Текст книги "Танки решают все!"

Автор книги: Константин Мзареулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 41 страниц)

ГЛАВА 6
Москва, 18 августа 1991 года
Обеденный перерыв

По случаю выходного дня институтская столовая была закрыта, поэтому перекусили прямо в лаборатории домашними завтраками. Антощенко даже расщедрился, достал из своего сейфа пузатую бутылочку подаренного министром «Наполеона». Новикова пить отказалась, и мужчины деловито расплескали по мензуркам это воспоминание о славных годах застоя. Тостов не произносили – каждый молча пил за исполнение собственных пожеланий. Телефоны по-прежнему глухо молчали, западные радиоголоса тщательно глушились, так что единственным источником информации оставался телевизор. А новости передавали – жутче некуда. Хотя, конечно, как посмотреть – кое-кому (например, сторонникам большевистской платформы) такие сообщения бальзамом по сердцу растекутся.

Постановлением ГКНС назначены временные председатели городских Советов Москвы и Ленинграда, объявлены незаконными и распущены все префектуры, мэрии, губернские представительства Президента РСФСР. Приостановлена деятельность ряда «деструктивных организаций, ставящих целью разрушение Советского государства». Среди прочих распущены: Внешнеполитическая ассоциация, Демократический альянс России, народные фронты большинства республик, Движение За демократическую реформацию. Прервана международная, междугородная и внутригородская телефонная связь, временно задерживаются вылеты авиарейсов, отправление поездов и междугородных автобусов за пределы Москвы и Ленинграда. Лицам, работающим в центральных органах управления Союза и РСФСР запрещен выезд за пределы Московской области, за нарушение – трибунал.

Временно прекращен выпуск большинства газет: за исключением «Правды», «Красной звезды», «Социалистической индустрии» и центральных органов республиканских компартий. Телевизионное вещание ограничено трансляцией Первой программы ЦТ, лишь республиканским телекомитетам разрешено трижды в день делать получасовые вставки для передачи официальных сообщений в переводе на язык коренной национальности.

В Москве патрулями задержано 2158 нарушителей режима особого положения, которые будут подвергнуты административному аресту сроком от 10 до 30 суток. Органами госбезопасности и МВД СССР проведено изъятие нескольких сот лиц, активно способствовавших дестабилизации внутриполитической обстановки в стране, 17 из них, пытавшиеся оказать вооруженное сопротивление, убиты.

По всем Советским Социалистическим Республикам отмечается бурное всенародное ликование, трудящиеся горячо одобряют своевременные решительные действия, направленные на восстановление твердого конституционного порядка. В районах межнациональных конфликтов началось спонтанное братание противоборствующих сторон.

Правительство Итальянской Республики поспешно отменило свое недавнее решение о запрете компартии, а также заявило, что не считает необходимым торопить власти СССР с выводом Апеннинской группы войск Советской армии. Коммунистическая и социалистическая партии Франции организовали многолюдные демонстрации солидарности с советским народом, которые прошли в городах, где дислоцированы советские войсковые гарнизоны. В Париже, Берлине, Варшаве и Брюсселе полицией разогнаны митинги протеста против создания ГКНС.

Президент США резко осудил введение особого положения в отдельных регионах СССР, пригрозив ухудшением деловых отношений между обеими сверхдержавами, но грозил нерешительно и в довольно расплывчатых формулировках. Премьер-министр Великобритании, лицемерно и грубо искажая факты, назвал события в Советском Союзе реакционным военным переворотом. В связи с этими попытками вмешательства во внутренние дела СССР Министерство иностранных дел разослало ноты решительного протеста.

Снова пошли сообщения по стране.

В Литве силами внутренних войск при поддержке армейских подразделений разгромлены наиболее крупные базы незаконных вооруженных формирований. Убито не менее четырехсот, взято в плен около пяти тысяч боевиков. Захвачены документы, свидетельствующие о подготовке фашистским правительством так называемого «народного» фронта «Саюдис» массового террора против коммунистов и других верноподданных граждан.

Кучка провокаторов попыталась организовать беспорядки в Ленинграде. В ходе разгона несанкционированной манифестации отряды военной милиции были вынуждены применить различные спецсредства. Среди участников беспорядков имеются жертвы – главным образом, в результате наездов бронетехники.

