Текст книги "Еретик Жоффруа Валле"
Автор книги: Константин Курбатов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
– Ты слышал? – спросил Жоффруа у Базиля. – А старики – гугеноты.
– Однажды я уже спас Анжелику, унеся ее на руках, – улыбнулся Базиль. – С великим удовольствием проделаю это еще раз. Лошади ожидают нас у ворот.
И не успела Анжелика опомниться, как, закутанная в плащ, оказалась на холке коня впереди сидящего в седле.
О приближении резни Базилю рассказала перепуганная Сандреза. Она боялась только за одного человека на свете – за своего маркиза.
VII. ТЕЩИНО ЗОЛОТО
В ночь на 24 августа, в субботу, накануне праздника святого Варфоломея, горбатый звонарь церкви Сен-Жермен-л'Оксерруа, ругаясь и кашляя, вскарабкался на колокольню.
Почему звонари столь часто бывают горбатыми? Звонарь церкви Сен-Жермен-л’Оксерруа недолюбливал людей без горбов. Будь его воля, он бы всех французов сделал горбатыми. А тех, которые стали бы противиться, записал в злостные еретики. Одни горбатые веруют истинно! И чем горб больше, тем владелец оного благочестивее.
– Если они хотят, чтобы я им как следует позвонил, – хмыкнул горбун, забравшись на колокольню и поплевав на руки, – я им с великим удовольствием позвоню. Мне не жалко.
И над Парижем поплыл лихорадочный перезвон колоколов, тон которым задавал большой, басовитый колокол. Генрих Гиз, услышав набат, перекрестился:
– Все готовы? Двинулись!
По его личной просьбе, герцогу отдали один из самых ответственных участков Парижа – район улицы Засохшего дерева.
– Голос отца зовет меня к мести, – нетерпеливо приговаривал герцог. – Растоптанное сердце любимой кричит о том, что настала пора расквитаться.
Вскоре улицы, находящиеся рядом с улицей Засохшего дерева – Тиршак, Этьен, Бертен-Пуаре и другие, – заполнили толпы вооруженных людей. К ним присоединились и правоверные католики из числа парижских обывателей. У каждого на головном уборе красовался белый бант, а на руке – белая повязка. Бряцание пик, мушкетов и шпаг, топот коней и громкие крики, соленые шутки и сочная брань возбуждали толпу. Темнота будила животные страсти. Коптящее пламя факелов лихорадило воображение. Крепкие напитки кружили головы. Ведь набат загудел как раз в конце субботы.
– Бей гугенотов! – катилось в ночи.
– Заколем адмирала его собственной зубочисткой! – изрыгали ощеренные рты.
– Он ответит нам за все!
– У него кучи денег и золота!
Кольцо факелов сомкнулось вокруг дома адмирала. Немногочисленную охрану быстро прикончили. Разделавшись с ней, пустили в ход колья и дубинки. Под мощными ударами затрещали прочные двери.
– Помните, ребята, – напутствовал своих орлов герцог, красиво восседающий на белом коне, – адмирал не должен уйти. Я хочу увидеть его труп. И тогда город ваш. Тогда вы можете убивать всех и брать все. Любая вещь, которую вы увидите в этом доме и во всех остальных, ваша. Весь Париж ваш! Смелее, бесстрашные!
Раны, которые все еще мучали адмирала, не давали ему спать. Процессия лишь приближалась к дому, когда адмирал очнулся от полудремы и попросил узнать, что происходит на улице. Ему доложили не очень внятно и крайне испуганно.
– Помолимся, – сказал адмирал, поднимаясь с кровати.
Его хотели уложить обратно.
– Кажется, я вскоре належусь вдосталь, – возразил он и попросил помочь ему одеться.
Через стекло балконной двери хорошо просматривался двор, освещенный многочисленными факелами. Вооруженная толпа ревела и кричала. Грохот внизу подсказал, что начали выламывать двери. В центре двора на белом коне выделялась стройная фигура Генриха Гиза.
– Откройте балкон, – приказал адмирал.
В спальне повеяло ночной свежестью.
– Герцог! – выйдя на балкон, крикнул адмирал. – Что вы хотите?
Во дворе сделалось несколько тише.
