в том-то и дело – он не собирался ничего устраивать. Ему бы только дотащиться до Крепости 333 целым и невредимым.

Однако люди из крепости, казалось, вообще не понимали, с чем сталкиваются беженцы за её стенами. Для них всё, что находилось за пределами родных бетонных стен, представлялось сплошной помойкой: грязь, беспросветная нищета и отсутствие хоть каких-то перспектив. Всё, что они знали – это книжные рассказы и обрывочные слухи.

Сидящий рядом с Ярославом участник экспедиции – молодой, гладко выбритый, но с таким выражением лица, будто съел лимон – кинул на него косой взгляд, хмыкнул с презрением и процедил:

– Веди себя спокойно. Лишних проблем нам не нужно.

Ярослав пожал плечами:

– Подумаешь, только немного тушёнки слопал. Стоило ли поднимать такую бучу?

Тот моментально взвился:

– Немного? Да ты с ума сошёл! С того момента, как ты сел в эту машину, ты лишился права на мнение вообще! Понял, нет?! Не строй из себя кого-то!

В это время с переднего сиденья раздался смех другого члена группы – ухмылялся, явно наслаждаясь ситуацией:

– Малыш, знаешь, что будет, если кинуть яйцо в скалу?

Ярослав на секунду задумался. Подумал, потом с видом философа ответил:

– Сердце разобьётся.

– Что? – не понял тот. – Чьё сердце?

Ярослав усмехнулся и пожал плечами:

– Куриное. Оно ведь в яйце.

И сам же довольно кивнул, как будто только что сказал нечто великое.

В салоне повисла пауза. Ответ оказался слишком неожиданным. А может, просто никто не ожидал, что этот "беженец" вообще способен на что-то, кроме как молчать да кивать.

***

Тем вечером, когда солнце уже клонилось к горизонту, их группа наконец перевалила через гребень Урала. С высоты открывался поистине захватывающий вид: далеко внизу простиралась равнина, будто живое полотно, разрезанное гигантской раной – оврагом, изрезанным временем и стихиями. А за ним, словно волнами, расстилался густой лес – тяжёлый, тёмный, шевелящийся в дуновении вечернего ветра.

Косой сидел у окна и не мог оторвать глаз. Он смотрел не просто на лес – он словно всматривался в саму душу земли. Всё в этом пейзаже было величественным и тревожно прекрасным.

– Вот, смотри, – сказал тогда Учитель, что сидел рядом, – этот овраг не просто так здесь. Его вытянуло из земли. Тектоника. Подвижки литосферных плит. Природа, когда захотела, взяла и распорола землю, будто ткань на колене у старых брюк…

Ярослав молча кивнул. В такие моменты человек чувствует себя не просто маленьким – ничтожным. Песчинкой. Или каплей, застрявшей на краю чаши.

Лес за хребтом выглядел сурово. Деревья в нём – как воины, вросшие корнями в вечность. Лишь кое-где виднелись еле различимые тропы – следы того, что человек здесь уже бывал. Но природа быстро затирала эти следы, словно не хотела признавать чужое вмешательство.

Это было то самое место, где первая экспедиция потерялась. Учитель как-то говорил, что местные леса были настолько плотными, что местами солнца не видно днём. Лес к северу отсюда был ещё не таким страшным – трава выше колена, но деревья хоть и могучие, но не сплошной стеной.

Когда уже сгустились сумерки, караван свернул с разбитой дороги и вышел на небольшую поляну – именно её, как оказалось, приметил для ночлега Людвиг Булавкин. Он первым выскочил из кабины, хлопнув дверцей, и весело воскликнул:

– Всё, на сегодня хватит! Тут и заночуем. Разгружайтесь, расставляйтесь, костёр разводите. И не забудьте перекусить!

Группа начала суетиться: кто-то стал вытаскивать ящики, кто-то разматывал брезент. В этот момент Ярослав подошёл к одному из пикапов – взять, как он думал, свой рацион. Но Людвиг тут же оказался рядом и с кривоватой усмешкой остановил его:

– Куда это ты?

Ярослав удивлённо поднял брови:

– А что, собственно?

Людвиг, словно получая особое удовольствие от происходящего, склонился чуть ближе и сказал с преувеличенной вежливостью:

– Мы, видишь ли, не взяли с собой еды и воды на тебя. Так что… как хочешь, так и крутись.

Он развернулся и пошёл прочь, оставив Косого в лёгком оцепенении. Вот же падлы! в этом…. Было в этом что-то не только мелочное, но и принципиально показательное. Они не просто забыли – они решили, что Ярославу не положено. Ничего, отольются кошке мышкины слёзы. Не сумневайтесь, очень постараюсь

И в ту же секунду, как эти слова осели у него в голове, он понял – вот оно, настоящее испытание. Не прирезать их прямо этой ночью.

