Текст книги "Еретик Жоффруа Валле"

Автор книги: Константин Курбатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– Вы собираетесь сжечь меня? – спросил Луи Шарль.

– Мы собираемся спасти вашу душу, – ответили ему. – Все мы рабы божьи. Смиритесь, проникнитесь послушанием и раскайтесь. И откройте нам имя. Мы должны знать имя того человека, чтобы оградить невинных христиан от яда, который распространяет вокруг себя дьявол в человечьем обличье.

– Высшее блаженство – знание, – отвечал Луи Шарль. – Вы, быть может, и впрямь столь наивны, что ничего не знаете и не желаете знать. И потому честны в своем заблуждении. Заблуждение оправдывает вас и ваши поступки. Я знаю то, чего не знаете вы, и потому не хочу быть бесчестным.

– Его имя, – твердили они.

– Я не назову его, – отвечал он.

– Палач, покажите Луи Шарлю Арману де Морону орудия пыток и расскажите, что его ожидает, – слышал он.

Но странно, его почему-то так и не пытали. Ни разу, только пугали. Привязывали к орудиям пыток и задавали один и тот же вопрос. Он не знал, почему его не пытают. Думал, растягивают удовольствие.

На самом деле распоряжение о том, чтобы не применять к де Морону физического воздействия, поступило свыше. С самого верха! Адмирал Гаспар де Колиньи, узнав об аресте Луи Шарля Армана де Морона, сделал все, чтобы спасти его. Однако даже король не сумел помочь адмиралу. Вернее, не захотел.

– Мой друг, – сухо сказал Карл IX, – на сей раз я бессилен что-либо сделать для вас. Человек, за которого вы просите, оказался ярым врагом христианской религии и нашей католической церкви. Он упрямо отстаивает свои убеждения и отказывается назвать имена соучастников. Единственное, что я сумел сделать, это избавить его от пыток.

– Как с ним в конечном счете поступят? – взмолился адмирал. – Есть ли возможность смягчить приговор? Я готов поручиться за Луи Шарля Армана де Морона чем угодно. Он благороднейший и порядочнейший человек.

– Приговор выносит суд, – сказал король. – В зависимости от вины подследственного.

От пыток адмирал своего друга избавил. От смерти – не сумел. И только потому, что просьба адмирала пришлась не ко времени. Король злился на адмирала. Несколько дней назад тайный агент доложил королю, что адмирал получил от Генриха Наваррского письмо. В том письме Генрих Наваррский якобы сообщал, что скоро будет в Париже, и просил адмирала активней концентрировать силы, готовя их к решительному броску. «Моя свадьба будет сигналом», – якобы писал Генрих. Адмирал же якобы отвечал, что в Париже все готово.

Король Карл IX не знал, что его тайный осведомитель давно находится на службе у Екатерины Медичи, а в письме к адмиралу осторожный Генрих Наваррский ничего подобного не писал, и адмирал ему, естественно, ничего подобного не отвечал.

А в результате участь Луи Шарля Армана де Морона оказалась предрешенной.

– Бесчестны предающие разумно, – твердил Луи Шарль.

– О вашем признании никто и никогда не узнает, – убеждали его.

– Я уже однажды совершил подлость, о которой никто никогда не узнает, – отвечал он. – С меня достаточно.

В те дни на имя уголовного судьи Таншона поступило анонимное письмо. То письмо, написанное обезумевшей от любви и ревности Сандрезой де Шевантье, дало толчок еще к одному ходу, с помощью которого из Луи Шарля де Морона собирались выжать признание.

«Недавно был публично сожжен труп ведьмы Анжелики Готье, – говорилось в анонимном послании. – На самом деле сгорел труп вовсе не Анжелики, а Мадлен де Ми, похороненной на кладбище Невинных. Палач Люсьен Ледром за крупную сумму произвел подмену, а живая Анжелика Готье оказалась на свободе».

Среди прочих сведений сообщалось также о том, что находящийся в тюрьме гугенот Луи Шарль Арман де Морон влюблен в замужнюю женщину и имеет с ней преступную связь.