– А! Это вы, адмирал! – узнал его Генрих Гиз. – Как ваше здоровье? Что же вы столь невежливо встречаете гостей, господин Гаспар де Колиньи? Нам приходится, беспокоясь о ваших ранах, пробиваться в дом чуть ли не силой.
– Послушайте, герцог, – сказал адмирал, – клянусь перед всевышним господом богом, что я не причастен к смерти вашего отца, мужественного Франсуа де Гиза.
– А к женитьбе принцессы Маргариты вы тоже не имеете отношения?! – крикнул герцог.
– Абсолютно никакого, – подтвердил адмирал.
Ему сделалось нехорошо. Слабость от ран, большой потери крови и чрезмерного напряжения подкосила силы бывалого воина. Но он превозмог себя и спокойно положил забинтованную руку на парапет балкона.
– Вы берете на себя слишком большой грех, герцог, – сказал он. – Мой друг король не одобрит ваших действий.
– Ваш друг король! – воскликнул герцог. – Прикидываясь другом короля, вы обманули его. Но король, благодарение господу, своевременно раскусил ваши козни. И прислал меня сюда.
– Вы лжете! – гневно ответил старик.
– Сейчас мои люди доберутся до вашего логова, и вы кое во что поверите, – пообещал герцог.
Вернувшись к кровати, адмирал устало улегся в нее. На закинутом лице резко обозначились скулы. Седая борода сбилась в сторону.
Двери внизу уже выломали и теперь приступом брали лестницу. Слышались грохот, ругань и звон стали.
– Нам не сдержать их, – доложили адмиралу. – Сейчас они будут здесь.
– Уходите, – приподнял он здоровую руку, – оставьте меня и спасайтесь через крышу. Вы сделали все, что могли. Я от души благодарю вас за верную службу и благословляю. Уходите.
Когда люди герцога ворвались в спальню, адмирал, превозмогая слабость, поднялся с кровати. Он хотел, как подобает воину, встретить смерть стоя.
Первый же удар сбил адмирала с ног. Его добивали лежащего на полу шпагами и кольями. Теми кольями, которыми только что выламывали дверь.
– Как там, ребята?! – кричал во дворе Генрих Гиз.
– Готово, ваша светлость! – отвечали ему.
– Давайте его сюда!
Бездыханное тело проволокли за ноги к балкону и швырнули через ограду.
Тело адмирала глухо ударилось о землю. Герцог в нетерпении спрыгнул с коня и подбежал к поверженному врагу.
– Осветите ему лицо! – приказал он.
Факелы, треща, опустились к земле. Услужливая рука полой адмиральского плаща стерла с лица кровь.
– Свершилось! – выпрямился герцог, гордо ставя ногу на бездыханное тело. – Зло всегда находит свой достойный конец. Благодарю тебя, господи, что ты покарал негодяя.
Легко вскочив в седло, герцог крикнул:
– Тело адмирала сберечь! Я должен показать его королю. В особняке долго не задерживаться! Вперед, мои отважные воины! Вас ждет множество других богатых домов. За мной! Самое трудное вы сделали. Завершим с честью то, что мы столь славно начали. Смерть гугенотам! Да здравствует святая католическая вера! Да здравствует месса!
Подковы коня, ударив в камень, высекли искры. Копыта простучали по направлению к воротам. Вслед за своим вождем, хищно горланя, хлынула толпа тех, кому не досталась пожива в особняке адмирала.
– Бей гугенотов! – изрыгали глотки.
За воротами люди разбивались на небольшие группы, у каждой из которых здесь же находился командир. Одну из таких групп, в которую вошли три солдата из королевской гвардии и разносчик оливкового масла, возглавил капитан Жерар де Жийю.
– Слушай мою команду! – гаркнул он. – Не упускать друг друга из вида. Раненых добивать. Не щадить ни женщин, ни стариков, ни детей. Таков приказ! И помните: сам господь бог благословляет вас на святое дело.
Первый дом, в который ворвалась четверка во главе со своим предводителем, долго их не задержал. Двое пожилых людей в нижнем белье с ужасом жались в скромной спаленке у стены. Мужчина держал в дрожащей руке подсвечник. Другой рукой он обнимал прильнувшую к нему женщину. Одна босая нога у женщины стояла на другой.
– Что вам угодно, господа? – хрипло проговорил мужчина. – По какому праву...
– Это дом мясника Руже? – спросил капитан.
