Текст книги "Танки решают все!"

Автор книги: Константин Мзареулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 41 страниц)

Огромная лапа комиссара легко отодвинула в сторону Часова, освобождая проход для появившегося из-за, широкой замнаркомовской спины невысокого упитанного человека в пенсне. Красные петлицы нового участника военного совета тоже пересекал просвет, но звезда была всего одна, причем заметно больше, чем у комиссара второго ранга. Генеральный комиссар государственной безопасности. Нарком внутренних дел. Член Политбюро. Первый зампред Совнаркома. По негласной табели о рангах – третий человек в государстве. Часов вдруг понял, чья подпись «Л.Б.» заставила чиновников тавризского СТУ выдать ему такую прорву машин.

Кивнув военачальникам и небрежно скользнув взглядом по картам, Берия сел во главе стола. Комиссар 2-го ранга, как гора, нависал у него за спиной. Пролистав лежавшие на столе бумаги, Берия посмотрел на Егорова и спросил резким, раздраженным голосом:

– У вас возникли какие-то проблемы? Почему здесь посторонние?

Маршалы дружно перевели взгляды на Павлова, но тот выразительно развел руками. Прокашлявшись, Егоров почтительно доложил: дескать, серьезных проблем нет, перевозка войск продолжается по графику, корпус генерала Мельникова закрепился на плацдарме. К утру на плацдарм начнут прибывать части корпуса генерала Серафимова, а завтра, как стемнеет, моряки перевезут полк пушек-гаубиц и обе танковые бригады. Нетерпеливо прервав рапорт, Берия осведомился, где тяжелые танки.

Показав на Часова, Егоров объяснил:

– Командир полка перед нами, часть машин тоже здесь, остальные скоро будут на плацдарме.

– Уже взяли курс на Мариуполь, – уточнил Павлов.

Благосклонно наклонив голову, нарком негромко сказал что-то комиссару 2-го ранга, затем встал, лениво проговорив:

– Ну, работайте. Если буду нужен – не бойтесь побеспокоить. Надеюсь, гражданин … – слово «гражданин» он подчеркнул издевательской интонацией, – …Мехлис принес извинения за свой безобразный поступок?

Много позже, став умнее и набравшись кулуарного опыта, Часов пришел к заключению, что в тот момент Берия был настроен спустить дело на тормозах. Если бы Мехлис покаялся, вопрос мог быть закрыт без продолжения. Впрочем, не исключено, что тонкий психолог в звании генерального комиссара не сомневался: Мехлис заартачится. В любом случае, военные не собирались отпускать «инквизитора» по-доброму.

– Никак нет, – официальным тоном отрапортовал начальник Генштаба. – Генерал-лейтенант требует расстрелять товарища майора.

– Не может быть! – неискренне поразился нарком. – Товарищ Цакоев, это правда?

– Конечно, правда, клянусь мамой, – горячо подтвердил капитан. – Склонял меня к нарушению социалистической законности. Как будто я могу расстрелять кого-нибудь без бумажки из суда или без приказа Богдана Захаровича.

Большой дядька самодовольно ухмыльнулся. Покосившись на него снизу вверх, Берия сокрушенно покачал головой и поинтересовался, за какие преступления предлагалось расстрелять майора, который от страха слово сказать боится. Мехлис охотно принялся перечислять по пунктам. Когда он добрался до незаконно присвоенных броневиков, Павлов поспешно вставил:

– Товарищ народный комиссар, вы наложили резолюцию на письмо.

– Помню, – буркнул Берия. – И что же этот бессловесный майор сделал с бронемашинами? Перегнал к себе домой, спрятал в подвале и переделал в самогонный аппарат? Или, может быть, шлюх по ресторанам возил?

– Он самовольно использовал эту технику в качестве артиллерийских тягачей, – обличающим тоном провозгласил Мехлис.

– Правильно использовал, вся Красная Армия так использует, – нарком отмахнулся. – А в чем выражались его пораженческие настроения? Отказался идти в бой?