Коль пошел по скользкой дорожке, трудно остановиться. «Признавшись» Екатерине Медичи в гнусном поступке капитана Жерара де Жийю, Сандреза села за письмо в уголовный суд. Капитан, правда, сохранил голову, но милости королевы лишился, кажется, навсегда. Если в суде прислушаются к фактам, изложенным в письме, Анжелика бесследно исчезнет. И Базиль навсегда освободится от ее чар. Но чтобы анонимное послание не выглядело злобным выпадом против одной Анжелики, в нем надо было сообщить и о других дьявольских поползновениях – о взятках палача Люсьена Ледрома, о любви Луи Шарля Армана де Морона к замужней Анне.

И в суде обратили внимание на анонимный сигнал. Сообщение о том, что сожженная ведьма Анжелика Готье гуляет на свободе, покоробило судью Таншона. Но не больше. Организовывать поиски Анжелики Готье Таншон отнюдь не собирался. Анжелика Готье сожжена. Вопрос закрыт. Те, кто приговорил ведьму к сожжению, не ошибаются. Организация поисков, даже самых тайных, означала бы одно – признание ошибки. Совершенно ни к чему бросать лишнюю тень на уголовный суд. А вот подумать о любви Луи Шарля Армана де Морона надобно. Тут явно что-то проглядывало. Да еще этот подлец Люсьен Ледром...

– То, что говорится в письме, правда? – спросил Таншон у палача.

– Сплошная ложь! – воскликнул Люсьен, падая на колени. – Ложь от первого до последнего слова! Клянусь всеми святыми!

Уголовный судья поморщился, он никогда не испытывал доверия к своему подручному.

– Пощадите! – взмолился Люсьен. – И вы убедитесь, что более преданного раба, чем я, у вас никогда не было и не будет.

А ведь это точно, подумал Таншон, более преданного раба, чем тот, который провинился и получил прощение, не бывает. И что вообще требовать от палача?

– Насколько я понял из письма, – сказал Таншон, – Луи Шарль Арман де Морон влюблен в замужнюю женщину. Арестуйте ее и сообщите, что если она не сумеет добиться от Луи Шарля нужного нам признания, то будет наказана и она.

Оказавшейся в застенках Анне не пришлось долго объяснять задачу.

– Мы оставим вас с Луи Шарлем в камере наедине, на всю ночь, – сказал Люсьен. – Луи Шарль должен назвать интересующее нас имя.

– А если я откажусь? – в ужасе спросила Анна.

– Тогда мы разденем вас и станем пытать в присутствии Луи Шарля. Если он на самом деле любит вас, мы все равно узнаем имя.

Сцену признания в любви Анна сыграла успешно.

– Мы вдвоем, – шептала она в объятиях Луи Шарля. – Я знала, что эта минута настанет. Я боялась вас потому, что втайне всегда любила. Мы выйдем отсюда вместе и будем самыми счастливыми людьми в мире. Только не противьтесь им, скажите, кто вверг вас в страшную пучину.

– О чем вы? – не сразу дошло до Луи Шарля.

И тут Анну озарило.

– Неужели снова он?! – воскликнула она. – Всюду он! Вы знакомы с Жоффруа Валле!

– Молчите! – прошептал Луи Шарль.

Но было уже поздно.

– Жоффруа Валле! – утвердилась она в своей догадке. – Конечно он! Всюду он!

– Вы замолчите или нет? – начал терять терпение Луи Шарль.

– Я не желаю больше молчать! – закричала она. – Жоффруа искалечил мне жизнь! Будь он проклят!

– Или вы сейчас же замолчите, – пригрозил Луи Шарль, – или...

– Я не хочу из-за него умирать! – визжала Анна. – Нет! Пусть лучше умрет он!

– Ошибаетесь, – сказал Луи Шарль. – Лучше умрете вы.

И его пальцы сжали горло любимой.

Когда утром вошли в камеру де Морона, Анна лежала на грубой арестантской постели уже холодная.

– Зачем вы это сделали? – спросили его.

– Чтобы быстрее встретиться с ней там, – указал он на потолок.

Нет, Луи Шарль Арман де Морон не считал себя виноватым и перед Анной. Перед судьями, которые его не поняли, он немного виноватым себя считал. Перед ней, которую убил, нет. Потому что в жизни всегда присутствует высшая справедливость. И Луи Шарль счел справедливым даже тот суровый приговор, который вынесли ему за укрытие имени государственного преступника плюс убиение женщины – четвертование. Разве это так много – четвертование? Жизнь Анны, на его взгляд, стоила значительно больше.