ГКНС издал постановление № 12 о мерах по дальнейшему развитию отечественной науки. На нужды АН СССР из внебюджетных фондов выделяется миллиард рублей, будут пересмотрены в сторону значительного повышения все должностные оклады научных сотрудников, вводятся существенные надбавки за квалификацию. Готовятся аналогичные решения, предусматривающие повышение материального положения деятелей культуры, искусства, народного образования.

– Ну, слава богу, – тихонько вздохнула Новикова, – и о нас, горемычных, кто-то вспомнил. Нашлись умные люди.

– Светка, опомнись! – взвыл Илья. – Нельзя менять свободу на колбасу!

– А что, я твоей свободой вприкуску с демократией семью кормить буду? – огрызнулась Новикова. – Устроились, сволочи, на шее у народа!

– Кстати, юноша, где вы демократию видели? – Язвительно спросил Антощенко. – Может, во сне или с перепою? Свобода болтать языком вместо того, чтобы работать, – это еще не демократия…

Машинально сжимая пальцами опустошенную мензурку, Барушин произнес глубокомысленно, как это делают люди, привыкшие, что окружающие в обязательном порядке обязаны трепетно внимать его мудрым изречениям:

– Думаю, у путчистов возникнут проблемы с армией. Вокруг столицы стоят войска, укомплектованные исключительно славянским контингентом. Русские в русских стрелять не станут.

Презрительно хихикая, Антощенко разлил еще по полста грамм и проговорил менторским тоном:

– Все предусмотрено. В действие введены части военной милиции, а также кадрированные полки, пополненные резервистами из окраинных республик.

– То есть всякие там узбеки? – не понял Рудман.

– Да нет, мальчик, там служат тоже русские, но это другие русские – которые на собственной шкуре испытали прелести периферийного национализма. Можете не сомневаться: эти люди от всей души ненавидят и вашу проклятую перестройку, и все ее кровавые последствия.

Молодежь пребывала в шоке, а смущенный Барушин сказал, натужно стараясь вернуть голосу привычную строгость:

– Что-то вы, Владимир Николаевич, подозрительно хорошо информированы…

– Молчал бы уж, бюрократ из партийной олигархии! – с неожиданной яростью гаркнул Антощенко. – Мало вашему отродью, что довели державу до позорища! С утра в стране такое творится, а он еще не сориентировался… Сидит тут, комбинирует, которую сторону принять. Ну, говори, крыса аппаратная, поддерживаешь ли ты мужественное выступление истинных патриотов вгибающего Отечества?!

Давно уже никто, даже непосредственные руководители не повышали на него голос. Потрясенный Барушин растерянно залепетал: дескать, не знает всех обстоятельств, а потому не имеет права высказываться, пока не получит четких указаний вышестоящих инстанций.

Удовлетворенный своей моральной победой, Антощенко выпил мелкими глотками очередную порцию коньяка, закусил кусочком сыра, а затем сказал:

– Что же до моей информированности… Это ведь именно я просчитал на наших машинах всевозможные сценарии переворота и выбрал оптимальный, то есть беспроигрышный вариант.

– Вы? – изумился Рудман. – Когда?

– В конце июля. Выгнал вас всех в отпуск, а сам занялся настоящим делом.

Новикова, растерянно хлопая ресницами, спросила осторожно и почтительно:

– Но, Владимир Николаевич, неужели вы делали это по собственной инициативе?

– Нет, конечно. Меня вызывал Алексей Николаевич. Он же поставил мне задачу.

– Министр обороны?! – поразился Барушин.

– Он самый. Мы долго обсуждали ситуацию в мире и в Союзе… Оказалось, что наши взгляды и оценки полностью совпадают. Старик буквально покорил меня фразой, которую без конца вспоминал: «Побеждает не сильный, побеждает умный, умеющий рассчитать свои действия на много ходов вперед»…

Теперь многое становилось понятнее: и решительные, почти безошибочные действия мятежников, и точно подобранный состав ГКНС, в который вошли люди, имевшие авторитет в народе… и дозированная жестокость, и привлекательные обещания скорого облегчения жизни. Неясным оставался, пожалуй, лишь один момент, и Барушин неуверенно спросил:

– А как же российский президент? Что-то не верится мне в его сотрудничество с союзным центром…

