Текст книги "Право на возвращение (СИ)"

Автор книги: Константин Крутских

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Старик приблизился ко мне вплотную и тоже поклонился, но стоя – видимо, так полагалось по этикету – а заем заговорил уже на чисто испанском, хотя и ломанном языке, без артиклей и вообще без всякого соблюдения грамматики. Я совсем по-людски вздохнула с облегчением.

Выяснилось, что у них здесь отмечается какой-то местный праздник, и что мое падение в океан как раз стало гвоздем программы. Я не просто свалилась с неба, а один к одному попала в образ какой-то девы из легенды. Это я удачно зашла!

– А сейчас, о прекрасная светловолоса сеньорита с неба, прошу разделить с нами нашу скромную трапезу! – произнес вождь и снова поклонился мне.

– Богини не едят земной пиши, – произнесла я, внутренне улыбаясь (видел бы меня папа – вот порадовался бы – ведь в то, что я не ем, он вкладывал примерно такой смысл). – Но я приказываю накормить моего верного спутника – Пастуха Звезд!

Это я уже сболтнула первое, что пришло в голову, понятия не имея об их верованиях. Но туземцы восприняли мои слова с радостью и тут же принялись суетиться у костра. И уже совсем скоро перед Вобейдой поставили суп из морской черепахи, сваренной в собственном панцире. На второе спутнику богини подали шашлык их летучих мышей. Не знаю, как бы оценил эти блюда европеец, но Вобейда сразу же отдал должное традиционной Марианской кухне. Насухо вылизал панцирь, обглодал деревянные шампуры и уселся с высунутым языком, явно намекая, что неплохо бы все повторить. Аборигены оказались понятливыми, и перемена блюд повторялась еще с десяток раз.

Пока мой друг утолял свой в прямом смысле зверский аппетит, я попыталась выудить из вождя нужные мне сведения. Вскоре стало ясно, что здесь понятия не имеют о жизни внешнего мира за последнее столетие. Жители этой деревни уже давно ушли в леса, и не общались с более цивилизованными людьми и, тем более, не подозревали об эпохе роботов. О том, что здесь ведутся какие-то научные исследования, они, конечно, тоже не слыхали.

Возможно, в Хагатне я и встречу роботов. Но здесь, на нижнем конце хвостового плавника рыбы-Гуама, по-прежнему жили одни лишь люди! Каким только образом они уклонились от переселения! Ведь ООН тщательно прочесывала каждый клочок суши. И отсюда не то, что до столицы, но даже до ближайшего крупного селения, такого, как Оушенвью или Йиго, были многие километры.

Услышав имя профессора Хэкигёку, вождь неожиданно оживился, обернулся к толпе и что-то крикнул. К нам приблизился невысокий, но мускулистый парень, по чертам относившийся скорее, к монгольской расе, чем к здешним аборигенам. Однако, кожа его все-таки была довольно смуглой.

– Это Тумугон, – представил его вождь. – Тумугон рассказать дева желтый профессор.

Азиат бухнулся передо мною на колени, поклонился до земли, потом поднялся и начал свой рассказ не на испанском и даже не на чаморро, а на какой-то странной смеси японского и тагальского. Ну да, и тот и другой народ так же оставили здесь след. И хотя речь островитянина звучала странновато, я легко понимала его.

Парень поведал о том, что профессор и его "люди" действительно неоднократно бывали на острове, но только не здесь, не в этой деревне, а в совершенно другой, откуда родом сам Тумугон. Как я поняла, эта деревня расположена далеко отсюда, на самой крайней точке верхнего плавника рыбы-Гуама (ох, как нелепо без конца оперировать этими рыбными терминами, но я просто не нашла на карте никаких названий, касающихся этой части острова, честно. Паганель его знает, как оно называется). Профессор приплывал туда на корабле, с западной стороны…

Долгие годы жизни с папой-полиглотом научили меня анализировать языки, поэтому я быстро запомнила немыслимый сленг Тумугона и расспрашивала его не на японском и не на тагальском, а четко на его сленге. Да, все же хорошо, что я робот. Вот, папа, например, так и не освоил разговорный эсперанто, хотя читал на нем свободно. Ведь этот язык целиком составляют заимствования из основных европейских. А папа знал все слова, но не мог запомнить, в каком случае нужно использовать заимствования из немецкого, в каком из английского, а в каком из французского. Кроме того, он часто путал в разговоре близкородственные языки, например, чешский с польским.

