Текст книги "Евдокия Московская"

Автор книги: Константин Ковалев-Случевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

Исходя из решений съезда и последовавших за этим исторических событий, исследователи данного периода становления Московского княжества предполагают, что к Переяславльскому собранию могли (вероятно) иметь какое-то отношение князь Киевский Владимир Ольгердович, князь Чернигово-Северский Дмитрий Ольгердович (в 1374-м, возможно, носивший также титул князя Брянского), затем новый князь Брянский Роман Михайлович, а также верховские правители княжеств Новосильского, Тарусского и Оболенского (их дружины примут участие в составе союзнических войск во время похода Москвы на Тверь). Все они были крайне заинтересованы в преодолении зависимости от Орды, освобождении от её влияния.

То, что град Переяславль у озера связан был с именем князя Александра Невского, также имело большое символическое значение.

Кстати, старинный град находился неподалёку от Троицкого монастыря, что по дороге на север от Москвы. Настоятелю Троицы – игумену Сергию Радонежскому – не составило большого труда прибыть на общую встречу.

Крестив рождённого Евдокией младенца, как мы помним, нареченного в честь дня святого Георгия Победоносца, он совершил не совсем обычное действо. Связывание себя с мирскими обязательствами, скорее, было исключением из правил (крёстный отец, тем более для будущего князя, – обязанность для игумена немалая). Но данный факт засвидетельствован в исторических документах.

Не исключено, что рядом с Сергием и Евдокией в Переяславле мог находиться подвизавшийся в этот момент в Троицкой обители инок Савва – будущий преподобный Савва Сторожевский, Звенигородский чудотворец. Неслучайно же впоследствии его жизнь будет так крепко связана с судьбой Юрия Дмитриевича, когда тот станет удельным князем Звенигородским.

Для великой княгини Евдокии, подарившей мужу чудного младенца, град Переяславль был почти родным. Она провела здесь многие годы своего детства, когда жила ещё у своих родителей – князей Суздальских. Можно сказать, что это был для неё второй дом, где ей было тепло и уютно, легко и приятно.

Возможно, она специально выбрала Переяславль для рождения сына, а затем её муж – Дмитрий Иванович – решил одновременно провести в городе княжеский съезд. В этом случае княгиня сыграла своим выбором поистине великую роль в истории Русского государства.

Вот почему, находясь в положении роженицы, Евдокия отправилась в северный город, нисколько не задумываясь о каких-либо проблемах. Кстати, известно, что и позднее, в 1380-х годах, она будет покровительствовать Переяславлю и много здесь строить.

Но возвратимся к итогам съезда князей 1374 года.

В процессе переговоров и празднования в Переяславле князья сошлись на том, что пора объединить свои силы против Золотой Орды. Мысли такие и раньше приходили многим из них в голову. Но это были всего лишь идеи, желания и не более. Теперь, когда в Орде властвовала смута, а правители менялись ежегодно и даже чаще, было самое время собраться с силами и попробовать впервые за сто с лишним лет показать собственную отвагу.

Именно с 1374 года, с этого символического праздника рождения Евдокией и крещения Юрия Дмитриевича в Переяславле, можно говорить о первых крепких нитях, связавших несколько русских княжеств воедино для борьбы с вековым ордынским игом. Была принята программа совместных действий по возможному прекращению выплаты дани Орде, а также по собиранию военных сил для совершения военного упреждающего удара по ордынскому войску, которое могло появиться в русских землях в связи с убиением посольства Сарайки в Нижнем Новгороде и представлять опасность для отца Евдокии.

То была важнейшая веха в политической и военной истории Северо-Восточной Руси. Впервые в таком союзе приняла участие и Литва, заинтересованная в защите от Мамаевской части Орды, хотя и помышлявшая всегда о присоединении к себе московских земель. В прямой зависимости от этого съезда и его идей, как мы уже говорили, был и произошедший военный поход 1374 года в Орду литовцев, отмеченный в летописях. Правда, почти в самый период работы съезда главного героя похода князя Юрия Кориатовича «окормили» (то есть отравили) его же соратники. Но это имело отношение не к переяславльским задумкам, а к политике Литвы.