– Да, вы имеете честь разговаривать с хозяином. Но что вам угодно в столь поздний час, господа? И какое вы имеете право...
– Мы явились к вам, чтобы узнать: ходите ли вы к мессе, – сказал длинный разносчик оливкового масла.
– Какое вы имеете право, господа? Вы очень напугали мою жену... Мы вольны самостоятельно решать... Сегодня даже сам король...
– Ты еще смеешь ссылаться на короля, негодяй?! – воскликнул капитан. – Король послал меня, мясник, чтобы я объяснил тебе то, чего ты до сих пор не понял.
И в руке капитана сверкнула сталь.
– Ребята! – крикнул он. – Совершив кару, всех выкидывайте на улицу, никого не оставляйте в доме. В окна их, живо!
Солдаты ударом сапог распахнули окно, вышвырнули трупы супругов на улицу.
Капитан достал из кармана бумажку, заглянул в нее.
– Кончай копаться в барахле! Здесь жирно не разживетесь. Один факельщик вперед, второй – сзади. Двинулись!
Через два часа узлы у солдат сделались такими огромными, что, копаясь в новых сундуках, им приходилось все больше ограничивать себя. Немало довелось им за свою жизнь повоевать и пограбить, но с такой легкой поживой они встретились впервые. Сонные жильцы что курята. Им режут глотки, а они лишь таращат глаза, испуганно кудахчут да хлопают крыльями.
Чувства постепенно притуплялись, брала свое усталость. Поборники правого дела убивали уже без злости и азарта.
Клонило в сон, уставшие руки просили отдыха.
– Всю ночь теперь так? – ворчали солдаты. – Пора и на боковую.
– Молчать! – кричал капитан. – Вы исполняете святую миссию. Каждого дезертира я пристрелю на месте. Пока мы не покончим со всеми, кто значится у меня в списке, об отдыхе и не мечтайте.
Из-за усталости стали лениво выбрасывать на улицу недобитых. Видно, подобное происходило не только у молодчиков капитана Жерара де Жийю. Потому что по темным улицам, между многочисленными, полуобнаженными трупами, со стоном ползали раненые. Многие из них пытались подняться, найти спасительный кров. Переходящие из дома в дом исполнители святой миссии добивали их пиками и шпагами.
Усталых миссионеров бравого капитана неожиданно взбодрил жалобный крик, который слышался сквозь закрытое окно:
– Золото! Мое золото! Я не отдам им золота!
– Сюда! – позвал за собой длинный разносчик оливкового масла.
Дом, из которого доносился крик, в списке капитана не значился. Но солдаты вмиг забыли про усталость. Когда они ворвались в вонючее жилище Люсьена Ледрома, то невольно попятились. Ни на одной самой смрадной помойке храбрецам не доводилось сталкиваться со столь крепким ароматом.
– Запашок как в преисподней, – сморщили носы гвардейцы.
Хозяина они дома не застали. А из-под вороха грязного тряпья высунулась всклокоченная голова, и старческий голос заверещал:
– Помогите! На помощь! Они пришли украсть у меня золото!
– Где золото?! – рявкнули солдаты.
– Не отдам! – закричала старуха.
Ее выдернули из тряпья, крепко тряхнули.
– Прирежем! Где золото?
– Ага! – вопила старая ведьма. – Золотишка захотели! А раньше никто не верил, что у меня золото.
Капитан Жерар де Жийю тоже заинтересовался дикой старухой. Такое иногда встречалось – ходит нищим оборванцем, а денежки, и подчас немалые, бережет в кубышке.
– Скажи им, где золото! – приказал он.
– Не трогайте ее, – угрюмо проворчал ученик кузнеца крепыш Поль. – Ненормальная она.
– А ты нормальный? – бросились к нему. – Ты знаешь, где она прячет золото?
– Дурачье, – сказал Поль. – Вон в том ящике у нее золото.
Кинулись к ящику, вытряхнули из него зловонное содержимое.
– Издеваешься, парень?
Он схватил, чтобы защититься, увесистый табурет. Но вскинуть его над головой не успел. Острая пика навылет пронзила могучую грудь.
– Родненькие, что вы делаете?! – металась хромоножка Эльвира. – Хорошие мои! Дорогие! Не надо!
– Золото где?! – ревели солдаты.
Четырнадцатилетняя Мари спряталась в ночной рубашке под столом. Ее выволок оттуда разносчик оливкового масла.
