Текст книги "Три зимовки во льдах Арктики"
Автор книги: Константин Бадигин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 39 страниц)
Андрей Георгиевич, Шарыпов, Гетман и Мегер до полуночи работали с вертушками. Чтобы ускорить наблюдения, опускали одновременно два прибора на разные горизонты.
Между прочим, сегодня знаменательная дата: исполнилось ровно полтора года нашего дрейфа. Следовало бы ознаменовать ее хоть небольшим праздником. Но уже близится Первое мая, и мы решили совместить оба торжества. Сейчас для частых празднеств времени не хватает...
26 апреля.86° 15',6 северной широты, 84°31 восточной долготы. Чтобы уточнить рельеф дна в районе, где мы производим опыты с вертушками, решили сегодня измерить глубину. Опыт едва не кончился весьма плачевно для нас: когда под водой оставалось 3000 метров троса с двумя гирями на конце, из майны вышла колышка, и линь оборвался. К счастью, Бутории, стоявший рядом, подхватил его и удержал.
До сих пор удивляюсь, как удалось ему это сделать: 3000 метров металлического троса и две гири весят, по меньшей мере, около пяти пудов...
Оборванный трос выбрали вручную. Улов богатый: между гирями задержалось около 500 граммов коричневого ила.
Измеренная глубина – 4510 метров.
После глубоководного промера весь вечер работали с вертушкой, опуская ее на глубины до 2000 метров. Потом, воспользовавшись наступившей хорошей погодой, стреляли из карабина в цель.
30 апреля.Пишу под свежим впечатлением только что закончившегося радиоразговора с Москвой. Снова, второй раз за время дрейфа, мы услышали родные голоса наших близких. Слова бессильны выразить то, что переживаешь, слушая такие передачи. Всякий раз, когда великий волшебник, дитя русского народа – радио устраивает для нас эти удивительные свидания, когда мы явственно слышим голоса дорогих нам людей, невольно забываешь, что нас разделяют тысячи километров и что час настоящей, реальной встречи еще очень и очень далек.
Мы много раз с благодарностью вспоминали нашего великого соотечественника Александра Степановича Попова – изобретателя радио. Здесь, среди необъятных ледяных просторов мы во всей полноте смогли оценить это гениальное изобретение, открывшее новую главу в истории человечества...
В такой вечер лучше не вспоминать о том, что нам предстоит еще пережить среди льдов. Закрою дневник и постараюсь мысленно воспроизвести еще раз весь наш разговор по радио...
1 мая.86°22',2 северной широты, 81°30' восточной долготы. Тысяча и одна неожиданность! Собирались провести Первое мая торжественно и празднично, а вышло так, что этот праздник прошел, как самый утомительный рабочий день.
Дело в том, что вчера мы обнаружили одно загадочное явление, мимо которого пройти было невозможно.
Началось с того, что во время очередной гидрологической станции Андрей Георгиевич заметил очень значительное отклонение троса к востоку на глубине до 100 – 200 метров. Так как за последние пять суток мы продвинулись к западу более чем на 5 градусов, это явление вызвало у меня большой интерес: оно шло вразрез с установившейся практикой – обычно при таком ускоренном дрейфе льдов значительные массы воды увлекаются вслед за ними. Здесь же, наоборот, вода двигалась в прямо противоположном направлении.
Сразу возникла мысль: быть может, мы приближаемся к какому-то еще неизвестному подводному порогу? Решили немедленно измерить глубину, добыть со дна грунт, а заодно и взять пробу воды из придонного слоя – с этой целью мы рискнули одним батометром и прикрепили его к тросу на расстоянии 75 метров от гирь.
Глубина уменьшилась, но не сильно. Всего пятидневку назад, когда мы находились на широте 86°15',6 и долготе 84°31', она составляла 4510 метров. 30 апреля на широте 86°22',7 и долготе 81°47' лот достиг грунта на глубине 3 748 метров. Грунт темно-коричневый ил. Температура воды в придонном слое – минус 0,76. Любопытно, что Шарыпов, стоявший у майны, заметил в воде плеснувшуюся рыбку.
