Текст книги "Танки решают все!"

Автор книги: Константин Мзареулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 41 страниц)

3

На проходной Кировского завода танкистов задержала охрана.

– Кажется, нас тут не ждали, – раздраженно проворчал Часов.

– Бестолково у гражданских все налажено, – подхватил Ладейкин. – Простых вещей организовать не могут.

Был жаркий июльский полдень, гимнастерки и галифе пропитались потом, о портянках и вовсе не стоило вспоминать. Не меньше часа караульный начальник созванивался с комендантом, штабом округа, особым отделом и чуть ли не с обкомом профсоюзов.

Наконец очередной собеседник разобрался в вопросе. Даже стоявший в нескольких шагах Часов расслышал, как в черном эбонитовом наушнике загремел гневный голос.

– Так точно, бумага из штаба округа имеется, – подтвердил караульный, при этом его лицо сильно вытянулось. – Слушаюсь… Так точно… Разрешите выполнять…

Начкар положил телефонную трубку на рычаги так бережно, словно боялся, что грозный собеседник выпрыгнет из аппарата, дабы наложить строгое дисциплинарное взыскание. Потом он сделал каменное лицо и приказал доставить пропуска для товарищей командиров.

Завод был огромен, как целый город, и они бы наверняка заблудились, однако танкистов встретили моложавый полковник и пожилой дядька в спецовке. Как выяснилось, это были военный представитель из службы приемки и старший технолог танкового производства. Старик инженер сказал, усмехаясь:

– Вам надо было к другой проходной подъехать. Там и охрану заранее предупредили, и пропуска для вас приготовили.

– Это мы уже поняли, – буркнул подполковник Щебетнев, командир создаваемого дивизиона. – Ну, показывайте, чем собираетесь нас обрадовать.

Военпред буркнул недовольно:

– Отсюда час переться до сборочного…

На самом деле они добрались от силы за полчаса. Во дворе громадного цеха выстроились под брезентовым навесом танки КВ – восемь штук, свежевыкрашенные защитный цвет. На всех машинах деловито работали слесари-механики, один танк продолжали красить – рабочий, приложив трафарет, рисовал номер на зеленом боку башни.

Заводчане гордо сказали: вот, мол, ваше добро, а послезавтра еще шесть будут готовы. Договорились, что в четверг, через два дня, танкисты снова приедут на Кировский для участия в приемке техники и погрузке танков на железнодорожные платформы.

– Сначала на вашем полигоне обкатаем, – предупредил Щебетнев. – Знаем, как вы под конец месяца недоделки сдаете.

Полковник хмыкнул, а технолог уныло пожаловался:

– Не только вы проверять будете. Много народу понаедет – из нашего наркомата, из вашего, из НКВД… Так что не беспокойтесь понапрасну, получите машины в полной готовности.

Собравшиеся вокруг танкистов работники завода заверили, что танки на ходу, и предложили обкатать любой на собственный выбор. Часов, как единственный, кто имел опыт вождения КВ, с готовностью втиснулся в клетушку механика-водителя.

Дизель завелся без задержки, и танк тихонько пополз на первой передаче. К сожалению, на заводском дворе не было места, чтобы погонять машину как того душа требовала. Лейтенанту пришлось утешиться коротким выездом и разворотом на левой гусенице, после чего он вернул КВ на место, где тот стоял до вмешательства Часова.

– Вроде нормально, – сказал Леха. – Хорошо бы пострелять еще, пушку проверить.

– И пушку, и пулеметы – все в четверг, – усмехнулся заводской технолог.

Танкисты уже разбежались по машинам, заглядывали в башни, крутили поворотники и орудийные механизмы. Вид у всех был восхищенный до полного обалдения.

– Какая, говорите, у него броня? – переспросил Щебетнев. – Неужели лоб башни – сто миллиметров?

Суровый военпред развеселился и показал книжку в мягкой обложке – секретное наставление по тяжелому танку «Клим Ворошилов». Подполковник стал читать вслух избранные тактико-технические данные, и все дружно ахали: подобных машин не было ни в одной стране мира.

Потом их повели в цех, где завершалась сборка еще нескольких КВ. Зрелище произвело на танкистов сильнейшее впечатление.

Ряды грандиозных механизмов – всевозможных станков, платформ, прессов, кранов и лебедок, сварочных агрегатов – уходили в бесконечную глубину гигантского помещения. Под потолком, на высоте многоэтажного дома, медленно плыли подвешенные на цепях танковые башни и корпуса, зиявшие отверстиями для осей. Повсюду гремел и лязгал металл, визжали непостижимые инструменты, работяги пытались перекричать грохот оборудования, пышными снопами рассыпались искры электросварки. На глазах восхищенных танкистов бригада сборщиков приладила башню к корпусу, после чего принялась натягивать гусеницы на опорные, ведущие и поддерживающие катки.

