Текст книги "Космиты навсегда"
Автор книги: Константин Лишний
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Константин Лишний
Космиты навсегда
Посвящается Дармоедам и Дармоедкам, а так же главному герою мультсериала «Завоеватель Зим»
Пролог
—Все! Сгорел. Сгорел на работе. Возьмут меня плотно. Не увернешься. На пыточном крюке мне, правда, не висеть. Такой милостью меня не облагодетельствуют. Героическая смерть «при попытке бежать» или «при вооруженном сопротивлении аресту» – такова ближайшая перспектива, таково мое будущее, и без Нострадамусов ясное и предвиденное.
Вот такой монолог я произносил, глядя на свои трофеи. Трофеи, между прочим, недурственные: солидный объем наличных, преинтереснейшие фотки, грамм 50 кокаина в пакетике с бирочкой «Осторожно! Не кокаин!». А самый интересный трофей поверг меня в состояние полного душевного опустошения и вызвал тот самый монолог – служебное удостоверение. На фото – жирная морда с сальными глазками и подпись для ясности, что это прокурор такого-то там района. Так вляпаться! Ох, не того парня бомбанул! Очень непрофессионально. Оч-чень.
Шума много. Вот и телевизор надрывается: «…при исполнении служебного долга в оздоровительном центре подвергся дерзкому нападению. Двое охранников доставлены в больницу скорой помощи. Прокурор ранен при попытке обезвредить преступника. Врачи называют состояние его здоровья стабильным. Были похищены материалы дела, некоторые улики, а также личные вещи прокурора. Основная версия следствия: случившееся – попытка оказать давление на прокуратуру. Напомним, что пострадавший прокурор ведет дело о коррупции в высших эшелонах власти...».
Очень трогательно. Сейчас разрыдаюсь! Вот она – жертва политических интриг! Найдена! Пострадал дядя за Отечество. Полная чепуха. Поясняю: упомянутый оздоровительный центр – не что иное, как бардак с сауной и очень дорогими длинноногими «массажистками». Под материалами дела, видимо, подразумевается коллекция полароидных фотокарточек. На фотографиях прокурор кувыркается в постели с массажистками. Расстарался! Служебное рвение так и прет. Сказано в телевизоре: «при исполнении служебного долга» – это он, видимо, с девками планами борьбы с коррупцией делился. Улики – это, наверное, кокаин. Решил в порыве служебного долга в баньку нагрянуть и улику серьезную изучить. Изучить «с пристрастием». Какое похвальное служебное рвение!
Охранников я даже пальцем не тронул, так, газом «Черемуха» в морды пшикнул да бошками об стену приложил. Работал чисто и скрытно. Технически грамотно. Человеческий фактор подвел. Не знал я, что это прокурор. Да и откуда мне было знать, что этот чиновник от наркоты одурел совсем. В герои решил поиграть. Как прыгнет на меня! Да мимо. Башкой об колоннаду. Грохоту было! Всю операцию мне сорвал! Скотина! Как он умудрился с меня маску сдергнуть, не понимаю. Засветился я. Пришлось энергично сворачивать удочки и рвать когти.
Девки меня теперь опознают, сам прокурор, хозяйка бардака, да посетителей сауны пара. Так проколоться! Этот бандюган в законе-прокурор весь город по кирпичику разнесет, но меня найдет. Все меня будут искать: и менты, и бандиты, и даже отморозки. Все. Сгорел…
Но не будем распускать сопли! На руки – кожаные перчатки и не снимать их до разрешения теперешнего кризиса; все отпечатки пальцев в квартире стереть, благо квартира маленькая. После этого с собой только необходимые для большого шухера вещи и сматываться! Рюкзак. В рюкзак – большой черный пистолет, запасную обойму и патроны, медикаменты, водку, энергетически ценную пищу – шоколадки, сушеное мясо «Суджук», разные полезные в одиночном отрыве вещи солидным общим весом и отключенный сотовый. В карман – документы, деньги, кредитки. К рюкзаку пристегнуть спальный мешок и рулон перкаля – термоизоляционной ткани. Вот и все. А теперь – вперед!
