Текст книги "Евдокия Московская"
Автор книги: Константин Ковалев-Случевский
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)
Во всяком случае после кончины Анастасии князь Юрий остался без столь необходимой ему в то время поддержки со стороны всё понимающей и верной супруги.
Такова была вкратце история смоленской невестки княгини Евдокии, с которой так же, как мы теперь понимаем, были связаны важные страницы истории Москвы и Русского государства.
Остальные потомки Евдокии
Поедем, братье… к славному граду Москве
и сядем на своих ветчинах и дединах.
Сказание о Мамаевом побоище
После чудесного спасения Москвы от возможного нашествия Тамерлана Евдокия всерьёз взялась за обустройство жизни своей семьи. Её волновала судьба детей и внуков. Она оставалась старшей в роде, и хотя как у женщины у неё было меньше возможностей, нежели у мужчин, однако за её спиной было завещание Дмитрия Донского, в котором уважение сыновей к матери было возведено в ранг беспрекословного исполнения. Более десяти лет отведено ей было до кончины. Мы теперь знаем это. Но кто мог тогда предполагать, что отпущен ей будет именно такой срок?!
Подступала старость. Возраст за 40 лет считался в те времена преклонным. По летописям мы видим, что «немощь» или «старость глубокая» обычно наступали тогда, когда женщине исполнялось более пятидесяти лет. А те, кто были старше шестидесяти, – вообще считались глубокими стариками или даже нетрудоспособными. Бывали исключения, но редко. Правда, в монастырях жили чуть дольше. Может быть, благодаря размеренному и ритмичному образу жизни, да ещё и в молитве.
Была Евдокия, как мы помним, небольшого роста (155 сантиметров). Прожила она чуть больше пятидесяти трёх лет. Современниками такой срок жизни воспринимался как вполне обычный.
Однако самые разные обстоятельства могли повлиять на вполне мирное течение жизни вдовы Дмитрия Донского. И не самым лучшим образом.
Известно, что враги, завидовавшие её счастью, распускали ещё при жизни слухи о ней, что во вдовстве она не всегда была «честна». Что это означало – в истории осталось неизвестным. Житие Евдокии рассказывает, что сплетни эти «смутили» даже её сыновей, в первую очередь преданного и верившего ей Юрия.
Тогда ей пришлось первый и единственный раз в жизни открыться перед людьми, даже оправдываться. Предание поведало нам так: она собрала своих детей и показала, как под дорогим великокняжеским нарядом она носит тайно вериги. Есть предположение, что Евдокия после кончины мужа давно уже приняла обет монашества.
«Узнайте, дети мои, истину, – воскликнула вдова Дмитрия Донского, – и да не смущают вас несправедливые обо мне клеветы».
Увиденные детьми «очернелое от трудов тело» и «прильнувшая к костям плоть» поразили их так, что они бросились просить у матери прощения и будто бы услышали мудрые слова, зафиксированные летописцем: «Не верьте внешнему. Один Бог есть судья дел человеческих».
Вот как эту историю рассказывает составленный по преданиям протоиереем Виктором Гурьевым «Пролог в поучениях», изданный в 1888 году. Озаглавлен рассказ: «Урок целомудрия. Повесть о великой княгине Евдокии, в инокинях Евфросиньи, супруге великого князя Димитрия Иоанновича Донского». Читаем.
«Блаженная княгиня Евдокия, во инокинях Ефросиния, оставшись вдовою после мужа своего, великого князя Димитрия Иоанновича Донскаго, строила церкви и монастыри и проводила святую жизнь. Но неразумные люди, по внушению дьявольскому, смущались, глядя на неё, и говорили: «неужели она, будучи самовластною и живя в такой неге, может прожить целомудренно?» Об этом слышали и дети её, услыхала и сама она. И вот однажды, когда заметила, что один из сыновей её был смущён худою молвою, то призвала его и остальных сыновей и с плачем сказала им: «любезные дети, не смущайтесь. Всякую клевету и поношение я с радостью приму; но, видя одного из вас сомневающимся во мне, я вам открою тайну мою». И, раскрывши малую часть одежды на груди, показала им часть тела, которое от сурового воздержания казалось почерневшим и как бы сожжённым огнём, и плоть её вся приросла к костям. Сыновья ужаснулись. Княгиня же запретила им говорить об этом, и просила не преследовать поношавших её. И оттоле, говорится в житии её, наипаче подвизашеся прилежными к Богу молитвами».