Похоже, Людвиг Булавкин едва сдерживал злость. Его буквально корёжило от того, что Косой посмел съесть лишнюю горсть галет из общих запасов. Особенно его разрывало на части из-за тущёнки. Щёки его налились краской, а брови прыгали, как ужаленные.

Хотя Ярославу и в голову не приходило, что всё дело именно в еде. Да что там – он точно знал: съел бы он одну крошку или вовсе ничего, отношение Булавкина к нему не изменилось бы ни на грош. Презрение там, под кожей, уже давно прижилось, как заноза, и никуда не девалось.

Он и не рассчитывал на угощение. С первых дней в колонне было ясно – кормить будут только "своих". Потому, когда его показательно отлучили от пайка, он даже не удивился. Скорее, наоборот – почувствовал странное облегчение. Без их подачек – цепей на ногах меньше. Проще становится. Свободнее дышится.

Пожав плечами, Ярослав развернулся и спокойно направился к опушке леса, туда, где вековые сосны уже отбрасывали длинные тени. Но за спиной вдруг раздался голос Людвига, в котором мелькнули нотки неуверенности, если не паники:

– Эй, ты куда собрался?! – окликнул он, поворачиваясь. – Убежишь сейчас – обратно в подол уже не попадёшь, понял?!

Слишком резко. Слишком уж выдал тревогу. Видно было: испугался, что лишится проводника.

Они и впрямь останутся, как слепые котята, если Ярослав уйдёт. Без него этот бурелом не пройти. Ни карт, ни ориентира. Ни малейшего понимания, куда и как шагать. Только тьма, сырость, чаща и зверьё.

А до основных гор Урал – ещё пять дней пути, если не сбиться. И это при хорошей погоде.

Ярослав усмехнулся про себя. Как же его тогда потрясла история от Учителя: первая экспедиция бродила здесь по кругу, пока случай не вывел их обратно. Повезло им. А могли ведь и не выйти. Забрели бы чуть дальше, ушли бы вглубь – и всё. Даже костей не нашли бы.

А ведь Булавкин с товарищами – люди тонкокожие. Бывшие начальники, вечно сытые и с охраной. Грязь под ногтями для них уже катастрофа. Они ещё не поняли, где находятся. Лес – это не их игрушечный город с камерами на каждом углу и синтетическими газонами. Ну, предположительно. Всё-таки в крепости сейчас всё совсем не так, как в его прошлой жизни.

Ярослав, идя по склону, слушал, как щебечет где-то в ветках малиновка. Небо чуть-чуть алело, вечер спускался, как старое одеяло. Он чувствовал себя почти спокойно. Почти на своём месте.

И всё же остановился. Медленно обернулся, как бы нехотя.

И улыбнулся.

– Да всего лишь собирался поискать чего-нибудь съестного, – спокойно сказал Ярослав Косой, не оборачиваясь. – А ты чего так всполошился?

– Я?.. Я вовсе не паникую, – замялся Людвиг Булавкин, теребя ворот формы. – Просто… решил напомнить: предыдущий ваш проводник как раз тут и загнулся. Не хотелось бы, чтобы ты пошёл по его стопам – зря умрёшь, и время наше впустую потратишь.

Он сказал это почти шёпотом, но голос его невольно дрожал. Говорить о смерти в лесу было всё равно что звать её. Ярослав лишь скосил на него взгляд, но промолчал. История с тем гидом была у всех на слуху.

Тот завёл их глубоко в чащу, и, как выяснилось позже, вовсе не туда, куда нужно. Несколько дней плутали, пока не догадались, что путь идёт в неправильную сторону. Когда решили вернуться на старый хребет, к реке – уже было поздно. Проводник, как рассказали, ушёл умыться с утра и не вернулся. Позже его нашли с перегрызенным горлом – будто лес сам взял за неудачу плату.

Пока они ещё не отошли от места, где Ярослав остановился, раздался голос из группы:

– Эй! Тут на земле следы, прямо рядом с тобой!

Ярослав нахмурился и, не спеша, наклонился.

Какие, к чёрту, звери могли быть здесь? Это ж не глухомань, а опушка – зона между городом-крепостью и дикой землёй. С тех пор как начали строить оборонительные периметры, крупного зверья здесь не было. Их выжгли, вытеснили или заперли снаружи – за линией стен и датчиков. Разве что волки, как в тот раз, когда они налетели на фабрику… но тогда всё совпало.

Солдаты, что были в группе, подошли к следам, покосились на землю. Первые секунды – равнодушно, снисходительно, мол, "подумаешь, лапы". Но стоило кому-то приглядеться, и как по команде – напряглись. Подняли стволы автоматов, направили в лес, в ту самую темноту между стволами, где лес дышал хрипло и тяжело.