***
Теперь, я полагаю, вам ясно, почему я оказался на чьей-то неухоженной даче с простреленным ребром и явно переломанной и уже изрядно опухшей ногой. Свой любимый «Форд Probe» девяносто второго года выпуска я разбил, уходя от погони, и его пришлось бросить; от преследования я временно оторвался, но на хвосте были и милиция, и «джадаи», и бандиты, и прочие охотники за головами всех мастей. Не слишком весело…
Дача как дача. Сырая и вонючая. Нога болела страшно, ребро кровило и пульсировало болью. Оказав вполне качественную медицинскую помощь своим ребрам в виде антисептики, перебинтовывания и поедания большой горсти антибиотиков, я занялся ногой. Вправить и зашинировать перелом голени – дело нехитрое, если уметь, конечно, а я умею. Дощечки, проволоку и даже плоскогубцы я легко нашел на веранде дачи. Единственная проблема – так это то, что будет больно.
У меня всегда есть с собой анестетик центрального действия. Это вовсе не анальгин – это ганж, дурь, трава, конопля и так далее… Полезное анестезирующее действие конопли выявлено и доказано уже давно. Как ни крути – вещь полезная, причем не только для медицинского применения. Хранится в особом карманчике под подкладкой моей куртки. Недорого и эффективно. Я выкурил дозу – обезболивания ради! Полегчало сразу, но не так, как хотелось бы. Попытка вправить перелом закончилась интенсивным звездопадом из глаз и протяжным приступом боли. Не удалась попытка. Плоховата анестезия. Надо бы использовать нечто помощнее.
Я долго-долго смотрел на прокурорский кокаин – тоже анестетик не из последних. Но я не поклонник этой отравы. Я поразмыслил и, в конце концов, решил, что это обстоятельства форс-мажорные. Черт с ним! Намешать с дурью и вдуть – полегчает быстро и надолго. Таков был мой порыв. Но еще мне не давала покоя бирочка с надписью от руки «Осторожно! Не кокаин!». Я знал этот почерк. Не мог вспомнить, откуда, но знал. И также не мог вспомнить, почему этого почерка следует опасаться. Что-то далекое-далекое… На всякий случай я попробовал порошок на язык – кокаин, вне сомнений, – а зачем эта бирка – не ясно.
Смутные сомнения – это хорошо, но сидеть и смотреть, как твоя нога прямо на глазах отекает, – не дело. Если теперь ничего не сделать, то к утру ею будет не пошевелить. И что тогда прикажете делать? Как на одной ноге продолжить бегство от преследователей? А никак…
В итоге я смешал зелья, затолкал в походную трубку и быстро, не выдыхая, в несколько мощных затяжек выкурил все. Теперь действуем быстро, пока в сознании. В ноге резануло сумасшедшей болью, но уже без искр в глазах. Быстро обложив ногу дощечками, я обкрутил их проволокой и затянул до упора плоскогубцами. Больно, все равно больно. Это ж каким фашистом надо быть, чтоб так над собой измываться? А я знаю: фашистом из дивизии «Мертвая голова». Войска СС. По свидетельствам, звери были еще те…
Вот тут-то меня и накрыло нешуточно, еле успел плоскогубцы в рюкзак сунуть, а лямки рюкзака по привычке на руку намотать. Накрыло лихо. Начало пропадать все разом… И в этой всепоглощающей пустоте я почти вспомнил, чей это был почерк… Фашистский это был почерк. Унтерштурмфюрера Генриха Шлоссе из дивизии СС «Мертвая голова». Бред. На дворе 17 марта 2005 года. Мне 32 года, живу в столице Украины, Киеве. Я – профессиональный грабитель-налетчик, одиночка, ни разу не сидел и даже не был пойман; у меня длинные волосы на прямой пробор, нет татуировок, нет кроссовок, нет спортивных костюмов, нет арбузоподобных мышц, всего в меру. На мне джинсы, берцы, косуха и марокканский домотканый рюкзак. На классического постсоветского бандита я не похож. С рядовыми СС в своей жизни никогда не встречался. Бормана в глаза не видел. С Гиммлером шнапс не пил. Правда, ограбил прокурора, который был такой же жирный, как Геринг, а сволочь он наверняка еще большая. Шелленберг – недобитый шпион, это я знаю. Гитлер – психопат и голубой. Дойче зольдатен унд унтерофицирэн во Второй мировой войне получили в рыло от красных и миллионами сдавались союзникам, дабы не попасть в лапы НКВД. Поэтому союзники утверждают, что это они победили во Второй мировой, а еще они разгромили в Африке горстку солдат Эрвина Роммеля и объявили это великой победой британского оружия. Где лежат кости Генриха Шлоссе – мне невдомек, но очевидно, что они где-то есть, только вот встречаться с ним я не мог, никак не мог. Вот, блин, накурился!