Именно в те времена, ещё в 1395 году, Евдокия возрадовалась, увидев родившегося у её старшего сына князя Василия внука, которого назвали Юрием! А уже через год появился ещё один внук – Иван. Оба так и не стали наследниками в силу уже упомянутых проблем со здоровьем, которые отличали детей Василия Дмитриевича.
В 1397 году Евдокии доведётся выдавать замуж свою дочь Анастасию (некоторые историки считают, что её первоначальным мирским именем было имя – Наталия). Женихом для княжны выбрали князя Тверского Ивана Всеволодовича, который приходился племянником бывшему врагу Дмитрия Донского – Михаилу Тверскому.
Сумеет женить Евдокия и других своих сыновей. В 1403 году она отпразднует свадьбу князя Андрея, взявшего за себя княжну Стародубскую Агрипину. А почти перед самой кончиной Евдокии, в 1406 году, женится её сын Пётр, которому достанется дочь московского боярина Полуехта Васильевича.
Самый младший сын – Константин – был ещё молод. Он участвовал при жизни матери в различных походах и о женитьбе пока не думал. В 1406 году его отправили во Псков, на войну с ливонскими немцами, где он провоевал почти два года.
О браке 1400 года, когда Евдокия женила своего героического сына Юрия на дочери великого князя Смоленского Анастасии, мы уже рассказали в подробностях.
Всё как будто обустраивалось. Можно было подумать и о душе…
Однако об обустройстве жизни, семьи, дома и хозяйства того времени, в связи с потомками княгини Евдокии, хотелось бы поговорить более подробно и обстоятельно. И действительно, как происходило обыкновенное устроительство удельного княжества конца XIV столетия?
Рассмотрим это на простых исторических примерах.
Все дети Евдокии, получив уделы в наследство, занялись их обновлением. Однако первоначально не у всех для этого были достаточные средства. Да и придворная московская жизнь создавала дополнительные сложности.
Вчерашние дети, совсем недавно игравшие друг с другом в одни игры и росшие бок о бок в одном доме, превратились не только в наследных князей, но и в правителей и владетелей обширных земель – крепких, устоявшихся, исторических княжеств. Вместе с собственностью и властью появились и главные различия между ними: старший брат именовался теперь князем великим, а все остальные – удельными.
В Древней и Средневековой Руси это имело принципиальное значение. Княжение как таковое порождало не только почитание, но и противоречия, доводившие до зависти. Оно становилось порой предметом долголетних разбирательств, споров и даже войн. Сделать так, чтобы все были довольны, – было почти невозможно. Всегда находился некто, утверждавший, что ещё «во время оно» земли эти принадлежали такому-то и такому-то, а потому на них претендует тот-то и тот-то.
В этом смысле – роль княгини Евдокии как уважаемой и почитаемой матери была для русской истории уникальной. И тема эта требует ещё дополнительного и внимательного изучения.
Ещё устроитель Московии Иван Калита (по сохранившимся, уже известным нам духовным грамотам) делил сыновей на «большого» и «младших». «Большой» (старший), естественно, получал больше всех. В первую очередь по значимости земель, по их положению и стоимости. Но, кроме этого, он получал великое княжение. И если сама Москва как город делилась по частям между всеми сыновьями-наследниками (что осталось и при Дмитрии Донском, но в других пропорциях, включая часть для вдовы – Евдокии), то княжество Московское становилось под властью старшего сына.
Как понять и разобраться – какими функциями и возможностями обладал великий князь по отношению к князьям младшим, то есть – удельным? Отметим главное – он получал свою власть (и утверждение этой власти) не только по завещанию от своего отца (который, естественно, должен был быть также великим князем), но и от хана-царя Орды, выдававшего ему на это специальный ярлык (грамоту).
Удельному князю такой документ не требовался. Он становился фактически вассалом князя великого и зависел уже от него.
Неутверждение со стороны Орды меняло статус великого князя. Хан мог своей властью передать великое княжение другому брату или даже, например, дяде.
Кроме того, хан мог сделать и такое: великому князю Тверскому передать ярлык на великое княжение Владимирское. То есть – как бы объединить два княжества в одно. Таким образом как раз и происходило медленное «укрупнение» русских земель.
