Текст книги "Король Драконов: сильнее смерти (СИ)"
Автор книги: Константин Фрес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
И теперь, шагая впереди Короля по старым, жалобно поскрипывающим ступеням, хранитель раздувался от гордости, потому что ему не стыдно было показать плоды своих трудов. Все было аккуратно, ухоженно и отлаженно.
– Эти Часы, – с гордостью говорил хранитель, повыше поднимая свой фонарик, так, что пятно света от него металось по совершенно лысой, блестящей макушке хранителя, окруженной белоснежными реденькими кудрями, – самые точные Часы в мире! Их механизм древний, но очень прочный и надежный! И если бы не воры… если бы не воры, эти Часы не ошибались бы еще тысячу лет!
Хранитель горестно вздыхал, печалясь и переживая за свое детище, за свое сокровище – Часы, – и башня тихонько вздыхала вместе с ним.
Лестница кончилась, и на последней, самой верхней площадке, хранитель встал перед дверями, ведущими непосредственно к сердцу механизма – к крутящимся зубчатым шестеренкам, отполированным временем до блеска, с забавными картинками, вытравленными на их ярких медных дисках.
– Постойте, – произнес Демьен, заметив, что хранитель, подняв фонарик повыше, одной рукой неловко перебирает ключи на большой связке, задумчиво шевеля губами. – Не стоит вам идти туда. Дальше мы сами. Благодарю вас за вашу помощь.
Хранитель, увеченный своими поисками, не сразу услышал слова Короля, а потому их пришлось повторить дважды, чтобы тот, наконец, прекратил свои поиски и оставил ключи в покое.
– Ась?! – переспросил хранитель, глядя на Демьена удивленными чистыми глазами. – Что?! А как же вы попадете туда, если я…
Он указал на дверь, запертую на замок, на замочную скважину, обвел жестом массивную дверь на почерневших от времени огромных дверных петлях.
– Не беспокойтесь, – мягко сказал Демьен, расстегивая ворот куртки и вынимая из-за пазухи черный, замысловато выточенный ключ на длинной цепочке. – Я открою эту дверь. Идите; вам с нами нельзя.
Часовщик-хранитель с недоверием посмотрел на ключ в руках молодого Короля; на его языке вертелся язвительный вопрос, и, вероятно, не один. Может быть, хранитель хотел выразить свое сомнение по поводу королевского ключа, ведь вверенная ему башня была особенной, и ее первой попавшейся отмычкой не откроешь! Но он смолчал, глядя на лукавую улыбку Демьена, чуть пожал плечами и отступил в темноту.
– Как скажете, Ваше Величество, – произнес хранитель, и голос его звучал чуточку обиженно. – Я буду ждать вас внизу.
И он неспешно начал спускаться по лестнице, унося с собой свет, шлепая подметками старых растоптанных туфель, зевая, старчески охая и почесывая спину.
Когда шаги его стихли где-то внизу, Уна вытянула ладонь вперед и на ее пальцах расцвел лепесток пламени, осветивший лестничную площадку куда ярче маленького фонарика старика-хранителя.
– Ну, – произнес Дерек, рассматривая ключ, который Демьен снял с шеи, – может, объяснишь, что это значит?
– Конечно, – с готовностью ответил Демьен. – Ест Вседверь, а это – Всеключ.
– Очень содержательно, – произнесла Уна. – А можно яснее выражаться.
– Часы кто-то посещает, – терпеливо ответил Демьен. – И крадет время.
– Да что ты говоришь! – Дерек изумленно покачал головой и зацокал языком, но Демьен перевел на него строгий взгляд, и принц прекратил паясничать.
– Наши маги, и техномаги, – терпеливо продолжил Демьен, – устраивали засаду, и не один раз. Несколько, – Демьен помялся, размышляя, стоит ли делиться такой секретной информацией с друзьями, но, наконец, решился. – Если быть точным, то пять раз. Пять раз они охотились на того, кто обманывает Часы и крадет время.