Тут все окружающее пропало полностью...
Удивительные встречи порой случаются
Придя в себя, я закашлялся. Из моих легких при каждом кашле дым вырывался невероятными клубами. Просто нереальными клубами. Фантастически большими. Да такого не бывает! Чтоб из одного меня дыма вырвалось столько, сколько вся Ямайка надует за целый год! Вскоре это закончилось, я перестал кашлять и помахал рукой возле носа, разгоняя дым. Дым исчезал на удивление быстро – видимо, на этой даче хорошая вентиляция.
Я огляделся. Собственно, это была не дача, а какой-то сарай. Неструганные доски внахлест да земляной пол, в крыше щели, сквозь щели пробиваются солнечные лучики. Я особо не удивился. После такой-то «анестезии» я запросто мог отправиться бродить в глубинах подсознания черт-те где и черт-те зачем, да и залезть в сарай. Рюкзак со мной, нога зашинирована и не болит, ребро не ноет. Все пучком. Живем, славяне!
Когда дым рассеялся окончательно, оказалось, что я здесь не один. У стены напротив, на перекошенной лавке сидела… уж не знаю кто. Посудите сами: блондинка натуральная, не крашеная, по крайней мере, мне так показалось; прическа – идеальное каре; по возрасту – моя ровесница, сидит по-военному строго и подтянуто, одета в форму. Пилотка, китель и юбка. Форма черная, с серебряными оторочками, в петлицах – скрещенные кости с черепами. На груди – орел, под орлом – крест. На рукавах – белые круги на красном фоне, в белых кругах – свастика. Блуза белая, галстук черный. Красотища! Женщины в форме всегда будоражили мое воображение, но встретить подобное чудо здесь я никак не ожидал.
Меж тем эта дама разглядывала меня. Причем не менее сосредоточенно. А что я? Следил себе за ее взглядом. Смотрит на мои ботинки – боты как боты, один мой знакомый иракский студент по кличке Динамит подарил. Американские, военного образца. Динамит клялся Аллахом, что сам их взял в бою, с трупа снял во время сражения за Багдад. Оснований не верить Динамиту у меня нет – то, что некий Майкл или Билл переправился на левый берег Стикса на босу ногу, сомнений не вызывает. Добротные ботинки, только цвета дурацкого. Забавная такая случайная неслучайность: американская военно-полевая форма уже прорву лет, еще задолго до первой иракской войны выкрашена в цвет иракской пустыни, но удар по Импаер Стейт Билдинг арабы (по официальной версии) нанесли совсем недавно – 11 сентября 2001 года. Интервенцию в Ирак бравые янки начали всего через четыре месяца после этого. А форма уже была нужного цвета! Невероятная прозорливость! Вину Ирака в событиях 2001 года так никто и не доказал; зачем янки совершили вторжение в Ирак с последующим геноцидом, непонятно. Может, из-за цвета формы? Может, окажись их форма зеленого цвета, эти бандиты вломились бы в дремучие леса средней полосы России? Вероятно, что так…
Мои брюки. Да тьфу на них. Китайский черный «Crown», а то и турецкий. Практично, дешево и неброско. Как раз то, что мне и необходимо при моем занятии.