– Когда они появились здесь впервые? – спросила я.

– Давно, – коротко отвечал Тумугон, – и стало ясно, что более точного понятия тут не существует. И вправду, на что им счет времени?

– А что они тут делали? – попыталась выяснить я.

– Сперва они расспрашивали наших стариков о разных вещах. Они знали наши легенды, и старались понять, насколько хорошо они их знают. А потом оказалось… оказалось…

Парень замялся, как будто не решаясь закончить фразу и, видя это, я даже повысила голос:

– Тумугон, отвечай богине! Отвечай немедленно! Или скормлю тебя Пастуху Звезд!

Вобейда, поняв мои слова, оторвался от пиршества и грозно оскалился. И бедный парень, наконец, выдавил:

– Они искали иморутарису…

При этом слове у меня что-то отщелкнуло в голове. Слово показалось мне европейским, искаженным на японский манер.

– Что такое иморутарису? – спросила я поспешно.

– Иморутарису – это табу. Это то, что наш народ с незапамятных лет хранил в тайне от всех чужестранцев. У нас даже не было имени для него – мы называли его просто "табу". Но раз о нем каким-то образом узнал желтый профессор, значит, это уже больше не тайна. Это он дал имя нашему бывшему табу.

Ну конечно! Странное слово – это искаженное латинское "immortalis" – бессмертный! Теперь картина была совершенно ясна. Кто-то из роботов, изучавших литературу и фольклор, наткнулся на упоминание о чем-то близком к цели поиска в здешних легендах. И видимо, сведения уж очень обнадеживали, если на поиски отправился сам Хэкигёку.

– Профессор нашел то, что искал? – спросила я.

– Да. Нам пришлось сознаться, раз он и так почти все знает.

– Что же представляет собой это самое иморутарису? – спросила я и, видя, что он не совсем понимает вопрос, добавила: – Это трава, листья, камень, моллюск, рыба?

– Это… ну, это готовят наши шаманы, – произнес, наконец Тумугон. – Как оно готовится, мы, простые люди, не знаем.

Он даже съежился, ожидая гнева богини.

– А из чего? – спросила я поспешно. – Из чего они его готовят?

– Ну, это просто, – сразу же просиял парень. – Его готовят из водорослей, которые добываем мы, ныряльщики. У нас в деревне все молодые парни и девушки – ныряльщики.

– Ясно, – кивнула я. – Ты можешь отвести меня в свою деревню?

– Пешком здесь далеко, да и опасно, – ответил Тумугон. – Я отвезу тебя, Сеньорита Рубио, на своей лодке.

И он указал в сторону берега.

– Идем, Вобейда! – крикнула я по-чешски.

Пес оторвался от очередного крылатого шашлыка и с сожалением поплелся со мной.

Пирога Тумугона оказалась не очень большой – как раз, чтобы мы поместились втроем. Я секунду раздумывала, стоит ли браться за весла, которых мне не предлагали, не уроню ли я свой образ богини. Наконец, сообразила, что главное – быстрее оказаться на месте. А если я продемонстрирую свои возможности то, пожалуй, стану еще божественнее. Поэтому, едва мы только удалились от берега, я подхватила лежавшее на дне пироги двойное весло и оно заработало у меня, словно гребной винт. С берега донеслись изумленные крики – островитяне еще ни разу не видели, чтобы простая пирога уносилась, словно моторный катер. Тумугон сидел сжавшись, как будто от перегрузки, и лишь указывал мне направление.

Уже очень скоро стало ясно, что мы у цели – я угадала тот самый мыс, что называла верхним концом плавника. Я положила весло на дно пироги и велела туземцу двигаться к берегу.

Пирога ткнулась носом в песок чуть поодаль от видевшихся на фоне джунглей тростниковых хижин. Я бодро выпрыгнула на берег первой, чем еще более удивила Тумугона – после такой-то гребли. Сам он выбрался на берег, шатаясь, как будто при сильном шторме, и принялся втаскивать пирогу на берег.