Покинув сборочный цех и наслаждаясь условной тишиной заводского двора, Ладейкин произнес, блаженно жмурясь:

– В ушах звон – точно после артподготовки крупным калибром.

Все заговорили – чересчур громко, потому что малость оглохли. Бывалые боевые командиры – каждый имел за плечами не меньше двух войн – радовались, как дети, которым обещана замечательная заводная игрушка. Пребывая в этом приподнятом настроении, Алексей увидел неподалеку знакомое лицо и рассеянно подумал: «До чего ж этот чумазый мужик похож на Колю Антощенко».

Спустя минуту мозги щелкнули, и Часов сообразил, что молодой человек в спецовке и есть Николай Антощенко, прослуживший всю финскую кампанию в его взводе.

Лейтенант помахал рукой, бывший однополчанин тоже узнал его, заулыбался и поманил жестом – подходи, мол, поговорим. Увы, военный этикет куда сложнее светских условностей, поэтому Леха стал действовать строго по уставу:

– Товарищ полковник, разрешите обратиться к командиру дивизиона… – Получив разрешение военпреда, который был тут старшим по званию, Часов продолжил. – Товарищ подполковник, разрешите задержаться на заводе, у меня здесь друг работает. Я потом своим ходом в часть вернусь, на трамвае.

– Не опоздай на утреннее построение, – меланхолично отозвался Щебетнев.

Полковник-военпред жизнерадостно хихикнул:

– Обязательно опоздает. У друга-то небось коса до пояса… – Однако увидав, с кем обменивается жестами лейтенант, сразу сделался серьезным. – Виноват. Инженер Антощенко – товарищ ответственный.

Они обнялись, похлопывая друг друга по плечам и спинам. Давняя размолвка из-за того, что Часов не взял молодого папашу в опасную вылазку, была забыта, и Леха точно знал: Николай не затаил обиды.

– Как сынишка? – поинтересовался лейтенант.

– Растет карапуз. – Инженер заулыбался. – Смешной такой, ручками-ножками болтает и гудит чего-то по-своему…

– Ну да, – хохотнул Часов. – Помнится, когда у брательника и сестренки детвора завелась, они тоже умилялись каждому гуканью… А ты, погляжу, в начальство на этом заводе вышел, даром что недавно институт окончил.

– Не на этом. – Антощенко пошевелил пальцами и слабо махнул ладонью в сторону моря. – Я на Балтийском работаю. А на Кировском по делам оказался – получаем кое-какие машинки для новых кораблей.

Тут подбежал озабоченный старичок в пенсне и, перебив беседу боевых друзей, сообщил, что Николая Владимировича ждут на пристани. Антощенко предложил прокатиться, тем более что Леха к морскому делу всегда был неравнодушен.

На причал они ехали в автомобиле знаменитой марки М-1. Алексей поведал, что добился перевода в новую часть – дивизион тяжелых танков КВ.

– До конца недели получим технику, – похвастался лейтенант.

– Помню, как ты на фронте страдал по таким танкам, – усмехнулся Николай. – И по девице из госбезопасности. Она, кстати, тоже часто бывает на Кировском.

– Ну! – От неожиданности Алексей чуть не подпрыгнул. – Аня здесь? Будь другом, подскажи, как с ней повидаться.

– Стоит ли? Серьезная девушка, не любит нахалов.

– Какой же я нахал? – возмутился Часов. – Я, друг Коля, безнадежно влюбленный.

– Ну, гляди. – Николай загадочно усмехнулся.

На пристани кран грузил на баржу пушки. Орудия были непривычной конструкции – длинноствольные, без колес и станин. После мгновенного замешательства Леха сообразил: морская артиллерия. Кроме пушек, на палубе суденышка были разложены всевозможные механизмы, среди которых лейтенант узнал насаженные на валы гребные винты, лебедки и паровой котел.

– Калибр не велик, – произнес он, размышляя вслух. – Для эсминца, наверное.

– Угадал. Скоро закончим «Стойкого» и займемся серьезными делами.

– Линкор или крейсер?

– К сожалению, крейсер. – Неожиданно Николай вздохнул и буркнул: – Хотя, конечно, хотелось бы чего-нибудь поинтереснее.