Когда измерение глубины закончилось, было уже 19 часов. Но мы не могли прекратить работу до тех пор, пока всесторонне не исследуем обнаруженного нами явления. Надо было немедленно пустить в ход вертушку, чтобы уточнить характер движения водных масс.
Эта работа, которую мы с Андреем Георгиевичем выполняли посменно, растянулась на всю ночь.
Нам усердно помогали добровольцы – Алферов, Шарыпов и другие, заинтересовавшиеся наблюдениями.
На глубине 80-90 метров нам удалось нащупать течение значительной силы: вода текла на восток-северо-восток с относительной скоростью 44 метра в минуту! Дрейф льда, двигавшегося на запад, при этом несколько замедлился (Теперь, «ознакомившись с некоторыми наблюдениями, проведенными станцией «Северный полюс, я узнал, что во время дрейфа станции наблюдалось течение, идущее в направлении, обратном дрейфу льдов, с такими же характерными признаками, как и при наблюдениях, произведенных нами).
В предварительном отчете папанинцы сообщали:
«Ветер, действуя на поверхность льда, приводит его в движение... Движение льда приводит, в свою очередь, в движение воду поверхностного слоя... В то же время несколько глубже возникает течение, идущее в обратном направлении. Это обратное течение мы неизменно наблюдали при продолжительных дрейфах льда...»
На первомайскую демонстрацию вышел весь маленький экипаж ледокольного парохода...
Только в 7 часов утра мы прервали наблюдения, чтобы приготовиться к первомайской демонстрации. Корабль расцветился флагами. С большим подъемом прошел митинг на льду. Но как только демонстрация закончилась, мы с Андреем Георгиевичем вернулись к майне, и пока остальные члены команды слушали радиопередачу с Красной площади, мы продолжали наблюдения с вертушкой.
В результате упорной, почти круглосуточной работы удалось проследить неожиданное течение на глубине до 500 метров, где относительная скорость перемещения воды упала до 6-7 метров в минуту.
За последние сутки мы продвинулись к западу по долготе всего на 5 минут, иначе говоря, почти, что остались на месте. Это совсем не похоже на тот бурный дрейф, который продолжался весь апрель.
Все эти факты весьма оживленно обсуждаются в кают-компании. Как всегда, в таких случаях возникает множество гипотез, в частности предположение о близости невидимой земли. В пользу этой точки зрения свидетельствовали обнаруженные нами внезапное повышение дна, неожиданное течение и замедление дрейфа – признаки близости берега. Поживем – увидим. Определенные выводы делать пока преждевременно...
После долгой и утомительной работы как нельзя кстати пришелся праздничный ужин. Он удался на славу.
За ужином я огласил целую пачку приветственных телеграмм, полученных со всех концов страны. Среди них была одна сугубо деловая:
«Ваш вызов на социалистическое соревнование имени Третьей Сталинской пятилетки принят. От имени экипажа ледокола «И. Сталин» – капитан Белоусов.
Это сообщение вызвало всеобщие аплодисменты. Наши родные, которых Главсевморпуть вызвал в Москву на Первое мая, пишут нам в коллективной радиограмме:
«Сегодня мы были приглашены на Красную площадь. Были счастливы видеть вождя народов товарища Сталина и его соратников. Первомайский парад Красной Армии вселил в нас еще большую уверенность в непобедимости нашей славной родины. За дни пребывания в Москве мы побывали в музеях, в театрах, осмотрели канал Москва-Волга. Все это произвело на нас огромное впечатление и явилось большой моральной поддержкой...»
Сейчас в кают-компании продолжается веселье. Из своей каюты я слышу оживленный говор, пение, лихой топот танцоров. Но нам с Андреем Георгиевичем сейчас не до пляски, – после трудной ночной работы с вертушкой хочется стать, спать и спать. Из-за переборки, где стоит койка моего старшего помощника, до меня уже доносится его легкий храп.