– Пять раз! – воскликнула, пораженная, Уна. Демьен кивнул.
– Именно. Сначала они думали, что вор просто невидим. Маги варили особые стекла, чтобы рассмотреть любого, но башня оставалась пустой перед их взором, даже вооруженным самыми сильными, самыми волшебными очками. Механизм работал отлично; ни оного сбоя, ни одного лишнего звука – все отлажено. Ни пылинки, ни лишней песчинки. Ни малейшей причины, по которой Часы вдруг могли бы сбиться. А они сбивались. Ровно в пять утра, когда город уже просыпался, когда минутная стрелка готова была коснуться цифры двенадцать, Часы вдруг удивленно крякали, кашляли, как живые, и стрелка падала на пять мнут назад. И никого рядом с нею не было! Вор оставался невидим. Значит, дело тут не в невидимости. Значит, вор спрятался глубже, чем мы предполагаем.
– И как же твой ключ поможет нам его увидеть? – поинтересовалась Уна, и Демьен многозначительно покачал пальцем.
– Я потому и позвал вас, – ответил он. – На всякий случай… я не знаю, с чем мне придется столкнуться, а тайну такого уровня можно доверить лишь тем, в ком уверен. Этот ключ, – он еще раз продемонстрировал свое сокровище Дереку и Уне, поднеся его близко к их лицам, словно хотел, чтобы они запомнили каждую замысловатую завитушку на его черной, выкованной искусным мастером головке, – открывает не просто двери. Он открывает двери… к самой сути вещей. И обратного хода нет.
– Это как? – удивилась Уна.
– Пройдя сейчас со мной через проход, открытый этим ключом, вы навсегда останетесь Всевидящими, – ответил Демьен. – Вы будете видеть то, чего не видят другие. Ветер, например. Мороз. Дождь. Все чувствуют Мороз, но никто не знает, как он выглядит. Вы – будете.
– О, как это интересно! – произнесла, потрясенная, Уна. – Это как мое зеркальце!
– Почти, – согласился Демьен, чуть кивнув головой. – Только твое зеркальце может еще и предсказывать, а Всеключ может просто открыть глаза на происходящее. Когда мне сказали, что вора поймать не удается, я сразу задумался о его природе. Быть может, Время само убегает от нас? По своей воле? И его стоило бы уговорить не делать этого? Ну, готовы?
Дерек и Уна кивнули, и Демьен аккуратно вставил черный ключ в замочную скважину. Хранитель зря презрительно морщил нос – королевский ключ подошел к дверям в часовой башне, замок отперся с первым же поворотом ключа, и дверь, чуть скрипнув, отворилась.
…Это была самая странная комната из всех, что существуют на свете. Уна, Дерек, Демьен – они просто замерли на пороге, изумленные, ослепленные и ошеломленные увиденным.
Часовой механизм?!
Будуар красивой дамы, модницы?!
Склеп?!
Предгрозовой тревожный свет больно резанул их глаза, привыкшие к мягкому полумраку. Все вокруг было залито им, и все предметы – даже самые простые и знакомые, – казались зловещими и страшными, словно кусочки ужасного, пугающего сна. Часы работали и здесь; их мерное тиканье напоминало нудный стук капель, долбящих камень, от него начинало ломить в висках и хотелось зажать уши, чтобы этот отравленный звук не сливался с кровью и не заставлял сердце биться так же мертво и страшно.
По розовым стенам странной сумасшедшей комнаты, оббитым нежным шелком в меленький цветочек, карабкались вверх черные голые стебли умирающего плюща, похожего на уродливые глубокие трещины, прорезавшие каменную кладку. Его листья пестрым мягким ковром устилали пол, лежали на беленьких комодах с облупившимся лаком, под которым угадывался тлен, черное старое дерево и плесень. Неряшливыми пятнами коричневые листья были приклеены к розовому шелку, пристали к шестеренкам часов. Вьющиеся стебли пытались связать, остановить и сами Часы, втискиваясь меж острых зубцов, наматываясь на оси шестеренок, забивая механизм красными и коричневыми, уже высохшими листьями. Но Часы боролись, не сдавались, безжалостно перемалывая плющ в труху, и неряшливые мусорные чешуйки разлетались повсюду.