Он отвлекся от разговора и стал покрикивать на такелажников, чтобы зенитки ставили не возле котлов и не на турбину, а в сторонке, где полно свободного места.

Затем, вернувшись к другу, Антощенко поведал, что главной задачей сейчас считается даже не постройка линкора «Советский Союз», тяжелого крейсера «Кронштадт» и легких крейсеров типа «Чапаев» и «Чкалов». Куда важнее ввести в строй закупленный в Германии за 100 миллионов рейхсмарок крейсер «Лютцов». По слухам, товарищ Сталин даже сказал на этот счет: дескать, выторгованный у противника корабль равен двум, потому как враг один крейсер теряет, а у нас становится на крейсер больше.

В конце мая буксиры доставили «Лютцова» на Балтийский завод, и для участия в достройке прибыла солидная немецкая делегация, возглавляемая пожилым вице-адмиралом Отто Фейге. На заводе поговаривали, что скоро кораблю дадут новое название – «Петропавловск».

– Если по имени судить, крейсер предназначен для Тихого океана, – предположил Часов.

– Почти наверняка уйдет на Дальний Восток, – согласился Николай. – Мы многому можем научиться, доводя этот корабль до готовности. Стоило взглянуть на чертежи, как стало понятно, насколько наша конструкторская мысль отстает от передовых идей. Теперь, на основе этого проекта, мы значительно улучшим свои крейсера, которые будем строить после серии «Чапаев».

– А чему ты не рад?

– Я просто счастлив, – проворчал Антощенко. – Полные кальсоны счастья. Причем бесплатно.

Лейтенант погрозил ему пальцем.

– Не надо мне голову морочить. По глазам вижу – ты хотел заниматься чем-то совсем другим. Я же помню, как ты на фронте даже под обстрелом взахлеб рассказывал про свой проект… Зарубили?

– Если бы!

Снова бросив Алексея в одиночестве, конструктор-кораблестроитель подписал какие-то бумаги, отдал распоряжения. Баржа отчалила, и буксиры поволокли грузовую галошу в сторону Балтийского завода.

Антощенко присел на смотанную бухту каната, предложил Алексею выбрать любое столь же удобное место для перекура и поделился своими печалями. Часов угадал: дело было в проекте авианосца, который Николай выбрал для своей дипломной работы. Проект был закончен и представлен в Технический комитет Наркомата ВМФ перед самым его призывом на финскую войну.

Вернувшись с фронта, Николай узнал, что в наркомате работа понравилась, хоть и не была единственной в этом роде. Такие же проекты создали еще несколько конструкторских коллективов. В декабре прошлого года коллегия наркомата решила образовать группу инженеров, которым поручалась окончательная доводка чертежей на основе уточненного тактико-технического задания. Приказом наркома в эту группу был включен даже не успевший защитить дипломный проект Николай Антощенко.

Предполагалось построить авианосец на основе немного увеличенного корпуса крейсеров типа «Кронштадт», убрав ненужные орудийные башни и сделав потоньше броневой пояс. Водоизмещение становилось вдвое больше, чем планировал Антощенко, – до 35 тысяч тонн. При максимальной скорости в 32 узла и дальности хода около 6 тысяч миль авианосец должен был нести на себе не меньше 40–50 самолетов. Состав авиационной группы уточнить не успели: моряки и авиаторы мычали и телились, выбирая между истребителями Яковлева и Лавочкина, к тому же не было готового бомбардировщика, пригодного для посадки на палубу длиной около 240 метров.

Однако в начале нынешнего 1940 года случилась настоящая катастрофа. Во время обсуждения кораблестроительной программы на 3-ю пятилетку ни один великий флотоводец не поддержал идею создания авианосцев. Про корабли этого класса вспомнил только представитель морской авиации генерал-майор Столярский, но его словно не слышали. В результате планы закладки в 1941 и 1942 гг. двух авианосцев – для Северного и Тихоокеанского флотов – остались в воображении немногих энтузиастов.

– Может, адмиралы лучше инженеров знают, какие корабли нужны флоту? – осторожно намекнул Алексей.

Антощенко взорвался:

– Ни хрена эти адмиралы не знают! Кое-как вызубрили уроки Цусимы, а про новые веяния знать не хотят.

Он стал рассказывать о проведенных на флотах США и Японии опытах, показавших, что массированный налет авиации смертелен для любого надводного корабля, в какую бы броню тот ни был закутан. Однако Часов уже не слышал приятеля – взгляд Лехи был прикован к Ане Светышевой, которая направлялась к ним ускоренным шагом.