Тем временем, я увидела, что к нам приближается рослая широкоплечая девушка, лицом и кожей сильно напоминающая моего спутника. А за плечами у нее, прямо как у меня, торчали лук и стрелы, только конечно, не спортивные, а самодельные. В руке у нее болталась связка подстреленных птиц.

– Это моя сестра, Паласо, – представил ее Тумугон.

В отличие от всех островитян, Паласо не только не упала на колени, но даже не стала мне кланяться, а протянула руку! Я пожала ее с тем же ограничением, какое делала для друзей-мальчишек, и оказалось, что пожатие у нее довольно сильное для человека. Если у меня для таких случаев установлен человеческий максимум – пятьдесят четыре килограмма, то у нее оказалось где-то около пятидесяти – не девчачья, кстати, цифра.

– Паласо, поклонись богине! – прошипел Тумугон. – Это же Сеньорита Рубио дель сьело!

Девушка не обратила на него внимания и, продолжая сжимать мою ладонь, произнесла:

– Кумуца!

Я знала, что это "привет" по-тагальски, и что она не добавила уважительного "по". А она, подтверждая мои мысли, продолжала:

– Я вижу, мы с тобой одного поля ягоды! Ты тоже охотница? Какой у тебя чудесный лук! На сколько шагов бьет? А какой у тебя табак!(*) Ветви в руку толщиной перерубает? А древесный ствол? А дашь подержать? А порубить, а пострелять?

(*) Меч, шпага. – тагальск.

Я не успевала слова вставить, да и не решалась прервать этот поток азартного любопытства. Тумугон же, явно знавший, что сестру не остановить, направился в деревню.

Вскоре повторилась примерно та же сцена, что и в первой деревне. Ко мне спешила толпа туземцев, которые так же падали на колени и кланялись. Отличие было только в том, что у всех были в той или иной степени черты японцев и филиппинцев.

Обеспечив Вобейду угощением, я подозвала старого шамана и стала расспрашивать его про иморутарису. Он сперва слегка помялся, но все же не устоял перед светловолосой богиней и поведал, что вещество, которое раньше было табу, представляло собою мелкий порошок. Он приготовлялся из какого-то особого вида водорослей, росшего на самом океанском дне вдоль восточного побережья Гуама. За этими водорослями охотятся все молодые ныряльщики этой деревни и сдают шаманам, поскольку лишь они умеют ее готовить. В принципе рецепт очень простой – трава высушивается на крыше хижины, потом смалывается. Вот только делают это шаманы при каких-то особых условиях – там много всяких обрядов, связанных с Луной и приливами. Думаю, это просто специально придумано для секретности. Используется же порошок еще проще – курится через трубку. И всего пары затяжек достаточно, чтобы человек прожил ближайший год без всяких болячек и даже раны у него затягиваются вдвое быстрее. Тайной владели лишь жители этой деревни, и продавали свое волшебное курево соседям за инструменты, рыбу, дичь и прочую провизию. Все, кто мог нырять, только этим и занимались, и лишь немногие непоседы, вроде Паласо, еще и ходили на охоту. Когда мне представили Тумугона, он как раз отправился торговать.

Так, значит, лекарство от многих болезней и ран… Это прекрасно, но все же еще не бессмертие. Но не зря же профессор назвал водоросль имморталисом. Научное латинское название просто так не дается. А что, если ему удалось найти еще что-то на дне? Может быть, какие-то более эффективные экземпляры? Вот только как в этом разобраться, если рядом нет никого из ученых? Интересно, дошла ли моя посылка до Академии Наук? А если дошла, то скоро ли они расшифруют записи профессора? Может быть, уже сейчас сюда мчатся плавучие и летучие лаборатории? Ага, размечталась. Нет уж, Марите ведь не рассчитывала на помощь из Москвы, а сама громила врагов.

Я поблагодарила шамана за рассказ, и, задумавшись, отошла в сторону. Заметив это, жители деревни снова окружили меня. Каждому парню и девчонке хотелось, чтобы богиня дотронулась до них, пожелав удачного лова. Вскоре образовалась совершенная неразбериха.