– Эту цээрушную марионетку, наверное, уже пристрелили в укромном местечке, – равнодушно положил Антощенко. – Все равно ему светила высшая мера за измену Родине…

Тут на экране вновь появился диктор, с искренним воодушевлением зачитавший программу передач ближайшие часы. 14.00 – беседа с ведущим экономистом страны, ярым противником рыночных спекуляции профессором имярек, который ознакомит советских людей с программой экстренного спасения народного хозяйства и повышения жизненного уровня честных тружеников. Затем в 15.30 бывший мэр столицы чистосердечно поведает телезрителям о своих преступных связях с иностранным капиталом, организованной преступностью и подрывными центрами всевозможных спецслужб. Наконец в 16.15, после короткого выпуска новостей, с обращением к советскому народу выступит министр обороны Маршал Советского Союза Часов Алексей Николаевич.

– Понятно, – сказала Новикова. – Время пока есть. Будем досматривать нашу модель, или – ну ее подальше?

– Посмотрим, – бодро распорядился Антощенко. – Не музыку же эту идиотскую слушать…

ГЛАВА 7
«Мономах» против «Барбароссы»
Лето 1942 года

1

Проснувшись в воскресенье, Часов сильно удивился, не услыхав привычной команды «Подъем». Потом сообразил с облегчением: он впервые за много месяцев заночевал не в казарме. В прекрасном настроении Леха повернулся на другой бок, но вторая половина двуспальной кровати оказалась пустой.

Аню он обнаружил на кухне. Девушка сидела возле окна, печально наблюдая, как дождь хлещет по булыжникам переулка.

– Чего загрустила? – удивился Часов. – Не понравилось?

Дернув плечом, она буркнула:

– Уж ты – наверняка счастлив…

– Представь себе! – не стал спорить Алексей. – Если мы любим друг друга, так все должно быть, как положено. И семья, и своя квартира, и постель, и дети.

– Не получится у нас, «как положено». – Аня тяжело вздохнула. – Служба не позволит. Ты снова вернешься в свой гарнизон, я – в наркомат. И никто не знает, куда нас отправят завтра.

– Можно попросить, рапорт подать… – начал было Часов, но сам понял, что говорит ерунду.

Он представил, как отреагируют в обоих наркоматах, если они подадут совместный рапорт дескать, по случаю нашего бракосочетания просим создать условия капитану Часову и лейтенанту госбезопасности Светышевой для прохождения ими совместной службы в одной воинской части. Хорошо, если дело ограничится парой строгих выговоров за неуместные претензии…

– Вот и я о том же. – Аня невесело улыбнулась. – Так и будем встречаться тайком на чужих квартирах.

В данный момент они находились вовсе не в чужой квартире: жилье принадлежало старшему брату Лехи. Уже вторую неделю штурман Северного морского пароходства Никодим Часов вел свой сухогруз где-то в Атлантике, семья брательника отдыхала в Молдавии у тещи, а ключи бравый морской волк доверил Алексею наказав поливать цветы на подоконнике, привезенные из Южной Америки.

– Неправильно это, – хмуро заявил Леха. – Должен быть выход.

– Нет выхода. Ни тебя из армии не уволят, ни меня из органов. Разве что забеременею.

– Хорошее дело! – обрадовался Часов.

– Не в ближайшие три дня, – усмехнулась Аня. – Ну, хватит об этом. Что случилось, то прошло. У тебя в части небось целый гарем – поварихи, санитарки, телефонистки…

– Ни одной девки на всю часть, – заверил ее Леха. – А может, уговорим ваше начальство – пусть переведут тебя в особый отдел нашего полка.

– А может, прямо на кухню поварихой?! – обиделась Аня. – Сказала же – довольно попусту болтать. Нам тяжелый день предстоит.

Продолжая ворчать, она соорудила яичницу-глазунью, нарезала толстыми ломтями хлеб и любительскую колбаску, поставила на стол бутылку «Жигулевского». После завтрака они включили чудо техники – телевизор, собранный для брата корабельным радистом. Громадная – в книгу размером – водяная линза увеличивала изображение маленького – с почтовую открытку – экрана.