Весенний ветер приятно освежал лицо Луи Шарля. Высокий, в тринадцать ступеней, помост плыл над толпой, открывая простор ветру. Взгляд невольно тянуло к грубому чурбану с воткнутым в него топором. Красные штаны палача резали глаза.

– Смерть еретику! – шумела толпа.

Шагнув к палачу и глядя ему прямо в глаза, утонувшие в прорезях маски, Луи Шарль протянул своему убийце кошелек.

– Бог простит тебя, любезный, – сказал де Морон, – а золото, которое находится в этом кошельке, поможет тебе скрасить впечатление от гнусности, которую ты сейчас совершишь. Я прощаю тебе и вношу плату за твою нелегкую работу. Но и ты со своей стороны будь мудр и великодушен.

– Не извольте беспокоиться, – буркнул Люсьен Ледром, пряча кошелек под фартук.

Но палач обманул осужденного. Взяв солидную мзду, он не уменьшил мук своей жертвы. Он был слишком зол на Луи Шарля, который умертвил Анну. Искусно владея топором, палач Люсьен Ледром вонзал жало топора в тело несчастного так, чтобы последние минуты жизни де Морона сделать предельно мучительными.

XV. ЗРИТЕЛЬНАЯ ТРУБА КОРОЛЯ

Едва веки короля дрогнули, все находящиеся в спальне склонились в почтительных поклонах.

– Окна! – возмутился король. – Почему до сих пор закрыты окна? Или я должен говорить об этом каждый день?

Спальня наполнилась светом.

– Ить ты! – дернулся Карл.

Это Альфа, любимая гончая короля, почувствовав, что хозяин проснулся, от всей души лизнула его в пятку. Точнее, не в саму пятку, а в выемку стопы. Пятка у Карла IX к двадцати двум годам успела несколько затвердеть, а выемка стопы оставалась по-прежнему младенчески нежной. Взвизгнув, Карл ругнул Альфу и спрятал ногу под одеяло. Альфа на хозяина не обиделась, вскинула передние лапы на королевскую кровать и попыталась лизнуть короля в лицо. Карл увертывался и дергал гончую за усы, обзывая ее усатой девчонкой. У них началась обычная игра, которая затевалась, когда король просыпался в добром расположении духа. Усатая девчонка прятала длинный нос под одеяло и там чихала. А Карл ловил ее за усы, дергал и спешил убрать руку.

– Иди на место, – сказал наконец король. – Где твое место?

И Альфа послушно удалилась.

К завтраку Альфа, как обычно, пожаловала в малую столовую, и Карл бросил ей несколько кусков ветчины, выбрав самые постные. Потому что породистой собаке, тем более гончей, жир вреден.

Пока король принимал у себя в кабинете бесконечных маршалов, советников, жалобщиков и просителей, Альфа лежала на своей бархатной подушке под картиной с изображением девы Марии и дремотно помаргивала красивыми глазами. Но неожиданно Карл заметил, что подушка опустела. Карл рыскнул глазами по кабинету и нигде Альфу не обнаружил – ни под столом, ни у камина, ни под креслами.

– Где Альфа, мерзавцы? – тихо спросил он.

– Здесь, – ответили ему. – Сейчас. Одну минуточку, ваше величество.

Но прошло десять минут, а подушка под девой Марией продолжала пустовать. Через пятнадцать минут вопрос об Альфе в устах короля звучал уже на таких высоких нотах, что все живое в Лувре сочло за самое благоразумное удалиться от кабинета короля на возможно более дальнее расстояние.

– Ублюдки! – бушевал Карл. – Вы все умеете лишь набивать себе карманы да животы! Пятнадцать минут назад мне докладывали, что Альфа сейчас будет здесь. Где она? Если я ее сейчас же не увижу, то сначала сдеру с вас живьем шкуру, а затем поджарю на костре. Вы меня поняли, мерзавцы?

Мерзавцы кланялись и заверяли, что Альфа никуда не могла деться, что она сию минуту была здесь, что ее сейчас непременно отыщут. На ноги подняли весь дворец. По бесчисленным комнатам метались перепуганные лакеи. В поиски включился весь двор вплоть до внутренней и наружной охраны Лувра. Вскоре выяснилось, что через северные ворота полчаса назад выбегала какая-то гончая. Караульный гвардейский швейцарец, однако, сказал, что в лицо всех королевских собак он не знает и потому не может с достоверностью утверждать, Альфа то была или нет. Да, тощая, длинноногая, уши висят, нос свечкой, масть светло-коричневая, даже песочная. Но они все, у его величества, длинношеие и песочные.