4 мая.86°14',0 северной широты, 81°22' восточной долготы. Сегодня ночью возобновили работу с вертушкой. К величайшему удивлению, на этот раз никакого течения на глубине 80-90 метров не обнаружили. Движение воды подо льдами вошло в норму, – она движется вместе с увлекающим ее ледяным покровом на запад...
Утром – еще одно открытие, показывающее, что мы уже миновали невидимое препятствие огромное разводье, которое мы наблюдали в первых числах апреля, снова вскрылось,– льды спешат на запад...
5 мая.Опять разговоры о неизвестной земле! Сегодня неожиданно у судна появилась маленькая птичка, похожая на воробья, занесенная к нам невесть какими судьбами. Действительно, трудно понять, откуда она взялась, если поблизости нет земли: ведь мы за 86-й параллелью...
Появление птички потрясло воображение наших собак: это первое крылатое существо, которое им удалось увидеть в своей жизни. Сначала Джерри и Льдинка отнеслись к ней настороженно и недоверчиво, но потом охотничий инстинкт взял свое, и собаки начали гоняться за усталой птичкой.
Охота кончилась безрезультатно.
6 мая.Сегодня выходной день. Пользуясь свободным временем, устроил проверку знаний Устава внутренней службы. Выяснилось, что многие Устав знают недостаточно. Дан декадный срок для детального ознакомления с Уставом, после чего будет произведена повторная проверка.
7 мая.86°02',8 северной широты, 82°13' восточной долготы. Неожиданно ветер отбросил нас на несколько миль к юго-западу. Я поспешил измерить глубину. Она снова уменьшилась по сравнению с предыдущей и составила, всего 3376 метров. Проба грунта – темно-коричневый ил, маложирный и плохо пристающий к грузу. Он заметно отличается по виду от предыдущих образцов. Взяли также пробу воды с придонного горизонта. Температура ее почти такая же, какая была определена 30 апреля: минус 0,79 градуса.
Андрей Георгиевич со своими помощниками провел гидрологическую станцию №21.
Мы затеяли новую, очень большую работу: хотим наладить сбор животных организмов со дна океана. Для этой цели приходится готовить сложное оборудование. Мегер плетет из нательных сеток, добровольно пожертвованных членами экипажа, драгу. Палубная команда изготовляет трос, на котором эта драга будет опускаться на дно. Механики сооружают новую мощную лебедку для драгирования. Эта лебедка будет установлена рядом с глубоководной на корме.
Механики проявляют чудеса изобретательности. Просто диву даешься иной раз как им буквально из ничего удается что-то создать? Чтобы соорудить новую лебедку, они взяли старую, негодную швартовную вьюшку с лопнувшей шестерней. Вырубили из восьмимиллиметрового железа большую шайбу, прикрепили к ней эту лопнувшую шестерню скобами, – получилась более или менее надежная деталь. Потом из чугунных гирь выточили четыре подшипника. Расточили в раме вьюшки отверстия под подшипники. Приспособили тормоз. Лебедка наша получается наславу...
14 мая.85°41',3 северной широты, 79°30' восточной долготы. Уже несколько дней дуют крепкие северные и северо-западные ветры. Обычно такие ветры вызывают стремительный дрейф льдов на юг. Но на этот раз ледяные поля движутся медленно, как бы нехотя. За семь дней мы спустились к югу всего на 23 мили. Видимо, более быстро двигаться на юг мы не можем потому, что у Земли Франца-Иосифа скопились льды. Оттуда передают, что море покрыто торосистым льдом вплоть до горизонта.
Все же движение на юг продолжается. Сейчас мы находимся всего в нескольких милях от трассы «Фрама», проложенной им в октябре 1895 года. Если северные ветры удержатся, то через несколько дней на нашей карте, вывешенной в кают-компании, красная линия дрейфа «Седова» пересечет синюю линию «Фрама».