Тимошенко доложил, что получен рапорт командира 31-го стрелкового корпуса, согласно которому действия 87-го танкового полка в немалой степени способствовали разгрому немецко-фашистских войск на Керченском полуострове. Не дослушав, Берия объявил, что ему нравится такое пораженчество, и осведомился, о каких нарушениях приказов фронта идет речь. Начальник Генштаба подробно изложил историю с путаницей приказов, а сам Алексей добавил: мол, из нескольких взаимно противоречивых указаний комкор-31 выполнил то, которое наиболее соответствовало реальной обстановке.

– Узнаю стиль гражданина Мехлиса, – насмешливо высказался нарком. – Подменяем работу видимостью работы, да? Не умеем воевать – напишем много бумажек, чтобы перед инстанциями отчитаться, да? Короче говоря, этот парень и тот бывший офицер спасли твою задницу. Пока вы топтались на маленьком плацдарме и писали глупые приказы, феодосийский десант выиграл сражение. Извинитесь перед Тимошенко, генерал, и можете убираться. Я доложу Верховному, что недоразумение улажено.

Возможно, Мехлиса такой исход устроил бы, но военные были настроены на расправу. Озабоченно нахмурясь, Егоров доложил:

– Не совсем так, товарищ первый заместитель председателя Совнаркома. Как выясняется, в результате крымской экспедиции тяжелый полк намотал около ста километров. Это значит, что в ходе операции «Уран» машины могут встать из-за отказа ходовой части.

– Что? – страшным голосом прошипел Берия, привстав, и светлые глаза под линзами пенсне загорелись диким блеском. – Скажите, майор, что случилось и что может случиться. Все говорите, пока я добрый!

В любом случае гнев высочайшего начальства обрушился бы не на него, поэтому Алексей отвечал совершенно спокойно:

– Выбыли убитыми и тяжелоранеными до половины личного состава тыловых и вспомогательных подразделений. В бою уничтожены штабной грузовик с радиостанцией, передвижной медицинский пункт, два противотанковых орудия, ремонтная мастерская, а вместе с ней – запасные части, в том числе дизели… – Алексей задумался, стоит ли сильно привирать, только на войне ничего не слишком. – Запас горючего в бензобаках практически исчерпан, израсходован возимый боекомплект. Кроме того, зампотех жаловался, что на половине как минимум танков пришла в плохое состояние механическая часть: блоки цилиндров, трансмиссии, фрикционы, подшипники, электрооборудование…

– Рапорт о потерях получен, – перебил его Павлов. – Радиостанцию, грузовик для штаба и медпункт мы ему выделили, солдат для тыловых работ, две пушки и боеприпасы дадим, соляркой заправим на плацдарме, приказ уже отдан. Но запчастей для новых танков у нас не имеется.

Угрожающе оскалившись, Берия шагнул к побледневшему Мехлису и заорал:

– Ты ишак, подлец, предатель! Всех обвиняешь во вредительстве, а сам – первый вредитель, убью на хрен, тебя первого! Из-за тебя, тварь ублюдочная, важнейшая операция под угрозой! Если «Уран» сорвется, тебя же никто не спасет, так и туда твою мать! Эту суку, которая тебя из-под хвоста выбросила, я лично из могилы выкопаю и все дырки заштопаю, чтобы не рожала уродов!

Смущенный Леха украдкой оглянулся. Цакоев и Богдан Захарович наслаждались представлением, одобрительно кивая в такт особо сочным оборотам. По лицу Егорова бегала брезгливая гримаса, а Тимошенко и Павлов не могли скрыть мстительных ухмылок. Сам Алексей испытывал сложное чувство справедливости, третий человек государства ставил на место мерзавца, погубившего много безвинных судеб.

– Я вас попрошу… – сдавленно выкрикнул Мехлис.

– Заткнись, сволочь! Просить будешь Цакоева, когда он в подвале тебе в затылок из «маузера» прицелится.

Богдан Захарович сделал серьезное лицо и громко произнес:

– Из «маузера» не стоит, он потом кляузу напишет, что мы отечественному оружию не доверяем. Стреляй из ТГ, Григорий. Или из «Коровина».