– Ты все-таки догадался, идиот, что собака была королевская? – спросили у швейцарца.

– И чего? – ответил он. – Не стрелять же в нее. Небось стрельнул бы, еще хуже получилось.

– Хуже мы тебе сейчас устроим сами, – пообещали ему.

Удалось также выяснить, что у северных ворот уже несколько дней отирался какой-то беспородный пес – ободранный, грязный и потому неизвестно, какой масти. Морда черными пятнами, лобастая и свирепая. Уши торчком. Длинноногая махнула к нему мимо караульной будки – швейцарец и глазом моргнуть не успел.

– Для чего ты вообще здесь поставлен? – спросили у швейцарца.

– Так точно! – без запинки отрапортовал он.

За ротозейство во время несения службы швейцарца сняли с поста и пообещали, что с ним разделается сам король. Сержанта, непосредственного начальника провинившегося гвардейца, разжаловали в рядовые и посадили в темную на хлеб и воду. А его величеству королю Карлу IX осторожно доложили, что Альфа все-таки, к великому сожалению, из дворца убежала. Про беспородного пса, естественно, умолчали.

Можно себе представить, что произошло бы с Карлом, доложи ему еще и про пса. Король и так разбушевался свыше всякой меры. В каждого, кто подвертывался под руку, летели не только бранные выражения, но и различные, подчас весьма увесистые предметы. От неимоверного шума зелено-красный попугай в клетке у окна тоже разволновался и стал приговаривать:

– Господи, помилуй! Господи, помилуй!

– Заткнись, чучело! – в бешенстве заорал на него Карл и хотел уже, сорвав клетку с попугаем, запустить ею в кого-нибудь из слуг. Но тут взгляд короля остановился на зрительной трубе, которая только что была пущена в чью-то голову и теперь отдыхала на полу у кресла. Еще ни один европейский монарх не держал в руках подобной диковинки. Флорентийские связи матушки все-таки приносили кое-какую пользу. На родине Екатерины Медичи, в Италии, умели не только малевать картины, ваять статуи и ткать гобелены. Там появлялись и вот такие новинки, как эта зрительная труба. Искусный мастер вмонтировал в медную трубу в определенном порядке несколько линз, и далекие предметы, если смотреть в окуляр, вдруг чудесным образом оказывались совсем рядом.

Схватив зрительную трубу, Карл вылетел из кабинета и помчался по лестнице, ведущей на башню.

С башни восточного крыла Лувра открывался превосходный вид на окрестности. Весна всходила над Парижем, и нежная дымка первой зелени освежала улицы, поляны и сады. Город казался умытым и праздничным. Ярко сияли красные черепичные крыши, золотилась под солнцем полноводная Сена, и над всем торжественно возвышались величественные, словно помолодевшие храмы. Труба в руках короля перескакивала с предмета на предмет. Покачались и проплыли: коза, привязанная к столбику; стожок прошлогоднего сена; белье на веревке; рыжая кошка; горожанин с лопатой; дворянин при шпаге; телега без колеса. Дальше и дальше. Пока глаз короля, взирающий на мир через итальянские линзы, не натолкнулся на то, что происходило на Пре-о-Клер.

– Забодай меня тысяча чертей, – пробормотал Карл, – но там дерутся. Что же это делается? Я запретил!

Избави нас, боже, от всяких напастей – от чумы и бедности, от голода и тюрьмы. Но паче всего не допусти к нам на голову гнева повелителя, когда он в дурном настроении.

– На Пре-о-Клер дерутся! – крикнул Карл. – Арестовать и немедленно доставить ко мне. Я им покажу!

А там, на Пре-о-Клер, звенели шпаги в руках обиженного и оскорбленного капитана Жерара де Жийю и маркиза де Бука, известного читателю под именем Базиля Пьера Ксавье Флоко.

XVI. РОДСТВЕННИК ПАПЫ РИМСКОГО

Полтора десятка швейцарцев, примчавшихся на Пре-о-Клер, окружили дуэлянтов.

– Сдать оружие! Именем короля!

Что оставалось делать капитану Жерару де Жийю и Базилю Пьеру Ксавье Флоко при столь неравном соотношении сил? Только одно – покориться.