– А ты, красивая, знаешь, где бабушка прячет золото?
Но не успел он договорить, как метко пущенная медная кружка стукнула его в затылок.
– Простите, сударь! – крикнул Жан-Жак. – Я вас ударил не слишком больно? О золоте бабушки лучше всех знаю я.
Сударь с ревом бросился за дерзким мальчишкой. Но младший брат Жан-Жака, Пьер, упал разносчику масла под ноги, и тот шлепнулся на пол.
– Не ушибся, верзила? – поинтересовались братья.
На помощь разносчику масла бросился капитан.
– Щенки! – рычал он. – Гугенотское отродье!
– А вы, сударь, хоть и гнете одной рукой подкову, – увертываясь от взмахов шпаги, затеял игру Жан-Жак, – все равно не очень умны. Вы даже не знаете, капитан, каким местом думаете.
Взбешенный капитан Жерар де Жийю выскочил за Жан-Жаком на улицу. Но мальчишка в мгновение ока оказался на крыше дома.
–Огня! – кричал капитан. – Где факельщики?
И когда прибежали с факелами, выстрелом из пистолета Жерар де Жийю сбил мальчишку с крыши.
Пуля попала Жан-Жаку в живот.
–Дядя Жоффруа, – прошептал он, падая, – твой кузен убил меня.
Золота в доме так и не нашли. Перебили всех, а старуху продолжали трясти, добиваясь, чтобы она сказала, где спрятано золото.
– Не убивайте меня без зятька! – молила она. – Без него я не хочу! Только вместе с зятьком. Где Люсьен? Мне без него нельзя. Я прихвачу его с собой.
– Ты скажешь, где золото, проклятая?! – теряли терпение солдаты.
– Мое! Не отдам! – несся вопль.
Она сопротивлялась до тех пор, пока кинжал не прервал ее крик на полуслове.
VIII. ДА ЗДРАВСТВУЕТ МЕССА!
За полночь Карлу IX доложили, что адмирал Гаспар де Колиньи убит и его труп валяется во дворе особняка на улице Засохшего дерева.
– Слава тебе, господи,– перекрестился Карл. – А как там Наварра?
– Сейчас закончим и с ним, ваше величество, – пообещали монарху.
У короля сердито топорщились усы. Карл зябко кутался в шерстяной плащ. Ночью король любил спать. Для государственных дел ему вполне хватало дня. Но тут получилось так, что из-за стремительности событий пришлось бодрствовать и ночью. И короля знобило.
– Разожгите погорячей огонь, – кивнул он на камин. – И усильте у моей спальни охрану. Пока Наварра не испустит дух, я не усну.
В огромной опочивальне, оплывая, горели многочисленные свечи. В их колеблющемся свете Карл казался бледным и больным.
– Докладывайте мне через каждые пять минут, – нервничал он.
Ему докладывали. Столько-то дворян-гугенотов из свиты Генриха Наваррского уже отправлено на тот свет. Это число стремительно увеличивалось. Их приканчивали без лишнего шума и в их собственных постелях. Чтобы не успели протянуть руку к оружию. Но некоторые все-таки успели схватиться за шпаги.
– Подлецы! – кричали гугеноты, отступая под натиском превосходящих сил противника.
Обороняющиеся резко отличались своим внешним видом от тех, кто их преследовал. Отступающие пятились босиком и в нижнем белье.
Недавно здесь, в этой просторной комнате, разыгрывали полюбившийся королю фарс «Живые и мертвецы». Теперь здесь ставили спектакль про мертвых гугенотов. Которым дали свободу вероисповедания.
– Всех нас вы все равно не убьете! – надменно кричали гугеноты, похожие в нижнем белье на привидения.
– Убьем! – отвечали католики.
Путь к спальне Генриха Наваррского постепенно очистился. Если не считать последнего заслона – дюжины отборных драчунов из личной охраны вождя гугенотов.
В отличие от всех остальных защитников они встретили нападающих в полной форме и без каких-либо признаков сонливости. Личная охрана Генриха Наваррского всегда была готова к самому худшему и с неизменной бдительностью несла свою службу.
Завязалось сражение, которое осложнялось теснотой помещения и нежеланием нападающих до поры пускать в ход пистолеты. За спиной у охраны была дверь в спальню Наварры. Гвардейцы короля пробивались к той двери.