Моя куртка. Косуха. На ней блондинка надолго задержала взгляд. Хорошая куртка, в секонд-хенде приобрел по случаю, за скромную сумму в 50 у.е. Дама внимательно ее разглядывала, словно впервые такое увидела. Что привлекло ее взгляд? Клепки, замки или молнии? Не знаю. Разглядывала мою куртку недоуменным, но одобряющим взглядом.
Ну, парень я несложный, и, увидев перед собой даму в парадной форме СС, я рефлекторно гаркнул:
– Хайль Гитлер!
Дама резко вскинула правую руку и с чувством повторила приветствие:
– Хайль Гитлер!
– О! – заулыбался я. – Хайль Гитлер!
– Хайль Гитлер!
– Хайль. – Я вяло махнул рукой. – Ты что, красавица, тут делаешь?
Дама вперила в меня удивленный взгляд.
– Симпатичная у тебя форма, небось, порнушку про фашистов снимаете? А где ты съемочную группу потеряла?
Тут произошло нечто неожиданное: дама вскочила на ноги и разразилась гневной тирадой на… чистейшем немецком языке. В немецком я не силен, не понял ничего, разве что шайзе да швайн, причем русишь швайн.
– Немка, что ли? Туристы долбаные, понаехали тут, – пробурчал я и полез в рюкзак за сигаретами.
Туристка продолжала бесноваться: думкопф, мисгельштантед и унтерменш – это я понял. В довершение монолога эта диковинная немка врезала мне звонкую пощечину. Ну, хватит с меня! Я вскочил и ловко схватил фашиствующую туристку за горло:
– Лисн ту ми, майн либен фройляйн, катись-ка ты отсюда куда подальше, пока я не нарисовал на твоем личике триптих «Битва за Сталинград». Смекаешь? Них ферштейн? Либер мутен?
С этими словами я распахнул сарай, грубо вытолкал фройляйн и с силой захлопнул дверь. Вот ведь беда! Надо смываться из этого дачного поселка – если тут наглые туристы разгуливают свободно, то мне здесь делать нечего. Я вытащил из рюкзака «Сникерс», машинально его проглотил, запил кофе из фляжки, сунул в рот сигарету, подкурил и с наслаждением затянулся. Покурю – и в путь.
Дверь распахнулась и в сарай вбежала немка:
– Русиш, русиш! Иди бистро посмотрьеть! Бистро, бистро! – Она возбужденно тыкала пальцем в дверной проем. – Очьень бистро смотреть! Шнель, шнель!
Ну, что еще! Я, прихрамывая, вышел из сарая.
– О боги, греческие и египетские! – сигарета выпала из моего рта.
– Ето нье есть Египет, – сказала она.
– Ето не есть Украина, – машинально сказал я.
О том, что Генрих Шлоссе – не байка
Сарай в окружении пары-тройки таких же сооружений, зиждился на огромном, поросшем кустарником холме. Внизу текла широкая река, а на другом берегу, вдоль подлеска, на сколько хватало взора, от горизонта до горизонта гордо высились пирамиды а-ля Хеопса и ни на полметра ниже! Но только новенькие и ухоженные, сверкающие свеженькой побелкой. Величественное зрелище!
– Гдье ми есть? – взволнованно спросила немка.
– Понятия не имею. Может, забрели на съемочную площадку голливудского кино? А это декорации? Хотя теперь такие декорации никто не строит. Теперь этим компьютеры занимаются. Да и снимать фильмы в Украину никто не ездит. В Исландии дешевле. А может, ездят?