В гражданской одежде – короткой красной юбке, полосатой майке-футболке и модных парусиновых туфельках, добела надраенных зубным порошком, – она была еще красивее, чем зимой, на фронте. Небрежно кивнув танкисту, которого, видимо, не вспомнила, Светышева негромко заговорила с Антощенко. Леха стоял в трех шагах от них, глупо улыбаясь. Сердце щемило, и это было приятно.

Потом Николай сказал что-то Ане, и она резко повернула голову, с удивлением посмотрев на Часова. Тот начал сбивчиво рассказывать, как ему приятно снова видеть Аню, однако сотрудница госбезопасности вдруг поморщилась, сказав сердито:

– Вы бы еще предложили в кино сходить или на танцы. Научитесь, товарищ лейтенант, держать себя в руках. Или нужно намылить шею вашему зампотылу, чтобы увеличил норму брома в командирском пайке?

– Виноват, товарищ сержант, – обиделся Часов.

– Младший лейтенант, – уточнила она и вдруг подмигнула: – Не забывайте о моральном облике большевика, и все у вас будет в порядке.

Небрежно попрощавшись с мужчинами, Светышева стремительно умчалась – только что пыль столбом не подняла. Отвесив варежку, сильно расстроенный Леха проводил девушку хмурым взглядом. Антощенко, посмеиваясь, хлопнул его по плечу и проговорил:

– Поехали, подвезу тебя. Где ваша часть стоит?

– Под Колпино… – Часов был удручен незаслуженно суровым отпором. – Чего она недотрогу корчит? У них, у казачек, вроде бы принято с малолетства погуливать. Как там Шолохов писал: «… в ближайших кустах обучил ее нехитрому искусству любви…»

– Зря ты про нее так, – укоризненно насупился Николай. – Я же предупреждал – серьезная особа. В других правилах воспитана.

По дороге, когда они устроились на заднем сиденье М-1, Антощенко рассказал, что его супруга с Аней близкие подруги, поэтому он знает кое-что про понравившуюся Лехе девушку из ГУГБ НКВД Тихон Афанасьевич Светышев, отец Анечки и один из первых большевиков на Дону, в царские времена был выслан далеко за Урал, где отбывал срок вместе с товарищем Сталиным. В Гражданскую войну Светышев – «товарищ Тихий» – воевал с Ворошиловым под Царицыном, после освобождения Донбасса стал комиссаром ДонЧК, потом перешел на партийную работу, отличился во времена расказачивания и коллективизации, а теперь занимал ответственный пост в Совнаркоме.

Детей своих Тихон Афанасьевич воспитал в лютой строгости, чуть ли не с пеленок приучив к партийной дисциплине. Насмотревшись разврата, царившего в казачьих станицах и столь красочно описанного Горьким и Шолоховым, старый большевик постарался и Ане, и младшему Савелию привить отвращение к грязному делу, именуемому половой жизнью.

– Кажется, старику это удалось, – печально подытожил Часов.

– Да уж, Анечка всех ухажеров отшивает со второго слова, – засмеялся Николай.

Леха печально вздохнул. Образ Ани не шел из головы.

– Не отчаивайся, – сказал Антощенко. – Ты у нас парень видный, девкам с первого взгляда головы кружишь. В одном городе служите – так что часто встречаться будете. А через месяц с небольшим мы Вовкины полгода будем отмечать. Уж я вас рядом за столом посажу – не сомневайся.

– Спасибо, конечно. – Алексей криво усмехнулся. – Только не выйдет. Мы до конца июля должны в Подмосковье передислоцироваться. Видать, не судьба.

Они попрощались возле КПП танковой бригады, где временно разместился личный состав дивизиона КВ. Оба надеялись, что смогут еще повидаться, хоть и понятия не имели, когда и при каких обстоятельствах это случится.

Жизнь – штука непредсказуемая, а жизнь солдатская и вовсе – игра в рулетку гусарскую.

ГЛАВА 2
Москва, 19 августа 1991 года
Утро

По телевизору передавали унылую симфонию – то ли Чайковского, то ли Баха. А может быть, Римского-Корсакова – в классической музыке Барушин никогда не разбирался. На душе вдруг стало совсем мерзопакостно: минувшая «семилетка почетного захоронения» выработала у людей условный рефлекс, так что подобная музыка однозначно ассоциировалась с уходом в лучший мир кого-то из лидеров. Кто бы мог быть на этот раз?..