Вчера ночью измерили глубину. Она составила 3 833 метра. К сожалению, на грузе удержалось очень мало грунта: во время подъема троса внезапно остановился мотор; пока механики его исправляли, груз полчаса болтался под водой.
Вчера же провели очередную гидрологическую станцию и магнитные наблюдения.
Наступление весны, наконец, стало чувствоваться и в наших краях. Мачты, такелаж, борта судна освободились от инея. Ослепительно белая поверхность снежного покрова покрывается черными и серыми пятнами. Из-под снега выступает серый лед. По палубе уже нельзя ходить в валенках – сыро. Приходится надевать сапоги. Снег вокруг тает, хотя стоит четырнадцатиградусный мороз: настолько велика сила круглосуточной солнечной радиации.
Сегодня в полдень я измерил температуру в куче шлака, лежащей на солнечной стороне. На глубине 5 сантиметров термометр показал плюс 16,5 градуса. Затем я поднес термометр к выкрашенному черной краской железному борту судна, нагретому солнцем. Ртуть быстро поднялась еще выше и достигла плюс 28,3 градуса. Но стоило мне отодвинуть термометр на один фут, и он показал температуру всего плюс 0,7 градуса. Отодвинул его еще дальше, и ртуть понизилась до минус 13,1 градуса.
17 мая.Двигаемся все дальше на юго-запад. Сегодня мы находимся на широте 85°35',0 и долготе 78°10'.
Не без приключений измерили глубину: в самый разгар работы выбыл из строя ленточный стопор лебедки, и пришлось тормозить барабан деревянными досками. Трудновато работать с такой техникой.
Все же измерение провели успешно. Глубина – 4078 метров. Грунт – вязкий коричневый ил. Наощупь чувствуются какие-то крупинки. Когда я рассматривал пробу грунта в микроскоп, были видны похожие на раковины частицы, обладавшие своеобразным блеском. Когда ил высох, блеск исчез.
Взята проба воды из придонного слоя, удачно дополнившая очередную гидрологическую станцию, проведенную Андреем Георгиевичем.
19 мая.85°34',0 северной широты, 76°06' восточной долготы. Механики внимательно осмотрели сломавшуюся позавчера лебедку и пришли к выводу, что ей требуется капитальный ремонт. За какую деталь ни возьмись, все расхлябано, разбито, истрепано. Стопор совсем стерся. Чугунные сухари, заменявшие подшипники, разболтались настолько, что барабан прыгает, того и гляди шестерни разъедутся или зубья полетят. Фактически лебедку придется делать заново.
Я нисколько не сомневаюсь в том, что наши механики справятся с ремонтом. Но все-таки досадно, что глубинные измерения придется временно прекратить, пока лебедка не вступит в строй.
Еще досаднее, что приходится откладывать проект сооружения змея для работы с метеорографом. Непредвиденный ремонт глубоководной лебедки лишил нас последних резервов рабочего времени. А впереди у механиков сложная и трудная задача – ремонт и подготовка корабля к навигации. В такой обстановке трудно рассчитывать на то, что в ближайшее время удастся заняться змеем.
А жаль! Наша палубная команда уже подготовила для запуска змея 5000 метров проволоки. То-то было бы славно поднять метеорограф на большую высоту!..
20 мая.85°33',1 северной широты, 75°11' восточной долготы. Начали очищать палубу от тающего снега. Занятие утомительное, но приятное: все-таки оно напоминает о приближении лета.
21 мая.85°31',3 северной широты, 75°24' восточной долготы. Снова зарегистрировали вращательное движение льдов – за последние трое суток корабль вместе с окружающими полями развернулся на 10 градусов против часовой стрелки.
Сегодня провели гидрологическую станцию и начали суточную магнитную станцию.
27 мая.85°28',5 северной широты, 76°30' восточной долготы. Механики рапортовали о большой производственной победе: лебедка капитально отремонтирована и установлена на прежнем месте, на корме по левому борту.