Берия отмахнулся, и комиссар 2-го ранга поперхнулся на полуслове. Продолжая надвигаться мелкими шагами, нарком снова перешел на крик:

– Как ты смел вывести из строя новые танки, которые Ставка направила для главного удара по немцам?! Из-за твоей глупости или предательства под угрозой самая важная операция всей войны! Если наступление сорвется, ты за все сразу будешь отвечать!

– Но я же не знал, что танки предназначались для другого фронта, – испуганно пискнул «инквизитор», начавший понимать, что нарком не шутит. – Я вообще не знал о наступлении Южного фронта…

– Не надо перед нами маленьким ребенком притворяться! – Похоже, Берия мог орать очень долго. – Где ты появляешься, от тебя никакой пользы, кроме вреда. Я на этом фронте представитель Ставки, я отвечаю за эту операцию и не позволю какому-то бездарному пидарасу победу из моих рук отобрать!

Из последующих обильно-матерных выкриков Алексей смог уяснить, что его полку предстоит прорывать оборону противника и парировать неизбежные контратаки вражеских танков. Видимо, Верховное командование возлагало на 87-й ТТП очень большие надежды. Поэтому сама мысль о выходе из строя боевых машин казалась наркому почти катастрофой.

Внезапно прекратив разнос, Берия попил минеральной воды и позвонил кому-то, велев наскрести на заводских сусеках десять дизелей для ИС.

– Самолетом ко мне отправляй, чтобы завтра днем были… – прикрыв ладонью эбонитовую чашечку, нарком свирепо посмотрел на Часова. – Говори, майор, что еще надо с завода потребовать.

Постоянные жалобы Миши Авербуха прочно впечатались в память, поэтому Леха без запинки перечислил коробки перемены передач, балансиры подвески, фрикционы, топливные насосы и прочую мелочь, без которой громадная смертоносная машина превращается в неподвижный кусок металлических сплавов. Берия послушно повторял за ним мудреные названия, а в конце добавил:

– Всего – по десять-пятнадцать комплектов. Завтра днем!

Когда он положил трубку, неожиданно подал голос Мехлис, о котором все успели забыть, как о Тухачевском. Сурово и вроде бы без обид он доложил:

– Ha заводе не осталось лишних дизелей. Их было три, но прошлой ночью, по моему приказу, все имеющиеся моторы доставлены в Новороссийск. Я прикажу, чтобы их немедленно перевезли в Ейск.

– Если тебе дали три, то для меня еще пять найдутся, – назидательно изрек Берия и продолжал беззлобно: – Хоть ты и тупой подлец, но по части снабжения умеешь работать. Надо будет назначить тебя замполитом в управление тыла… – Наркома вдруг потянуло на лирику: – Вы думаете, почему вас всех еще не расстреляли? Почему простили Павлову сдачу Минска, а Мехлиса простили после того, что он в Крыму сделал? Думаете, Берия всегда добрый? Нет, я вас своей рукой в список записал, а потом вычеркнул. Думаете, Берия вас пожалел? Лаврентий Берия даже родного сына не жалеет. Вы сейчас в теплом кабинете водку пьете, а мой сын у немца в тылу с радиостанцией на плече… – он сопел и шумно дышал. – Я вас вычеркнул, потому что другие ничем не лучше. Если всех расстрелять, кто воевать будет? Поэтому за первую ошибку вас простили. Иди, Мехлис, но помни, что второго поражения в Крыму тебе не простят.

«Главный инквизитор» покинул кабинет поспешно, но с гордо поднятой головой. Берия тоже направился дверям, но вдруг остановился, разглядывая Часова. Затем с недовольной гримасой на лице он осведомился, почему таким важным полком, в такой важной операции командует всего лишь майор.

– Тебя, наверное, недавно из комбатов повысили? – предположил Павлов.

– Никак нет, зимой на полк назначили.

От него потребовали рассказать, где и как воевал весь год. Когда Часов добрался до осенних событий, Тимошенко вспомнил полк тяжелых танков, на два дня задержавший немецкое наступление на перекрестке возле Первомайского.