Я не знала, что и делать, но вскоре Паласо незаметно для всех оттерла меня в сторону, отвела за одну из хижин и прошептала доверительно:

– Идем со мной. Парни все – мга манг-унгас.(*) Только и знают, что лезть к девчонкам со своею любовью. А на что мне их любовь? У меня мечта есть – нырнуть глубже всех, глубже брата, глубже отца, глубже вождя и его детей – в самую-самую лалим!(**) Нырнуть на ее дно и найти там такую водоросль, чтобы ее хватило сразу и на всех, на весь наш остров! А если я выйду замуж, пойдут дети – кто мне это позволит? Разве какая-то там любовь сравниться с мечтою? Профессор тоже видел, что они мга манг-унгас, и не очень на них полагался. А мне он доверил тайну своей подводной машины! Я знаю, где он спрятал ее до своего возвращения. Идем, покажу!

(*) Дураки. – (тагальск.)

(**) Бездна – (тагальск.)

Ничего себе! Я невольно залюбовалась этой гордой дикаркой. Она очень сильно напомнила мне Моану из старинного мультфильма. Нет, не внешними чертами, конечно – она была уж очень похожа на японку, а смуглая кожа скорее всего, была от тагалов, а не от чаморро. Но в ее глазах горел такой же огонь мечты, такое же дерзостное стремление одолеть немыслимое, сотворить невозможное. И ее слова о тайне поразили меня даже меньше, чем ее личность!

Я огляделась по сторонам. Толпа продолжала клубиться вокруг давно утраченной оси. Вобейда был при деле, опустошая очередной панцирь. Значит, я совершенно свободна.

– Идем, – коротко сказала я. – Если там то, что мне нужно, дам тебе попользоваться моим оружием.

Паласо так и подпрыгнула по-детски, хлопнув в ладоши, а потом поспешно развернулась и поманила меня за собой.

Мы углубились в лесную чащу и уже через несколько минут вышли к заросшему все тем же лесом небольшому мысу. Он сильно изгибался, образуя почти замкнутое кольцо. Паласо опустилась на колени перед каким-то крупным камнем и стала шарить рукой у его основания. Внезапно камень отъехал в сторону, и моим глазам открылся вполне современный пульт управления. Тонкие, но твердые пальчики охотницы проворно забегали по клавишам.

Едва только она подняла глаза, как воды заволновались, в них показалось что-то темное, и вскоре на поверхности бухты показалась небольшая подводная лодка, или даже, скорее, батискаф непривычной конструкции. Паласо нажала еще несколько кнопок, и аппарат двинулсяберегу.

– Вот, – гордо произнесла охотница, поднимаясь на ноги.

– И об этом знаешь только ты одна? – уточнила я. – Ни вождь, ни шаманы?

– Да, – кивнула Паласо. – Профессор доверил мне эту тайну и велел следить за подводной машиной до его возвращения.

– Ты что, умеешь ею управлять? – удивилась я.

– Нет, – покачала головой охотница. – Я только ныряю и очищаю ее от ракушек и водорослей.

– А внутри ты была? – спросила я

– Была как-то вместе с профессором и его "людьми". Он попросил показать, где лучше всего растет иморутарису. Но мы плыли по поверхности. Профессор записал координаты места и отвез меня обратно. Он объяснил мне, как открыть машину, но строго-настрого запретил ходить туда без него.

– Ну, открывай же! – воскликнула я нетерпеливо. И, видя, что она колеблется, добавила. – Профессор больше не придет – он отправился в страну предков. Теперь вместо него Сеньорита Рубио. Клянусь всеми богами!

Но Паласо по-прежнему медлила. Тогда я вспомнила о своем обещании и протянула ей шпагу, держа ее за клинок:

– На, опробуй.

Охотница схватила ее с такой жадностью, с какой я накидывалась на еще неведомую мне книгу Сальгари. Поднесла к глазам, тщательно осмотрела. Сделала несколько выпадов, потом принялась рубить кусты и даже перерубила толстую ветку ближайшего дерева. Наконец, с явным сожалением, вернула шпагу мне.