– Скоро они там? – поежился под плащом у камина в своей опочивальне невыспавшийся Карл.
– Сейчас, ваше величество, – докладывали ему. – Еще несколько минут.
– Я хочу скорее увидеть Генриха Наваррского мертвым.
– Вы его сейчас увидите, сир.
Один за другим с проклятиями падали гугеноты. Рывок, еще один, последний. Массивная дверь в опочивальню наконец-то отворилась. Десятки шпаг устремились к кровати под балдахином. Каждому из нападающих не терпелось первому нанести удар в тело того, кто взбудоражил всю Францию. Но неужели Генрих не слышал шума за дверью и продолжал безмятежно спать? Или винные пары с вечера оказались столь крепкими, что начисто отбили у него слух?
Шпаги пронзили центр кровати. Однако в ответ не последовало ни вскрика, ни малейшего движения. Словно они пронзили пустоту. Полумрак и сутолока мешали разобраться, что там происходит. А когда появившиеся канделябры высветили постель, раздались негодующие голоса:
– Его нет!
– Он трусливо бежал!
Кровать предстала перед жадными взорами девственно-свежей и пустой.
– Ищите вокруг! – раздались возгласы. – Он где-то здесь!
– Нет его здесь, – возразили более трезвые. – На эту кровать сегодня никто не ложился.
– Но где же он?
– Может, у молодой жены? Спокойно похрапывает сейчас у нее под надежной защитой.
– У кого? У Марго? С ума сошли! Какой он ей муж!
– Их соединила церковь. И в минуту опасности он мог воспользоваться своим правом. В надежде, что там его не тронут.
– К Маргарите!
По коридорам шумно прогрохотали десятки ног.
– Именем короля!
Однако королевскому имени подвластны не все запоры. Охрана перед опочивальней принцессы обнажила шпаги.
– Сюда не пройдет ни один человек!
– Мы не тронем Маргариту! Нам нужен Наварра!
– Его здесь нет.
– Вы лжете!
И снова звонкая сталь вступила в переговоры там, где не сумели договориться языки.
Но ни та, ни другая сторона не успели доказать своей правоты. Дверь опочивальни отворилась, и на пороге показалась сестра короля.
– Что здесь происходит?
– Ваше величество, мы ищем вашего мужа, Генриха Наваррского. Он постыдно бежал. И мы подумали...
– Как вы смели? – возмутилась Маргарита.
– Мы решили, ваше величество, что он мог воспользоваться... и спрятаться у вас.
– Как вы смели подумать подобное?!
– Простите нас. Но наши сомнения...
– Пропустите их, – приказала она. – Пусть убедятся сами.
И негромко добавила:
– Я не меньше вас заинтересована в успешном завершении дела, которое вы сейчас делаете.
Тщательный осмотр убедил нападающих в искренности Маргариты. С поклонами и извинениями мужчины покинули подозрительный плацдарм. И понуро, словно псы, которые отправляются топиться, побрели на доклад к королю.
– Генрих Наваррский бежал, ваше величество.
Отборная ругань была ответом Карла IX на страшное сообщение.
– Упустили! Повешу всех до единого! Сгною в Бастилии! Он не мог никуда деться! Опросить охрану на всех выходах из дворца! Найти! Я знаю, чего он хочет! Он хочет убить меня! Но у него не выйдет! Я Карл Девятый! Я всех... За мной!
Выбросив вперед шпагу, король помчался в неизвестность. Его выпученные глаза горели. Руки тряслись.
– Догнать, – безумно бормотал Карл. – Найти. Доложить.
За окнами начинало светать. Неожиданное исчезновение Генриха Наваррского грозило Карлу бедой. Когда вождь во вражеском стане остается живым, вокруг него поднимаются из небытия убиенные и жаждущие отмщения.
– Где он? —хрипел Карл, на губах которого стала появляться пена.
И вдруг безумный взгляд короля прояснился. Карл оттолкнул поддерживающие его руки, выпрямился и четко произнес:
– Я знаю, где он. Я сам познакомил его с ней. Скорее!
Счастливое прозрение не обмануло короля. Ворвавшаяся в покои прехорошенькой фрейлины ватага застала Генриха Наваррского на месте преступления. Среди измятых простыней уютно возлежал тот, кого столь долго искали. В кружевном нижнем белье, со всклокоченной шевелюрой. К его плечу прижималась прехорошенькая фрейлина-куколка с фарфоровым личиком.