– Вас аттестовали на очередное звание? – спрос Егоров.

– Некому, товарищ маршал, да и не до того бывало. Сначала командиры корпуса менялись каждый месяц, а потом стали отдельным полком, нас мотало по разным армиям и фронтам…

– Обычная история, Александр Ильич, – сочувственно прокомментировал командующий фронтом. – Ни к званиям, ни к наградам не успевали представить.

На столе зазвонил один из телефонов, Берия по-хозяйски поднял трубку, Егоров поморщился, но возражать не стал.

– Понимаю, Семен Константинович, надо это положение исправлять, – сказал он. – Вы, майор, как будет свободная минутка, напишите на своих бойцов представления к орденам и медалям и сдайте в штаб армии. А третью шпалу в петлицу вы прямо сейчас получите…

– Молодцы! – громко сказал Берия, положил трубку и громко провозгласил: – Конев чудеса творит. Прорвался южнее Бобруйска и развивает наступление. Теперь наша очередь. Надеюсь, не подведете меня.

Он вышел, не прощаясь. За ним ушли Богдан Захарович и Цакоев.

– Не по себе рядом с ним, – признался Павлов, когда хлопнулась металлическая дверь. – Но с Мехлисом он правильно поговорил, у меня аж на душе посветлело.

Снисходительно усмехаясь, Егоров проговорил:

– Одичал ты, Дмитрий Григорьевич, в своих Палестинах. Я уж молчу, что у тебя на портрете все мысли написаны и что ты лапой по кобуре елозил. Но ты совсем отвык от столичных правил. Хоть понял, зачем он «инквизитора» матерно унижал, да еще в присутствии младших по званию?

– Ясное дело зачем. Отец родной поставил негодяя на место, чтобы не совал рыло в чужое хозяйство. И ему власть показал, и нам, грешным, напомнил: мол, ежели провалите операцию, то второй раз из расстрельного списка не вычеркну. – Командарм прищурился, топорща квадратные усы. – Или я чего-то важного недокумекал.

– Недокумекал, – подтвердил Тимошенко. – Главное в том, что Лаврентий при множестве свидетелей назначил виноватого на случай неудачи «Урана».

«Скорее бы на фронт – воевать проще, чем в кабинетах разговаривать», – подумал Часов.

Между тем начальник Генштаба подтвердил, что за провал операции на окружение отвечать будет Мехлис, но и остальным сильно дадут по шапке. Затем Егоров приказал Павлову ехать в порт и переправиться на тот берег, пока темно и немцы не летают.

Началась суета. В комнате появились начальники штабов фронта и 47-й армии генералы Ватутин и Макаренко, другие штабные работники рангом пониже. Часов понял, что сейчас про него забудут, поэтому набрался решимости, протолкался к Егорову и попросил включить в приказ о присвоении званий еще несколько человек. Кивнув, маршал поручил какому-то полковнику написать приказ под диктовку Часова и немедленно дать ему, Егорову, на подпись.

Преследуя по пятам полковника-порученца, Леха организовал майорские петлицы для Сазонова и Черкесиани, капитанское звание для всех ротных, а также представил к очередному званию Низкохата и еще троих взводных, которые ходили в младших лейтенантах, с первого дня войны.

Подписав приказ, Егоров засмеялся и крикнул Павлову:

– Забери своего танкиста, покуда он мне руку по плечо не откусил.

Командарм подозвал Алексея взмахом руки, рядом столпились другие командиры. Все вместе они вывалились в коридор, разобрали шинели и полушубки. Генерал-майор Макаренко скаламбурил: мол, будь, Часов, готов через полчаса.

Натягивая ватник, Алексей тоскливо подумал, чти повидать Аню, попрощаться с нею вряд ли получится. На этот раз он угадал.

Первым делом подполковник Часов нашел свои танки на плацу. Одна машина была все-таки последней модификации – КВ-3Д. Позади танков стояли «студебеккеры» – из тех, что они пригнали из Ирана. К двум из десятка грузовиков были прицеплены знакомые пушки ЗиС-3, к третьему – полевая кухня. Возле техники топтался закоченевший часовой с карабином. Командира полка он в лицо, конечно, не знал, на вопросы отвечать отказался, но показал, в которой казарме разместились танкисты и мотострелки.