После съезда уже не страшны были перемены и в настроениях жаждавшего великокняжеского ярлыка Михаила Тверского. В Орде, в пику князю Дмитрию, решено было выдать его сопернику ярлык на Великое княжество Владимирское. То есть по решению хана-царя Москва должна была подчиниться Твери. Ради получения такой грамоты князь Михаил Александрович отправил в Орду в марте 1375 года большое посольство. Сам же помчался к литовцам, дабы получить важного союзника против тех, кто собрался на съезде в Переяславле уже вторично, после ноября 1374 года.

Новая коалиция князя Дмитрия действовала быстро и согласованно. Поход и действия против Михаила Тверского были тщательно разработаны и спланированы на вновь собранном снеме. Летом 1375 года, июля 13-го дня, князь Михаил сумел получить вожделенный ярлык на великое княжение, резко порвал отношения с Москвой и начал войну.

Но он даже не мог предположить, насколько Москва была к ней уже готова.

В кругу князя Дмитрия собралось столь небывалое количество союзников, что вряд ли кто мог тогда даже помыслить о соперничестве с ним. Предполагается, что среди них были князья ростовские и ярославские, а также суздальско-нижегородский, серпуховской, Городецкий, белозерский, кашинский, стародубский, тарусский, новосильский, Оболенский, смоленский, брянский. Включились даже новгородцы, у которых с Михаилом были свои давние счёты.

И полутора месяцев не прошло, как Тверь вообще перестала выдвигать какие-либо притязания на верховное правление. Мамай был ещё слаб, а великий князь Литовский Ольгерд не готов выступить против такой силы. Войны не состоялось. Москва выиграла «битву» политическими методами и психологическим давлением, хотя и совершила поход в сторону неприятеля. Съезд 1374—1375 годов оказался на редкость удачным. Объединённые силы, которые возглавил князь Дмитрий Донской, представляли для князя Михаила столь великую мощь, что он был вынужден почти сразу же подчиниться Москве. И даже ярлык, выданный ему ордынским ханом, не помог. Он просто стал ему не нужен.

По договору и крестному целованию от 1 сентября 1375 года великий князь Тверской Михаил Александрович признал себя «молодшим братом» (то есть подчинённым) великого князя Московского Дмитрия Ивановича. А главное, расписывался в том, что больше не будет претендовать ни на Великое княжество Владимирское, ни на Москву, а вступит в коалицию с участниками съезда – против Орды и Литвы. Многолетним историческим притязаниям Тверского княжества на верховодство всей Русской землёй наступил конец.

А год 1375-й завершился, на первый взгляд, незаметным событием – болгарин Киприан стал по решению патриарха Константинопольского митрополитом Киевским и даже с правом принять на себя в дальнейшем полномочия митрополита «всея Руси», каковым был на тот момент митрополит Алексий. Поэтому своё право Киприан мог осуществить лишь после кончины здравствующего пока митрополита. Таким образом, Литва потенциально всё-таки выиграла спор с Москвой за митрополию, что повлияет в ближайшем будущем на ход русской истории.

Таким был тот памятный съезд русских князей. И он с самого начала был связан с именем Евдокии и рождённым ею в те дни Юрием…

Современными археологами было обнаружено каменное изваяние воина-змееборца, которое находилось в алтарной преграде появившегося как раз в то время Спасского собора Спасо-Андроникова монастыря в Москве. Оно было установлено, по мнению некоторых исследователей, ещё при игумене Андронике в честь появления на свет в 1374 году великокняжеского младенца Георгия. На нём изображалась «борьба со змеем», со злом, что символически станет смыслом будущей жизни князя Юрия. Так действительность иногда напрямую бывает связана с некоторыми «предвидениями», появляющимися намного ранее.

Рождение княгиней Евдокией младенца Юрия в Переяславле действительно стало своеобразным символом появления новых идей и новых перспектив. Ведь именно в эти дни были приняты самые главные решения по неподчинению Орде и борьбе с ней, например – решение о будущем походе в Булгарию, на земли хана-царя!

Такого ещё год назад никто не мог даже предположить всерьёз!

Поход этот был в реальности осуществлён чуть позднее, три года спустя. Ходила дружина князя Дмитрия Ивановича на Волжскую Булгарию. И что удивительно – спустя почти двадцать лет нынешний новорождённый Юрий повторит всё это почти буквально: пойдёт в Орду, на тех же булгар.