– Ой! – произнесли кукольные губки.
– Я знал, что он здесь! – величественно ткнул пальцем в постель Карл IX. – Я никогда не ошибаюсь.
Жест вытянутого пальца походил на сигнал. Два десятка шпаг устремились к точке, в которую целил король. И наверняка та минута оказалась бы последней в жизни Генриха Наваррского. Если бы он дрогнул. Или потянулся к оружию.
Но Генрих не дрогнул.
– Простите, дорогая, – галантно произнес он, освобождая плечо от фарфорового личика. – Ко мне пришли, моя милая.
В глазах Генриха сияли благодушие и доброта. Не замечая направленных на него шпаг, он с бурной радостью бросился на шею королю Франции.
– Мой любимый брат! – восторженно крикнул Генрих Наваррский. – Как хорошо, что ты пришел ко мне. И как раз в такую минуту. Я только что сам собирался бежать к тебе. Я размышлял всю ночь. И знаешь, что надумал? Я порываю с протестантством! Отныне я – католик! Хватит разногласий. Я хочу быть во всем с тобой вместе.
– Анрио... – пролепетал потрясенный Карл, – но мы... ты понимаешь? Гугеноты затеяли против меня заговор. Я узнал. Мы должны перебить их всех до единого.
– И перебьем! – воскликнул Генрих. – В чем дело. Смерть гугенотам! Да здравствует месса!
– И ты теперь... – еле выговорил Карл.
– С тобой навсегда, – закончил за него счастливый Наварра. – Я сейчас оденусь и буду к твоим услугам. Мы вместе с тобой завершим святое дело, которое ты столь отважно начал один. Я люблю тебя с каждой минутой сильнее, мой дорогой и мужественный брат. Ты истинный властелин, и я преклоняюсь перед тобой.
Той ночью ни одному гугеноту в Лувре не удалось избежать своей судьбы. Вождь гугенотов Генрих Наваррский в счет не шел. Он своевременно открестился от протестантства и стал убежденным католиком.
Кровь с паркетов и стен дворца отмыли. Трупы из-под окон убрали. И в большой столовой накрыли в честь великой победы грандиозный стол.
– Гугеноты получили то, что они заслужили, – величественно говорил Карл, поднимая бокал. – Всякий, кто попытается плести за моей спиной паутину заговора, будет уничтожен, как они. Всякий! Это говорю я, король Франции Карл Девятый. Потомки будут считать меня величайшим из всех королей нашей непобедимой державы.
– Слава великому королю Карлу Девятому! – гремело за столом.
Карл гордо поднимал бокал в сторону матери и косил злым глазом на свою меланхоличную жену Елизавету Австрийскую. Генрих Наваррский сидел рядом со своей законной супругой Маргаритой Наваррской и отпускал ей тонкие комплименты.
– Разве так удивительно, – ворковал он ей в ухо, – что я решительно порвал с гнусным протестантством и вернулся в лоно единственно верного католического учения? Ради вас, моя изумительная Марго, я готов на все, что угодно. Прикажите, и я продам свою душу дьяволу.
– Перестаньте! Вы решили вовсе не потому.
– Только потому, моя волшебная.
– У вас нет ничего святого.
– А вы?
– Я ненавижу вас.
– Уверен, только потому, что готовитесь вскорости безумно меня полюбить.
Волшебная музыка взмахивала волшебными крылами над грандиозным пиршеством. Нежные лютни пели о беспредельном счастье. Перезвон серебра и стук фаянса сливался с мягким говором жующих уст. Аромат духов и мазей соперничал с запахом жарений и солений. В распахнутые окна било косыми столбами августовское солнце. В горячих столбах солнца спускались и поднимались пронзенные светом пылинки.
– Мне только что доложили, – торжественно произнес король, – о невиданном чуде, которое является божьим знамением, благословляющим наше правое дело. У «Гробницы невинно убиенных» вспыхнул красным цветом волшебный куст. Боярышник, который цветет только весной, сегодня вновь обильно распустил свои цветы. Мы прерываем трапезу, чтобы совершить паломничество к тому святому боярышнику.