Лебедка стала неузнаваема. На ней установили новые подшипники, выточенные из тех же гирь, что и на лебедке для драгирования. (Эти гири служат нам универсальным поделочным материалом!) Новый тормоз изготовили из... шины, снятой с обшивки котла и старого шкива от лебедки Кузнецова. Между прочим, этот шкив обладает большим трудовым стажем: в прошлом году он был использован в ветродвигателе небезызвестной фирмы «Красный Матвей» – к шкиву крепились лопасти ветряка. Остатки ветродвигателя перешли к нам от садковцев по наследству, и сейчас механики извлекли шкив из груды хлама. Его ступица лопнула, но это не остановило наших предприимчивых механиков: они выточили буртики по бокам ступицы, надели на них в горячем состоянии железные кольца, и теперь шкив готов работать еще хоть сто лет.
В ближайшие дни возобновим измерения глубины.
29 мая.85°30',2 северной широты, 77°22' восточной долготы. Сегодня надо льдами бушует шторм. Норд-вест достиг силы в 9 баллов. Все затянуто пеленой метели. У нас выходной день.
Пользуюсь свободным временем, чтобы привести в порядок свои записки, расчеты, планы.
Весна прошла достаточно плодотворно. Никогда еще мы не работали с такой интенсивностью на научном поприще. Быть может, многое из того, что мы сделали, имеет лишь небольшой интерес или же попросту является повторением уже известных истин, – ведь мы далеко не так уверенно чувствуем себя в области науки, как того хотелось бы. Но среди груд наших дневников, отчетов и сводок ученые бесспорно найдут и такие материалы, ради которых стоило не спать ночей, проводить на морозе по 15-20 часов подряд, мастерить самодельные приборы, без конца сплетать один трос за другим – одним словом, работать, не щадя своих сил.
Конечно, мы могли бы прожить эти месяцы несравненно спокойнее. Мы могли бы без тени стыда глядеть в глаза своим соотечественникам даже в том случае, если бы ограничились тем, что сохранили корабль. Но разве может честный советский человек ограничиться меньшим, если он в состоянии выполнить большее?
Мы поступили так, как поступил бы на нашем месте каждый честный гражданин СССР».
Оглядываясь на пройденный путь...
В морозный майский день, когда над «Седовым» выла и плакала пурга, Александр Александрович Полянский принес мне радиограмму из Москвы.
– Вот, капитан, от пионеров, – сказал, он, дыша на свои красные пальцы, и, слегка улыбнувшись. Добавил: – Интересуются вашими мемуарами...
Я развернул крохотный обрезок навигационной карты, мелко исписанный аккуратным радистом, экономившим бумагу. В радиограмме значилось:
«Приближается большой пионерский праздник – пятнадцать лет со дня, когда пионерская организация начала носить имя Ленина. Просим вас вспомнить о том времени, когда вы сами носили красный галстук, рассказать, как вы готовились стать моряком я как им стали. С горячим приветом.
«Пионерская правда».
Я перечел эти строки и задумался. Пятнадцать лет! Как быстро, однако, мчится время. Кажется, будто еще вчера мы сидели у костра над прудом у старого сахарного завода, и крупные звезды синего украинского неба подмигивали курносым следопытам из звена «юных спартаковцев». А следопыты, обжигаясь, таскали из горячей золы печеную картошку, пели смешную песенку об этой картошке и мечтали о приключениях. И вот оказывается, что все это уже где-то далеко-далеко, за гранью полутора десятилетий.
Откровенно говоря, я не любитель мемуаров, – ведь гораздо интереснее жить, нежели вспоминать пережитое. И Полянский был почти уверен, что запрос пионерской газеты останется без последствий. Но эти лаконичные строки, неожиданно напомнившие о далекой романтической поре, настолько нарушили суровый привычный ритм полярной зимовки, что я невольно потянулся к отсыревшим папкам своего архива.