Он медленно повернул голову на щелчок открывшейся двери. Высокого гостя настороженно разглядывали трое: женщина неопределенного возраста, преждевременно облысевший парнишка и пожилой мужик в добротном костюме. Вся компания явно была страшно недовольна, что хрыч-самодур заставил их явиться на работу ранним субботним утром… Поскольку из этой троицы Барушин был знаком лишь со старшим по возрасту и должности завлабом Антощенко (они разговаривали накануне), представитель ЦК дозволяюще кивнул пожилому ученому.

– Позвольте, товарищи, представить вам… – официальным тоном произнес Антощенко. – Барушин Георгий Тимофеевич, ответственный работник отдела ЦК КПСС… Светлана Петровна Новикова, наш ведущий научный сотрудник, Илья Рудман, старший инженер-программист.

Барушин сделал широкий жест, приглашая садиться, произнес несколько общих фраз о важности работ, выполняемых в этом здании, тем более в такой сложный период, который переживает Отечество из-за отчаянного сопротивления реакционных сил, не приемлющих всенародно поддержанную политику Партии, взявшей курс на революционную перестройку…

– Хотелось бы поближе познакомиться с методикой ваших исследований и полученными результатами, – перешел он, наконец, к сути дела и глянул на Антощенко, – прошу вас, Владимир Николаевич.

Нервно крутя в руках очки, завлаб принялся рассказывать, каким образом на компьютерах моделируются исторические события, которые в действительности не происходили, однако, в принципе могли бы и произойти. При этом без конца упоминались какие-то теории, названные в честь зарубежных, главным образом, историков и математиков с труднопроизносимыми фамилиями. Всего, сказал Антощенко, проработано сорок три варианта политического развития Советского Союза, принципиально различающихся по…

– Чем вот так «на словах» объяснять, лучше покажем ему нашу последнюю модель, – предложила Новикова.

– Тоже верно, – обрадовался Владимир Николаевич. – И магнитный диск уже загружен… Илюша, организуй, пожалуйста.

Неожиданно с телеэкрана исчезли отрешенно-вдохновенные физиономии музыкантов, и заметно взволнованный диктор зачитал дрожащим голосом правительственное сообщение. В связи с тяжелыми травмами главы государства и партии в результате автодорожного происшествия, образован Государственный Комитет Национального Спасения. В состав комитета, который принимает на себя всю полноту власти в стране, вошли: вице-президент, второй и третий секретари ЦК КПСС, бывший председатель Совмина, министры обороны и внутренних дел, председатель Комитета госбезопасности, Президент Российской Федерации, два известных писателя патриотического направления и председатель Центрального совета профсоюзов. ГКНС намерен в кратчайшие сроки вывести страну из тяжелейшего политико-экономического кризиса, возникшего по вине прежнего руководства. Далее перечислялись всевозможные благие пожелания, но затем было сказано главное: в отдельных регионах СССР вводится режим особого положении, назначены военные коменданты запрещены группировки и политические движения антисоветской, национал-сепаратистской и антисоциалистической ориентации. На послезавтра назначена сессия Верховного Совета.

Снова заиграли Рахманинова.

– Что это? – испуганным голосом осведомилась Новикова.

Скептически фыркнув, Илья Рудман проговорил негромко:

– Что, что… переворот – вот что!

– Допрыгались, сволочи перестроечные! – Антощенко злорадно ухмылялся. – Давно ждали.

Новикова невнятно пробормотала в ответ: будет, мол, большая кровь, – на что заведующий ехидно возразил: а что, до сих пор крови не было, хоть в том же Карабахе или в Приднестровье? Рудман выкрикнул, что народ никогда и ни за что не поддержит путчистов.

– Странно, что президент России тоже оказался в этой компании, – задумчиво проворчал Барушин. – И вообще странно: правительственным лимузинам, с такой-то броней, никакие автодорожные происшествия не страшны… Ну, ладно, вернемся к нашим делам, начинайте демонстрацию.

Как положено бывалому партийному функционеру, он не спешил составить собственное мнение о случившемся. Придет время – и директивные инстанции сообщат все, что сочтут нужным.

Поникший программист – из демократских либерастов, наверное, подумал Георгий Тимофеевич – нажал несколько клавиш на пульте дисплея, дождался ответа, загрузил следующую команду. Потом вдруг сказал:

– Между прочим, все сорок три варианта альтернативной истории приводят к таким же бурным событиям. Иногда раньше, иногда позже, но кризис этой власти наступает неизбежно.

Антощенко строгим голосом потребовал прекратить бессмысленные разговорчики и предложил всем внимательнее смотреть на экран.