Смолкла музыка, и задвигались кресла. Гордо вскинув голову, Карл IX прошел сквозь строй согбенных в поклоне придворных. И вскоре по доскам подъемного моста, перекинутого через защитный ров, простучали копыта многочисленных лошадей. Ров полувысох и неприятно попахивал. Из зеленой ряски выглядывали любопытные лягушки. Они провожали взглядами ярко разодетую кавалькаду, которая отправлялась в город.
– Да здравствует король! – восторженно кричали оставшиеся в живых парижане. – Да здравствует Генрих Гиз! Смерть гугенотам!
По улице Астрюс процессия выехала на улицу Сент-Оноре. Через ворота со стороны улицы Шап – к кладбищу с «Гробницей невинно убиенных». Здесь и в самом деле пылал ярким пурпуром роскошный куст боярышника.
– Чудо, – шептали уста придворных. – Великое чудо ниспослал нам господь.
– Я хочу у себя в опочивальне положить ветку цветущего боярышника к лику девы Марии, – капризно изогнула красивые губы Маргарита.
– Вы получите самую красивую ветвь! – соскочил с коня Генрих Наваррский. – Я сам положу ее в вашей опочивальне рядом с сосудом, в котором вы храните святую воду.
Выросший в Пиренейских горах на вольном просторе, Генрих разбирался в растениях. Но в порыве чувств он забыл, что боярышник колется. Острый шип вонзился в палец Наварры. Капля крови, набухнув, скатилась по руке, оставив красную дорожку.
– Вы поранились? – сказала Маргарита. – При виде крови мне всегда делается нехорошо.
– За вас я готов отдать всю свою кровь, – молвил Генрих, – каплю за каплей.
– Вы снова за свое, – поморщилась Марго. – Посмотрите, что творится вокруг, а вы не устаете балагурить. Вы или серьезно больны, или невероятно хитры.
– Я попросту безнадежно влюблен, – вздохнул Генрих.
– Возьмите, – протянула ему платок Марго, – и перевяжите палец. Я не могу смотреть.
– О! – тихо воскликнул Наварра. – Вы даете мне надежду. Этот платок я буду хранить у своего сердца вечно.
– Неужели вы всем женщинам говорите подобные пошлости? – спросила она.
– Только вам, – заверил Генрих. – И только потому, что теряю рассудок.
Налюбовавшись кустом боярышника, кавалькада двинулась к Монфокону. Вокруг каменной виселицы, на которой покачивались повешенные, с криком носилось воронье. Минувшая ночь принесла богатую дань Монфокону. Ров у подножия стены заполнили свежие трупы.
А на самом виду, подвешенное за ноги, болталось костлявое тело адмирала Гаспара де Колиньи. Белая, измазанная запекшейся кровью борода прикрывала лицо. Жидкие волосы сползли с висков к лысине. Для удобства опознания повешенного кто-то развел бороду и воткнул в старческий рот зубочистку. Любимый предмет, с которым адмирал не расставался при жизни, сопровождал его и в последний путь.
Сдерживая гарцующую лошадь, Карл IX прорычал:
– Он хотел обмануть меня. Но у него ничего не вышло. Еще не родился человек, который бы смог провести меня, короля Франции Карла Девятого.
IX. ОГНЕННАЯ МАСКА
Больше всех в разгроме гугенотов отличился капитан Жерар де Жийю, – доложила Екатерине Медичи скромная фрейлина-чтица Нинон.
– Я вас просила никогда не упоминать при мне его имя, – сказала королева.
– Да, мадам, – потупила глаза фрейлина. – Я прошу у вас прощения. Во Франции так легко оклеветать человека.
– Что вы имеете в виду? – спросила королева.
– Ходят слухи, мадам, что Сандрезу обесчестил не капитан Жерар де Жийю, а тот самый Базиль Пьер Ксавье Флоко, который погиб на дуэли с лейтенантом Полем де Шарнэ. Впрочем, поговаривают, что на самом деле Флоко вовсе не погиб, а скрывается под чужим именем. А Сандреза якобы о том знает.
– То, что знает Сандреза, не знаю я? – удивилась королева.
А через несколько дней бравый капитан Жерар де Жийю был приятно обрадован, получив назначение возглавить ночной караул при покоях ее величества вдовствующей королевы-матери.