– Неудивительно, что Часы стали ошибаться! – произнесла Уна, расширенными от удивления глазами глядя на расставленные меж шестернями креслица и столики с чашками, наполненными недопитым чаем, заставленные тарелочками с надкусанными и засохшими пирожными. – Это кто ж так постарался?
Но Демьен чуть качнул головой – нет, нет, не это причина! – и компания несмело прошла вглубь комнаты, стараясь ничего не задеть и не повредить.
У огромного, круглого, как циферблат, просмотрового окна, у комода с установленным на нем зеркалом сидела на нарядном пуфике, обтянутом роскошным бордово-золотым гобеленом, некая особа – рыжая, как леса-огневка. Из полуоткрытых ящичков торчали нехитрые украшения – птичьи разноцветные перья, свисали длинные нитки жемчужных бус, в которых расколовшиеся и потерявшиеся жемчужины были заменены неуместно яркими красными ягодами. Из-за тиканья огромных часов она не услышала голосов вошедших – а может, услышала, да только ей было все равно. Она была слишком занята собой и своим хорошеньким личиком, которое рассматривала в блестящем овальном зеркале.
Ее кипенно-белое платье было воздушным и прекрасным, как плывущие по небу облака, но подол пышной, как взбитые сливки, юбки почему-то испачкан грязью и облеплен приставучими сухими колючими репьями. Вместо браслетов, прокалывая тонкую, нежную ткань воздушных батистовых рукавов и оставляя в них неряшливые дыры, на руках неизвестной болтались плети черного, засохшего терновника, и точно такой же терновник, словно колье, спускался на грудь странной девицы, цепляя платье и портя его.
На голове рыжей чаровницы, чьи огненные кудри по цвету могли соперничать только с красными листьями клена или алыми – плюща, лежал венок… да нет же, корона! Видимо, девица сама сплела ее из пестрых осенних кленовых листьев, гроздьев спелой рябины, горящей огнем меж пучками зеленых сочных листьев, и черных голых веток, годных лишь на то, чтобы по ним скакали маленькие голодные птички с желтыми грудками.
И так, и так вертясь перед зеркалом, поправляя тяжелый венок на голове, прелестница то добавляла в венок цветы иссохшего чертополоха, то вплетала в рыжие кудри яркие мелкие бессмертники. Карминово-красные губы она то и дело подкрашивала горькой ягодкой рябины, и, оглядев себя в зеркало, оставалась очень довольна увиденным.
– Госпожа Осень, – неприятным, елейным голосом произнес Демьен, заложив руки за спину и покачиваясь на носках, словно строгий учитель, рассматривающий нерадивого проказника-ученика. – Надо же, кто, оказывается, проказничает в моей столице… Чем обязаны вашему пристальному вниманию? Очень рады, что вы нас посетили, но поясните причину, по которой вы не хотите покидать наше гостеприимное государство?
Волшебный ключ преобразил и его; казалось бы, что ничто в его внешности не изменилось, черты лица остались все теми же, но над головой его, полыхая лепестками танцующего пламени, теперь горела корона. Ее невозможно было ни снять, ни спрятать. Она просто была, отражая сущность Демьена, и плащ на его плечах, изнутри подбитый мехом, странно напоминал сложенные за спиной алые крылья, покрытые красивой плотной чешуей.
От звука его голоса, с нескрываемой ехидцей произнесшего ее имя, Осень вскрикнула и обернулась, едва не уронив свое зеркало.