Были и другие существенные отличия великого княжения от удельного. На Руси в то время существовали несколько княжеств, которые претендовали на звание Великих. Важнейшими из них были Владимирское и Московское, Смоленское, Тверское, Суздальско-Нижегородское, Ростовское, Ярославское, Белозерское, Рязанское, так называемые Верховские княжества. Постепенно, как и некоторые другие существовавшие до этого, они исчезали с исторической карты. Не пройдёт и века, как большинство из них попадут под крыло крепнущей Москвы, объединявшей соседей в единое государство.
В центре этих событий как раз и находилась княгиня Евдокия. С помощью сыновей она могла влиять на ход исторических событий.
В каждом княжестве были свои устои, правда, очень похожие. И каждое из них делилось на свои уделы – земли, отчины, мини-княжества, принадлежавшие сыновьям-наследникам или ближайшим родственникам местного великого князя.
Старейшинство великого князя Московского по отношению к удельным представляет особый интерес. Иногда он даже назывался для них «отцом» – естественно, в переносном, а не буквальном смысле. Хотя «матерью» оставалась лишь одна женщина – Евдокия.
Например, великий князь всегда имел намного больше земли, чем любые другие его родственники. А земля и владение ею стояли во главе угла.
Великий князь имел не только приоритет, но и абсолютное право заниматься дипломатией, решать внешнеполитические проблемы. Через его голову вести переговоры с соседями удельный князь не мог. Это расценивалось как предательство.
Также великий князь решал главный вопрос в отношениях с Ордой – о выплате дани. И по размеру, и по срокам. Именно великий князь собирал её с уделов, а затем отправлял хану. Это было право и в то же время ответственность. Ибо именно с великого князя царь ордынский мог спросить – что, как и почему. Таким же образом пополнялась и казна великокняжеского дома. Она собиралась одновременно с данью, хотя её увеличение не было результатом дани как таковой. То был прообраз налоговой системы, которая исправно функционировала.
Князь великий в княжестве своём имел право быть верховным судьёй, главным военачальником, решать дела о землях и их перераспределении, иметь самое большое хозяйство в своих владениях.
Кое-какие вопросы порой требовали согласования с князьями удельными. Они с большой неохотой относились к тому, чтобы отдать всю полноту власти сюзерену. Часть вышеперечисленных полномочий была в их руках. Например, право судить в своих уделах, иметь своё войско и прочее. Ещё далеко было до власти абсолютной или самодержавной. Потому и приходилось многие решения великим князьям принимать в сообществе с удельными. Для чего собирались различные снемы, съезды, собрания, совещания и устраивались пиры. Если и не всегда договаривались, то, по крайней мере, – последнее слово было за князем великим.
Что ещё было главным для великого князя? Он, и только он, мог написать духовную грамоту – завещание – на великое княжение своим наследникам. Любой другой вариант, подписанный любым другим князем, не был бы легитимен, то есть – правомочен.
Удельные князья, однако, были не в обиде. В то самое время, когда Василий Дмитриевич получил в наследство Великое княжество Московское, князья удельные оставались хоть и «молодшими», но вполне самостоятельными и сильными. Правда, и у них были некоторые обязанности.
Они ведь по духовной грамоте Дмитрия Донского должны были «чтить и слушать своего брата старишего в… место своего отца». Как и чтить матушку свою Евдокию.
Именно отсюда вытекало то, что никто из них не имел права даже претендовать на великое княжение. Это могло расцениваться как «отцепредательство», что было самым тяжким проступком для того времени.
А что же они могли делать сами? Оказывается, многое. Держать своих бояр и своё войско. И это войско всегда подчинялось только своему удельному князю. Даже во время объединения военных сил великого княжества или нескольких княжеств для отпора какому-то врагу. Удельный князь и в этом случае приходил на сбор или участвовал в сражении, будучи командующим своим небольшим войском. Сам он мог подчиняться в этот момент главнокомандующему. Но его дружинники выполняли только его приказы.
Удельный князь сам выстраивал хозяйствование на своих землях, сам ими управлял, сам собирал дань и налоги, сам судил своих людей. Он мог даже продать часть своей «отчины» или присоединить к ней другие земли.
Но главное – он также мог передать свой удел по наследству, что делалось, видимо, с помощью подобных великокняжеским духовных грамот.
Важен факт, что и великие князья, и князья удельные в те времена печатали собственные монеты. Вводить в оборот свои деньги не возбранялось. Никто не отрицал такой возможности, невзирая на иерархию «старейшинства» и «молодшества».