Ночью в полумраке спальни капитан поведал своей королеве о том, как коварная Сандреза поманила его за собой, а затем надменно оттолкнула. Как она подло издевалась над ним. И как у капитана на какое-то мгновение помутился разум.
– И вы поддались соблазнительнице? – допытывалась Екатерина.
– Нет! Я сумел вовремя остановиться.
– Вы любили ее?
– Никогда! Она мерзкая тварь! Она хотела обольстить меня. Но я раскусил ее. И возненавидел.
– Но в тот момент, когда у вас помутился разум, вы любили ее?
– Нет!
– Я хочу от вас только одного: честности, капитан.
– Я никогда не любил ее! Клянусь всеми святыми!
– Вы знали человека, с которым сошлась Сандреза?
– Знал, мадам.
– Где он?
– Погиб на дуэли.
– Ходят слухи, капитан, будто он жив.
– Я собственными глазами видел, мадам, как Поль де Шарнэ пронзил Базиля Пьера Ксавье Флоко шпагой.
– Может, его ранили?
– Его убили.
– И сейчас у вас ничего не осталось к Сандрезе?
– Ничего! У меня вообще к ней никогда ничего не было.
С Сандрезой у Екатерины Медичи тоже состоялся разговор, очень душевный и даже не лишенный приятности.
– Вы знаете, милочка, как я обожаю подробности. Расскажите, как у вас случилось тогда то, непоправимое, с капитаном Жераром де Жийю.
– Мне так тяжело вспоминать о злосчастном дне, мадам, – проговорила Сандреза.
– И все-таки.
– Капитан был хитер, искусен и груб, мадам. Сама не знаю, как я очутилась в комнате на втором этаже. Дверь комнаты капитан запер на ключ. Я собиралась выпрыгнуть в окно. Окна комнаты выходили на Пре-о-Клер. Но капитан не дал мне выпрыгнуть. Я отбивалась до последнего мгновения. Я кусалась и царапалась. А потом потеряла сознание.
– И больше ничего не помните?
– Ничего, мадам.
– А помните ли вы молодого человека по имени Базиль Пьер Ксавье Флоко, которого король записал в мои шпионы?
– Конечно помню, мадам.
– Где сейчас тот человек?
– Он погиб в поединке с лейтенантом Полем де Шарнэ. В свое время я рассказывала вам об этом, мадам.
– Вы его любили?
– Если быть откровенной, то очень, мадам.
– И он на самом деле погиб?
– Да, мадам.
– Смотрите мне в глаза, Сандреза. Вы утверждаете, что он действительно погиб?
– Говорят, он был убит наповал.
– Где он похоронен?
– Его труп, как вы знаете, загадочно исчез.
– А не был ли Базиль Пьер Ксавье Флоко ранен и излечен ласковой рукой?
– Я ничего о том не слышала, мадам.
– Но вы его очень любили. А теперь ничего о нем не знаете. Вы! И ничего не знаете. Постарайтесь узнать что-нибудь путное о таинственном Флоко. Я подожду.
– Я постараюсь, мадам.
Она очень старалась, несчастная Сандреза, но так ничего и не узнала. Ни через день, ни через два.
– Открыть вам секрет, почему вы ничего не узнали? – сказала ей Екатерина Медичи. – Потому что вы лжете мне. Я слишком много прожила на свете, Сандреза, и пообманывала сама, чтобы научиться отличать, где говорят правду, а где лгут. Вам так или иначе придется во всем признаться, дорогая. Однако если у вас хватит благоразумия, то сейчас вы признаетесь во всем сами. Если не хватит, то скажете правду в другом месте. Вы меня поняли?
– Да, мадам.
– Где же находится Флоко? Под каким именем он скрывается?
– Я не знаю, мадам.
– Вы лжете!
– Я говорю вам правду, мадам.
С такой же твердостью Сандреза держалась и в уголовном суде. На все вопросы судьи Таншона она твердо отвечала, что ничего не знает.
– Где он? – настаивал Таншон.
– Не знаю, – без конца повторяла она.
– У нас имеются сведения, что государственный преступник Базиль Пьер Ксавье Флоко жив и скрывается под чужим именем. Где он?
– Я ничего не знаю о Базиле Пьере Ксавье Флоко, – в который раз говорила Сандреза.
– Покайтесь, – настаивал судья Таншон. – Подумайте, какой грех вы берете на душу, говоря неправду.