– Ты… видишь меня?! – изумленно произнесла она, рассматривая Демьена так, словно за бесконечную череду своих рождений она не видела ничего удивительнее.
Демьен чуть склонил голову с пылающей на его черных волосах короной.
– Так и ты видишь меня, – ответил он, щуря серые глаза.
По алым пухлым губам Осени скользнула неприятная, колкая и почти безумная улыбка, ее темные, как октябрьский ливень, глаза вспыхнули ярким, почти фанатичным огнем.
– Кто же может не увидеть Короля Драконов! – почти пропела она сладким, как последний мед, голосом, поднимаясь со своего удобного сидения. – Он так хорош, так красив и молод, так грозен и так умен! И у него такая отчаянная, такая опасная свита!
Осень громко расхохоталась, издеваясь, и Демьен чуть покраснел от злости, на щеках его заиграли желваки, но он сдержался, смолчал, не произнес обидных и бранных слов.
– Нет, правда, – продолжала Осень, никем не останавливаемая. Она неспешно поднялась, откинула длинный шлейф и танцующей походкой направилась к замершему Демьену. – Ты очень умен, молодой Король. Надо же… Все эти убеленные сединами маги, все эти грозные стражи, вглядывающиеся в пустоту в надежде разглядеть недруга – все они думали, что зло творить может только человек из плоти и крови, и никто из них, умудренных опытом, даже не подумал о том, что вашим общим врагом может быть кто-то из… Вечных.
Это слово Осень выдохнула Демьену прямо на ухо, прижавшись к Королю, положив голову ему на плечо, и свою руку – ему на сердце. Она прильнула к нему, как приникает плющ к кирпичной кладке стен, обвила его шею руками, так опасно, так жадно, словно хотела очаровать его своей странной, умирающей красотой, растворить его сознание, заглядывая в его светлые глаза своими, темными и дождливыми, заворожить шепотом падающих капель и удушить в своих объятьях.
И он почти поддался на ее странные чары, если б не Уна. Ее яркое пламя вспыхнуло на ладони у девушки, она высоко подняла его, замахиваясь на прильнувшую к оцепеневшему Демьену Осень, ита отпрянула от молодого короля с шипением дикой разъяренной кошки, отбежала прочь, волоча по шуршащим листьям длинный испачканный шлейф.
– Отойди-ка прочь, сумасшедшая, – процедила сквозь зубы Уна. – Таких кривляк мы видели предостаточно!
Безумная Осень перевела свой взгляд на Уну. По всему было понятно, что она не боится дочь огненного мага, но все же с неохотой разжала руки, выпуская из своих объятий молодого Короля, чуть слышно посмеиваясь и отступая от Демьена.
– Дочь огненного мага! – задумчиво протянула Осень, делая вид, что припоминает что-то. – Я помню, как умер твой отец. Земля на его могиле была так тяжела и мокра от дождя…
– Какая же ты сволочь! – выкрикнула яростно Уна, и Дерек едва успел удержать ее, иначе она накинулась бы с кулаками на Осень. – Тебе что, так нравится мучить людей?!
– Конечно, нравится, – вкрадчивым голосом, полным удовлетворения и злобной радости, ответила Осень. – Конечно, дитя мое! А как это может мне не нравиться?!Ведь осень – это пора умирания, когда радость гаснет и увядает. Тлен, разложение… запах прелых листьев, вода и вода, льющаяся со скорбных небес, черные и коричневые краски… Ты слышишь, как плачет ветер? Он лишился всех своих друзей – листьев, – и теперь не с кем шептаться по ночам в кронах… Птицы улетели; вода стала темна и мертва…
– Ты сумасшедшая! – яростно выкрикнула Уна, стараясь вывернуться из крепко удерживающих ее рук Дерека.
Осень лишь равнодушно пожала плечами.
– И за этим ты все это затеяла? – насмешливо подал голос Демьен, нарочно делая вид, что не замечает ярости Уны и дразнящей ее Осени. – Чтобы вечно царить?