– Как ми сюдя попасть? Мнье стряшно, тут никохо ньет, найн дойче зольдатен, найн русиш, пюсто. Ньет льюди. Птиси нье поют. Ньет насьекомий. Сряшно. – Она схватила меня за руку.
– Не бойся, подумаешь, нет людей! Это даже хорошо, – ответил я и вспохватился, – а ты что, по-русски говоришь?
– Я осчень корошо поньимать русиш язик. Я раньши арбайтэн ф русиш мисия.
– В посольстве, что-ли?
– Найн. В Казаньи, хде тофарич Тукачевский хотофить наш тянкофий фойська.
– Что?! Тухачевский?!
– Я-я. Маршял Софьетишен Союзь.
– Ты что, тоже дури обкурилась? Тухаческого расстреляли в дридцать седьмом! Это было довольно давно.
– Я-я, ефо растрельять! Тофарич Стяльин профёл реформа ф сфой армия.
– Постой, постой. Почему Сталин перестрелял всяких там лубянских выкормышей и, в частности, Тухаческого, я знаю: армию от болванов и кровавых революционных палачей-маньяков надо очищать. Но ты пытаешься сказать, что ты, в то время как Тухачевский шастал по Кремлю, красуясь маршальскими звездами, находилась на казанских полигонах? Я? Я ферштейн?
– Я-я! А потём я сопрофошдать Гудериан в поездьке по русиш тянкофим зафодам. Ето било до фосточной кампаньии.
– Ага… Гудериана?
– Я! А сьедьмохо сентьября сорёк фторохо года, ето дфа днья назяд, менья перьефели в дифизия СС «Мьертвий холофа». – гордо ответила она. – Ето гросс пофишений.
Так… я в состоянии наркотического опьянения забрался неизвестно куда, получил по морде, любуюсь пирамидами Хеопса, но не в Египте, рядом стоит чокнутая фашистка – подружка Гудериана. Мило. Гудериан – это, наверно, директор психбольницы, из которой она сбежала. Тухачевский – санитар, пичкал ее транквилизаторами. Не нравится мне все это.
Я залез в рюкзак и вытащил оттуда еще один «Сникерс», раскрыл упаковку и угостил собеседницу.
– Битте шон.
– О! Амьерикан конфьетька? Гут. Данке шон.
Немка изящно вгрызлась в батончик. Голодная – сразу видно. И что мне теперь с ней делать? Из какого дурдома она сбежала? Из какой дивизии «Мертвая голова»? В Киеве есть психушка имени Павлова, под Киевом есть дурдом в Глевахе. Судя по тому, что мы находимся явно не в городской черте, то, скорее всего, дамочка рванула из Глевахи. Вернуть ее назад? И об этом ли мне надо думать? Эти вот пирамиды – архитектура для Украины не характерная. Сначала надо выяснить, где я вообще нахожусь. Может, по обкурке улетел куда-то на самолете? Стой, стой, стой. Мог ведь. Загранпаспорт и шенгенская виза у меня есть. Точно, самолетом Люфтганзы прилетел в Германию и заблудился в лесу. Невозможно? Почему нет? Я и не такие номера откалывал! Так-так. Тогда дама действительно немка и сбежала она из местной психбольницы или какого-нибудь санатория для придурков.
Я тут же начал рыться во внутреннем кармане куртки. Если я пересек границу, то в паспорте должна быть отметка. Выудил паспорт и начал листать. Последний штамп в загранпаспорте датирован прошлым годом. Лопнула красивая версия.
– У тебья короший кюртка, я думать, шьто ето нофий дойче форма, а ти фдрюг оказялься русиш, – счастливо произнесла немка, разворачивая второй «Сникерс» и принимая из моих рук флягу с кофе.
– Вообще-то я украинец.
– А какой есть рязниса?
– А никакой. С тех пор, как украинский гетьман Богдан Хмельницкий подписал с Россией военный договор о сдерживании польской шляхты и турков, в результате которого Украина попала под полный контроль России, а Запорожскую Сечь разогнали, – разницы… никакой. Разве что тяга к свободе у украинцев выше...