– Следуйте вперед! – распорядился старший гвардеец. – Вас приказал доставить лично к нему сам его величество король Франции Карл Девятый.

Свидание с королем, который лично захотел узреть дуэлянтов, не предвещало ничего хорошего. Особенно для Базиля.

– Не бойтесь, маркиз! – подбадривал его Жоффруа Валле. – Я иду с вами. Я засвидетельствую, что капитан сам нагло завязал с вами ссору и сам же вызвал вас на поединок. Вы этого не хотели.

Именно так оно на самом деле и произошло. Базиль и Жоффруа, прогуливаясь по весенним парижским улицам, мирно беседовали, когда на них налетел пылавший жаром капитан.

– Наконец-то! – воскликнул он.

С ходу толкнув Базиля, капитан заорал, что его оскорбили и потребовал немедленной сатисфакции. От своего двоюродного брата, который пытался урезонить задиру, капитан презрительно отмахнулся, заметив, что проходимцы, с которыми водится Жоффруа, ничуть его не удивляют.

– Как ты смеешь! – возмутился Жоффруа. – Ты сам напросился на ссору.

– Проваливай! – огрызнулся капитан. – Иначе я заодно с этим молодчиком проткну и тебя. У меня очень чешутся руки.

Отправившись за соперниками на Пре-о-Клер, Жоффруа всю дорогу стыдил кузена. Не успокоился он и тогда, когда зазвенели шпаги. А когда появились гвардейцы, Жоффруа выразил свое полное удовлетворение.

– Уверен, что капитан как следует поплатится за свою наглость! – подбадривал он маркиза. – А вам ничего не будет.

– Ну и братца отвалил мне господь бог, – всю дорогу ворчал капитан.

В Лувр Жоффруа Валле не пустили. Стража, дав дорогу гвардейцам с двумя арестованными, остановила его при входе.

– Ладно, подожду здесь, – согласился Жоффруа, не сомневаясь, что вскоре маркиз вновь сможет продолжить с ним приятную беседу.

А Базиль Пьер Ксавье Флоко, в отличие от Жоффруа Валле, отлично понимал всю серьезность положения. Сказать, что Базиль волновался, значило бы сильно преуменьшить состояние, в каком он находился. Фантазия Базиля живо рисовала ему самые мрачные картины. Ему предстояло оказаться перед королем, который счел его своим личным врагом и приказал сжечь даже тогда, когда Базиля уже не было в живых. А что, если король каким-то образом узнает в маркизе убитого учителя фехтования?

– Быстрее! Быстрее! – торопили гвардейцы.

В кабинет короля, взбежав по широким отлогим лестницам, нарушители прибыли несколько запыхавшись. Карл IX в этот момент отчитывал свою сестру Маргариту, каким-то образом усмотрев ее вину в том, что пропала его любимица Альфа.

– Мне надоели ваши вечные интриги! – кричал он. – Вы со своей мамочкой решили доконать меня. Но у вас ничего не выйдет! Плевать я хотел на папу римского, который не желает дать благословения на ваш брак! Вы все равно станете женой Генриха Наваррского!

– Но при чем здесь Альфа? – капризно дула розовые губки Маргарита. – Какое я имею отношение к вашей собаке?

– А такое, – кричал король, – что вы со своей матушкой специально издеваетесь надо мной!

Увидев задержанных, Карл кинулся к ним:

– А вам кто позволил драться? Я запретил дуэли! Строжайше! Почему во Франции находятся люди, которым мои повеления не обязательны?

– Ваше величество, – сделал шаг вперед капитан Жерар де Жийю, – разрешите мне объяснить вам, что произошло. Я считал и всегда буду считать, что если кто-нибудь даже ненароком оскорбит меня, вашего наипреданнейшего слугу, то это оскорбление в какой-то мере...

– Я вас спрашиваю, почему вы осмелились нарушить мой приказ?! – заорал король. – На Монфокон! Немедленно!

– Сир, – осмелился подать голос Базиль, – прежде чем нас повесят, разрешите мне оказать вам небольшую услугу.

– Какая еще услуга? – дернулся Карл.

– Подобную услугу, – сказал Базиль, – кроме меня, больше никто не сможет оказать вам. Так мне показалось из разговора, который я случайно услышал. Пошлите меня в Рим, ваше величество, и я привезу вам разрешение папы на брак вашей сестры с гугенотом Генрихом Наваррским.