Осень перевела на него презрительный взгляд и фыркнула, презрительно и грубо.
– Пожалуй, – произнесла она насмешливо, – я поспешила, назвав тебя умным. Ты такой же глупый, как и все, милый мальчик, – совершенно неуважительно сладеньким голоском пропела она игнорируя королевскую корону Демьена. – Чтобы всего лишь увидеть Вечных, ты использовал запретную магию. А чтобы Вечные могли прикоснуться к миру живых, чтобы что-то изменить в ходе человеческих жизней – такой магии не существует, нет!
Демьен чуть улыбнулся; его светлые глаза чуть сощурились.
– Так есть кто-то, – произнес он, – кому ты прислуживаешь?
Он нарочно произнес это слово как можно пренебрежительнее, вкладывая в него всю свою королевскую брезгливость, и Осень вспыхнула чахоточным ярким румянцем.
– Мы заключили договор! – выкрикнула она резко. – Украсть время она может, но этого мало! Чтобы его остановить, я должна победить Короля Зимы! Я нужна ей, я не прислуживаю!
– Нужна ей, – насмешливо протянул Демьен, посмеиваясь. Осень зло топнула босой ножкой, холодная вода из неглубокой холодной лужи разлетелась каплями.
– Великая Пустота, – процедила Осень высокомерно, – могла выбрать в союзники кого угодно. Могла взять самого Короля Зимы…
– Но он отказался, – весело ответил Демьен, блестя озорными глазами; глядя на его обворожительную улыбку, Уна вдруг поняла, что Король теперь сам дразнит Осень, нарочно играя на чувствительных струнах ее души, а она – не особо умная, скорее даже медленно соображающая тугодумка, – очень легко поддается на его нехитрую уловку. – Поэтому она его и велела убить. Отомстить.
– Могла позвать Весну, – оскалившись, зло прошипела Осень, и Демьен презрительно поморщился.
– Чтобы люди, навечно застрявшие в весне, влюблялись и ожидали чуда?
– Лето! – выкрикнула Осень, но Демьен отверг и эту возможность, чуть качнув головой.
– Нежный зной; тенистый полдень; звездопад но ночам над загадочно шелестящими кронами деревьев. Рассказанные сказки под сенью ночных садов. Спеющие яблоки и вечное изобилие… Нет, Осень. Ты одна ущербна и страшна. Великой Пустоте нужны твои умирание и тлен, чтобы заставить людей страдать.
– Да! – яростно выкрикнула Осень, яростно сжимая кулачки. – Да, ей нужна моя смерть! Моя черная печаль, серая тоска! Люди, эти маленькие букашки перед лицом Вечности, должны страдать! Вечна осень; вечное уныние. Солнца нет; голод и холод. И смерть не приходит. Они будут страдать вечно!
– За что же такое суровое наказание? – деланно удивился Демьен. – Только тот, кто сам пережил нечто подобное, может желать такого зла людям.
– Она пережила, – торжествуя, ответила Осень. – Люди каждый, по капле, дарили ей страшную вечность, и никто не хотел помочь! Никто!
Демьен равнодушно пожал плечами.
– Но люди тут не причем, – ответил он. – Ее запер и поил временем собственный отец.
– А люди продавали ему свое время! – зло шипела Осень. Глаза ее стали злыми и почти черными.
– Значит, вот кто вырастает из ребенка, – подала голос Уна, – из умирающей девочки, напоенной чужим временем. Вот за существо создал убитый горем Часовщик – Великую Пустоту. Ты молодец, Демьен. Заставил ее все выболтать.
Осень громко расхохоталась, так, что затряслись листья в ее венке.
– Заставил выболтать!? – произнесла она насмешливо, отсмеявшись. – Да я сама рассказала бы, если б вы спросили!
– Вот так запросто? – невинно произнес Демьен. – Ты мне вот так запросто выложила б имя моего врага? И все ваши планы?