Кадры были мутноваты, картинка волновалась и дергалась, но подробности первомайского парада разглядеть удалось. По Красной площади четкими шеренгами проходили пехота и кавалерия, моряки и пограничники. Дождавшись своей очереди, двинулись колонны техники: сначала броневики, за ними – плавающие танкетки, следом – Т-34, КВ-3, а также внушительные, но бестолковые КВ-2 и Т-35. После танков потянулись артиллерийские тягачи. Мимо вождей на Мавзолее степенно проследовали крупнокалиберные пушки, гаубицы, минометы, пушки-гаубицы и гаубицы-пушки.

Особое впечатление производили громадные орудия, которые Часову довелось повидать на финской войне. Полный пафоса голос диктора Левитана с воодушевлением комментировал: дескать, сидящие на трибу– пах иностранцы потрясены мощью советского оружия.

– Все верно, – понимающе шепнула Аня. – В том и была задумка – показать немцам, что нет резона с нами связываться.

На праздничный парад в Москву прикатила делегация германских союзников во главе с генералами Гальдером и Манштейном. Был среди гостей и давний приятель – майор фон Бутов. Именно из-за него Леху срочно вызвали в Москву: Часову и Светышевой поручили сопровождать немецкого танкиста, поболтать по душам, выведать хотя бы что-нибудь о планах Гитлеровцев.

– Ну да, наверное, Гюнтер идиот, – ворчал Леха в трамвае, катившемся вниз по улице Горького. – Когда мы ездили к ним в Куммерсдорф, он лишнего не болтал.

– Это тебе, непрофессионалу, так показалось, – засмеявшись, подразнила его Аня.

Она напомнила, что надо тактично упрекнуть немцев, которые уже не первый месяц откровенно проводят недружественную политику против СССР. Германия сворачивала экономическое сотрудничество, Вермахт оккупировал дружественную Югославию, немецкая разведка засылала диверсантов и провокаторов в Прибалтику, в западные области Украины и Белоруссии. В последние недели германские самолеты-шпионы почти ежедневно нарушали советскую границу.

Гюнтер предусмотрительно нарядился в штатское. Ждал их рядом с Юрием Долгоруким, одетый в костюм коричневой шерсти в полосочку. Низ штанин был заправлен в гетры, а мохнатую кепку иностранец лихо заломил набекрень. Фон Бутов с интересом разглядывал москвичек и пытался завязать знакомства.

– Здесь много милых дам, – весело сообщил он. – Мне нравится в Москве.

– Намерен задержаться? – поддержав шутливый тон, осведомился Часов.

Пожимая плечами, фон Бутов сказал небрежно:

– Может, вернусь через пару месяцев.

– Думаешь, так скоро?

Немец покривил губы, но не ответил. Видимо, сообразил, что не стоит называть точные сроки. А вернее, он не знал точных сроков. Словно не заметив неловкой паузы, Аня жизнерадостно предложила навестить расположенный поблизости ресторан «Арагви».

Шашлык и водка майору понравились, а вино и острое блюдо из баклажанов с помидорами – не очень. Сациви он отпробовал с некоторой опаской, но ореховую подливку подобрал хлебом до последней капли. Жареную фасоль лобио не одобрили все трое.

– По сравнению с нашим полевым пайком – неплохо, – тактично заметил иностранный гость. – Ну-с, может, поговорим о деле?

– О каком именно? – Леха растерянно покосился на спутницу.

– О королях, капусте, войне и танках. Утром я видел ваши новые машины. Они производят приятное впечатление.

– С новыми пушками они стали сильнее немецких танков, – не удержавшись, похвастал Алексей.

– «Тигры» сильнее, – азартно возразил Гюнтер. – Броня – почти непробиваемая, а пушка прошивает любой современный танк с двух километров. К тому же недостаточно иметь хорошую технику. «Сундукам» нужны хорошие танкисты.

Флегматично потягивая вино, фон Бутов поведал, что столкнулся под Белградом с русскими Т-34 первой серии. По его словам, даже Pz.IV старых модификаций дрались против «тридцатьчетверок» почти на равных, а Pz.IVF побеждали при соотношении потерь 1:3 в пользу Вермахта. Часов стиснул зубы: в Югославии служили детки командиров и сержантов, с которыми он был лично знаком. Там погибли Нагорный, Якименко, Бичугин, Сеньков…

Подавив приступ неприязни, он поинтересовался:

– И кто же станет следующей жертвой Вермахта?