– А шьто есть тякое гьетьман?
– Это фюрер по-вашему. Вождь.
– Понимай. И русишен захватьить тфой стряна?
– Сначала русские, а потом коммунисты, чтоб их...
– А комюнистэн разфи нье русиши?
– Троцкий, Каганович, Уборевич, Путна, Якир, Блюхер и прочие – где здесь русские? Ты что, детка? Правда, там был еще один пропащий сифилитик, полукровка-чуваш Ульянов по бандитской кличке Ленин, но это исключение лишь подтверждает правило.
– А! Ето есть юдасы, ефреи! Майн фюрер скоро осучистфлять окончьятильний решений етот фопрес!
Да уж... осуществит. Если я ей скажу, что ее фюрер со своим «окончательным решением» – бандит и убийца, – вдруг она взбесится? В ее бреду события сорок второго – это вчера. Сказать ей, что в сорок пятом Гитлер стрельнет в свою дурную башку, а его труп зальют бензином и сожгут? Совсем взбесится. С психами надо осторожно, лишнего не надо ляпать. Надо вести себя так, словно сейчас действительно сорок второй год.
– Да пускай твой фюрер делает, что хочет. Дело в том, что последний русский царь Николай Второй был думкопф, он официально поощрял еврейские погромы и поддерживал Черную сотню. Ясно, что евреи его не любили, и многие из этого народа становились революционерами. А потом и февраль семнадцатого с позорным отречением монарха, а потом и кровавый октябрь, и всеобщее бешенство – прямое следствие позорного падения монархии. Великая империя утонула в крови и грязи. Просадил Николя Второй свою империю. Своей дурацкой политикой подвел страну к краю пропасти и безумия, перепугался, а потом взял – да и отрекся, вот так запросто бросил страну на растерзание шакалам. Вот ведь некомпетентный слабак. Слабая монархия – это даже хуже, чем ханжеская американская демократия. Николай даже не застрелился, а ведь должен был! Того требовала дворянская и офицерская честь. Он должен был смыть с себя своей кровью хоть часть того позора, снять с себя хоть малую толику ответственности за ту трагедию, в которую он, бесхребетный слабак, втравил империю. Но он не смог, даже пулю в свой висок пустить не смог! Но тут коммунисты не растерялись, помогли. Надо отдать им должное, молодцы, расстреляли Николая Второго. Ну, и не жалко, заслужил.
– Ето есть ушясно! Майн фюрер скорё осфободьить всьех русиш от юдас-комунистэн! Фсьех осфободьить! Фсье будут корошо арбайтэн, фсьем будеть мнохо еда!
Ага, совершат «окончательное решение», всех освободят и заставят горбатиться на высшую расу. Раз в месяц – шнапс, раз в год – душ и помывка, раз в три года – новая полосатая форма. Вот где будет рай на земле! Вслух я, конечно, этого не произнес, а выудил из рюкзака шоколадку.
– Майн гот! Францюзький чоколядька! Данке шон!
– Биттэ.
– А ти есть ньепрафильний русиш, укряиниш. У тебья короший ботьинки, дойче кюртка, длиний причьеска и у тебья есть чоколядька. Ти – ньепрафильний русиш.
– А какой «русиш» правильный?
– Фаньючий, бородатий, пашит земьля, пасьет корофа, фодку пьет всьё фремья, льенифий музик с блёхами на песчке спьит.
– Эх, твоя информация безнадежно устарела.
Рассказал бы я ей, какие теперь есть русские! Да ихний Геринг со своим замком в горах по сравнению с некоторыми теперешними русскими – просто нищий попрошайка!
– А вот ты – неправильная фашистка. Разве принимать «чоколадку» от славянина – это не нарушение вашего закона о совместимости рас?