Следы были… крупные. Каждая лапа – с добрую кастрюлю. Вполовину головы взрослого человека, а то и больше. Свежие. Уходили в чащу, оставляя влажные отпечатки на мхе и торфе.

– Мы ведь не видели их раньше, верно? – прошептал кто-то.

– Нет…, – ответил второй и сглотнул. У него дрожала нижняя губа.

Ярослав встал, отряхнул колено и покачал головой. Он уже знал, кто оставил эти следы. Даже удивился, что остальные ещё не поняли. От сердца немного отлегло – не худший вариант.

Он перевёл взгляд на поляну, где хотели ставить лагерь. Там всё ещё валялись старые пакеты, консервные банки, раздавленные тюбики с протеиновыми пастами. И даже, чёрт возьми, пара пластиковых контейнеров с кашей, покрывшейся мхом и муравьями.

– Это медведь, – сказал он серьёзно. – Он пришёл на запах остатков, которые вы тут оставили в прошлый раз.

Булавкин скривился.

– Медведь? Серьёзно? Откуда тут медведи? Мы же почти у периметра….

Ярослав вздохнул.

– Медведям плевать на ваши "периметры". Когда вы оставляете жирную кашу и консервы среди леса, да ещё в тепле – они чуют вкусняшки за пару километров. Не в датчиках дело, а в том, что вам лень было даже яму выкопать.

Лес притих. Тени стали гуще, небо – тяжелее. Листья шептались над головами. А где-то вдалеке щёлкнула ветка.

– Ну что, – сказал Ярослав, – теперь давайте решим, кто сегодня ночует у костра, а кто ставит ловушки.

– Чепуха! Думаешь, не знаю, как выглядят медвежьи следы? – фыркнул один из солдат, глядя на Косого с недоверием.

Ярослав только качнул головой и ничего не ответил. Молча развернулся и, не сказав больше ни слова, пошёл по следам, уходящим в чащу. Он даже не удосужился объяснить остальным, что на самом деле видел. Не был он из тех, кто раскидывается знаниями – особенно с теми, кто предпочитает гнуть пальцы вместо того, чтобы думать головой.

– Хм…. Это же мог быть и кабан, – пробормотал кто-то позади, неуверенно.

Сами они кабаны на убой…. Группа осталась стоять на опушке, беспомощно наблюдая, как фигура Ярослава исчезает между стволами. Он шёл легко, будто бы не лес перед ним, а тропинка до деревенского погреба. Ни страха, ни колебаний. Он, похоже, вообще не считал этот поход чем-то опасным.

– Этот парень слишком отчаянный, – ахнул Людвиг Булавкин. – Он что, не ценит свою жизнь?

Солдаты опустили оружие. На вид – спокойные, даже ленивые. Но тот, что раньше пробормотал с дрожью в голосе, невольно выдал общее настроение: у каждого внутри покалывало тревогой. Просто держали марку. Честь мундира и всё такое.

Ярослав меж тем шагал всё дальше, вглубь леса, стараясь наступать на сухие участки, не шурша листвой. Он с первого взгляда понял: это не медведь. И не кабан. Это был олень – крупный, судя по глубине отпечатков, самец. Тяжёлый, возможно, с рогами.

Он шёл по его следам не ради любопытства. Где крупные копытные – там вода. Олень шёл пить, а значит, где-то впереди есть река или родник. А река Ярославу была нужна – не только чтобы пополнить запас, но и чтобы лично проверить то самое место, где погиб предыдущий проводник.

По словам Булавкина, тот с утра пошёл умыться, наклонился к воде – и вдруг закричал, будто его ударили током. А через секунду уже не дышал. Якобы "что-то укусило". Туман, мутная вода и труп. Вот и весь рассказ.

– Идиоты, – пробормотал Ярослав, пробираясь сквозь подлесок.

Люди в крепости, особенно из привилегированного слоя, плохо понимали, как работает природа. Жили в капсулах, за решётками и в кондиционерах. Им казалось, что всё вокруг по-прежнему безопасно и предсказуемо. Но нет. Мир изменился. Всё живое менялось, адаптировалось, хищничало, выживало.

Тот проводник, скорее всего, думал, будто рыба в реке травку жуёт. Ага. Он бы хоть раз в жизни книжку открыл.

Ярослав вспоминал одну из уцелевших книг в их школьной библиотеке – по биологии, ещё с довоенных времён. Там чёрным по белому: змееголовы, сомы – хищники. Щука вообще ест всё, что движется. Большинство речной рыбы – всеядны, и никто из них не откажется от дармового мяса, если оно само полезет к ним в пасть.

"Погрузи лицо в воду – и будь готов, что тебя оттуда уже не достанут", – как говорил старик Ван, у которого Ярослав когда-то учился охоте.