И продвинется он много дальше всех своих предшественников, предположительно добравшись до самых восточных городов Булгарии, то есть туда, куда не доходили ни прежние русские дружины, ни даже новгородские ушкуйники, бывавшие в камско-волжских землях с набегами не один раз.

Приведём ещё один необычный исторический факт. На листе 74-м Троицкого списка Новгородской Первой летописи (один из ранних документов, рассказывающий о той эпохе) мы находим запись о родословии русских князей. Прочтём самый её конец.

Из Троицкого списка Новгородской Первой летописи:

 
«Роды руских [к]нязеи…
А Иван роди Ивана.
А Иван роди Дмитрея князя, той бо
Дмитрии съсвещася самодържцем.
А Дмитрей роди Юрья».
 

Всё. На этом родословие заканчивается!

Упоминаются здесь князья Иван I Данилович Калита, Иван II Иванович Красный, Дмитрий Иванович Донской и его сын Юрий Дмитриевич, будущий князь Звенигородский и Галичский, а затем великий князь Московский (Владимирский).

И никто более.

Мы видим, что в текст включены только прямые наследники и преемники верховной власти на Москве. Но остаётся только догадываться, почему автор текста не упомянул другого сына Евдокии – старшего брата Василия, ставшего в реальности великим князем после Дмитрия Донского, а поместил здесь имя Юрия. Кроме того, почему он вообще закончил список на Юрии, не продолжив его каким-либо следующим преемником? Похоже, что автор никого вообще более не принимал за реального преемника. Так ли это?

Во всяком случае можно предположить лишь особую значимость имени князя Юрия для того, кто составлял важнейший документ русской истории, коим испокон веку считалась летопись. Ведь просто так на столь странную запись, изменяющую цепь родовой истории русских великих князей, никто бы не решился.

Таким образом, в ноябрьские дни 1374 года появившийся благодаря Евдокии на свет мальчик, наследник, младенец буквально оказался «золотым», его рождение пришлось как никогда к месту.

Во-первых, к общему княжескому съезду. Наследника сразу же с гордостью показали не только матери и отцу, но и всем русским князьям. И они запомнили его имя.

Во-вторых, дата 26 ноября оказалась непростой, ребёнок впервые подал свой глас на этом свете в день рождения своей матери, великой княгини Евдокии (она, как мы помним, предположительно родилась также 26 ноября).

В-третьих, нарекли его именем Георгий (по дню рождения), а потому он всегда будет символически связан со своим тезоименитым небесным покровителем святым великомучеником Георгием Победоносцем (князь Юрий не будет знать ни одного поражения в битвах), ставшим позднее символом Москвы. Для некоторого «позитивного» восприятия его как личности со стороны современников такое имя было очень важным символом.

И, наконец, в-четвёртых, сын Евдокии был крещён самим преподобным Сергием Радонежским.

Что ещё можно добавить к такому перечислению фактов и имён, да и такому стечению обстоятельств?! Подобного рождения и крещения Русь, наверное, и не видывала. Мальчик казался и в самом деле – драгоценным и богоугодным.

Будущей надеждой великокняжеской семьи и Московского престола!

Почему и для чего великий князь Дмитрий Иванович и его жена Евдокия Дмитриевна выбрали крестным отцом своему любимому сыну Юрию игумена из недалёкого от Переяславля монастыря? Ведь к тому времени сам великий князь ещё, видимо, не был столь близок к преподобному Сергию, да и не знал его уж слишком хорошо. Можно лишь предположить, что рекомендации для этого он получил не только от митрополита Алексия, но и, возможно, от будущего митрополита Киприана, который уже незаметно покровительствовал Сергию. Не говоря уже о духовнике князя и княгини, родственнике Сергия – Феодоре из Симонова монастыря на востоке от Москвы.

Жизненный путь основателя Троицкой обители неподалёку от города Радонежа к тому времени был мало кому известен, хотя слава о духовных подвигах его уже разнеслась по Московской земле.