– А что ты можешь сделать, великий Король Драконов? – шепнула Осень, снова обернувшись к Демьену. – Что. Ты. Можешь. Сделать? Вынь свой меч, – ее тонкие, алебастрово-белые пальцы легли на его ладонь, принудив ее сжаться вокруг рукояти оружия. Рука кроля потянула меч из ножен, и он зашелестел недобро, как полагается металлу говорить с ножнами. – Пронзи мою грудь здесь и сейчас! И ты увидишь, – Осень засмеялась коротким смешком, направляя острие меча себе в сердце. – Ты увидишь, что ничего сделать не можешь.
Металл в коварном выпаде прошел насквозь, и Осень рассмеялась, глядя в светлые злые глаза Демьена.
– Я бессмертна, мальчик мой, – шепнула она, сжав пальцы на его мече и вытягивая его из своего тела. – Ты не можешь убить меня.
– Но Пустота, – заметил Дерек, молчащий до сих пор, – не одна из Вечных. Таковой ее сделали люди. Значит, и способ убить ее существует.
Осень с криком кинулась на Дерека, протягивая к нему свои руки с жутко скрюченными пальцами, но он увернулся, отступил, брезгливо запахнулся в свой светлый плащ, и безумная грязная Осень не коснулась его.
– Ты! – визжала она, трясясь от злобы, сжимая бессильно кулачки. – Зимний ублюдок!
– Я законнорождённый, – холодно прервал ее визг Дерек, брезгливо поморщившись.
Уна рассмеялась злым смехом, глядя, как затравленно озирается Осень на лица окружающих ее врагов.
– У меня тоже есть способ выкурить тебя отсюда, – произнесла она недобро, разжигая на ладони лепесток пламени. Осень затряслась от злобы, глядя на пляшущий на ладони девушки зеленый лепесток. – Смотри, как быстро стираются воспоминания о тебе!
Зеленое пламя, весело треща, перекинулось на мертвый плющ, на облупленную мебель, пожрало вмиг розовые обои, и башня вмиг стала такой, какой ей и полагалось быть – пустой и чистой. Осень испустила горестный вопль, глядя, как горят ее листья и столик с недоеденным пирожным. Босыми ногами скакала она по зеленым, как вешняя трава, лепесткам пламени, но они упорно карабкались вверх, начисто вылизывая от осеннего тлена стены, потолок, рассыпая черными чешуйками нежного тонкого пепла все богатства безумной Осени. И скоро ничего не осталось; лишь часовой механизм, поблескивая медными колесам, работал четко и громко.
И в этой идеальной чистоте вдруг, откуда не возьмись, появилась темная тонкая фигурка, испуганно скрючившаяся у зубчатых шестеренок. Свет, падающий в панорамное круглое окно, осветил тонкие ножки, обутые в щеголеватые башмаки и обтянутые щеголеватыми чулками с разноцветными стрелками. Камзол на неизвестном был пошит из зеленого богатого бархата, как и узкие бриджи, и сзади он был похож на не очень длинное, пышно насборенное платье, а спереди украшен золотыми блестящими пуговицами.
Зеленые лепестки пламени танцевали вокруг неизвестного, облизывая его щеголеватые башмаки, и тот запрыгал, топоча пятками, стараясь придавить магическое пламя.
– Ворует время прямо у нас из-под носа! – изумленный нахальством вора, произнес Демьен, разглядывая тощенького человечка, разодетого в пух и прах.
Дерек ничего не сказал: однако, в его руке блеснул меч с золотой рукоятью, и Осень прокричала тысячами птичьих тревожных голосов:
– Беги-и-и-и!
У Похитителя Времени была на удивление обычное, ничем не примечательное лицо. И это было странно.