– Неужели трудно сообразить? – буркнул немец. – Поверьте, я не питаю к вам вражды. Ни к вам лично, ни к Советской России. Но все идет к тому, что придется решать споры силой оружия.

– Разве у нас есть серьезные споры? – осведомилась Аня. – Разве СССР нарушает обязательства? Разве мы оккупировали кого-то из союзников Рейха? Или Советский Союз снабжает оружием польских и чешских повстанцев? Или наши самолеты-разведчики кружатся над Берлином?

– Над Берлином они не увидят ничего интересного. – Гюнтер криво ухмыльнулся. – Насчет поставок оружия повстанцам я не знаю, хотя вы основательно вооружили сербов. Но русские дивизии постепенно стягиваются к нашим границам.

– Пропаганда! – отрезала, согласно инструкции, Аня. – Мы вынуждены принимать оборонительные меры. Вермахт откровенно готовится атаковать Советский Союз.

– Мне кажется, ситуация не безнадежна, – мрачно процедил майор фон Бутов. – Я доложу фюреру про ваши новые танки. И я, конечно, выскажу свое мнение, что война между нашими странами приведет к катастрофе.

Его слова поразили собеседников, и Гюнтер подтвердил, что не раз встречался с Гитлером. Он добавил, что главарь фашистского Рейха любит общаться с офицерами-фронтовиками. Оказывается, Гитлер не слишком доверял чиновникам-подхалимам, которые могли подсунуть неверную информацию. А вот простые солдаты, не искушенные в кулуарных интригах, считал Фюрер, докладывали чистую правду.

Часов вдруг подумал, что и Сталин, наверное, опасен обмана – потому и приглашал в Кремль войсковых командиров среднего звена.

Прошлой осенью, вернувшись из Германии, Алексей подробно доложил Иосифу Виссарионовичу свои наблюдения и выводы. Сталин слушал внимательно, понимающе кивал, дымил трубкой и время от времени приговаривал: «Мы об этом предупреждали». Особенно заинтересовал его рассказ о тяжелом танке Pz.VI. Сталин нахмурился и записал что-то в тетрадку, которую достал из бокового кармана потертого френча.

– Думаете, этот танк будет сильнее, чем новые KB? – мрачно спросил генеральный секретарь.

– Трудно сказать, товарищ Сталин. Он получится очень большим, то есть броня будет толстой. Но я не видел башню.

– Кто-нибудь другой увидит и сфотографирует, – успокоил его Сталин. – Вы подтвердили наши опасения, товарищ Часов. Новые немецкие танки почти догнали технику Красной Армии.

Они поговорили о боевых качествах КВ-3 и Pz.IVF. Часов осторожно намекнул, что тактическая подготовка немецких танкистов повыше, чем у солдат и командиров Красной Армии. У них танкистов готовят годами, а мы берем в танковые войска кого попало, вплоть до кавалеристов. Сталин принял к сведению это мнение, сделав новые пометки в тетрадке. Потом сказал, подмигивая:

– На Черноморском флоте один майор-кавалерист даже подводной лодкой командует.

После этого беседа перекинулась на организацию механизированных войск. Леха напомнил грозному собеседнику, что все «панцеры» Вермахта сосредоточены в танковых дивизиях, а в пехотных соединениях не осталось бронированных машин, которые могли бы пригодиться на поле боя. В последние два года такую же организацию принял и Советский Союз – все танки новых типов были собраны в танковых корпусах.

– Вам это не нравится, товарищ Часов? – Сталин прищурился. – Мехкорпус – огромная ударная силища.

– Не в нынешнем виде, – возразил Алексей. – Старым танкам не место в одном строю с новыми.

– Предлагаете оставить в мехкорпусах лишь машины с дизельными моторами? – Сталин усмехнулся. – Не вы первый поднимаете этот вопрос. Наверное, на самом деле придется вернуть устаревшие «коробки» в стрелковые соединения. Не стоит отказываться от нашей концепции танков непосредственной поддержки пехоты.

Неожиданно для себя Часов не смог сдержать смешок. Пришлось объяснять удивленному вождю:

– В части у нас шутники переиначили ваше известное выражение. Говорят. «Танки решают все»…

Усмехнувшись и попыхтев трубкой, Сталин вернулся к прерванной беседе.