Епифаний Премудрый в Житии преподобного Сергия Радонежского (XV век) писал: «Отрок внезапно постиг всю грамоту и чудесным образом изменился: какую бы книгу он ни раскрыл – он хорошо читал и понимал её. Этот благодатный отрок, от самых пелёнок познавший и возлюбивший Бога и Богом спасённый, был достоин духовных дарований».

Да, начиналось всё так. Некоторое время назад отрок Варфоломей (будущий Сергий Радонежский) решил оставить родительский дом и найти себе пустынное место для проживания. Вместе с братом Стефаном он построил первоначально из дерева всего лишь маленький домик, именуемый кельей, с таким же миниатюрным храмом неподалёку – во имя Троицы, «чтобы постоянным взиранием на него побеждать страх перед ненавистной раздельностью мира». Вокруг стоял вековой лес. Так основывались обычно монастыри на Руси. Варфоломей ещё даже не был монахом, он принял постриг позднее от игумена Митрофана и только тогда получил имя Сергий (это произошло в день памяти мучеников Сергия и Вакха).

Тогда будущему настоятелю большой обители было 23 года. Прошли один за другим 1330-е, 1340-е. Брат оставил его, уехав в Москву. Он станет затем духовником князя Дмитрия Донского и его жены, княгини Евдокии.

Можно представить себе, сколь непроста и даже опасна была жизнь в одиночестве, в лесу, в окружении диких зверей, в годы, когда битвы, моры и пожары просто сметали большую часть окружающего населения. Выживание становилось настоящей наукой, в том числе и духовной.

Однако в жизни всё так и происходит. Если слух пошёл – то его уже никак не остановишь. Окрестные жители прознали о поселившемся в лесу подвижнике. Сюда стали изредка приходить люди, знакомиться, разговаривать. Некоторые решили селиться неподалёку. Стали строить такие же кельи из дерева. Так поселение разрасталось.

В итоге получился новый монастырь, в котором братия уговорила Сергия принять настоятельство над ними. Он был рукоположен в священники, и епископ Афанасий из Переяславля назначил его игуменом. То были уже 1353—1354 годы.

В монастыре Сергия было принято решение, что иноков будет только двенадцать (видимо, по числу апостолов, хотя теперь предполагают даже некое ирландское влияние, где в обителях определялось наличие только такого количества монахов). И включить в число братии кого-то нового можно было только при условии, что их станет меньше двенадцати по той или иной причине.

Первое время жизнь монастыря была устроена по очень строгому уставу. Сергий постановил, что получать всё необходимое для существования монахи могли только в результате собственного труда (в первую очередь – физического). Не возбранялось также приятие добровольно принесённых кем-то даяний. Однако прошение милостыни в любой форме пресекалось на корню.

Постепенно Сергий стал принимать в монастырь всех желающих, правда, только после определённых испытаний. Среди таких новых обитателей могли оказаться и малоизвестные люди, но также и состоятельные вельможи, включая бояр, воевод и даже князей.

Слава и почитание Сергия росли. Однако в это время он предпринял свою знаменитую реформу монастырской жизни, которая чуть не повлекла для него потерю игуменства в основанной им обители.

К этому времени слух о подвижнике Сергии дошёл до Константинополя. Патриарх Филофей, активный сторонник распространения «общежительного» устава в жизни православных монастырей, как мы уже говорили, предложил игумену Троицы ввести новый порядок у себя в обители. Для подтверждения своего участия и внимания к преподобному патриарх прислал ему крест с мощами, а также письмо-грамоту, в котором благословил его на введение новшества. «Совет добрый даю вам, – так писал первосвятитель Вселенской церкви Сергию, – чтобы вы устроили общежительство». Неожиданно было и то, что патриарх не отправил такой же совет в уже известные и давно существующие монастыри на Руси. Он обратил внимание на нового игумена и его братию, предполагая, что они смогут стать проводниками нового византийского влияния на Москву. И, как мы увидим далее, патриарх не ошибся.

Что значило введение общежития для тех, кто, собственно, жил в монастыре? Формула была проста: «Ничто же особь стяжевати кому, ни своим что звати, но вся обща имети». По сути – происходила полная перемена в жизни каждого инока. Если до этого он имел какое-то собственное личное имущество (пусть даже и минимальное), какое-то собственное жильё (те самые домики-келейки вокруг деревянного храма Троицы), то теперь он должен был отказаться от всего. Имущество монастыря и каждого в отдельности становилось общим, как и становились общими – трапеза, ведение хозяйства и многое другое.