– Вы? – удивился Карл. – Как вы это сделаете?

– Папа римский Пий Пятый кое-что задолжал мне, – пояснил Базиль. – В уплату долга он выполнит любую мою просьбу.

– Папа Пий Пятый задолжал вам? Да кто вы такой? Всех своих должников, которых папа помнил, он давно прикончил.

– Про меня он забыть не мог, ваше величество. То, что он у меня в долгу, он вспомнит сразу. Я привезу ему нечто такое, что мгновенно освежит его память.

– Как вас зовут? – спросил король.

– Базиль... Маркиз Базиль Пьер Ксавье де Бук, ваше величество.

– Это вы там столь ловко вертели шпагой, маркиз? Я вас сразу приметил по синему банту. Где вы учились фехтованию?

– Был такой недурной учитель, сир, которого звали Базиль Флоко.

– Базиль Флоко! – воскликнул Карл. – Это тот самый, который, когда его сжигали, стрельнул в меня головешкой? Не могу спокойно слышать его мерзкое имя. Из-за чего вы, маркиз, поссорились с капитаном?

– Право, я даже затрудняюсь сказать из-за чего, – замялся Базиль. – Как это обычно бывает... Излишняя горячность, чрезмерная гордость...

– Я бы тоже на вашем месте показал этому прохвосту, – согласился Карл. – Вы хорошо деретесь, маркиз. Вы мне нравитесь.

– Благодарю вас, сир.

– Что вам нужно для поездки в Рим?

– Несколько дней сборов.

– Вот будет потеха, если вы действительно привезете разрешение от папы! – воскликнул Карл. – Завтра в полдень явитесь во дворец за деньгами и лошадьми. Я вам верю. Лошадей вы получите из моей личной конюшни. Самых лучших. Подберите себе надежных спутников, и – с богом! Если вы и впрямь сумеете попасть к папе, скажите ему от моего имени: чтобы извести ересь, хороши любые средства. Французский король Карл Девятый заверяет его святейшество. Слово в слово. Запомнили?

– Запомнил, – сказал Базиль.

– А вас, капитан... – начал король и запнулся.

Король увидел Альфу.

– Где ты шлялась, паршивка? – спросил он.

Капитан Жерар де Жийю родился в сорочке.

– Что-то слишком часто вы стали попадаться мне на глаза, капитан, – поморщился король. – Берегитесь. Все свободны. Я всех помиловал. Ступайте.

Поджав хвост, Альфа виновато лизнула руку Карла и стыдливо прикрыла красивые глаза. Она словно одобряла решение своего повелителя.

Лопоухого швейцарца, мимо которого проскочила из Лувра Альфа, простили тоже. Сержанта, которого разжаловали в рядовые, снова сделали сержантом, выпустив его из темной. А Базиля встретил у входа в Лувр сияющий Жоффруа Валле.

– Я же вам говорил! – обрадовался он.

– Не хотите ли прогуляться со мной в Рим? – спросил у него Базиль. – Проведать моего близкого родственника папу Пия Пятого.

– Вы, маркиз, в родстве с папой римским? – поразился Жоффруа.

– Да еще в каком! – выразительно поднял над головой указательный палец Базиль.

Спешащие по узким улочкам люди словно течением вынесли наших знакомцев к Гревской площади. Здесь гудела плотная толпа.

– Что там? – поинтересовался Жоффруа, силясь рассмотреть происходящее на высоком эшафоте.

– Еще одного еретика отправляют в ад, – ответили ему.

Густую черную бороду человека на эшафоте развевал ветер. Неужели Луи Шарль Арман де Морон?

– Господи, – перекрестился Жоффруа Валле. – Не может быть.

За шумом было не разобрать, что там говорили, на помосте. Лишь когда помощник палача уронил графа на плаху, шум стих. Взлетел и упал топор.

– Звери, – прошептал Жоффруа, – дикие, неразумные звери.

А когда помощник палача показал народу отрубленную голову Луи Шарля, Жоффруа проговорил:

– Маркиз, я еду с вами в Рим. Я уже там бывал и знаю дорогу. Блажен, кто делает большое дело не для себя, а для других. Последнее время я, кажется, немного ослеп и запутался. Я догадываюсь, из-за чего погиб де Морон. Он спасал меня. Вечная ему память. Я не имею права отказываться от дела, на которое подтолкнул его.