Одетый в королевский бархат, с кружевами, пышной пеной взбитыми на груди, на манжетах, вокруг тоненьких запястий, торчащих из рукавов щегольского камзола, с щегольской шляпкой на прилизанных волосенках, Похититель лицом был на удивление блеклым и бесцветным, словно застиранный лоскут ситцевого старого платья. Невнятного цвета испуганные глаза, короткие рыжеватые ресницы, мелкие брызги веснушек. Такое лицо можно увидеть в любой подворотне, заметить среди лиц мальчишек, играющих в свои немудреные игры с камешками и медными пуговицами.
И тем более странно, что Осень говорила о Похитителе Времени как о женщине. «Она» – так говорила Осень, а опешивший от нахальства вора Демьен ясно видел перед собой испуганное неумытое мальчишеское лицо.
Тараща на Короля блеклые глаза, Похититель словно не слышал протяжного крика Осени, которую три круга танцующего магического зеленого пламени заперли, отрезали от всего мира. Цепкими тонкими пальчиками, такими отвратительно – подвижными, как лапки паука, словно составленными из деревянных, хорошо отполированных и идеально подогнанных друг к другу члеников, он стискивал бархатный зеленый мешочек с вышитыми на нем золотыми вензелями, доверху чем-то набитый, такой тугой, что завязки еле могли его стянуть, и не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, чем наполнен это мешок.
– Ах ты, мерзавец! – взревел Демьен, позабыв тотчас об избранной им тактике и становясь прежним Демьеном, горячим и несдержанным. – Да я тебя сейчас!..
От его крика Похититель напугался еще больше, завизжал совершенно по-девчачьи, даже присев со страху, и не зря: рыча от злобы, Демьен налетел на Похитителя, пронзив его насквозь своим мечом, вспоров кружевной галстук на груди и красивый новый бархат на спине, которую меч пробил, пройдя насквозь через тонкое тельце.
Казалось, в этот момент Время совсем встало, онемевшее, замершее от ожидания, когда же тонкое лезвие королевского меча выскользнет из пронзенного сердца и его враг, его обидчик падет. Но этого не произошло; нанеся этот страшный, коварный, быстрый, как бросок змеи укол Король отпрянул от Похитителя, а тот все равно остался стоять на ногах, потрясенный, разглядывая порезанную на груди одежду и по-прежнему сжимая свой драгоценный мешок.
– Ты испортил мой галстук! – взвизгнул Похититель истерично, разглядывая расползающиеся кружева. – Ты! Испортил! Мой!..
В его рыжеватых глазах стояли одновременно такой горький укор и такая злость, что Демьен тотчас понял, каким образом эти двое – Похититель и Осень, – спелись. Оба они были безумны.
– Э-э, нет, так его не возьмешь, – процедил сквозь зубы Дерек, и его Золотая Кочерга – тонкий клинок с золотым эфесом, – сверкнула в ночном свете белым пламенем. – Попробуем иначе!
От первого выпада Белого Принца Похититель увернулся так ловко, словно позвоночника в его тощеньком тельце совсем не было, и оно могло вихляться, гнуться и выворачиваться в любую сторону под абсолютно любыми углами.
– Ага, боишься, – прорычал Дерек грозно, размахивая Кочергой. – Магического оружия ты боишься, нечисть?
Похититель не ответил; крепко зажав заветный мешочек в кулачке, он выхватил шпагу, и ее клинок скрестился с королевским, высекая искры.
Фехтовал Похититель тоже преотлично; словно дразня Дерека, размахивая бархатным мешочком у Принца перед лицом, он не уступал, и даже превосходил того в ловкости, и Демьен здорово пожалел, что свой волшебный меч он оставил дома, а значит, и помочь Дереку не может – ну, разве что отвлечь немного Похитителя?
Но и в два клинка Король и Принц не могла совладать с Похитителем; казалось, его даже смешат попытки Дерека и Демьена ранить его, он похихикивал, его блеклое лиц залилось румянцем, губы раскраснелись, глаза заблестели от радости, и он даже показал Демьену язык, скорчив дерзкую отвратительную рожицу.