Бывалые фронтовики лежали на койках, не сняв одежды, поэтому быстро построились. Хотя приданной подразделение называлось ротой автоматчиков, на самом деле автоматами ППШ был вооружен лишь один взвод. У остальных были винтовки – мосинские трехлинейные и новые самозарядные.

Алексей представился личному составу, поздравил Озерова с капитанской шпалой, затем приказал готовиться к движению. Шабрин заикнулся было насчет кормежки, но Часов не разрешил.

– Нас ждет веселое путешествие по штормовому морю, – сообщил подполковник. – Качка будет неслабая, что весь ужин за борт отправите. Пока грызите сухари, а когда соединимся с главными силами полка – покормим как следует. А теперь слушайте приказ: водители, марш к машинам – моторы прогревать. Остальным – собираться.

Пока личный состав – без малого три сотни душ – оправлялся, наматывал портянки, натягивал сапоги и подгонял амуницию, Часов расспросил обоих ротных командиров о состоянии присланных в полк подразделений. По их рассказу получалось, что народ обстрелянный, техника в исправности, машины заправлены, опасного боекомплекта не имеется.

– Не так уж плохо, я ждал чего-нибудь хуже, – вздохнул Алексей с некоторым облегчением, объяснил обоим капитанам задачу на марш, и вдруг вспомнил: – Командарм обещал выделить штабную машину, радио, медпункт и солдатиков для тыловых работ.

– Есть такое, только все в один «студебеккер» помещается, – Шабрин оглушительно заржал. – Стол для начальника штаба, рация с радистом, хирург-пацан младший лейтенант, бабуля-санитарка и два мешка лекарств. А в придачу – отделение стариков-нестроевых.

Часову оставалось лишь повторить, что могло быть хуже.

Моторы на морозе заводились неохотно, особенно у колесной техники. В отведенные Макаренкой полчаса они, конечно, не уложились, но остальные тоже не были готовы. Длинная колонна грузовиков, бронемашин и танков покинула гарнизон лишь за час до полуночи. Леха собирался ехать в грузовике, чтобы поговорить с новыми подчиненными, однако Павлов позвал его в свой автобус.

Командарм и начальник штаба подарили пару петлиц с тремя шпалами на каждой, после чего дотошно расспросили его о составе, подготовке и боевом пути полка, попутно проэкзаменовав самого Часова. Генералы со знанием дела выясняли, как он действовал в разных сложных ситуациях, как оценивает противника и боевые действия минувшей кампании.

– Говорите, не тот стал немец? – задумчиво переспросил Макаренко. – Мы на Северо-Западном тоже так думали. В наступлении фрицы уже не проявляют былой настырности, но в обороне дерутся как звери. В августе мой корпус наступал на узком участке, шесть полков в первом эшелоне, каждому по танковой роте придал. Все коробочки сгорели, а вклинились – чуть.

– Сколько стволов артиллерии стянули на километр фронта? – поинтересовался Часов, не сомневаясь в ответе.

– Сколько смогли – два десятка.

– Потому и не продвинулись, – проворчал подполковник. – Надо было всю артиллерию и все танки ввести на участке одной дивизии, а не размазывать по фронтам.

Павлов согласился, что надо смелее маневрировать огнем и колесами, приведя в пример свою 60-ю армию в Палестине. Фон Роммель рвался к Амману, чтобы оседлать шоссе, ведущее в тыл советской группировки. Он не предусмотрел, что советское командование может действовать решительно, и был наказан за этот просчет. Павлов оставил возле Иерусалима минимальные силы, а все танки и стрелковую дивизию на грузовиках отправил по тому самому шоссе, на которое положил глаз «Лис пустыни». Дорога оказалась палкой о двух концах, и на рассвете на фланге немецкого корпуса внезапно появились две сотни Т-34 и пять тысяч штыков. К полудню англичане тоже пошли в наступление, и Роммель бежал без оглядки три дня, бросив всю тяжелую технику.