То было самым сильным, как считал сам Жоффруа Валле, поступком в его жизни. Самым сильным, потому что Жоффруа не верил в возможность переступить через самого себя. Но он переступил. Он пришел к Анжелике и сказал, что уезжает с маркизом в Рим.

Она поняла его сразу.

– Я всегда знала, что ты уйдешь от меня, – ответила она. – Я знала...

– Но ведь я не ухожу от тебя, – попытался он успокоить ее. – Я уезжаю с маркизом де Буком в Рим. По очень важному делу.

– В Рим? – покачала она головой. – Жоффруа, евангелисты осуждали лицемеров, которые говорят одно, а думают другое. Зачем ты говоришь сейчас не то, что думаешь? Ты уезжаешь не в Рим, ты убегаешь от меня и от своей любви.

– Прости меня, любимая! – взмолился он. – Если бы я не любил тебя столь сильно, это не мешало бы моему зрению.

– Ты снова возьмешься за книгу, которую сжег? – спросила Анжелика.

– В огне сгорели листки, – сказал Жоффруа. – Книга осталась во мне. Быть может, даже лучше, что я ее сжег. Огонь отсеял ненужное.

Сердце Жоффруа разрывалось. Он плакал вместе с Анжеликой. Он молил ее о прощении. Он объяснял ей, что она любит его потому, что он есть вот такой. А если он останется с ней, то превратится в другого человека и она разлюбит его.

– Никогда! – рыдала она. – Я никогда не разлюблю тебя. Любой, кого я любила бы так, как тебя, остался бы. А ты уходишь. И за это я люблю тебя еще сильней. И еще за то, что ты дал мне сил понять, почему тебе надо уйти. Наверное, ни одна женщина в мире не способна поддержать своего любимого, когда он уходит от нее. А я говорю: ты делаешь правильно, иди.

– Ты ангел, – целовал Жоффруа ее руки. – Каждый человек должен идти на смерть для спасения человечества. Пусть даже не всего человечества, а хотя бы одного-единственного человека, как то сделал Луи Шарль. Но он сделал! А я, который проповедовал ему, отступлю? Нет! Я не имею такого права. Я не хочу стать предателем.

Долго ли двум одиноким мужчинам собраться в дорогу. Карл IX не поскупился на деньги. Дворцовый казначей, выполняя приказ короля, отсчитал такую сумму новенькими золотыми экю, какую Базиль отродясь не держал в руках. Обрадовавшись привалившему богатству, Базиль прежде всего решил расплатиться со своим вечным кредитором – Раймоном.

– Сколько я тебе должен? – ворвался он в домик на Мосту Менял. – Наконец-то я имею возможность освободиться от долгов. Смотри!

– Глупость и еще раз глупость, – ответил свое обычное Раймон. – Ты мне ничего не должен. И прекрати эти постоянные разговоры о деньгах, если не хочешь, чтобы я на тебя обиделся. А вот бриллиант я бы на твоем месте брать с собой в дорогу не стал. Пусть он лучше полежит у меня и дальше.

– Бриллиант нужен мне сейчас затем, – пояснил Базиль, – чтобы довести до конца дело, о котором я мечтаю с детства.

– С помощью бриллианта? В Риме? А если вас ограбят?

– Ты ставишь меня в неловкое положение, – сказал Базиль. – Я выпрашиваю у тебя свою собственную вещь... За два года ты, правда, привык к бриллианту. Да и задолжал я тебе немало. Но ведь я готов рассчитаться. Только пойми меня: без бриллианта мне в Риме делать нечего.

– Из-за какого-то дрянного мешочка, – буркнул Раймон, – ты готов расколоть нашу давнюю дружбу.

– Я готов расколоть?

– Или я мало для тебя сделал? – спросил Раймон. – Кто тебя вызволил из тюрьмы? Кто оплачивал операцию с глиняными горшочками? Кто подменил Анжелику на покойницу? Ты только придумываешь, а расплачиваюсь я. Но я-то знал, чем все это кончится. Знал! И молча терпел. На, забери свой камень!

Так они и отправились в дальнюю дорогу, Базиль Пьер Ксавье Флоко и Жоффруа Валле, оба в расстроенных чувствах. Один – от тягостного разговора с ростовщиком, другой – от мучительного расставания с любимой.

Однако существует примета: чем с более тяжелым сердцем уезжаешь, тем удачнее оказывается поездка.