Как мы помним, начало 1390-х годов привнесло некоторые перемены в составе Великого княжества Московского. Первые годы правления Василия Дмитриевича и поддержка его со стороны брата – Юрия, мудрое местоблюстительство престола со стороны их матери Евдокии показали возможности Москвы как централизующей силы.
Очень важно было то, что именно московского князя уже давно поддерживали главы Русской церкви, ещё со времён митрополита Петра. Такой поддержки не хватало тому же князю Тверскому Михаилу, как бы он ни старался в своём желании верховодить Северо-Восточной Русью. Возможно, именно этот фактор и помешал ему в борьбе за владимирский и московский престол.
В Москве, как нигде в других великих княжествах, чувствовались сила и единство княжеского рода. Её правители присоединяли новые уделы, тогда как у соседей всё время происходили перемены или вообще они дробились на более мелкие земли, что сильно ослабляло княжество в целом.
Так великий князь Московский становился первым среди равных на Руси. А московские удельные князья рядом с ним – очень большой силой. Не случайно затем даже родовитые потомки из этих уделов сохранили свои традиции и фамилии, многие из которых хорошо известны нам и сегодня.
Укреплению этой власти и положения своих детей способствовала… женщина – мать, вдова, великая княгиня, наследница по праву и управительница по умению. Всё это сочетала в себе Евдокия Дмитриевна, дочь суздальского князя, а ныне – Московская властительница.
Редкая традиции, что именно в Москве на столь серьёзном уровне возрастала роль женщины в правящем доме великого князя. Роль эта была не очень заметной, ненавязчивой, спокойной, мудрой и взвешенной. Но как никто другая смогла «сыграть» её и обустроить семейную жизнь своих детей именно княгиня-мать Евдокия.
Прожитые годы давали о себе знать. А на заре XV столетия, когда основные распри утихли, вдова Дмитрия Донского задумалась о других, не менее важных делах. Во-первых, она решила перед кончиной принять монашеский постриг (если только она не сделала это намного ранее, о чём мы уже говорили). А ещё до этого подумала о строительстве каменного собора в основанном ею кремлёвском Вознесенском монастыре.
Но всё по порядку.
Глава 5
МОНАХИНЯ
Духовные наставники
С благочестием пеклись о спасении своём, с чистой душой и ясным умом…
Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, XIV—XV вв.
То, что великая княгиня перед кончиной приняла монашеский постриг, – не редкость для того времени. Так поступали и до неё. Но нам важно рассмотреть причины, побудившие её сделать это, ибо причины эти показывают нам её опыт и внутренний духовный путь, о котором в дальнейшем будут много писать потомки, выделяя Евдокию среди других почитаемых русских святых.
Не сразу осознается такой, казалось бы, не очень существенный факт в жизни княгини Евдокии. Её духовные искания, да и вообще её судьба были связаны с самыми известными на Руси в то время людьми, имена которых вписаны золотыми буквами в историю государства. Это означало, что она интересовалась наиболее передовыми взглядами и идеями своей эпохи, не существовала просто в некоем закрытом пространстве, в жилых хоромах или дворцах, а шла навстречу новым идеям, веяниям, стремилась к поиску, и в первую очередь – в духовной сфере жизни.
С самого детства княжне и будущей княгине везло на духовных наставников и тех великих служителей Церкви, которые её окружали или были близкими современниками. Они воспитывали её не только живым примером, но и рассказами о тех подвижниках, которые были известны и посетили сей мир незадолго до неё. Безусловно, жития и исторические повествования об этих людях стали во многом определяющими для формирования её мировоззрения, для осуществления ею дальнейших духовных подвигов.
О близости к семье Дмитрия Донского преподобного Сергия Радонежского и игумена Фёдора Симоновского (впоследствии архиепископа Ростовского) мы уже рассказывали. Сергий крестил сыновей Евдокии – Василия, Юрия и Петра, а для Юрия даже был крестным отцом. Он помогал семье дельными советами, благословлял мужа Евдокии в самые трудные минуты (вспомним хотя бы Куликовскую битву). А Фёдор, крестивший их сына Андрея, помогал во внутренних борениях, будучи тем человеком, который воспринимал от князя Дмитрия (возможно, некоторое время и от Евдокии) исповедь. То есть он был духовником великокняжеской семьи.