– Читали в «Красной звезде», – не без зависти сказал наштарм. – Значит, подполковник, считаете нужные массировать силы на очень узком участке? И как cобираетесь прорывать фронт противника возле Мариуполя?

– Решение будет принято, когда изучу обстановку на местности.

– Серьезный мужик, – одобрительно прокомментировал Павлов и подозвал адъютанта. – Тащи, что положено. Будем обмывать его новые петлицы.

Закусывать коньяк салом, килькой в томате и соленым огурцом – это совсем неправильно, к коньяку положены сыр или шоколад. Однако выпили, закусили, и очень хорошо пошло.

В порт Ейск они приехали большими друзьями. Генералы отбыли на быстроходном «морском охотнике», а танковое «хозяйство» долго грузилось на большую баржу явно дореволюционной постройки. Кроме команды Часова на древнее корыто поместились батальон морской пехоты, несколько бензовозов и дивизион шестидюймовых пушек-гаубиц. Три буксира тянули баржу с черепашьей скоростью – узлов 7–8. Прикинув, что путешествие займет не меньше пяти часов, Алексей приказал моному составу забиться в трюмы и кемарить. Потому как никто не мог сказать, каким окажется новый день.

На палубе остались немногие. Самого Часова на сон не тянуло – еще не прошло возбуждение после дневных переживаний. Некоторое время он сидел на башне KB и жевал кусок хлеба, прикарманенный в штабной столовой. Потом вдруг появился давний знакомый – имя этого старика Леха забыл, но точно помнил, что старшина мотострелковой роты когда-то был белым офицером. Сейчас же ветеран носил петлицы младшего лейтенанта и командовал взводом.

Звали его, оказывается, Георгий Александрович, а фамилия была Негуляев. К командирскому званию старика представили в октябре, когда их полк вел уличные бои в Ростове в составе 62-й армии. Командиров перебили немецкие снайперы, старшина принял командование остатками батальона, а полк повел в последнюю атаку старший лейтенант Озеров. После трехчасового штыкового и гранатного боя полторы сотни красноармейцев захватили полуразрушенный каменный дом и почти неделю удерживали руины, отбивая по десять атак на дню. Там, в развалинах, и родился лозунг: «За Доном для нас земли нет».

– А как же ваше темное прошлое? – осведоми Часов.

– Так и сказали: мол, командовал у Врангеля батальоном, теперь в Красной Армии послужи Отечеству, – Негуляев кашлянул. – Вы, подполковник, полегче с нашим ротным – у него в Ростове всю семью одной бомбой убило, и брат на фронте погиб. Совсем один парнишка остался.

Алексей наклонил голову. Война складывалась множества личных трагедий. Он слышал подобные истории каждый день, но всякий раз переживал за малознакомых людей. Привыкнуть к такому было невозможно. Часов неловко пробормотал:

– Тяжелая штука жизнь. Всякие фокусы выкидывает…

– Да уж, насчет фокусов вы правы, – согласился пехотинец. – Я вот, например, второй раз через Азов хожу в десант.

– Высадка Слащова у Каховки? – догадался подполковник.

– Она самая… Между прочим, на этих же самых болиндерах переправлялись. Только были тогда эти галоши самоходными. Видать, за двадцать лет моторы испортились…

Интересный разговор прервал подошедший к танку старший лейтенант морской пехоты. Парень узнал Часова и, забравшись на башню, радостно сказал:

– Здорово, танкист. Это не ты нам под Феодосией дорогу проутюжил?

– И тебе не кашлять… Выходит, опять вместе будем. Не дали вам передохнуть после крымского десанта.

Закурив, морпех поведал, что в Мариуполе высадились морские бригады, переброшенные с Тихоокеанского и Северного флотов. Братишки понесли немалые потери при захвате плацдарма, поэтому из остатков керченской и феодосийской бригад сколотили маршевые батальоны для пополнения.