Знание – сила. А незнание – смерть. И смерть глупая.

Ярослав шёл дальше, с каждым шагом ощущая, как сходит напряжение. Он знал, что делает. Он выжил не благодаря удаче – а потому, что учился. Всегда. Читал всё, что находил. Наблюдал. Думал. Если бы он тоже был как тот погибший – с чистым, выбритым лицом и пустой головой – давно бы уже сгнил под корягой.

Он всё продолжал идти по следу. Лес молчал, только изредка потрескивали ветви над головой. Снежный олень, судя по следам, шёл спокойно, не торопясь – значит, рядом не было ни хищников, ни людей. А значит, пока безопасно.

Олени были благородными, по-своему даже гордыми существами. Если не трогать – уйдут сами, даже не глядя в твою сторону. Если разозлить – могут снести тебя с ног, разорвать рогами и затоптать копытами. В дикой природе всё просто: живи по правилам – выживешь. Забудешь – станешь чьим-то кормом.

Примерно через сотню шагов Ярослав заметил нечто странное на стволе дерева. Тонкая, шероховатая полоса – словно кто-то ножом срезал верхний слой коры. Он присмотрелся – не срез, а крошечные древесные опилки. Всё стало ясно.

Термиты.

Он опустил взгляд к основанию дерева – и да, вот она, характерная глиняная насыпь, обёрнутая кольцом вокруг корней. Влажная, рыхлая, чуть дрожащая от внутреннего движения. Насекомые были дома.

Ярослав спокойно придавил край сапогом, растоптал. Гнездо расползлось, рассыпаясь, как пирог без формы. Под слоем влажной земли показались мясистые, липкие тела – термиты. Смугло-розовые, похожие на ногтевые подушечки. Они засуетились, поползли в разные стороны, но было поздно: их дом разрушен.

Он наклонился, протянул руку, сорвал широкий лист с ближайшей ветки. Сложил его вдвое, сделал из него подобие блюда, зачерпнул горсть термитов вместе с кусочком гнезда. Некоторые насекомые всё ещё ползали, но он не обращал внимания. Аккуратно завернул и прижал между пальцами. Всё – припас есть.

Вкус у них был, конечно, так себе – горький, с кислотным привкусом. Но питательность? В десятки раз выше, чем у жареной картошки, которую ещё надо где-то вырастить. В посаде такие гнёзда искали чуть ли не с лупой, а потом еще делили между семьями. А если кому-то везло найти целое гнездо с яйцами – это считалось удачей на неделю вперёд.

Жить приходилось небогато. Люди недоедали годами. Некоторые даже специально выводили термитов в заброшенных подвалах – как кроликов, только мелких. Жарили, сушили, варили супы. Главное – не есть сырыми: муравьиная кислота сделает своё дело, и утром ты проснёшься с ожогами пищевода. Если проснёшься.

Но сейчас Ярославу не нужно было есть их. Он не был настолько голоден. Знал: пища – это валюта, особенно здесь, в экспедиции, где тебе даже воду не дают, если ты не угоден командиру.

Он достал костяной нож из ножен – простая, крепкая пластина, вырезанная из челюсти вепря. Несколько уверенных движений – и нож подсекает молодую ветку, отламывает её. Он обрезал её с одного конца, заострил, провернул в ладони. Получилось простое копьё, но с задачей справится.

Теперь нужен был только приманочный запах – и термиты с их кислым ароматом подходили идеально. Рыбы в здешней реке не глупы. Учуяли запах разложения – пойдут. И неважно, есть ли у тебя удочка или сети. Главное – понять, как мыслит добыча.

Он уже собрался идти, но на секунду остановился. Повернулся обратно к развороченному гнезду. Нагнулся. Лезвие ножа чуть прошлось по оставшейся глине – и вот она, королева. Пухлая, почти прозрачная, с толстыми, словно набухшими каплями, брюшком. Теплая, влажная – она ещё не поняла, что её колония обречена.

Он вытащил её осторожно, положил в тот же лист. Это уже не просто приманка. Это – товар. В крепости за такую дадут банку консервов. А может, и чистую воду. Или батарейку к рации.

Термиты остались без дома. Без будущего. Мельтешили, цеплялись за воздух, за землю, за стенки разрушенного убежища.

"Потеряли всё. Дом. Матку. Смысл," – отметил про себя Ярослав, без особого сочувствия.

Он не был садистом. Просто у него тоже был гнездовой инстинкт – но его гнездо сгорело ещё в прошлом году. И если уж выбирать, кто выживет – он или насекомые – то тут долго думать не приходилось.

Он выпрямился, снова взял копьё, свернул лист с термитами и королевой, и пошёл вниз по склону, туда, где среди деревьев уже слышался едва уловимый звук воды.