У меня не было ни времени, ни особого желания приводить в порядок эти папки. Переселяясь с корабля на корабль, я обычно сгребал в кучу все документы, письма, фотографии и запихивал их в первый попавшийся пакет, – лишь бы они не растерялись. И теперь, когда я раскрыл эти папки, на мой стол вывалилась целая груда разноцветных листков, тетрадок, каких-то справок, удостоверений, записных книжек. Они пропахли горьковатым дымом, намокли, разбухли. Буквы расплывались. Фотографии теряли ясность. Но как много говорили мне все эти полузабытые бумажки! В них отражался целый мир, далекий, большой, такой разносторонний, – совсем не похожий на нашу нынешнюю монотонную и однообразную ледовую пустыню.
Я бережно перебирал пестрые открытки с видами различных портов, с которыми познакомился в годы юности, фотографии кораблей, на которых пришлось плавать, расчетные книжки, обрывки старых дневников, сувениры, полученные от иностранных моряков – негров, малайцев, болгар, французов.
Вспомните о том времени, когда вы сами носили красный галстук...
Ну что ж, вот он, белобрысый парнишка с босыми ногами, в трусиках и майке. Он сидит на садовой скамейке, коротко остриженный, остроносый, немного веснушатый, и пристально глядит в объектив фотоаппарата, словно ждет, что оттуда выглянет отчаянный головорез из прочитанного романа, с которым сейчас придется сразиться. Пожалуй, вы были тогда немного дерзки, Бадигин Константин! Но ведь это не самый страшный из человеческих пороков.
Счастливое время безудержных мечтаний, необузданного творчества, фантастических проектов, самый необыкновенный из которых кажется их автору простым и легко достижимым! Прекрасная пора, когда старый рыбацкий ялик без труда можно представить океанским лайнером, а пруд – безграничным морем, когда остается еще так много непрочитанных книг, каждая из которых таит в себе новый, увлекательный мир.
Наибольшее впечатление оставляли увлекательные повести о подвигах русских моряков на Тихом океане. Нужно иметь каменное сердце, чтобы остаться равнодушным при чтении рассказов о том, как лихие клиперы и корветы преодолевали тайфуны, десятки раз пересекали экватор, поднимали флаг родины над новыми землями.
И когда наше звено собиралось где-нибудь на лугу или у пруда, было вдоволь тем и для игр и для серьезных разговоров: надо было придумывать очередную фантастическую экспедицию, учиться безошибочно отличать бомбрамсель от форстакселя, запоминать хитрые морские узлы, учиться грести, плавать и нырять, драться по всем правилам бокса, да так, чтобы побитым обязательно был противник, а не зачинщик матча.
В эту пору меньше всего думаешь о «презренных житейских мелочах». Но потом житейская проза, увы, заставляет считаться с собой. И хотя ты мечтаешь о море и соленом ветре, тебе после окончания школы приходится браться не за штурвал, а за простенькую лопаточку штукатура.
Конечно, и штукатуром работать интересно. Приятно ощущать, как твои руки, которые еще вчера умели держать лишь карандаш и тетрадку, постепенно крепнут, становятся сильными, уверенными и способными на серьезный, настоящий труд. После работы можно заняться спортом. И совсем уж не так плохо в семнадцать лет выйти победителем на стрелковых соревнованиях.
Но с мечтой, которую ты носишь с детства, не так легко проститься. Тебя тянет поближе к морю. И ты перебираешься в Ленинград, чтобы хоть издали глядеть на корабли. Вот она, пожелтевшая бумажка со штампом Московско-Нарвского райкома комсомола, адресованная в обком:
«Райком РЛКСМ просит помочь тов. Бадигину поступить на фабрику «Красный водник».
Почему речь идет именно об этой фабрике? Но ведь это так понятно: фабрика делает такелаж для кораблей, а тот, кто хочет стать моряком, должен прекрасно знать их оснастку. И вот Бадигин Константин благодаря помощи комсомола поступает рабочим на фабрику «Красный водник».