– Найн, етот зякон нье позфольять фстюпать ф… хотья корошо фоспитаний фройляйн ето нье обсушдать, – она фыркнула, – к тому жи, здьесь никохо ньет, чтоби дьелать донос.
– Да, тут никого нет. И что это за место, ты не знаешь?
– Найн.
– А как ты сюда попала?
– Я нье помнить. Сафсьем нье помнить. На няс подлё напасть ети ушясний бородатий партизанэн! Оньи есть стрельят из пульемьёт и бросать мнохо храната. Менья охлушить фзриф, а потём я прийти ф себья здьесь. Фот и фсе. А ти здесь почьему? – А я перебрал лишку анестезии и отключился. Что это за место и как я сюда попал, я тоже не знаю. Что делать будем?
– Нюшно найтьи дойче зольдатен. Нюшно найтьи блишний хауляйтер!
Я не знаю, сохранилась ли должность гауляйтера в Германии 2005 года, но вот за ее пределами такой должности точно не осталось. Но она права. Сидеть здесь нет смысла. Надо идти.
– Ладно, – сказал я, – идем искать гауляйтера. Пошли. А тебя вообще-то как зовут?
– Герда Шлоссе! – бодро отрапортовало она. – А тебья как зфать?
– Ян Подопригора. А ты действительно Герда Шлоссе?
– Их бин. А шьто?
– Да ничего. А Генрих Шлоссе случайно не твой родственник?
– О! Мой бьедный брят, ехо убьить хрязний фоньючий партизанэн! А как ти знять про мой бьедний Генрих? – удивленно спросила она.
– Никак. – Я задумался. – А вдову брата зовут Матильда Шмидт?
– Я-я-я… Откудя ти знять? – Герда вдруг отскочила от меня, и ее взгляд налился ненавистью. – Ето ти убьить мой брят! Русиш шфайн! Ти питать мой брат, а потём ехо убьить!
– Найн! – гаркнул я. – Я никогда, нигде и ни с кем не воевал! И уж тем более – я не белорусский партизан!
– Партизанэн! – яростно прошипела она. – Откудя ти знать, шьто Генрих в Бьелорусия убьит! Тепьерь я понимать! Тфой причьеска ф льесу зарос! Партизанэн!
Ну вот, вляпался. Болтнул лишнего. Как ей объяснить, что слово «партизан» теперь ассоциативно нераздельно связано со словом «белорусский». Если она на меня набросится, то это может плохо закончиться, психи в гневе в силу входят, придется оказать квалифицированное сопротивление, а калечить женщин я не привык.
– Да нет же! – осторожно отступая назад, сказал я. – Это есть стишок такой. Про Генриха Шлоссе. Там он мародерствовал, собрал посылку из добычи и отправил ее домой жене. Вот послушай, он заканчивался так:
…занавески со стены
Подожженного музея
Древнерусской старины.
Фридрих-Штрассе, 48,
Получить Матильде Шмидт,
Отправитель Генрих Шлоссе,
Был здоров, теперь убит.
—Это просто стих про войну. Для советских детей. Война ведь с Германией. Это стих и… невероятное совпадение!
Герда замолчала и о чем-то размышляла.
– Ето стьихи?.. Ето есть плёхой поэзий. Их написял думкопф. Матильда шить на Карл-Штрассе. Ти нье партизанэн?
– Да нет же!
– Корошо…
Таких совпадений, по правде, не бывает. Эта Герда больна. Стишок этот можно прочитать только в русскоязычных книжках. Она наверняка его читала, и персонажи из стихотворения воплотились в ее бреду. Значит, мы находимся на территории бывшего СССР, я ведь мог и поездом уехать. В Россию, например. И загранпаспорт не нужен, и штампов никаких. И дурдом рядом есть наверняка. Как же нам, славянам, без дурдомов? А эти пирамиды? Может, русские военные настроили их из фанеры? Американскую разведку дурачить? Хотелось бы в это верить, да не верится. Так или иначе, надо идти отсюда.