– Да, твой табак просто чудесный! Достойный богини! А лук?

Пришлось дать ей и лук со стрелами. Он оказался для нее неожиданно тяжелым, но она все же довольно легко натянула его и положила стрелу, прицелилась, отпустила тетиву… Стрела пролетела через всю бухту и на целую четверть вошла в ствол дерева. Примерно в пяти метрах от земли. А стреляла Паласо, как и я привыкла, на японский манер. После этого охотница вернула мне лук и колчан с тяжким вздохом. А мне пришлось тащиться на противоположную сторону бухты, лезть на дерево и выручать свою стрелу. Я выдернула ее одним движением, и охотница восторженно захлопала в ладоши.

Теперь когда я сдержала свое слово, ей пришлось открыть люк батискафа, точно так же, с пульта, и даже выдвинуть трап.

Я мгновенно взбежала по нему и прыгнула внутрь. И сразу же, почти мне на голову, приземлилась Паласо. Я не ожидала от нее такого проворства, и еще пару секунд раздумывала, выставить ее наружу, или нет. А потом вспомнила про Моану – её швыряют в воду, а она через секунду снова на борту. Ладно уж, пусть остается, ведь она уже доказала наше духовное родство. Мое поддельное механическое сердце уже испытывало к ней отнюдь не поддельные сестринские чувства.

В батискафе, конечно же, было темно, поэтому я в буквальном смысле блеснула своей божественностью – включила глазной свет. Но это произвело на охотницу гораздо меньший эффект, чем мое оружие и сила пальцев. Она протянула руку и включила обычное освещение. Но я вовсе не расстроилась, уже зная ее характер и восхищаясь им.

Конечно же, водить подводные аппараты мне еще не доводилось. Но раз уж я освоила истребитель и преодолела на нем полмира, то почему бы и здесь не попробовать без подготовки?

Я внимательно осмотрела приборную панель, и вскоре уже кое-что поняла, тем более, что все надписи были на чешском. Нажав одну из кнопок, задраила люк, затем начала погружение.

Иллюминаторов у столь глубоководной посудины, конечно, не было, но я смогла быстро включить камеры внешнего обзора. Передо мною вспыхнул экран, и я увидела, что батискаф опустился на самое дно бухты. Взявшись за рычаги, я осторожно повела аппарат в узкий просвет.

– Да, да! – воскликнула Паласо, без церемоний примостившаяся в соседнем кресле и пристегнувшаяся. – Профессор делал так же. Значит, ты и впрямь его преемница, Сеньорита Рубио.

– Меня, вообще-то зовут Юрка, ну, Юрате, – произнесла я, окончательно понимая, что перед нею играть богиню бесполезно. Да и не чувствовала я перед нею никакого превосходства, хотя нас и разделяли тысячелетия прогресса. Скорее даже, она может меня чему-нибудь научить.

– Ю-ра-те, – повторила охотница медленно, и я поняла, что при ее полу-японском языке этот вариант проще. А она, тем временем, снова пожала мою руку на все пятьдесят килограмм.

Тем временем, я отыскала автопилот, и стала копаться в его журнале маршрутов. Ага, вот, кажется, то, что надо – маршрут, повторявшийся в последнее время двадцать четыре раза. И вел он, судя по координатам, не куда-нибудь, а в Марианскую впадину!

Я так и знала, что эта тайна связана с Марианской впадиной, знала с того самого момента, как услышала от Варьки название островов. Ну, еще бы. Ведь люди бывали здесь всего лишь дважды, последний раз – в далеком 2012 году, и брали лишь самую малость образцов. Так что, здесь по-прежнему могло скрываться все, что угодно. Ну что ж, с моим русалочьим именем самое место в глубочайшей морской впадине.