– Ах ты, Сатана… – прорычал Демьен зло, чуть шевельнув плечами. Неизвестно, что она надумал, да только Уна, все еще удерживающая Осень за стеной зеленого магического пламени, заметила, как над головой Демьена ярче вспыхнула огненная корона, и плащ его распахивается, все больше походя на драконьи крылья.
– Нет, Демьен, ради бога, нет! – закричала Уна. – Ты спалишь нас всех!
Этот крик больно резанул уши, Демьен обернулся на него и Похититель тоже дрогнул, осознав, какая беда грозит ему – и в этот момент коварный клинок Дерека пронзил в великолепнейшем выпаде тощее тельце Похитителя. Золотая Кочерга прошла насквозь, пронзив бок Похитителя, проделав рваную дыру в его щегольском костюме, и тот завизжал и яростно затопал ногами, не умея терпеть боли. Тонкие паучьи пальчики больше не шевелись противно и возбужденно, словно перебирая мелкие сокровища, они зажимали дыру на роскошном зеленом бархате, а меж ними сочилось сверкающее бриллиантовой крошкой похищенное Время.
– Что ты наделал, болван! – заверещал Похититель, стараясь собрать рассыпающиеся драгоценные крупинки и затолкать их обратно, в прореху в зеленой ткани. – Что ты натворил?!
– Вот где все похищенное, – недобро процедил Дерек, поднимая свою Кочергу. – А если я сниму с тебя твою нарядную зеленую шкурку?!
Похититель не успел ответить, как и Дерек не успел напасть; целая стая летучих мышей, испуганная чем-то, с противным писком и скрежетом налетела на них, ослепляя мельтешением черных крыльев, и Дерек замахал руками, отбиваясь от обезумевших животных, а Похититель, бросив позорно свое оружие, прижав к раненному боку свой драгоценный мешочек, рванул прочь.
Мечущиеся в панике мыши налетели на него, ослепляя, путаясь в ногах, и Похититель со всего разгону шлепнулся на живот, растянувшись во весь рост. От удара об пол что-то оглушительно звякнуло, как дорогой фарфоровый сервиз, бьющийся вдребезги. Дыра на костюме Похитителя еще больше разошлась, время посыпалось сильнее, обильнее, позванивая в воздухе украденными минутами, и Похититель разве что не зарыдал, слушая, как утекает меж пальцев его сокровище. Однако, собирать потерянное он не стал; вместо того он бодро подскочил на свои тонкие ножки и прыгнул прямо на лестницу, ведущую вниз с башни. Его щегольские туфли на высоких каблуках затопотали по скрипучим ступеням мелкой дробью, и почти никто не услышал, как захрустели фарфоровые черепки, дробясь под чьей-то ногой, и негромкий голос произнес «первая»…
– Держи его!
Голос выкрикнувшего это потонул в вое вьюги; рассыпавшееся время сверкающими осколками встроилось обратно, и внезапно настала зима – с ее нестерпимым морозом, с вьюгой, заносящей все кругом снегом, с ледяным дыханием, вмиг украсившим тонкими причудливыми узорами просмотровое круглое окно.
Осень, запертая в кругах пламени, вдруг потускнела, съежилась и пропала, выстуженная властным дыханием Зимы, и Дерек со стоном выронил меч, ожегший его пальцы ледяным холодом.
– Если бы ты, – прошептала Уна, – вспорол больше ее одежду, худо нам пришлось бы! Слава мышам, они спасли нас!
– Спасли, – согласился Дерек, потирая замерзшую ладонь. – А Демьен где?!
Он оглянулся, отыскивая брата взглядом, но Короля нигде не было; только звук его удаляющихся шагов был еле слышен на лестнице…
А у самой двери, поблескивая позолотой и красивой росписью, лежали осколки фарфоровой раздавленной маски…