– Хорошо дерутся черти в бушлатах, – высказался Негуляев. – И в Гражданскую смело в штыки ходили, и в эту войну видел их – в Одессе, в Ростове… Отборные бойцы. Надежные.

– Эх, отец, и у нас в семье уроды попадаются! – старлей сплюнул. – Нашелся в нашем батальоне гнилой хлопец, Санька Яковлев. Вроде бы комсомолец, на собраниях правильные слова говорил, а перед боем стал подбивать ребят перебежать к фашистам. Когда его расстреливали, визжал от страха и грозил: мол, немцы за меня отомстят.

– Сволочь, – с чувством омерзения сказал Часов. – Таких не стрелять, а вешать надо.

Волнение раскачало баржу, даже у Лехи появились признаки тошноты. Подполковник посоветовал собеседникам спуститься в трюм, и сам тоже нашел угол, где можно завалиться поспать.

Шабрин растолкал его сразу после швартовки. Кое-как сгрузив технику на причалы, Часов отправился искать начальство и наткнулся на полковника Стебельцова с группой командиров. На вопрос, где остальные подразделения полка, смертельно усталый заместитель командарма сообщил:

– В море твои орлы. Ждем часа через три, когда рассветать будет.

Полковник приказал ему совершить марш по городу и укрыть технику в роще на восточной окраине. Всю дорогу сидевший в кабине штабного грузовика Часов слышал выстрелы – и ружейные, и пушечные. Вокруг города продолжались бои.

Деревья в роще росли негусто, хватало места для маневра, да и остальным машинам, когда подтянутся, будет просторно. Передний край пролегал совсем рядом, километрах в трех. По дороге в ту сторону подтягивались пехотные подразделения. Ближе к роще разворачивалась артиллерия, включая тяжелые орудия, прибывшие на одной барже с танкистами. По соседству обосновался минометный дивизион, которым командовал давний приятель Димка Осянин. От него Часов узнал, что противник не успел создать сплошной обороны, и сейчас готовится штурм вражеского опорного пункта в деревне Калиновка.

Между тем время стремительно убегало – в бесконечность, если верить астрофизику Раппопорту. Приказав командирам рот накормить личный состав сухпайком и организовать наблюдение за противником, Алексей сел в штабной грузовик и велел водителю гнать обратно в порт.

Начинало светать, в любой момент могли налететь «штуки», а баржи с танками еще не прибыли. У причалов стояли два пароходика, с которых торопливо сбегали по трапам солдаты. Старшим в порту был генерал-майор Серафимов, командир 26-го корпуса – высокий осанистый, чисто выбритый и в меру поддатый. Увидев Часова, генерал обрадовался и объяснил, что им предстоит воевать вместе.

– Сегодня силами морской пехоты, моей стрелковой бригады и твоего полка надо – кровь из ушей – выбить противника из Калиновки и других ближних деревень. Завтра утром, когда прибудут две мои дивизии, мы с этого рубежа пойдем на прорыв. Калиновку надо брать сегодня, пока там стоит румынский полк. Потому, как ночью они соберут против плацдарма много больше сил. Понятно?

– Так точно, чего тут непонятного… – Часов всматривался мимо генерала в сторону моря, одновременно обдумывая задачу. – Как только командарм отдаст приказ и пришлет обещанные топливозаправщики…

– У меня твои бензовозы! – сообщил помрачневший Серафимов. – И приказ будет, не боись. Я, знаешь ли, тоже битый, без бумажки шага не сделаю… Где твои танки?

Леха молча показал рукой в море, где были уже отчетливо видны в лучах восходящего солнца буксиры; баржи и катера охранения. Изрядно припугнув Алексея; в небе загудели моторы, но то были не «юнкерсы», а наши истребители. Пароходы, которые привезли пехоту, к этому времени уже приняли на борт раненых и отрабатывали от причалов. На освободившиеся места швартовались неуклюжие баржи-болиндеры с танками на палубах. Вдали на глади Таганрогского залива показалась целая туча мелких кораблей – для перевозки десанта были задействованы все плавсредства Черноморского пароходства.