У них получилось длинное, часа на два с лишним, обсуждение. Леха чувствовал, что его стареющий собеседник всерьез обеспокоен мировой ситуацией. Сталин снова и снова брал в руки стоявшие на его столе жестяные модели Т-34 и КВ. По невнятным репликам и наводящим вопросам Алексей догадался: есть идея поставить на средний танк пушку помощнее – калибром в 85 и даже 100 миллиметров.

Так и получилось. С нового, 1942 года в войска стали поступать очень сильные машины Т-34-85. К лету в танковой дивизии, где служил капитан Часов, остались только новые машины: больше сотни Т-34, около сорока Т-34-85, чуть меньшее число КВ-1, полтора десятка КВ-2 и дюжина КВ-3. Именно эти машины, вооруженные 107-мм орудиями, составляли роту, которой командовал Часов.

Легкие танки Т-50 и БТ-7 сохранились только в разведроте и мотострелковом полку. В общем, дивизия была укомплектована почти на 2/3. Старые легкие танки Т-26 и БТ-2, а также Т-28 и Т-35 разбросали по стрелковым и кавалерийским корпусам.

– Всерьез полагаешь, будто твои пожелания смогут что-либо изменить? – насмешливо спросил Алексей.

Насупившись, Гюнтер сказал вызывающе:

– Фюрер – неординарная личность. Он способен понять разумные доводы.

– Эти люди слышат лишь то, что хотят услышать, – совсем тихо произнес Часов. – Они идут к своей цели как тяжелый танк, и любое препятствие на пути сметается огнем и гусеницами… Гитлера не остановят твои советы. Он осуществляет программу, изложенную в «Майн кампф», с немецкой пунктуальностью – все окружающие страны одна за другой должны быть захвачены и подчинены Германскому рейху.

Сильно возмутившись, майор фон Бутов разразился протестами: дескать, в «Майн кампф» написано совсем другое, и вообще фюрер всегда подчеркивал свое миролюбие, но соседи были так враждебны, что поневоле приходилось бомбить их и посылать колонны танков в глубокий прорыв на неприятельскую столицу. Немецкий майор и советский капитан спорили долго и громко, привлекая нездоровое внимание, и лейтенант Светышева была вынуждена показать прибывшему милицейскому наряду удостоверение НКГБ, чтобы избежать препровождения в отделение НКВД.

– Наверное, мы не сможем убедить друг друга, – вздохнул наконец Гюнтер. – Но поверьте, друзья, я не хотел бы, чтоб мы встретились на поле боя.

Неожиданно Леха, заулыбавшись, сказал, вызвав страшное возмущение Ани:

– А хочешь небось испытать, кто окажется сильнее – мой «ка-вэ-три» или твой «тигр»?

– Конечно, хочу. – Немец тоже засмеялся. – Ты меня понимаешь.

– Полагаю, вскоре мы это выясним, – мечтательно проговорил Алексей.

Молоденькая чекистка, неспособная понять душу закоренелого танкиста, раздраженно бросила:

– А вы, фон Бутов, наверняка надеетесь получить обратно отцовское поместье на Украине?

– У моего отца не было поместья, – печально просветил ее немец. – И отец, и дед были инженерами на киевских заводах. Паровые котлы налаживали, трактора строили.

Сказав это, Гюнтер встал и объявил, что ему пора – делегацию должны были повезти на подмосковный подгон Кубинка. Действительно, возле ресторана ждал лимузин, и некто в штатском, приветственно кивнув мне, пригласил немецкого танкиста в машину.

– Еще увидимся? – осведомился Леха.

– Может быть, даже через оптический прицел, – привычно пошутил фон Бутов.

Когда «ЗИС» умчался в сторону «Метрополя», Аня недоумевающе спросила:

– Что он имел в виду?

– По-моему Гюнтер нас предупредил, – сказал Часов. – Открытым текстом.

Уже после войны он прочитал роман Фейхтвангера «Изгнание», где наткнулся на эпизод, напомнивший последнюю предвоенную встречу с Гюнтером. Один из персонажей книги спрашивает другого: «Когда мы увидимся в следующий раз?» – на что собеседник отвечает: «Очень скоро. Когда наши войска войдут в этот город».

Впрочем, у Фейхтвангера эти слова произносились в несколько ином контексте.