Я немедленно задала нужный маршрут, и батискаф двинулся на восток. Вот это действительно было увлекательное путешествие, не то, что полет за облаками! Мой папа по гороскопу – Рыба, поэтому в нашем доме всегда царила особенная любовь к этим существам. Картинки, игрушки, монетки, марки, значки и, конечно, книги, посвященные рыбам, окружали меня всю жизнь. На всех компьютерах в доме, даже на совсем старинном, выпущенном в 1995 году, стояли скринсейверы с рыбами. Никогда не было только одного – аквариума с живыми рыбами. Папа объяснил мне, что когда-то в детстве, еще до школы, у него жила в трехлитровой банке собственноручно пойманная в пруду маленькая рыбка ротан. Но она скоро умерла, отравившись гусеницей, и это была первая в папиной жизни встреча со смертью и настоящими, недетским слезами. За нею последовала бесконечная череда смертей – бабушки, дедушки, дяди, тёти, друзья семьи, даже его собственный отец, одним из первых. И, наверное, именно после этой рыбки и зародилась у папы мысль о том, что такое самое большое добро. И именно с тех пор он стал окружать себя только бессмертными рыбами, созданиями людей. И вот теперь подводный мир встретил меня, как родную. Всевозможные рыбы, моллюски, ракообразные и прочая живность как будто соревновались между собой, кто скорее покажет мне свою красоту. Я едва не уткнулась носом в экран, но меня сдерживал ремень. А Паласо сидела в своем кресле совершенно спокойно – эта глубина не была для нее в новинку.

– Смотри, Юрате, – она дернула меня за руку. – Вот это и есть заросли иморутарису!

Я вгляделась в экран. Трава, как трава, ничего примечательного, ни цветочков там каких, ни ярких красок. Видимо, это способствовало сохранению тайны.

Внезапно ровная поверхность морского дна сменилась резким провалом. Земля ушла у нас из-под "ног".

– Вот она – лалим! Моя мечта! – восторженно воскликнула Паласо. Теперь настала ее очередь натягивать пристяжной ремень.

– Ты никогда не была здесь? – спросила я.

– Нет, – помотала головой она. – Никто из наших здесь не бывал. Поверху плавали, а в саму расщелину никто не погружался.

Батискаф медленно спускался вдоль отвесной стены. Я заметила, что имморталис покрывает ее полностью, на всем протяжении нашего пути. И чем глубже мы спускались, тем стебли становились длиннее и мясистее.

– Я в самой лалим! Я в самой лалим! – не переставала восхищаться охотница. – А мы на самое дно пойдем, да?

– Пойдем, пойдем, – пробормотала я машинально, пристально вглядываясь в экран.

Прожекторы батискафа были довольно слабыми противниками для здешней ватной тьмы, их неяркий свет растворялся и терялся уже в нескольких метрах под днищем. Как вдруг в нижнем левом углу экрана мелькнул какой-то яркий огонек. Я насторожилась и тоже прянула вперед.

– Ты знаешь, что это такое? – спросила я у своей подруги.

– Нет, – помотала она головой. – Может быть, упавшая звезда с неба?

Я вздохнула совсем по-людски и задумалась. Возможно, это залежи радиоактивного вещества? Или какая-то глубоководная рыбина? Или фосфорические водоросли? Ну конечно, додумалась – имморталис расцветает в бездне, словно папоротник в купальскую ночь…

Тем временем, глубинометр показывал, что мы приближаемся к самому дну расщелины. Таинственный свет становился всё ярче и ярче. А заросли имморталиса покрывали стену уже сплошным ковром.

Наконец, приборы показали, что мы уже достигли конечной точки нашего маршрута. И я буквально остолбенела сразу от двух вещей. Во-первых, имморталис, плавно переходивший со стены на дно впадины, и в самом деле цвел! Нет, не ярким огнем легендарного папоротника, а скромными на вид розоватыми цветочками размером не более пяти миллиметров. Не в этих ли цветах и кроется источник бессмертия?

А во-вторых, прямо перед нами возвышался купол подводного строения! Это была научная станция, созданная здесь профессором! И именно от нее и исходил тот самый свет.

Купол станции возвышался над грунтом примерно на три метра. Это была бесшовная конструкция, отлитая единым куском. Со стороны, противоположной стене впадины, находился рукав, видимо, со шлюзом для причаливания и выхода в воду.