Часто в то время употреблялось словосочетание «отец духовный». Летописи утверждают, что таковым для князя Дмитрия Ивановича был некоторое время архимандрит кремлёвского Спасского на Бору храма-монастыря Михаил (летописи называют его также Митяем). Они знакомы были ещё по Коломне, где произошла свадьба Дмитрия и Евдокии. Именно Михаил по Рогожскому летописцу «избран бысть изволением великого князя во отчество и в печатникы, и бысть… отец духовный князю великому и всем бояром старейшим, но и печатник, юже на собе ношаше печать князя великаго». Произошло появление нового духовника у великого князя, вероятнее всего, около 1376 года, когда уже названный «отцом духовным» Михаил принял постриг и рукоположен был в «спасские архимандриты». Мог ли он быть тогда также духовно близок к княгине Евдокии и также быть ей «отцом духовным»? Не исключено, хотя и не подтверждено.
Однако тот же Рогожский летописец сообщает, как Фёдор Симоновский отправился в феврале 1381 года «на великое заговение» в Киев для встречи митрополита Киприана, уже к тому времени став «отцом духовным» князя Дмитрия («и посла по него игумена Феодора Симоновьскаго, отца своего духовнаго, в Киев»). Это произошло после кончины в 1379 году Михаила-Митяя у Константинополя-Царьграда. Хотя духовником князя Дмитрия Фёдор мог стать благодаря самому архимандриту Михаилу, который, отправляясь в Царьград за митрополичьей грамотой, видимо, не мог оставить правителя Москвы без духовного окормления.
Кто и в какое время был постоянным духовником княгини Евдокии, сегодня в точности сказать сложно. Предположительно, как мы уже говорили, эти функции мог исполнять первоначально, до свадьбы, неизвестный нам священнослужитель в Суздале. Или даже в те времена это мог быть игумен и архимандрит Дионисий (будущий епископ Суздальский), основавший в Нижнем Новгороде Печерскую обитель, между прочим, – с храмом Вознесения Господня! Затем, уже в Москве – митрополит Алексий, архимандрит Михаил (Митяй, возможно, венчавший Дмитрия и Евдокию в Коломне) и игумен Фёдор Симоновский, а позднее митрополит Киприан, преподобный Дмитрий Прилуцкий (предсказавший кончину Дмитрия Донского), даже будущий епископ Сарский – Савва (отпевавший князя Дмитрия) и, возможно, другой Савва – Сторожевский (духовник любимого сына Евдокии – Юрия).
Даже далёкий от церковной традиции человек наверняка слышал о том, что существуют духовники – те, кто принимает исповедь других людей. В этом деле с XIV века ничего не изменилось. Таинство исповеди всё так же совершает священник.
Духовниками иногда называют и духовных наставников, руководителей, то есть тех, кто помогает более молодым или менее опытным в духовной жизни.
В великокняжеской семье XIV столетия также были свои духовники. В исповеди нуждались князья и княгини, причём регулярно.
Со времён Сергия Радонежского традиция духовничества в лоне православной церкви почти не изменилась. И если мы погрузимся вновь во времена основания и становления Троицкого монастыря неподалёку от Радонежа, то это никак не станет причиной непонимания нами – современными людьми – мотивов или причин тех или иных поступков живших тогда людей.
Своим наставником князь Дмитрий Донской считал преподобного Сергия, а духовником – Фёдора. Духовниками часто бывали почтенные старцы и всеми уважаемые иноки. В любом случае – это были незаурядные люди, высоких духовных нравственных качеств, пример подвижничества которых мог повлиять на выбор князя или княгини.
Духовникам они доверяли свои сокровенные мысли. С ними делились заботами, печалями и проблемами.
Какими полномочиями мог быть наделён духовник? И вообще, трудное ли это дело – знать чужие грехи?
О духовниках уже в XX веке хорошо сказал митрополит Сурожский Антоний, служивший последние годы жизни в Лондоне. «Духовничество, – писал он, – будет состоять в том, чтобы духовник, на какой бы степени духовности он сам ни находился, зорко следил за тем, что над человеком и в человеке совершает Святой Дух, возгревал бы Его действие, защищал против соблазнов или падений, против колебаний неверия; и в результате духовническая деятельность может представиться, с одной стороны, гораздо менее активной, а с другой стороны – гораздо более значительной, чем мы часто думаем». Иногда говорят – духовник «знает слишком много». Однако ему абсолютно запрещено раскрывать грехи того, кто ему исповедовался, а также в любой форме укорять за них кающегося. Если же духовник совершит такое, то это может грозить ему потерей духовного сана. Все грехи после окончания исповеди должны быть забыты. Иногда, символически, если кто-то пришёл с записями своих проступков, сжигается листок: отпущенные грехи – исчезают навсегда.