Работа на фабрике идет своим чередом. А после работы – снова спорт и книги. Интереснее всего – забраться на весь вечер в Публичную библиотеку имени Салтыкова-Щедрина. Здесь можно добыть все, чего пожелаешь, даже комплекты газеты «Красное знамя», которая выходит во Владивостоке, и все книги и справочники об этом тихоокеанском городе. И снова вспоминаются рассказы о Тихом океане, прочитанные в детстве, и снова просыпается тоска по кораблю.
Так возникает решение, которое на первый взгляд кажется рискованным и даже немного бесшабашным: оставить фабрику, уплатить все заработанные деньги за железнодорожный билет Ленинград-Владивосток, а там. Там будет видно, что делать дальше!
Я держу в руках бумажку, на которую возлагал все надежды в памятный день 30 июня 1929 года, когда налегке покидал Ленинград:
«В комсомольскую организацию Владивостока.
Райком ВЛКСМ Mocково-Hapвского района ходатайствует о содействии тов. Бадигину К. С. в поступлении в Севторгфлот.. Тов. Бадигин в комсомоле с 1927 года. За время пребывания в коллективе фабрики «Красный водник» принимал активное участие в комсомольской работе – ответственный редактор стенгазеты молодежи. Другие нагрузки исполнял также с совестью и большой умелостью».
...Далека дорога до Владивостока. Неважно чувствуешь себя, если в твоем бумажнике нет больше ни гроша, а едешь ты в город, где нет ни одного родственника и ни одного знакомого. Но вот в порту находятся добрые люди, которые дают тебе ночлег в кубрике какого-то катера, а наутро в горкоме комсомола происходит достопримечательный разговор с инструктором по водному транспорту.
– Зачем вы сюда приехали? – строго спрашивает инструктор, вертя в руках бумажку из Московско-Нарвского райкома и критически оглядывая незнакомого долговязого юношу.
– Чтобы стать моряком Тихоокеанского флота.
– Вы плавали?
– Пока нет. Но буду...
– У вас есть деньги?
– Пока нет. Но будут...
– Где вы остановились?
– Пока нигде. Но...
– На что же, черт побери, вы рассчитывали? – со стоном восклицает инструктор, морщась словно от зубной боли: ему, очевидно, порядком надоело возиться с романтиками, мечтающими о карьере моряка. – Послушайте, как вас... Бадигин! Поймите, что плавать на корабле совсем не такое простое занятие. На ваше счастье сегодня нам звонили из пароходства: им нужны люди на «Индигирку». Но если вас спишут оттуда как беспомощного человека, мы вам больше ничем помочь не сможем...
Но последние слова можно пропустить мимо ушей: самое главное – это то, что на «Индигирку» нужны люди. А в порту говорили, что «Индигирка» готовится в рейс. И какой рейс! Владивосток – Хакодате – Петропавловск на Камчатке. Значит... значит, это будет настоящее морское крещение...
И вот старая, заслуженная «Индигирка» уходит в море. Построенная в прошлом веке для перевозки чая с Цейлона в Лондон, она еще сохранила следы былого изящества. Стройные узкие обводы, выдвинутый вперед бушприт, наклоненная труба, матовые силуэты страшных драконов на стеклах окон в кают-компании, – настоящий двойник тех пакетботов, на которых герои Жюля Верна совершали свое рекордное путешествие вокруг света в 80 дней.
А дальше... О том, что было дальше, рассказывает вот эта истрепанная книжечка, в которую десять с половиной лет назад вклеена фотография молодого матроса в тельняшке и кожанке:
«Мореходная книжка № 2377/30475. Выдана из управления Владивостокского порта СССР 17 ноября 1929 года. Время рождения... 1910 год. Морское звание или специальное... матрос 2-го класса. Практический стаж... 5 месяцев...»
Дальше идет перечисление судов и должностей, – летопись плаваний, событий и встреч, служащих школой практического к политического воспитания каждого молодого моряка.
* * *
Вот краткая запись:
«Пароход «Симферополь», штурман-практикант; малое 1 сентября 1930 года – 26 октября 1930 года».