И с первого же взгляда становилось ясно, что на станции произошла катастрофа. Огромный кусок скальной породы оторвался от стены, придавив причальный рукав, а заодно и часть купола. Правда, герметизация вроде бы, не была нарушена, однако попасть на станцию или выбраться из нее было невозможно.

Это что же, я преодолела такое огромное расстояние и массу препятствий, пережила побоища, потеряла подругу, и все только ради того, чтобы теперь отступить перед каким-то куском камня? Ну уж нет! Марите же никогда не сдавалась, даже зубами впилась во врага, и я вопьюсь!

Что же делать? Я стала тщательно осматривать приборную панель, надеясь понять, есть ли у батискафа внешние манипуляторы, способные сдвинуть эту скалу, но ничего не нашла. На всякий случай обернулась к Паласо и спросила:

– Ты не знаешь, у этой машины есть руки?

– Руки? – изумилась она. – Нет, не видела.

Ну вот. Как же эти ученые умники не предусмотрели подобной ситуации? Тогда надо попробовать толкать всем корпусом.

Я снова взялась за рычаги управления и подогнала батискаф к самому камню. Когда аппарат уперся в него своим тупым носом, я погнала его вперед, но он не сдвинулся с места. Тогда я дала задний ход и попробовала толкнуть скалу с разбегу. Результат оказался примерно тем же – нос батискафа соскользнул со скального бока и мы пролетели мимо.

После трех-четырех подобных попыток стало ясно, что так ничего не выйдет. А может быть, мне удастся выйти наружу и попробовать сдвинуть скалу собственными руками?

Я окинула взглядом тесное помещение и чуть не подпрыгнула от радости. В кормовой части батискафа имелся шлюз! Да, шлюз, предназначенный для выхода в океан. Само собой, ничего подобного не могло быть в аппаратах, предназначенных для людей. Ну, вот и настала пора выяснить, действительно ли мой скелет способен выдержать давление в 150 мегапаскалей.

Я приблизилась к шлюзу и нажала кнопку на стене. Внутренняя створка открылась, и я шагнула было в нее, но на пороге обернулась к подруге. Она тут же выскочила из кресла и оказалась рядом со мною.

– Паласо, слушай меня внимательно, – произнесла я. – Сейчас я выйду наружу, и не вздумай следовать за мной! Не трогай эту кнопку, иначе погубишь нас обеих! Я знаю, что ты мечтаешь пройтись по этому дну, но для тебя это невозможно, ты неминуемо погибнешь. Бог глубины убьет тебя сразу же, ты и шагу не сделаешь. А я богиня, мне можно… Наверное… И то не уверена… Поэтому сиди у экрана и жди меня. Не засыпай, будь начеку, мне может понадобиться твоя помощь.

Я вынула из-за пояса шпагу, сняла лук и колчан со стрелами, протянула ей.

– Оставляю тебе свой лук и табак. Если я не вернусь, они твои. Вернешься в деревню, и скажешь, что ты отныне сестра Сеньориты Рубио. Ах да, вернуться сосем просто. Нажмешь вон ту кнопку на пульте, потом вон ту, и машина сама довезет тебя в твою бухту.

– А как же ты… Юрате… сестра, – выдавила она, прижимаясь ко мне. – Если бог глубин такой злой, лучше не ходи!

– Я… ну, если я и отправлюсь в страну предков, то ради важного дела. Ради всех людей, понимаешь?

Я чуть было не сказала "как Мартие", но вовремя вспомнила, что вряд ли это имя ей известно.

– И потом… Может быть, я когда-нибудь вернусь даже из страны предков. Когда сюда придут люди профессора, они, возможно, смогут найти мое тело и оживить. Я же все-таки с неба, не забывай, сестра.

И с этими словами я вошла в шлюз. Верная охотница уселась прямо перед ним, скрестив ноги и положив на них мое оружие. Я взглянула прямо в ее отчаянные глаза, чтобы запомнить навсегда. Конечно, мне было страшновато, чего уж скрывать. Все же, гарантии на бумаге это одно, а практика – совсем другое.

Едва я ступила на морское дно, на меня саму как будто обрушился даже не этот обломок скалы, а вся стена Марианской впадины. Все же такой водяной столб на голову бедной пятнадцатилетней девочки – не шутки. Сперва я даже упала на колени, потом уперлась руками в дно, и левую, как всегда, пронзило болью.