Автору этих строк попались на глаза в старой литературе лишь два исключения из вышеприведённых правил, когда тайна исповеди может быть нарушена. Первое: если некто на исповеди объявит о злом умысле против Государя и общественного порядка, но не отречётся от своего умысла. Иначе говоря, если за словами злоумышленника скрывается реальная опасность для людей. Второе: если кто-то тайно или умышленно производит среди народа некий соблазн (под этим может подразумеваться некий религиозный вымысел или даже ложное чудо), при этом на исповеди не согласится уничтожить последствия соблазна или публично объявить о его ложности.
Для современного юриста-адвоката подобные утверждения покажутся не конкретными. Но для человека, знакомого с практикой церковной жизни, вполне понятными.
Обычно при исповеди не делается различий по положению в обществе, знатности и пр. Духовникам не рекомендуется делать поблажки одним и с необоснованной строгостью относиться к другим. Уж точно запрещается исповедовать сразу несколько человек. Исповедь абсолютно индивидуальна. Если человек не слышит или не говорит, то он может изложить свои грехи письменно, но бумага эта должна быть сожжена на его же глазах. Духовник может вразумлять кающегося человека и даже назначить ему епитимию – некоторое наказание, вернее, послушание. Но главное, духовник обязан объяснять сущность грехов, при этом различать грехи, которые можно простить по неведению или болезни, например, и грехи смертные, без раскаяния в которых христианин может лишиться благодати. Считается, что духовный отец вопросы не задаёт, но он должен знать ответы на них. Способность исповедовать считается даром Божиим, и ей учатся всю жизнь. В некотором роде – это наука жизни. А ещё говорят: духовник – сосуд, из которого люди могут получать благодать.
О епископе Дионисии Суздальском можно говорить много. В своё время он был очень известен. Это митрополит Алексий сделал его епископом Суздальским. А он потом претендовал на пост митрополита Московского, ради чего поссорился с князем Дмитрием Донским и тайно отправился в Константинополь. После чего ему пришлось приносить клятвы верности великому князю. Тогда он подвёл преподобного Сергия Радонежского, давшего за него поручительство, что он не поедет в Царьград. Но ведь поехал же!
Однако именно он сыграл большую роль в становлении, воспитании и образовании княгини Евдокии Дмитриевны, причём ещё с её детского возраста. Возможно, он и свёл Евдокию со старцем Павлом Высоким из основанного им Печерского монастыря в Нижнем Новгороде. И старец стал учителем княжны; по крайней мере, она знала его «учительские труды».
Среди духовных чад святителя Дионисия, кроме Евдокии, были ещё два уроженца Нижнего Новгорода, оба потом будут прославлены в лике святых. Это святой Евфимий Суздальский и святой Макарий Унженский и Желтоводский. Они родились, по преданию, буквально в соседних домах, но в разное время пришли в Печерский монастырь. А затем оба станут основателями новых, очень известных в будущем обителей. Святой Евфимий открыл монастырь в Суздале, а святой Макарий – в Заволжье.
Уже говорилось, что «Дионисий епископ Суздалский… вынесе из Царяграда и страсти Спасовы и мощи многих святых». Так сообщает Симеоновская летопись. Некоторые из святынь хранились в Константинополе в монастыре Святого Георгия в Манганах, а в начале XV века – в монастыре Святого Иоанна Крестителя в Петре. Страсти Господни, запечатанные императорской печатью, вынимались на Святой неделе и в Великий четверг вносились в Константинопольский храм Святой Софии, а затем – возвращались на хранения. Ковчег Дионисия Суздальского с частицами Страстей Господних хранился и хранится в Благовещенском соборе Московского Кремля. В наше время он был показан в экспозиции на выставке «Христианские реликвии в Московском Кремле».