Митрополит Алексий, как мы уже знаем, предполагал передать Московскую кафедру Сергию, не видя иного преемника на важнейшем для того времени посту. Известно, что Троицкий игумен отказался и от перемены чёрных монашеских одеяний на богато украшенные митрополичьи, и от подаренного ему Алексием золотого креста, объявив: «Я от юности не носил золота, а в старости тем более подобает мне пребывать в нищете».

В наступившем к тому времени 1374 году произошла очередная важнейшая для преподобного Сергия и князя Дмитрия Донского с женой Евдокией встреча на съезде в Переяславле. Можно быть уверенным в том, что участие Троицкого игумена и позднее митрополита Алексия не ограничивалось только церковными проблемами (в первую очередь – вопросом преемственности в митрополии), а также крещением младенца Юрия. Конечно, они участвовали в главных переговорах по стратегическим вопросам единения русских княжеств перед лицом новых угроз, в частности возможного карательного похода на Русь темника Мамая после убийства его посольства в Нижнем Новгороде – городе отца Евдокии.

Одних прагматических выводов явно не хватало. Необходимы были воодушевление, духовное обновление, чтобы понять важность предстоящих преобразований. Хотя вполне вероятно, что преподобный Сергий в это время исполнял просьбу отсутствовавшего Киприана – не забывать о важности влияния на светские решения церковных иерархов, включая ещё не ослабший тогда Константинопольский патриархат.

Рождённый Евдокией сын Юрий много ещё сделает для Руси. И более подробный рассказ об этих деяниях – в следующих главах книги.

Глава 3
ВЕЛИКАЯ КНЯГИНЯ

Москва в ордынские времена

От навождения диаволя вздвижеся князь от восточная страны…

Из Сказания о Мамаевом побоище, XV в.

Эпоха, в которую Евдокия из обычной княжны, коих на тогдашней Руси было немало, превратилась после замужества в великую княгиню, то есть в правительницу крупного и важнейшего Великого княжества Владимирского, в которое составной частью входило и Великое княжество Московское, была непростой для Русского государства.

Достаточно почитать летописи или произведения древнерусской литературы той поры, чтобы понять – в каком постоянном ожидании напастей и возможной негаданной кончины жили тогда люди. Набеги, войны, разрушения, возможность попасть в плен и рабство к иноплеменникам, близкое соседство с мощными и развитыми мусульманскими странами – всё это окружало Русь или происходило постоянно и ежедневно.

Добавим к этому междоусобные княжеские столкновения, переделы земли, борьбу за уделы и за само великое княжение. То есть жизнь человека фактически была, как говорили, – «под Богом». Ложась спать, житель даже укреплённого стенами города не мог быть уверенным, что завтра проснётся живым и здоровым.

Вот типичный рассказ из летописи того времени: «Горестно было видеть, и слёз многих достойно, как один татарин до сорока христиан вёл, грубо связав их, многое же множество посечено было, иные же от холода умерли, другие от голода и нужды… И была тогда во всей Русской земле среди всех христиан туга великая и плач безутешный, и рыдание, и стоны, ибо вся земля пленена была…»

А вот и другое повествование, почти повторяющее предыдущий рассказ об ордынском нашествии: «Сколько сотворили убытков своими набегами, сколько городов захватили, сколько золота и серебра и всякого имущества захватили и ценностей всяких, сколько волостей и сёл разорили, сколько огнём пожгли, скольких мечами посекли, скольких в плен увели!»

Русь находилась под властью Орды, фактически являлась её частью, или, как тогда говорили, – «улусом». Приходилось регулярно платить ханам Орды немалую дань, а она ведь собиралась со всего мира.

Если русские князья имели ярлык на великое княжение, то только с согласия выдававшего его ордынского правителя. Летописи подтверждают нам, что был тогда тот, кого называли на Руси «царём». Нет, это не великий князь Владимирский, Московский или какой иной. Царём называли хана Золотой Орды. И без его соизволений вообще ничего всерьёз предпринимать было нельзя. Его власть была полной, он в конечном итоге решал – кого казнить, а кого миловать. Ему платили дань все улусы, а значит, каждый отдельно взятый человек русского Средневековья.