Однако, постепенно мне удалось совладать с собой. Я сразу же поняла, что все еще жива, а значит, мой прекрасный скелет (как звучит-то, а – прекрасный скелет!) не подвел мня и оказался достаточно прочным. Собрав всю свою волю в кулак, я оторвала от почвы сначала несчастную левую руку, потом правую. Выпрямилась на коленях. Запоздало подумала, что надо было раздеться догола – пропитавшаяся водой одежда сильно мешает. А впрочем, наверное. не стоило. Паласо, увидев меня голой, наверняка бы заметила, что я отличаюсь от обычной девчонки, и как бы я стала объяснять ей все про эпоху роботов?

Постояв так секунду, я остановила свой имитатор дыхания – так я буду более обтекаемой. Затем поставила на грунт согнутую правую ногу, и сразу почувствовала, как давит на нее вода. Но теперь уже оставалось немного, и я почти легко оторвала от грунта левое колено и наконец-то распрямилась! Всё, колоссальное давление Марианской впадины оказалось не властно надо мною! Ну, не даром же папа дал мне имя русалочки!

Я сделала свой первый шаг по дну впадины все же с видимым трудом. Потом еще один и еще. К тому же, меня заметно шатало. Наверное, я ползла по дну, как раненый Вертер, разве что, в моем теле ничего не дымилось.

Наконец, я поняла, что уже не считаю шаги, а двигаюсь автоматически, почти что уверенно. Уже через несколько минут я оказалось у самого камня.

С трудом подняв голову, я увидела, что обломок скальной породы, накрывший станцию, отвалился от стены впадины примерно в сорока метрах над постройкой. Окинув окрестности взглядом, я увидела, что таких обломков поблизости больше нет. Значит, обвалы тут не часты. А если так, не произошла ли тут диверсия? Вглядевшись попристальнее, я вроде бы, отчетливо разглядела на скале следы взрыва. Итак, враг по-прежнему опережает меня. Что ж, остается пока только расхлебывать последствия.

Я налегла на камень и попыталась сдвинуть его с места. Как и следовало ожидать, он не поддавался. Тогда я выбросила оба кулака вперед и ударила по нему изо всех сил. Результатом стал лишь небольшой ручеек мелких осколков и очередная порция боли в левой руке. А что, если поискать критическую точку, удар по которой расколет весь камень? Я попыталась было подпрыгнуть, но здесь об этом нечего было и думать. Тогда я попробовала карабкаться по неровной поверхности камня, но руки и ноги слишком сильно скользили. Похоже, хитростью эту глыбу не возьмешь. Тогда остается только одно – положиться на силы пятнадцатилетней девочки.

Просвет между камнем и стеной впадины был совсем небольшим, всего около метра. Я проскользнула в этот проем. Уперлась руками и плечом в камень и одновременно стала поднимать ноги вверх по стене, пока все мое тело не оказалось в горизонтальной плоскости. Скорчившись там до невозможности, я попыталась распрямиться, как пружина, но не тут-то было. Проклятый камень сидел, как влитой. Я изо всех сил напрягала колени и локти, включая уже смертельно замучивший меня левый. Я вспомнила – мой папа рассказывал мне, что он сам когда-то подобным образом двигал дома шкафы, набитые книгами. Юрка, ты хочешь, чтобы папа вернулся, или нет? Ну-ка, давай, поднажми!

Мое тело резко распрямилось горизонтально, сдвинув камень всего на метр, и тут же под колоссальным давлением воды, впервые за все время рухнуло на дно. Ев этот раз подниматься было куда труднее, чем с четверенек. Я с трудом перевернулась на правый бок, слегка отдохнула, перекатилась на спину, еще отдохнула и начала медленно садиться, всползая по стене впадины. Когда удалось сесть, я устроила себе длительную передышку на пару минут. И затем, подтянув колени к груди, стала медленно распрямлять их, снова опираясь на стену. Наконец, я выпрямилась во весь рост и нашла силы оторваться от стены и преодолеть несколько шагов, отделявших меня от глыбы.