Глаз стороннего человека скользит мимо этой пометки в мореходной книжке. А сколько воспоминаний вызовет она у тех, кому пришлось принять участие в этом рейсе!
Поздняя дальневосточная осень. Старенький пароход «Симферополь» завершает последний рейс Владивосток – восточный берег Сахалина. Пока еще этот пустынный берег слабо приспособлен для нужд навигации – на сотни километров ни одного маяка, ни одного знака для судоводителей. Малоисследованные течения, предательские, изменчивые песчаные косы, запутанные петли фарватера крайне затрудняют мореплавание. И вот глухой ночью, когда все вокруг окутано непроницаемым мраком, «Симферополь» с баржей на буксире натыкается на мель.
Все попытки сняться с мели ни к чему не приводят, – зыбучий песок цепко держит попавшее в ловушку судно. В это время с моря приходит зыбь; одна за другой на беспомощный пароход обрушиваются горы воды, – это отзвуки одного из тех штормов, которые время от времени выворачивают наизнанку Тихий океан.
Положение становится серьезным. На пароходе – сотни пассажиров, возвращающихся на материк. Среди них много женщин, детей. Трюмы переполнены грузами. Палубы завалены какими-то ящиками, бочками, тюками, среди которых трудно пробираться. Ветхий перегруженный пароход трещит по всем швам. Уже через несколько часов этой сумасшедшей качки он приходит в самое жалкое состояние, какое только можно представить: котлы сдвинуты с места, паропроводы оборваны, листы обшивки разошлись и пропускают воду, свет погас. Среди пассажиров начинается паника. Радиостанция уже послала в эфир многозначительный сигнал – SOS!
В ответ приходят однообразные телеграммы, способные убить всякую надежду на спасение:
«Слышу. Иду на помощь. Буду возле вас через шесть суток...» «Слышу. Иду на помощь. Буду через пять суток...» «Слышу. Держитесь. Подойду через шесть суток...»
Пустынные в это время года дальневосточные моря почти не посещались кораблями. И только один японский пароход случился поблизости. Когда на горизонте показался его дымок, все вздохнули с облегчением. Но японский пароход остановился в нескольких милях от «Симферополя», и оттуда передали дипломатическую телеграмму:
«Пришлите представителя для переговоров...»
К чему в такую трудную минуту начинать переговоры? Не лучше ли подойти поближе и начать спасение людей? Разгадка проста. У хозяев парохода отсутствовало всякое желание ввязываться в эту историю, но соблюсти формальности было необходимо: если бы наш представитель не смог добраться до них, они сочли бы себя свободными от обязательств, налагаемых на них международным правом.
Иезуитский расчет! Но мы не могли отказаться от помощи без борьбы, – на подошедший пароход смотрели с надеждой сотни женщин и детей, пассажиров «Симферополя». И капитан отдал приказ: спустить на воду бот.
Люди под командой второго помощника заранее уселись по местам, и матросы начали травить тали. Внезапно на бот обрушилась целая гора воды, носовая таль лопнула, и бот повис кормой кверху. Люди, как горох, посыпались в бушующую ледяную бездну. Второй помощник при этом повредил себе руку. Пока спасали тонущих моряков, капитан «Симферополя», хладнокровный и волевой моряк, скомандовал:
– Второй бот на воду! Командует старший помощник...
На этот раз морякам удалось благополучно опуститься на воду. Но тут же бот подхватило огромным водяным валом, с бешеной скоростью понесло на бурун, кипевший на мели, потом швырнуло обратно к кораблю, снова отбросило и опрокинуло. Тяжелый бот накрыл людей.
Все это произошло буквально в течение одной минуты. Я посмотрел на капитана. Он побагровел, скулы его ходили под кожей, словно желваки. Но он так же спокойно скомандовал:
– Четверку на воду!..
Могла ли утлая четверка устоять против волн, которые в течение считанных секунд вывели из строя два больших бота? Но для сомнений не было времени: в ледяной воде погибали наши товарищи, и мы не имели права оставить их без помощи.