Однако почти полтора столетия ордынского благополучия во власти и окормления её с помощью обложенного данью населения вдруг привели к сбоям в уже налаженном механизме. И на то были свои причины.

Новые времена приносили новые веяния. Предчувствовалось во всём – что-то должно было произойти в этом мире. В кругу женщин, окружавших великую княгиню Евдокию, помогавших в хозяйстве или в воспитании детей, обсуждали всяческие слухи или донесения, в особенности, приходящие с востока. Ибо судьба страшной Орды влияла и на жизнь Руси. Проблемы за Волгой становились и проблемами всех русских княжеств.

А было от чего беспокоиться.

Довольно долгое для тех времён 15-летнее правление хана Джанибека в Орде закончилось в 1357 году. Начались бесконечные дворцовые перевороты и династические распри, которые положили начало ослаблению могущественного государства.

Но эта агония не означала улучшений для Руси. Иногда в истории происходит наоборот. Не случайно говорится, что раненый зверь может быть ещё более опасен, нежели здоровый.

Известно, что Чингисхан оставил множество потомков, которые успешно расплодились по всей Евразии. И большинство из них мечтали занять ханский престол. Гигантская Орда была лакомым кусочком для каждого из них.

За последующее после кончины Джанибека пятнадцатилетие, вплоть до 1372 года, властью в Орде успели насытиться 15 ханов. Правили они и по полгода, и максимум – по два, а один – вообще только четыре дня!

Казалось бы, ослабление и неустойчивое положение такого сильного хозяина для Руси могло бы стать хорошим предзнаменованием. Но оно отражалось на жизни крепнувшего Московского государства весьма отрицательно. Довольно трудный, многодневный путь в Орду русских князей или их посольств иногда заканчивался ничем, так как за время путешествия менялся ордынский правитель, а с ним – и возможные решения о власти или порядке.

В 1370—1380-е годы гигантское государственное образование, основанное монголами, улус Джучи, фактически распалось на две части, каждая из которых также была на грани распада на более мелкие части. Появлялись лидеры, которые пытались восстановить былое единство и могущество Орды. В одной её части правил темник Мамай, который считал свои права весьма вескими, так как был женат на дочери Джанибека. А в другой части – в Синей Орде – появился не менее грозный его соперник – Тохтамыш.

История распорядится так, что и Русь, и Тохтамыш, и Мамай столкнутся между собой, причём неоднократно. Мамай и Тохтамыш были намного сильнее Руси. Однако (парадокс истории!) во времени выживет только одна из трёх сил. Этой выстоявшей в плавильне истории стороной будет поднимающееся из-под ордынского ига молодое Московское княжество.

Неожиданно в феврале 1378 года, «в заутреннюю годину», скончался святитель Алексий, митрополит Московский. Для княгини Евдокии преставление Алексия стало тяжёлой утратой. Митрополит помогал своими наставническими советами. Он мудро опекал великокняжескую семью.

Для её мужа, великого князя Дмитрия Ивановича, ратовавшего за своего попечителя, а также отстаивавшего интересы своего княжества в некоторых сложных отношениях с Константинополем, кончина сия была ещё более печальной. Перед преставлением митрополит заповедал великокняжеской семье не погребать себя в храме, а сделать это вне его, за алтарём собора основанного им мужского Чудова монастыря в Кремле. Но всё же князь Дмитрий распорядился опять по-своему, таков уж был характер. Митрополита положили в самом храме у алтаря.

Почти вся столица собралась на похороны святителя. В собор на отпевание пришли «епископы и архимандриты, игумены и священники, дьяконы и черноризцы, а также множество народа». Пролистывая известное древнерусское сказание «О Алексие митрополите», мы можем заметить очередное, редкое упоминание о семье Евдокии, её муже и старших детях (увы, но здесь, по традиции, перечислены только мужские имена): «Князь же великий Дмитрий Иванович сам стояще… князь же Василий, сын… а князю Юрию Дмитриевичу, брату его, три лет сушу».