Завидев на причале встречавшего их Часова, танкисты пришли в такое изумление, что стало ясно: народ и не надеялся увидеть отца командира живым и без конвоя. Новые петлицы под расстегнутым ватником и вовсе сбили всех с толку.

– Долго добирались! – сурово рявкнул Алексей. – Быстрее разгружайтесь, пока фрицы не прилетели.

«Штуки» действительно появились, но отбомбиться в сволочном стиле Люфтваффе не смогли. Барражировавшие над городом истребители отогнали «юнкерсы», сбив одного.

Ближе к концу разгрузки, когда всю акваторию заполнили малотоннажные суда, издалека начала пристрелку вражеская артиллерия. Снаряды падали где попало, поднимая на мелководье невысокие столбы брызг. Один рыболовный баркас был поврежден и выбросился на отмель. Солдаты прыгали за борт и брели к берегу мокрые по колено. Другой снаряд разорвался возле буксира, который сильно накренился и затонул возле самого пирса – часть палубы и надстройка остались над поверхностью.

Потом взрывы стали чаще – наверное, к обстрелу присоединились другие батареи. Снаряды падали в море и на причалы, подожгли складские помещения, осколки ранили матросов на барже, с палубы которой съезжал предпоследний ИС. Близким разрывом убило и ранило нескольких танкистов из роты Ващенко. Осколок пробил колесо тащившего пушку броневика.

От нервов Часов жутко матерился, но ускорить разгрузку был не в силах, а подавить батареи противника – тем более. Они с Зарембой делали единственное, что могли, – старались побыстрее вывести переправленные на берег подразделения с обстреливаемой территории порта.

Наконец, ушли последние машины. С облегчением переведя дыхание, Леха усадил Зарембу, Сазонова, Авербуха и Низкохата в штабной грузовик и повел колону в лагерь полка. Двадцатиминутный переход по городу был удобным временем, чтобы сообщить друзьям последние новости.

– Ну, ты прямо книжку про графа Монте-Кристо рассказываешь. Не могу поверить, что я уже майор, – простонал обалдевший Сазонов. – А который Шабрин-то? Наверное, Матвей, который с нами под Харьковом был.

– Он самый. Помнится, мужик храбрый до безумия, но по тактике я б ему больше тройки с минусом не поставил. Ломился в лобовые атаки, словно никогда не слыхал таких слов: «охват» и «маневр».

– Ну да, разменял три свои «кавэшки» на «пантеру» и «четверку».

– Вот именно. А ты в том бою потерял одну машину и подбил пять, включая двух «тигров». Короче, вот тебе рота из шести однотипных машин. Взвод Беляшова возвращаем в роту Веремея, а взвод Филимонова я забираю – будет у меня резерв на черный час.

Общей радости не разделял только зампотех. Мишка заметно нервничал, опасаясь расплаты за чрезмерные запросы свежеиспеченного подполковника.

– Ну на хрена ты врал, что двигатели нужны? – повторял он озабоченно. – Знал ведь, что все дизеля и другие запчасти в целости…

– Не дрейфь, запас лишним не бывает, – отмахнулся Часов. – Хватит лирики – рассказывайте, в каком состоянии люди и техника.

Заремба поведал, что добрались без особых приключений, хотя после многочасового круиза многие ребятишки позеленели, как огурчики. В начале мореплавания, пока качка не стала невыносимой, все дружно занимались текущим техобслуживанием: подтянули гайки и траки, заменили некоторые детали. Так что техника, резюмировал начштаба, более-менее готова к новому бою. Личный состав здоров, если не считать «морской болезни». Даже легкораненые, включая Раппопорта, остались в строю.

Разумеется, каждый счел нужным сказать о том, что Часов и сам знал: в баках на исходе горючее, а снарядов осталось по три десятка выстрелов на ствол.

– Маловато, – согласился подполковник, – но горючее обещали твердо. К тому же не забывайте про наружные баки, там наверняка литров по двести осталось.

– Ничего там не остается, мы же перед маршем все перелили, – напомнил Сазонов. – Нужно по полтонны солярки на машину. А если снова наружные баки наполним, то всего понадобится тонн тридцать.