Особо отметим ученика епископа Дионисия – преподобного Евфимия Суздальского. Он также мог быть (вернее, без сомнения был) знаком с княжной Евдокией ещё до её замужества. Как мы уже говорили, он был основателем (архимандритом) Спасо-Евфимиева монастыря в Суздале, созданного в 1352 году по просьбе суздальского князя Бориса Константиновича – родного дяди княжны Евдокии. При жизни Евфимия в монастыре проживали около трёхсот монахов. Евфимий общался с Сергием Радонежским и часто бывал в его Троицком монастыре. А затем, на другой стороне реки Каменки, Евфимий, по желанию князя Андрея Константиновича – другого дяди Евдокии, а также епископа Иоанна, основал Покровский женский монастырь. Скончался он в 1404 году, погребён в Суздале. Его кончина стала для великой княгини Евдокии большой потерей.
О митрополите Алексии – московском святителе, связавшем узами брака Евдокию и Дмитрия, можно рассказывать долго. Но на самом деле роль его в становлении Московского великого княжества, в утверждении Москвы как центра Русского государства хоть и замечена, но до конца ещё не определена. Роль эта совершенно уникальна и неповторима. Следует даже сказать, что без митрополита Алексия, возможно, не было бы ни побед Дмитрия Донского, ни его детей и потомков от Евдокии, ни даже будущего возрождения и освобождения от ордынского ига.
Святитель Алексий после кончины великого князя Ивана Ивановича стал главным регентом у малолетнего князя Дмитрия. И фактически воспитал его.
Отлично зная своего подопечного, только он мог подобрать ему подходящую невесту. Выбор Евдокии Суздальской, как показала история, оказался единственно правильным. Брак привёл к усилению и упрочению власти семьи Дмитрия Донского. Его дети закончили начатое им дело объединения Руси и утверждения её свободы и независимости.
Как церковный и государственный деятель митрополит Алексий решал главные вопросы взаимоотношений с Ордой, Литвой и с другими княжествами. Он создавал коалицию, союз, мощную ударную силу.
И это привело к победе на Куликовом поле, которую он уже не увидел, ибо скончался в 1378 году. И его так не хватало Дмитрию и Евдокии в очень трудные годы после этого! И при Мамае, и при Тохтамыше, и во время заложничества детей в Орду в середине 1380-х.
Святитель подписал и утвердил первое завещание Дмитрия Донского, которое влияло и на второй вариант духовной грамоты. То есть он предвидел возможные проблемы с властью в будущем, а потому пытался удержать ситуацию под контролем Москвы. Именно воплощением его идей и занималась затем одна из наследниц своего мужа – княгиня Евдокия, будучи до конца своей жизни местоблюстительницей московского престола.
«За почти четверть века возглавления Русской Церкви, – пишет исследователь (А. А. Турилов), – святитель Алексий поставил 21 епископа… причём на некоторые кафедры дважды, а на Смоленскую – трижды. В бытность митрополитом святитель Алексий всемерно способствовал распространению и упрочению на Руси общежительного монашества. С его именем связано создание и возобновление ряда обителей в Москве и в Митрополичьей области. Кроме Спасо-Андроникова (около 1360), Чудова (около 1365) и Симонова (между 1375 и 1377) монастырей по его благословению (согласно преданию, записанному в первой половине XVII в.) в 1360—1362 гг. был основан Введенский Владычный в Серпухове монастырь, возобновлены древние, но пришедшие в упадок Цареконстантиновский под Владимиром и нижегородский Благовещенский. Монастырское предание приписывает ему также создание Алексеевского девичьего монастыря в Москве для своих сестёр (около 1358), хотя это мнение разделяется далеко не всеми исследователями».
Возможно, что митрополит Алексий также (по преданиям) внедрил богослужебный устав общежительных монастырей, которым затем пользовались долгое время на Руси. Подобный же устав (по дошедшим русским спискам Иерусалимского типикона, датируемым концом XIV века) был введён в дальнейшем и в Вознесенском женском монастыре в Московском Кремле, основанном княгиней Евдокией (в монашестве – Евфросинией).
Необходимо сказать несколько слов и о Савве, епископе Сарском (Сарайском) и Полонском. Сведений о нём сохранилось немного. Савва был близок к великокняжеской семье – особенно тогда, когда после набега Тохтамыша на Москву, в 1382 году или зимой 1383 года, он был хиротонисан во епископа Сарского и Полонского московским митрополитом Пименом. Это означало, что Савва мог вести богослужения в столице Орды Сарае. А именно туда был взят в это время в качестве заложника старший сын Евдокии Василий, которому тогда угрожала реальная опасность. То есть епископ Савва окормлял и поддерживал находящегося фактически в плену наследника московского престола, будущего великого князя.